Цитата:
Элинор Бротшильд - тотенбуржская коллаборационистка, казнённая симлендской армией за сотрудничество с дергийскими войсками в конце Четвёртой Тотенбуржской войны.
© поисковик Гарри
|
криповый саундтрек
Она выходит из спальни на полусогнутых. Вся дрожит, вены на ногах синеют сквозь капроновые колготки, туфли так тесно сжимают её ступни, словно пытаются выдавить из себя её тело. Совсем иначе в этих туфлях выглядела мать – несла себя, как Элинор Бротшильд на эшафот. С достоинством. Марта же кажется больше похожей на скелет из лаборатории в СНЦ – как будто кости её больше не связаны сухожилиями, и могут рассыпаться от неосторожного толчка. И платье на ней выглядит как-то жалко, несмотря на вызывающий красный цвет. Она такая вгоняет в тоску.
- Замечательно, - собственный голос звучит глухо, как из телевизора. - А теперь ты сделаешь макияж.
Она видит дверь в ванную и тут же принимается крутить головой. Хватает за руки, впивается ногтями в свитер.
- Нет-нет-нет-нет, Майкл, прошу тебя, только не туда, - принимается судорожно шептать, потрясывая взлохмаченной головой, - пожалуйста, я не могу, пожалуйста.
Она противится движению руки, но, в конце концов, её удаётся туда затолкать. Последние два шага до зеркала она делает сама – понимает, что ничего там внутри такого нет, что может напугать её сильнее того, что ждёт её снаружи. Дрожь в ногах заставляет её покоситься на высоких каблуках, и ей приходится нагнуться, чтобы поправить стельку. В сторону ванны она старается не поворачиваться – с той ночи, когда ей пришлось извлечь оттуда тело Моны, она ни разу ещё здесь не была. Может, стоило дать ей немного времени, чтобы свыкнуться с её новым положением, но всё с самого начала пошло как-то криво, и времени теперь почти не осталось. Это здорово нервирует, причём, её, наверное, даже больше. Это видно по тому, как дрожит её рука.
Контур помады получается немного неровным, и она ещё больше смазывает его, когда пытается вытереть лишнее пальцем. Но теперь, когда её обескровленные губы наливаются сочным алым химическим цветом, она, наконец, становится немного на неё похожей. Один этот пошлый и яркий элемент весь её беспорядочный хмурый вид обращает в лик богини, шлюхи, матери. Посмотреть бы себе в глаза в отражении, но зеркало грязное и запотело, поэтому угадывается только невнятное движение за её спиной. Граммофон в комнате заглушает шум крови в ушах.