Мы сидели в машине и смотрели друг на друга, насмешливо улыбаясь.
- Ты знаешь, - сказал мне в машине Джек. – Это самая абсурдная вещь, которую я когда-либо делал в жизни.
- Самая абсурдная вещь, которую ты сделаешь – это врежешься в этот «Форд», так что будь добр, заткнись и веди.
- Справедливое замечание, - пожал плечами Джек и немного сбавил скорость.
И в этом нет ничего смешного. Я имею в виду свадьбу. Я всегда ненавидела кольца, а если учесть, что это кольцо должно остаться с тобой на всю жизнь, то… а, черт с ним.
Я даже не знаю, кто из нас кого затащил под алтарь.
Его волосы были похожи на медную проволку. У меня вдруг возникло ощущение, будто он назло мне не причесался. В пиджаке Джек смотрелся крайне комично, особенно с этими серыми штанами… Но, в общем-то, весь этот пафос устраивался исключительно ради моего отца и его матери, милейшей женщины, американки, которая была выше своего мужа-японца сантиметров на пятнадцать. Без каблуков.
*процесс свадьбы не заскринился, миль пардон ^^’*
Мирный бубнеж священника вгонял в тоску. Ощущение было не лучше, чем от чтения школьного списка литературы: ничего стоящего внимания. Это нужно только для того, чтобы получить «отлично» за рецензию на случайно попавшуюся в билете книгу. И все эти формальности нужны только для того, чтобы мать Джека утерла слезки, блестящие на солнце.
Мне почему-то казалось, что мой новоиспеченный муж выкинет хоть что-нибудь: прервет со своими колкими комментариями священника на полуслове, сядет на корточки (слабак ненавидит долго стоять), наденет кольцо не на тот палец и поржет над этим. Но он вел себя слишком сносно. Слишком. И даже не стал запихивать мне гигантский кусок торта – неужто запомнил наконец, что я на диете?
В этом помещении самым счастливым был, несомненно, мой папа. Он подхватил тупую Джековскую привычку называть меня «Мейзи-чан», и восторженно шептал себе под нос: «Мейзи-чан, моя взрослая Мейзи-чан…». Мне было страшно скучно. Моя мать обсуждала с матерью Джека мое платье, кажется, мама говорила что-то вроде: «Я поражаюсь, как она нарушила древнюю свадебную традицию и напялила на себя бирюзовое платье», а миссис Казуки была слишком скромна, чтобы ей перечить.
Айрин стояла около столика с шампанским, выпивая его до дна взглядом. Джек был готов сдаться с ее «А мне можно? Мне можно? Ну хоть глоточек! Ну пожалуйста! Ну я же не буду по стенам бегать! Молю!! В честь свадьбы!», но мне лишь оставалось сказать свое твердое «Нет». Подруге Джека пришлось нестись в соседний магазин, чтобы купить пузатой мелочи колу. Хм, какая-то она больно услужливая, эта его подруга. Интересно, а они уже…
Папа произносил тост, который по количеству слов лишь немного уступал клятве; мне оставалось лишь лицемерно улыбаться и думать о том, что эта красная помада совершенно кошмарна, и что я больше в жизни такую не куплю. Она уже вся стерлась об бокал.
Ну и, естественно, с этими мыслями черт бы я что поняла из папиной речи. Его голос стал каким-то больно хриплым и старческим. Нет, мне это определенно не нравится.
- Спасибо, папа, - выдохнула я и сделала глоток.
Кофеин ударил Айрин в голову похлеще, чем нам – алкоголь. Все остальное время она носилась, как угорелая, не зная, куда бы девать себя и какую шутку еще сказать. В итоге, все гости – а их было немало – подходили и спрашивали, где таких веселых детей берут.
Три ха-ха. Им просто всем надо идти в комики. Я бы первая запустила в них смачный помидор после глупой остроты.
- Мейзи, - она не улыбалась. Ну, кто бы сомневался. – Сядь со мной, пожалуйста.
С громким вздохом я шепнула:
- Ты не могла бы хотя бы сегодня не портить мне праздник?..
- Праздник! – Громко усмехнулась она. Мне очень хотелось взять огромный кусок торта и засунуть ей его поглубже. И избавиться на нее еще на полчасика, пока она будет отмываться в туалете. – Праздник! Знаю я, что значит для тебя этот праздник!
Черт, а я-то надеялась, что она поверила.
Две огненно-рыжие головы сидели сзади и напряженно ковыряли тарелки с едой. Сатана милостливый, неужели рыжий успел рассказать Айрин о моих взаимоотношениях с матерью?!
- Айрин, - услышала я сзади. – Иди потанцуй? А я посмотрю на тебя, милая.
Идеальный папаша, блин.
Ха! Забавно было смотреть, как главной звездой твоей свадьбы была твоя обкофеиненная дочь. И мерзко было прямо чувствовать, как твой муж навострил уши.
- Поздравляю тебя, Мейз, - сухо сказала мама после паузы.
- Спасибо. – Так, Мейзи, представь себе волны, море, пляж…
Послышался громкий вскрик. Айрин шлепнулась на пол, а Джековы друзья помогли ей встать. Вскоре зал снова наполнился громким смехом.
А мама отвалила, поняв, что скандал, который ей так нетерпится закатить, слишком приватного характера.
- Ты не устала? – Заботливо спросил папа.
- Есть немного. – Вздохнула я и чуть не добавила: «Я желаю твоей жене смерти, поставь мне диагноз».
- Поехали домой?..
- Угу.
Джек вместе с Айрин были отданы на растерзание гостям. Отмазаться было легко: невеста слишком устала и теперь хочет пойти отдохнуть перед… Ну, а продолжение каждый додумывал сам.
- Мейзи?
- Да? – Раздраженно ответила я. Я знаю, что сейчас будет. И не ошибаюсь.
- Я так счастлив, - слезы мелькнули в его глазах. Только не это. Вот пожалуйста, только не это.
Вымученно улыбнувшись, я сгенерировала что-то вроде:
- Это здорово.
Дико смотреть на то, как твой сентиментальный отец счастливее тебя в разы.
- Правда счастлив.
- Отлично, папа, - выдохнула я и надавила на педаль.
- Вот несправедливость, - буркнул Джек, приехав домой. – Почему тебе так повезло со свекровью, а мне так не повезло с тещей?..
- Что она там опять?.. – Я беспомощно закрыла глаза, раскинувшись на кровати в бирюзовом белье, прямо под цвет свадебного платья.
- Пудрит мозги Айрин и делает намеки на то, что мы не самая счастливая пара на свете. Знаешь, ее сарказм понятен даже такому карапузу, как Айрин.
Через три месяца я узнала, что скоро Айрин будет не единственной, кому будут пудрить мозги.
- Сестрааа? Это круто, но…
Она запнулась.
- Что, милая?
- Но когда же ты наконец объяснишь мне, откуда берутся дети?!
Кажется, я уже готова поверить в версию Сквидварда о том, что существует пузырь смеха и он может лопнуть.
Так и проходили мои будни. Меня на этот раз таки уволокли в декрет в десятки раз раньше срока. Пятой точкой чую, пора искать новую работу.
А я ведь пыталась объяснить Айрин, что у мамы немножко другие игры и она совсем забыла, как играть в детские. Слава богу, у нее хватило ума не спросить, какие игры я имела в виду. Но со своими шахматами она уперлась, как баран: хочу и точка.
Ну что же, в общем-то, надо же ей как-то показать, что ее не забыли, правда? Опасный момент – дочь поставила мне шах. Как в игре, так и морально.
Каждый день омрачается приездом с работы рыжего. Чем раньше – тем хуже проходят дни. Одним только его присутствием. Как только Айрин слышит знакомые вопли о повышении, она срывается с места - где бы она ни находилась – и несется обнимать его. Я также вела себя с папой, а к маме у меня было просто потрясающе брезгливое отношение, и у меня всегда было чувство, будто если я к ней прикоснусь – мне надо будет бежать мыть руки.
Я просто не знаю, что нужно делать. Она получила пять и жалуется на то, что ее за это дразнят одноклассники. Как бы я ее ни любила, меня не хватает на большее, чем сказать: «Иди спроси у папы». Доспрашивалась до того, что она теперь любит этого рыжего бабника больше, чем меня. Чем нас с ее сестрой, во как.
*у автора опять глюк с отсуствующим животом, нуизвините*
- Всем по боевым позициям! – Громко скандировал Джек, зажав микрофон в трубке. – Подъезжает!
- Джек, ты придурок, трубку не положив орать во все горло?! Ты неисправим, - буркнула я и ушла накрывать на стол.
Квест – понравиться директору. НПС, которому сдаем квест – сам непосредственно директор.
Айрин по сути должна была сидеть у себя в комнате и вырисовывать импровизированные цифры. Джек должен был тщательно ей что-то объяснять. С его любовью к ответу на ВСЕ вопросы, которые ему задают, боюсь, как бы не застать их с диретором за подробным выяснением любимого вопроса всех детей.
Что же, директор, или, как его прозывают в лицее, Нос, оказался стремным старикашкой. Его намеки были ниже плинтуса. В коцне концов я показала ему наконец финальный штрих – моего мужа, который в последнее время стал часто ходить в качалку – и он отступил. Даже кормить не пришлось.
- Смотри-ка, Мейз, - улыбаясь до ушей, сказал мой генерал-папа. – Лучик уже похож на меня. Гляди, у него седина проступает.
- Папа, - вздохнула я.
- Ой, вот только не надо опять этой грусти! Знаешь, сколько проблем мне с этим доставила твоя мама? То она роз не досчитается, то глаза Юны слишком карие…
Юна. Надо же, как давно я не слышала этого имени.
Мне вдруг страшно хотелось сказать папе: папа, я устала. Я хочу обратно в универ. Спать со всеми подряд, но официально встречаться с Кэлом. Я уже готова жить со своей так называемой сестрой, лишь бы не торчать тут. Хочу выслушивать издевки Джека. Хочу писать курсовые и заигрывать с преподами. Хочу свою свиту, которая вечно меня окружала, когда я была студенткой. Хочу Юнину индейку на Рождество.
Но сказала только:
- Забей.
Еще через четыре месяца, проведенных в сплошной скуке, родилась бледная девочка с каштановыми волосами, которую мы назвали Финеей. Финеа была славным младенцем, чертовски славным. Губки бантиком, далеко посаженные глаза, острый милый носик (если учесть, что у Айрин он картошкой). Мне даже нравилось с ней возиться. Она была похожа на куклу даже больше, чем старшая, наверное потому, что куклам редко делают рыжие волосы.
- Похожа на тебя, Мейз, - внимательно разглядывая Финею, сказала мама. – Очень похожа… Интересно, а она такая же…
- Заткнись! - Выкрикнула я.
Пусть оскорбляет меня, мой образ жизни, моего мужа (его особенно не жалко), мою работу – но она не имеет права говорить о моих детях!
Зато хотя бы у Айрин с появлением сестры было светлое настроение. Всяко светлее, чем у меня и моей расскандалившейся матери. Каждое утро она вставала раньше, чем обычно, играла с сестрой и убегала в школу. Несмотря на разницу в возрасте и несформированность черт лица, их непохожесть была совершенно очевидна – и я сейчас не о цвете глаз и волос. Единственное, в чем они были схожи – это разрез глаз, единственное, что меня страшно раздражало. Если у Джека был хоть намек на европеоидность, у них этого намека не было вообще.
Проблема была лишь в одном – ничто не вернулось на круги своя. Я хотела убежать свободной птицей работать, пока врач не заявила: «Ребенок меньше, чем надо, нужно постоянное питание и наблюдение матери…». Ладно питание! А отца у ребенка что ли нет? Тем более, мне всегда казалось, что Джек следит за детьми куда лучше, чем я. На работу меня не выпустили, и даже чипсы запретили есть. Осталось лишь копаться в саду.
- Смотри-ка, - улыбался Джек. – Фин у нас типичная японка. Конничива, Финни-чан!
Неинтересный факт: имя Айрин мы никогда не сокращали, а вот над именем «Финеа» постоянно извращаемся так, что мало не покажется.
- ФигА у нее волосы отросли, - продолжал Джек. У меня, если честно, начинала страшно болеть голова, когда он мне тут перечислял совершенно очевидные аспекты внешности. Но мне совершенно не хотелось, чтобы первым словом моей второй дочери стало «заткнись», которое я употребляю как минимум шестнадцать раз в сутки.
Но, в общем-то, характером она не пошла ни в меня, ни в Джека. Как бы мне ни было мерзко это признавать, она больше напоминала мне Юну. Но не настолько тихую. В ней не было того дьявольского огонька, какой всегда был и остается в Айрин и Джеке и нет… нет… ну, в общем, нет ничего от меня.
- Я только не могу понять, - докладывала мне по телефону миссис Шмидт. – почему вы закрываете глаза на очевидное? Ваша дочь чересчур гиперактивна. Она участвует во всех школьных мероприятиях. Постоянно просится в главные роли на школьных спектаклях. Почему бы не предоставить эту возможность наконец Майе?.. У вас не дочь, а выскочка! Дети будут ее травить!
Я набрала в грудь побольше воздуха и сказала:
- Миссис Шмидт, мне очень жаль, что у вас настолько мало полномочий, что вы не можете даже пропихнуть свою бездарную дочь Майю на главную роль в школьном спектакле. Не будут любить не Айрин, а вашу собственную дочь, случайно обмолвся моя о нашем разговоре с вами.
И кинула трубку.
- Чего она опять хотела?.. – Буркнула Айрин, склонившись над тестом для игрушечной плиты.
- Подавить твою индивидуальность, милая. Типичное явление.
- Она же теперь будет ставить мне двойки…
- Пусть только попробует, ха! Будем считать, что твоя мать всесильна.
Айрин самодовольно хмыкнула. Люблю, когда она так делает.
Они вообще слишком милые, чтобы я смела верить, что это мои дети.
