[Influence]

от автора

Привет, я бонус, который закроет некоторые белые пятна предыдущего отчета и вобьет последний гвоздь в гроб с вашей симпатией к Владимиру. Название подсказала одна из песен Fleur.
Очень рекомендую читать со звуком. Можно и без него, но лучше с ним.

Приятного чтения!

Расскажи о своей катастрофе

Владимир замирает перед дверью, не решаясь открыть. Знакомое ощущение, дери его зомби. Дежавю по-умному, танец на граблях по-человечески.

Ида сама открывает. Кажется, она собирается уходить — может, это и к лучшему?

- Вы к доктору Мисту?

Владимир никакого Миста не знает, и табличка на двери ему ни о чем ни говорит. Кроме того, что Ида о себе слишком высокого мнения, раз указала в контактных данных кабинет начальника.

читать дальше

- Нет, я... - по горло сыт «выканиями», - к тебе.

Ида улыбается и отставляет сумку.

- Тогда проходи.

Всё, обратного пути нет. Будет сложно, Владимир и сам понимает. Но он больше не может держать в себе боль. Если он не выговорится Иде, то будет до конца жизни тащить этот неподъемный чемодан с прошлым.

Эльвира когда-то говорила, что любовь сильнее смерти. Так и получилось — любовь Владимира пережила всё, включая саму Эльвиру.

***

текст и перевод

- … И тогда я решил положить всему этому конец. Нашел юриста, подготовил бумаги на развод и пришел к ней. Сегодня или никогда, думал я.

Сегодня.
Слишком долго они жили во лжи. Но сегодня всё закончится.

Владимир когда-то видел, как сносили дом. В этом здании сначала жили несколько поколений знати, потом были музей, школа, библиотека и архив, но даже камень не вечен. Наступил день, когда городские власти заколебались тратиться на реконструкцию и подогнали бульдозер. Собралась порядочная толпа зевак, побольше, чем на похоронах предыдущего мэра.

Водитель бульдозера долго не решался. Потянулся к рычагу — и замер, всматриваясь в пустые глазницы окон. Владимир понимал, почему. Ни он, ни водитель, ни большая часть зевак ничего не смыслили в архитектуре, но все чётко осознавали: это конец, неизбежный и непоправимый. Конец, который никто не хотел приближать.

Так и Владимир долго не решается вставить ключ — всё надеется, что не подойдет. Подходит. Поднимает голову, высматривая спальню Эльвиры — надеется, что там не горит свет, и разговор можно отложить до завтра. Свет горит.

- Шлик, дери тебя зомби, явился, не запылился! Я думал, ты... это... эмигрировал, а нам сказать забыл.

Вот и Лино его заметил. Поздно разворачивать бульдозер.

Владимир глубоко вдыхает, мнет ручку портфеля и наконец заходит.

- Где Эльвира?

- У себя.

Конец, так конец. И лучше с ним не затягивать.

Владимир коротко стучит. Подумать только, совсем недавно ему не требовалось разрешение войти к ней.

- Эль? Есть разговор.

Молчит. Знает, зачем пришел, потому молчит. Он тоже не захотел бы разговаривать на ее месте.

- Эль, только, пожалуйста, давай без драм. Я не претендую ни на дом, ни на детей, и остальное тоже можешь забирать. Просто подпиши эти бумаги, и я уйду. Хватит уже друг другу врать.

Тишина. Владимир продолжает всматриваться в закрытую дверь. Сто раз же репетировал в полной уверенности, что сможет сказать всё это в лицо Эльвире. Если сейчас она приложит его об дверь, это будет достойной наградой за трусость.

- Я только хочу иногда видеться с Кармеллой, если ты...

«Не против» зависает на языке. Конечно, Эльвира против, поэтому сейчас она выйдет, совершенно случайно треснет его дверью и выскажет всё, что думает об этой идее, Владимире и всех его родственниках до двадцать пятого колена. Только пусть не молчит.

- Эльвира, мать твою! - Владимир со всей силы лупит кулаком по двери. - Ты ответишь хоть что-нибудь или нет? Заколебался уже играть в молчанку!

По ногам тянет холодом — утеплили же всё, что можно, откуда опять сквозняк? Доносится детский плач — опять это хэмлоковское отродье воет — но Эльвира почему-то не бежит на голос.

- А она ведь всегда подрывалась к ним по первому писку. Ни с кем так не носилась, как с этими. Она бы ради них принесла в жертву и меня, и нашего сына, и себя, а тут вообще не реагирует. Вот тогда-то я и понял: что-то не так.

Книжная полка, закрывающая выход на крышу, отодвинута. Чем ближе, тем холоднее.

Эльвиру, кажется, холод не беспокоит. Она стоит на крыше в затрёпанном халате и даже не оборачивается.

- Ты что здесь делаешь?

«Ракету запускаю», - отвечает голос Эльвиры в его голове. - «Не похоже?».

- Ты пришел, - скорее утверждает, чем спрашивает настоящая Эльвира. - Я очень хотела тебя увидеть.

- Увидела? Тогда давай...

Эльвира поворачивается, и Владимир наконец смотрит ей в лицо — отрешенное, безжизненное, лишенное всего, что делало ее Эльвирой. Совсем как тогда...

«Ты пришел?» - шептала она, глядя на Владимира, пинавшего окровавленную бутылку. - «Не уходи. Без тебя было очень плохо».

И ведь правда тогда поверил, что Эльвира попыталась покончить с собой, потому что ей было тяжело без него. Придурок.

- Он мне снится, - ну вот, так и знал. - И ты снишься каждый день. Не знаю, что хуже.

На жалость давит. Ну уж нет, второй раз он не поведется.

- Ты закончила?

- Да, - отвечает Эльвира и подходит к самому краю крыши. - Поможешь?

Он не сразу понимает, о какой помощи она просит. Осознание ударяет промеж глаз, когда Эльвира становится одной ногой на край крыши и сосредоточенно смотрит вниз. Вот, значит, в какую игру она играет.

- Нет, - насколько можно твёрдо отвечает Владимир. - Ты впуталась в это сама, сама и выпутывайся. Хочешь прыгать — прыгай, мне так даже лучше. Всё меньше бумажной возни.

Эльвира вздыхает. По законам жанра сейчас должна всхлипнуть и подробно рассказать, какое он бессердечное чудовище. Но она продолжает молчать.

- Хорошо, - наконец отвечает Эльвира. - Сама, так сама.

Она снова оборачивается и смотрит на Владимира. Смотрит так, что он всё понимает.

Эльвира могла крутить интрижки за его спиной, могла молчать о чём-то важном, но никогда не умела лгать о собственных чувствах. Когда говорила, что любит — искренне в это верила, кричала о ненависти — и не менее искренне ненавидела. И сейчас в ее глазах самая настоящая пустота, не разбавленная даже слезами. Так выглядит человек, готовый умереть.

- Можно, я тебя обниму? - шепчет Эльвира. - В последний раз.

Владимир сам бросается ей навстречу. Не в силах удержаться, падает на колени, Эльвира падает на него.

- Прости, Влад. Если бы я смогла тебя полюбить так, как ты заслуживаешь...

«Ты заслуживаешь лучшего, чем я», - говорила Эльвира, умиравшая на его руках в коридоре больницы.

И Владимир обнимает ее — так же крепко, как тогда. Эльвира плачет, и он тоже готов заплакать.

- Да, я идиот! - Владимир ударяет по столу. - Слабак! Тряпка! Сам знаю! Но я не мог бросить ее там, понимаешь? Мы с Эльвирой будто наручниками были друг к другу прикованы — шагни она с крыши, я бы полетел следом.

Владимир закрывает лицо ладонью. Ида протягивает ему бумажные платочки и утыкается в свой блокнот.

- Как я поняла, у вас позже родился ребенок, - произносит она, когда Владимир наконец успокаивается. - Как вы снова...

Ида красноречиво замолкает.

- Говорю же, я слабак, - Владимир снова вздыхает. - Думал, что следующим же вечером мы всё решим и я наконец уйду. Я ведь правда так думал.

Вчера они спали вместе, впервые за много месяцев. Только спали, но и этого Владимиру достаточно. Достаточно, чтобы броня, которую он тщательно отращивал всё это время, начала трещать.

Надо уходить, пока не слишком поздно.

- Эль, - произносит он на выдохе и снова глубоко вдыхает. - Давай подпишем документы и закончим всё это. Чем дольше я здесь...

Эльвира поворачивается. Ее глаза не мечут молнии, не горят огнем и с чем там еще сравнивают пассивную агрессию. В ее глазах — черная пустота свежей могилы, как вчера на крыше.

Эльвира молча подписывает бумаги — и пустота становится такой глубокой, что у Владимира кружится голова.

Как? Почему?

- Последняя просьба, - она встает в дверях. - Укуси меня. Как тогда, помнишь?

Ах, так. Ну уж нет, хватит с него запретных приемов.

- Да сколько можно? - рявкает Владимир, пытаясь отодвинуть Эльвиру. - Ты опять мною...

Замолкает, увидев лицо Эльвиры. Его голова снова кружится.

- Нет, - заканчивает Владимир. - Не буду.

- Пожалуйста, Влад, - Эльвира кладет руку ему на грудь — еще один запретный прием. - Если это будет последним, что ты со мной сделаешь — значит, я жила не зря.

- Ах, значит, в этом смысл твоей жизни? - Владимир едва не задыхается от возмущения. - Скажи, Эль, ты хоть немного меня любила? Или тебе нужны были только острые ощущения?

- Любила. И любила бы до сих пор, если бы ты...

Замолкает. По ее щеке стекает слезинка — это уже больше похоже на настоящую, живую Эльвиру.

- Последний раз, Влад. Ты же злишься на меня, я вижу. Сделай мне больно, и тебе станет легче.

Сделай мне больно, говорила Эльвира когда-то, но совсем с другой интонацией. Сейчас она хочет не острых ощущений, а самой настоящей боли.

- Она была похожа на ходячий труп. Мне только и оставалось, что ее закопать. Но я не смог...

… не смог удержаться на краю этой ямы и не упасть в объятия Эльвиры. Слышится грохот — то ли со столика что-то упало, то ли от брони Владимира отвалился кусок.

Ее сердцебиения, ее запаха, ее самой слишком много. Эльвира — его личный наркотик. Боль и удовольствие, иллюзия контроля и осознание собственного ничтожества, всё и ничего разом.

- Я каждый раз спрашивал себя, где свернул не туда. И знаешь, где? На пути в ту долбаную больницу, где мы впервые встретились. Лучше бы я умер тогда на набережной от той дурацкой пули в живот. Ее Эльвира вытащила, но засунула другую, которую... - Владимир хлюпает носом, - никто и никогда не сможет вынуть.

Второй раз он свернул не туда, когда впервые попробовал кровь Эльвиры, тогда еще смертной Элен Моррис. Зависимость растеклась по его венам, въелась под кожу, наполнила легкие, да там и осталась. А дальше Владимир только и мог, что выпрашивать добавки, упиваясь собственной безнадежностью.

Изменилось хоть что-нибудь за полгода? Нет, стало только хуже. От пульсации жилки на шее Эльвиры его распирает, и невидимая броня трескается.

Эльвира вскрикивает и оседает в руках Владимира. Он зализывает рану на ее шее и дуреет от запаха ее крови. Оба падают на пол — без брони, без одежды, без единой посторонней мысли.

Когда Эльвира засыпает, Владимир берет портфель с бумагами и спускается на улицу. Вытряхивает их в ведро, чиркает зажигалкой и наблюдает, как его свобода превращается в пепел.

- А потом она пришла ко мне и сказала, что беременна. Я столько лет ждал этой новости, но обрадоваться не вышло.

Эльвира тоже не рада. В ее глазах всё та же могильная чернота, как и две недели назад, только на этот раз Эльвира дышит — часто-часто, будто хочет выкопаться.

- Это твой ребенок, Влад, - зачем-то уточняет она. - Можем сделать тест, если сомневаешься.

- Эль, - Владимир обнимает ее за плечи. - Ты же никогда не хотела детей. Мы много раз обсуждали, и ты говорила, как это опасно. Что вдруг изменилось?

- Я хочу заслужить твое прощение.

… и невидимая пуля влетает в него. Эльвира. Просит. Прощения.

- И цена меня не волнует.

Следующая пуля пробивает его сердце.

- А ты? - спрашивает Ида. - Тебя цена волновала?

- Еще как, - Владимир вздыхает. - Но я не мог убить своего ребенка, понимаешь? Даже представлять не хочу, что бы я сделал, если бы пришлось выбирать, кого из них спасти. Я эгоист конченый, да?

Ида не отвечает, черкая что-то в блокноте.

- Что было дальше? Ваши отношения после рождения ребенка стали лучше или...

- И да, и нет. Она... не знаю, как будто не столько любила меня, сколько пыталась заслужить место рядом со мной. Изображала идеальную жену, идеальную мать для нашего сына, но на самом деле любила только это... отродье. Жила ради него и... - Владимир делает глубокий вдох, пытаясь сдержать слёзы, - ...и умерла ради него. Я ничего, понимаешь, ни-че-го не смог...

Утыкается лицом в ладони и воет.

- Это нормально. Плачь, если хочешь. Тебе станет легче.

«Тебе станет легче», повторяет Эльвира и обнимает. Легкие наполняет ее запах — запах смертной Элен. Той Элен, которую он отчаянно желал и не мог получить. Той Элен, ради которой Владимир сжег бы не только документы на развод, но и весь город. Той Элен, которая...

… вскрикивает и дергается, превращаясь в Иду. Иду, которая сидит на его коленях и хватается за шею, пытаясь остановить кровь.

- Прости.

Владимир зализывает ее рану — быстро, почти брезгливо, совсем не так, как делал это с Эльвирой. Да с чего он вообще решил, что с кем-то может быть так, как с Эльвирой?

Едва Владимир ослабляет хватку, Ида вскакивает с его коленей и вытирает шею платочком. Кто бы еще вытер душу, в которую он сам себе нагадил.

- И ты прости, - наконец говорит Ида, стараясь не смотреть на Владимира. - Это было... непрофессионально. У нас не должно быть отношений с клиентами, но я...

Владимир закрывает за собой дверь, не дослушав.

К зомби мозгоправов. Он сам разберется со своей катастрофой.

В ЖЖ...

«Сполна получишь ее боль» — история о другом мозгоправе и Эльвире.
(доступ)