[Chinatsu]

Кажется, в момент, когда она произнесла эти слова, небо рухнуло на землю. Обрушилось всей своей массой, разбросав звезды по крышам домов. Я закрыла глаза, молясь, нет, умоляя, чтобы это оказалось лишь сном или необъяснимым миражом. Но когда я взглянула на нее, Рада по-прежнему смотрела на меня решительно и непреклонно, а на ее щеках блестели соленые дорожки боли.
Она подошла ко мне и, крепко взяв за локоть, повела к входной двери. А я ничего не могла сделать. Все вокруг разлеталось, словно карточный домик. Ажурные арки моего счастья вновь превращались в рассыпавшийся набор бессмысленных картинок. Я даже не могла понять, как мне двигаться или говорить. А Рада уже довела меня до двери и вытолкала на улицу, кинув на крыльцо мою верхнюю одежду и сумку. И только когда дверь захлопнулась, и раздался стук задвигаемого засова, я стала приходить в себя. Нет, мир не слился вновь в единую картинку и не восстановил свои законы физики. Я все также болталась в компоте из неба и кусков реальности, но хотя бы осознавала, что из этого мои ноги, руки и голова.
— Рада, Рада, — я тихо поскреблась в дверь, в надежде, что она передумает и откроет. Или что это была какая-то абсолютно нелепая, абсурдная штука.
Но она не открыла. Ее уже даже не было в прихожей. Не ощущалось ни ее дыхание, ни тепло ее тела, ни волны ее мыслей. Все это вдруг исчезло из моего мира. От этого было невыносимо больно.

Не знаю, сколько времени тогда я просидела на крыльце, пустым взглядом блуждая по осенним листьям на деревьях ее сада, но уйти решилась только когда замерзла настолько, что уже не чувствовала пальцев. Закрывая за собой калитку, я ощущала себя изгнанной из рая. А равнодушное такси, будто не из одного района в другой меня увезло, а из яркой сказки в серую реальность. Словно это был катафалк моих грез.
На следующий день на работу я опоздала. Привести себя в порядок поутру у меня просто не было сил, и я явилась нечесаная, неумытая, с синяками под глазами и в мятой одежде. Коллеги встречали меня с недоумением на лице, но спросить, в чем дело так никто и не решился.
Не стоит думать, что работа моя была мне столь дорога, или что ответственность столь сильна. Я просто надеялась увидеть Раду и поговорить с ней. Но когда, спешно кинув сумку и верхнюю одежду в своем кабинете, я появилась в бухгалтерии, моему страждущему взору был предоставлен лишь пустой стол. Ее не было.

— А где Рада?— без приветствий осведомилась я.
Блондинка, имени которой я не помнила, подняла голову и взглянула на меня равнодушно и сухо.
— А она уволилась. Что-то там у нее экстренное случилось, и ей пришлось уехать. Даже от зарплаты отказалась, — блондинка снова уткнулась в свой компьютер и уже раздраженно добавила, — и это в конце месяца! У меня семья, а мне теперь спину на работе допоздна гнуть…
Не дослушав, я вихрем вылетела из здания, помчавшись к Раде домой.
Калитка была заперта, также как и передняя дверь. Я долго стучала во все окна, и даже пролезла на задний двор к черному ходу, но все безуспешно. Дом отвечал мне скорбным молчанием брошенной собаки. Половицы веранды жалобно скулили под моими ногами, и мне хотелось плакать вместе с ними. На звонки она не ответила как ни в тот день, так ни в последующие. «Телефон вне зоны доступа» — бубнил в трубку женский голос, не скрывая своего равнодушия к чужому горю.
Следующие несколько дней остались в памяти размытым пятном. Я помню только сильную боль во всем теле, словно меня разорвало на две части, и полную бесцветность мира. Меня словно вынули из реальности и посадили в пустой аквариум с толстыми стеклами, запаянными наглухо. Не было ни красок, ни звуков, ни запахов. Стекло отфильтровывало все, что пыталось его пересечь, оставляя лишь пустоту и страдание.

Кажется, я много плакала и пила. Но ни то, ни другое не помогало хоть немного притупить мучения. Ни то, ни другое не могло изгнать тоску из моей души. Словно полудохлая рыбка, я плавала в мутных водах гниющей боли.
И вот, когда я уже была на грани, когда я была готова сдаться, отказаться от борьбы, была готова полностью погрузиться в болото бессилия и безысходности, раздался телефонный звонок. Я бы не заметила его, он бы так и остался для меня не услышанным, если бы не мелодия, выбранная специально для Рады. Это звонила она.
Сил на разговоры у меня почти не осталось, я лишь нажала кнопку «принять вызов». Тихий дрожащий голос Рады обрушился на меня единственными оставшимися в мире звуками:

— Знаю, тебе сейчас очень больно, мучительно больно. Но поверь, скоро все закончится. Я уйду, и все снова будет хорошо. Ты прости, что я так долго заставила тебя ждать. Мне нужно было закончить кое-какие дела. И теперь я готова. Знаешь, я с самого начала знала, что так будет, знала, что разрушу твою жизнь своим появлением. Сначала я пыталась держаться на расстоянии, пыталась не подпустить тебя слишком близко. Старалась сберечь тебя такой, какой ты была. Но нам вместе было слишком хорошо, так хорошо, что это затмило все страхи и опасения. И тогда я стала затягивать тебя внутрь своего мира. Одну за другой я выдергивала из твоей души ниточки и тянула тебя к себе. Я видела что происходит, видела, что гублю тебя, но не могла остановиться. Я настоящее чудовище, ядовитый паук, пленивший свою жертву и медленно пожирающий ее, а не яркая бабочка, как ты всегда считала. Бабочкой была ты. Но больше так не может продолжаться. Я слишком люблю, для того, чтобы позволить тебе пропасть окончательно. Приходи, мы попрощаемся, и я сделаю тебе последний подарок.
Ее голос, которым я так и не успела насладиться, вдруг сменился тишиной.
Некоторое время я так и сидела без движения, не отнимая трубку от уха, надеясь, что она вновь заговорит. Но этого не произошло. И тогда, словно марионетка, которую кто-то дернул за ниточку, я встала и вышла из квартиры.

Пустая и бесчувственная, я брела по городу, что был похож на склизкий комок намокшей муки. Ни цвета, ни запаха, ни вкуса. Остались лишь мягкие отекшие очертание некогда прямоугольных домов и асфальт, прилипающий к подошве моей обуви. Вокруг жужжала безликая толпа людей, что вдруг разучилась говорить и утратила свою раздробленность, превратившись в однородную массу. Мне не хотелось идти, было тяжело поднимать ноги и делать следующий шаг, все тело ныло от боли, мир вокруг пугал и вызвал отвращение одновременно. Но я должна была продолжить свой путь, ведь Рада звала меня в последний раз.
Калитка ее дома оказалась не запертой, как и входная дверь. Она ждала, что я сюда приду. Но Рады не было ни в одной из комнат, и я вышла на задний двор. И здесь, впервые за последнее время, я четко осознала и увидела то, что было вокруг меня. Завядшие цветы, листья на кустах и деревьях, сменившие свои оттенки зеленого на осенние цвета, пожелтевшая и засохшая трава и блеклое небо под мутной упаковкой из облаков. Осень почти захватила в свои владения волшебный сад Рады. И только в одном месте еще сохранилась частичка лета.
Пораженная, я застыла на месте, не веря в то, что видела. Стол, что стоял посреди поляны, зацвел. Из всего его тела вырывались на свободу стебли, покрытые маленьким зелеными листьями и белыми цветочками, он был весь обсыпан ими. Подойдя ближе, я почувствовала сладкий запах цветов и дыхание летнего тепла. Даже солнце, будто подбадривая, роняло на него лучи более теплые и яркие.
Тут, на краю зрения, сверху, вдруг мелькнуло что-то яркое и пестрое. Я подняла взгляд и увидела бабочку, весело порхающую над моей головой. Она была очень похожа на ту, что мы видели вместе с Радой на летней поляне в парке.

Я протянула к ней руку, пытаясь коснуться и понять, видение ли это или реальность. Рассыпая сверкающую на солнце пыльцу, она спустилась к моей руке и села мне на палец. На пару секунд она замерла, а затем, взмахнув своими тоники крыльями еще несколько раз, будто на прощание, бабочка растаяла в воздухе.