В итоге юный Амадей так и остался сам по себе, свой собственный: Хельга занималась садом, карьерой и впоследствии мужчинами,
папаня Даллас постарел,
но по-прежнему свободное время своё шакалил по домам в поисках, чего бы умыкнуть. Дед активно готовился к загробной жизни и даже научился испускать специальное адское сияние, которое практичные Аддамсы научились использовать в качестве бесплатного источника света на кухне.
Руби? Руби здорово постарела и всё свободное от музыки время вместе с дочерью работала в саду. Кроме того, в конце своей жизни она почти полюбила своего мужа, и, чувствуя приближение конца, переживала за Фреда.
Итак, юный Амадей рос как законченная сиротинка. Все взрослые члены семьи пытались любыми способами увернуться от процесса воспитания, и когда им это не удавалось, злились изо всех сил. Особенно усердствовал Фред, отчаянно завидовавший Амадею, что у того вся жизнь впереди.
Назвать Хельгу образцовой матерью не мог даже откровенный лжец. Мальчик рос озлобленным, но, как и все представители семейства Аддамс, уже тогда понимал, что лишний на этом празднике жизни, и в душе распланировал, как именно сможет всем отомстить.
Он, пожалуй, единственный, кто совершенно спокойно пережил смерть Фреда:
никто не любил старого негодяя, но все Аддамсы настолько к нему привыкли, что, потеряв его, искренне оплакивали Главного Злодея Риверсайда.
Безутешная вдова Руби отправилась на кладбище, где в честь своего ушедшего супруга устроила скандал с потасовкой,
отмутузив местных привидений, думая, что Фреду бы это понравилось.
Хельга тоже рыдала, хотя при жизни, мягко сказать, недолюбливала отца.
Но тот ушёл так же, как и жил: громко, со скандалом, ухитрившись назначить на время визита смерти им же самим подготовленное ограбление,
вследствие чего смерть с удовольствием наблюдала, как Хельга вместе с полицейским ловят преступника.
Похоронная церемония была скромной, и, поуспокоившись по поводу «потери кормильца», семья стала приходить в себя, с гомерическим хохотом встретив предложение воскресить Фреда. Амадей наконец-то вырос,
унаследовав от отца телосложение и взгляд бесцветных глаз от деда.
Получив возможность самостоятельно перемещаться по дому, мальчик начал примерять на себя роль старшего мужчины семьи, так как даже младший школьник понимал, что Даллас на роль старшего в семье Аддамсов подходил не лучше, чем любимая плакатная корова. Буквально через несколько дней тихоня Даллас боялся выглянуть из своей комнаты,
а Амадей всерьёз занялся матерью и бабкой,
хотя и понимал, что в отличие от слабака папани здесь ещё предстоит многое сделать и простым фирменным «Ша, пипетка!» уже не обойдёшься.
Амадей вырос сумрачным и необщительным;
дома ему было не с кем разговаривать,
но, как выяснилось, и в городе никому не было дела до измученного эдиповым комплексом мальчика. Робкие попытки найти понимание среди жителей городка практически сразу привели к ещё большим проблемам.
Основываясь на старом добром правиле «меньше знаешь – крепче спишь», жители Риверсайда категорически отказывались выслушивать жалобы младшего Аддамса. В принципе, их можно было понять: в их памяти оставалась Дайна Каспиан, которая вследствие излишней добросердечности зашла на участок, чтобы послушать жалобы старичка Далласа на, мягко скажем, либеральное поведение его жены.
Минут через 15 дражайшая супруга Далласа, Хельга, проснулась и вышла во двор. Только теперь Дайна поняла, какую глупость она совершила, придя в этот дом;
опрометью бросилась она бежать в надежде, что тучная Хельга её не догонит. Наивная, она и представить себе не могла, что последует за этим неудачным визитом! Хельга действительно не стала преследовать эту дурочку, зато, чуть погодя, нанесла ответный визит,
в результате которого хозяин дома подвергся унизительным домогательствам. То, что они происходили на глазах изумлённой супруги, госпожу Аддамс ничуть не беспокоило.
Сама же Дайна получила удары по лицу от разъярённой отказом Хельги.
Поэтому теперь жалобы Амадея по поводу беспутного поведения матери
и бесправного положения отца
воспринимались жителями городка как изощрённая провокация Хельги.
Бедолага Амадей в качестве единственных слушателей получил рыб местного хозяйства.
Забегая вперёд, можно сказать, что жители Риверсайда зря отказали в понимании и сочувствии молодому Аддамсу, и если раньше он более всего ненавидел свою мать, то теперь это место в его сердце заняли обитатели городка. Уж чего, а планировать злодеяния и вершить месть Аддамсы умели, и новые поколения впитывали эти навыки с молоком матери.
Настала пора неунывающей рокерше Руби
вспомнить о вечном. Очень часто она рыдала у могилы мужа,
а по ночам долго-долго смотрела в небо; более того, она умудрилась открыть новую звезду и назвала её, конечно, именем мужа.
Внук видел в ней союзницу ненавистной ему матери и поэтому тоже её ненавидел, поэтому Руби часто приходилось убегать из дома, чтобы не драться с мальчиком.
Мало того, что домочадцы начали с раздражением поглядывать на долгожительницу, так ещё и смерть, протоптавшая дорожку к дому, внятно намекала на необходимость готовиться в дальнюю дорогу. Одним из таких намёков стала эпопея с починкой компьютера, бывшего в то время единственным технологически сложным прибором в доме. Руби, не имея ни малейших способностей к технике, всё же решила произвести починку, естественно, не выключая аппарат из сети. Вполне возможно, что маразм, который крепчал у старушенции, сыграл свою благотворную роль, но где-то через полчаса перебоев в напряжении и истошных воплей Руби, которую непрерывно трясло током, домочадцы успокоились и даже прекратили работу тотализатора «На какой по счёту удар током старушка всё-таки преставится».
Старушка выжила, но окончательно повредила мозги. Оставаясь в прежнем сценическом образе (обгорелые клочья одежды и стоящие дыбом волосы), Руби отправилась в город, почему-то решив, что у неё концерт.
Там на одной из площадей под крики и улюлюканье обывателей сонного Риверсайда Руби и преставилась.
Ирония судьбы заключалась в том, что эту же площадь облюбовала Хельга для своих обыденных экспериментов по наставлению рогов своему мужу.
Хотя, если учитывать физическое состояние Далласа, то поведение Хельги можно было охарактеризовать как вынужденную меру.
Семья настолько привыкла к неуязвимости Руби, что даже слегка всплакнула, вспоминая старушку.
Но, как ни странно, именно со смертью бабушки в семье Аддамс наконец-то начался сезон появления призраков, поскольку обитателям дома было неудобно перед соседями: такие изверги, а собственных призраков нет. Оказавшись в компании любимой супруги, Фред моментально вылез в мир живых и активно занялся контролем своего дома: таскался в сокровищницу пересчитывать богатства,
наконец-то поиграл в компьютер (при жизни руки как то не доходили), отмахиваясь от назойливых советов Амадея по игре,повалялся на кровати
и уже было собрался пересчитать урожай денежных деревьев, как вдруг был злостно напуган Далласом. Учитывая, что при жизни у Далласа не было ни малейшего шанса совершить подобное, то теперь он вволю поиздевался над призраком.
Вслед за супругом из могилы вышла и недавно почившая Руби, но её в первую очередь интересовало состояние любимого сада, поэтому, проконтролировав свои посадки, она, отдохнув на новой кровати,
со спокойной душой отправилась обратно.