... Улица
На бесконечной улице ни звука.
Я спотыкаюсь, падая впотьмах,
и поднимаюсь, и топчу вслепую
сухие листья и немые камни,
и кто-то за спиной их топчет тоже:
замру – замрет и он, прибавлю шагу –
он тоже. Озираюсь – ни души.
Вокруг темно, и выхода не видно,
нет никого, и я кружу, кружу,
а закоулки вновь меня выводят
на улицу, где я крадусь за кем-то,
кто падает впотьмах и, поднимаясь,
глядит в меня и шепчет: "Ни души...."
Октавио Пас
Depeche Mode - Suffer Well
Он будто бы просыпается ото сна. Воспоминания снова накатывают неукротимой волной на его успокоившийся на какое-то время разум. Не о том черном часе, навсегда изменившем его жизнь, но о том, что следовало за ним отголосками...
Мерный звук падающих капель до поры до времени был тем единственным раздражителем, что всё ещё связывал его с этим миром. Бе-зум-ным ми-ром. Каждая капля словно отсчитывала те вечности, которые ему были отмерены кем-то в наказание. Одна вечность на одну каплю, счёт которым он потерял уже очень давно. Капля падала и разбивалась о бетонный пол, за ней другая, третья и другие последующие стремились исчезнуть в небытии, распавшись на мелкие части при столкновении с полом. Хотел бы и он стать такой каплей, да побыстрее исчезнуть, раствориться в пространстве. Проклятый слух хищника, слишком идеальный, не давал ему такой роскошной возможности.
Капля за каплей... Капля за каплей... Важна не сила ощущения. Важна его продолжительность. И пусть эти капли были маленькими и падали быстро, но всё это длилось слишком долго...
Если бы всё кончилось для него быстро, сразу – было бы намного проще. Но за то, что он натворил, не бывает легкой расплаты. Теперь ему остаётся всю эту вечность сходить с ума от осознания, что с ней стало. Что он с ней сделал... Тяжесть вины за содеянное держит крепче всяких цепей.
В аду не будет ни жнецовых песнопений, ни дьявольского смеха. Там будет лишь звук разбивающихся об пол капель и тишина, следующая за именем, которое он будет шептать. Как и было тогда. Как и будет теперь всегда с ним. Всегда...
Он снова называет её имя, снова почти беззвучно – лишь губы слегка подрагивают. Голоса больше нет – сорван. Сил больше нет – иссякли.
Тишина. Тишина.
Кап… кап...
Напоминанием, что он всё ещё в этом мире, на холодном грязном кафеле, а не где-то в аду, становится чей-то шоркающий шаг.
Пришедший весь состоит из звуков. Его одежда шуршит, скрипит обувь, а затем он сам будто бы замирает. Если хорошо прислушаться, можно заметить его глубокое размеренное дыхание. И сердцебиение, чуть быстрее нормального.
Что ему нужно?..
К ощущениям возвращаются и запахи. И очень зря. Его обоняние давно уже привыкло к затхлому, заплесневелому воздуху помещения, он даже смог старательно вытеснить из своего восприятия другой запах, вызывающий рвотные приступы. Запах смерти. К горлу снова начинает подкатывать...
А незнакомец... незнакомец пахнет травами. Старой нестираной одеждой. Потом. Человеком.
Что. Ему. Нужно?
Можно было бы открыть глаза и посмотреть на этого смельчака, но... Нет сил. И нет никакого смысла. Они иногда приходят – проверить, не сдох ли он вдруг. После третьего добровольца, которому не посчастливилось встретить здесь свою судьбу, они стали осмотрительнее. Подходили лишь тогда, когда он совсем падал без сил и даже если бы хотел – не смог бы ничего с ними сделать. Тогда-то они и перевязывали его раны, его разбитые в кровь руки. Видимо, чтобы пытка длилась как можно дольше... Чтобы страдал, как страдала она, чтобы...
Нет. Нельзя думать об этом. Ни о чём нельзя думать, тем более вспоминать. Лучше следить за своими чувствами и ощущениями. Иначе – безумие...
Рот наполняется слюной, на губах снова чувствуется тягучий тошнотворный привкус железа.
"Если хочешь жить, уходи отсюда..."
– ...Прочь, – еле слышно хрипит он. Это всё, на что ему сейчас хватает сил. Одежда незнакомца снова шелестит, но тот никуда не уходит.
– Я хочу помочь тебе, – произносит наконец пришедший. Голос совсем как у мальчишки. Не похож на тех, что приходили до него.
Усмехнулся бы, если мог. Помощь... Ему не нужна помощь. Во всяком случае точно не та, которую они ему предлагают. Жаль, что они не понимают более чем буквальные намеки. Или делают вид, что не понимают...
Есть и ещё кое-что, что отличает этого человека от других, которые сюда приходили. От него не исходит запах страха.
– Мне терять уже нечего, – словно прочитав мысли, невзначай отвечает тот, – Тебе – есть.
Неужели он знает про?..
– Тише, – шипя, понижает голос юноша в ответ на его мычание, – Они могут услышать.
Кто. Он. Такой?
– У меня кое-что есть для тебя, – снова произносит таинственный человек и вновь слышится шорох. Затем совсем близко раздаётся негромкий стук – будто что-то небольшое и стеклянное касается пола. Он приоткрывает глаза и мутный взгляд почти тут же фокусируется на какой-то склянке. Запах трав усиливается.
Ну надо же, неужели хоть кто-то из них выполнит его единственное желание и положит этому всему конец?
– Яд? – снова хрипит он, закрывая глаза.
– Лекарство, – почти тут же отвечает юноша.
Ещё бы. Снова пришли его лечить... Было бы у него больше сил...
– Убью, – вместо тысячи недоступных слов предупреждает он. Речь даётся с трудом, но ведь это только временно...
Незнакомец на это лишь вздыхает.
– Меня? О, Джеймс... Не получится. К сожалению...
Наивный безрассудный юнец... Следует отдать ему должное за такую храбрость, но она его не спасёт. Она никого из них не спасёт, если он решит отсюда выбраться. Если в этом будет хоть какой-то толк.
Джеймс пробует пошевелить пальцами. Движение выходит слабым.
Незнакомец дышит всё так же ровно, но его пульс слегка ускоряется.
– Я знаю, какая ярость переполняет тебя, – говорит юнец, – Чудовищная ситуация... Но злость не позволит тебе их одолеть, лишь помешает. Я... помогу приглушить твою боль.
Джеймс приоткрывает глаза, чтобы рассмотреть его. Сидит перед ним на коленях, близко, но... Не видно ничего, жнец побери, лицо скрывает капюшон...
– Я предлагаю тебе решение. Вместе мы отомстим. Я обещаю.
Только тогда незнакомец поднимается и шаркающий его шаг постепенно удаляется.
Кап... Кап... Он снова замечает звук падающих капель. Надо же, на какое-то время он будто бы не слышал их, да и сам перестал существовать...
Может быть, он ещё может сделать хоть что-то ради неё?.. Ради той последней кровинки, что у него осталась.
Шаги стихают вовсе, незнакомец растворяется где-то в темноте. Тишина. Пустота. Запах трав.
С тех пор их судьбы неразрывно связываются.
***
Saw Something - Dave Gahan
– Значит, Джеймс, – я подал ей кружку с мелиссовым чаем.
Глаза Мэй тут же стали округляться, но затем она дважды моргнула и коротко кивнула. Я случайно дотронулся до её пальцев – холодные, будто руки она долгое время держала в ледяной воде. Хотелось броситься их отогревать, но я решил, что чашка с горячим напитком сделает это быстрее и уместнее.
Она сделала маленький глоток, и на её припухшем лице наконец-таки проявилось более привычное выражение. Затем она закрыла глаза и так медленно выдохнула, будто до этого кто-то запрещал ей дышать вовсе.
– И на нём была кровь? – осторожно спросил я, поглядывая на неё краем глаза, – Где?
На этот раз она выглядела уже спокойнее, разве что пальцы её крепче обхватили кружку.
– На лице... Кажется, там у него был порез, не один... Руки... Одежда пропитана. Очень много крови...
Голос её едва уловимо подрагивал. Мои ладони непроизвольно сжались в кулаки. В это всё верилось с трудом. Джеймс... Не был таким. Во всяком случае, он успешно создавал образ человека, который просто не может попасть в какую-то грязную историю. Да, было в нём что-то подозрительное, однако я не сказал бы, что настолько. Но...
– Он тебе ничего не сделал?
– Нет... Ничего.
... Но откуда тогда была кровь? Всё от нескольких порезов?.. Я подумал, что, возможно, Мэй просто слишком впечатлилась из-за своей боязни крови, но а вдруг она просто что-то не договаривала?
– Точно? Даже не сказал ничего? Он тебя вообще видел?
– Мы с ним столкнулись, когда я... В общем, в дверях. И кое-что он мне всё-таки сказал.
– Так...
– Он сказал, чтобы я уходила.
– И... всё?
Вместо ответа она снова неспешно отпила из кружки.
– Как видишь, я пока жива и невредима. Пока что. Мне... Очень страшно, Хьюберт.
Я никогда не видел её такой... Я всегда считал её очень уверенной в себе, бесстрашной, и если теперь она так напугана... Если она и правда увидела то, что не должен был видеть никто, тогда она действительно была в опасности. Удивительно только, почему Джеймс так спокойно отпустил её... Ночь. Лаборатория. Кровь... Странные звенья, странная цепь. Кое-что ещё здесь было не так...
– Что ты там делала?
– Там?
– Да. В лаборатории. Ночью.
В следующий миг она опустила кружку, и я заметил, что руки её слегка подрагивали. Но это было ещё ничего... Когда я встретился с ней взглядом, я увидел, как расширились её зрачки, и словно весь этот ужас, что она чувствовала, был готов брызнуть из её глаз. Я рефлекторно протараторил "прости, пожалуйста", но она тут же быстро закачала головой.
– Ты меня выгонишь, если скажу.
– Ч-что? Мэй, я никогда...
– Это может иметь для тебя последствия...
– Я ни за что тебя не брошу.
Сказал, не успев подумать. Не сумев удержать за зубами настолько смелые слова. Мэй замерла на вздохе, словно окаменела. А затем у неё задрожали губы.
Я наконец решился взять её руки, точно мраморные, в свои. Она не сопротивлялась.
– Ты мне веришь? – попробовал отогреть её не только теплом ладоней, но и голосом.
Дрожь усиливалась. Я сам едва ли не начал дрожать.
– А не верь, я бы пришла? – выдыхая, сказала она.
А затем я уже прижимал её к себе, осторожно промакивая рубашкой её слёзы.
Теперь она рассказала мне обо всём – и о детстве, и о родителях, и о том, что узнала три года назад о своей семье. Я не перебивал.
– ... И я поняла, что зашла в тупик. Видишь ли... Такое найти про подобного человека сложно. И я решилась пойти поискать сама что-нибудь.
– Мэй... Ты очень смелая. Даже слишком.
– Да скажи как есть, – рассмеялась она, утирая ладонью слёзы, – Безбашенная и сумасшедшая.
– Ты самая разумная из всех сумасшедших, что я встречал.
– Другим просто не настолько везло.
Она отвела взгляд в пол и улыбка сошла с её губ.
– Он сдаст меня Макгроу.
– Может...
Мэй закрыла лицо руками. О, нет, неужели снова...
– А может и нет, – попробовал приободрить её, – Учитывая, что он ничего с тобой не сделал прям там...
– Ничего не знаю, Хьюберт, вот совсем...
Нужно было срочно перевести тему. Срочно.
– Ты хотя бы нашла то, что искала?
– Нет, я не успела... Только бегло осмотрела его кабинет.
– Очень жаль...
– Правда, кое-что я всё-таки нашла. Там в коридоре... Лежал блокнот.
– Блокнот?
– Да... Я даже не посмотрела, что в нём...
Я предложил его пролистать. Мэй осторожно достала записную книжку из сумочки, и, стоило мне её увидеть, как по спине пробежал холодок – где-то я уже видел эту обложку...
– Большинство страниц вырвано, – вздохнула Мэй.
– Подожди-подожди, кажется, тут что-то было...
И мне не показалось. На уцелевшем клочке бумаги было кое-что выведено аккуратным почерком.
– "Три, два, семь, один..." – прочитала Мэй, – "упомянул Ш."... Что за бессмыслица?
– Дай посмотреть... – я сощурил глаза, но увидел там только то, что озвучила Мэй, – И правда, странно... Может, дальше ещё что-то есть?
– Похоже, нет... Только какие-то имена, телефоны, но... Может быть, если этот Ш. – это человек, то тут есть и его номер?
– Мэй... – я вздохнул, – Мы даже не знаем, чей это блокнот. Есть ли смысл искать...
– Ты хочешь сказать, что я зря туда потащилась? – сникла Мэй, – Я и сама это знаю, я...
Голос её задрожал. В голову пришла странная мысль, но... Не давая себе шанса передумать, я тут же поцеловал её.
Мэй замерла, и я тоже, не зная, как быть дальше... И тогда её губы неожиданно накрыли мои.
Казалось, что это просто сон. Просто сказочный нереальный сон. Девушка, которую я безумно любил и ради которой был готов свернуть горы, сидела посреди моей кровати, в моей рубашке, плакала и была так опасно близко, что я был готов вот-вот послать всё к Жнецу и отдать ей всего себя без остатка. Губы, такие мягкие, такие нежные, по которым я так скучал и которые так долго желал. Разве для счастья нужно что-то большее? Наконец-таки все мои мечты начинали сбываться, после всего, что мне пришлось пережить, после...
Я уже подался ей на встречу, но в последний момент я услышал противный женский смех. Я резко обернулся, ожидая увидеть кого угодно, но... Никого не было.
И ведь я знал эту женщину. Как её забыть...
– Что такое? – Мэй дышала разгорячённо, сбивчиво.
Только тогда я понял, что этот смех был всего навсего в голове. Жнец бы её побрал, она портила мне жизнь даже из другого города...
Не дождавшись ответа, Мэй снова потянулась ко мне, но я сжал её руки и отвёл в сторону.
– Нет, – выдавил из себя через силу.
– Нет?
– Нет.
– Но.. почему?
Ещё немного, и я бы снова мог потерять голову... Я знал, что поступаю неправильно, как последний дурак, но... Воспользоваться её состоянием? Воспользоваться ею, только потому что она на адреналине, когда я ещё не разобрался с нерешёнными проблемами между нами?
Страшно хотелось скрыться куда-то, исчезнуть... Но ведь от себя бежать некуда.
– Спокойной ночи, Мэй.
Она хотела сказать ещё что-то, но я не дал ей никакого шанса. И себе тоже.
Если бы всё случилось тогда, она ни за что бы меня не простила. И я надеялся, что хотя бы в глубине души она тоже понимала это.
***
На этот раз вместо волн давних воспоминаний приходит лишь рокот от них. Щелчок (двери ли?), громкое спешное шорканье, учащенное дыхание...
– Так не сработает. Положи пистолет.
– С какой стати? Не подходи...
– Мы договаривались не на это, Джеймс. Я повторяю, положи пистолет на место.
– Ты ведь тоже один из них. Верить тебе? Кто ты? Я не видел твоего лица, я не знаю твоего имени. Какого жнеца я должен тебя слушать?
– Должен-должен... Я ведь ничего не приказываю тебе. Просто советую.
– Я тебе тоже посоветую – держись подальше.
– Разве ты не хочешь помочь ей? Не мечтаешь об этом?
– У меня есть ещё одна мечта. Всадить тебе пулю в грудь. Говоришь, не смогу убить?
– Джеймс...
– Думаешь, знаешь обо мне всё? Что, наконец-то стало страшно?
– Нет, просто под дулом пистолета всё равно как-то... неуютно. Я ведь всё буду чувствовать. И... Ты кабинет забрызгаешь.
– Последнее предупреждение.
– Джеймс, положи...
Выстрел.
– ТВОЮ! М-ма-ать!..
...
– Больно?
– Нет... Джеймс... Щ-щекотно...Кх...
– Обезболивающее тут есть?
– Там, на третьей полке... Спаси..бо.
...
– Придётся... мыть всё... здесь...
– Терпеть не могу огнестрельное.
– Тоже... Однако... стреляешь метко. Жнец...
– На твоё счастье, всё-таки не себе в голову. Лежи. Отдыхай.
– Только... не забудь положить... всё на место. Прошу...
***
– ... Документы не на своём месте, – Макгроу сощуривает глаза и складывает руки в замок перед собой, – И это меня очень, – он выделяет слово интонацией, – смущает, дорогой Джеймс.
Джеймс встречается с ним взглядом, но снова выдаёт не ту эмоцию, которую от него ждут.
– Вы сами вчера проводили ревизию, – ровно отвечает, на лице его каменное спокойствие, – Вот всё и не на месте.
Макгроу поднимает лежащую ближе всех кипу бумаг, перелистывает их до середины, кладёт стопку обратно на стол. А затем медленно подходит к Джеймсу. Близко.
– За кого ты меня принимаешь? Я хорошо помню, где у меня что-либо находится. Памятью не страдаю.
Смотрит на него пристально.
– Кажется, исчезло пару отчётов за месяц... Может, их и не было никогда и они мне привиделись? Что скажешь?
Затем переводит взгляд на его щеку. Кивает.
– Где ты был ночью? Этого вчера ещё не было.
Джеймс смотрит прямо, через него. Смотрит долго, упорно мимо, будто бы находится вовсе не здесь.
– Молчишь, – голос Майкла становится ниже, – Молчишь, значит...
Когда он начинает медленно покачивать головой в такт своим словам, Джеймс не издаёт ни звука. Когда Макгроу снова подходит к своему столу и начинает тарабанить пальцами по столу, Джеймс продолжает смотреть прямо перед собой, устремляя взгляд куда-то в иное пространство и время. Когда Макгроу грубо хватает стопку бумаг и начинает сжимать в пальцах, Джеймс не дожидается момента, когда это всё полетит в него.
– Порезался, – отвечает Джеймс.
– Что?.. – Макгроу тут же опускает бумаги чуть ниже, так и не завершив задуманное действие.
– Порезался, когда брился, – буднично продолжает блондин и поправляет безымянным пальцем очки. Макгроу недовольно сводит брови, глядя на этот жест, но реакции не следует. Видимо, что-то привиделось.
– Интересная техника бритья, – наконец усмехается он, – Лезвия острые, но всё мимо. Может, научить тебя делать это нормально?
И снова смотрит на Джеймса. Вот только тот продолжает глядеть куда угодно, но не на Макгроу.
– Я тебе ещё и кое-что напомню, – он тут же меняет тон, – Напомню, кто закрывает глаза на твоё враньё, кто дал тебе эту прекрасную чертовую работу, кто отмазал тебя перед Штраудом. Или твоя память сама чудесным образом встанет на место?
– Вы правда желаете знать, где я был? – Джеймс оживает будто по щелчку.
– Уж соизволь рассказать, мать твою! – Макгроу выдыхает больше воздуха.
– Никакой тайны. Я был здесь, на этой прекрасной чертовой работе, ровно в два. Как вы и просили. Другое вас, как я думаю, не должно особо интересовать.
– И ты никого здесь не видел?..
– А должен был?
Взгляд Джеймса становится другим. Они будто бы поменялись местами, и теперь уже он смотрит на Макгроу прямо и с вызовом, а Майкл... Майкл отводит взгляд.
– Нет, но... – говорит он уже тише, – Тогда я не понимаю...
Он неспешно возвращается за свой стол. Тянется к сигаретам, но едва взяв пачку, кладёт её на место. Позже... Вместо этого он снова поднимает документы и принимается их сосредоточенно перелистывать.
– Господин Макгроу, – окликает его Джеймс, и Майкл отрывается от бумаг. Отодвигает их от себя, откидывается на стул и складывает руки перед собой. Смотрит на стоящего посреди кабинета Джеймса так, будто всего этого разговора не было, и Джеймс сам зачем-то пришёл к нему без стука.
– Что? – его голос звучит слегка раздражённо.
– Вы хотите знать, где сейчас эти документы? – Джеймс говорит чуть более доброжелательно, но голос его всё равно звучит слишком безэмоционально. Настолько, что ему с трудом бы доверили даже рекламу ритуальных услуг.
– Ты, ламья мать, издеваешься? – снова начинает вскипать Макгроу, но...
– Вы мне сами их вчера передали. Кое-что уточнить. Вот они.
...Возразить ему больше нечего. Джеймс молча протягивает ему бумаги и Майкл тащит их на себя чуть сильнее, чем нужно.
– Теперь блокнот свой достанешь, да? – слышит Джеймс, разворачиваясь к выходу.
– О чём вы?
– Ну что, – Макгроу громко дышит, – даже не будешь записывать свои числа, как ты обычно это делаешь? Или ты уже дошёл до числа Бельфегора
* простое число - 1000000000000066600000000000001
?
– Числа?.. О, – уголки губ Джеймса ползут вверх, – числа. Буду тренировать память.
Листы бумаги снова нервно шелестят, и кажется, что всё это наконец-таки полетит в Джеймса, но...
Ничего не происходит.
***
Он снова оказывается посреди моря воспоминаний. Теперь его накрывают ощущения. И голос. Слышится недовольный голос.
– У тебя руки трясутся.
– Знаю.
– Первое дело? Как всё прошло?
Дело... Прошло. Просто прошло. Джеймс не знал, как передать словами то, что там происходило. Тот человек, которого ему заказали, не закричал ни разу. Он даже когда последний раз плюхнулся в лужу – молчал. Сопротивлялся, конечно, но делал это не хоть бы как, а вполне умело и смело. Может быть, всё ещё видел какую-то спасительную неуверенность в глазах Джеймса... Во всяком случае, сам Джеймс изо всех сил пытался убедить себя в том, что не трогает невинного, пусть это едва получалось. Когда вранье самому себе становилось слишком неубедительным, он вспоминал о том, что делает это ради своих близких. Ради своей последней.
– Грязно, – поморщившись, отвечает Джеймс. Он пытается унять дрожь в руках, но ему всё ещё мерещится, что они облеплены сгустками крови, словно комьями земли. Кровью не этого человека. Её кровью.
– Ты перестал принимать препарат, – задумчиво бормочет собеседник.
– От него руки трясутся сильнее.
– Джеймс-Джеймс, – вздыхает тот, – Я вроде говорил тебе, что пить его нужно осторожно. Если будешь самостоятельно завышать себе дозы – скорее всего быстро заработаешь зависимость. Понимаешь?
– Что там в составе этого твоего... зелья?
– Зелье, н-да... Ты не чувствуешь?
– Я не разбираюсь особо в травах.
– Да обычный там состав, – пожимает он плечами, – Бузина. Крапива. Ромашка. Помидор. Ежевика. Петрушка. И... Волчий корень.
– Волчий корень? Ты добавил туда волчий корень?
– Что тебя удивляет?
– Да так... ничего особенного. Не знал, что смертные... то есть, что кто-то из не таких, как мы, знает об этом растении.
– Я много чего знаю. Слишком много. К сожалению...
***
На третий день я всё же стал успокаиваться. Мэй пока оставалась у меня дома, ибо так и не смогла дозвониться до своих близких, а возвращаться к себе ей было страшно. Я не был против – все её страхи вполне могли воплотиться в реальность, а со мной, как она говорила, ей было почему-то спокойнее. Правда, после того поцелуя мы и не говорили толком, лишь перебросились парой слов о каких-то пустяках. Отчасти так вышло из-за той неловкости, что мы теперь друг перед другом испытывали, отчасти из-за того, что я намеренно задерживался на работе подольше. Не потому, что я такой трудоголик, нет. Я боялся лишний раз смущать Мэй, а ещё хотел по возможности понаблюдать за Джеймсом.
Однако за все эти три дня я так ни разу и не увидел его. Джеймс всегда любил появляться неожиданно и только тогда, когда ему самому это было нужно. А искать его намеренно... Разве это кому-то приходило когда-нибудь в голову? Я даже пробовал чаще ходить мимо его кабинета, но так ни разу и не столкнулся с ним. Заходить на его территорию после того случая с Брюсом я не рисковал...
Мэй и правда могло показаться, что это был он. То, что она кого-то встретила – несомненно факт, но вдруг она настолько испугалась вида крови, что перепутала его с кем-то?..
Ведь не мог же это быть Джеймс... Нет, правда не мог. Это никак не укладывалось в моей голове.
Так я думал ровно до того момента, пока не обнаружил его сидящим напротив меня во время обеда. Когда он там появился?.. Почти незаметно, почти неслышно. На щеке его и правда был порез, как и говорила Мэй... Странно... Он смотрел пристально, но молчания не нарушал. Это жутко нервировало, и я даже не мог нормально есть. Принимать пищу перед ним казалось мне каким-то действием неуместным и... Нелепым. Наверное, со стороны я тоже тогда смотрелся нелепо, так, будто я своровал его обед. Я подумал, что, может, он тоже хотел есть, а взять с собой перекус забыл? Вот только намёки у него были слишком странными.
– Джеймс, вы не голодны? – я немного придвинул к нему тарелку. Но он поморщился.
Кажется, я попал, да?
Было в его глазах что-то пугающее. Ледяное спокойствие? Тайная способность пускать рентгеновские лучи? Я никак не мог понять, что в нём вызывало такой ужас, особенно если встретиться с ним взглядом. Возможно, теперь ещё и порезы на его лице добавляли его образу большей жути.
Когда-то я подозревал, что он следит за мной. Но, во-первых, это было абсурдно – зачем такой ничтожный я нужен такому занятому Джеймсу? А во-вторых, после определённого момента наблюдавший за мной исчез. Во всяком случае, я перестал обращать на это внимание...
Но если он всё же знает обо мне больше, чем можно предположить, и если он знает, что Мэй спряталась у меня...
– Господин Брокенстоун.
"Жнец, пожалуйста, пусть он спросит про что угодно, но не про Мэй" – подумалось мне.
– Что вам нужно, Джеймс? – отозвался я как можно доброжелательнее.
Он никуда не спешил. Выдержав паузу, достал что-то маленькое и блестящее из кармана, и я узнал в этом предмете... Да, ту склянку, что уже видел у него когда-то.
– Говорят, вы можете на вкус определить из какого сырья состоит препарат.
– Кто? Я? – Если бы в этот момент я всё-таки ел, я бы точно подавился.
А ещё, будь здесь передо мной Брюс, он бы обязательно ответил мне что-то в рифму. Но... передо мной был Джеймс. И хотя выражение его лица как всегда оставалось холодным, мне почему-то казалось, что мысленно он произносит что-нибудь хлеще того, что вообще знает Брюс.
Сосредоточившись, я задал другой, более важный вопрос:
– Кто вам такое сказал?
Потому что я и правда, по странной случайности, это умел.
– Не имеет значения, – Джеймс едва уловимо приподнял плечи, – Возьмётесь?
И придвинул склянку ближе, добавив:
– Не бойтесь, смертельно не отравитесь.
Это было очень... обнадёживающее заявление.
Я ведь мог отказаться. Сказать ему, что он всё перепутал, и я ничего такого никогда делать не пробовал. И нельзя. И вообще, что я – не я. Я ведь не обязан. Страшно, страшно... На этом бы всё закончилось, и...
...И тогда я бы себя за это никогда не простил. Я чувствовал слишком непреодолимую тягу к тому, чтобы выполнить это.
Такой шанс выпадает нечасто. Ведь я давно уже приметил, что он пьёт что-то эдакое, к тому же это могло что-то рассказать мне о нём. Если он меня не разыгрывал или хотел намеренно причинить вред... Он мог бы сделать это более интересными способами.
Ещё не откупорив бутылёк, я уловил запахи ромашки и ежевики. Поднеся рукой аромат из уже открытой склянки, почувствовал еле уловимые петрушку и бузину. Цвет препарата напоминал экстракт крапивы, да и жжение на кончике языка лишь подтвердило её наличие в жидкости. Было и ещё что-то, очень знакомое... Что-то из паслёновых, но не только... Я пытался вспомнить этот привкус, перебирая в голове самые подходящие растения, но ни одно из них не соответствовало ему... Наверное, я бы так и не узнал последний ингредиент, если бы продолжил игнорировать приходящие на ум образы... Волки. Их головы венчают железные шлемы. Они грызутся в кровь, борются...
О, нет, неужели...
Это был аконит. Он же борец. Он же "железный шлем". Или иначе... "волчий корень".
Я тут же выплюнул препарат в рукав и закашлялся. Яд, в нём всё же был яд, я ведь как чувствовал...
– Какое лекарство без горечи, – подал голос Джеймс. Всё это время взгляд его хищно изучал мою реакцию, – Чем меньше доза, тем меньше вреда. Для вас она стремится к нулю.
– Да, я это уже понял... – я решил, что лучше соглашаться с этим безумцем. Кто его знает, зачем он принимает это, и почему я такой идиот, что согласился попробовать.
– Значит, – в глазах Джеймса появился какой-то странный еле заметный отблеск, – Вы действительно определили состав? Что в нём?
– Я не знаю, Джеймс, простите, но... Не знаю.
Поверил ли он мне?
– Думаю, лишь один Творец знает, – сказал я, вставая из-за стола. Нужно было уйти отсюда как можно быстрее... Пока я мог.
– Творец знает? – вскинул бровь Джеймс
– Ну... – я пробормотал почти себе под нос, – Легко ли быть Творцом? Он, должно быть, знает всё. Ему приходится. По крайней мере, так говорят те, кто в него верит.
Лишь одна мысль заполнила голову – бежать. Бе-жать. Уносить ноги как можно быстрее, потому что со мной начинало происходить что-то странное. И не только волчий корень был в этом виноват.
Зря я вступил с Джеймсом в религиозно-бытовые прения. Я ляпнул это про Творца, не придавая особого смысла словам, лишь бы быстрее от него отмахнуться. И я надеялся, что Джеймс никоим образом не попытается из-за этого меня задержать ещё больше.
Я ждал от него ещё хоть одного слова, как флага или сигнального выстрела, чтобы немедленно куда-нибудь скрыться. И он сказал:
– Боюсь, что это известно не только Творцу, господин Брокенстоун.
В ответ я закрыл дверь комнаты с другой стороны.
***
Depeche Mode - Damaged People
Уже к вечеру мне стало легче. Паника почти сошла на нет, моё состояние из-за странного препарата особо не ухудшилось, хотя я ожидал, что со мной всё будет плохо. На радостях я забыл о всяком смущении и отправился домой пораньше, предвкушая, что меня там ждёт...
Я не ожидал этого. Знаю, звучит странно, но правда не ожидал.
С порога меня встретил ароматный запах масла. А затем я увидел и её... Мэй стояла у плиты, мешая что-то в большой миске. Мурлыкала себе под нос...
На какое-то время я даже словно выпал из этой реальности, настолько гипнотически она это делала. Мне хотелось наблюдать за этим вечность... А почему бы и нет? Мог бы я подумать ещё совсем недавно, что она будет в моём доме вот так вот напевать песни, мог ли я вообще предположить, что она будет настолько рядом со мной?
У меня даже возникла шальная мысль так незаметно и подойти к ней. Неспешно, осторожно, а затем обнять со спины, и... Смог бы я пойти на что-то более серьёзное? Вся эта романтика, все эти касания, поцелуи - с другими женщинами, не значившими для меня ничего, это было проще простого. Настолько просто, что даже не было никакого желания всё это делать. Но Мэй... Нет, вдруг бы она подумала что-то не то, вдруг бы она испугалась, и тогда...
– Ты уже вернулся, – она обернулась, мягко улыбаясь, – Привет.
Подумать только, насколько же она была близко...
– Привет, – ответил я ей.
Насколько же её не хватало в моей жизни.
– А я тут подумала, не приготовить ли что-нибудь? Я не очень умею, но, надеюсь, получится съедобно...
– Ну что ты, Мэй, ну что ты...
Она хихикнула и продолжила взбивать тесто. Тогда я решил подойти поближе, чтобы любоваться ею можно было внимательнее.
Мы молчали, но никаких слов и не нужно было. Вообще ничего другого и не нужно было. Мне было тогда хорошо, и ей, как я надеялся, тоже. Наверное, если бы кто-то посмотрел на нас со стороны, он мог бы посчитать, что мы и правда очень близкие люди.
И надо же было мне испортить всю эту идиллию вопросом:
– Ты дозвонилась до своих?
Мэй заговорила не сразу.
– Отец сам мне позвонил. Сообщил, что они с мамой уехали отдыхать, поэтому и не отвечали на звонки.
Она всё так же продолжила улыбаться, но теперь лишь одними губами.
– Ты не рада этому? Ты ведь сама говорила, что они давно никуда не выбирались...
– Рада, конечно... Только странно всё это. Папа редко... вот так вот срывается. Тем более с мамой. Обычно они всё долго планируют. А тут...
И снова замолчала. А я и не знал, что сказать ей. Во всяком случае, в голове не было ни единой идеи о том, какими словами можно было бы вернуть атмосферу прошлых пяти минут. Я чувствовал, что она сейчас снова начала бы расстраиваться, вариться в своих мыслях, и я не смог бы никак ей с этим помочь. Потому что единственное, что я умел хорошо – ломать и портить.
– Могу я задать тебе один вопрос? – внезапно обратилась Мэй, – Только честно ответь. Я надоедаю тебе?
– О чём ты?..
– Скажи правду. Я противна тебе, и поэтому ты вот так держишься на расстоянии?
Видимо, после месяцев тишины и спокойствия в моей жизни опять наступила полоса нервотрепки под названием "сдохни или умри".
– Мэй…
– Нет, правда, я всё пойму и уйду, если…
Действовать нужно было быстро, пока ни я, ни она не успели друг друга накрутить. Я поднял на неё глаза, и взгляд случайно зацепился за одну неестественную деталь. Я бы не сказал, что это была хорошая идея, стоило придумать что-то... другое. Но, как назло, другие идеи решили не приходить.
– У тебя тесто.
Она хлопнула ресницами и приподняла бровь.
– Тесто?..
Я подошел к ней. Близко. Наверное, даже слишком близко, потому что Мэй немного отшатнулась назад. Она продолжала улыбаться, разве что в глазах её снова виднелась какая-то другая эмоция. Я попытался рассмотреть, но в отражении увидел лишь себя.
Обхватил руками её талию. Мэй не была против, но и не делала ничего в ответ. Просто смотрела на меня будто бы стекленеющими глазами.
Я осторожно прикоснулся к кончику её носа и убрал тесто. Затем неспешно провёл пальцами по её щеке, но... Она издала какой-то утробный звук и замотала головой:
– Не надо, не надо... Только не надо меня жалеть...
Она не отталкивала меня, не убегала, но я чувствовал, словно между нами вырастала стена. И мне почему-то казалось, что ещё немного, и она могла стать нерушимой.
Нужно было действовать решительно. Что ей сказать? Мэй, не надо плакать? Мэй, выходи за меня? Мэй, кажется у нас горит плита?.. Как переключить её внимание?..
– Я порву с ней, – сказал, как отрезал. Выбор был сделан.
Губы Мэй приоткрылись, но она так и не произнесла ни слова. Смотрела на меня своими глазами-бусинками и тогда я обратил внимание на то, как едва заметно подрагивали её веки. Либо она была так расстроена, либо... я мог в корне изменить то, что между нами назревало.
– Ты сказала, что я отстраняюсь. Да, я и правда делал это, но... – пути назад не было,– Исключительно ради тебя. Потому что я тебя уважаю, Мэй. Потому что я желаю тебе только добра... И я тоже не хочу, чтобы кому-то из нас было больно. Особенно тебе.
– Я опять всё испортила? Ты хочешь, чтобы я ушла? – теперь уже подрагивали и её губы. Вся стала дрожать, с каждым мгновением заметнее и сильнее. Я растерялся. В голове вертелось только что-то вроде "Нет, это не ты виновата, это твоя стерва-начальница", или "Что поделать, не мы такие, а жизнь такая", даже откуда-то из закромов памяти появилась фраза "На всё воля Творца", и, наверное, что-то такое я бы и ляпнул... Если бы в тот момент из её рук тогда не брякнулся со звоном венчик. Она вздрогнула. И только тогда, почему-то только тогда я понял.. Насколько же она была до сих пор напугана. Я решил, что больше не нужно оттягивать то, что и так должно было случиться. Это была более чем уважительная причина. Она боялась, она нуждалась во мне, а я... продолжу мямлить и уворачиваться?
– Ты никуда не уйдёшь Мэй. По крайней мере, пока не будет готов ужин. И, знаешь, что я хочу больше всего на свете? Прямо сейчас?
Мэй не шелохнулась.
– Я хочу помочь тебе его приготовить. И не только сейчас. Но и завтра, и послезавтра, и... всегда. Давай поедим, а потом я расскажу тебе всё? Договори...
Договорить я не успел.
У нас снова состоялся душевный вечер, где мы расстилали друг перед другом свои мысли, свои тайны, свои страхи. Только в этот раз говорил уже больше я, чем она. Мэй много молчала, но её реакции на то, что я рассказывал, были красноречивее любых слов. Наверное, я раскрылся почти весь. Я не посвящал её лишь в то, что касалось других женщин и отношений с ними. Одного имени ей было достаточно, чтобы начать переживать...
– Почему ты сразу не сказал про Энджелин?
– Мэй... Я боялся, что она могла что-то сделать с тобой... Я и сейчас из-за этого тревожусь.
– О, не надо, – улыбнулась она и положила голову мне на плечо, – Это вообще не проблема.
– Мэй! Но ведь... Ты же знаешь, кто она. Ты знаешь... Самое безобидное, что она может сделать – уволить тебя...
– Ты слишком много о ней думаешь. Ничего она со мной не сделает! Даже не уволит. Потому что я её опережу, я давно собиралась уходить. Да, руки у неё длинные, но... Хочешь, кое-что расскажу?
– М?
– Ещё один маленький секрет.
– Слушаю...
– Есть у меня... Ангел-хранитель. Может, это и не ангел вовсе, может, это я просто такая удачливая, но он всегда помогает мне почти во всём. И я думаю... Я думаю, что я и с тобой поделюсь своей удачей, и он сможет помочь.
– Мэй, но... Почему?.. Зачем ты?..
– А ты догадайся...
Никогда бы не подумал до этого, что целовать её – это так просто.
– Спасибо, но... Я должен сделать всё сам.
Я накрыл нас одеялом и крепко обнял её. В моих объятиях раскрывалась совершенно другая Мэй, которую, возможно, она прятала и от себя самой. Осторожно погладил её по волосам, поцеловал в лоб, а затем слушал, как успокаивалось её дыхание...
Теперь, когда моя мечта стала настолько осязаемой, я больше не мог бояться сделать к ней последний шаг.
***
Маргаритка: Эй, ты.
Алая Смерть: Глядите-ка. Мисс "я-обиделась-ко-мне-не-подходи"
Маргаритка: Не смешно.
Алая Смерть: Видимо, сильно обиделась. Точки в конце предложений, а ещё скобочки не ставишь...
Алая Смерть: Как дела? Как жизнь? Как всё прошло тогда?
Маргаритка: Ага, теперь делаешь вид, что не знал. Ты меня подставил, я тебе напомню.
Алая Смерть: ...
Алая Смерть: Чего?
Маргаритка: Теперь отпираешься... Ты всё подстроил.
Алая Смерть: О чём ты вообще? Что произошло?
Алая Смерть: Маргаритка, я правда не в курсе, что не так
Маргаритка: Меня заметили и поймали.
Алая Смерть: Твою же мать...
Алая Смерть: Ты в порядке?
Маргаритка: Ты правда ничего не знал?
Алая Смерть: Клянусь... Всё должно было быть чисто. Я бы никогда так с тобой не поступил.
Алая Смерть: Жнец подери, мы с тобой общаемся столько лет, а ты всё ещё мне не веришь?
Маргаритка: ...
Маргаритка: Прости.
Маргаритка: Я очень испугалась и не знала, как мне быть.
Алая Смерть: Я так рад, что с тобой всё обошлось. Может, можно как-то загладить вину?
Маргаритка: На самом деле, можешь. Помнишь, ты как-то говорил, что у тебя есть влияние на Макгроу. Мне нужна помощь.
Алая Смерть: Так... Смотря в чём.
Маргаритка: В общем, одного моего друга, который у него работает, могут уволить.
Алая Смерть: Давай подробнее.
Маргаритка: Хорошо. Так вот...
***
Сигаретный дым рассеялся, и тогда я наконец не только почувствовал, но и чётко увидел её змеиный взгляд прямо на себе. Она была ниже меня ростом, но под прицелом её глаз я сам себе казался ничтожно малым.
– Что ты там сказал? – Белинда томно выдохнула новую порцию дыма мне в лицо. Я изо всех сил старался не закашляться и даже не сильно моргать. Но это было сложно, Жнец подери...
– Я сказал... – Только бы не начать кашлять, только бы... – Что ухожу.
Она молчала. Снова затянулась сигаретой и я уже начал напрягать глаза, но она отвернулась. Продефилировала к кофейному столику и затушила окурок в пепельнице.
– Ну иди, погуляй, – сказала, не оборачиваясь.
Я напрягся. Я думал, что самым сложным было сказать эти слова. Думал, что это – самое страшное. Но, глядя на её реакцию, я стал ожидать худшего впереди.
– Ты не так поняла... – голос предательски захрипел и мне пришлось всё же кашлянуть, – Я... насовсем.
Думал, что после этого она станет на меня кричать. Прижмёт к полу, как в первую нашу встречу, надаёт пощечин и закидает угрозами. Я бы всё, наверное, стерпел, ведь я очень долго настраивал себя на этот разговор. Да и это было тем последним, пусть и самым весомым, пунктом, который не давал мне вырваться из всей этой грязи, в которую превратилась моя жизнь.
Но она молчала. Она молчала, и этим рушила всё – и мои планы, и мою призрачную уверенность в себе...
– Белинда...
– Рот закрой, – устало протянула она, – пока что.
Я тогда замер, будто бы она нажала на мне кнопку "выкл". Просто не мог пошевелиться. Просто стоял и смотрел, как она ставит ближе к себе бокалы, откупоривает бутылку с вином и разливает его.
– Помнишь, какое я люблю? – спросила неожиданно.
Я знал, конечно же. Мне пришлось запомнить многие её привычки, потому что иначе она бы заставила сделать это. Не самыми приятными способами.
И я мог бы сказать, что это за вино, однако...
– Отвечай, – скомандовала она.
– Бордо Шам Ле Сим, – я нервно сглотнул.
Что ж, в меня ничего не прилетело, значит, этот ответ её устроил. Но легче на душе всё-таки не стало.
– Знаешь, – она наконец обернулась. В руках её был бокал, – Это вино было первым, которое я попробовала в своей жизни. И какие бы я потом ни пила, ни одно не могло с ним сравниться. Догадываешься, к чему я клоню?
– Н-нет...
– Я о том, милый мой червь, что жизнь всегда даёт мне самое лучшее. Всё то лучшее, что я хочу. Что заслуживаю. Без исключения. Если бы Творец существовал, я была бы его любимицей. Точно.
Белинда медленно подошла ко мне.
– И то, что ты уходишь... Ну, не велика потеря, – рассмеялась, глядя на меня прищуренными глазами, – Ты давно уже мне приелся. Знаешь, кто ты?
– Червь и..? – я попытался осторожно ответить
– Не только, – перебила она, – Я о напитках. Так вот. Если бы ты был напитком, я бы сказала, что ты похож на прокисший клюквенный сок, разбавленный водой. Понимаешь?
Я покачал головой. Она грациозным медленным жестом протянула мне бокал с вином.
– Я дам тебе попробовать лучшее из вин напоследок. Всё равно ты никогда не сможешь его себе позволить.
Всё, что происходило тогда, никак не укладывалось в моей голове. Я шёл к Белинде, надеясь последний раз стерпеть любые унижения, чтобы раз и навсегда вычеркнуть её из своей жизни. Но... В сравнении с тем, что она позволяла себе раньше, можно было сказать, что сейчас она лишь мило ворковала со мной.
К тому же, меня очень смущало и то, что она предлагала выпить.
– Белинда, я не могу...
– Ты. Хочешь. Мне. Отказать? – она вскинула брови. Я тут же заткнулся, – Вот и славно. За это я раскрою тебе один секрет.
Она тоже взяла себе бокал.
– Был в моей жизни один человек... И, продолжая тему напитков, скажу, что он был самым лучшим. Неповторимым. Как это вино. И вот... Меня к нему очень тянуло. За каким-то Жнецом мне иногда казалось, что меня так же тянет и к тебе, что... Странно, согласись? Потому что ты – ничто. Тварь бесхребетная. Ты ведь ему даже в подмётки не годишься, о, Жнец...
Я сжал крепче бокал. Вот теперь Белинда становилась похожей на себя, и к такой Белинде я привык больше. Такая Белинда была понятнее...
– Поэтому пей. Я хочу, чтобы ты это сделал. Давай. За твоё здоровье
Белинда поднесла свой бокал к моему и раздался лёгкий звон.
Выбора у меня не было, пить пришлось бы так или иначе. Я надеялся отпить совсем немного, поблагодарить её, да и удрать восвояси. Но она следила за мной слишком бдительно.
Я сделал глоток. Второй. А затем распробовал вкус вина. Слишком... Горькое. Во всяком случае, таким оставалось послевкусие, вдобавок напомнившее мне что-то, что я не мог точно понять. Зато организм, видимо, прекрасно всё осознавал, и я чуть было не испортил белоснежный ковёр Белинды.
Приходилось терпеть. Приходилось сдерживать рвотные позывы, вливать в себя эту горечь, чтобы жизнь моя не стала потом настолько же горькой. Я наивно верил, что она действительно вот так вот просто меня отпустит, что на этом все страдания – и мои, и наши с Мэй, – закончатся. Я пил только ради мнимого спокойствия, которое ожидал в награду за своё терпение.
Как только мой бокал опустел, Белинда тут же потеряла ко мне всякий интерес. Она даже не смотрела на меня больше, словно я перестал существовать для неё.
Не желая более испытывать судьбу, я осторожно собрался и ушёл прочь.
Легче почему-то не стало ни капли.
***
Если пнуть зеркало – правду оно показывать не перестанет. По крайней мере, если сделать это недостаточно сильно. Столько сил впустую Белинда тратить не хочет, даже несмотря на то, что действительность в виде морщин у её отражения никак её не устраивает.
Она цокает языком и пробует пальцами разгладить еле видную складку на лбу. Затем слегка оттягивает кончиком ногтя нижнее веко и всё же приходит к неутешительному выводу – переиграть время слишком сложно. Тем более, когда от неё зависит так мало. Массажем лица и инъекциями такое, к сожалению, уже не решить. Ничего почти от неё не зависит, и всё из-за...
– Девушке уже далеко за пятьдесят, а на морщины так удивляется, будто ей едва стукнуло тридцать...
Она не оборачивается и даже не прерывает своего занятия – нет надобности. Самодовольную ухмылку нарушителя спокойствия можно разглядеть и в зеркале – благо, на зрение Белинда пока не жалуется.
– Жнец тебя дери, Макгроу, – вздыхает она, – Сделай одолжение и катись туда, откуда приперся.
Майкл разводит руками:
– Ты, как всегда, само очарование.
И подходит ближе.
Она всё же оборачивается к нему, но его дружеский тон решает проигнорировать:
– И как ты вообще здесь оказался?
– О, – усмехается Майкл, – Сомневаюсь, что ты об этом не догадывалась, но у меня тоже есть свои люди в твоих рядах.
– Ты здесь потрындеть или у тебя что-то важное? – Белинда облокачивается на стол и скрещивает руки на груди.
– Потрындеть... Ну, раз дама того желает, перейдём сразу к делу. Послушай меня, пожалуйста, и сделай, как я скажу. Оставь Брокенстоуна в покое.
Теперь уже усмехается Белинда. Она переводит взгляд на плечо и отряхивает его легким движением. Делает это слишком заинтересованно, будто ей нет никакого дело до того, о чем её спрашивают.
– Ну что, он сам тебе растрепал? – переключив внимание на свой маникюр, наконец говорит она.
– Такое... Сложно не заметить. Да и, как я уже сказал, у меня есть и свои связи. Поэтому говорю тебе по-хорошему – прекращай.
– Нет...
– Завязывай, – говорит он уже серьёзнее и подходит ещё ближе, – Чего ты хочешь этим добиться? Много успела вынюхать? Думаешь, я совсем слепой и не предвидел этого?
– Майкл-Майкл... Почему ты думаешь, что весь мир должен вертеться вокруг тебя? нужен ты мне, ага, конечно. Не даёшь развлекаться как следует, забираешь мои игрушки...
– Игрушки? То есть, для тебя это всё игры?.. Вся жизнь?
– Какой же ты зануда, а... – она снова вздыхает и посмеивается, – Какой теперь смысл в серьёзности. Ответственности. Посмотри на меня. На себя посмотри. Всё кончено. А проблему ты так и не решил... – она берёт из пачки на столе сигарету и задумчиво крутит её в пальцах, – Единственный, к кому я могла и могу относиться серьёзно – Творец...
Майкл закрывает лицо руками, а затем хлопает ладонью по столу:
– Скажи, пожалуйста, что ты просто ударилась в религию, Белинда, я тебя прошу... У меня терпение уже...
Белинда выставляет перед собой указательный палец и слегка покачивает им. Затем подносит сигарету ко рту.
– Всё ты понимаешь, о ком я, – она смотрит на него сощуренными глазами, – Не прикидывайся. И в это дерьмо мы вляпались лишь из-за тебя… Может, дашь уже огоньку?
– Да ты… – между ними уже почти нет никакой дистанции, и Майкл стоит прямо перед ней. Он выхватывает из её рук сигарету и бросает куда-то в сторону, – Я делал это всё ради тебя. Только ради тебя.
Белинда – из тех женщин, что привыкли получать своё. И, раз уж она просила огонька...
– Ради меня, да... Или ради той островной шлюхи, которую ты представлял на моем месте.
... То она его обязательно получит.
Майкл резко подступает к ней вплотную и... взрывается. Он толкает её ладонью в середину груди. Белинда резко выдыхает и ударяется спиною о стол. Раздается звон и грохот.
– Ты хоть что-нибудь чувствуешь? – он дышит тяжело, порывисто, – Какую-нибудь... Благодарность? Или, Жнец подери, только и хочешь, как тряпка, ползать в ногах твоего Творца?
Взгляд его скользит выше... Пальцы привычно сжимаются на её горле. Он помнит, как она это любит. Он делал это с ней сотни раз, и ему часто неудержимо хотелось сдавить её шею крепче. Сейчас – как никогда сильно. И вовсе не ради её удовольствия. Раньше всегда в последний момент его что-то останавливало от этого. Может, паника, что для неё всё проблемы закончатся, а для него после этого – лишь усугубятся? Страх, что он всё-таки сможет перейти черту? Но сейчас ничего из этого не имело значения. Не было всех этих боязливых вопросов в голове, не было страха, что однажды придется за всё это расплатиться. Все разумные барьеры едва ли не летели к жнецу, и что мешает ему в этот раз завершить начатое? Сейчас она начнет задыхаться, хрипеть, просить о помощи, молить его...
Но она смеётся. Из последних сил смеётся. И тогда он всё же ослабляет хватку.
Единственным барьером, не дававшим её придушить, всегда была лишь она сама.
– Твою-то мать, ты чокнутая стерва, – рычит Майкл. Другой рукой он резко проводит по своему лицу, словно стирая невидимый плевок.
Она покашливает, но смеется при этом ещё громче.
– Тебя волнуют мои чувства, вот это да. До чего ты докатился, Майкл. Вот к чему ты пришёл…
– Заткнись, – он переходит на шёпот, – Ты несёшь какой-то бред.
– Хочешь сказать, так было и раньше, а я просто неблагодарная тварь и ничего не замечала? О, поверь... Я замечала слишком многое. Я знаю, что ты сделал. Я знаю, по чьей вине была та авария...
Он решает отпустить её, не мучить больше, уйти. Но в тот момент, когда он уже готов убрать руку с её шеи, она хватает его за локоть и не дает отстраниться. Смотрит ему прямо в глаза, улыбается, и медленно шепчет:
– Я ничего не чувствую, Майкл. Слабачки Линды больше нет. Здесь теперь только чудовище, которое ты же сам и сотворил. И всё, что это чудовище может – наслаждаться игрой. Уж извини. Так что... Катись ты к жнецу, Макгроу… И Кейси твоя. Хотя, она наверное давно уже там. Ждёт…
Она проводит ногтями по его щеке и Макгроу морщится. Белинда смеётся и легким движением отталкивает его от себя.
– Твой Брокенстоун будет благодарен тебе по гроб жизни. Но подарок на прощание я ему всё же оставлю...
А затем она наконец-таки закуривает.
***
Sweet Dreams (Are Made Of This) Feat. Emily Browning
Писк. Звуки помех. Сбитое громкое дыхание.
Он в который раз прокручивает давнее сообщение на автоответчике. Раньше оно звучало, словно незнакомый шифр. Но теперь наконец-таки слова отзываются в нём так, как нужно. Забавно, что озарение настигает его лишь тогда, когда он сам смертельно вымотан. Всё встаёт на свои места. Все нити сходятся в единое полотно.
Мне нужно идти. Насовсем. Я знаю, когда-нибудь мы встретимся снова. И ты это знаешь. Ты же помнишь, что сказала эта девушка... рыженькая. Дестини, которая... В общем, всё оказалось именно так. Поэтому я очень спешу.
Как ты там любишь говаривать?
Пути Творца неисповедимы.
На Творца надейся, а сам не плошай. Чего тебе и желаю.
Когда ты дослушаешь эту запись , меня уже не будет существовать. Но это – не проблема, это – её решение.
Не ищи меня только, я тебя прошу. Я сделал всё, что мог.
Удачи тебе. Когда-нибудь у нас обязательно получится всё то, к чему мы стремимся. Спасибо, и...
Прости за всё.
Конец связи.
Писк. Долгий, пронзительный. Затихающий лишь тогда, когда он проваливается в подобие сна. Мёртвого сна.
Конец первой части