С последнего отчёта прошло немало времени, но это не значит, что Ягоды забыты и заброшены в самый дальний угол.
Напротив, каждый член семьи на протяжении всего этого времени был учтён и обласкан.
В особенности Прасковья, с девичьих плеч которой ещё никто не снимал груза ответственности за наследие семьи.
Приключение её в подвале постепенно подзабылось даже мною, что уж говорить о родственниках, которые ухватили лишь пересказ и тот второпях?
Близилось празднование почти-всеобщего-дня-рождения, что не замедлило сказаться на поведении девочек.
Процесс вступления во взрослую жизнь, знаете ли, чреват подгорелым тортом, поэтому всё, что могло вызвать подобное поведение юбилейного бисквита, было убрано на недосягаемое расстояние.
Дом трясся и кряхтел, едва выдерживая препирательства сестёр с мальчишками. Те получали ни с чем не сравнимое удовольствие, пряча заколки и новые туфли, а потом с гоготом уворачивались от разьярённых будущих именинниц, размахивающих домашними тапками.
Даже маленький Серафим подхватил игру, и рёв Прасковьи, волосы которой усердно спутал братишка, распугал чаек на побережье.
Решив для начала избавиться от шалунов (а то ведь и праздника не выйдет), Варвара подтащила сыновей за изрядно покрасневшие уши к торту.
Савелий и Прохор выросли так себе,

так что процент молодых людей Сансет Велли, неуверенно балансирующих на грани отталкивающей внешности, незаметно увеличился,

зато Серафим пока не успел устрашить своей внешностью семью.

Расчистив себе путь до заветного взросления, Прасковья, Мира и Рута честно разделили между собой очередной тортик,

и если Мира выросла страшненькой, то Рута имела все шансы увлечь пару-тройку молодых людей посимпатичнее бульдога.

Но и она не могла сравниться с неожиданно похорошевшей Прасковьей (не обошлось без дополнительных материалов), которой отчего-то перестало нравится её чинно-благородное имя.

Теперь наследница велит звать её Просей и не столько нежелание обидеть её, сколько страх перед возможностью оказаться на линии обстрела яблоками, которые она с умыслом носит в карманах, не даёт назвать её прежним именем.
Став полноправной хозяйкой дома, Прося раскрыла-таки тайну пропажи многих предметов обстановки, выставив на всеобщее обозрение содержимое своего багажа.
Полюбовавшись на очумелые лица домочадцев, она по второму разу прошлась по комнатам и саду, прихватив остатки предметов, в отсутствие которых дом, в котором прожило несколько поколений, не мог с полным правом называться особняком Ягода.
Всё: и картины, и памятники, и даже портреты, было собрано бестрепетной рукой и отправлено всё в тот же багаж.
Далее Прося обьявила о своём уж и вовсе странном решении.
Ройс и Варвара ака папа и мама её, а также брат Серафим переезжают с наследницей в новый дом, а Мира, Рута, Прохор, Савелий и Игнат обязуются махать белыми платочками до тех пор, пока канареечное такси с частью семьи не скроется из виду.
Осознав, что сопротивление бесполезно (и когда только Проська научилась так метко швырять яблоки?!?) семейство принялось реветь на плечах друг друга и гладить каждую попавшуюся под руку поверхность.
Такси уже недовольно урчало мотором, а Прося всё раздавала тумаки направо и налево, дабы ускорить сборы. Вся из себя красивая, в коротком платьишке, не скрывавшем идеальных ног, она утрамбовала на сиденье своих спутников как можно удобнее и водитель, лихо визгнув тормозами, повёз Проську с отцом в новый дом, Варвару – на работу,а Серафиму пришлось взгромоздиться на старенький велосипед и отправится в школу (да, не обломился ему лишний выходной).

Ройс всю дорогу вертел головой по сторонам, что неудивительно, если вспомнить, что с тех пор как родились дочки, он не выходил за пределы участка никуда, кроме как на работу. Пост генерального директора и чёрный блестящий лимузин, конечно, прекрасны, но природу родного городка никто не отменял. И первые несколько минут Ройс, с удовольствием скинув порядком поднадоевшие лаковые ботинки, наслаждался приятным дуновением ветерка и травяным ковром, пока не почувствовал, что что-то тут не так…