[Veleena]

Девятая серия

Прошел год…

Шестнадцатилетняя Настя стояла перед зеркалом в своей комнате и пыталась собрать свои длинные каштановые волосы в хвост. Сегодня они с папой собирались идти записываться в «VIP-partner». Девушка немного волновалась – целый год она не танцевала. А для бальных танцев такой перерыв – это достаточно много. Опять нужно было искать партнера. Причем найти парня шестнадцати-семнадцати лет с D или С классом – очень сложно. Основная проблема была именно с классом. Настя ведь тогда так и не въехала в С. Девушка вздохнула.

Волосы, наконец, были собраны, и Настя подошла к шкафу с одеждой в надежде найти там какое-нибудь тренировочное платье, или на худой конец, юбку и водолазку, но ничего такого не находилось. Девушка оставила все свои вещи в том доме, у Ирины Александровны. А здесь… повседневную одежду ей купил папа, а из танцевальной было только два конкурсных платья на стандарт и латину, туфли на латину и где-то в ящике комода валялись браслеты от платьев. Все. Настя недовольно вздохнула, кинула в сумку туфли, конкурсное платье La, пару бинтов, лак для волос, сетку конкурсную для волос, два десятка шпилек и расческу. Затем девушка взяла сумку и вышла из дома. Ее папа уже сидел в машине.
-Ты готова? – Николай Сергеевич открыл дочери дверь.
-Как видишь, - усмехнулась Настя и, положив сумку на заднее сиденье, села вперед, к папе.

-Волнуешься? – спросил он, когда машина отъехала от дома.
-Нет, - соврала девушка, - с чего? Я долго занималась до этого. У меня есть опыт.
Всю дорогу они молчали. Настя жила с отцом уже полгода, но до сих пор не привыкла к нему. Они не виделись два года. Николай Сергеевич не знал ничего о жизни дочери. И вот теперь, спустя два года, увидев ее снова, он не мог узнать ее. Настя сильно изменилась. Сложно сказать, что так сильно повлияло на нее – жизнь с нелюбимой мачехой или недавно пережитая травма. Из спокойной, милой, покладистой девочки его дочь превратилась в холодную, временами жесткую и стервозную девушку. Нет, отцу она не грубила, не сбегала по ночам гулять с парнями, но что-то в ней изменилось, сломалось. Настя сейчас думала о том же, о чем думал ее отец, но она вспоминала то, с чего все началось. Тот переломный момент, изменивший ее.
Когда она увидела танец Максима и Кати… этот взгляд, который не мог быть наигранным. Это чувство, которое возможно Максим и не осознавал тогда, но оно определенно было. Любовь. Но не к ней. К другой. К той, которую однажды она, Настя, заменила когда-то, теперь заменили ее. Не ей теперь предназначались эти улыбки, мимолетные взгляды полные нежности, редкие комплименты. Не ей. Не для нее теперь ОН танцевал. Не ее обнимал во время танца, не ее целовал после венского, не на его плечо она опускала голову, когда сильно уставала. Не ее он теперь провожает до дома. Не ее. Другую. Именно в тот момент, когда Настя это осознала, ей показалось, что нечем дышать. Она задыхалась от боли, слезы текли по бледному лицу, но девушка их не чувствовала. Все чувства спрятались куда-то, исчезли, растворились в пустоте ее сердца. А сейчас и она сама растворялась. Вокруг не существовало ничего кроме боли. Всепоглощающей боли. «В последний раз, это значит уже никогда…» - из наушников звучала песня из к/ф Основной инстинкт. Слова, которые отражали ее внутреннее состояние. В последний раз… «Никогда, никогда…» - тихо шептала про себя девушка. Выход пришел сам собой. Ей уже ничего не хотелось. Не хотелось жить. Смысл исчез. Партнера ей уже не найти, а смотреть на то как танцуют Максим и Катя она не могла. Дальше все было как в тумане. Она еле встала с кровати. Нога почти не слушалась. Девушка дошла до лифта, словно зомбированная. Она ничего не чувствовала. Боль в ее душе была сильнее боли физической. Всем проходящим мимо медсестрам Настя говорила, что идет в туалет. Сложно сказать – верили они ей или нет. Да и девушка не заботилась об этом. Ей нужно было дойти до крыши, а там… Настя не помнила, как она оказалась на крыше, и почему люк не был заперт. Девушка дошла до края крыши.

Внизу был асфальт. Ни одного зеленого кустика, ни клочка земли. Только асфальт. И козырек крыши, над входом в больницу. Настя закрыла глаза. Перед ней стоял тот танец. Румба. Танец любви. Слезы застилали глаза. Девушка вспомнила маму. Ее светлый улыбающийся образ. «Мамочка, я иду к тебе», - прошептала Настя и сделала шаг вперед, в пустоту. Ей нечего было терять. Жить не хотелось…
Настя поежилась и посмотрела в окно – на улице шел дождь. «Мерзкая погода» - промелькнула мысль.

Как она осталась жива? Врачи говорили, что она родилась в рубашке. Действительно, Насте сильно повезло. Она отделалась лишь сотрясением мозга, переломом ноги, руки и кучей синяков и ссадин. Первые два дня она не приходила в сознание. Врачи оповестили Ирину Александровну о случившемся. Мачеха приехала моментально, бросив все дела. Она заплатила за дорогое лечение, привезла вещи девочки и позвонила Николаю Сергеевичу. Оба дня женщина просидела в коридоре, ожидая момента, когда Настя придет в сознание. Ирина Александровна винила себя в случившемся. Последнее время она много работала и не обращала внимания на девочку, да и отношения у них испортились. Женщина пообещала себе, что не будет больше делать различий между Никой и Настей, но этому не суждено было сбыться. Николай Сергеевич прилетел через три часа, после звонка жены. Он бросил фирму и вылетел сразу же.

Врач объяснил ситуацию мужчине, посоветовал увезти девочку на лечение куда-нибудь. Через месяц Настю выписали из больницы, и Николай Сергеевич увез дочь в Германию, к знакомому врачу. Полгода девушка жила в Германии, ее отец все это время был вместе с ней. Именно тогда что-то сильно изменилось в Насте. Чувства, которые исчезли тогда, в тот роковой день, умерли навсегда. Она превратилась в куклу. В холодную, бездушную куклу. В ее душе не осталось ничего. Сердце было пусто, но боль ушла. Девушка умерла. Умерла внутренне, продолжая жить внешне. После лечения Николай привез дочь к себе домой, в родной Павловск. Настя так и не вернулась в Воронеж, к мачехе. Слишком многое там напоминало о прошлой жизни, о которой девушке очень хотелось забыть. Забыть, как страшный сон. После вечнозеленого Дрездена, где Настя почувствовала себя словно заново родившейся, в душную Россию возвращаться не хотелось. Но пришлось. Ее отец не мог вот так взять и оставить все. Он пообещал отправить дочь в Дрезден на лето. Даже за обещание этих трех месяцев свободы она была благодарна папе. Переступив порог своего нового дома, Настя сразу почувствовала, что это ЕЕ дом. Тот, в котором она родилась, где прошло ее детство. Хотя здесь все изменилось до неузнаваемости. Николай Сергеевич снес старый домик и построил новый, трехэтажный коттедж. Настя и не знала, что ее папа СТОЛЬКО зарабатывает. Она даже не знала, чем он занимается. Работа ее отца никогда не обсуждалась в семье. Девушка прошла по всем этажам. На первом был большой зал, пол в котором был покрыт паркетом, а на стенах висели большие зеркала. Этот зал Николай Сергеевич делал специально для Насти. Дом строился для нее. Для его единственной дочери. На втором этаже была небольшая столовая, соединенная с гостиной, кухня с совершенно новым гарнитуром и небольшая терраса с лестницей вниз. А на третьем этаже была ее комната, спальня ее отца и ванная комната.

Настя вошла в свою комнату и застыла на пороге: пол, покрытый белым ковром, низкая кровать-диван, застеленная красным воздушным покрывалом, полочки над кроватью, низкий стеклянный прикроватный столик, зеркало над ним, три фотографии в светлых рамах, шкаф для одежды и воздушные белые шторы на окнах. В этот момент подошел Николай Сергеевич. «Ну как? Тебе нравится, Настюша?» - спросил девушку отец. Она даже не знала, что ответить…

-Настя! – Николай Сергеевич тормошил девушку, - очнись. Что с тобой?
-А? – девушка тряхнула головой, отгоняя воспоминания, - все в порядке. Приехали? – заметив, что отец припарковался у невысокого здания ДК.
-Да. Выходи.
Настя вышла из машины и уверенной походкой вошла в здание. Они с отцом поднялись на третий этаж и остановились перед дверью с табличкой «ТСК «VIP-partner»». Девушка взглянула на папу, улыбнулась и повернула ручку.