Я шумно выдохнул, спохватившись, зачем-то закрыл рукой рот и в который раз постарался успокоиться, Рена спит, совершенно незачем её будить.
- Триш, - ласково приобняла меня Арнетта, слишком быстро для только что проснувшейся, наверное я своими ворочаниями совсем не даю ей уснуть, - не переживай так, всё будет хорошо.
- Надеюсь, - снова вздохнул я и, повернувшись к ней, улыбнулся.
- Спи, - она чмокнула меня в нос, - всё получится, иначе быть не может.
Да уж не может.
Я покрепче обнял Арнетту, зарывшись лицом в её волосы, и закрыл глаза.
Да всё что угодно может быть, но она права, мне и правда лучше уснуть, а то буду пугать завтра первых посетителей моего кармического центра (вот ещё словечко "центр", как будто таких много).
Поцеловал её в мочку уха, потом в висок, потом скользнул к чаще задышавшей груди...
Да, теперь мы могли делать это прямо в спальне, не стесняясь Вейса, он отныне спал внизу в собственной комнате, которую я сделал, отгородив стеной часть ванной. "Всё равно джакузи я сюда больше не поставлю, а зачем нам нужна такая большая комната?" - сказала месяцем ранее Арнетта и я ринулся улучшать наше жилищное положение.
Примерно тогда же уволился из магазина (никак не получалось совмещать интернетную деятельность по раскрутке будущей работы с текущим местом) и Арнетта понемногу начала худеть.
Боже, как же вначале это было непросто. Первые три недели она никак не могла перестроиться и хотя я полностью прописал ей рацион, изучив всё что только можно на эту тему, но она так и норовила съесть гораздо меньше чем я положил ей на тарелку, говоря, что больше не хочется, а потом, рыдая, признавалась мне, что на работе наелась печенья. Добавлял в рацион пару печенюшек, и вскоре случайно ловил её прячущей за щёку конфету или доедающей купленную втихаря шоколадку.
Метания туда-сюда привели к тому, что она поправилась на два килограмма и в итоге совсем упала духом, плакала, обвиняла себя, обзывала безвольной свиньёй и прочими нелестными словами.
Я, естественно, не выдержал, предлагал всё бросить и не мучить её больше, потому что невыносимо превращаться в невольного надсмотрищика (я правда никогда не следил за ней и не собирался, но это не мешало ей от меня прятаться и таиться); мне было крайне сложно видеть её страдания. Она отказалась. Тогда мы сели как-то вечером и снова поменялись, я рассказал ей всё про похудение, она мне про продвижение моей задумки в массы и мы стали заниматься каждый своим делом самостоятельно.
Вот тогда и начало получаться. Мне удалось обрести некое подобие авторитета на нескольких форумах благодаря статьям которые я постил и обсуждениях в которых участвовал, а Арнетта стала медленно, но верно уменьшаться.
- Никогда не думала, что это так просто, - счастливо хихикала она, покидая весы на которых взвешивалась, сняв с себя абсолютно всё, включая серьги и носки.
Однако я вовсе не оставил её сам на сам с проблемой, во-первых, готовил по-прежнему я, стараясь как-то увязать диетическое меню для Арнетты и такой рацион, который бы подошёл нашим растущим детишкам, потом понаблюдав за ней заметил привычку жевать в любой непонятной ситуации, её успокаивал сам процесс нахождения чего-то во рту. Предложил ей жевательные резинки с разными вкусами, а также расставил возле дивана и кровати бутылочки с водой. Эффект наступил тут же, во-первых, Рена стала гораздо больше пить восполняя ежедневную необходимость в воде, а во-вторых, жвачки ей понравились даже больше конфет, ведь вкус последних ощущается на языке считанные секунды, в то время как резинку можно было жевать гораздо более длительное время. На работе, как она сказала, сделала точно так же и её даже не тянуло купить конфет или печенья в обеденный перерыв.
По вечерам я частенько заходил за ней в её контору и мы какое-то время вместе прогуливались прежде чем забрать Вейса из садика, а на выходных неизменно выбирались в парк поиграть с детьми в какие-нибудь подвижные игры.
Вот так потихоньку, ненавязчиво, не привлекая внимания к процессу "Арнетта худеет" мы просто себе жили, а результат, результат был налицо.
По мере того как она уменьшалась в объёме ей становилось всё легче, уже самой хотелось лишний раз пройтись, пробежаться облегчившимися ногами, покрутиться перед зеркалом в старых, сваливающихся с неё джинсах, она упивалась собственным преображением и поскольку оно давало ей гораздо больше радости и энергии, чем какая-нибудь там конфетка, она, как ни удивительно было ей самой, почти потеряла к ним интерес.
И я конечно же радовался вместе с ней, улыбался, смотря в её сияющие глаза и любил, любил всё сильнее и ярче. Она совсем преобразилась, буквально расцветала, лучилась и порой, когда мы находились на людях раздельно, например, возле разных полок в супермаркете, я замечал что другие мужчины то и дело останавливают на ней взгляд.
Раньше такого не было. Раньше мужчины её совершенно не замечали, да оно и понятно, более менее расслабленной она становилась лишь дома, а для выхода в свет у неё было всего лишь два образа, неприступной крепости возле которой лучше не отираться, если не хочешь получить в лоб из пушки и испуганно жмущейся неловкой мышки с плещущимся в глазах страхом, старающейся как можно больше сгорбиться, чтобы занимать поменьше пространства. Теперь же она превратилась в струну, ровную, упругую, уверенную, слегка подрагивающую от бьющей изнутри энергии. И мне нравилось наблюдать за ней, когда она об этом не знала, например, когда я ждал её возле работы, невидимый от входа, скрытый зарослями кустарником каких-то пунцовых цветов, как она уверенно держится, как открыто улыбается, как её неизменно провожают взглядами. Я любовался ею, испытывая доселе неизвестное мне чувство гордости за свою избранницу.
Порой тревожился, но чисто инстинктивно, достаточно было заглянуть в её глаза, чтобы понять, что как бы там на неё не смотрели посторонние мужчины, её сердце открыто только для меня. Однако периодически ловил себя на том, что всё чаще публично заявляю на неё свои права, приобнимаю за талию, беру под руку и улыбался, вспоминая как точно так же поступала она, когда мы проходили возле стайки девушек, заинтересованно на меня поглядывающих. Определённо, мы с ней друг друга стоим.
И несмотря на некогда принятое решение никогда больше не жениться, дескать, слишком уж это больно, всё чаще стал задумываться о том, чтобы узаконить наши с Арнеттой отношения. Стал заглядываться на пояса, но меня крепко тормозила мысль, что я всё ещё нищ, как церковная крыса. Едва ли стоит вступать в брак, принеся с собой лишь долги.
Кстати, наверное, нужно пояснить про пояс, дело в том, что по местным обычаям при помолвке парень завязывает на девушке пояс (или просто оборачивает чем-нибудь её талию), а во время свадьбы, молодожёны продевают свои пояса друг в друга, чтобы оказаться сцепленными. Символично это означает, что они становятся начальными звеньями семейной цепочки. Кстати, в нашем случае нужно будет цеплять поясами ещё и Ситена с Вейсом.
В общем, у Арнетты всё шло просто замечательно, чего нельзя было сказать обо мне. Нет, я конечно, занимался раскруткой своего будущего магического проекта, но по правде сказать совершенно не был уверен в успехе. В плане статеек в интернете я обрёл некую популярность, но и то обрёл я её исключительно благодаря Арнетте, которая, как оказалось, довольно хорошо понимала конъюнктуру рынка, целевую аудиторию на которую мне следует равняться и опорные точки, нужные, чтобы заинтересовать будущих потребителей. Я же во всём этом разбирался примерно как свинья в логарифмах, то есть никак. Пробовал утешать себя оправданием, что дескать, исчез из своего родного мира на самой заре интернета, поэтому тот не успел как следует войти в мнтернетную жизгь с её соцсетями, лайками, порталами и рейтингами, но помогало прямо скажем, слабо. По факту я совсем не верил в то, что иззадумки выйдет что-либо путное, полноте, кому в этом мире нужны истории из прошлой жизни, а даже если и нужны, то смогу ли я хоть что-нибудь делать, кроме обычного просмотра, что делать с полученной информацией я и сам, честно говоря, слабо представлял.
Заинтересованная Арнетта упросила всё-таки посмотреть её саму, чтобы она, во-первых, понимала, откуда ноги растут у моего метода, а во-вторых, смогла написать первый восторженный отзыв, когда я открою центр. Я согласился не сразу, боялся двух вещей, что с ней у меня не получится это сделать и что сделать-то я смогу, но увижу в её прошлом что-то совершенно невообразимое. Оба опасения оказались напрасными, я вошёл в её прошлое как по маслу и ничего страшного там не увидел, обычная жизнь обычной женщины, необычным был разве что заключительный период её истории, она была учёным-исследователем, работавшей в основном в лаборатории, но в семьдесят с лишним решила тряхнуть стариной и отправилась вместе с группой в новый мир. Даже не умерла в этой экспедиции, просто сильно располнела, потому что, как оказалось, в том новом мире было некие излучения, сильно повреждавшие желудок, находящийся в покое. Чтобы этого избежать, надо было есть много масла, что, собственно, не могло не отразиться на фигуре. В семьдесят с лишним исследовательнице это было прямо скажем до лампочки, но видимо, информация, что пустой желудок обязательно приведёт к смерти просочилась и в следующую жизнь.
Арнетта же воссияла и разве что не прыгала от счастья, когда я пересказывал ей увиденное, оказывается, очень уж мучила её иррациональная тяга постоянно набивать чем-то желудок, а теперь когда она знает причину, справиться с этим будет куда легче.
- Ну что, пойдём? – спросила потягиваясь Рена, а я понял, что уже успело наступить утро, я за терзаниями-воспоминаниями так и не уснул, теперь наверняка буду не в форме и стопроцентно разочарую посетителей своего кармического центра.
Если они, конечно, придут.
А они, конечно, не пришли.
Я бродил как тигр в клетке взад вперёд в снятом на Арнеттины деньги помещении и чувствовал себя полным ничтожеством, а она всячески пыталась меня успокоить.
- Не переживай так, разве не знаешь, что люди достаточно консервативны, поэтому толп в первый день точно не будет.
- Толп? – саркастически взвизгнул я, - Да тут хоть бы кто-то пришёл.
- Придут, - уверенно заявила она, - вот увидишь, любопытные всегда есть. Потом кому-то расскажут, приведут подружек, те своих подружек и всё будет хорошо, вот увидишь. Главное стать модным, быть на слуху, но мы над этим работаем.
Первая посетительница пришла за два часа до закрытия, а я так воодушевлённо в неё вцепился, что похоже немного напугал, по крайней мере после прослушивания моего восторженного и немного сбивчивого рассказа о её прошлой жизни она без особого энтузиазма покивала и поспешила удалиться. Со следующей посетительницей я постарался вести себя поувереннее и та ушла не в пример более довольная. Потом пришёл какой-то псих, заявивший, что он вообще-то мой коллега, хочет во что бы то ни стало обменяться опытом и приглашал меня для этих целей в астральную прогулку как только Цинция войдёт в пятнадцатый градус Козерога. Не пытаясь вникнуть в то, что за это Цинция и откуда у козерогов градусы я в итоге выпроводил неадекватного посетителя, а потом понял, что день уже закончился.
В последующие дни дело пошло не скажу, чтобы ощутимо лучше. Нет, народ периодически заходил, правда, всерьёз воспринимавших информацию и готовых за неё платить было до обидного мало, в основном осаждали зеваки, которые зашли от интереса и поставили целью во что бы то ни стало донести до меня информацию, что они-де в такую ерунду никогда не поверят.
В общем, дело моё отнимало кучу сил, не приносило ощутимой прибыли и судя по запестревшим недоумённым и недоверчивым отзывам на сайте, могло и не выгореть. Я старался держаться и верить Арнетте, утверждавшей, что всё ещё получится, надо только сделать себе имя.
Так-то оно так, но только и через месяц упорных усилий ситуация не намного улучшилась. Меня сильно беспокоило то, что кармический кабинет приносил крайне мало денег, так мало, что их едва-едва хватало на оплату аренды и счетов за воду и электроэнергию, о какой-то там зарплате речь вообще не шла, поэтому я полностью оказался на иждивении Арнетты, что меня, естественно, не радовало. Ситуация тяготила, я периодически впадал в уныние, старался всеми правдами и неправдами отбрыкаться от каких-либо дополнительных трат, на которые шла Арнетта. Моя б воля, я бы вообще перешёл на хлеб с водой, одевался бы в рубище и спал где-нибудь на полу только бы не испытывать ежедневных мучений каждый раз как ходил с Реной по магазинам, видел у Вейса новую игрушку или одёжку, а то и внезапно обнаруживал у себя в кармане непонятно откуда взявшуюся купюру немаленького достоинства.
Это было унизительно. Я понимал Арнетту, на её месте я делал бы то же самое, но, чёрт, на своём месте мне было ой как несладко. Нет, она, конечно, замечала мои страдания и как могла старалась развеять их, но, честно говоря, помогало слабо, примерно так же, когда я пытался уверить её, что мне до одури нравятся её фигура, её внешность и вообще вся она без остатка, а она так же мне не верила, как не верил я её словам о том, что ей плевать на мою финансовую яму.
- Трин, - мягко улыбалась она, когда я вздыхал, подбивая итоги очередной недели, - ну ты понимаешь, что ничего не делается быстро, должно пройти время, ты раскрутишься, всё будет хорошо. Вот видишь, на этой неделе клиентов больше, чем на предыдущей.
- Аж на три человека, - удручённо покачал головой я, - Не знаю, Рен, если так дело пойдёт и дальше, наверное, лучше бросить и устроиться на работу. Кстати, а где Вейс? - спросил я покрутив головой и не обнаружив поблизости рыжей макушки сына.
- Играет с Ситеном на улице.
Я кивнул. Ситен как раз вступал в пору, когда противоположный пол начинает интересовать, но показывать это напрямую всё ещё не принято, поэтому он часами выспрашивал у моего сына, что же о нём думает та или иная особа (да, Вейс, как оказалось, может смотреть не только местонахождение кого-либо, но и их мысли с эмоциями). А чтобы ценная сия информация не приведи господь не долетела до посторонних ушей, частенько тащил малыша в какой-нибудь укромный уголок.
- Три-ин, - прижалась к моей щеке Арнетта, - ну не переживай ты так, пожалуйста. Всё получится, вот увидишь.
Я не слишком весело вздохнул и только было открыл рот, чтобы сменить тему на другую, как оказалось, что этого и не требуется, ведь нечто, заставившее меня на много недель позабыть о такой ерунде как несоответствие наших финансов уже случилось.
Раздался топот, мы с Реной синхронно повернули головы на звук, в комнату влетел Ситен по дороге сильно впечатавшийся плечом в дверной косяк, но даже не заметивший этого..
- Аккура... - начала Арнетта и осеклась, с тревогой глядя на искажённое ужасом лицо сына.
- Вейс попал под машину, - выпалил сквозь слёзы тот.
Пока я пытался осознать услышанное, моё тело уже моментом оказавшись на ногах понеслось на улицу.
- Где?! - хрипло выкрикнул я, оборачиваясь.
- В конце улицы, - жалобно проговорил Ситен, а потом на бегу затараторил, стараясь поспеть за мной, - я не знаю как это получилось. Мы играли, он захотел домой, не посмотрел через дорогу... я отвлёкся на секунду, да нет, на полсекунды, а он...
Я бежал. Там всего ничего было до конца улицы, минуты две не больше, но мне казалось, что время едва тянется, а я не бегу, а еле-еле продираюсь сквозь толстенный слой ваты в который превратился стылый зимний воздух.
Я словно зациклился на этом беге, старательно переставлял ноги, упорно двигался к цели, запрещал, не допускал мысли, что бежать-то уже незачем, я опоздал.
Опоздал. Даже не то, что опоздал, шансов не было уже в тот момент, когда тело моего сына соприкоснулось с асфальтом, я увидел его ничком лежащее тельце и понял, знал, что его больше нет.
"Он не мучился", - скажет потом женщина-врач со скорой, которая уже едет сюда.
"Он вылетел на дорогу, наверное подскользнулся, лёд же. Я по тормозам, но не успел!", - бешено вращая глазами будет кричать водитель грузовика и пятая сигарета выпадет из его трясущихся от пережитого пальцев.
"Трин, Трин", - не зная, что ещё сказать, будет обнимать меня Арнетта.
А потом?..
Потом и вовсе ничего не будет. Как можно жить после смерти своего ребёнка? Как, скажите мне, как?
- Ве-е-е-е-ейс! - кричал я, падая на асфальт.
Приехала, сверкая мигалками машина, оттуда вылетела та самая, увиденная внутренним взором женщина врач, но единственное, что смогла сделать это констатировать смерть.
Я выл, стоя на четвереньках, так и не поднявшись после падения, выл словно сражённое картечью животное, истекал болью, не в силах справиться с произошедшим.
- Ве-е-е-ейс!
Поднялся, преодолел всё-таки те несколько оставшихся метров, отделявших меня от сына, силой отнял у растерявшейся женщины его тело, не понимая, что делаю и зачем это делаю, прижал к себе, пропитывая свою футболку его кровью, наклонил голову, а потом потерял сознание.
Якобы потерял.
Секунду тупо посмотрел на своё застывшее с гримасой боли тело, а потом... потом меня словно включили.
Взмыл вверх, сканируя пространство многократно увеличившим чувствительность взглядом, так, словно, мог не только видеть глазами своего призрачного тела, но ещё и чувствовать какие-то неизвестные мне ранее излучения. Почти сразу нашёл малыша, он растеряно болтал ножками, вися в воздухе, не понимая, что делать дальше. Высоко-высоко вверху уже сиял невыносимо ярким светом портал в который то и дело влетали какие-то другие души, но хоть туда и тянуло словно гигантским пылесосом, мой малыш боялся туда отправляться, я всей своей сущностью чувствовал охвативший его страх.
"Вейс" - безмолвно позвал его я, легонько завибрировав в пространство.
Он заметил меня и радостно заискрился, трепеща и переливаясь.
Я ринулся к нему и схватил за свисающий из пупка обрывок серебряной нити.
Серебряной нити! Как я мог забыть?
Давным-давно, в первом новом мире девушка Эстилана, оказавшаяся впоследствии сестрой уже умирала на моих руках, а я не дал ей умереть.
"Идём, малыш" - протранслировал ему я, как мог ласково, если вообще можно было использовать такое слово, - "давай назад, домой, там мультики". Слово "мультики" было таким простым, обыденным и совершенно не вязавшимся с этой чудовищной ситуацией, что я истерически заржал, но на сына как ни странно мой смех произвёл благоприятное впечатление. Душа Вейса безропотно полетела рядом, успокоившаяся от моей близости, готовая принято что угодно, только бы оно исходило от меня. Я приземлился рядом с нашими телами и застыл.
Тогда с Эсти я каким-то образом срастил едва-едва порвавшуюся нить, просто соединил и всё, а сейчас понимал, что так не получится, ведь её смерть была неправильной, вызванной магически, её тело по сути, не получило несовместимых с жизнью повреждений, поэтому искусственно разрушенную серебряную нить было легко восстановить, а здесь всё было по-другому.
Всё по-другому.
И несмотря на то, что я как Трин вообще не понимал, что такое делаю, а самое главное, как я это делаю, какая-то моя часть, которая не была ни Трином, ни Джоном, ни кем либо ещё известным, но тем не менее была мной, знала, что раньше, я таким не занимался.
"Прошу помощи" - адресовал непонятно кому запрос и точно также непонятно от кого получил ответ:
"Первичная матрица. Ребёнок".
Перед глазами тут же возникла правильная картинка.
Часть меня, которая была Трином по-прежнему оставалась в недоумении, но для другой, ведущей части услышанное стало сигналом к действию. Я (я?) подключившись (как?) к некоему универсальному хранилищу информации выудил оттуда настроечную таблицу (что?) и, сверяясь с ней, приступил к работе. Проводя операцию чуть ли не на молекулярном уровне восстанавливал ткани, возвращал кровь в отведённое ей русло, сращивал кости. Смерть наступила из-за перелома шейного позвонка, вызвавшего повреждение продолговатого мозга из-за чего Вейс мгновенно потерял сознание, а потом умер. Этот перелом, а также другие не столь значительные повреждения я срастил довольно быстро, а вот с мозгом пришлось изрядно повозиться. По моим ощущениям прошло не меньше пары суток напряжённой кропотливой работы, но во внешнем мире время будто застыло на той же секунде, на которой я закрыл глаза. Душа Вейса немного подрагивала рядом, но не мешала, терпеливо ожидая когда я закончу, а я, отбросив в сторону робкие Триновы изумления "что происходит", сосредоточенно работал.
Наконец, всё было готово. После столь скрупулёзной операции восстановить серебряную нить было наилегчайшим делом.
Я, ощущая боль в сердце, душе, во всём теле медленно приходил в себя. Всё так же держал на руках тело сына, которое вдруг стало невыносимо тяжёлым, будто схватил огромный бетонный блок, а не маленького ребёнка.
Ребёнка, который ещё и принялся изо всех сил ёрзать.
- Пап, - робко пискнул он и шмыгнул носом, а окружившая нас толпа в изумлении ахнула.
Я так и стоял истуканом,не открывая глаз боясь поверить собственным ушам, боясь увидеть его по-прежнему, окровавленное тело с неестественно вывернутой рыжей головкой.
Он прижался ко мне и затих, а я стоял, чувствовал лишь частое-частое биение маленького сердечка и плакал, едва краем сознания ощущая, что-то странное в своём организме, впрочем, это было неважно, совсем неважно. Глаза открыл только тогда, когда Вейс захныкал.
И тут же чьи-то осторожные, но настойчивые руки попытались отнять у меня малыша.
- Его нужно обследовать, - тревожно заглядывая мне в лицо медленно произнесла женщина-врач.
- Нет, - твёрдо возразил я и тут же пожалел, что раскрыл рот.
Изнутри резко садануло по диафрагме и я чуть не захлебнулся, чем-то густым, поднимавшимся снизу, закашлялся, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения и восстановить дыхание, не очень-то в этом преуспевая.
- Вам тоже нужна помощь, - увещевала меня женщина.
Я мотал головой, изо всех сил стараясь вдохнуть, в голове предательски шумело, почти не ощущал ног, они несмотря на ватность пытались удержать меня в вертикальном положении, но выходило плохо, я кашлял и шатался.
- Осторожно, - уразумев, что так просто со мной не справиться врач видимо позвала санитаров и они попыталась уложить меня на носилки. Перепуганного Вейса я им не отдал, всё так же прижимая к себе, крепко, но бережно.
Очередной приступ кашля вдруг закончился огромным хлюпом, раскрасившим асфальт багрово-чёрным пятном на которое я незамедлительно уставился.
- У вас идёт кровь из глаз, ушей, носа и рта, вам необходима медицинская помощь, - спокойно, но уверенно говорила врач, а я не имея сил на сопротивление коротко кивнул, попытался улечься на носилки и чуть не рухнул носом (текущая из него струйка крови щекотала мне верхнюю губу) об асфальт. Наконец, ощутил пронизывающий до костей декабрьский холод от которого конечно же не могла спасти тонкая, пропитанная кровью ткань футболки.
Вейса я всё так же не отпускал.
Не отпустил его и в больнице, разрешая обследовать только на моих руках. Повреждений не нашли, а моё кровотечение прекратилось так же быстро и необъяснимо как и началось, поэтому нас отпустили с миром. Арнетта забрала нас домой, в машине я по-прежнему держал малыша сам, ощущая лишь огромную всепоглощающую слабость.
Дал раздеть его и себя и, свернулся в позу эмбриона, прижав малыша к животу и принялся чутко прислушиваться к его дыханию. Он до крайности уставший уснул ещё до того как оказался в кровати и спокойно проспал до самого утра. Я же не сомкнул глаз, тревожно вглядываясь в темноту и слушая, слушая ушами его вдохи-выдохи, пальцами биение сердца в сосудах, всей своей сущностью его самого. Казалось, что только я отвлекусь, хоть на мгновение оставлю его без присмотра как его хрупкое тельце тут же погибнет. Не знаю, почему мне так казалось, вряд ли на то были причины кроме дикого иррационального, но такого яркого и всепоглощающего страха. Ужаса отца, хоть однажды заглянувшего в глаза своего мёртвого ребёнка.
Сзади меня обнимала Рена, но я этого почти не чувствовал, так, иногда отмечая краем сознания, в котором пытались уложиться события сегодняшнего дня, но так и не могли войти в хоть какую-нибудь логичную систему. Я метался между непониманием того как я вернул сына к жизни, желанием в этом разобраться, желанием забыть всё произошедшее как страшный сон, желанием не отпускать от себя Вейса никогда, желанием обезопасить его как можно сильнее, пусть даже и путём полной изоляции от всего, боязнью, что за его счастливое спасение придётся чем-то расплачиваться, причём не мне (на это я бы сходу согласился), а ему, страхом, что для него будут какие-то последствия, страхом, что я всё сделал неправильно и смерть может вернуться, страхом, что я нарушил какой-то неизвестный закон мироздания и назавтра всё непонятно как мной сотворённое отменится, страхом, что на самом деле я никак его не оживил, а просто сошёл с ума там, на дороге, прижимая к себе его окровавленное тельце и до сих пор брежу.
Когда комнатное пространство засерело близящимся рассветом я уже пребывал в некоем апатичном отупении и знай только повторял про себя "выдох-вдох, тук-тук, выдох-вдох, тук-тук". Проснулся Вейс, недовольно завозился и попытался вылезти из моих рук, но я только теснее прижал его к себе. Малыш захныкал.
- Па-ап, пусти.
Но я не пустил, для меня было немыслимым отпустить его от себя хоть на минуту.
Потом подключилась проснувшаяся Арнетта, она еле-еле уговорила меня разжать заклякшие вокруг Вейсова тела руки, но я позволил малышу удалиться от меня только в туалет, потом покормил его, не спуская с колен и снова прижал к себе, несмотря на то, что он уже принялся яростно отбиваться.
- Не хочу-у! - кричал Вейс, но мне было всё равно, главное, чтобы жил, а для этого мне нужно слышать как он дышит.
- Не дави его так сильно, задушишь! - пыталась воззвать к моему рассудку Рена, но бесполезно, я знал, что нужно сыну и на йоту не собирался отступать.
Она ещё что-то говорила, но я не слышал, баюкая испугавшегося и притихшего Вейса в своих руках. Я всё понял, нужно просто никогда его не отпускать, пока я слушаю как он дышит - он дышит, пока проверяю стук сердца - оно бьётся, как только брошу - он умрёт.
Потом хлопнула входная дверь, я отметил это машинально, не придавая особого значения, ведь не было на свете более важного занятия, чем оберегать сына, слушая его вдохи и выдохи. И даже острая тонкая боль и жар в левой кисти не отвлекли внимания. Но затем я понял, что не могу больше сохранять сосредоточенность и ребёнка забирают из моих обмякших рук, но не слишком встревожился, ведь услышал его плач, а раз он плачет, значит дышит. А раз дышит, то всё хорошо. Жаль только не могу дотянуться проверить сердце, но ведь нельзя дышать, когда сердце не бьётся, значит сердце всё ещё...
Я проснулся, как откуда-то знал, через неделю. Неизвестно как, но был в курсе, что до того как провалился в беспамятство успел сойти с ума, но анабиоз в который меня отправили был на диво целителен, так что теперь я в полном порядке, если не считать тотального всезнания.
- Трин, - встревоженно, с надеждой и опаской заглянула мне в лицо Арнетта.
Я смотрел на неё и знал, видел, сколько слёз она пролила за эту неделю, как переживал и раскаивался тут же оказавшийся сейчас рядом Ситен, как оба они не отпускали от себя несчастного Вейса, для которого собственная смерть вовсе не оказалась потрясением, по крайней мере совершенно не таким, как всеобщее помешательство окружающих его людей. Но и к этому он привык.
- Папа! - радостно взвизгивая влез ко мне на одеяло он.
А я улыбался, зная, что с ним всё в порядке.
Прикрыл в изнеможении глаза и знал, что событие имело огромный резонанс, что моего пробуждения ожидали по меньшей мере три профессора магического университета, желая узнать каким образом я исцелил ребёнка не просто от травм, от смерти, а также целый ворох журналистов. Знал, что интернетная шумиха привела к тому, что расписание моего кармического центра забито посещениями месяца на три вперёд, что мой почтовый ящик переполнен письмами как серьёзными, так и "не могли бы вы оживить мою канарейку". Знал, что всё это сильно повлияло на Мелодию, осознавшую насколько ей важен сын.
Знал практически всё.
Не знал только сколько продлится такое противоестественное знание, но надеялся, что недолго. И ещё понятия не имел, кем именно был тот, кто так ловко, по-хозяйски, отодвинул в сторону мою личность и принялся моими руками исцелять Вейса. Конечно, я был очень ему благодарен, но…
Но.
Открыл глаза и, встретившись взглядом с Арнеттой, вдруг понял, что боюсь не меньше неё, с той лишь разницей, что она боялась за меня, в то время как я остро, до одурения стал бояться себя самого.