Рабочий день подходил к концу. Оставался последний пациент, так что Ирен Лион с нетерпением поглядывала на часы, чтобы вызвать такси и, наконец, отправиться домой. Сегодня она попросит водителя остановиться у винного магазина, где купит бутылочку французского или испанского вина (зависит от того, как закончится день), а уже дома, завернувшись в плед, включит сериал и будет два часа тянуть половинку бокала, закусывая сыром пармезан.
Ирен ненавидела первые встречи, но всегда тщательно готовилась к знакомству с новыми пациентами. Потянувшись до хруста в груди, она зевнула, взяла блокнот и встала из-за стола. Стуча каблуками по паркету, она дошла до двери и со скрипом её открыла.
— Джонатан Дальмонт? Проходите, пожалуйста.
Молодой парень с ссадинами на лице и припухшей губой оторвался от телефона и осмотрел Ирен сверху вниз. Его взгляд на пару секунд задержался на её ногах, из-за чего она почувствовала себя неуютно и непроизвольно отступила назад. Из-за этого или нет, но парень шумно выдохнул через нос, словно давая понять, что его заставили отвлечься от чего-то очень важного, после чего встал, вразвалочку подошёл к Ирен и перед тем как войти в кабинет, чуть наклонился и произнес:
— Можно просто Джон.
Ирен выждала пару секунд – ровно столько, чтобы изобразить изумление, затем незаметно посмотрела на пометку в блокноте напротив полного имени пациента, улыбнулась и закрыла дверь на ключ.
— Здравствуй, Джон. Ты можешь обращаться ко мне миссис Лион. Напоминаю, сеанс длится ровно час, поэтому я попрошу тебя отключить мобильный телефон, чтобы нам никто не помешал. Если понадобится вода — кувшин на комоде справа от тебя. Тебе все понятно?
Он кивнул.
— Хорошо. Итак, — Ирен мельком пробежалась глазами по строчкам в блокноте и закрыла его, — о чем ты хочешь поговорить?
В ответ он пожал плечами.
— Ты ведь зачем-то пришёл ко мне.
— Все зачем-то приходят. Я решил, что можно тоже попробовать.
— Сейчас меня не интересуют другие, я спрашиваю тебя, — к сожалению, Джона это совсем не тронуло, он словно бы ждал чего-то более интересного, едва сдерживая зевоту. Ирен набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы следующие её слова звучали более расслабленно и проникновенно, но вместо этого её выдох получился усталым, а голос совсем не соответствовал человеку, который желает только добра. — Слушай, будет проще, если ты не будешь замыкаться в себе. Так мы сэкономим время друг друга и сможем найти выход из ситуации, которая привела тебя сюда.
Ирен смотрела на морщинку между его бровей и понимала, что облажалась. Сейчас он встанет и уйдет, упрекнув её в некомпетентности, что, впрочем, было бы не так далеко от правды. Она еле сдерживалась, чтобы не посмотреть на часы и очень удивилась, когда Джон усмехнулся.
— Психотерапевт из вас так себе.
На этот раз пришло время усмехаться уже Ирен. Это получилось непроизвольно, словно весь день она терпела и только сейчас поняла, что силы иссякли. Она пожала плечами, решив больше не изображать из себя строгую леди и откинулась на спинку кресла. Удивительно, но ей как будто стало все равно, как пройдет сеанс.
— Могу сделать скидку.
— Спасибо, не нуждаюсь. На самом деле я не знаю зачем пришел сюда. И вообще не понимаю зачем нужны такие как вы. Вы – лишь человек с сертификатом, который с понимающим видом выслушивает проблемы других в своем унылом кабинете и говорит умные штуки. И ради чего? Чтобы их жизнь стала чуточку лучше? Ваша работа бессмысленна.
— В любой работе есть смысл, если ее результат приносит удовлетворение другим. Ради этих же целей, например, появились музыканты, как думаешь?
Джон задумался. Ирен проследила за его взглядом и заметила, что он разглядывает картину на стене. Она любила эту картину – море, даже серое, покрытое штормовыми волнами всегда успокаивало её, наполняя своей силой.
— Джон, почему ты об этом сказал?
Ты хотел бы что-то изменить в своей жизни?
За какую-то секунду его губы сомкнулись в тонкую линию и искривились, выражая недовольство, но потом он опомнился, вернул маску безразличия и как ни в чём не бывало откинулся на диване.
— Даже если бы и хотел, это все равно невозможно.
Ирен смотрела на него в упор. Хотелось залезть к нему в голову, прочитать мысли, чувства, страхи. Она сощурила глаза и подалась вперёд.
— Я имела ввиду настоящее.
Он удивился. Точно удивился – об этом сказала заминка и едва заметное подпрыгивание его бровей, словно Ирен сказала что-то совершенно нелепое.
— Я тоже, — отчеканил Джон.
— Разве? Мне показалось иначе. Так, почему ты решил, что я говорю о прошлом?
— Ничего я не решил, я просто не так понял и всё. Слушайте, я не хочу об этом говорить, это никак не относится к проблеме.
— Значит всё-таки есть причина почему ты оказался здесь.
Он напрягся, его полуоткрытые губы застыли в желании выпустить из себя что-то колкое – Ирен в этом не сомневалась. Ей даже стало жаль, что он заставил себя сдержаться, а потом и вовсе выдохнул, целых три секунды барабаня пальцами по колену.
— Моя сестра.
Ирен удовлетворенно облокотилась на спинку кресла и закинула ногу на ногу.
— Расскажи мне о ней.
— Ей семнадцать, ещё учится в школе, готовится к поступлению, — он пожал плечами и чуть развел руки в стороны. — Постоянно свои учебники читает, хотя раньше вообще книги ненавидела. Ну, а сейчас, когда я вернулся из МУХи, после того как мы целый год не виделись – мы толком не разговариваем, ведь она постоянно чем-то занята. Недавно я узнал, чем именно… — он фыркнул и резко посмотрел Ирен прямо в глаза. — Я не знаю, можно ли такое говорить без последствий для неё.
— Ты можешь не рассказывать, но должна напомнить, что я имею право разглашать личную жизнь пациентов, только в случаях, если был нарушен закон, причинён физический или психологический вред себе или другим людям, а также повлёкших смерть.
— Хорошо, — он снова отвернулся к картине с морем и продолжил. — В общем, она сделала глупость. Я узнал об этом случайно – она ведь ничего не рассказывала, откуда мне было знать причину? Конечно, сделал свои выводы, очень разозлился, стал кричать на её. Мы тогда сильно повздорили.
— Это как-то связано с синяками на твоём лице?
— Да, но это не Белка сделала, если вы об этом, — он усмехнулся. — Мы, конечно, потом помирились, ну, что-то вроде того. Она объяснила зачем поступила так, но, знаете, мне не стало понятнее. Почему, если ей нужна была помощь, она не обратилась ко мне?
— А почему ей нужно было обращаться к тебе?
— Я ведь её старший брат. Я всегда ей помогу, как помогал раньше.
— Да, но почему это должен был быть именно ты?
Видимо, Джон не понял этого вопроса и поэтому понятия не имел, как на него ответить. Ирен прямо-таки видела в его глазах недоумение от осознания, что приставка «старший» вовсе не значит «главный», «незаменимый» или «единственный». Это был идеальный момент, чтобы добить.
— Ты никогда не задумывался, что, может быть, из вас двоих именно она хотела быть старшей?
— О, она мне сто раз это говорила в ссорах, да только она бы не смогла, не выдержала бы.
— Почему ты так в этом уверен?
Он сжал челюсти о чём-то задумавшись, а потом пристукнул кулаком по собственному колену и процедил:
— Да потому что, когда всё в нашей семье идёт через жопу, она это не воспринимает всерьез, витает в своих иллюзиях и мечтает о том, что с неба спустится всемогущий Творец, и всем станет хорошо и весело! Но так не бывает!
Ирен, глядя на то как на его щеках играют желваки, замолчала. Она не впервые видела в этом кабинете слёзы, злость, боль и хорошо помнила, как эмоции трясут руки пациента даже в полном молчании. Встав с кресла, она налила из графина в стакан воду и поставила на стеклянный столик перед Джоном.
— Твоя сестра не видела тебя год. Вы мало общались, ей пришлось учиться быть взрослой самостоятельно, без твоей помощи. Это нормально совершать ошибки в её возрасте, и ты не обязан её круглосуточно опекать, у тебя должна быть своя жизнь.
Он выдавил из себя смешок, больше похожий на фырканье:
— Странно, вроде бы рот открываете вы, а звучит голос Ноты. Было бы идеальное попадание вставь вы еще парочку ругательств и оскорблений.
— Кто такая Нота?
— Подруга, мы вместе учимся и играем в группе.
— Это… Её настоящее имя?
— Нет, конечно, настоящее она ненавидит.
— Выходит «Нота» – это прозвище. Ты ей его дал?
— Нет, она сама себе его дала, когда стала заниматься музыкой. Хотела, чтобы имя ассоциировалось с творчеством, а не с О’Шимом.
Разговор уходил в сторону. Профессионализм подсказывал Ирен, что нужно сворачивать тему, но её брови уже против воли дёрнулись вверх, а лицо, видимо, изобразило всю гамму непонимания, поэтому Джон решил пояснить:
— Её зовут Ривер – распространённое в тех краях имя, а уж фамилия... Для девочки-ошимки, как и для островитянина мало приятного в том, когда тебя тыкают носом в происхождение. Признайтесь, вы ведь тоже, когда меня увидели были разочарованы?
— Я не разделяю людей на плохих и хороших по цвету кожи или волос. Гадят все.
Он прыснул из-за чего на губах Ирен снова появилась улыбка. Ей было интересно с ним: он не извинялся после каждого недопонимания в отличие от предыдущей пациентки, не ждал похвалы за каждое вытянутое слово, как мужчина до неё, Джон словно находил для себя странное наслаждение в том, чтобы заставлять других отвечать на неудобные вопросы. Он бросал вызов не только Ирен, а всему, что его окружало.
— Похоже, подобное тянется к подобному, — сказал он, пока Ирен думала, как увести разговор в нужное русло.
— Что ты имеешь ввиду?
— Островитяне, ошимцы – изгои, которые не вписываются в привычную жизнь Симландии. Чем-то мы раздражаем и, отдаляясь от вас, привязываемся друг к другу. Год назад я помог Ноте, правда до сих пор не понимаю, как я осмелился. Тогда решалась моя жизнь, а я думал только о том, что будет делать Нота, если всё оставить как есть.
— И как ты ей помог?
— Заставил приемную комиссию взять её в МУХу. Пришлось, правда, приврать немного, из-за чего случались смешные курьёзы.
Ирен понравилось, что Джон улыбнулся, возвращаясь в воспоминание. Эта была не та усмешка, которую она видела ранее. В этом простом действии было что-то домашнее, что-то, что он тщательно скрывал с того момента как оказался здесь.
— Например?
— Ну, ей пришлось поддерживать легенду, что она лесбиянка: словечками всякими, взглядами, иногда действиями. Сплетня разлетелась быстро, в этом и была идея нашего плана, — Джон заметил, как выгнулась бровь на лице Ирен и закатил глаза, — долгая история, не смотрите так. В общем, ей даже нравилось, что девки от неё бегают. Но как-то раз мы пялились на девчонку в купальнике на озере, оценивали её… Посмеялись и разошлись, но та видимо запомнила и после одного из концертов, которые мы давали, зашла в гримерку и полезла целоваться к Ноте. Нота её тогда отпихнула, извинилась, сказала, кажется, что та не в её вкусе или что-то вроде того, а через неделю я проходил мимо и заметил их двоих в комнате Ноты, — он взъерошил пятерней волосы из-за чего они встали торчком, добавив его побитому образу органичности. — Короче, легенда оказалась легендой лишь наполовину. Теперь все, включая Ноту, знают, что она бисексуалка. Хотя лично я с парнем её никогда не видел.
Ирен смутилась, опустила глаза и посмотрела на свои руки.
— Эта Нота, видимо, много для тебя значит. Но почему ты думаешь, что дело в национальности?
— Они свободнее в своих желаниях. Головы большинства Симландцев забиты общепринятыми ценностями. А я не верю в Творца, не умиляюсь ламам-брелокам, не хожу на воскресные службы, чтобы в сотый раз слушать о том, как любовь всемогуща, — он шумно выдохнул, сжал одну руку в кулак, накрыл другой и хрустнул пальцами. — В универе у меня есть девушка, с которой мы… встречаемся иногда. Нашу связь не назвать любовью, в ней нет ничего светлого или сильного, просто секс. Но нам хорошо друг с другом. И за это мы оба можем сильно отхватить лишь потому, что святоши-лицемеры считают такие отношения развратом.
— Дай угадаю, она тоже из O'Шима?
— Да, из Глиммербрука.
Ирен прищурилась и наклонила голову набок.
— Выходит, если бы эта девушка была из другого города, то она бы никогда не обратила на тебя внимание и ничего между вами бы не произошло?
— Нет, но… Я не знаю. Она могла бы бояться общественного мнения, например.
— А ты уверен, что дело именно в национальности, а не в том, что ваши отношения сами по себе основываются только на физической близости и тебя это гнетет? Может, ты бы хотел чего-то большего?
— Нет, не знаю, наверное, не хотел. Просто люди… — было видно, что вопросы Ирен застали его врасплох. —
Да что я вам объясняю, вы сами-то откуда?
— Я родилась в Бриджпорте, моя мать из Бриндлтон-Бэя, отец из Бриджпорта. У меня нет родственников из О'Шима или с островов. В твоём окружении, наверняка, тоже есть люди, которые не имеют корней из этих мест. К ним ты тоже относишься предвзято?
— Нет! Это они ко мне так относятся! — наконец вспылил он.
Ирен этого и добивалась. Она сцепила руки в замок и внимательно посмотрела на Джона.
— Почему ты так решил?
Он медлил с ответом – ему было тяжело. Ирен это видела и не собиралась торопить, но не смогла сдержаться, чтобы украдкой не взглянуть на часы. Час назад она с нетерпением ждала, когда этот день закончится, а сейчас просила время замедлиться.
— Почему, Джон? Кто заставил тебя так думать?
— Одна моя знакомая, хотя мы вроде как родственники.
— Что между вами произошло?
Он усмехнулся:
— Сложно сказать, — он облокотился локтями на колени и опустил голову. — Скажем… Я тоже ей помог и всё было хорошо. Но потом она пропала. Не отвечает на мои звонки, её телефон вообще недоступен уже второй месяц, и я не знаю почему.
— Тебя беспокоит, что с ней что-то случилось?
— Нет, с ней всё в порядке, я в этом уверен, — Джон небрежно мотнул головой из чего Ирен сделала вывод, что это не просто слова. — Меня беспокоит, что она ничего мне не сказала, просто исчезла.
— Ты думаешь, что она, эта девушка, что-то от тебя скрывает?
— Я уже ничего не думаю. Я просто не понимаю почему она ничего не сообщила. Мы ведь хорошо общались. Что могло произойти, чтобы заставить её делать вид, что меня не существует?
— А как много ты о ней знаешь? Может быть дело в её близком окружении?
— Знаю, что её отец сраный властолюбивый тиран, и он – практически единственное её окружение.
Ирен смотрела на Джона и испытывала странное желание помочь ему. Она сама ненавидела неопределенность и прекрасно понимала его чувства. В такие периоды всегда хочется зацепиться за любую, даже самую несущественную нить ради того, чтобы найти путь из тумана. Весь её арсенал находился здесь, в ней самой, она должна была сказать что-то, чтобы успокоить его, пусть даже если это будет обман, но голос разума не давал этого сделать. И она молчала.
— А что если это всё из-за него? — Джон резко поднял голову и посмотрел на Ирен. — Что если Холли боится, что он обо мне узнает?
— Я не знаю её, Джон. И не могу говорить за неё.
Казалось, он был разочарован таким ответом. Его кулаки сжались, а между бровей пролегла глубокая морщинка, такая же как в самом начале сеанса. Ирен хотела бы чтобы он усмехнулся, как и тогда, но этого не произошло.
— Знаете, а ведь я всё выясню.
— Хорошее решение. Только зачем тебе это?
— Я хочу понять.
— Возвращаясь назад, хочу напомнить, что этот разговор начался с чувства предвзятости к тебе из-за происхождения. Ответь мне, катализатором этих мыслей стала Холли?
Он долго смотрел на свои кулаки, видимо, обдумывал слова Ирен, складывая факты на одну полку, после чего расслабился и откинулся на спинку дивана.
— Думаю, да.
— Ты предпочитал томиться в состоянии неопределенности, обвинять других людей в своих проблемах, чем искать их решение. Скажи, сейчас тебе стало легче?
— Мне стало понятнее, в этом есть своё удовольствие.
Ирен лишь улыбнулась уголками губ. Её всегда радовало, когда пациенты ей открывались. Порой до правды было нелегко докопаться, но результат всегда приносил ей удовлетворение.
— А что насчет вас? Зачем вам всё это? В чём удовольствие забивать свою память чужими историями и записывать в блокнот их поступки?
— Мне интересно узнавать людей, анализировать их проблемы, выборы, наблюдать за тем, как их радости и горести повторяются у совершенно других людей в разных ситуациях. Жизнь удивительная штука: в зависимости от обстоятельств что-то может нравиться одному, но вызывать отвращение у другого. И моя задача – найти подход к каждому.
— И вам никогда не хотелось кого-нибудь из них прибить?
— Хотелось.
— А я вхожу в их число?
Ирен покачала головой:
— Для меня ты тот, кто должен всю жизнь прожить с результатом своих решений, какими бы гадкими они не были, — она смогла выдержать его взгляд, после чего посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что этот час прошёл быстрее, чем представлялось. — Сеанс окончен.
— Можно мне сфотографировать вашу картину? — неожиданно спросил Джон.
— Конечно, но зачем?
— Хочу поставить на заставку. Есть в ней что-то успокаивающее.
— А что стоит у тебя сейчас?
Вместо ответа он протянул телефон, развернув его экраном к Ирен. Фотография была сделана пару лет назад, это было заметно по разнице в возрасте между Джоном, что стоял напротив неё и тем, который смотрел с экрана вместе с темноволосой девушкой. Ирен не знала её имени, но карие глаза, смуглая, но не настолько тёмная как у Джона кожа, и широкая улыбка итак говорили, кто она.
— Почему? — только и спросила Ирен, пока он искал подходящий ракурс.
— Думаю вы правы. Я не всегда буду рядом и в первую очередь это нужно понять мне. Белка, как видно, поняла это раньше.
Ирен кивнула. Она не стала его спрашивать о дне, на который назначить следующий приём: почему-то ей казалось, что ему её консультации больше не нужны, и он сам это понимает. Закрыв за Джоном дверь, она медленно подошла к окну и посмотрела на оживший бульвар:
— Всё-таки испанское.