Серия 9. Родственные связи: Нуна Озирис: Перед Рождеством (начало)
"Дело к полуночи" - говорили наручные часы Санни, негромко тикая. Минутная стрелка, двигаясь чуть ли не быстрее секундной, спешила вперед, как будто ей не терпелось поскорее завершить круг, начать отсчет нового часа и новых суток. Часы лежали на тумбочке, позабытые, хозяин даже не слышал их настойчивого тиканья, ему и в голову не приходило следить за временем ("счастливые часов не наблюдают", © Грибоедов), прямо скажем, он был занят совсем другими делами.
Нуна и Санни провожали уходящий день, стоя на балконе. Вернее, Нуна вышла покурить, а Санни решил постоять рядом за компанию и посмотреть на город, ведь с её балкона открывался великолепный вид – не как у жильцов с нижних этажей, на грязный двор, огороженный бетонным забором. Нет, выйдя на балкон пятнадцатого номера, можно было обозреть почти что весь квартал, застроенный невысокими домами в три – пять этажей.
Нуна и Санни провожали уходящий день, стоя на балконе
Тогда ложились спать раньше, чем сейчас, и к полуночи все вокруг, казалось, уже погрузилось в дрему: и люди, и птицы, и собаки, и даже дома уснули, погасли, лишь некоторые окна светились белым или ярко-желтым светом, полускрытым за занавесками. Дремали коричнево-черные, истрепанные декабрьским ветром деревья – по их виду можно было догадаться, что им снится пушистый снег; вздыхали мостовые, избитые каблуками, они отдыхали под тонким слоем инея вперемежку с песком и суглинком. Мигали, погружаясь в сон, редкие фонари, и улицы, оставшись в темноте, плавно погружались в дремоту – спальный район, ночь с воскресенья на понедельник, и ни машин, ни случайных прохожих вокруг. Лишь блёклая луна с недовольным выражением на "лице" бодрствовала – только ей, как и нашим героям, не спалось.
... к полуночи все вокруг, казалось, уже погрузилось в дрему...
Нуна, как и луна, глядя сверху на это сонное царство, думала о том, что, наверное, приятно вот так смотреть на город, зная, что он принадлежит тебе. Она даже решила, когда вернется домой, сходить и полюбоваться на Стрендж со смотровой
площадки. .
Нуна... думала о том, что, наверное, приятно вот так смотреть на город, зная, что он принадлежит тебе
Санни предпочел думать вслух:
- Что меня всегда удивляло, так это то, насколько легко в нашем городе познакомиться с кем-то, и какие неожиданные знакомства можно при этом завести. Серьезно тебе говорю! С кем меня только судьба не сводила: студенты, актеры, художники, певицы, врачи, полицейские, домохозяйки, солдаты, ночные бабочки, ювелиры, судьи, следователи, журналисты, банкиры, таксисты, байкеры, готы, трансвеститы, бомжи, официанты в "Макдоналдсе", да блин, всех не упомнишь. Вот за что я люблю этот город! Например, где еще могли встретиться такие разные люди, как ты и я?
Он обернулся посмотреть на её реакцию – и слова застряли у него в горле.
Санни сообразил, что существо, к которому он обращался, и не было никогда человеком.
- Что такое? – спросила Нуна, повернувшись к нему вполоборота.
- Да нет, ничего…
Санни, склонив голову набок, молча наблюдал за ней. Инопланетянка с растрепанными волосами, закутанная в бесформенную шерстяную кофту, стоящая с сигаретой в руках на замусоренном балконе старого дома…"Сюр, - подумал Санни, - нарочно не придумаешь". Когда же он вспомнил, что они с этой пришелицей из космоса всего каких-то десять минут назад занимались любовью… да, вот тогда ему сильно захотелось ущипнуть себя за руку, на всякий случай – вдруг проснусь.
Инопланетянка с растрепанными волосами, закутанная в бесформенную шерстяную кофту, стоящая с сигаретой в руках на замусоренном балконе старого дома…
Вместо этого Санни набрал в легкие побольше воздуха, выдохнул и полюбовался на легкое облачко пара, повисшее в воздухе.
- Ты не простынешь? Дурацкая привычка выходить на балкон раздетой.
- Да нет, - удивилась Нуна, стряхивая пепел с кончика сигареты, - мне не холодно, а тебе?
- Я закаленный, - бодро ответил он, - слушай, до меня дошло - Новый год ведь на носу!
- Да ну!
- Число-то какое сегодня?
- Восемнадцатое вроде.
- Ну, можно сказать, девятнадцатое уже. До Нового Года две недели, а до Рождества и того меньше, - Санни мечтательно улыбнулся, - в субботу уже Сочельник...
Нуна не смотрела на него, и потому не заметила той странной улыбки, и не обратила внимания на многозначительную паузу в конце предложения. Потому она и вздрогнула, когда, совершенно того не ожидая, услышала негромкое пение:
" Алле ярэ видер коммт дас Кристускинд …" *
В первый момент Нуна не поверила своим ушам, вздрогнула и обернулась. Да, Санни действительно пел рождественскую песенку. Да, стоя на грязном балконе в тапках на босу ногу, опираясь на обшарпанную стену, он вполне искренне пел о том, что раз в год на Землю сходит свет и делает жизнь людей лучше. Увидев такой контраст, Нуна Озирис испытала примерно такой же шок, какой испытал Санни при виде инопланетянки в тапочках.
Да, Санни действительно пел рождественскую песенку
- Ach so! Du bist ein Deutsche, nicht wahr?(
так ты – немец?) – спросила она, слегка оправившись от шока.
- Ja. Mein Grossvater kommt aus Deutschland. Deutsch ist meine zweite Muttersprache… - объяснил Санни, - Ich wusste nicht, dass du auch Deutsch studierst, – с легким удивлением добавил он.(
Да. Мой дед из Германии. Немецкий – второй родной… не знал, что ты тоже изучаешь дойч - прим. переводчика).
Нуна предпочла не отвечать на этот вопрос.
- Вот ты немец, а имя у тебя английское… - удивилась она.
- Я ж говорил - это все мама, - пожал плечами Санни, - спасибо хоть, не Охтхэрэ назвали.
- Как-как?!!
- Oht-hуre, - он старательно выговорил по буквам непривычное слово, - никогда не слышала, да? Это какой-то викинг из британского эпоса. Мамочка просто обожала английскую литературу; кто-то мне говорил, что она была лучшей студенткой на кафедре английской лингвистики и мечтала написать диссертацию по древним бриттам, ну, до тех пор, пока не…
- Пока не – что?
- Пока я не появился, естестно!
- А, ну да, - сообразив, кивнула женщина, - дело молодое.
- Говоришь точь-в-точь, как мой дед. Ох, и не нравилось ему все это!
Нуна пожала плечами. В следующее же мгновение она, подавив смешок, мысленно представила себе маленького Санни, лет трех от роду, который стоит на табуреточке и серьезным таким голосочком поет рождественскую песенку для своей мамы.
В следующее же мгновение она... представила себе маленького Санни... который поет рождественскую песенку для своей мамы
- Мне кажется, маленьким ты был похож на ангелочка.
- Возможно, возможно, - не стал отрицать "ангелочек".
Нуна с улыбкой представила себе сероглазого "херувимчика" со светлыми локонами, и снова её сердце заполнилось теплым, почти материнским чувством.
Понятно теперь, почему Санни с такой теплотой говорил про надвигающееся Рождество – немцы очень любят этот праздник. Наверняка парень захочет отпраздновать его дома, с родными.
- Так ты, значит, на праздники уедешь к родителям? - безо всякой задней мысли спросила она и не поняла, почему вдруг Санни так странно на неё взглянул.
- У меня нет родителей.
- Как же так? – её оторопь взяла, – ты же сам пять минут назад сказал…
- Был у меня отец, и мама была, - ответили ей, - а сейчас никого нет.
- Извини, - виновато потупилась Нуна, - они… они умерли?
Санни не сказал ни "да", ни "нет". Он просто стоял и смотрел в темноту.
- Давай не будем об этом.
- Давай, - согласилась Нуна, и, стараясь свести на нет напряжение, висевшее в воздухе, брякнула первое, что ей пришло в голову:
- Так ты, значит, немец, вот уж никогда бы не подумала…
- Чтой-то у тебя с лицом? Стесняюсь спросить, тебя что, моя национальность смутила?
- Нет, что ты, - не очень искренне запротестовала Нуна.
Как и многие люди её поколения, она напрягалась, когда слышал немецкую или итальянскую речь, хоть и корила себя за это, и твердила себе, что война давно окончена. Видно, есть вещи, которые человек не забывает, сколько бы лет не прошло. Но Нуна скорее дала бы себе язык отрезать, чем призналась в чем-то подобном, тем более Санни.
- Зато представь, что я надежный, как немецкая техника, красивый, как немецкий автомобиль, и …
- ... и развратный, как "немецкое кино", - невинным тоном дополнила Нуна.
Парень на некоторое время потерял дар речи, к тому же ему пришлось вручную возвращать на место отвисшую нижнюю челюсть.
-Вот язва!– возмущенно ответил он, как только смог говорить, - неправда!
- Неправда, неправда, - успокоила его Нуна, - я пошутила. Никакой ты не развратник.
-Данке, - буркнул Санни, - кстати, раз уж мы подняли тему разврата: ты ничего не хочешь мне сказать?
- О чем?
- Да об том об самом! – у Санни запылали уши, - там, я не знаю… вдруг тебе что-то не нравится или ты хочешь, чтобы все было по-другому. Ты никогда ничего мне не говоришь!
"Как мило он покраснел! Никогда бы не подумала, что мой мальчик такой скромный".
- Если честно, - ответила она, - я об этом даже не думала.
-Да? А о чем ты вообще думаешь? – резко ответил Санни, - слушай, если тебе просто скучно спать одной, заведи себе собачку! Она хоть вопросов не задает!
Услышь наша героиня такое от кого-то из своих бывших любовников, она лишь молча пожала бы плечами и попрощалась с ним. Но, глядя на Санни, Нуна чувствовала что-то непривычное… Точнее сказать, наша инопланетянка впервые что-то чувствовала, глядя на человека, поэтому и не хотела с ним ссориться.
- Мы, кажется, договаривались, - осторожно напомнила она, - никаких претензий друг к другу, и мы можем расстаться в любой момент, как только один из нас захочет уйти.
- Да, - кивнул Санни, - но предъявлять претензии и задавать вопросы – не одно и то же.
- Ты прав, - легко согласилась Нуна, - но мне нечего тебе ответить. Если вдруг что-то мне не понравится, я тебе скажу.
- Угу, - согласился юноша и вдруг с силой пнул ржавые прутья, окружавшие балкон, так, что они загудели. Нуна вздрогнула. Откуда-то сверху сорвалась сосулька и с глухим стуком полетела вниз.
- Дурная зима, - как бы оправдываясь, сказал Санни, - хоть бы снег уже выпал, что ли.
Сосулька все так же летела вниз. В полной тишине хорошо слышно было, как кусок льда со звоном и треском ударяется о чужие балконы и продолжает падать дальше.
Нуна впервые заметила, что их окружает невыносимая тишина, и ей стало не по себе. Она успела уже привыкнуть к тому, что по ночам "Комнаэмбул" ходуном ходил и давал жару на весь квартал.
Нуна впервые заметила, что их окружает невыносимая тишина, и ей стало не по себе
- Санни, ты заметил, как тихо сегодня? Может, случилось что?
- Ага, случилось.
- Горе какое-то? – испугалась Нуна.
- Ужасное несчастье, - он с трудом сдерживал смех, - нет, ну ты наверняка уже слышала это кошмарное слово...
- Какое?
- Сессия!
У неё было настолько недоумевающее лицо, что Санни захихикал.
- Хочешь, чего покажу? – спросил он, когда еле-еле успокоился, - кстати, который час?
- Около полуночи, наверное…
- Счас, погоди, точно скажу, - Санни толкнул балконную дверь и скрылся в комнате. Вернулся он уже с часами в руках, - все ништяк, как раз минута осталось.
- Необычные у тебя часики, - заинтересовалась Нуна, - все хочу спросить, где ты их взял?
- По наследству достались, - быстро ответил Санни, - не отвлекай меня.
Он внимательно следил за тем, как секундная стрелка огибает циферблат, отмеряя последнюю минуту этого дня.
- Начинаем обратный отсчет, - злодейским шепотом скомандовал шутник, как только стрелка достигла экватора, - десять, девять…
Нуна заинтересовалась, и вместе с ним принялась считать:
- …Восемь! Семь! Шесть! Пять! Четыре! Три! Два! Один! ...
Все три стрелки часов сошлись на циферке 12.
- По нулям… - прокомментировал Санни и махнул рукой, - иииииии начали!
Как только он это сказал, снизу послышался стук распахиваемых окон, и сразу несколько хриплых голосов вразнобой закричали:
-ХАЛЯВААА, ПРИДИИИ!!!
Нуна громко расхохоталась, а Санни вытянул руки вперед, изображая зомби, и страшным голосом затянул:
- УУУУУ!!! Я ХАЛЯВА!!! Я ИДУ К ТЕБЕ!!!
Нуна, не дожидаясь, пока соседи снизу очухаются, схватила Санни за руку и втащила в комнату, и только тогда они рухнули на пол. Минут десять оба не то, что говорить, дышать не могли от хохота, который распирал их изнутри.
- Вя-вя-вя, – наконец промычал сквозь смех Санни - жа –жа- жалко что мы не видели их рож-жи хахахаха…
-Ой, - всхлипывала Нуна, - ой, не могуууу, оййй… а знаешь, к-кому они наваляют люлей, если ххалявы не будет, хихахаа…
- П-п-пускай сперва дог-гонят, - ухохатывался Санни, - пока.. пока ник-кому не удавалось хихахаахахахаа…
- Ааа, - решила пошутить Нуна, - т-ты как неулл-ловимый Джо. Поч-чему неулови… неулови… неуловимый? Да к-кому он на фиг нужен!
Когда до Санни дошел немудрящий юмор этого анекдота, он зашелся в приступе такого бешеного смеха, что Нуна даже испугалась: и вправду, не задохнулся бы.
… - Зачем они звали халяву? – спросила Нуна чуть позже, - и кто это вообще?
Зачем они звали халяву?
Сани от изумления присвистнул:
- Фью… Ты что, не знаешь, зачем вызывают "халяву"?
- Неа, - помотала головой Нуна.
- Да ну, врешь!
- Точно тебе говорю!
- Поверье такое, - объяснил бывший студент, - в ночь перед экзаменом, как только пробьет полночь, студент должен высунуться в окно, держа в руке раскрытую зачетку, и громко позвать Халяву. Если Халява придет, экзамен, считай, сдан.
- А как узнать, что Халява попалась? – заинтересовалась Нуна.
- Странички зашевелятся от ветра. Тогда надо обмотать зачетку нитками, чтобы не выбралась, и…- юноша осекся, заметив её улыбку, - не, я понимаю, нелепо, но многие верят.
Нуна скептически пожала плечами.
- Ты тоже вызывал это чудище? – спросила она, старательно пряча ядовитую усмешку.
- Нафиг? – искренне удивился парень, - я ж на художника учился. В нашем деле все просто - если руки из нужного места растут, то и сделаешь все, как надо, ну а если из какого-то другого, то тебе никакая Халява не поможет.
- Почему тогда ты не доучился? У тебя, что, тоже руки не из того места торчат?
- Ты, Нун, на грубость нарываешься! - пригрозил ей пальцем Санни, ничуть не обидевшись, - руки у меня торчат, откуда положено! Я совсем не из-за этого ушел.
- Из-за чего ж тогда?
- Да было дело… Тебе-то зачем знать?
- Просто интересно, вот и спрашиваю. Я ж никогда не сдавала экзамены.
- Странно всё это! Никогда не поверю, что у твоей мамы не нашлось денег, чтобы заплатить за колледж.
Нуна второй раз за вечер не ответила на вопрос – ей не нравились разговоры про
её мать. Впечатлительный Санни решил, что за её угрюмым молчанием скрывается печальная история одинокой девочки-студентки, которую никто не любил.
- Привет, девочки!
- Привет, Эмма! *чмок-чмок*
- Ну, как вчера все прошло?
- Он просто чудо... Ой, а кто это там?
- О, нет, к нам идет эта странная девка!
- Что делать, девочки?
- Блин, она нас видит, уйти не получится!
- Привет... У вас тут свободно? Можно, я к вам подсяду?
- Эмм, да-да, конечно... Ой, девочки, мы уже опаздываем!
- Да-да, конечно, как мы могли забыть! Девочки, давайте скорее! Пока, Нуна (или как там тебя)!
- Пока-пока!
- Пока... (грустно глядя на мгновенно опустевший стол).
И так всегда – все время одна, ни друзей, ни ухажеров, и никому не нравится, ни преподавателям, ни студентам…Не выдержала девочка, сбежала, забрала документы еще до конца первого семестра, и заявила матери, что никогда больше туда не вернется.
Санни представил себе все это, приподнялся на локте и решительно чмокнул Нуну в прохладную щеку.
- Ух, ты! – удивилась та, - за что это?
- Просто так. Я что, тебя уже и поцеловать не могу?
- Можешь, конечно, - позволила Нуна, - разрешаю даже повторить.
Санни... приподнялся на локте и решительно чмокнул Нуну в прохладную щеку...
- Сама напросилась! - юноша еще раз поцеловал свою инопланетянку и крепко обнял, - милая моя, хорошая моя девочка…
Нуна довольно замурлыкала, между тем как Санни, целуя её, опускался все ниже, и вскоре его голова уже уютно покоилась у Нуны на груди, там, где под плотной шерстяной кофтой громко и неровно билось женское сердце.
...Санни, целуя её, опускался все ниже, и вскоре его голова уже уютно покоилась у Нуны на груди...
- Эх… - вздохнул парень, вздохнул парень, дергая кофту за пуговицу, - эта штука мне мешает.
- Пуговица?
- Да нет, кофта. Сняла бы уже эту шкуру, а?
- Ты что, хочешь, чтоб я замерзла?
- А на что тебе одеяло? А я на что рядом лежу?
- Да, ты у меня как большой плюшевый медвежонок! Обнимешь – и уже не холодно.
Санни закашлялся.
- Медвежонок заколел и потопал под одеяло, пурум-пум-пум. Айда ко мне под бочок?
- Угу, сейчас, только шторы задерну, - ответила Нуна таким серьезным тоном, будто речь шла не о постельных шалостях, а о деловом визите.
Прежде чем задернуть шторы, она еще раз выглянула на улицу. Беззвучная полночь, серые бетонные плиты, хмурые кирпичные стены, бурая от полусгнивших листьев земля. Уныние, сырость, плесень и тишина… "Как в бункере, - подумала Нуна, - и правда, хоть бы снег выпал, а то рехнемся с тоски…"
ОСТОРОЖНО! ЭРОТИЧЕСКИЙ СКРИНШОТ!
14+
Санни свернулся калачиком под теплым одеялом и смотрел на неё во все глаза. В лунном свете лицо инопланетянки показалось ему пленительно-задумчивым и на редкость мягким. Куда исчезла её обычная невозмутимость, и откуда взялся этот необычный, магический блеск глаз?
"А ведь если смотреть на неё в лунном свете, вот так, то она очень похожа на земных женщин, – почему-то подумалось ему, - так инопланетянка ты, или землянка? Наверное, я никогда этого не узнаю. Да и какая, блин, разница, важно же другое - ты со мной…"
Санни, улыбаясь, протянул к ней руки и сказал почти умоляюще:
- Иди ко мне…
(продолжение следует)
ОСТОРОЖНО! ЭРОТИЧЕСКИЙ СКРИНШОТ!
14+
Примечание
* "Alle Jahre wieder Kommt das Christuskind, Auf die Erde nieder, Wo wir Menschen sind…" (Каждый год по облакам // Малыш-Христос слетает к нам. // Он торопится к земле, //К людям тем, что спят в тепле) – начальные строки немецкой рождественской песни.