[Influence]

от автора

И снова здравствуйте! Кнут и тема месяца благоволят мне как никогда.

Если вы читали про зимние праздники третьей параллели, могли заметить, что Новый год упоминается вскользь. Потому что про новогодние традиции я подготовила отдельный цикл зарисовок. Две ниже, третья на Бусти; здесь появится в марте.

События первой части происходят в прошлом, второй — в недалеком будущем (обе без спойлеров). Приятного вам чтения!

Новогодние традиции

Сколько стран, столько и праздничных традиций. В одном сходятся все: новый год — пора сделать что-то особенное. Хотя бы пообещать.

В Олимпии принято с каждым ударом часов съедать по виноградине. И на каждую загадывать желание.

Часть 1. Виноград

— Клементина! — зовет маму папа, каждым слогом выражая чуть недовольную нежность. — Неси виноград, вот-вот же начнется.

— Взгляни на мои руки, Шарль! — драматично воздевает их мама. — Две их у меня или десять?

И носится по кухне, мечет на стойку одно блюдо за другим. Жюли едва успевает носить их на стол.

— Дорогая! — закатывает глаза мама, окидывая его взглядом. — Разве я тебя не учила складывать салфетки?

Теперь закатывает глаза Жюли. Калия видела, как она весь вечер, ругаясь под нос, воевала с этими салфетками. Но мама опять недовольна.

— Разве я тут прислуга? — задирает нос Жюли.

Родители вздыхают в унисон. Обычно в Новый год суетится именно прислуга; мама с папой выплывают в гостиную к началу боя часов. На этот раз кухарка заболела, а горничную отпустили к внукам. Калия бы тоже с ней уехала — возможно, там не пришлось бы притворятся невидимкой, пока все бегают и друг друга ругают.

— Кукла, оторвись от телевизора и помоги сестре, — выдергивает ее из раздумий мамин голос. — Вот виноград, бери и неси на стол.

— Я же его не люблю, — хмурится Калия.

— Такова традиция, — поясняет папа. — Как только часы начнут бить, нужно съедать по виноградине и загадывать желание.

— Всего двенадцать, — дополняет Жюли, зажигая свечи. — Но ты, конечно, столько не осилишь.

И смотрит так ехидненько: вот, я старше и во всём лучше, а ты неумеха мелкая. Обида взметывается ураганом в душе Калии.

— Осилю! — вскидывается она. — Больше, чем ты.

— Ловлю на слове.

— Тихо! — басит папа, и все падают на свои места.

Бьют часы под громкое:

— Раз!

Мама забрасывает в рот первую виноградину, Калия отщипывает другую — и давится косточкой. Вот за это она виноград и не любит.

— Два!

Калия еще даже желание не успела загадать — ладно, пусть будет тот огромный кукольный домик. Хватает следующую (для столь нужной удачи в новом году), наспех жует и глотает вместе с косточками.

— Три!

Третью выбирает мелкую, чтобы не жевать. Дружба с Камиллой из десятого класса вместе с ягодой застревает в горле, но Калия не сдается.

— Четыре!

Что еще пожелать? Точно, собаку — а лучше, чтобы у мамы прошла аллергия на них. Калия съедает виноградину и со всеми считает:

— Пять!

Следующие три желания она загадывает быстро: переезд на Сулани, ванна мармеладных мишек, замуж за Сидни Симуртона. Над последним Жюли то и дело смеется: мол, он старый, а Калия маленькая. Однако в эту ночь всё изменится.

— Девять! — И так, чтобы услышала только Жюли: — Хочу стать взрослой.

Здоровенная виноградина перекрывает дыхание. В глазах Калии темнеет, она силится позвать на помощь, но не может издать ни звука. Папа хватает сзади, несколько раз нажимает на живот, и Калия наконец выкашливает ягоду.

Часы бьют одиннадцать, желаний больше никто не загадывает. Даже Жюли, потянувшаяся было к горке с виноградом, отдергивает руку под взглядом папы.

— Мое желание, — говорит он под финальный удар часов, — поменьше опасных традиций в будущем. С Новым годом!

— С Новым годом! — с фальшивой бодростью подхватывает мама.

Звенят фужеры: три с игристым, один с апельсиновым соком. Калия осторожно пьет и старается не смотреть в сторону дурацкого винограда.

— Ты не переживай, — шепчет папа, наклонившись к ней. — Все мы однажды повзрослеем, и поверь, торопиться не стоит.

— Почему?

— Потому что взрослым не дарят кукол и мармеладки, — грустно усмехается он. — Но у тебя еще полно времени, так что наслаждайся.

Подмигивает, запихивает в рот тарталетку с икрой, другую кладет на тарелку Калии. Она улыбается, тянется за персиком и совершенно случайно рассыпает по полу остатки винограда.

В Глиммербруке между Винтерфестом и новогодней ночью гадают. Чем изощреннее ритуал, тем он считается надежнее.

Часть 2. Суженый

—… Считали, что в это время, — продолжает папа, — истончается граница между миром людей и духов, поэтому все кому не лень пытаются заглянуть в будущее.

— И получается? — подпрыгивает на его коленях Саффрон.

— Не знаю, Шафранчик, — поводит тот плечом, — не пробовал. Это девушки обычно гадают на суженого.

— И я могу? Я тоже могу увидеть суженого?

— Глупостями не страдай, — вступает мама. — Тебе десять лет, какой суженый?

— Любопытство — к знаниям дверь, — хрипло напевает папа, подмигивая Саффрон. — Не закроешь ее теперь.

Мама кривится, Саффрон улыбается. Папа с каждым годом поет всё хуже, зато всегда кстати.

***

Библиотекарь госпожа Уитби хмурится, поправляет очки и выдает ей книгу в фиолетовой суперобложке со странными символами. «Сверхъестественная история третьей параллели», гласит название под ней.

— А тут всё правда? — уточняет Саффрон.

— Редкие примеси правды не превышают нескольких процентов, — вскидывает Уитби свой хвостик престарелой крысы. — Удачи тебе их извлечь.

Она оказывается права. Половина книги — чушь: как уберечь огород от зомби; что делать, если в тебя плюнула лама; схема чесночного венка для защиты от вампиров. Саффрон убирает пряди со взмокшего лба и листает, листает, листает, пока не натыкается на заголовок:

«ГАДАНИЕ НА СУЖЕНОГО (С ЗЕРКАЛАМИ)»

Чушь превращается в образы. Саффрон читает и представляет себя внутри зеркального коридора при свете свечи. Видит, как отражение мутнеет, за левым плечом появляется стройный брюнет, кладет клетчатый платок на стол и, подмигнув в папиной манере, возвращается за Изнанку. А потом приходит на школьный бал и по-папиному протягивает руку, приглашая Саффрон на танец.

— Мы закрываемся, — разгоняет фантазии голос Уитби. — Завтра придешь и дочитаешь.

— Можно я ее на дом возьму? — с мольбой смотрит Саффрон. И добавляет, чтобы наверняка: — Под папину ответственность.

Лицо Уитби расслабляется. Упоминание Сидни Симуртона снова сработало.

— Ну если под папину, тогда можно. Только осторожно.

Саффрон благодарит и выпрыгивает из библиотеки в обнимку с «Историей». Завтра суббота, значит, можно читать до утра.

***

Вот и новогодняя ночь — время, когда осязаемое переплетается со сверхъестественным. После боя часов Саффрон отправляют спать — наивные.

Дождавшись, пока стихнут шаги дворецкого, она тащит ростовое зеркало к туалетному столику. Оно царапает пол и всячески сопротивляется, но Саффрон побеждает. Переодевается в ночную рубашку, расплетает волосы, садится между зеркалами и зажигает свечи.

Пламя трепещет в темноте, комнату наполняют глубокие тени. Что, если пришелец из-за Изнанки уже здесь? Что, если он не тот, кого ждет Саффрон?

Плюшевая единорожка обнадеживающе улыбается. Саффрон смелеет и повторяет:

— Суженый, приди в зеркало смотреться, себя показать, на меня поглядеть. Суженый, приди…

Морда единорожки в отражении всё больше похожа на голый череп. Красный глаз магнитофона-котика двоится, тень вешалки торчит рогами. Саффрон глубоко дышит, сосредотачивается на зеркале — и вот оно мутнеет. За ее плечом возникает рослый силуэт, Саффрон быстро протирает зеркало и различает знакомые черты.

— Папа?

Тот сменяет лицо на молодое, обрамленное такими же черными волосами. Вглядеться Саффрон не успевает: гость превращается в мальчика лет трех-четырех.

— Твой суженый, Шафранчик, — говорит он папиным, но странно вибрирующим голосом.

И протягивает ладонь. Саффрон колеблется: для суженого маловат, да и в книге ни слова про контакт. С другой стороны, что ей сделает этот милый малыш? Саффрон здесь хозяйка, так почему бы не принять руку гостя?

Стены шатаются, отражение белеет. Белеет и детская ручонка, обнажаясь до костей. Саффрон пытается освободиться, он дергает ее на себя и куда-то тащит.

Теперь вокруг всё белое — ни стен, ни пола, лишь слепящий блеск. Тело Саффрон крутится, будто насаженное на вертел. Она не видит огня, зато чувствует жар, слышит треск. А сквозь него:

— Рас-с-спутниц-ца… кровосмес-сительниц-ца…

Саффрон рвется прочь, но чем больше сопротивляется, тем сложнее шевелиться. «Суженый» трясет ее ладонь, та чернеет и осыпается. Рука обугливается до локтя, Саффрон кричит, а вместо себя слышит:

— Ну открой же глаза!

Этот голос еще больше похож на папин… да папин и есть. Через силу она поворачивается к нему, напрягает горящие лёгкие — и открывает глаза в своей комнате.

— Живая, — выдыхает дворецкий и отпускает руку Саффрон.

— Шафранчик! — налетает папа. — Слава Всевидящему.

Она падает в его объятия и через плечо оглядывает комнату. На полу опрокинутая свеча и проплешины на розовом коврике, из распахнутого окна тянет холодом.

— Загорелся, — показывает на половик папа, — и твоя ночнушка. Если бы Поль не учуял дым… вообразить боюсь.

Мама стоит у дверей с видом «лучше бы меня не будили». Ловит взгляд Саффрон и вздыхает:

— Говорила же, что ничего хорошего из этих гаданий не выйдет.

Саффрон осматривает обе своих руки (целы!) и утыкается в папу. Предупреждала не только мама — первая глава была об опасностях Изнанки. О неупокоенных душах, что стремятся в тела живых; о душеедах, притворяющихся людьми; об искателях правды, которые возвращались совсем иными. Эту часть Саффрон пролистала: страшное всегда случается с кем-то другим.

— Как себя чувствуешь? — допытывается папа. — Голова не кружится?

— Немножко, — выдавливает улыбку Саффрон.

— Побудь с ней, — командует папа маме и встает с кровати. — Я врачу позвоню.

Саффрон с мамой хмурятся одновременно.

— Не надо врача, пап. Мне хорошо.

— Точно хорошо? — останавливается папа и заглядывает Саффрон в глаза. — Станет хуже, зови. Поль, прибери здесь.

Дворецкий уходит за шваброй. Папа целует Саффрон в лоб, желает спокойной ночи и тоже удаляется. Лишь мама стоит посреди комнаты, будто не зная, куда себя деть. Саффрон пользуется случаем и зовет:

— Мам! — Та вяло оборачивается. — А что такое «распутница»?

— Ну… так обычно называют женщину, которая увела у тебя мужчину.

— Увела?

— Самой смешно, да? — улыбается мама; морщины на ее лбу разглаживаются. — Как будто человека можно просто взять и утащить. Нет, дорогая, каждый сам решает, кого ему любить и с кем жить. Никто никого не уводит.

Мамины слова успокаивают Саффрон. Значит, в распутнице ничего страшного нет, но что же тогда?..

— А «кровосмесительница»? — по слогам повторяет новое слово. — Это кто такая?

Мама снова задумывается.

— Где ты услышала это слово?

— Во сне. Это что-то плохое?

— Интересные у тебя сны, — поджимает мама губы и с привычным равнодушием поправляет одеяло. — Что ж, вырастешь — узнаешь.

Выходит. Саффрон смотрит то в зеркало, то на подгоревший ковер, то на «Историю», потом отворачивается к стене.

Не надо ей больше никаких гаданий. И суженого тоже.

Часть 3. Компромат

бонусы