Пятая миля (не было)
Это всё обман, это зимний сон,
Что ведет в чертоги судьбы.
В бесполезные раны души
И холодное сердце
Тэм Гринхилл, «Опусти руки, отведи взгляд»
Небо опрокинулось в океан; зелено-синяя бесконечность затапливала горизонт, а солнце стояло высоко, слепя белыми отблесками. Забыв о невозмутимости, Анна Мария прильнула к окну такси. По одну сторону дороги были горы, по другую – вода, обнимающая неровный обрывистый берег. Наконечником копья в океан вонзался полуостров, зеленый от поглотивших его лесов. Вдалеке покачивались белесые точки катеров и яхт – Твикки был популярным местечком.
Такси мягко притормозило у двухэтажного отеля, построенного в полуколониальном стиле. В похожих домах раньше жили богатые белые господа, у которых, впрочем, не хватало средств на гаитянские плантации, либо собственные острова.
Наряженный в аляповатую форму регистратор приветливо улыбнулся Анне Марии. Та небрежно кивнула в ответ.
Номер был небольшим, с выходом на отдельную террасу. Анна Мария полюбила там завтракать, глядя на синие укрощенные волны Тихого океана и мягкий песок маленького частного пляжа (она шла туда после). Шаловливый соленый бриз щекотал её кожу, теребил бретельки пестрящего цветами черного платья. Заполнившие отель молодожены и парочки дружелюбно кивали своей одинокой соседке. О, если бы они знали…
Ей не снились ни упокоившийся в заброшенной котельной Грегори, ни распухший белый труп Изольды, чью смерть легко признали несчастным случаем. Анну Марию не тревожили призраки, к тени, шепчущей на ухо, она охотно привыкла. А здесь, на Твикки, было хорошо. Уютное, ленивое спокойствие наполнило её всю.
Шепот вод умиротворял. Анне Марии, забывшей, как красив океан, было странно видеть его наяву. Она не боялась утонуть, мешая чутье с «тот, кому суждено быть повешенным…» На Твикки она вообще ничего не боялась.
Ей нравилось гулять по острову, заказывать экскурсии в бухты, осиянные славой мертвых пиратов. Это был другой мир, полное, лучшее отражение пустыни Стренджтауна, седьмое небо иллюзорно мирного Бристоля, штат Коннектикут. Анна Мария плыла в нем рыбкой, одной из тысячи, убравшей в волшебную коробочку свои розовые от крови зубы.
Она шла меж развалин древнего храма с непроизносимым названием. Серые каменные блоки кое-где еще складывались в стены, на них было удобно сидеть. Анна Мария прислонялась к ним спиной, прикрывала глаза; позади неё глухо шумел заключенный в руины маленький водопад.
~*~
Рынок было слышно издалека – гремела ритмичная местная музыка, торговцы перекрикивали её сильными хриплыми голосами. Звенели на ветру безделушки, тихонько и мелодично. Анна Мария тронула одну, острый выступ кольнул ей пальцы. Длинные волосы стали влажными от жары, и она с досадой подумала, что надо бы их обстричь.
- Есть и настоящие, - на сносном английском сказала торговка, укладывая безделушку на место. – Эти штучки ничего не значат, но если ты ищешь силы, то я знаю, куда тебе указать.
- Куда? – бездумно спросила Анна Мария. Торговка вытянула руку, и ей пришлось обернуться.
- Эй, Джим! – крикнула, заглушая речитатив хлопков, туземка.
От разноцветной стаи туристов отделилась темная высокая фигура.
- Что такое, Мэй?
У него был теплый, удивительно мелодичный голос и мускулатура модели, и чувственный рот, и травяная юбка сидела низко на бедрах, подчеркивая мышцы так, что Анна Мария чуть не задохнулась. Томная, ленивая нега переплавилась в возбуждение, обжегшее её изнутри.
- Покажи мадам амулеты, - хитро улыбаясь, велела торговка.
- Пойдемте, - он улыбнулся, и она, завороженная, пошла за ним.
Они покинули рынок, свернули за низкие крошечные домики и очутились перед слепленной из травы и глины хижиной. Ну конечно, саркастично хмыкнула Анна Мария, слегка протрезвев. Внутри был полумрак, и неприятно, давяще пахло благовониями. Повсюду стоял топорщащийся перьями хлам.
- Вот этот, - Джим протянул ей изящную бледно-алую раковину, изогнутую полумесяцем. Штучка оказалась неожиданно тяжелой. – Он приносит удачу… в делах любви. Возьмите его, мадам.
- Не думаю, что он мне понадобится, - с ухмылкой заметила Анна Мария. – И я не мадам. Меня зовут Мария.
- Как Пречистую Деву?
- Почти.
~*~
Овеянный покоем, пиратский корабль спал в бухте. Дно морское не стало ему могилой, паруса не истлели, палуба не обрушилась под тяжестью мачты. Доски оставались неподвижными под ногами Анны Марии; поначалу она шла осторожно, но скоро шаг её стал уверенным и быстрым. Неплотно прикрытая дверь в каюту едва слышно поскрипывала, но тени, прячущиеся внутри, не выходили на солнце.
Ветер атаковал Анну Марию, закружил её широкую длинную юбку, растрепал непривычно короткие, пахнущие цветами волосы. Она смеялась; вода внизу была прозрачна и зелена, точно скол минерала.
Джим ждал её в отеле. Он сидел на диване в холле, полуобнаженный, прекрасный, улыбающийся. Джим весь был – молодость и сила, желание, заключенное в клетку соблазнительного тела. Его голубые – наследство деда-англосакса – глаза ослепительно контрастировали с темной гладкой кожей. Рыжий ежик волос был прикрыт повязкой из листьев.
Они начали целоваться на этом самом диване: Джим обнимал Анну Марию, оседлавшую его бедра, она намеренно ерзала, и он едва сдерживался, чтобы не застонать в голос. Какая-то старушка, сидевшая рядом, флегматично разглядывала стену.
Порой окружающим везло, и парочка наслаждалась друг другом в номере. Прошел месяц с того самого дня – с короткого, похожего на болезненно сладкую судорогу соития в темной хижине. Распаленные тела, жаркое тягучее удовольствие… Анна Мария пила его жадно и без смущения, оголодав по не требующей ничего, кроме ответа страсти.
Джим очаровал её. Лежа на его груди после изнуряющих ласк, она думала, что было бы славно взять прекрасного туземца с собой в Стренджтауна. Вытащить из полунищей жизни на Твикки.
Иметь в своей постели каждый день.
Он был красив той правильной, глянцевой красотой, что порой вызывает отвращение, будто сладкого переел. Соблазнительная оболочка, прекрасно осознающая свое воздействие. Со сколькими он уже спал, думала Анна Мария, по своей воле, не по своей. Мой бедный мальчик, беззвучно шептала она ему спящему на ухо и легонько гладила по щеке. Необъяснимое чувство переполняло её, больно давило рядом с сердцем. Светлее жалости, бескорыстнее желания.
- Поедешь со мной в Штаты? – обнимала Джима Анна Мария, выгибалась под его руками, мурлыкала свое заклинание.
- Будь моей женой, - отвечал он, лаская её. – Будь моей до конца, Мария.
- Да, - выдыхали оба в унисон, распаленные, ненасытные, два огонька над океанскими волнами, искры, тлеющие на упавшей звезде.
В синих сладковато-пряных сумерках они пришли на пляж. Приятная ночная прохлада нежно касалась обожженных плеч Анны Марии; весь день та просидела в своей номере, запеленатая в крема и проклинающая беспощадное, жестокое солнце. Джим необидно смеялся под дверью ванной и заверял невесту, что даже ревнивое божество не в силах разлучить их.
Обряд был незатейлив, но в этой простоте крылась красота куда более возвышенная и близкая сердцу, чем в иных пышных торжествах. Старый жрец, давний знакомец Джима, соединил перед своими богами жениха и невесту. Переплетя руки, они улыбались друг другу, чувствуя одно – любовь, зажегшуюся на благодарности, вспыхнувшую от страсти.
Древние усталые боги Твикки смотрели на них, вкусив положенные дары, и взялись хранить обвенчавшихся на своей земле.
~*~
Увидев из иллюминатора знакомые очертания побережья, Анна Мария сжала руку мужа. Смотри, сказала она, это твой новый дом. Самолет приземлился в Фениксе, до Стренджтауна молодожены ехали на такси; мимо проносилась рыжая, в коричневых пятнах пустыня. Как шкура койота, подумалось Анне Марии. Она поглядела на Джима – тот впился взглядом в окружающую их природу, должно быть, выискивая привычные для себя детали.
Дом ему понравился. Особенно Джиму полюбился бассейн, и порой зловещая тень Изольды вставала перед Анной Марией, когда она смотрела на мужа, разлегшегося в шезлонге. Он переменился, живя в Штатах, не внутренне, внешне – модная одежда и новая прическа очень шли ему. Но внутри Джим остался все тем же ясноглазым мальчиком, искренним и теплым, которого отчаянно хотелось спасти.
Госслужбы Анну Марию в этом желании не поддерживали. Нужно было столько всего сделать, чтобы Джима Ривза признали если не гражданином, то просто достойным жить в США. Требовалось подтверждение брака, бумаги летели щетинящейся острыми углами лавиной… Анна Мария не сдавалась из чистого упрямства.
Вскоре Джим заболел. Анна Мария заметила не сразу – муж скрывал от неё сдавливающий легкие кашель, уходя в дальние комнаты и сдерживаясь. Однажды он не смог, его скрутило прямо за завтраком. Взгляд Джима ударил по Анне Марии острее ножа, попавшего в цель. Никогда она не забудет, сколько стыда и боли увидела тогда.
- Джим… - в горле запершило. Она потянулась обнять мужа, но он оттолкнул её руки.
- Не надо, Мария, - сказал Джим холодно. – Не надо.
Без официального, признанного государством брака у него не было возможности использовать страховку жены. Это ерунда, говорил он, пустяки, всего лишь простуда. Джим пил лекарства; кашель, казалось, начал проходить. Анна Мария выдохнула и расслабилась.
Зря.
Однажды утром, услышав характерные звуки, она застыла на месте, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит. Мысли спутались, слиплись в большой склизкий клубок. Часть её сознания, убийственно хладнокровная, похожая на горгулью, следящую за всем мертвыми всевидящими глазами, сказала: это серьезно. Нужен врач, ответила себе Анна Мария. Все пройдет, врач поможет.
Пришлось тряхнуть старыми связями. Анна Мария заперлась в спальне и, листая телефонную книжку, принялась набирать номера. Каждый из них был едва заметно помечен карандашом – буквой, означающей имя. Откликнулся один из старых безопасных друзей Криса. Нежный, дрожащий от волнения голос его вдовы вновь сплел свою паутину.
Врач осмотрел Джима, похудевшего, с обострившимся лицом. Он медленно следил за незнакомцем тусклыми, теряющими голубизну глазами, и холод пробирал Анну Марию до костей.
Мой солнечный мальчик, билось в её голове, мой дорогой Джим, как же мне жаль. Это я виновата, шептала она, когда муж наконец засыпал. Это расплата за мои грехи, не твои. Анна Мария послушно тратилась на специальные, по словам врача, лекарства. Ей пришлось взять отпуск на работе, за Джимом нужно было круглосуточное наблюдение.
Она смотрела; мертвая горгулья и тоненькая, в мужской спортивной куртке девочка смотрели вместе с ней. Печать смерти на сереющем лице Джима горела ярче солнца.
У Анны Марии было время подготовиться.
У Анны Марии не было сил – извиниться.
Все случилось при ней.
Джим достаточно окреп, чтобы снова передвигаться по дому. Он слабо улыбался жене, делал ей комплименты, говорил, что здорово будет съездить куда-нибудь. Анна Мария оглаживала спрятанную в кармане раковину и кивала. Ей хотелось верить, что он прав. Они съездят куда-нибудь. Куда Джим захочет.
Например, в ад, подумала она и засмеялась неприятным сиплым смехом. Ты пока еще в Чистилище, детка.
Чужое дыхание щекотало шею. Мы будем вместе в нашем маленьком аду, прекрасная Аннемари. Я скучаю по тебе. Я помню, какая ты. Не забыла меня, лапочка?
Она стучала зубами от холода, пока Стренджтаун рычал от пылающих объятий жары. Долго держала руки под струей горячей воды, не чувствуя боли. И медленно-медленно повернула голову, услышав хриплый стон.
Джим падал. Анна Мария не успела его поймать.
Слезы обжигали лицо кипятком, отдавали на губах морской солью. Она скрючилась возле бьющегося в агонии мужа, пытаясь набрать номер врача, но сбивалась на первой же цифре. Джим царапал пол, хрипел, но все кончилось быстро. Он затих, и температурный румянец на его лице замер уродливыми пятнами.
Всхлип прогрыз горло. Казалось, прошла вечность прежде чем Анна Мария решилась проверить пульс.
Ничего.
Давясь слезами, она задышала через рот, не позволяя рыданиям завладеть ей. Медленно вытащила из кармана раковину и сжала в кулаке изо всех сил.
Боли не чувствовалась. Анна Мария разжала руку, и два осколка упали между ней и Джимом. Её кровь закапала на них сверху.
ТЕХНИЧЕСКОЕ