…И потекла размеренная жизнь. Мы с Сократом расписались в конце весны. Без помпы, без свадьбы, просто зарегистрировали свои отношения и обменялись кольцами.
И стала я Еленой Жальба. А мой Сережка так и остался Калининым. Значит, не исчезнет наша фамилия, продолжится династия.
Конечно, мне было очень жаль, что у меня не было настоящей свадьбы. Как мечтают все девушки. Белое платье, фата, обряд венчания… Но я сама себя наказала. Какое мне белое платье, если ребенку уже почти тринадцать, да и сама я давно не девочка? В белом платье нужно быть чистой и невинной, а я уже столько всего пережила и повидала, что мне казалось, на мне белая ткань сама вдруг посереет и скукожится. И хотя Сократ предлагал устроить торжество, пригласить близких друзей, я отказалась, посчитав, что не имею на это право. Я понимала, что наказываю этим не только себя, но и своего мужа, но по-другому не могла. И он понял, не стал настаивать. Сказал только: «Тебе себя корить не за что. Ты ведь ни в чем не виновата». И откуда он знает, о чем я думала? Я не переставала поражаться его проницательности.
Да и вообще, я и без свадьбы была самой счастливой. Я уже и не думала, что когда-нибудь кто-то назовет меня женой, а я смогу назвать кого-то мужем. И вот ведь, надо же…
Меня только одно беспокоило, мой возраст. Я, конечно, понимала, что Сократ захочет иметь полноценную семью. Захочет ребенка. А я вовсе не была уверена, что смогу уже его подарить. И я поделилась с мужем своими сомнениями на этот счет. И как всегда он удивил меня и обескуражил своим ответом.
- Ты мне нужна. А будет ребенок или нет – это уж Бог решит. А мы примем и то и другое.
Я заплакала тогда. Я не знала, что есть такой мужчина. Который чувствует и понимает. Который любит и не предает. Которому я нужна…
Я даже в церковь тайком сходила и поставила свечку Николаю Чудотворцу. Потому что такое мое счастье кроме как чудом никак не назовешь.
***
Мы переехали к Сократу. У него после смерти мамы осталось две смежных комнаты. Теперь туда перебирались мы с Сережкой. Правда свою комнату я тоже оставила за собой. Все-таки время быстро летит, сын скоро вырастит, невесту себе найдет, будет где им жить первое время. Так что комнату эту я переписала на сына, а меня вписал к себе Сократ. Это было нужно сделать в любом случае, иначе у нас бы отняли вторую комнату. Ему пришлось заполнять какие-то дополнительные бумаги и соглашаться на увеличение платы за жилье, но все это было ничто по сравнению с возможностью иметь отдельную спальню.
Обжились мы быстро, почему-то с Сократом мне было хорошо и спокойно.
А самым главным было то, что я на четвертом десятке жизни познала, наконец, радость интимой близости. Это было невероятно. Для меня как будто мир заново открылся. Оказалось, что то, что было у нас с Григорием – это вообще никакого отношения к любви не имеет. Это даже к сексу (заграничное слово) никак не относиться. Я даже и представить себе не могла, что настоящая близость с любимым человеком может быть настолько приятной.
И признаюсь честно, Сократ получил все то, что я не растратила за многие годы. Весь жар тела, весь пыл страсти, всю себя я отдала ему, своему мужу. И он не оставался в долгу. Каждая наша близость была наполнена невероятной нежностью и любовью. Ни разу он не причинил мне неудобство, ни разу не оставил неудовлетворенной ни морально, ни физически.
Это было жутко странно, познавать впервые то, что по идее должно было мне быть уже известным. И я не зря как-то в минуту нежности прошептала Сократу на ухо: «Ты – мой первый мужчина». А он, ласково пригладив мои растрепавшиеся волосы и притянув поближе к себе, просто сказал: «Я знаю»
Он никогда не спрашивал меня об отце Сергея. Сначала меня это очень тяготило, я не понимала, почему его не интересует такая важная вещь, как мое положение незамужней матери одиночки. Но когда однажды он в разговоре с нашим общим знакомым, совершенно естественно и легко произнес «наш сын» указывая при этом на Сережку, я поняла…
Я поняла, что настоящим отцом моему ребенку является именно он, Сократ. И ничего больше его не интересует.
А когда через какое-то время, задавая мне вопрос о том, когда вернется Сократ, Сережка назвал его папой, я без сил опустилась на стул, и почувствовал себя такой невероятно счастливой, что мне даже стало немного страшно.
Ведь Сергею было уже почти двенадцать. Это не тот возраст, когда мальчик может назвать папой любого, оказавшегося рядом мужчину. А зная сына, я могла предположить, что его представление о том, кого он может так называть, было очень конкретно и обосновано.
И это был сознательный выбор. И если мой сын назвал Сократа отцом, значит, он для него таковым и является.
Вообще, Сергей в то время очень меня радовал. Он с удовольствием занимался музыкой. Причем без моего на то указания освоил помимо моей любимой скрипки ещё и пианино, которое стояло в коридоре между комнатами. Видимо, это был отголосок дореволюционного времени, в спешке оставленный бывшими владельцами квартиры.
Он с какой-то стати вдруг начал заниматься балетом. Ну то есть как балетом… Пытался что-то изображать у станка и все приставал с вопросами к нашей соседке Верочке, танцевавшей в «массовке» Большого театра. Не знаю, многому ли она могла научить Сережку, но он относился к этому очень серьезно и подолгу пыхтел у станка, чем вызывал не только добродушные смешки соседей, но и уважение к себе, своему упорству и терпению. Хотя я совсем не была уверена, что это увлечение как-то отразиться на его дальнейшей жизни, тем не менее, старалась не препятствовать самостоятельности и желанию развиваться.
***
Сократ очень забавил меня одной своей привычкой. Он обязательно каждое утро просматривал свежие газеты. Это вызывало во мне неимоверный прилив нежности и ностальгии одновременно. Мой отец тоже в свое время не начинал завтрак покамест не прочитывал утреннюю корреспонденцию. И ничто не могло изменить этой устоявшейся традиции. Тоже было и у Сократа. Он не мог войти в обычный дневной ритм пока в его руках не захрустит свежеотпечатанная стопка листочков. То ли его так привлекал запах свежей типографской краски, то ли и правда были настолько интересны советские новости, но пока он не прочитывал газету от корки до корки, он фактически был недосягаем ни для каких иных событий. В такие моменты, он даже готов был пообещать мне научиться играть на скрипке, хотя не обладал не голосом не даже слухом. В общем-то, из него можно было веревки вить, пока он не откладывал газету.
Все у нас было просто невероятно замечательно до того момента как к нам пришла скорбная весть. Наша дорогая баба Зоя, Зоечка Владимировна Сходнева скоропостижно покинула этот мир.
То есть как скоропостижно. Она уже давно была слаба. Годы неустройства и голода дали знать о себе пошатнувшимся здоровьем этой сильной духом, но хрупкой телом женщины.
В последние недели она и вовсе почти не вставала. Я наведывалась к ней ежедневно, готовила, убиралась, развлекала её рассказами о своей семейной жизни. Видели бы вы как она радовалась слушая меня! Как загорались её глаза, когда я говорила об успехах Сереньки и о том, как я счастлива с мужем, о том как все у нас хорошо.
Буквально накануне страшной вести мы с Сократом обсуждали возможность переселения Зои Владимировны к нам. Да, пришлось бы потесниться, но для человека, который заменил мне мать, я готова была и на большее. Мы давно уже думали об этом, даже говорили с Зоей Владимировной, но она категорически отказывалась, говоря, что не желает быть помехой нашему комфортному проживании. Никакие уговоры на неё не действовали.
Но теперь уже вопрос стоял очень остро, фактически Зоя Владимировна потеряла способность себя обслуживать, ей нужна была постоянная помощь и мы с Сократом подумали, что она не может больше отказываться.
К сожалению, поздно… И хотя врачи, давно поставившие её диагноз «вялотекущая чахотка», предупреждали нас о том, что Зои Владимировне недолго осталось жить, мы не хотели даже думать об этом и старались поддерживать и в ней и в себе уверенность в выздоровлении.
И вот… «Скончалась сегодня ночью, во сне». Проще говоря, уснула и больше не проснулась.
Вот и нет тебя больше, мамочка…
Я ходила на ватных ногах, постоянно глотая слезы. Сережка зарылся в книги, а по ночам плакал в подушку. Даже Сократ, который не знал Зою Владимировну так хорошо как мы, скрывая от всех свое горе, утирал слезы, думая, что его никто не видит.
Как я пережила, а главное организовала похороны и поминки, я даже не помню. Действовала как машина, стараясь сосредоточиться на мелочах и не думать о главном.
Мой муж помогал мне во всем. Если бы не он, я, наверное, не справилась бы с обрушившимся на меня горем.
Какое же все-таки счастье, что Господь Бог послал мне ангела-хранителя.
***
Иногда говорят, что когда умирает кто-то близкий, он освобождает место на земле новому человеку.
Не знаю, правда это или нет, но я верю, что моя Зоечка Владимировна ушла не просто так.
Она дала дорогу новой жизни. Во мне.
Она очень хотела, чтобы я родила Сократу ребенка.
- Такой хороший мальчик достоин того, чтобы ты подарила ему наследника. Я уверена, что так и будет - часто говорила мне баба Зоя.
Наверное, когда она попала на Небеса, то это было первое, о чем она попросила Господа.
Иначе я не могу объяснить, как на четвертом десятки, после двух бесплодных лет брака, я вдруг ощутила в себе новую жизнь. И надо сказать, что эта новая жизнь дала мне о себе знать очень яростно.
Честно говоря, сначала я испугалась. Я уже не девочка, как я выношу и рожу этого ребенка? Смогу ли я вообще это сделать?
Именно поэтому я долгое время не решалась сказать Сократу о своей беременности. Мне не хотелось разочаровывать его, если вдруг что-то пойдет не так и я не смогу доносить ребенка положенный срок. Только на 4-ом месяце, когда врач сказал, что угрозы для плода нет, я, наконец, решилась, рассказать мужу.
Боже, когда я увидела его огромные ошарашенные глаза, а через секунду счастливейшую идиотскую улыбку на лице, я поняла, что ради него готова рожать ещё столько раз, сколько смогу. И я поняла, что во чтобы то ни стало, доношу этого ребенка и сделаю своего мужа самым счастливым человеком на земле.
Серега не особенно впечатлился услышанной новостью. Он вообще в последнее время стал довольно замкнутым и необщительным. Наверное, он начал взрослеть.
Я старалась не навязываться со своей заботой, полагая, что для него будет лучше, если его оставят в покое. Но всеми силами старалась дать понять, что если ему что-то понадобиться, поговорить, посоветоваться, обсудить что-то, то я всегда рядом и всегда готова ему помочь.
А я стала очень капризной и осторожной. И то и другое было напрямую связано ребенком. Мои капризы объяснялись перестройкой организма, а моя осторожность была продиктована желанием родить здорового малыша.
Когда в консерватории узнали, что я беременна, удивлению не было придела. Я и сама была удивлена не меньше, узнав, что все ещё способа стать матерью.
Уйдя в декрет, я, наконец-то, немного отдохнула.
Я с удовольствием занималась обычными домашними делами: готовкой, уборкой. Кормила по утрам мужа и сына завтраками, наслаждаясь сознанием того, что мне некуда спешить.
Правда, иногда мне казалось, что моих стараний никто не ценить, и я начинала сама себя жалеть, вспоминала Зою Владимировну, думала, что уж она-то меня бы точно поняла и поддержала. Устраивала своим мужчинам скандалы, горестно разводя руками и кидаясь столовыми приборами.
К чести мужа и сына надо сказать, что они держались стойко. Только обреченно переглядывались и терпеливо переносили мои «концерты»
Они понимали, что мое настроение меняется моментально и мало зависит от меня, а уж тем более от них.
А однажды я и вовсе решила воплотить в жизнь свою детскую мечту. Я завела кота.
Маленького котеночка нашел наш сосед, малыш прибился к нему на улице и проследовал аж до самой квартиры.
Правда потом ему (коту, а не соседу) пришлось срочно возвращаться на улицу, чтобы не получить метлой от нашей дворничихи. И там его уже увидела я.
Он был такой жалкий и такой милый… Я не смогла пройти мимо, тем более, что мое положение добавило мне немалою долю сентиментальности, и теперь любое маленькое беспомощное существо вызывало у меня прилив невероятной нежности и любви.
Я назвала котенка Васькой.
Соорудила ему лоток и поставила на пол мисочку. У меня правда было ощущение сбывшейся мечты.
Вечером вернулись Сократ и Сережка, и я с гордостью представила им нового жильца нашей квартиры.
Муж не стал возражать. Это было бесполезно. Сережка только обрадовался, потому что сам давно хотел иметь какую-нибудь живность.
Мя ждало только одно разочарование. Вернее даже не разочарование, а конфуз.
Сократ поднял котенка с пола и начал разглядывать его внимательнее, в том числе заглянул и под хвост.
Потом поставил котенка на место и прищурившись спросил:
- Как, говоришь, его назвала?
- Васькой, а что? – ответила я вопросом на вопрос.
- Да ничего. Кроме того, что это не Васька, а скорее уж… Василиса, что ли – засмеялся муж.
Вот ведь! Как же я так? Даже не сообразила проверить. Просто решила, что будет Васькой и все. Я даже немного растерялась.
- Ну и что, мам – подбодрил меня улыбающийся сын. – Все равно сокращенно Васькой будем звать. А официально представлять будем Василисой.
Вот так в нашем доме появился маленький котенок, который буквально через пару месяцев превратился в роскошную наглую кошку.
***
А ещё через пару месяцев я достаточно легко произвела на свет маленькую славную девочку.
Моей радости не было предела. Я радовалась не только тому, что теперь у меня появилась дочка, о которой я, как и многие женщины, всегда мечтала, но и тому, что я смогла в своем немолодом возрасте, выносить и произвести на свет это чудо.
Дочку мы назвали Татьяной, Танюшкой. Так звали маму Сократа, и я не мола отказать любимому мужу в его желании назвать свою единственную дочь её именем.
Я снова ощутила радость бытия. Мир снова засиял всеми цветами радуги, и солнышко выглянуло из-за туч.
И мне казалось, что это Зоя Владимировна благословляет меня с небес. Меня и всю мою семью.
Правда, теперь пришло пора вспоминать все то, что я уже забыла. А кое-что даже никогда и не знала. Ведь тогда, когда Сережа был маленьким, большую часть забот о нем взяла на себя Зоя Владимировна. И сейчас я несколько терялось, из-за чего мне, уже далеко не юной девушке, было очень стыдно.
Но я с удовольствием училась всему новому, и учила Сократа.
Для меня было откровением отношение мужчины к маленькому ребенку. Это и не удивительно, ведь я никогда не сталкивалась с этим.
Сначала Сократ привыкал. Танюшка была для него существом иного порядка, некой непознанной сущностью из другого измерения. Он боялся взять её на руки, видимо, считая её слишком хрупкой для своих больших рук.
Видели бы вы ужас в его глазах, когда я впервые передала ему на руки дочь!
Однако уже через пару минут, когда Сократ понял, что это чудо вполне осязаемо и не собирается сломаться в его руках, он прижал к себе дочку с такой невероятной нежностью, что на моих глазах выступили слезы умиления.
А дальше уже мне нужно было только следить, чтобы муж не замучил ребенка своей чрезмерной заботой. Этот сумасшедший папа до такой степени проникся своим отцовством, что забыл о своих научных изысканиях, да и вообще обо всем вокруг.
Он сам укладывал Танюшу в кроватку, каждый вечер перед сном выходил с ней на улицу подышать воздухом и сам ложился спасть только тогда, когда в пятый раз было проверено, хорошо ли у малышки подоткнуто одеяло, не сквозит ли из форточки и не хочет ли его дорогая девочка есть.
Сократ был измотан, но счастлив. Ночами, уже засыпая, он шептал мне о том, что все его мечты сбылись, он всегда хотел иметь именно такую семью: мама, папа, сын и дочка. И теперь, когда я подарила ему дочку, он полностью счастлив.
Меня его слова радовали безумно, но и приносили боль, потому что напоминали мне о том, что наш старший ребенок нами заброшен.
***
На самом деле, меня очень тревожило душевное состояние Сережи. Таня родилась именно тогда, когда мой сын вошел в тот нелегкий период юности, который называется переходным, и ему очень нужна была поддержка и внимание.
Про Сергея
Но после того как в доме появился маленький, естественно, все внимание было переключено на него и бедный Сережка остался совсем один.
Я стала замечать, что при всей сдержанности, Сергей очень расстраивается, понимая, что на него махнули рукой. Конечно, мой разумный сын, отлично понимал, что ребенок требует много внимания, но от этого немой укор в его взгляде не становился для меня менее болезненным.
Мне казалось, что я предаю своего первенца и очень боялась, что его нестроение может перерасти в неприязнь и даже в ненависть по отношению к ни в чем не повинной младшей сестре.
Между приготовлением смесей и стиркой пеленок я старалась найти хотя бы пару минут, чтобы поинтересоваться сыном. Я пыталась поговорить с ним обо всем происходящем, но Сережка спрятался в панцирь равнодушия, и на все мои попытки завести разговор отвечал односложно и малосодержательно.
Я понимала, что мне нужно стараться разрушить эту воздвигаемую им стену, уделять ему больше внимания, но я не могла этого делать, потому что Татьяна была очень беспокойным ребенком, а бабы Зои рядом уже не было…
Я чувствовала, что упускаю сына, теряю его…
Он стал хуже учиться, вновь появились задолженности и неуды по поведению.
Он переживал, злился, возможно, таким образом старался привлечь наше с отцом внимание…
Мое сердце рвалось на части.
Я не знала как быть.
Хотя внешне сын оставался прежним, но все чаще на его уже не мальчишеской мордашке с пробивающимся первым пушком можно было уловить выражение обиды и даже негодования.
Все чаще он, приходя из школы, даже не переодевшись и не помыв руки, садился за пианино и наигрывал невероятно грустные, тоскливые мелодии.
Занимался он, видимо, только для вида, потому что записки от классного руководителя о его успеваемости и поведении Сережа честно передавал мне с завидным постоянством.
А я даже не могла его отругать, потому что понимала, что сама виновата в этой ситуации.
Я говорила с Сократом на эту тему, он тоже старался как-то вывести Сергея на откровенность, вернуть назад того маленького открытого мальчика, которым он был ещё полгода назад, но все было тщетно.
Сергей замыкался в себе.
***
Все это продолжалась почти год. Я было невероятно измотана, мне казалось, что я испортила жизнь своему старшему ребенку и ничем не могу ему помочь. Это самое ужасное для матери – быть не в состоянии помочь своему ребенку.
И вдруг однажды, придя в комнату с кухни, где варила Танюше кашку, я обомлела от увиденного.
Сергей, никогда даже не приближавшийся к кроватке сестры, да что там, даже не замечавший её, держал Татьяну на руках и агукал с ней
Более того, немного отойдя от шока, я заметила, что на большой кровати расстелена пеленка, а рядом лежит аккуратно свернутый явно не пустой подгузник и стоит детский тальк.
Когда Сережка обнаружил меня, с интересом наблюдавшую за его действиями он, кажется, несколько смутился и заторопился вручить мне ребенка.
- Просто ты на кухне была, а она плакала и я вот… Вроде все правильно сделал – пробубнил себе под нос Серенька, стараясь прошмыгнуть мимо меня в дверь.
Но я свободной рукой перехватила его и прижала к груди. Его и Танюшку. Моих самых дорогих человечков на земле.
- Сережка, у меня же нет никого ближе вас. Ты и Таня – вот мое счастье. Я люблю вас обоих и очень надеюсь, что ты, как мой первенец и мужчина, станешь для нас с твоей сестрой настоящей опорой в будущем.
На секунду я почувствовала, как Сережа прижался ко мне сильнее, и тут же вырвавшись из объятий, выскочил в открытую дверь.
С этого момента все изменилось. То ли закончился противный период в его жизни, то ли мне давно нужно было сказать вслух, то очевидное для меня, что я ему сказала только сейчас… Не знаю.
Но факт остается фактом - мой сын вернулся. Да, он стал другим, он повзрослел и из мальчишки превратился в юношу, но вернулось его спокойствие, благодушие и любовь.
Он снова стал серьезно заниматься, старался наверстать упущенное.
А свободное время Сергей проводил с сестрой. Он так проникся своей братской ответственностью, что я со спокойной душой могла оставить с ним Танюшку, зная, что она будет накормлена, напоена, выкупана и уложена спать.
И откуда в нем взялась вдруг эта нежность?
Так прошел год и наступил первый Танюшин день рождения. К моему огорчению, я не смогла принять участие в маленьком семейном торжестве, потому что принимала участие в концерте для членов правительства и отказаться или попросить замену просто не могла.
Поэтому свечку на торте мои мужчины задували без меня.
И косы в тот день у Танюши были растрепанные, потому что ни папа не брат так и не научились их заплетать.
Собственно, и платье то не было особо нарядным, но по меркам мужчин, видимо, оказалось в самый раз. Да и это ли важно? Важно то, что моя девочка растет в окружении замечательных мужчин, которые готовы отдать за неё жизнь и всегда придут на помощь в трудный момент. Хотя я надеюсь, что трудных моментов в её жизни будет очень-очень мало. И было бы совсем хорошо, если бы их не было вовсе.
Но как говорится, «нет худа без добра». Потому что, не попав на празднование дня рождения дочки, я, однако, получила извещение о
повышении в должности и тонкий намек на возможность в недалеком будущем получить отдельную квартиру.
Так что домой я пришла с приятной новостью. А учитывая, что ещё утром, перед концертом я постриглась по новой моде и успела купить Танюшке подарок, то я была в относительно хорошем расположение духа.
А вечернее купание дочки и вовсе вернуло мне ощущение легкости и счастья.
Может быть, я не такая уж и плохая мать?
