Меня зовут Стэлла ан Грай. Каких-то несколько дней назад я покидала университет, точно зная, что ждет меня впереди. Однако судьба внесла свои коррективы. Сейчас многие из тех, кто ухитрился выжить, считают, что произошел предсказанный не раз и не два конец света. Другие утверждают что «просто рванули ядерные станции, построенные в горах недалеко». Не знаю. Слава небесам, я не видела, как все началось. И даже не знала, что происходит что-то на столько глобальное. И страшное. Просто стоило мне закончить ритуальную часть Посвящения, как то, что мы привыкли называть священным древом, вдруг стало сереть и изменяться, то ли погибая, то ли превращаясь во что-то другое, уже не принадлежащее такому привычному, знакомому и определенному на целую жизнь вперед миру.
Если честно, в тот момент я испугалась не столько перемен, происходящих с семейной святыней, сколько наказания. Испугалась достаточно, чтобы без оглядки кинуться обратно, к выходу из пещер, рефлекторно прижимая к груди отломленную веточку. Это бегство спасло мне жизнь: когда гора вздрогнула, а со стен и потолка на пол полетели камни, я была уже почти у выхода. Каких-то двести метров оставалось до спасительного света, когда пол метнулся навстречу, а секунду спустя все провалилось в темноту…
Первым, что я увидела, открыв глаза, был матерчатый потолок импровизированной «палатки». Вторым – встревоженное лицо Осипа. Да-да, того самого парня из соседнего общежития, бегавшего по снегу даже без плавок и весь последний курс донимавшего меня звонками в любое время дня и ночи. В Академии он непередаваемо раздражал, но тогда, как оказалось, именно он нашел (буквально откопал) меня под завалами. Он же рассказал, что водителям обеих машин уцелеть не удалось, а вот мне наоборот – повезло просто сказочно. Прибившиеся к добровольным спасателям студенты с медицинского нашли у меня только кучу болезненных, но не опасных для жизни ссадин и легкое сотрясение мозга.
У той группы «спасателей», к которой я попала, была связь с «большим миром». То есть они могли отвезти меня в единственный на всю округу еще работающий порт. Конечно, билеты там стоили совершенно сказочных денег, но Осип сказал, что денег с продажи тех побрякушек, что были на мне, вполне хватит. Он предлагал сразу ехать, уверял, что все устроит, а я могла только кивать. Он бегал по палаткам, что-то собирал… Понятия не имею, где он в считанные минуты нашел мне еще вполне приличную одежду и какую-то не очень свежую булку. Собственно, после того как машина спустилась с гор, мне было уже не до того. Во-первых, над Фэйритауном шел снег. Явление само по себе шокирующее. У нас не бывало снега. Вообще. У нас даже листва не облетала никогда! Вечная поздняя весна, вечное цветение, вечное солнце, отражающееся в витражах, заменяющих стекла даже самым скромным домам, вечная сказка… Что общего тот город, в котором я прожила почти всю жизнь, может иметь с этой пустошью, кое-где «украшенной» развалинами? Почему небо над головой черное? Почему на черти сколько переходов вокруг растение у меня в руках – единственное живое? И что это за фигуры ходят вокруг? Фигуры, подозрительно похожие на людей. Им ведь нужна помощь!
Осип объяснил. И показал. Знаете, в какой ужас может привести всего лишь одна недолгая остановка возле такого «нуждающегося», достаточная для того, чтобы в подробностях рассмотреть его и понять, что еще пару дней назад это тело принадлежало дяде Эрнандэсу, а сейчас в нем поселилось что-то из фильма ужасов. Я не завизжала только потому что от ужаса потеряла голос. Мы ехали прочь от гор, и Осип почти ровным, почти бесстрастным голосом рассказывал, что творится в долине. Рассказывал, как выжившие расползаются по убежищам, как горстка сумасшедших пытается найти тех, кому еще посчастливилось спрятаться от беды. Как им тяжело без собак, но они не на столько безумны, чтобы перечить мафии, которая сейчас значит куда больше закона, об отсутствии еды и воды, о разрушениях, о том, что он не знает, сколько еще протянут люди, но помощь ведь придет, не может не прийти, ведь заметят рано или поздно, что электростанции пропали, и тогда помощь придет… А я смотрела невидящим взглядом на идущий над мертвой пустошью снег и осторожно поглаживала все еще живые листки. А в голове крутились странные и страшные мысли: станции принадлежали Грэю, и я совершенно точно знала, что на них стояла какая-то система оповещения, благодаря которой в главном офисе мгновенно узнавали обо всех возникших проблемах. Они не могли не знать о случившемся. Не могли. Тогда почему мы до сих пор одни? И если правы были предки, называвшие дерево, последнюю частичку которого я держу в руках, древом жизни – это значит, что я увожу из родной долины жизнь?
Было плохо. Было холодно и очень страшно. Очень хотелось уткнуться в ладони – и расплакаться. А еще – поскорее уехать отсюда – и забыть все, как страшный сон. Сначала я и сама не поняла, что почти шепотом сказанное «Разворачивайся» принадлежало мне. И когда – уже громче – повторила эту смесь просьбы с приказом – тоже не очень понимала, что творю. Однако Осип твердо хотел сделать как лучше, так что его пришлось долго убеждать, и с каждым «Я остаюсь» творимое безумие все больше казалось мне единственно верным. Я. Здесь. Нужна.
Осип оказался невероятно упертым, но за то и столь же добрым. Как только он уяснил, что никуда из долины я не поеду, даже если придется прыгать из движущейся машины (хотя тут я, стоит признаться, немного лукавила: попадать в гостеприимные объятия зомби очень не хотелось), не махнул рукой на сироту, а потратил еще пол дня, но нашел мне дом. Ну… Или что-то отдаленно похожее на дом.
Склеп на ножках. Осип сам признает, что даже по нынешним временам, на дворец ЭТО не смахивает, но за имеющуюся на руках сумму лучше и не бывает. Собственно, все мое жилище делится на туалет (то что наверху) и кухню (гриль возле лестницы).
Холодильника (а как следствие - и хоть какой-то еды), правда, на «кухне» нет. А кушать уже хочется… Это хорошо, шок видимо проходит. Теперь нужно срочно чем-нибудь заняться. Например, повесить в «туалете» (он же спальня, гостиная, чердак…) диплом
Хоть какое-то украшение для этих ужасных стен.
Я бы непременно села и поплакала, но тут девочка-подросток со спринтерской пронеслесь через участок. Наверное, глупо было пытаться ее догнать, рискуя попасть на завтрак одному из кочующих зомби,
но зато я нашла выроненную ею газету. Подшитые белые листочки, на которых среди панических криков и оптимистичных заявлениях о том, что не нужно из-за какого-то апрельского снежочка верить всяким паникерам, кричащим о конце света, было крошечное объявление о том, что сети автозаправок требуются на работу молодые, активные, общительные девушки, не потерявшие способности улыбаться.
Учитывая, что это предложение – единственное, мне остается только дожить до завтра. И молиться, чтобы из всех желающих хозяин заправки выбрал именно меня…
Техническое.
Разумеется, дядя с компьютером к нам приходил. Однако мы со Стэллой радостно убедились, что если удалить не распакованную коробку – денег не дадут, а потому рыжая эльфиечка гордо его проигнорировала, а людь – избавилась от подозрительного подарка.
Так же в день вселения был куплен самый дорогой (1200 симолеонов – цена плодового дерева) стул и подарен мимопробегавшей соседке женского пола (чтобы в Апокалипсис не подселить. Хотя такую, думаю, и после не подселю).
Проделано сие было вместо вычитания суммы, ибо на фамилию из двух слов (Стэлла и в игре ан Грай), да еще русскими буквами любимый «вычитающий» код familyfunds не действует. (((