Я много странствовал, так много, что порой хотелось отречься от самого себя. Однако это был мой удел – скитаться по миру. Находиться долго в одном месте я находил самым глупым прожиганием жизни. И хотя я был верно предан сердцем России, я безвозмездно отдавал себя путешествиям по Европе. Так я познавал не только мир, но и самого себя. Не раз судьба забрасывала меня в самые южные точки Италии и так же безжалостно отправляла на север, но я неистово боролся за чистоту своего сознания, которое подвергалось влиянию каждой страны.
Больше всего мне полюбилась Польша. Однажды побывав в Люблине, я не смог забыть его больше никогда.
Благодарность Огонь за создание скриншотов
Благодарность Hamartia за создание оформления и ориентирование по сайту
Благодарность Лалэль за проверку оформления
Последний раз редактировалось Дежавю, 24.08.2015 в 11:42.
Я никогда не знал, где мой дом. Моя мать, уроженка Великого Новгорода, скончалась при родах. Как поговаривал народ, она не раз прибегала к злым умыслам самого черта и ничего не давала взамен. В ночь моего рождения поднялся сильный ураган, ветром снесло крышу моего дома – дурной знак. В то же утро отец запеленал меня в старые тряпки, положил в телегу купца, следовавшего в Переславль-Залесский, перекрестил три раза и оставил на растерзание матушке-судьбе. Позже он нашел меня в доме бедной старухи, когда та поливала меня «летной» водой, выхватил меня, усадил за стол, посмотрел в глаза, чуть встрепенулся со словами: «Будто самому дьяволу в глаза заглянул» и поведал историю моего происхождения, а пока старуха доковыляла до кухоньки, того и след простыл.
- Ты, дитя, не слухай дурака, коль отрока своего не принял. Как нашла тебя – помню: глаза твои черные заприметила.
С тех пор, Тихомира, женщина без детей и стала для меня отцом и дедом, матушкой и бабулей. Я с уважением называл ее старейшиной, а она прозвала меня Богадаром, поговаривая, что сами небеса преподнесли меня ей. Когда минуло четырнадцатое лето, старухой овладел недуг.
Перед кончиной она мне сказала: «Женушку свою чернобровую приведи на етех моей избы, вели искупаться ей в озере нашем, тогда и оберег тебе будет на всю жизнь».
С самого детства я боялся смерти, и хотя все вокруг твердили, что это завершение жизненного пути, упокоение души, которая порывает с земной оболочкой и переходит в мир иной, я же считал иначе. Я не видел ничего светлого в этом, мне больше по душе была жизнь, а потому я трудился не покладая рук, дабы обрести покой, будучи еще в этом мире.
Я работал в поле, а ночами изучал знахарские книги, оставленные старухой, и, когда я стал юнцом, ко мне сбегался народ с различными недугами, набивая шишки на лбу о пол, моля, чтоб исцелил. Спал я не более трех часов в сутки, но каждый раз перед тем, как погрузиться в забвенный мир снов, я говорил: « Я беру на себя полную ответственность за то, как думаю о себе и других людях, о мире, о Боге. Я беру на себя полную ответственность за то, что вижу в окружающем мире, и за тот как я это вижу, за суждения о себе, о людях, о мире. Я беру на себя полную ответственность за то как чувствую, за страхи и обиды, а стыд, вину, гнев, за жалость к себе, возмущение, за раздражение, скуку и уныние свое, за недовольство собой, другими, жизнью в целом, Богом. Я беру на себя полную ответственность за то, как я говорю, за свои слова, за их энергию и смысл. Я беру на себя полную ответственность за действия свои, за поведение, за свои поступки. Я беру на себя полную ответственность за все мои обещания, выполненные и невыполненные, данные себе самому или другим людям. Я сознаю, что планами моей Души было предусмотрено все это прожить в свой срок для моего развития. Осознаю, что каждый человек мне отражал не пройденный урок, мое задание на эту жизнь, мне зеркалом служил для отражения тех свойств и качеств, которые в себе я не заметил».
Благодаря такой личной молитве энергия не покидала меня никогда. Я стремительно развивался в делах, интересующих, однако всегда хотел большего. Мечты мои были запредельными, и если бы ко мне подошел старец и сказал, как круто завернет дорога моей жизни – я бы не поверил. Однако это так.
Дежавю, поздравляю с открытием сериала.
Первая глава мне понравилась, с удовольствием её прочитала.
А ещё мне очень нравится твой стиль повествования. Необычно. И читается приятно.
По поводу главного героя могу сказать, что мне определённо по душе его мировосприятие, и "молитва", которую он произносит перед сном. Думаю, то, что Богадар так мудро рассуждает - большая заслуга Тихомиры, она ведь его воспитывала.
Однажды у моих ворот остановился богатый, обшитый красным бархатом четвероместный ямской рыдван, запряженный двумя гнедыми лошадьми. Я поспешил встретить нежданного гостя, то был сам Фёдор Яковлевич.
- Здоровенько ли живете, почтенный, - покланялся я три раза до земли.
- Да коль так бы было, не спешил бы к тебе обратиться, друг мой.
Фёдор Яковлевич был не частым, но бывалым гостем в доме старухи. Будучи мальцом, я подглядывал через дверную щель, как водила колдунья, предварительно искупав руки в какой-то гадкой жидкости, руками по спине его, да поговаривала, нашептывала.
Спина его, к слову, была неимоверно большой. Я на его фоне смотрелся маленькой черной пташкой, вьющейся вокруг старого дуба, то и дела пытаясь выноровить букашку из его коры.
Я пригласил гостя в дом, предложил чаю, и тот, не смотря на все великую разность наших чинов, согласился.
- Я вот с чем, собственно, к тебе явился. Дочь моя занедужала, ох, как занедужала. Вся в поту, лекари хлопочут-хлопочут, а дела сказать не могут. Тихомира давно говорила мне, чтобы следил я за дитём своим, мол, красавица растет, дурные взгляды будут. А ведь я ее в Европу учиться отправить хочу, коль поможешь мне – в долгу не останусь.
Тихомира говорила мне, не стоит ждать от людей чего-то большего, чем требует твоя душа.
- Ты погоди, батюшка. С собою ты ее привез?
- Да что ты, друг мой, что ты. Мучить дитя, только ли?
Я подорвался из-за стола, покидал свои банки-склянки в мешочек, и мы, не медля, двинулись в путь.
В течение месяца Марья Фёдоровна здоровела и крепчала, отвар из черногорки, спорыньи, ландыша и корня ипекакуаны начал действовать с первых дней. Я же все это время был при дворе Фёдора Яковлевича. Здесь я впервые отведал медовухи и мяса различных птиц, а так же посетил Успенский собор. Сам дворянин усаживал меня рядом с ним за стол, подставил мне охрану и даровал соболиную шубу. Однако прелесть моего пребывания в Ярославле была не в том.
Вернувшись однажды вечером с охоты, на которую пригласил меня Фёдор Яковлевич, я следовал в выделенную мне почивальню, когда услышал томный голос Марьи Фёдоровны:
- Богдан, Вы ли это? – такое имя дали мне при дворе. Я отворил тихонько дверь. – Зайдите!
Окна были расшторенны, а лунный свет освещал светлый молодой лик госпожи.
- Я хотела Вас поблагодарить. Ну что же Вы стоите в дверях? Присядьте, - похлопала она ладонью по краю кровати, и я увидел, что плечи у нее и вовсе оголенные.
Странный, непонятный мне, жар прошелся по моему телу. Марья Фёдоровна была прекрасна, и только дурной мог отрицать это. – Вы спасли мне жизнь, - ее руки обвили мою шею и крепкой хваткой опустили голову к ее лицу.
С той самой ночи я не мог покинуть госпожу, и хотя боялся гнева дворянина, не в силах был уже распутать любовные сети, накинутые на меня. Ее стан, видневшийся лишь в дали на людях, заставлял меня еще с большей страстью желать ее, и при первой же возможности уединения, я целовал ее, прижимал ее, овладевал ею, как рабыней, слыша лишь боготворящие стоны, срывающиеся с ее уст. Одно только беспокоило меня: Марья Фёдоровна была далеко не чернобровая.
Фёдор Яковлевич не обманул меня, и поздней осенью я с моей желанной Марьей Фёдоровной отправились в Польшу. Всю зиму мы провели в Варшаве, отдаваясь не только плотским утехам, но и таким великим наукам, как философия и математика. Студентом института я понял, что не люблю узконаправленно работать, ведь человек – это необъятная копилка знаний, которую нужно пополнять монетами ни одной валюты; что математика учит не только лишь решать задачи, подставляя громоздкие формы, но и, со своей стороны, объясняет нам строение мира. Один мой хороший знакомый, поэт и, по праву названный неоднократно многими людьми и мной в том числе, философ, будучи не особо в здравом уме, но при этом сам того не осознавая, подвигнул меня прийти к невероятному умозаключению: лишь воистину осознавая значимость наук можно провести явные параллели между ними. Так, к примеру, я свел математику к философии, а именно философии чисел, как некогда в своих учениях писал Пифагор. По мнению великого мыслителя, все в нашем мире подчиняется неким числовым комбинациям, об этом мне и говорил мой друг, светлый по своей натуре, но очень падкий на эмоции, с отпущенной бородой, он напоминал мне Иисуса. Порой он настолько отдавался размышлениям, что глупо было его спрашивать, о чем он думает, по двум причинам: это либо сугубо личное, либо он стремительно набирал высоту полета мысли, настолько запредельную, что даже не замечаешь, как ты растворяешься в ней, и, будучи прерванным этим вопросом, упал бы в своей голове, ровно так же, как падает случайный прохожий на покрывшейся льдом луже.
По весне мы перебрались в Люблин. Тогда я уже чувствовал себя совершенно другим человеком. Я по-другому думал и по-другому смотрел на мир. Мне совершенно не была интересна Марья Фёдоровна, она казалась мне пустой, хотя бы потому, что философию она называла «наукой обо всем, да не о чем», и когда мы поселились у друзей Фёдора Яковлевича, я совсем охладел к его дочери.
Зеленские были знатным родом в Польше, они часто открывали свои двери гостям, устраивали званые вечера, жили в большом поместье, где царили уют и благодать: всюду дорогие картины известных живописцев, под каждой статуэткой вальяжно лежали скатерочки – всё говорило о том, что здесь живут знатные богачи. Дочь Михаила Самуиловича и Елены Игоревны была красавицей: статная белокурая женщина с необычайно большими зелеными глазами, которые подчас когда она была весела и беззаботна становились как весенняя листва, когда же ее что беспокоило или кто-то вызывал ее гнев, они становились как море вовремя шторма.
Красива тонкой, одухотворенной красотой. Сложением тела безупречна, её можно было бы назвать обольстительной, если бы не строгая манера держаться. Очень умна (не раз я замечал, как она поздней ночью водила своими тонкими пальцами по карте звездного неба, изучая созвездия и планетные системы.
Днем же она играла на фортепиано в общей гостиной, читала работы Героклита и Плотина, по выходным занималась верховой ездой), прямодушна, благородна, постоянна, но сама выработала в себе скрытность и недоверчивость, чтобы не позволять людям управлять собой. Горда, никому не открывала душу. Обладала железной волей, непреклонна, решительна, хитра. Глубокими ночами, когда я привычным требованием тела касался Марьи Фёдоровны, перед глазами я видел Анастасию. Мне представлялась ее лебяжья шея и слышался ее бархатный голос. В тот момент, я твердо решил, что постигну все науки и заинтересую эту особу.
Летним днем, когда миновал двадцатый год моей жизни, Зеленские вместе с Марьей Федоровной отправились встречать Федора Яковлевича в Варшаву. Анастасия же осталась, ссылаясь на необходимость в подготовке к экзаменам, и, как и всегда, сидела в гостиной за книгой. Она ненароком бросила на меня взгляд, и в нем я увидел неистовое желание львицы наброситься на меня-добычу. Она была другой. Властной, гордой, той, которая не могла считать себя кому-то обязанной, а тем более отдавать свое тело жертвенной благодарностью мужчине. Я не уставал учиться у женщин. Правда, меня больше тянуло к девушкам, совсем юным, у которых еще не было мужчин и которые ничего не знали, в них я мог страстно влюбляться; но девушки обычно бывали недосягаемы: они были чьими-то возлюбленными, были робки и за ними хорошо следили. Но я и у женщин охотно учился. Каждая что-нибудь оставляла мне: жест, способ поцелуя, особую игру, особую манеру отдаваться или сопротивляться. Я был ненасытным и уступчивым, как ребенок, был открыт любому соблазну. За время пребывания в Польше не раз я предавал мою почтенную Марью Фёдоровну. Вот и в этот раз:
Анастасия встала, рукой поманила меня в ванную комнату, там, сняв с себя все одеяния, отвернулась лицом к стене, чуть склонившись, и ждала, когда мои покрывшиеся холодным потом пальцы коснутся ее талии.
Вернувшись, перед Марьей Фёдоровной предстала привычная картина: Анастасия чертила на пергаменте фасад какого-то здания, я курил трубку, глядя в окно, но какой-то другой был у нее взор, как-то взволнованно бегали ее глаза, а над верхней губой выступил пот. Она подошла ко мне сзади, положив руки на плечи:
- Что же вы, Богдан, не поинтересуетесь, зачем я с батюшкой видалась? – укоризненно молвила она.
- Зачем же?
- У Вас будет сын, Богдан.
Анастасия все так же чертила, не отрывая глаз от работы, лишь было заметно, как вздрогнули ее хрупкие плечи, а Марья Фёдоровна поплыла улыбкой.
Спустя девять месяцев у меня родился сын, посвященный богине Деметре. Дмитрий с детства был смышленый мальчуган, поразительно принципиальный, младенчески улыбающееся лицо, а в ясных глазах безмерное любопытство, которое готово вырваться десятками неожиданных вопросов. Оттопыренные уши и немножко раскрыт рот. Мальчик как мальчик. Только в ту минуту, когда радостная улыбка на его бледном лице исчезала, а в глазах появлялось строгое, даже суровое выражение, он так сильно походил на меня. К нему приставили девку, турчанку, проданную Зеленским за два злотых. Марья Фёдоровна, узнав о моей близости с Анастасией, начала выживать из ума. Часто с ней случались срывы и истерики, она кричала, рвала на себе волосы, царапала руки, и вскоре я писал Фёдору Яковлевичу, чтобы он забирал дочь домой, дабы не травмировать психику малолетнему потомку.
Что сказать, история безусловно интригует, хотя, на мой вкус, события развиваются все же слишком быстро, чтобы по-настоящему прочувствовать персонажей и их переживания)) Но мне понравился необычный слог и грамотный текст
Как человек, который любит фоткать в симс 3, не могу не отметить постановки. Особенно впечатлили скрины с бабушкой и внуком в первой главе, первый скриншот очень крут по ракурсу, подбору одежды и внешности героев, даже старческие пятнышки на лице бабули, аааа *_* Еще первый скриншот в третьей главе - зимняя атмосфера, шикарно снятые персонажи. Плюс снять так круто при ужасном уличном освещении симс 3 уметь надо. Понравилась и зеленоглазая красотка Анастасия - шикарная внешность и грамотно подобранные позы для девушки, выглядит грациозной и изящной.
Что сказать, история безусловно интригует, хотя, на мой вкус, события развиваются все же слишком быстро, чтобы по-настоящему прочувствовать персонажей и их переживания)) Но мне понравился необычный слог и грамотный текст
Как человек, который любит фоткать в симс 3, не могу не отметить постановки. Особенно впечатлили скрины с бабушкой и внуком в первой главе, первый скриншот очень крут по ракурсу, подбору одежды и внешности героев, даже старческие пятнышки на лице бабули, аааа *_* Еще первый скриншот в третьей главе - зимняя атмосфера, шикарно снятые персонажи. Плюс снять так круто при ужасном уличном освещении симс 3 уметь надо. Понравилась и зеленоглазая красотка Анастасия - шикарная внешность и грамотно подобранные позы для девушки, выглядит грациозной и изящной.
Я был совсем юнец, когда происходило всё описанное ранее, но не раз мне приходилось слышать, что рассудителен я не по годам. В университете я был успешен. Больше всего благодарил матушку-судьбу, что всё сложилось именно так. Есть множество мнений по этому поводу – как многие события складываются так, а не иначе. И, естественно, в силу своего юношеского максимализма я не раз задавался этим вопросом. На мой взгляд, существует высшее правосудие, однако земные, бытовые вопросы так же имеют место быть. Один великий мыслитель во времена, когда наука запрещалась и яро развивался теоцентризм, столкнулся с вопросом ценою в жизнь: «Что есть правда: Бог или наука?» ответил:
- Бог создал всё вокруг, в том числе и науки, чтобы мы – люди – могли изучить окружающий нас мир, - тем самым избавив себя от мучительного горения на публике. Я пришел к выводу, что нет ни в одном вопросе однозначной стороны. Существует и то, и другое: и твои действия, и судьба. Не говорил я так же, восторженный полетом своей мысли, как многие мои сверстники: «И действиями своими мы можем ее изменить», это был вопрос не менее двойственный, и, дай мне волю, я долго бы с ними спорил.
Окончив университет, мы с Анастасией отправились в Италию, познавать мир искусства и крепкого терпкого вина. Там мне понравилось всё, кроме женщин.
Все они своим поведением и внешним видом напоминали мне куртизанок, что не раз заволакивают мужчин в свою обитель, подвигая совершать все плотские грехи существующие на этом свете. Безусловно, прекрасные закаты, великий Колизей, изысканные блюда и несчитанное количество огоньков над реками – всё впечатляло меня.
Однако не было у меня этой невероятной любви, любви к месту, и я скорее хотел вернуться обратно. По приходу осени мы вновь оказались в Люблине, тихом аккуратном городке, так влюбляющем в себя своими маленькими скверами.
Мой сын подрастал, в нем начали проявляться строгие черты лица: длинное лицо с высоким, прямым лбом, тонкий нос с легкой горбинкой, тонкая линия бровей, узкий подбородок. Он грамотно разговаривал и играл на скрипке. Каждый раз, когда к Зеленским наведывались знатные персоны, он гордо одаривал их небольшим коцертом. Анастасия много времени проводила с ним – он рос настоящим аристократом: взгляд и подача, умение обращаться со столовыми приборами и тонкий юмор. Всё же удавалось порой мне заметить его томный взгляд, говорящий о желании обрести что-то простое, элементарное в этой жизни. Я его понимал. И потому, после большой ругани с Анастасией, в возрасте шести лет я отвёз его на Родину.
Солнечным днём мы собрали свои чемоданы, загрузили в повозку и отправились в долгий путь. Мой сын всю дорогу почти не разговаривал, изредка просил остановить и поглядывал на солнце, пытаясь определить, который сейчас час. По пути мы останавливались в различных гостевых домах, где нас кормили ухой и тушеным мясом с картошкой, располагали в старенькие комнаты со скрипучими кроватями и поутру будили в дорогу. Спустя половину недели, мы подъехали к старому двору заброшенной избы. Росла береза. Наверное, Сирафима посадила ее перед смертью. Я глубоко вдохнул. Родной воздух. Легкий и свежий, из детства, отдающий травой и глубоким запахом ели.
Первым моим желанием было найти отца, сообщить ему о внуке, и это требовало немалых усилий.
Всё-таки иногда неплохо иногда заглядывать в старые темы вроде таких. Странно видит сериал в активных, хотя обновлений не было очень давно. Но вообще было любопытно почитать эту короткую историю. Мне очень понравился сеттинг и язык. А ещё отличная работа со скриншотами. Жаль, что работы не всегда доводятся до конца, потому что только входишь во вкус, зачитываешься и всё резко обрывается. Даже не в середине, а в самом начале произведения. Что за чернобровая особа, которая должна встретиться главному герою? Нашёл ли он отца и как прошла их встреча? Что ещё ждёт его впереди? Столько вопросов, ответы на которых будут уже вряд ли. Но всё равно было приятно почитать что-то такое небольшое и лёгкое. Может когда-нибудь это сподвигнет автора закончить.
Заведомо зная
Глава 1
Линейный вид
