Начну я, пожалуй, с очередного письма Ричиты. Хотя бы потому, что мне надо собраться с духом, прежде чем написать последние события.
«Здравствуй снова, Алесса!
У нас много событий за последнее время. Например, Эван с Эванной взяли привычку спать в твоей комнате. Причем вместе! Наверное, в очередной раз разыгрывают сцену мужа и жены. На мой взгляд, из них выйдет неплохая пара в будущем… Но кто знает, кто знает. Может быть, Эван найдет свою принцессу, а Эванна – принца…
Жизнь не бесконечна, и все мы понимаем это. Как жаль, что Шизика забрали от нас, и забрал уж точно очень неожиданный гость – сама Смерть… Надеюсь, они с Кубышкой сейчас в лучшем мире и как всегда дерутся. Воспоминания об этих кошках, наверное, самых лучших кошках, так и захлестывают нас, а по всему дому слезы, слезы, слезы. Больно быстро они ушли. Зато у нас есть Эбби, которая переживает смерть приятелей не меньше нас.
Сегодня у Эванны был день рождения; как жаль, что она старше Эвана. Мне так интересно посмотреть, как сложится ее судьба. На праздник пришел Лион. Лили не могла смотреть на бывшего парня без слез – хотя бы потому, что он так и не вырос… Но ей пришлось, хотя бы ради дня рождения сестры.
Эванна выросла очень хорошенькой девушкой – по-моему, очень простенькой (в хорошем смысле) и славной. На ее день рождения пришли ее школьные друзья – ее и Эвана. А также глупая рыжая соседка – не помню, как ее звали, но помню, что она съела почти весь торт. Только вот отделаться от этого образа она решила поскорее.
Стремление у нее – романтика. По-моему, в выборе такого стремления сыграла свою роль Лили – будучи тоже не самой примерной маменькиной дочкой, Лили в свое время выбрала удовольствия. Нетрудно догадаться, какой пример она подает сестре, хотя вроде тоже понятно, что Лили совсем не хотела так.
Теперь наша Эванна выглядит так, и никто даже не смеет называть ее «малышкой Эви». Она страшно оскорбляется, услышав такое прозвище. Вообще, Алесса, у Эванны очень сильно бушуют гормоны – даже у Лили так не было… Она постоянно кричит, запирается в комнате, бунтует – у меня волосы встают дыбом, и если бы я была чуть моложе и эмоциональнее, скорее всего сама заплакала бы. Я не могу воспитывать свою собственную дочь, и это признак моей слабости.
Конечно, в свой день рождения она так не делала. Это я уже забегаю вперед. Зато отпраздновать она решила очень своеобразно – подарить самой себе первый поцелуй. Ее устроил парень по имени Борис из Колодца, хотя по мне так он очень несимпатичный. Уж лучше почтальон Прохор, чем этот противный Борис.
Борис оказался непромах. Схватил Эванну за Пятый Элемент и начал так целовать, что волосы встали на голове дыбом. Честно, я не подсматривала. Это Бесси подсматривала. Но знаешь, мне стало так грустно после этих снимков. Странно, мне казалось я нормально воспитывала свою дочь, а тут…
Эванна долго и часто трындела по телефону, что Борис «охрененно» целуется, и что все по сравнению с ним – карапузы, на которых еще памперсы не налезают. Я стала свидетелем такого милого разговора Эвана и Эванны:
- Эви, а мы поженимся, когда я вырасту?
Смешок пополз по губам Эванны, которые задрожали в приступе беззвучного смеха; маленький карапуз или можно просто четвероюродный брат, носящий фамилию Эванны и названный буквально в честь нее, задает такие вопросы. Они же родственники! – творилось, наверное, в голове дочери.
- Да или нет? – Малыш Эван стоял на своем вопросе, будучи абсолютно уверенным, что он звучит адекватно.
- Да, наверное, - пожала печами Эванна, абсолютно безразлично смотря на Эвана. Мальчик в порыве чувств обнял любимую сестру – неясно, в каком же смысле все же любимую – и крепко сжал в объятиях.
Сегодня день рождения Эвана; и настроение у всех заметно улучшилось. Особенно у самого Эвана, который ждал-не дождался своего «выроста». Он мечтал об Эванне всю свою сознательную жизнь. Я тихонько сидела и вязала, пока он бегал по комнате, как сумасшедший, выслушивая придирки матери по поводу неубранной комнаты. Подрастает наш скромный и тихий мальчик – пускай его взрослость еще не заметна. Выбрал он богатство. Всяко лучше, чем романтику…
Таким он стал. Все же, копия твоего отца (я его не особо-то видела, разве что мельком, но судя по непохожести на твою маму, он похож на Ясона). И все же, что-то в нем есть родное и милое. Сзади стояла Эванна, и мое сердце сразу почуяло – это не к добру. Или к добру. В общем, к тому, что произошло дальше.
Они заперлись в их комнате. За время взросления Эвана (где-то два-три дня), у Эванны уже сменилось столько парней, что мама не горюй. Были слышны чмоки и причмокивания - нетрудно догадаться, что в губы они еще не целовались. Кажется, я поняла, чья это инициатива – только неясно было, всерьез все это или невсерьез. Эванна вела себя с Эваном, как с очередным из мимолетных парней, выныривавших из Колодца.
А потом уже случилось то, что случилось – это уже кажется таким самим собой разумеющимся со стороны Эванны. Чмоканье слившихся в единое целое губ – не лучшая музыка для матери, то-есть для меня. Бесси уверяет, что это нормально, я считаю иначе. В школе их все засмеют – самая популярная девочка школы, самая богатая и самая крутая встречается не с капитаном школьной футбольной команды, не с отбитым парнем чирлидерши, а ни с кем иным, как со своим полу-братом из более младшего класса. Эван и Эванна. Эванна и Эван. Все ясно даже без знания фамилии – они родственники, любящие друг друга.
Все же мне немного жалко Эвана. В поведении дочери я уж точно не принимаю ее сторону. На днях она поделилась со мной тем, что мечтает, ну просто лелеет мечту завести двадцать любовников. У меня чуть волосы все не повыпадали к чертовой матери. А в школе ее все прозывают морковкой – наверное, после тог как узнали о том, что она встречается с собственным братом.
Я научилась отлично шить. Не буду скромничать. Я уже сшила тебе прекрасную одежду и платье… Ой, да не бойся! Если уж я лучшая швея в городе! Лили померила (у вас примерно одинаковые размеры), она просто в восторге. Я очень надеюсь, что тебе понравится!
Эбби постарела. Теперь она прямо как мы – старушка… Но она хотя бы ни капли не изменилась. Вообще не изменилась – ни капли седой шерстинки. Правда, она довольно сильно разленилась и очень любит улечься прямо посреди дороги и поспать на солнышке… Она такая умилительная, и все же.
Сэм тоже постарел. Хоть этому я рада. Я не буду комплексовать по тому поводу, что я такая старая, а он еще достаточно молодой. Он тоже ни капли не изменился – только нос какой-то более широкий стал. Но наши чувства за все эти годы не угасали, мы почти никогда не ссорились, а теперь и вовсе окрепли.
Я очень, очень жду новостей от тебя!
Ричита»
***
Все мои мысли занимал один Шизик. Ну и еще в эти мысли втискивалась Кубышка. Они умерли… да не может такого быть. Меня не беспокоила Эванна, меня не беспокоил Эван; они еще молодые и глупые, они перерастут, и они хотя бы живы. А ни Кубышку, ни Шизика не вернуть. Слезы безудержно стекают по щекам и сердце разрывается на тысячи осколков. Но надо подавить рыдания и начать писать свои новости.
Вытерев слезы и смахнув предательские капли со страниц дневника, надо писать.
Знакомься, дневник. Это – Антон Скайуокер. Сейчас он уже после смены прически. Это Антон Скайуокер, и он бармен.
Неплохое резюме, правда? Собственно говоря, как все началось: я поехала в Центр, ну впрочем как всегда, в какой-то бар. Там Он и работал. Сначала я заказала коктейль, который совсем не хотела пить. Я не пью и вряд ли буду пить. Я не пробовала ни капли алкоголя, ну разве что в раннем детстве по собственной глупости и из-за собственного любопытства, когда бабушка оставила на столе рюмку. Но не в этом суть.
Антон оказался приятным собеседником. Пока я тихонько отодвигала от себя коктейль, мы хорошо разболтались о вкусах и предпочтениях. Мы любим почти одинаковый стиль музыки и одежды (не будем вспоминать о том, что его повседневная одежда – барменская). Когда я буквально уже подарила свой коктейль сидящему рядом мужчине, бармен обеспокоенно спросил – «Что-то не так? Вам не нравится?». Тогда я рассмеялась и сказала парню, что я просто хотела с ним познакомиться. Одно свидание, другое… И он уже у меня в общаге. Раньше он был с такой львиной белобрысой гривой:
В общежитии женская половина хором твердила мне, что он мне не пара. Все, кроме моей лучшей подруги. Они считали его не самым симпатичным, у него было очень странное сочетание: темная смуглая кожа и светлые волосы. Это и вызывало усиленный баттхерт среди всех. Наконец мы смогли уединиться в моей комнате, заранее повесив знак «не беспокоить».
Мы многое узнавали друг о друге. Он живет в Даунтауне, в старой квартире родителей. Якобы. Мечтает о переезде в Бухту Беладонну, копит на это деньги. Безработный – подрабатывает барменом в самых разных клубах. Не любит шумные вечеринки. Зато любит дорогие вина, ужины при свечах (у него их было немного, прямо скажем) и читать газеты. Не пользуются популярностью у девушек, у него их было за всю жизнь две.
Так я стала встречаться с Антоном – постепенно, и вместе с этим за достаточно короткий срок. О, мой первый поцелуй был великолепен! Не знаю, как ему это удавалось, но он целовался просто потрясающе. Хотя я как Эванна – не могу судить, потому что он мой первый. Но разрази меня гром, если мне не понравилось!
По-моему, моя соседка, Аглая Ронис, не очень обрадовалась моему союзу с Антоном. Ха, конечно! Он красивый, добрый, умный, а она страшная стерва – и встречается с такими же стерваками. Она у нас богатенькая девочка, местная красотка, член Тайного Общества, самая популярная в кампусе. Как раз Аглая и вопила громче всех, что Антон гей и прочее-прочее. Не буду копировать эти слова в дневник. Она никогда меня не любила особо – все время пытается задеть – то плечом, то словами. Только часто забывает, кто сделал из нее популярную деваху, полностью изменив внешность.
Прошла неделя, прошла другая. Наступил Новый год. Я заказала самую настоящую живую елку. И подарки такие классные! А, ладно, чего себя обманывать. Чего вообще обманывать? Кого я обманываю? Это подделки. Просто для вида. Коробки в обертке. Я не получила ни одного подарка. Ни от соседей, ни от лучшей подруги. Ни от семьи. Я получила только роскошный букет алых роз от Антона. Но он не под елкой.
Я праздновала в гордом одиночестве. Все попрятались в своих норах, то-есть в комнатах, и не смели высовываться. Я чувствовала себя нереально паршиво – просто хотелось плакать. Еще больше мне хотелось рыдать, и уже навзрыд, когда я неудачно подорвала одну хлопушку. Я полная неудачница, и чертик в моей голове постоянно твердит мне это.
***
Лютая зима постепенно сходила на «нет», и наступала весна. Она была очень условная, прямо скажем. Зимние морозы ударили пуще прежнего, холод и невозможность выйти на улицу мешали нормально жить. Как бы я хотела лета! Как бы я хотела каникул! До основного здания, где проходили лекции, я бежала по льду – и чтобы согреться, и чтобы поскорее добежать до сравнительно теплого здания, толстые стены которого не спасали от мороза. Что уж говорить о нашем общежитии.
А это… узнаете? Да, это я работаю в нашем кафе. Сама не знаю зачем. Наверное, просто потому, что наша кухарка очень устает вечно стоять. Мое человеколюбие до добра не доведет – но зато я получаю деньги.
Постепенно я перешла на третий курс. Экзамены были трудными, но результат того стоил; репетиторы повляются в моей общаге в три раза чаще, а денег на них уходит все больше. Я живу на свои стипендии, и иногда мама отправляет мне немного денег на жизнь. В основном я работаю – то у барной стойки на общественных участках, то на кухне.
Без дела сидеть не хотелось совсем. Я позвала Антона на свидание в клуб роллеров. Но и там мне не давали покою – пришла Ричита. Сама пришла. Я понимаю, что ей никто не запрещает свободно перемещаться по Бухте Беладонна, и все же неужели в своем возрасте нельзя было хотя бы в продуктовый магазин сходить?! Она смотрела на нас с Тохой и улыбалась, а когда мы таки отлипли друг от друга, доставала меня распросами о жизни. Даже не об Антоне, а просто… о жизни. И на том спасибо.
Тогда мы посреди мороза поехали в Центр, в какой-то фитнес клуб. Свидание было безнадежно испорчено моей, казалось бы, любимой родственницей. Там тоже оказалось совершенно нечего делать, кроме как одного…
Это – Антон Скайуокер. И он собирается заняться со мной сексом прямо в кабинке, где я примеряла новое нижнее белье.
Публика была в восторге. Мы тоже. Почти. Просто я… я… я по-другому представляла свой первый раз. Все было не так плохо – и даже не очень больно, и все-таки я представляла это себе дома, закрывшись в комнате, постепенно и медленно ложась в кровать, слившись в страстном поцелуе, на шелковые простыни. Мы обнимаемся, а потом уж и…
Ну, а потом уж, в следующие разы, можно и где угодно – хоть на крыше. Первый раз – он же первый.
А тут – в кабинке. Это не было унизительно, не противно. Но я быстро устала. Стоя заниматься сексом в тесной кабинке, слушая восклицания каких-то идиотов снаружи…
Я не буду таить – мне понравилось. Мне понравилось, хоть это было и неудобно. И больно. Но когда он ушел, сказав, что у нас было сказочное свидание и он мечтает о повторе, я заперлась в казенном общественном туалете и рыдала – чисто от боли. Душевной боли у меня не было, а физическая – да-да, именно физическая – все же была.
Я больше никогда и никому не позволю затащить меня в общественное место!!! Наверное.
Домой я пришла и впервые в жизни не стала что-то делать. Улеглась на диван, и все. Я слишком устала. Вряд ли я буду с кем-то делиться своими впечатлениями, вряд ли я кому-то расскажу, что произошло там, в фитнес-центре. Даже в дневник я не сразу решилась об этом написать. Мне неохота была делать домашние задания, писать рассказы, курсовую, писать в дневник, читать учебники, примерять новые наряды. Я упала на диван, и глаза сами собой начали закрываться.
Близился очередной экзамен; я полностью ушла в книжки. Учебники валялись везде и повсюду. От самого легкого до самого трудного. Экзамен обещал быть трудным. Сдам его – и начну второй семестр третьего курса. Мне это очень важно. Репетиторы стали приходить еще в два раза чаще, я стала ходить к репетиторам еще в три раза чаще. Ну ничего – пара нервных срывов от перезагрузки, и все закончится.
Все закончится.
В выходной я решила что-нибудь сделать менее умное. Например, я позвала гадалку. Я очень люблю Антона и все такое, но хотелось какого-то разнообразия в жизни. Длительные отношения – это мое, но знаешь, дневник, на всех форумах написано, что так женщина не может расслабиться, храня верность одному и тому же.
Гадалка нагадала какого-то почтальона – ну, он нам счета обычно носит. Расслабления я никакого не почувствовала, только боль и горечь от того, что я изменяю любимому человеку. Ничего не было, но сам факт вызова гадалки и появления этого почтальона – был. Я поспешила с ним распрощаться – не из-за противной внешности, хотя из-за нее тоже, а из-за того, что он слишком много хотел. Я просто физически не могла изменить тому, кого люблю. Он пытался полапать меня, опустить руку на Пятый Элемент и поводить там, поцеловать гораздо ниже губ, потащить в спальню – но нет, особенно с последним. Я отдернула его грязные руки от меня. Со многими он, интересно, так? Буду теперь счета брать пинцетом.
На следующий день я пригласила к себе Антона. Поприветствовались мы очень нежно. Он был такой теплый, его шея пахла каким-то яблочным мылом, или чем-то в этом роде, и… корицей? Оказалось, что Антон умеет и любит готовить (недаром же бармен, хотя бармены другим занимаются), и он готовил пирог для меня. Он такой замечательный, а я еще и посмела гадалку вызывать.
Антон вдруг погрустнел и вдруг сказал:
- Я не знаю, правильно ли все это…
- Что именно?..
- Ну вот мы. Я обычный бармен… В общем и в целом, без работы. В кармане – гроши. А у тебя такая богатая семья, и вообще боюсь что меня там не примут…
Я фыркнула и сказала что люблю его.
Он удивился моей реакции. Не знаю я, чего он ждал, наверное, каких-то длинных утешений, подбадриваний и утверждений, что все нормально. Хотя я подозреваю, что все это было сказано им серьезно, и он действительно ждал того, что я презрительно рассмеюсь и скажу, что он мне не пара. Но и эти простые слова послужили ему отличным ободрителем. Даже лучше, чем долгое расписывание всех прелестей и толерантностей моей семьи. Мы обнялись крепко-крепко. Он уткнулся лицом в мои волосы, прижимая меня к своей сильной, теплой и мужественной груди, отметив, что мои волосы прекрасно пахнут.
Мы ели его пирог (другой тарелки у нас в кафетерии под него не нашлось) и поднимали бокалы за нас. Согласна, обстановка достаточно эпична, но мы ни на что не смотрели; в конце концов, у нас есть уже на что посмотреть. Точнее – на кого.
Я окончила первый семестр. Надо же, я ограничилась всего одним нервным срывом, хотя предсказывала себе два. Но это было давно.
У нас в общаге появилась забавная традиция – сторожить друг друга, если кто-то из нас в туалете. Особенно если парни рядом. Смешные они, мои соседки. Только сегодня я это оценила в полной мере. Я стала чаще улыбаться, чаще общаться с ними. И все реже стали зафиксированы случаи, когда я на целый день запиралась в комнате совсем одна. Даже Аглая Ронис меня не так расстраивала.
Я решила сыграть очень нескромную шутку – бегала по всему этажу, по всем комнатам вообще без какой-либо одежды! Ха-ха! Жаль, Антона там не было. Но я думаю, он бы не оценил.
Мой сосед (которому я давно нравлюсь) оценил мое обнаженное тело и даже сделал комплимент.
