Часть 7
Уже солнышко давно закатилось, а праздник всё продолжается. Через костёр прыгают, хотя двое уже грохнулись и поджарили зады. Из темноты вынырнул Лель и озарил всех улыбкой. Меня, во всяком случае, озарил. Я затрепетала, как осинка на ветру, и потянулась к нему.
Умом понимаю, что лучше держаться от него подальше, а то покраснею и выдам себя, заговорит со мной - отвечу, заикаясь через пень колоду. И всё равно ноги сами подтаскиваются ближе, ближе к сапожкам Леля.
Он пел. Он плясал, все начали танцевать следом за ним. Он так рассыпается мелкой дробью - устоять невозможно! Какие коленца голосом выделывает! Лоб у него взмок, пряди волос прилипли. В этот миг он казался мне гораздо более близким и родным, чем когда-либо прежде. Он улыбался как все, а не таинственно и надменно, как обычно. Глаза его сверкали. Все любили его и хвалили, и Лель был счастлив. Я бы всё отдала за то, чтобы в этот миг он подошёл ко мне и сказал: "Тоська, пойдём вместе плясать". Вот был бы счастливый конец...
Но красавец певец не видел меня, не замечал. Вокруг него сгрудились хихикающие девки, он что-то пошутил - я не успела разобрать, конец фразы потонул в согласном девичьем хохоте. Лель состроил глазки, подмигнул одной, другой, провёл ладонью по лбу, стирая пот, разгладил волосы. Он опять перестал быть моим. Чем больше веселились озорницы вокруг него, тем грустнее становилась я. Не родной... Ничего не чувствую. Мужчина-мечта, красавец, умница - это да. Но чужой мне какой-то.
И тут взору всех явилась Она.
На поляне воцарилась мёртвая тишина. Ни у кого не хватило воздуха в груди, чтобы хоть ахнуть. Такую неписанную красоту и представить себе трудно. Мирослава была одета в праздничный кокошник, коса выпущена на грудь. У неё от природы каштановые волосы, но сейчас они отчего-то казались русыми. Неужто как-то перекрасила? Всё может быть, всё может быть... А платье! Что за чудесное платье, мы такого видом не видывали! Мой сарафан мигом померк на фоне этого. А какие каменья у неё на шее!.. И на груди вырез - представляете?! Ключицы под покровом нежной, ухоженной кожи увидели все.
Но предназначалось всё сие только для одного человека. Поразить деревню от мала до велика - Мирка к этому привыкла. Однако Лель стоял, не сдвигаясь с места, поражённый её видом как молнией. Мирослава приложила ручку к щеке и, сделав лукавые глаза, проворковала:
- Ах вот ты где. А я уж думала, что ты ускакал на Сивке-бурке за тридевять земель выполнять мои милые причуды.
- Как я мог покинуть тебя одну, радость моя? - выдохнул Лель, взял Мирку за руку и припал губами к тыльной стороне её ладошки. По толпе среди девушек прокатился завистливый вздох. Обо мне и говорить нечего - костёр-олелия по сравнению со мной сейчас был просто предсмертным пшиком лучинки.
А она ещё и недовольна!! Закатила глаза, склонила голову набок и говорит:
- И где только ты этому научился? Что за манеры, люди добрые! Нет бы в губки помиловать невесту.
Шарах!!
Невесту!! У меня закружилась голова, я схватилась за какой-то пенёк и не упала. Лель... отдан Мирославе! Точнее, она за него. Да как же это... Да за что же это!
Они отошли в сторонку, обнялись и зачали вполголоса ворковать промеж себя. Эх ты, Тоська-Журавушка, глядела-гладела и проглядела. Самого важного и не увидела... Неплохо, Лель, неплохо. Самую красивую выбрал. Но она-то тебя за что!! Ведь знала, кого брать... Моего Леля!
Я, рассеянно улыбаясь всем и никому в частности, стояла столбиком. Мирка быстро закончила разговоры, парочка двинулась прочь с поляны. На прощание красавица обернулась и окинула всех изучающим взглядом. Нет, не было ей здесь соперницы или хоть сколько-нибудь равной. Губы девицы дрогнули в улыбке, она опустила ресницы, повернулась к Лелю, он взял её под руку, и счастливые ушли.
Они счастливы, а я теперь несчастна как дюжина дюжин несчастных Тосек, да ещё дюжина сверх того. Никаких надежд. Я и раньше-то мало верила в то, что Лель всё-таки одарит меня благосклонностью и вниманием, а теперь уж точно всё пропало... Ему нравится Мирка, а кто я рядом с ней? Да никто!! Ничтожество!! Она лучше меня в тьму тьмущую раз, лучше, гораздо лучше во всём!!
Чья-то тёплая ладонь провела по моему плечу и взяла меня под локоть. Я обернулась. Андрей, не Лель же.
- Пойдём со мной в хоровод.
Глаза у него грустные, хотя он старается улыбаться. С чего я взяла, что грустные? Как будто я присматриваюсь! Да не нужны мне его глаза, и зачем только я это заметила. С ним в хоровод! Когда тут такое!
Я открыла рот, собираясь закричать, чтоб он шёл миловать другую, какую угодно, вон их сколько - хоть отбавляй, только не меня. Не его я, и никогда не буду его, понятно! Не нужен ты мне, постыл, постыл! Ты обычный, совсем обычный, ты пахарь, ты широкоскулый, с твёрдыми губами и прямыми плечами, у тебя ладони пахаря с мозолями от сохи, а Лель - ты видел его?! Какие пальцы длинные, нежные, тонкие! Только такими на гуслях и играть, взяв роговицу и водя ею по струнам. Какие плечи округлые, губы мягкие и большие, ресницы длинные, почти девичьи! Волосы золотые, пушистые, а у тебя? Смоль, да и только.
Но я не закричала. Я вовремя одумалась и сомкнула губы. Отец говорил мне, когда я ещё в невестах ходила и билась в истерике в уголке: "Иди, иди за него и не реви, ещё потом спасибо мне скажешь. Любит тебя Андрей, а это редкое счастье." Ох ты, моё редкое счастье... Ну почему не прошло мимо? Хотя... Выдали бы меня за другого, не менее постылого, так он бы ещё и бил меня, не церемонился бы... Может, оно и к лучшему. Хороший ты всё-таки человек, Андрей. Другая бы плясала от радости и на шее висла. Но я не такая. Я не могу виснуть на шее нелюбимого мужчины.
Я как можно ласковее улыбнулась ему, мягко сняла его руку со своего локтя.
- Я хочу потанцевать с братом. Можно?
- Да, конечно.
Кажется, он понял, что я на самом деле хотела этим сказать, отошёл в сторону подальше, а я разыскала в толпе Никитку, схватила за руки. Он сначала не поверил своему счастью: в детстве мы с ним были горазды на всякие проделки, а потом я приревновала его к родителям и оставшееся до замужества время строила из себя Взрослую Барышню, которая не снисходит до безумных плясок с младшим братом. Зато сегодня - снизошла.
Это надо было видеть... Мы с хохотом, дрыгами и прыгами носились по поляне, как будто нам обоим по десять вёсен и у обоих шило в... экхе-кхе. Что-то пели, я взвизгивала и кидалась его щекотать, Никита орал благим матом и тянул сестру за косу. Потом к нам присоединилась Василиса, третья по старшинству из отпрысков Сотня и Отрады. Маленькая, кипучая, ершистая, очень красивая девочка. Мы все втроём взялись за руки и принялись водить свой маленький, но дружный хороводик. Я подхватила Васютку на руки, прижала к себе и закружилась на месте. Она хихикала, уже сильно прибалдевшая от бодрствования в столь позднее время и от бесконечных плясок.
Андрей стоял сбоку от нас и, не отрываясь, смотрел то на детей, то на меня. Его взгляд излучал чистый восторг, как мне казалось сначала. Потом я поняла, что опять ошиблась, как тогда, когда приняла грусть за угрюмость. Нет, в его взгляде было лишь целое море тоски.