5.8 I don't speak Russian
Я аккуратно спрыгнула с лесенки на скользкую вертолётную площадку и сделала несмелый шаг вперёд. Крепко прижимая к груди большой рюкзак со всеми вещами, которые успела ухватить за двадцать минут сборов, я вдохнула полной грудью. В нос ударил сильный запах бензина и мокрого асфальта. Из окна я даже не заметила, какой тут ливень… Папин пилот высунулся из кабины и махнул мне рукой, чтобы я отошла. Я поспешно отбежала на приличное расстояние. Перекрикивая шум вращающихся лопастей, он крикнул:
- Добро пожаловать в Россию, Рошель! Тебя ждут внизу! – и, не глуша мотор, приготовился к взлёту. Тогда я не знала, что это будет последний раз за многие месяцы, когда меня назовут настоящим именем. Несколько минут я так и стояла под дождём, прижимая к себе сумку, и с тоской смотрела, как удаляется последняя частичка родного дома. Вскоре шум вертолёта стих, а я всё так же стояла, глядя в небо. Моросил противный мелкий дождь, промочивший меня всю, но было всё равно. В душе засело какое-то тоскливое, ноющее чувство. Но я не чувствовала дождя и холода – просто стояла и смотрела в небо, словно надеясь, что сейчас вертолёт вернётся и заберёт меня обратно, домой… Но что-то подсказывало, что я ещё ой как нескоро вернусь туда.
Внезапно откуда-то слева раздались грохочущие шаги. Я испуганно развернулась и крепче прижала к себе рюкзак. Передо мной возник мужчина с зонтиком в руках – под напором ветра зонт изогнулся в другую сторону и не слушался хозяина. Несколько секунд тот отчаянно боролся с ним, а потом, внезапно заметив меня, резко распрямился. Зонт послушно вернулся в исходное положение.
- Ирина? – широко улыбнулся мужчина; я несмело кивнула, вспомнив, что больше нет никакой Рошель Комино, зато есть начинающая балерина Ирина Комино, жаждущая работать в России, - Ты вся продрогла. Вот, держи зонтик, - он протянул руку с зонтом и спрятал меня, - Идём со мной.
Несколько часов назад я носилась по квартире, кидая в широкий походный рюкзак одежду и какие-то совершенно необходимые вещи. Папа на кухне мерил шагами комнату, постоянно звонил кому-то, что-то выяснял, спрашивал и нервничал. Я не успела собрать и половины вещей, которые хотела бы забрать с собой, как влетел папа и быстро проговорил:
- Ты собралась? Отлично, поехали. Первое время поживёшь у моего близкого друга Андрея Ковалёва, у него семья, жена филолог, она поможет с языком… Трое детей, но квартира большая. Работать будешь кем получится, но мечтаешь о балете. Всё поняла?
Я кивнула и хотела было возразить, что я ещё не собралась, что хочу попрощаться с мамой, увидеть Солнышко, но папа быстро покачал головой:
- На это нет времени. Ты должна как можно скорее улететь. К маме я найду подход, скажу ей, что ты не хотела прощаться…
Через час я уже с тоской смотрела в пыльное окошко вертолёта, а в ушах грохотал шум вращающихся лопастей. Папа стоял на площадке, хотя пилот всегда запрещал ему находиться так близко во время взлёта… Светило яркое солнце, я улетала всё выше и выше. Я прильнула к окну и закусила губу, чтобы не расплакаться. Папа не махал мне, скупо заложив руки в карманы, и как-то сгорбившись… Словно за этот час он постарел на пару десятков лет. А я смотрела, и в голове не было ни одной мысли. Пустота и всё. Только сердце ныло…
…- Ну, вот и приехали... Здесь наш дом, - голос Андрея Ковалёва вывел меня из задумчивости. Он первым вышел из машины и галантно открыл передо мной дверцу. Я вышла, оглядывая открывшийся вид с некоторой опаской – передо мной был огромный многоквартирный дом, гораздо больше, чем тот, в котором я жила у себя в Америке, но в то же время гораздо меньше, чем небоскрёбы на Таймс-сквер. Дом вместе со стоянкой был обнесён забором. Попасть во двор можно было только через ворота со шлагбаумом.
- У нас второй подъезд и второй этаж. Удобно запомнить. Квартира 361… - информировал меня Андрей, пока мы шли от машины к подъезду.
Едва мы поднялись на нужный этаж и зашли в квартиру, как откуда-то из глубины квартиры вынырнули две девчонки-близняшки. Они кинулись к моему провожатому, вопили что-то на русском и обнимали его. Я оробела и мялась на пороге, глядя на эту трогательную сцену. Наконец объятья были прекращены, отец сказал что-то девочкам. Те мгновенно обратили внимание на меня и, хихикая и толкаясь, принялись жарко перешёптываться. Андрей повернулся ко мне:
- Это мои дочери Ксюша и Настя. Не волнуйся, поначалу их все путают…
Не успела я ничего ответить, как в дверном проёме показалась улыбающаяся молодая женщина со светлыми волосами и тёплыми карими глазами. Шепнув что-то девочкам, отчего те мгновенно, смеясь, исчезли, она подошла ко мне и широко улыбнулась:
- Добро пожаловать в Россию, Ира! Меня зовут Лариса, я жена Андрея. Проходи, пожалуйста, не стесняйся. Сейчас будем кушать, у меня уже всё готово! – и только тут я поняла, что и Лариса, и её муж говорили со мной на довольно чистом английском и называли Ириной. Это было очень странно – оказаться в России и слышать, как с тобой говорят на твоём языке. Странно, но приятно – в конце концов, окажись какой-нибудь русский в Америке, никто бы не стал бегать за ним со словарём и переводить.
Я улыбнулась, разулась и позволила Ларисе провести меня в кухню, где за заставленным всевозможной едой столом уже сидели девочки. Я так и не запомнила, кто из них Ксюша, а кто Настя, поэтому про себя называла их просто близняшками. Не считая тёмного цвета волос они были копиями своей мамы.
Я огляделась – кухня была просторной, в каких-то бирюзовых тонах и с контрастными вставками. Красные стулья, красная плита и холодильник – сочетание было непривычное, новое, и показалось мне потрясающим. На стенах, которые, как я привыкла, чаще всего оставались голыми, не было живого места – всё было завешано фотографиями всех видов, рамок и возрастов. В противоположном углу кухни стоял детский красненький стульчик, на котором восседал, болтая ногами, маленький мальчик. Поймав мой взгляд, Лариса с улыбкой пояснила:
- А это наш сын Марик. Марк. Ему через четыре месяца будет два, - малыш как бы в подтверждение что-то залепетал, и мне невольно вспомнилась моя крошка Санти.
- Все за стол! – провозгласил Андрей на двух языках, держа в руках огромную тарелку. Я застенчиво примостилась в уголке, прямо у стены с фотографиями.
От обилия съестного на столе у меня разбегались глаза. В каждой тарелке было что-то вкусное, начиная от всевозможных салатов и заканчивая маленьким блюдечком с маринованным корнем имбиря. В центре почётно дымился огромный чайник, а под ним мерно горела свечка, чтобы заварка не остывала. Мне сразу же положили огромную порцию, несколько салатов, предложили морс, сок, чай, воду… Я была смущена и немного стеснялась такого радушия от совершенно незнакомых людей, но постепенно они перестали носиться вокруг меня, то и дело предлагая какой-нибудь деликатес, и все расселись по местам.
Сначала трапеза проходила в относительной тишине – по крайней мере для меня, так как я не понимала ни слова из того, что семья изредка говорила друг другу. Но когда я уже почти всё доела, Лариса перевела на меня взгляд и улыбнулась:
- Андрей говорит, ты танцуешь балет. – я кивнула, дожёвывая котлету, и улыбнулась, - Как славно! Я думаю, ты можешь попробовать устроиться в театр, куда-нибудь недалеко… Жаль, у меня в этой сфере совсем нет знакомых…
- Я… у меня есть опыт. В Америке я учила маленьких девочек, как когда-то учили меня… Но здесь, в России, я пока совершенно ничего не знаю. Вряд ли возможно обучение без словесного контакта…
- О, ну уж русским я с тобой смогу заняться. В этом я специалист. Преподаю у девочек в школе… Кстати, я не знаю, интересно ли тебе… - она смущённо улыбнулась, - Это, конечно, не Большой, но я могу поговорить с директором… У нас уже есть учительница танцев. Ты бы могла стать её помощницей. Заодно будешь практиковаться в языке.
- Это было бы здорово! – горячо заверила её я, - Честно говоря, я даже не знаю, как вас благодарить…
- О, брось, не стоит ничего, - вступил в разговор Андрей, - Твой отец мой давний друг. Я часто рассказываю девочкам… мы с ним учились вместе в академии. Том славный малый.
- Вы были в Америке? – сразу оживилась я, - Правда, правда там замечательно?..
Он посмотрел на меня мягко и улыбнулся уголками рта.
- Я знаю, что ты чувствуешь. Тяжело быть вдали от дома… Уж я-то знаю… Но тебе понравится Россия, обещаю! Завтра же поедем смотреть Москву! Ты была когда-нибудь здесь раньше?
Я отрицательно покачала головой.
- О! Я уверен, тебе понравится… Твой отец был здесь много лет назад, очень давно, ещё когда мы с Ларисой не были женаты. Мы с ним… - и он пустился в долгий рассказ о своей молодости, о смешных случаях в академии, о том, как он попал туда и как сдружился с моим отцом. Я слушала с интересом, и мне вспоминались вечера, когда вот так же, в тёплой семейной обстановке, за столом или просто в гостиной, папа, мама или Хьюго рассказывали нам с Риком о своем прошлом. И мы слушали это, как сказки на ночь. И было так хорошо…
Я смеялась, улыбалась, в свою очередь рассказывала что-то о своей семье. Близняшки рядом активно крутили головами то в одну сторону, то в другую, но уже спустя десять минут стало ясно, что им скучно. Ещё бы – трое взрослых сидят и болтают на непонятном языке, смеются над чем-то, а они могут только глазами хлопать. Наконец они не выдержали и сбежали в свою комнату, Лариса ушла к ним, а мы с Андреем так и остались вспоминать папу и их работу.
Внезапно в коридоре зазвонил домофон. Лариса из детской заспешила открывать. Я не особо придала этому значение – мало ли, кто пришёл в гости к этой большой семье. Мы с Андреем продолжали разговаривать. Из коридора доносилось шуршание и довольно громкий разговор, из которого я, конечно же, не понимала ни слова. Я уже даже перестала обращать на это внимание, как вдруг на кухню залетел молодой мужчина, громко произнёс что-то на русском и тут же кинулся к Марку на стульчике, который всё это время сидел так тихо, что я и думать о нём забыла. Блондин принялся играть и сюсюкать с малышом на руках, а тот громко смеялся и что-то лопотал.
- Это наш племянник Михаил Агронский, - пояснил Андрей, поймав мой недоуменный взгляд, - Обожает детей. Когда девочки были маленькими, он вечно оставался с ними на даче почти на всё лето…
Я удивлённо приподняла брови и уставилась на такую странную для меня картину. Чтобы мужчина так самозабвенно сюсюкался с младенцем я видела в первый раз – по крайней мере такой молодой мужчина и не со своим собственным ребёнком.
Ещё немного поиграв с Мариком, блондин бережно передал его Ларисе, которая тут же исчезла в дверном проёме. Схватив с холодильника поварской колпак, незнакомец натянул его на себя и прошествовал к столу. Андрей, свободно откинувшись на спинку стула, по-английски обратился к племяннику:
- Ты как привидение. Хоть предупреждай, когда собираешься прийти…
- Предупреждения не для меня, - весело ответил тот, по-хозяйски опустился на стул рядом со мной и, повернувшись в пол оборота, спросил у меня так же по-английски, глядя с улыбкой:
- Скажите, я похож на привидение?
- Нет, - я покачала головой и, чуть подумав, добавила, - Вы похожи на поварёнка.
Андрей почему-то громко рассмеялся, а блондин принял притворно возмущённый и одновременно расстроенный вид.
- Я, между прочим, старший кондитер!.. – воскликнул тот обиженно. Андрей продолжал громко смеяться, и я тоже заулыбалась. От такого внимания незнакомец тут же заулыбался и, не отрывая от меня глаз, сказал: - Андрей, может ты представишь мне эту прелестную незнакомку?
- Ирина Комино, дочь моего давнего друга Тома, - произнёс тот, подавив смех, - Будет жить у нас. Прошу любить и жаловать.
- Обязательно будем жаловать и особенно любить! Готов начать прямо сейчас... – он без спроса взял мою руку и, прежде чем я успела что-либо сообразить, поцеловал её, - Михаил, для Вас можно просто Миша. В переводе значит «медвежонок». Единственный, неповторимый и несомненно самый важный член этой семьи…
- Не шокируй гостью так сразу, - рассмеялся Андрей и добавил, обращаясь уже ко мне, - Язык подвешен не в ту сторону, но повар от Бога.
- О да, это так, прекрасная барышня! Откуда Вы прибыли к нам, если не секрет, из каких далёких неведомых далей? Холодными осенними вечерами, когда Вы будете особенно скучать по дому, лишь твиттните несколько слов, и я примчусь и приготовлю Вам что-нибудь, что спасёт Вас от хандры и тоски по дому!.. Испанская, итальянская, японская, французская, русская и более всего украинская кухни выходят у меня просто отменно… - и он как бы в доказательство своих слов быстро соорудил на тарелке подобие домика из колбасы, оливок и сыра и пододвинул ко мне, - Фирменное блюдо «домик у озера» для прекрасной пока ещё незнакомки с бездонными синими глазами…
- Миш, оставь девушку в покое, - Андрей встал из-за стола, - Лучше покажи ей Москву. Только умерь свой пыл, иначе мы лишимся нашей дорогой гостьи, и она сбежит от нас обратно в Америку.
- Прекрасная незнакомка, не согласитесь ли вы составить мне компанию в свершении вечернего променада?
- Ааа… эээ… - только и успела промычать я.
- Отказы не принимаются! – весело перебил он и, резко вскочив на ноги, протянул мне руку, - Примите приглашение, прекрасная незнакомка, не обижайте чувства молодого, как вы выразились, поварёнка…
Я заулыбалась и вложила свою руку в его, принимая приглашение.
Вообще-то, гулять мы тогда так и не пошли. Да и это было бы, наверное, слишком хорошо для первого дня – Мише позвонили и вызвали на работу. Он рассыпался в извинениях, состроил пару грустных мордашек и исчез, а я осталась обживаться в своей новой комнате.
Папа, конечно, дал мне денег, которые мы с Ларисой поменяли на русские рубли на следующий день, но я понятия не имела, на сколько этого хватит. Я знала – мне нужна работа. Если возьмут в школу помогать учительнице танцев, будет замечательно, но как я буду это делать, не зная ни слова по-русски?..
Да и вообще, судя по тому как три взрослых спокойно говорили со мной на английском, я уж было решила, что тут все могут так же, ну кроме маленьких детей, и проблем у меня не возникнет. Поэтому спустя неделю после приезда я решила сделать первую самостоятельную вылазку в магазин и купить продуктов, чтобы развеяться и заодно порадовать Ларису.
Я спустилась в продуктовый, расположенный через дорогу от нашего дома. За прилавком скучала тучная женщина средних лет. Я подошла к прилавку и бодренько назвала на английском всё, что мне нужно.
- Эээ… - глаза у женщины тут же округлились, она замотала головой и сказала что-то на русском. Я подумала, что, может быть, она не расслышала, и повторила просьбу, но продавщица, кажется, пришла только в больший ужас. Она даже позвала кого-то, видимого менеджера, который с помощью жестов и ломаного подобия английского сообщил, что мне лучше пойти в ближайший супермаркет. Что я и сделала.
Там мне, конечно, было и привычнее, и легче, но ориентироваться пришлось только на вид и цифры, потому что никакие вывески и надписи я не понимала. Уже на кассе, когда я с облегчением выложила продукты на ленту и уже думала, что мои приключения на сегодня окончены, хмурая кассирша что-то буркнула себе под нос и уставилась выжидающе. Я захлопала глазами и переспросила, в надежде что она поймёт или хотя бы догадается, что я иностранка… Та поджала губы и тыкнула пальцем на стопку белых полиэтиленовых пакетов. Я замотала головой и указала пальцем на бумажный – правда, немного смятый, но всё же такой, как я привыкла… Кассирша уставилась на меня исподлобья, как на сумасшедшую и потянулась пробивать покупки. Я приготовила кошелёк. Она тусклым голосом назвала цену.
И тут до меня дошло… я же не имею ни малейшего понятия о том, как произносятся русские цифры. Чёрт.
Догадавшись, что я не понимаю ни слова, кассирша закатила глаза и развернула ко мне монитор, где ясно высветилась цифра. Я обрадовано закивала и принялась доставать из кошелька нужную сумму – ну, надеюсь, что она была нужной… И тут передо мной встал вопрос – почему она не пробила этот прекрасный бумажный пакет? Ну ладно, он слегка помятый и выглядит как будто его уже использовали, но какая разница… зато адекватный человеческий пакет!
Я снова потыкала в него пальцем и на английском попросила продать мне его. Кассирша, уже потерявшая терпение, что-то недовольно мне сообщила. Я попыталась высказать свою точку зрения, но куда там! Она только мотала головой и не понимала меня.
- Этот пакет не продаётся, - внезапно с усмешкой подсказал мне какой-то парень из собравшейся очереди.
- Но он нужен мне! – я взглянула на него умоляюще, чувствую, что больше меня здесь никто не поймёт. Он перевёл кассирше. Та схватилась за голову, принялась махать руками и доказывать что-то то ли мне, то ли образовавшемуся переводчику. Наконец ей, видимо, надоело, она вытащила из пакета какие-то салфетки и протянула его мне, уничтожая взглядом. Я повернулась к парню, надеясь, что он объяснит мне, что это значит. Он лишь пожал плечами и сочувственно улыбнулся.
- Забирайте бесплатно. Она его вам отдаёт.
- Спасибо, - устало сказала я, не желая продолжать ужасно неловкую ситуацию, быстро покидала продукты и пулей вылетела на улицу.
А там начался снег. Настоящий. В октябре…
После этого инцидента Андрей с Ларисой долго смеялись, ну а я заперлась дома и решила, что пока хоть немножко не стану понимать русский, никуда больше в жизни не сунусь! Пакет, который, как оказалось, на самом деле был обычной упаковкой для Макдональдса и скорее всего до того, как я возжелала сложить туда продукты, хранил в себе обед бедной кассирши. Я поняла это только когда вернулась домой. Мне стало жутко стыдно, и я даже подумывала сходить и извиниться перед бедной женщиной, но вспомнив, что она меня вряд ли поймёт, я решила, что не стоит.
В школу меня взяли, но я только и делала, что смотрела за растягивающимися малышками, пока их учительница бегала то в туалет, то ещё куда-то. Иногда Оксана Сергеевна (я чуть не сломала язык, выговаривая её, м, отчество – ещё одну новинку для меня) позволяла мне показывать девочкам какие-то новые упражнения, но едва я входила во вкус, как она тактично останавливала меня, и я снова опускалась на скамейку запасных, если можно так выразиться.
И тогда я всерьёз решила заняться русским. Каждый день, когда Лариса возвращалась с работы, я приставала к ней и просила помочь мне. Она всегда смеялась, вела меня в свой крошечный кабинет и учила выговаривать буквы, слова, писать их. Я пристраивалась на мягком ковре, старательно выводила новые буквы и словосочетания в тетрадке и благодарила судьбу, что мне так повезло с учителем.
Учить русский было неимоверно сложно. Вернее, алфавит-то мне дался довольно легко, но дальше… Я чувствовала себя пятилетним отсталым ребёнком, которого учителя терпеливо пытаются научить читать, писать и говорить одновременно. У меня решительно ни-че-го не получалось. Не знаю, может надо родиться русским или типо того, чтобы хоть что-то понимать?! Раз за разом у меня ничего не выходило, я ничего не понимала и не могла понять почему, ну почему почему почему мне ничего не даётся!..
…раз в месяц звонил папа. И то только на пять минут. Передавал, что мама и Солнышко очень скучают. Однажды даже прислал с какой-то левой почты фотку, где он держит Санти на руках.
Я смотрела на неё, смотрела, смотрела, и вдруг резко сердце защемило от тоски. И тогда я просто сжалась в комок и плакала, пока никто не видел.
Оказалось, вот так сорваться, уехать в другую страну, сменить имя, знакомых, семью, не так уж и просто… А уж выучить с нуля чужой язык, с совершенно немыслимым алфавитом, какой-то фигнёй вроде ударения, падежей и склонений… оказалось почти непосильной задачей.
***
Наступила зима. Не в том плане что пошёл снег или стало холодно – это случилось ещё в конце октября – но пришло первое декабря, а затем второе, третье и далее по списку. После неудачной вылазки в первую неделю пребывания в России я больше не отважилась выходить в магазин. Из дома я выбиралась только на работу или погулять в парке, где вечно носились дети и что-то кричали. Я старалась улавливать и переводить их крики – ведь, казалось бы, нет ничего проще, - но почти всегда у меня ничего не получалось.
Двадцатого декабря, накануне своего дня рождения, я сидела в гостиной и пыталась читать детские сказки на русском. Семья Ковалёвых отправилась на каток. Они звали меня с собой, но я вежливо отказалась, чтобы ещё поучиться. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге возник Миша. Я вздрогнула.
- У тебя что, есть ключи?
- Ну да. – он улыбнулся и, скрестив руки на груди, лениво прислонился к дверному проёму. Я хмыкнула и вернулась к попыткам чтения, но блондин продолжал стоять и сверлить меня глазами. Наконец я не выдержала.
- Что?
- Почему ты не сказала Ларисе и Андрею, что у тебя завтра день рождения? – я приподняла брови в молчаливом вопросе, - Твоя страничка на фэйсбуке, - хмыкнул он, - Так почему?
- Не хочу праздновать. – я передёрнула плечами, - Не то настроение.
- Я завтра еду на дачу. Ни мама, ни Андрей с Ларисой не любят туда ездить, особенно зимой, но кто-то же должен следить за домом. Поехали со мной.
Я пожала плечами. Он взглянул на меня внимательным, серьёзным взглядом, словно знал все мои тайны. Куда-то делась вся шутливость, хвастовство и показушные повадки.
- Что с тобой? – спросил он тихо. Я опустила голову, нервно теребя в руках карандаш и подбирая слова для ответа.
- Честно говоря… я… немного потеряна. Всё сейчас как-то не так. Тут… всё по-другому. Не знаю, что ещё подкинет мне жизнь…
- «И так печаль мне тяжела была, -
С твоей печалью вдвое тяжела…» - Миша громко и трагично процитировал Шекспира, театрально закатив глаза и схватившись за сердце. Я возмущённо замахнулась и запустила в него книжку.
- Дурак! – воскликнула я и, не выдержав, улыбнулась. Миша засмеялся, увернувшись от моего снаряда, и снова нацепил на себя этот обычный взгляд. Помолчав, я тихо добавила: - Я поеду с тобой.
Он лишь самодовольно улыбнулся.
Мы уехали в ночь почти сразу. В машине я задремала, а когда проснулась, мы уже заезжали в какую-то деревню. Я с интересом высунулась в окно. Машина остановилась, и Миша полез открывать ворота – я выползла вслед за ним и подошла к какому-то декоративному срубу. Пока мой спутник возился с замком, я изучала исцарапанное надписями дерево.
Наконец ворота поддались и с лязганьем отворились. Перед нами возникла тёмная дорога, по бокам которой расположились домики. Миша неспешно подошёл ко мне.
- Смотри, - он указал на крошечную надпись в самом низу, - Это мы с друзьями выцарапали в детстве. Сможешь прочитать?
- Миша… Костя… Игорь… друзья навсегда?
- Молодец, делаешь успехи. – я довольно улыбнулась в ответ на похвалу, - Ладно, садись в машину. До нашего домика ещё доехать надо.
Приехали мы глубокой ночью, так что многие окна уже погасли. В некоторых, однако, горел свет, но таких было мало. Свернув с главной улицы направо, мы попали на ещё одну, в самом конце которой, прямо рядом с лесом, и располагался домик семьи Ковалёвых-Агронских.
Пахло здесь совсем по-другому, не как в городе. Я даже не могу описать этот потрясающий запах какой-то лесной свежести, эту прохладу, горы снега, через которые пришлось пробираться… Огромный участок был засажен всякими деревьями, а из-под снега я разглядела подобие клумбы. Были тут и теплицы, в которых, как я узнала потом, росли огурцы и помидорки. Чем-то это напоминало мамин любимый огородик на заднем дворе, но там она выращивала в основном баклажаны – почему-то это был её овощ номер один. Здесь же, если верить Мише, летом чего только не росло – начиная вишней и заканчивая даже хиленьким недозрелым виноградом.
С трудом мне удалось разжечь костёр, который не желал загораться из-за снегопада. Миша возился с чем-то в доме – готовил нам ужин, как я поняла потом.
- Кушать подано, моя дорогая принцесса, - возвещал он наконец, выплывая из дома с немыслимым количеством тарелок в руках.
Я вздрогнула от неожиданности.
- Не упади в костёр, - заботливо произнёс блондин, расставляя тарелки в беседке, - Горелые женщины не в моём вкусе.
Закончив с сервировкой, Миша снова ушёл дожаривать сосиски. На этот раз я сразу же отправилась за ним. После нескольких минут молчаливого наблюдения, я наконец решилась задать вопрос:
- Миш, а почему ты так хорошо говоришь на английском? Как будто всю жизнь в Америке прожил…
- Ну, допустим не всю жизнь и допустим не в Америке, - отозвался он, не отвлекаясь от сосисок, - А что, запала на мой акцент?
- Ну хватит! Я серьёзно.
- Ну, я учился в Лондоне.
- Правда?! И… как там?
- Да знаешь, я Лондона-то и не видел, всё королева на чаи зазывала. Мы, знаешь ли, большие друзья – она мне и учиться не давала, заходи, говорит, поболтаем. И так каждый день, никакого отдыху от неё…
- Опять ты издеваешься, - обиделась я, - Как ты туда попал?
- Папа отправил, - помедлив, безразлично ответил он, переворачивая шипящие сосиски, - Пока ещё был жив.
- О… эээ… Прости, Миш, я не знала…
- Ничего. – он развернулся и одарил меня широкой улыбкой, - Перетащи сосиски в беседку, и как можно быстрее, если не хочешь блюдо со снежком.
После ну очень позднего ужина, которого раньше я бы в жизни себе не позволила, мы развалились на веранде, с которой открывался потрясающий вид.
- Смотри, какая ночь красивая… - прошептала я, зачарованно глядя на падающий снег. Я думала, Миша сейчас в своей привычной манере съязвит что-нибудь в ответ, но вместо этого он вполне серьёзно задал вопрос:
- Почему ты приехала в Россию?
- Заниматься балетом.
- Да ладно. Сорвалась вот так с места, не зная ни слова по-русски улетела заниматься балетом? Если бы ты сюда из Африки эмигрировала, я бы ещё понял. Но в Америке, да ещё и с такими родителями, у тебя было столько возможностей… Почему? Просто почему?
Потому что я убила человека, и теперь за мной охотится банда наркодиллеров и воров.
- Просто так. Захотелось и всё.
- Ты не хочешь вернуться?
Да! Да, чёрт возьми, да!.. Я так хочу вернуться, как бы мило здесь со мной не обращались…
- Нет, зачем? Там я уже всё видела. Я скучаю немножко, но возвращаться пока не хочу.
- А ночь сегодня и вправду красивая... Ты права, Риша.
Я встрепенулась и скорее заглянула в его глаза.
- Как ты меня назвал?..
- Риша. Ну, Ириша – Риша. По-моему, мило… Тебе не нравится?
- Нет, нет… очень нравится. Зови, если хочешь.
- Риша и Миша… - он устало прикрыл глаза и широко зевнул, - А к утру Ришу и Мишу запорошило снегом и они замёрзли, так и не отпраздновав её двадцать четыре года…
- Правда, пошли спать. Уже поздно.
Он кивнул, и мы разошлись по разным комнатам. Ещё долго я не могла уснуть – может, из-за того, что спала на новом месте, а может потому, что кто-то назвал меня старым именем впервые за долгое время, и это принесло за собой воспоминания…
Да, переезд оказался гораздо более непростым делом, чем мне казалось...