Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2 — Симы форева ;) - Показать сообщение отдельно

SierraMadre · 18.09.2020, 21:52

Jana Weber, <3
Influence, <3
Innominato, <3

Я. Его. Написала.
Хочу выразить любовь и обожание Яне Вебер, потому что она не дала мне улететь в архив и потому что она котик <3 И Софи за неоценимую помощь со скринами <3
А спонсорами этого отчета можно считать красивое кастомное небо, полки, на которые вещи ставятся под разными углами, и Максис анимацию

Без пятнадцати восемь утра в понедельник Брайт в кабинете не оказалось.
Истерическая мысль, что я перепутала этажи, корпуса, университеты и чёрт знает что ещё, разбилась об именную табличку на закрытой двери. Табличка подтверждала, что пришла я всё-таки по адресу. Тогда я, на всякий случай, в четвертый раз подергала дверь за ручку, померила шагами коридор, покосилась в сторону автомата с кофе и со вздохом опустилась на диван. Спать хотелось неимоверно, как выразилась бы Грейс – а я бы выразилась иначе. Организм всеми силами давал понять, в каком именно гробу видел настолько ранние пробуждения, и я всерьез опасалась уснуть, несмотря на волнение. Все два раза, что мне доводилось видеть Брайт, впечатления забывчивого и рассеянного человека она не производила, и именно эта мысль приводила меня в чувство, когда от вида пустующего коридора начинало тревожно потряхивать.

Я закрыла глаза всего на мгновение, а проснулась от стука каблуков по деревянному паркету рядом с собой и рывком поднялась с дивана. Абсолютно не сонная Брайт со стаканчиком кофе в руке окинула меня беглым взглядом, пока искала ключи от кабинета в сумке. Наверное, прикидывала, сталось бы с меня ночевать у неё под дверью, или всё-таки нет. Старинные часы в противоположном конце коридора пробили восемь часов утра.
- Доброе утро, - поздоровалась я, и она кивнула.
Сделала глоток кофе из стаканчика, выудила, наконец, ключи из сумки, открыла ими дверь. Почему-то я ожидала увидеть что-то типа папиного кабинета дома в Блоссомпорте: дорогую мебель из темного дерева, коллекционные картины, какой-нибудь мини-бар, возможно, парочку шкафов под все её многочисленные награды, но ничего подобного здесь не было. Стол с компьютером, пара кресел, книжный шкаф, огромное окно почти во всю стену. Кабинет казался пустым, хотя и очень просторным – либо Брайт была поклонницей такой аскетичной обстановки, либо проводила здесь мало времени, чтобы придавать ей значение.
- Поговорим о твоем выступлении, - без предисловий начала она, жестом указав мне на кресла напротив стола.
Я уселась в кресло справа и сразу же ощутила, что проиграла лотерею, когда жесткая спинка впилась между лопаток. Нужно было выбрать слева, однозначно. За прослушивание Брайт собиралась устроить выволочку – на вопросительный взгляд она кивнула, мол, правильно думаешь, и я вздохнула, приготовившись огребать.
- Сесть и исполнить «Кампанеллу» и нужном ритме и ни разу не сбиться на всем Западном полушарии могут человека два, от силы. С одним из этих людей ты познакомилась в прошлую пятницу. Поэтому, если ты не музыкальный гений, как Нил О’Брайан, дурные амбиции советую умерить. Ещё раз увижу, что вскакиваешь из-за инструмента после первой ошибки, буду очень недовольна. Это понятно, Флоренс?
Флоренс меня не называл никто.
Всем, кто пытался, я в ультимативной форме предлагала называть себя Флорой, а иначе не отзывалась, но с Брайт всё было иначе. Моё имя она произносила каким-то странным тоном с ещё более странным нажимом – всякий раз, когда она ко мне обращалась, я подавляла смутное желание выпрямиться и, прищелкнув каблуками, отдать ей честь. Флоренс от неё звучало органично, а ещё я очень быстро осознала, что у меня скорее отсохнет язык, чем я бы взялась её поправлять.
- Все понятно, профессор.
Я никогда не имела привычки краснеть по поводу и без, но сейчас чувствовала, как щеки, шею и даже плечи против воли заливала краска. Брайт коротко посмотрела на меня из-за компьютера и снова опустила глаза в монитор.
- Чудно. Полное исполнение "Кампанеллы" я ожидаю услышать в летнюю сессию, и в этот раз оценивать буду действительно строго.
Это прозвучало настолько убедительно, что я сначала кивнула, а только потом над её угрозой задумалась. Какое отношение экзамен по фортепиано имел к академическому вокалу, который она преподавала?
- Но план летней сессии ещё даже не утвержден, – удивленно протянула я.
План зимней сессии утвердили пару дней назад, а о летнем пока не задумывался никто, за исключением одного человека.
- Можешь считать, что твой я только что утвердила. Сомневаюсь, что преподаватель по фортепиано станет возражать.
И я сомневалась. С тем же успехом бедная просвечивающаяся на свету мисс Штейн могла пытаться мериться силой с бульдозером. От неэлегантного сравнения я тут же ощутила внутренний протест, но убедила себя, что никакого неуважения в него не вкладывала.
- И последнее, перед тем, как перейдем к занятию. Надеюсь, ты понимаешь, что от «Та-ран-тел-лы» тебя никто не освобождал? Выучи к следующему разу, будь так любезна.
«Тарантеллу» она произнесла по слогам намеренно, чтобы лишить меня возможности снова выучить вместо неё что-нибудь ещё, и я заулыбалась. Брайт в ответ не улыбнулась, но её желтые глаза по ту сторону стола ехидно сверкнули. Мне же после адской «Кампанеллы» море было по колено.
- А теперь возьми кресло и иди сюда, - произнесла Брайт, и я третий раз за последние несколько минут обратила внимание, что приказы она отдает с той же непринужденностью, что и всю жизнь прослуживший в армии Дэвид.
Волочь кресло по деревянному паркету не хотелось, и я подняла его перед собой – моментально ощутив, как напряглись трицепсы. Когда София зазывала всех желающих заниматься вместе с ней в зале, мы с Крисом скептически переглянулись и пошли забивать бонг. А сейчас от малейшей физической нагрузки руки сразу же начинали отваливаться.
- Сколько мне ещё ждать? – вздохнула Брайт, и я в два шага тут же оказалась рядом с ней и грохнула кресло об пол.

А когда увидела, что она собиралась мне показать, решила, что всё-таки не до конца проснулась. Потому что в открытой вкладке ютуба с микрофоном возле лица, залитая светом цветных прожекторов, стояла я сама. Мимолетом вспомнилось, как Джиджи говорила, что выложила видео с выпускного в интернет.
Брайт нажала на пробел, и видео в окошке возобновилось с двадцатой секунды, где я как раз начинала петь. Песня группы Depeche Mode, которую я исполняла первой, оживила воспоминания того вечера, и я не могла отделаться от ощущения, что все в этом видео происходит как будто в прошлой жизни.
До того, как Ким уехала учиться в Корею.
До того, как Джиджи забеременела от мрачного миллионера.
До того, как я поступила в университет Ля Тур, познакомилась с Грейс и стала учиться у «той самой» Олимпии Брайт.
В тот вечер мной двигало желание поквитаться – неизвестно за что – со школьными учителями и секретарем директрисы, а теперь я с трудом вспоминала их имена. Теперь я смотрела свое выступление и думала только о том, насколько хреново в том зале был настроен звук.
- Я выключу этот ужас, с твоего позволения, - подала голос Брайт и нажала на пробел раньше, чем я чисто в теории могла бы открыть рот. – Ты когда-нибудь занималась вокалом с педагогом?
- Брала несколько уроков.
- В этом случае, мне непонятно, почему при выборе песен ты игнорируешь свой тембр голоса. Нужно объяснять, почему нельзя исполнять всё, что нравится?
Я покачала головой, и тогда она поднялась из-за компьютера и направилась к выходу из кабинета. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. За соседней дверью оказалась небольшая студия звукозаписи – такая небольшая, что поместилась бы, наверное, у меня в гараже. Вряд ли университет не мог позволить себе чего-то более масштабного, а значит, масштаб здесь нужен не был. Музыку здесь не записывали, здесь Брайт преподавала.
- У тебя лирико-драматическое сопрано, если я правильно его расслышала за этими хрипами. Это значит, что ты можешь петь и высоко, и низко, - она склонилась над пультом управления мини-студией и нажала несколько кнопок. За стеклом сразу же загорелся свет, а музыкальная система замигала разными цветами. – Но если будешь лезть в меццо-сопрано или, не дай бог, контральто, закончишь в караоке-клубах.
Пение для меня никогда не было чем-то теоретическим, обычно я просто брала и пела - что хотела и как хотела, пара невразумительных уроков вокала в Блоссопорте не в счет. Но нужно было быть полной идиоткой, чтобы не прислушиваться к тому, что говорила Олимпия Брайт. И даже не потому что её частные уроки стоили полторы тысячи симолеонов в час, а потому что кого тогда слушать, если не её?
Я едва успевала за ней записывать, пока она в один момент не обернулась через плечо.
- Что ты там пишешь? – удивилась она и кивком головы указала в сторону студии, мол, вперед, и вручила мне планшет с текстом песни.
Песню эту я знала и так. И именно потому что знала, всегда была уверена, что спеть что-то подобное за пределами моих способностей.
- Вы думаете, я это спою?
- Споешь, ещё как, - пообещала Брайт, а потом добавила. - Сделай мне одолжение, Флоренс. Хочешь исполнять каверы – исполняй, но никаких больше хриплых завываний. А вообще, было бы неплохо начать писать свой материал.
Уверенности Брайт я не разделяла и текст песни на планшете листала скорее машинально – мне просто хотелось куда-то деть глаза и руки до того, как отстреляться и она меня выгонит. Но от последнего предложения я моргнула и подняла голову.
Она, наверное, издевается.
- Я не умею. Музыку ещё ладно, но тексты – вообще не моё. У меня голова так не работает…
Как и ожидалось, от возражения она отмахнулась. Интересно, я, правда, похожа на кого-то, кто в состоянии написать песню?
- Научишься, - кивнула она и открыла передо мной дверь в студию. – Пообщайся на эту тему с Грейс, она раньше писала стихи.
Услышав знакомое имя, я моргнула и непроизвольно улыбнулась. Грейс о любви к поэзии не рассказывала – а с другой стороны, до обсуждения поэзии мы пока не дошли. И не дошли бы, тут же ехидно подсказал внутренний голос.

Брайт выбрала для меня песню, которую я никогда в жизни не выбрала бы для себя сама. Потому что была твердо уверена, такие вещи нужно оставлять профессионалам своего дела, а я бы его попросту не потянула. Вообще никак. Поэтому я совершенно не удивилась, когда к середине, даже не дойдя до самого сложного момента, выдохлась и больше не могла выдавить из себя ни единого звука. Брайт жестом велела подойти, и из студии к ней я вышла, держась за горло.
- На мои занятия нужно приходить подготовленной, чтобы вот такого, - она кивнула на мою шею и протянула неизвестно откуда взявшуюся резиновую грелку. Грелку я тут же нацепила на шею и физически ощутила, как передние мышцы гортани сразу перестали истерически сокращаться, - больше не было. Распеваться обязательно перед каждым занятием, Флоренс, или занятия не будет.
Я вздохнула, но кивнула. Это означало, подъем ещё на полчаса раньше, а если учесть, что сегодня я поднялась в шесть, то проще было вообще не ложиться спать.
- У меня голоса по утрам вообще нет, - поморщилась я, пытаясь сглотнуть, и это тут же отозвалось болью на задней стенке горла, как при первых симптомах ангины. – Даже средние ноты не вытягиваю, высокие – и подавно. Очень приятно, что вы думаете, будто я могу исполнить эту песню нормально, но мне кажется…
- Может, лучше ты меня поучишь академическому вокалу? – вдруг вскинула брови Брайт, и я тут же замолчала на полуслове. Она не казалась разозленной, даже раздраженной не казалась, но от всего одного вопроса этим её тоном захотелось больше никогда не открывать рот без разрешения. – Нет, пожалуйста, мне очень интересно, что тебе кажется. Или ты закончила? В этом случае, позволь возразить, если можно.
Она намеренно сделала паузу в несколько секунд, словно ей действительно требовалось мое разрешение. Я решила, что до конца занятия буду только кивать.
- Твоя проблема не в том, что по утрам у тебя нет голоса, - медленно изрекла Брайт после затянувшейся паузы и продолжила уже в обычном темпе. – Диапазона хватает, высокие ноты ты тоже берешь. Проблема в том, что ты своим голосом не умеешь пользоваться. А не умеешь, потому что не чувствуешь динамики произведения.
Я не очень понимала, и это непонимание она с моего лица считала. И пояснила.
- Где нужно петь полушепотом, у тебя уже слишком громко. Где нужно немного громче - ты кричишь во все горло. Крещендо на такой громкости невозможно в принципе, а крещендо – центральный элемент песни, её кульминация, без неё в песне смысла нет. Не нужно открывать рот и кричать, потому что можешь кричать – иначе так и будешь выдыхаться на середине произведения, а из студии тебя скоро начнут выносить.
Она взяла со стола мой блокнот для записей, открыла чистый разворот и принялась писать что-то поперек строк черным маркером. Когда закончила, снова нажала несколько кнопок на пульте управления студией и направилась в помещение для звукозаписи, по пути сняв грелку у меня с шеи. Я засеменила следом, не дожидаясь приглашения.
- Сейчас поймешь, как это должно звучать, - обратилась ко мне Брайт, когда я закрыла за собой дверь и услышала первые, очень тихие аккорды злосчастной песни, что чуть не вырвала мне голосовые связки.
Одной рукой она раскрыла блокнот, и я увидела таблицу оттенков громкости звучания. А второй указала на надпись piano почти в самом верху страницы.
- Следи за пальцем.
Тогда я сделала вдох и начала петь. Палец с накрашенным черным лаком ногтем ни разу до первого припева не сдвинулся ниже отметки mezzoforte, и я с огромным удивлением обнаружила, что ни горло, ни легкие не болят вообще.
Она словно вела меня за руку через зачарованный лес. Заставляла замедляться, когда хотелось ускориться, и не позволяла мчаться, сломя голову, где нужно было идти на цыпочках.
Окрики «Легче!» и «Не ори!» прерывали мои попытки пойти привычной дорогой, пока я не обнаружила себя прямо перед финальным крещендо – и не убитой, как в прошлый раз, а неожиданно полной сил.
- Вот теперь – давай громкость, - кивнула Брайт, и её палец сполз в самый низ страницы к отметке fortissimo.
С прослушивания в пятницу я выползла с ощущением, будто мне вскрыли череп напильником и провели операцию на мозг без какого-либо наркоза. А после первого же урока с Брайт меня наполнила такая эйфория, какая не наполнила бы даже стюардессу, которой каким-то чудом удалось посадить на воду реактивный самолет.
Никогда прежде полтора часа не пролетали так быстро, и никогда прежде мне не было жаль, что они закончились.

***

Отучившись в Ля Тур почти полгода, я никогда не обращала внимания, насколько здесь красиво. Даже в конце ноября, когда апельсинов на деревьях почти не осталось, а небо почти все время скрывалось за тяжелыми серыми тучами, Ля Тур был прекрасен. И только потом, когда прогулка по живописным улицам была в самом разгаре, до меня вдруг дошло, что внезапная любовь к эстетическому созерцанию всего вокруг, наверное, связана с отупением от счастья после урока у Брайт.
Потом я наткнулась на Софию и Криса разом - и меня сразу отпустило, потому что встретить посреди пустынной улицы эту деятельную парочку оказалось приметой похуже, чем налететь на бабу с пустыми ведрами. София и Крис взяли меня в оборот так решительно, как не брала в свое время даже Ким – я и пикнуть не успела, как получила в обе руки по списку поручений от каждого из них. При этом Софию с Крисом мало волновало, что ни в редакции университетского журнала, ни, упаси Левкоев, в студенческом совете, я даже не числилась. Делать мне было нечего все равно – не на лекции же идти – и в итоге, целый день я посвятила тому, что с высунутым языком носилась по делам своих более занятых друзей по всему кампусу.
До Грейс, в итоге, получилось дойти только через несколько дней. На выходные, приуроченные ко Дню Благодарения, она собиралась лететь в Нью-Йорк, где временно гостили её родители – и я хотела предложить отвезти её в аэропорт. Заодно задать вопрос, с какого перепугу британцам отмечать чисто американский праздник. Взятую напрокат машину оставила у общежития «Лаванда» («Серьезно, Лаванда?»), где она жила, а у самых дверей комнаты вдруг нос к носу столкнулась с Эйнджел Смит. Эйнджел смерила меня ядовито-презрительным взглядом с головы до ног, а когда я в ответ на это, в общем-то, нормальное для неё проявление социального взаимодействия улыбнулась – поджала губы и ушелестела юбкой на выход.

Дверь в комнату отворилась беззвучно, я прислонилась плечом к косяку, прежде чем войти. Грейс обнаружилась у открытого окна - неподвижностью и неестественно ровно осанкой она сейчас больше напоминала мраморную статую, чем живого человека, и я невольно засмотрелась. Даже сквозняк – и тот, словно временно оставил её в покое и не развевал собранные в неизменный хвост волосы.
- Ещё немного, и отломаешь, - подала голос я через некоторое время и шагнула в комнату, прикрыв за собой дверь.
Я не могла не заметить, как напряжение, стоило ей обернуться, исчезло из её позы. Интересно, чего такого ей наговорила Эйнджел.
- Что? – машинально переспросила она, перед тем, и я кивнула на деревянный подоконник, в который она секунду назад впивалась пальцами. Не удивилась бы, если бы на нем остались отметины её ногтей.
- Ты разве не знаешь, что ключевой момент в применении любого насилия - не оставлять следов? – серьезно спросила я, и Грейс пришлось прикусить себя за щеки, чтобы тоже нахмурить брови, а не улыбнуться. - Будь этот подоконник человеком, заявил бы на тебя за нанесение телесных повреждений.
- Не проблема, - отозвалась она, подражая итальянскому акценту Марлона Брандо из «Крестного отца», что мы смотрели на выходных, - будет много болтать – проснется на дне реки.
Я захихикала, и только тогда обратила внимание, что нигде не вижу собранного чемодана. Разобранного, впрочем, тоже. Грейс говорила, что её рейс в десять вечера, это означало, что выезжать стоило уже сейчас, но ничего в её комнате не указывало на то, что она куда-то уезжала.
- Мне что, приснилось, что ты собиралась в Нью-Йорк?
- Собиралась, - отозвалась Грейс и отошла обратно к столу, где принялась складывать тетради в стопку, а канцелярские принадлежности в ряд. В её комнате все лежало на своих местах и так, и внезапное желание прибраться показалось мне неестественным. – Но у родителей изменились планы. Позвонили два часа назад, и я сдала билеты.
Вот и ответ. Родители прокатили её со встречей, и она расстроилась.
- Давно не виделись?
- С августа.
Оставалось только догадываться, какие такие срочные планы могли помешать родителям встретиться с дочерью, которую не видели почти полгода. В голове тут же всплыл образ собственной матери, и я усмехнулась. Будь она жива, тоже, наверное, проворачивала бы что-то подобное. Я смотрела на Грейс через всю комнату и думала, что черта с два она будет грустить в четырех стенах все выходные.
- Поехали со мной в Атланту.
- В Атланту? - от неожиданности она перестала раскладывать карандаши по росту.
- В Атланту. Ну там, персики, золотая текила, танцевальные бары. В Атланту.
Грейс задумчиво посмотрела в потолок, судя по всему, пытаясь представить, как далеко от Ля Тур она находится.
– Двести километров на машине отсюда. А машину, по счастливому стечению обстоятельств, нужно отдавать только в понедельник.
Она сомневалась, это было видно. Дорожное приключение двух пигалиц в соседний город, на ночь глядя – классическое начало ряда фильмов ужасов, прямой запрос на неприятности. Я потянулась вперед и схватила её за руку до того, как она успела бы подумать об этом слишком долго, чтобы отказаться, и повела за собой.

И она пошла.

***

- Извини, что я так вклинилась в твои планы, - произнесла Грейс, когда мы выехали на трассу «Ля Тур – Атланта».
Бутылку яблочного сидра с ближайшей заправки она зажала между колен, но так и не открыла. Вцепилась в горлышко с такой силой, что в любую секунду я ожидала услышать треск стекла. На извинение я ничего не ответила, потому что извиняться Грейс было не за что. Она по какой-то причине считала, что с собой я её взяла из жалости, а я считала, что невозможно «вклиниться» в планы, когда ты в них центральная фигура.
- Открыть тебе бутылку? – Грейс молча протянула мне сидр, и я переложила её руку на руль. – Подержи ровно.
Она вздрогнула от неожиданности, но спорить не стала и вцепилась в него обеими руками, как пилот шаттла.
- Флора, ну не надо!
Я сбавила скорость и все равно придерживала руль коленом снизу, пока тянулась к приборной панели за открывашкой – делала так миллион раз и ни разу не убилась, но Грейс такие развлечения были в новинку.
- Ну ты хочешь сидр или нет? – она коротко кивнула, и в следующий момент железная крышка поддалась и с шипением отскочила от бутылки. – Тогда следи, чтобы мы никуда не врезались!
Врезаться на пустой трассе было, в общем-то, некуда, но Грейс приняла мои слова близко к сердцу и когда получила открытую бутылку обратно, сделала два больших глотка подряд.
- Я бы никогда в жизни не решилась на такое, - прежде чем сделать новый глоток, она указала стеклянным горлышком вокруг, должно быть, имея в виду наше небольшое дорожное приключение. – Думала, так только в фильмах бывает. Ничего не планировать, никого не предупреждать, просто взять и сорваться в другой город, потому что можешь.
Грейс запрокинула голову на спинку сиденья и неотрывно смотрела в небо – необычно ясное и звездное для конца ноября, а я смотрела на неё. Бархатный бант на хвосте трепетал от встречного ветра, пока вдруг не слетел с волос и не исчез в темноте. Она подняла голову и потрогала затылок, и больше ничем не стянутые волосы рассыпались у неё по плечам. С одной стороны, легендарный бант мне было жаль, а с другой – ни разу до сих пор я не видела её с распущенными волосами.
- Флора, - по тону было слышно, что она хочет сказать что-то важное и будто бы собирается для этого с духом. – Никто никогда не делал для меня ничего подобного… Я могу как-то тебя отблагодарить?
- Можешь, - с готовностью отозвалась я, не поддержав торжественно-серьезного тона. – Лучше, конечно, натурой.
И засмеялась, когда сидр чуть не пошел у неё носом. Одну руку красная от кашля Грейс прижала к губам, тщетно пытаясь сдержать смех, а другой, не глядя, толкнула меня в плечо.
- Но если серьезно, у меня и правда есть просьба, - произнесла я, уворачиваясь от новой серии толчков, - хва-атит избивать меня, я все поняла! Но я не знаю, как тебе о ней сказать, потому что это странно!
Грейс опустила руку обратно на колено и выжидательно-вопросительно склонила голову на бок.
- Научи меня писать стихи, - на выдохе попросила я, - Брайт велела учиться писать свои песни, а я не представляю, как складывать слова в предложения, чтобы они еще и рифмовались. Посоветовала обратиться к тебе.
- Олимпия посоветовала?! – воскликнула Грейс, едва не пролив на себя остатки сидра, и румянец на её лице стал заметен даже в скудном свете освещающих трассу фонарей.
- Сказала, что ты раньше писала. Пожалуйста, Грейс, - взмолилась я, - есть ощущение, что она откусит мне башку, если снова услышит какой-нибудь тупой кавер!
- Скорее всего, - захихикала Грейс, допивая остатки яблочного сидра. – Она терпеть не может плохие аранжировки.
- А у меня их целая куча!
Она смеялась так, что чуть не подавилась ещё раз.

***

Танцевальный бар мы выбирали без малого минут сорок. Грейс не понравился фасад первого, а контингент, что курил на улице перед вторым, не показался внушающим доверия мне. Третий бар казался нормальным ровно до того момента, как мы увидели цены. А потом охранник вежливо проинформировал, что заведение это не для «местных», а для иностранцев, что готовы раскошеливаться на напитки по космическим ценам для своих замечательных спутниц. Тот факт, что спутницы работают на это же заведение, скромно опускался.
В итоге, когда мы добрались до бара с поэтическим названием «Moonshine», Грейс сказала, что лучше мы не найдем и нужно оставаться здесь. Правда, расстроилась немного, когда выяснила, что к лунному сиянию название бара не имеет никакого отношения*.
- Держи! – я протянула ей шот-пробирку с красным содержимым и стукнула по ней краем собственный пробирки. – К бару вообще не пробиться, все как будто алкоголя никогда не видели!
- А что это?
Музыка грохотала так громко, что её вопрос я скорее прочла по губам, чем услышала, и склонилась к её уху, стараясь говорить умеренно громко – и чтобы услышала, и чтобы барабанные перепонки от шума не разорвались.
- Водка с клюквенным соком. День Благодарения же, пей давай!
И выпила первая. Грейс смотрела на меня пару секунд, а потом запрокинула голову и выпила коктейль залпом, как лекарство. Когда на её лице мелькнуло удивление – должно быть, ожидала алкогольной горечи вместо кислого ягодного вкуса – я заулыбалась и потянула её в сторону танцующих людей. Но стоило ей понять, куда мы направляемся, как начала упираться так, словно её вели на эшафот.
- Ну нет, давай, пожалуйста, без танцев! – это я тоже прочитала по губам, а дальше она залепетала что-то совсем плохо различимое, и я просто несколько раз кивнула в ответ, мол, дадада, как скажешь.
Без танцев, так без танцев. Рядом остановилась официантка с полным подносом разноцветных пробирок, и Грейс схватила сразу две – красную оставила себе, а мне отдала фиолетовую. А потом взяла меня за локоть и повела в коридор, подальше от разрывающихся колонок.
- Эти коктейли такие вкусные! – удивленно протянула она после того как опрокинула в себя еще один шот, а у меня в голове включился калькулятор. – Вообще не похоже, что алкогольные.
Даже если алкоголя в них самый минимум, а все остальное сироп, Грейс выпила два с интервалом в пару минут. Примерно рюмку водки в общей сложности, и не просто на голодный желудок, а сверху на бутылку сидра по дороге. Если продолжит в том же духе, через полчаса уже не будет стоять на ногах.
- Они крепче, чем кажутся, - пустая пробирка из её рук перекочевала на поднос другой официантки. – Пять таких фруктовых пробирок, особенно залпом, могут вырубить мужика, держу в курсе.
Грейс уже немного нетрезво захихикала, но замерла, едва услышала первые аккорды песни. Похоже, что категоричное «ну нет!» под влиянием водки с клюквенным соком превратилось в игривое «а пойдем», и я улыбнулась. С распущенными волосами и блестящими глазами она была одновременно и похожа, и жутко не похожа на аккуратно собранную обычную версию себя. Подвыпивший парень сбоку от нас толкнул своего подвыпившего друга в бок - в самый последний момент успела дернуть Грейс на себя, прежде чем бы он завалился на неё и сбил с ног.
- Дебил… - пробормотала я, наблюдая, как он пытается найти равновесие, держась за воздух. – Жива?
Грейс подняла голову, и её лицо вдруг оказалось настолько близко, что я ощутила фруктовое дыхание на своих губах. Она смотрела на меня пару секунд, сразу же отвела взгляд и попыталась отстраниться - но я сомкнула пальцы вокруг её запястий.

Наши поздравления! После множества попыток вам всё-таки удалось выследить Духа Воздуха. Действуйте решительно, пока он снова не ускользнул.

Выдох Грейс вышел неровным. Она больше не пыталась ни отстраниться, ни высвободить руки. Просто стояла, упорно глядя куда угодно, кроме как на меня, а я ждала.
- Ты… я же нравлюсь тебе, да? – вопрос прозвучал настолько тихо, что мне пришлось повернуться к ней левым ухом, чтобы хоть что-то расслышать.
В голове мелькнуло полдесятка ответов один остроумнее другого, но вместо этого я прислонилось спиной к стене и запрокинула голову.

- Конечно. А ты думала, нет?
Грейс слабо сглотнула и внимательно посмотрела мне в глаза, и только после этого настороженное выражение с её лица стерлось. Она решила, что я сейчас её поцелую. Подумала и испугалась – не только, судя по намечающемуся румянцу, но по большей части, да. Настолько очевидно, что я без раздумий поставила бы на это штуку симолеонов. Я не собиралась целовать Грейс сейчас, вместо этого протянула руку и двумя пальцами отбросила несколько хаотично разбросанных прядей с её лица.
- Пойдем танцевать?
Я больше не держала её руки, пальцы просто лежали на запястьях – пошевели она ими или убери за спину, не встретила бы никакого сопротивления. Грейс смерила меня еще одним внимательным взглядом и склонила голову на бок.
- Не понимаю, как у Эйнджел хватило наглости сказать то, что она сказала…
Я навострила уши, но всеми силами постаралась выглядеть так же расслабленно, как и до этого, потому что имела подозрение, что слова Эйнджел расстроили Грейс намного сильнее, чем несостоявшаяся поездка к родителям. Теперь же, когда выяснилось, что речь шла обо мне, сдерживать интерес было практически невозможно. Но я старалась все равно.
- Представляешь, она заявила, что мне не стоит с тобой общаться, потому что ты плохо на меня влияешь!
Никогда раньше я не слышала от неё такого воинственного возмущения, даже если делать скидку на алкоголь. Не получив встречного негодования, Грейс озадаченно нахмурилась, а я улыбнулась шире.
- Но я ведь, и правда, влияю.
Очень часто в переписках, когда сформулировать вопрос нормально было тяжело или лень, я просто ставила несколько вопросительных и восклицательных знаков подряд в надежде, что человек сам свою мысль пояснит. Обычно это срабатывало, а теперь, ту же ровную линию знаков вопроса и восклицания я наблюдала в глазах Грейс. И принялась перечислять.
- Ты поехала неизвестно куда поздним вечером, шатаешься по незаконным вечеринкам, пьешь алкоголь, ссоришься с Эйнджел Смит, потеряла свой красивый бант. Мне продолжать?
Она хмурилась сильнее и сильнее, пока между бровей не образовалась отчетливая и глубокая вертикальная складка - очень непривычное для неё выражение лица, и только под конец, словно нехотя, рассмеялась.
- Ты так не думаешь на самом деле, - вопрос это только наполовину, больше из вежливости, а на другую половину уверенное утверждение.
Пришлось укусить себя за щеки, чтобы не заулыбаться во весь рот, но и это тоже от неё не укрылось. Я расстроенно вздохнула и хлопнула себя по бедру, демонстрируя недовольство тем, что раскусить меня вышло так легко.
- Потому что, несмотря на попытки самоуничижения, во всем Ля Тур все равно нет никого, кто был бы в большем восторге от собственной персоны, чем я?
Грейс по-прежнему стояла очень близко, поэтому, когда она запрокинула голову, что пронзить меня насквозь таким кротким обычно взглядом, это выглядело почти не картинно.
- Ты просишь научить тебя писать стихи.
- Пытаюсь сделать так, чтобы Брайт не сдала меня обратно по гарантийному чеку, - я пожала плечами, но Грейс только начала.
- Ты помогла мне сбежать с той вечеринки, хотя мы почти не были знакомы. Потом, когда тебя могли исключить, все равно не сказала декану Шепард ничего, чтобы изменить свое положение. Сегодня мы поехали в Атланту, потому что мне было грустно, и ты это заметила. А еще ты считаешь, сколько я выпила коктейлей. Ты даже отдаленно не такая плохая, какой кажешься себе и демонстрируешь всем вокруг.
- Охрененная маскировка, доктор Фил**, - Грейс закатила глаза, а я зафыркала с того, как противоестественно это на ней смотрелось.
- Когда человек только и делает, что ищет в себе пороки, он их, в итоге, находит, - Грейс повела рукой из стороны в сторону и высвободила её из моих пальцев, но только для того, чтобы поймать за запястье. – И культивирует. У меня не было причины считать тебя плохим человеком, в отличие от тебя. А поскольку ты, в самом деле, не плохой человек, можем сойтись на том, что я насчет тебя права, а ты ошибаешься.
Она произнесла это с вызовом, будто ожидала протестов и споров с моей стороны, а я просто стояла и смотрела, как неоновый свет прожекторов освещает её лицо. И смотрела. А потом подхватила её под локти и развернула спиной к стене.
- Если ты так хорошо меня знаешь, попробуй угадать, что я собираюсь сделать прямо сейчас.
Она протянула руку, но я отвела её сторону. Грейс облизала губы – должно быть, неосознанно, потому что никогда в жизни не облизала бы их так, если бы знала, как это выглядит. Не пыталась высвободить руку из переплетенных пальцев.
- Кажется… знаю.
Отовсюду полилась музыка, и последнее слово я прочитала по её губам.

***

Дыхание Грейс у меня на шее выровнялось и стало поверхностным, как у всех спящих – только тогда я осторожно, стараясь не делать резких движений, вытащила руку из-под её головы.
Темнота в нашем номере пыталась сгущаться, но как-то без энтузиазма, будто поняла бессмысленность занятия и бросила его на середине. Неоновая вывеска придорожного мотеля и проезжающие мимо машины не давали номеру окончательно погрузиться во мрак. Обстановка казалась потрёпанной даже сейчас, в сумрачные четыре утра, и можно было только догадываться, как все здесь выглядело при несговорчивом дневном свете.
С другой стороны, найти ничего лучше у нас бы не получилось всё равно, а значит, следовало радоваться, что мои часы с ультрафиолетовой подсветкой остались в Ля Тур. Меньше знаешь – крепче спишь. Грейс поежилась во сне, и я неохотно перевела взгляд с её безмятежного лица на открытую форточку. Рассудила, что лишать её источника свежего воздуха к утреннему похмелью было бы неразумно, и накрыла своим одеялом.
Спать не хотелось, и я выудила из кармана телефон. На экране висела какая-то ссылка трехчасовой давности от Ким, которую пришлось смахнуть, превозмогая угрызения совести – смотреть что-то без наушников сейчас всё равно бы не вышло. Я смотрела в экран, бесцельно нажимала на иконки приложений и выходила из них, как только они успевали загружаться. Перед глазами стояло лицо Грейс пару часов назад. Глаза Грейс, из которых постепенно исчезала настороженность. Пальцы Грейс, сцепленные за моей шеей в замок. Губы Грейс, приоткрывающиеся навстречу.
За свою недолгую жизнь я занималась сексом с количеством партнеров, которое доктор Уизерс назвала бы «чрезмерным» - в самом лучшем случае, но ни с одним из них я не испытывала чего-то хотя бы отдаленно похожего, что ощутила при поцелуе с Грейс. Перед глазами против воли возник образ закатывающего глаза Криса, казалось, даже получилось услышать «ванильненько» его голосом.
И хрен с ним, пусть звучит как ванильная чепуха из папиного сериала про любовь и завещания – факт оставался фактом, от поцелуев с Грейс у меня подгибались колени.
Телефон на коленях завибрировал, и кнопку принятия вызова я нажала на автомате, просто чтобы тот перестал жужжать.
- Флора? – из трубки раздался приглушенный голос Джиджи. – Я увидела тебя онлайн.
От неожиданности я кубарем скатилась с кровати и отползла к выходу на балкон. А уже там, за закрытой дверью, просияла в трубку, словно Джиджи за несколько сот километров могла меня видеть.
- Мать, я тебя так давно не слышала! Ты как, нормально себя чувствуешь? Когда рожать, в январе ведь, да? Тебе нужна помощь, давай я приеду?
В ухе раздался сигнал включения видео-чата, мгновение спустя я увидела Джиджи на экране своего телефона и тоже разблокировала камеру.
- Всё хорошо, - раздалось в ответ. Звук немного запаздывал, но это, странным образом, не раздражало. Я была слишком рада её видеть, чтобы злиться на помехи связи. – Рожать в конце января, как раз сдашь экзамены, тогда и приезжай. Сейчас со мной всё равно скучно и ничего нельзя.
Иронично, что об экзаменах первой вспоминал именно Джиджи, а не я. Но, подумав немного, я решила, что ничего странного в этом нет.
- Может быть, даже приеду не одна, - Джиджи улыбнулась и я улыбнулась ей тоже. А сама подумала, что в последний раз таких сияющих беременных видела в голливудских фильмах. В обычной жизни несчастные женщины чаще становились похожи на неупокоенных призраков с отекшими лицами и варикозными венами. – Видно будет. Как там Макс, обижаешь еще?
Вместо ответа Джиджи опустила камеру на семимесячный живот и продемонстрировала большого плюшевого медведя, на котором лежала. За три месяца с момента моего отъезда она умудрилась превратить Максимиллиана Сент-Клэра из трехсотлетнего вампира в смирного посылателя плюшевых игрушек, а на мои вопросы, какой жуткой и будоражащей невинный ум магией ей пришлось для этого овладеть, только смеялась.
От долгого сидения на корточках затекли ноги, но вставать не хотелось настолько, что я просто подалась спиной к каменному балконному ограждению и попыталась проскользить по нему вверх. Противоречивую попытку встать без помощи ног Джиджи никак не комментировала, только наблюдала за ней – очень внимательно, почти пристально, как не наблюдала никогда, во всяком случае, за мной. Или же это просто так падал свет.

- Ты кажешься другой, - произнесла она, когда вид на балконное ограждение у меня за спиной всё-таки сменился садом кактусом.
Я фыркнула.
- Потому что не говорю всё время о себе? Так пять утра, текила начинает отпускать. Перезвони днем, будет не заткнуть.
Джиджи смотрела на меня со странным выражением. Не сочувственным, как случайные знакомые, которым по пьяной волне хочется излить душу. Не понимающе и не «понимающе», как абсолютное большинство людей, когда обнаруживают близкого человека на пороге эмоционального кризиса. Без мудрого и всеведущего «у тебя все обязательно получится, нужно только захотеть» взгляда или ободряющих «ну же, рассказывай» улыбок. Я знала, что могу рассказать ей обо всем, что меня тревожит, но не чувствовала себя обязанной делать это во имя нашей дружбы.
- Я... – выдавить из себя хоть что-то получилось только когда она бросила взгляд куда-то в сторону, а когда снова посмотрела в камеру, я осеклась. – У тебя никогда не было ощущения, что тебя просто сносит огромной волной-убийцей, и ты просто летишь, куда тебе несет? Ничем не управляешь, потому что кому вообще под силу управлять стихией, и с трудом держишь голову над водой, чтобы не захлебнуться? Столько всего происходит, а я просто… стою, понимаешь? Оказываюсь в каком-то месте, ничего не делаю, и мне просто везет. Не людям, которые, работали больше чем я, и старались тоже больше – а мне. И я не понимаю, почему? Почему я? Так же не может быть? А что будет, когда всё кончится? Оно ведь кончится, потому что никому не может везти бесконечно! Я же вообще ничего этого не заслужила! Поэтому и боюсь рассказывать о своей жизни - кажется, стоит только начать, как всё просто исчезнет.
Слова лились из меня бесконечным нечленораздельным потоком – я сама с трудом понимала, что несу, но ни остановиться, ни даже перевести дух не получалось. Страхи и сомнения на задворках сознания, которых я успешно избегала большую часть времени, настигли в один момент – как абстинентный синдром неизбежного настигает того несчастного, что решил вдруг слезть с героина одним усилием воли.
- Шансы, за которые другие бы убили, я получаю мимоходом. И мне страшно, что в какой-то момент люди посмотрят на меня и вдруг осознают, что совершили ошибку, потому что ни одного шанса я, на самом деле, не стою.
Лицо Джиджи оставалось неподвижным все время, пока я говорила, если бы она, время от времени, не разминала плечи, я бы решила, что интернет продолжает тормозить. Я затихла, и как каждый из тех, кто хотя бы раз вываливал на ни в чем неповинного слушателя ворох переживаний, сразу ощутила, какой давящей сделалась тишина. Она не спешила прерывать молчания и заговорила только в тот момент, когда я уже открыла рот, чтобы попрощаться и не задерживать её больше своей ерундой.
- Сделай глубокий вдох и задержи дыхание, сколько можешь. После этого выдыхай и повторяй еще раз, - голос Джиджи звучал уверенно и умиротворяюще, и я подчинилась. Закрыла глаза, задержала дыхание, и вся обратилась в слух. – Шансы забирают так же легко, как и предоставляют, и это всегда воля тех, кто их дает, а не твоя. Это неприятно, но это нужно просто принять. Как только примешь, бояться станет нечего.
В это верилось с трудом, по крайней мере, сейчас, когда отголоски панической атаки до сих пор оставались на периферии сознания. Я медленно выдыхала воздух из легких и снова задерживала дыхание, и уже через пару минут ощутила, как сердце перестало биться где-то в горле. Истерические мысли, только что накрывавшие с головой, теперь разбивались о ровное сердцебиение как приливные волны о бетонный мол. Я сделала глубокий вдох и почувствовала себя человеком, который выплыл на поверхность после шторма.
- Метод шангийских самураев, - пояснила Джиджи, все это время молча наблюдая за мной с другой стороны экрана, - очень сложно бояться, когда у тебя пульс как у столетней черепахи. Адреналин не вырабатывается.
- Джиджи, что мне делать? – выдохнула я, на что она неопределённо повела плечами.
- А как ты сама думаешь, что тебе делать?
Сколько себя помнила, меня всегда раздражали те, кто вместо того, чтобы просто ответить на вопрос, пытались к ответу подвести – чтобы поняла сама, как любили повторять эти люди. Я могла шипеть на школьных учителей за наставления, о которых не просила, закатывать глаза с нравоучений бабушки и дедушки, огрызаться Саре и раздражаться (молча) с доктора Уизерс, но испытывать неприязнь к Джиджи я была неспособна по определению.
А подавить инстинкт ответить привычным «не знаю» и на этом остановиться, оказалось намного сложнее, чем представляла.
- Думаю, мне нужно работать, - после небольшой паузы произнесла я. – С этими возможностями, которые получила, но не заслуживаю. Воспринимать их как, не знаю… аванс? Держать это в голове и прикладывать усилий больше, чем кто бы то ни было, а особенно те, кто могли оказаться на моем месте, но не оказались.
Я думала, она что-нибудь скажет, но она молчала. Не соглашалась со мной, но и не возражала, и я, не без удивления, несколько секунд спустя осознала, что она и не обязана ничего говорить. Это мне хотелось, чтобы она кивнула – и я бы поняла, что думаю правильно. Это было бы проще, но я бы тогда ничего не поняла. Привычку думать чужими мозгами искоренить не так-то просто, а за один раз невозможно вовсе
- Чтобы когда… если насчет меня передумают, я знала точно, что сделала всё возможное со своей стороны. А не сожрала себя заживо, потому что всё упустила.
Выражение лица Джиджи немного прояснилось, и она подтянула вверх плюшевого медведя, на котором лежала. Теперь грустные карие глаза-пуговицы смотрели прямо на меня.
- Волны-убийцы убивают только тех, кто грубо пытается их себе подчинить, - изрекла Джиджи, до меня не сразу дошло, что она продолжает мою же метафору. – С волной не нужно бороться или пытаться направлять, на ней нужно балансировать.
От её слов я почему-то ощутила настолько мощное, насколько же иррациональное чувство дежа вю. Кто-то уже говорил мне это, почти слово в слово, но я в упор не могла вспомнить, кто и когда. Всякий раз, как я пыталась вспомнить, память генерировала только шум волн и крики чаек.

«-Боже, Флора! – мутное пятно над головой постепенно обретает черты и превращается в лицо Делайлы. – Я видела, как тебя накрыло волной!
Она склоняется ниже и придерживает мою голову обеими руками, пока я пытаюсь одновременно глотнуть воздуха и не захлебнуться.
- Я тебе говорил не срезать гребень? – над другим ухом раздается голос Дилана, но самого его пока не видно. - Волне безразлично, чего ты от неё хочешь, и пока ты этого не поймешь, так и будешь валиться с доски. Не пытайся её направлять, она всё равно сильнее. Дай ей направлять себя и держи баланс».

Теперь я понимала, что именно имел в виду Дилан. Как понимала и то, почему научиться сёрфить, несмотря на целый месяц практики под руководством Посейдона в человеческом обличии, у меня так и не вышло.
- Засыпаешь? – спросила Джиджи с той стороны экрана, и я моргнула.
Интересно, как долго просто сидела и пялилась на неё в камеру.
- Нет, - я посмотрела в сторону белесого неба на востоке. Как раз откуда мы и приехали. – Но уже пойду. Я очень тебя люблю, ты знаешь, да?
-Угу, - сонно улыбнулась Джиджи. – Я еще напишу еще. Спокойной ночи.
Экран погас, и с черной поверхности смотрело мое собственное усталое отражение. Шел двадцать пятый час без сна, но ложиться сейчас всё равно не было смысла. Я обернулась через плечо - туда, где за полупрозрачными шторами, раскинувшись на всю кровать, теперь спала Грейс, и, недолго думая, перелезла через балконное ограждение. Ей явно не помешает что-нибудь от похмелья, когда придет в себя.
Пустынная и абсолютно безмолвная улица напоминала сеттинг фильма про пост-апокалипсис. В этот момент мне было легче представить во внезапное нашествие восставших мертвецов из-за угла, чем в то, что в дневное время здесь кипит жизнь обычных людей.
Вдалеке мелькала неоновая вывеска круглосуточной аптеки, и я шла к ней сквозь туман, пока он совсем не рассеялся на утреннем солнце.

***

Из Атланты мы вернулись к вечеру воскресенья.
Я всеми силами старалась оттянуть момент, когда Грейс выйдет из машины, вместе с тем завершив наши выходные, и намеренно выбирала самую долгую дорогу домой. А она либо не замечала, либо не придала значения тому, что, прежде чем оказаться рядом с её общежитием, мы сделали круга три по Золотому городу.
Но даже когда до «Лаванды» оказалось рукой подать, уходить Грейс не спешила. Она обернулась ко мне всем телом, явно собираясь с силами что-то сказать, но я просто подалась вперед и поцеловала её. Губы дрогнули, и на мгновение мне показалось, что она отпрянет или выставит между нами руку, но она только осторожно опустила ладонь мне на плечо.
Могла ли я еще месяц назад представить, что буду целовать Грейс вот так? В машине, за углом общежития, когда вокруг даже вечером полно народу? С трудом. С еще большим трудом получалось представить, что она сама будет льнуть ко мне, невзирая на возможность быть обнаруженными.
- Спасибо… за всё, - прошептала Грейс мне в губы, когда в аллее сбоку от нас показалась группа людей, и отстраниться всё-таки пришлось. – Я не могла представить, что День Благодарения может быть таким.
Мысли роились и жужжали в голове, напоминающей сейчас улей диких пчёл. Я боялась открыть рот – казалось, стоит только начать говорить, как остановиться станет невозможно. Приглашения провести вместе Рождество, Новый год, День памяти и День Независимости - не только в этом году, а в ближайшие лет сорок, будет не избежать. Я обязательно предложу ей начать жить вместе, можно же снимать домик, я видела, некоторые так делают, и это, наверное, совсем недорого, а даже если и дорого, то деньги не проблема. Предложу завести собаку или кота, или кого она там хочет, хоть паука-птицееда. А когда мы обе закончим учиться, сможем переехать из Ля Тур куда-нибудь, куда она захочет, потому что мне всё равно где, лишь бы с ней.
«Волну не нужно направлять», - донесся откуда-то голос Джиджи.
«Дай ей направлять себя», - вторил ей голос Дилана.
Я сорвала воображаемый стоп-кран, взбесившийся калейдоскоп в голове разбился вдребезги, и ко мне вернулось ощущение реальности.
- Я тоже не могла.
Грейс улыбнулась на прощание, и путь до своего общежития я проделала с ощущением сахарной ваты вместо мозга.

***

Упасть лицом в подушку я была готова еще утром, но отключаться рядом с Грейс организм отказывался. У меня было слишком мало времени рядом с ней, чтобы тратить его еще и на сон, и теперь я еле переставляла ноги. Всерьез задумалась уснуть посреди лестничного пролета – в это время года и учитывая общую нагрузку, такое положение вещей здесь никого бы не удивило.
- Наконец-то, - незнакомый голос раздался вместе со щелчком выключателя, и от неожиданности я завизжала.
Нил О’Брайан не дёрнулся от громкого звука, не схватился за уши и не вскочил с края моего стола, на котором сидел вместо стула, только поморщился и смерил меня раздраженным взглядом.
Таким взглядом интеллигентные люди в ресторанах косятся на развеселую пьяную компанию за соседним столом.
- Что ты здесь делаешь?! – задала я наиболее дурацкий вопрос из всех возможных, но практиковать навыки остроумия он не стал.
Лаконичный ответ не заставил себя ждать.
- Жду тебя.
Привычке держать с окружающими физическую дистанцию, помимо эмоциональной, Нил не изменял. С края моего стола он поднялся только в тот момент, когда я сделала шаг в комнату и закрыла за собой дверь, но и этого ему показалось мало. Опасаясь, видимо, что мне придет в голову запрыгнуть на него с объятиями, он скрестил руки на груди. Для завершения образа высоковольтного трансформатора не хватало знака «Не влезай – убьет» поперек лба, и этой мысли я улыбнулась. Выражение лица Нила не изменилось.

Если не считать одного слова на прослушивании, это первый раз, когда он добровольно со мной разговаривал. Не только со мной - с кем угодно, исключая Брайт, и вряд ли это произошло из-за того, что ему вдруг стало одиноко.
- Мы партнёры по экзамену, - как бы сквозь зубы пояснил он, пока я смотрела на него с удивлением.
Впервые в жизни удалось встретить человека, которого я раздражала настолько, что даже смотреть в мою сторону его тяготило. Эйнджел со своим благородным презрением осталась далеко позади.
- Партнёры? – только и спросила я, понятия не имея, о чем он говорил, и Нил выдохнул с таким видом, словно всё это время вел с собой мысленный диалог о том, стоит ли выбрасывать меня из окна или пока не нужно.
- Экзамен по вокалу Олимпия проводит в парах. Нужно выбрать произведение и подготовить номер.
Из разговора с Нилом складывалось впечатление, что на день у него стоял лимит в сто слов, и он, что есть силы, эти слова экономил.
- Тебе нужно сдавать экзамен? – от внезапного озарения я заговорила громче, и Нил снова поморщился, как от зубной боли.
В это верилось с большим трудом, особенно после их с Брайт неформального общения на прослушивании. Не похоже, что она занималась его обучением в той же мере, что и моим. Их отношения пока оставались для меня загадкой, но особое положение Нила на фоне остальных студентов Брайт бросилось бы в глаза даже слепому. Спит он с ней, что ли?
- Нет.
Сказал как отрезал, чтоб его. Если он экзамен не сдает, значит, в пару нас поставили по другой причине. Возможно, Брайт хотела посмотреть на нас в динамике еще раз, а возможно это вообще была ловушка – специально поставить меня в пару с гением, чтобы я на его фоне смотрелась максимально невыразительно, и мне пришлось вывернуться наизнанку, чтобы хоть немного положение вещей поменять.
- Дай знать, когда определишься с произведением, - снова подал голос Нил и чиркнул карандашом на оранжевом отрывном стикере у меня на столе.
Я думала, он скажет что-нибудь еще, даст какое-нибудь напутствие, но он потерял ко мне всякий интерес, едва дописал последнюю цифру своего номера телефона.
- А я могу выбрать что угодно? Вообще всё что хочу? Может, у тебя есть какие-то предпочтения? Наверное, нужно, чтобы там была мужская партия тоже, да?
Нил с такой силой сжал челюсть, что под зеленой кожей отчетливо заиграли желваки. А ведь если он меня прямо здесь убьет, ему же, наверное, ничего не будет. У синдромников, вроде, были какие-то привилегии на эту тему.
- Мне всё равно. – И прежде, чем выйти за дверь, добавил, - но если хочешь сдать, не усложняй.
Звук шагов в тяжелых военных ботинках затихал постепенно, пока не слился с общим шумом в коридоре. Десять секунд спустя я уже не была так уверена, что только что разговаривала с Нилом О’Брайаном в своей комнате. Чтобы убедиться, что он мне не приснился, я потянулась к стикеру с его номером телефона, но тело вместо этого предательски упало на кровать. Энергии не осталось даже на то, чтобы удивиться нашему странному партнёрству.
Глаза закрывались, я пообещала, что закрою их на пару секунд и сразу же открою обратно, и тянулась к столу всё равно.
Тянулась, пока так и не уснула – в одежде и с вытянутой рукой.