Тринадцатая серия
Альбом, который к этому времени был почти записан, музыканты практически полностью переделали. Известие о болезни Майкла изменило их, и весь альбом получился совсем не таким, как группа представляла сначала. На финальном прослушивании записи назвать его решили «Вчерашние сказки» - как всегда, по названию одной из песен.
В его поддержку был устроен «сказочный» тур. Америка, Европа, Дальний Восток – вся земля бесилась и сходила с ума. Номера музыкантов превратились в тюремные камеры, толпы фанатов перед гостиницей перекрывали уличное движение. Да никто из них и не ожидал ничего другого, и теперь, зная, что все это – в последний раз и неожиданно вспомнив, что об этом они мечтали, когда о “Innuendo” ещё не знал никто, кроме них самих и многочисленных джорджевых девушек, музыканты искренне наслаждались своей популярностью.
Впервые Роберт взял с собой на гастроли Джулию. Группе привел кучу романтических причин, но по укоризненному взгляду Майкла догадался, что их чересчур уж проницательный друг снова понял все его тайные мысли. Алда просто хотел, чтобы рядом с солистом находился хоть какой-нибудь медик. А так как Беллами всегда ненавидел людей в белых халатах, а после диагноза так вообще слышать слова «медицина» не хотел, пришлось идти окольными путями.
«Зеленый» концерт тура и вообще последний концерт группы проходил в родном Лондоне, снова на стадионе Уэмбли. Поначалу последним городом был швейцарский Монтре, но Майкл заявил, стуча карандашом по столу:
- Первый раз я выступал на этом стадионе. На нем хочу выступить и в последний.
Концерт намечался грандиозный – Беллами заранее предупредил музыкантов, что придется потрудиться. Но, узнав о том, столько будет длиться шоу, Джордж просто взвыл:
- Как пять часов? Майкл, ты окончательно свихнулся!
- Дорогуша, я же не сказал, что без перерыва, - миролюбиво улыбнулся солист. - Нет, периодически нас будут подменять какие-нибудь молодые таланты, надо дать им шанс, сами так начинали… Но дополнительные палочки с собой все-таки возьми, пригодятся.
Погода в день концерта была солнечной и безветренной, но стоял собачий холод. Выходить на сцену в футболке Роберт категорически отказался.
- Посмотрим, что ты скажешь, попрыгав на сцене часа два, - усмехнулся Майкл.
Но, высунувшись из гримерки на сцену, пробормотал: - Смотри-ка, действительно холодно… - и снимать шарф с шеи не решился.
Стадион встретил их восторженными воплями. Майкл заулыбался:
- Приятно все-таки, когда тебя так любят, - отвернувшись от микрофона, улыбнулся он Роберту. - Начинаем.
К концу концерта на Лондон уже опустились густые сумерки. Холод крепчал, но музыкантам было жарко – свет прожекторов и огромная физическая нагрузка давали о себе знать. Зрители тоже не расходились – пока на сцене был Майкл, они не замечали ничего, кроме него.
Представив публике «молодые таланты», иннуендовцы скрылись в гримерке – немного отдохнуть и переодеться.
- Сколько девочек потеряло сознание? – поинтересовался Беллами, рухнув в кресло.
- Сейчас узнаю, - Джеймс вышел из гримерки. Майкл заозирался по сторонам в поисках чего-то:
- Странно, я вроде где-то чистую футболку оставлял…такую, с кудрявым гитаристом…
- Брайаном Мэем? – усмехнулся Меддоус. Почему-то Беллами всегда забывал имя Мэя.
- Много чести, - покачал головой Майкл. - С этим… Джимми Хендриксом, - он внимательно посмотрел на Алду и подпрыгнул:
- Роберт! Тебе самому не стыдно? Обещал в свитере выступать!
- Отстань, - отмахнулся Роберт, подкручивая струны гитары.
- Хорошо, что я знал о твоей пагубной страсти к моей одежде и Джимми Хендриксу, - Майкл по уши зарылся в свою сумку и, вытащив оттуда другую футболку, продемонстрировал её гитаристу:
- Видишь? Дурс! Джим Моррисон!
Беллами принялся переодеваться. В это время вернулся Джеймс:
- Двадцать три девочки, - улыбнулся он в ответ на вопросительный взгляд Майкла.
- Ух ты, рекорд, - обрадовался Меддоус, - Странно, вроде пора бы им перестать терять сознание, нам вроде уже не двадцать лет.
- Им, наверное, тоже не двадцать, - оторвался от гитары Роберт.
- Не обольщайся, - махнул рукой Ригби, - Самой младшей тринадцать лет.
- Джулия, наверное, сейчас вешается – откачивать сумасшедших фанаток мужа, - заметил Майкл.
- Да нет, - пожал плечами Алда, - Она рассказывала – ставят им капельницу с физраствором, они приходят в себя и давай рассказывать, какой Джордж прекрасный, да какие глаза у него голубые, да как он на них посмотрел, да что бы они с ним сделали, если бы…
- Заткнись, - оборвал его ударник.
- Правильно, заткнись, - Беллами поднялся с кресла. - Молодые таланты – это, конечно, здорово, но публика хочет нас. Идем.
Шоу закрывалось одной из ранних песен группы, которая называлась «Однажды ночью». Поначалу Майкл искренне пытался петь, но когда понял, что бушующее на стадионе море фанатов ему не перекричать, опустил микрофон, принявшись двумя руками дирижировать толпой.
Уже совсем стемнело, и лиц поклонников музыканты не видели – лишь изредка их выхватывал из толпы вращающийся прожектор. Зрители подняли в воздух зажигалки, и Роберт видел только покачивающиеся в такт музыке огни. Тысячи людей, тысячи зажженных огоньков. Тысячи голосов поют их песню. Беллами решил пожертвовать ударной партией и махнул рукой Джорджу, приглашая его вылезти из-за барабанов. Роберт и Джеймс тоже опустили гитары.
Музыканты стояли на краю сцены.
Майкл молча смотрел в толпу, забыв даже дирижировать. В его зеленых глазах отражались огни. Солист улыбался.
- Знаете, - вполголоса сказал он. - Джон Леннон был прав. Это самый великий момент в моей жизни.
Комментарии
Джон Леннон был прав - «Это самый великий момент в моей жизни» - сказал Леннон, когда толпа демонстрантов распевала его песню “Give peace a chance”.