Когда Джон злится – он сжимает кулак. Не потому что так легче справиться с эмоциями, а для того, чтобы быстрее привести в его действие.
Он курит пачку сигарет в день и заедает запах не жвачкой как все, а лаймовым леденцом, чтобы на вопрос:
"Опять выделываешься?" – ответить:
"Я просто привык".
И Джон действительно привык. Привык решать конфликты кулаком в челюсть, курить, проводить время в компании доступных девушек и есть много сладкого, чтобы хоть немного заглушить эту горечь. Проще говоря, привык любым способом заявлять о себе. И пусть он не говорит этого вслух, каждый его выбор – это напоминание, мол, смотрите, я здесь, и я плевать хотел на ваши правила! Средства не так важны, главное результат. Ему льстит любое внимание, даже если оно насквозь фальшивое и грозит осуждением.
Единственное, где Джону не нужна самореклама – музыка. Любимое занятие, где совершить ошибку, на удивление, стыдно. Он убеждает не только других, но и себя самого в том, что в его таланте нет ничего особенного, играть может каждый.
Так было раньше.
Теперь, когда он уже осознаёт, что его способности – это пистолет, завернутый в грязное, пропитанное дымом покрывало, Джон делает только одно: берет его в руку и направляет в толпу. И всё бы ничего, однако, когда ему предлагают вместо старого покрывала блестящую кобуру, он снова делает выбор.
— Он мне отказал! Какая наглость! Хотя стоит отметить мальчик с зубками, мне такие нравятся. Но он мне отказал! Как он вообще посмел? О-о-о, мой лев! У меня аж руки трясутся, посмотри.
— Да, дядя, вижу, трясутся.
И сейчас, пока Джон докуривает очередную сигарету, над его головой уже горит красная лампочка.
— Ничего-ничего. Я все равно получу этот не ограненный алмаз. Арнольд Мантгомери никогда не сдается, слышишь, детка?
— Конечно, дядя: как и настоящий Ландграаб. Я помню.
— И он запомнит. Ещё как запомнит.
В чем-то Арнольд прав, и Джон действительно запомнит день их очередной встречи. Но пока он сжимает в руке гриф гитары и репетирует песню, которую сочинил просто так, потому что захотелось, потому что было время, потому что ему не нужна причина.