Династия Эйберхарт - Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2

Мэриан · 18.05.2012, 16:40

Пока моя новая глава отдыхает у фотографа, я вспомнила о забытой радости династийца

Мой новый ноутбук обещает не слетать, игра загружена, а впереди каникулы...
Строгой исторической стилизации под Америку шестидесятых тут ждать не стоит - это скорее эксперимент, вариация на тему

Ну а пока...

In der Heimat wohnt ein kleines Mägdelein
Und das heißt: Erika.
Dieses Mädel ist mein treues Schätzelein
Und mein Glück, Erika...

Эрика Рената Эйберхарт была девушкой из хорошей семьи.
Это могло бы звучать как похвала. Или приговор. Или диагноз.
Возможно, ей следовало родиться на пару десятилетий раньше – тогда ее светлые косы, голубые до прозрачности глаза, прямой нос и не по-женски сильные руки пришлись бы как раз к месту и ко времени. Она заслуживала бы благосклонный взгляд учительницы чуть чаще, чем курносые и темноглазые одноклассницы. Ее бы фотографировали для школьных альбомов, может быть, даже ставили бы в пример. Позже ей бы легко устроили «удачный брак» с кем-нибудь таким же белокурым, светлоглазым, «правильным».
В школе ее любимая химия и алгебра неуклонно уступали бы шитью, рукоделию и домоводству – ведь, в самом деле, зачем нагружать хрупкий женский интеллект этими чересчур сложными для него знаниями, когда будущей жене и матери они все равно едва ли пригодятся?
О брюках и академической гребле тоже пришлось бы забыть… нет, все же Эрике повезло, что она родилась именно тогда, когда родилась.
Однако она была девушкой из хорошей семьи – со всеми вытекающими последствиями. С детства Эрика знала, что обязана соответствовать. Ее отец имел ученое звание и читал лекции на кафедре теоретической физики? Значит, она должна была не посрамить громкой фамилии и быть круглой отличницей в гимназии. Ее мать, фрау Гертруда, была прекрасной хозяйкой, вложившей все свои усилия, весь свой пыл и изобретательность в чистый дом, вышитые занавески, глаженые полотенца и горячие обеды из трех блюд? Значит, ее дочь обязана с ранних лет учиться всем этим премудростям, чтобы потом не ударить в грязь лицом. «А как же ты будешь выходить замуж? Как же ты будешь завтрак готовить?» - мягко журила ее мать, когда у Эрики что-то не получалось. Пару раз в голову последней забредала крамольная мысль, что, пожалуй, взрослый человек в состоянии приготовить себе яичницу и сам – если, конечно, он не инвалид и не паралитик. Однако в целом она долго пребывала в уверенности, что мужчины – сущие дети, которые непременно пропадут без заботы таких хороших хозяек, как фрау Гертруда и фройляйн Эрика.
Пожалуй, гораздо больше девочке нравилось общение с отцом, никогда не запиравшем от нее книжные шкафы, не жалевшим времени, чтобы объяснить дочери какой-нибудь заковыристый закон.
Как девочка из хорошей семьи, она молилась перед едой – однако гораздо более важной ей казалась необходимость мыть перед едой руки. Не жалея горячей воды для своих кос, отдавая в стирку блузку, надетую более трех раз, она всячески избегала школьных походов с палатками, часто сказываясь больной – мысль об отсутствии ванны, зубного порошка, о ночлеге в старых спальных мешках внушала ей ужас. Переживая угар первой влюбленности, она не раз отказывалась от поцелуя с красавчиком Рольфом в первую очередь из-за боязливой брезгливости и иллюстраций к статьям о микробах (вторым пунктом в списке были странные разговоры об исторической несправедливости и величии Германии, которые он имел привычку заводить, а уже третьим шло строгое воспитание девушки).
Она с презрением относилась к суевериям, хмыкала в ответ на рассказы об упырях и привидениях, признавала возможность существования инопланетного разума, однако все существующие на этот счет теории считала несостоятельными.
Мало кого удивило, что после окончания школы Эрика решила, во-первых, поступать в заокеанский университет (и не в какой-нибудь, а непременно в самый лучший!), а во-вторых, на медицинский факультет.

За оформление спасибо Lullabe.

Tamila · 18.05.2012, 18:38

Чистюля среди нерях-студентов? Это обещает быть интересным.

А первая любовь, значит, страдает по величию Германии? Люблю династии с некоторым историческим подтекстом.

Лилиьет · 19.05.2012, 09:37

Поздравлю с открытием и здесь.)) Congratulations!

Artemida · 19.05.2012, 15:53

Мои поздравления с началом

Приготовилась читать

Мэриан · 19.05.2012, 20:01

Первая любовь вообще взята из "Звуков музыки"

----
Комната располагалась в самом конце коридора.
- Прямо и немного направо. – проинструктировала ее седая фрау комендант, выдавая ключи.
Эрика коротко кивнула, поправляя тяжелый рюкзак на плечах – правая лямка имела досадную привычку все время сползать.
Комнату с собственной ванной ей получить не удалось, но это было, пожалуй, даже в лучшему – плата за место в общежитии и без того оказывалась высокой. Если бы Эрика тяготела к вечерним коктейлям, танцам до утра, новым платьям и сладковатым золотистым духам, жизнь за счет стипендии и вовсе оказалась бы для нее невозможной – однако единственной ее слабостью были новые книги. А за ними вполне можно было наведываться в университетскую библиотеку – не зря же туда библиофилы из числа туристов ходят, как паломники.
Однако необходимость всякий раз – утром, перед сном и после занятий спортом – бегать в общий душ, проходя по коридору в халате, все же удручала.
…Университет и оправдал, и не оправдал ожидания Эрики. Лекции были интересны, лекторы – внимательны, лаборатории – превосходно оснащены. Новенькие обложки учебников приятно пахли типографской краской (этот аромат она обожала с детства), а стипендии для «самых одаренных» оказались неожиданно распределены справедливо.

Но все часы, которые она была вынуждена проводить в стенах родного общежития, оказывались неизменно мучительными. Среди студентов оказалось немало девушек, что Эрику порадовало – многозначительных взглядов и искренних вопросов еще и здесь, зачем же такой молоденькой девице какое-то там образование, она бы не перенесла. Но в остальном жизнь там была тягостна, и раздражающе регулярные счета, с безукоризненной точностью доставляемые почтальоном, были не единственной вещью ее омрачавшей.
Неаккуратность соседей, тот бардак, что неизменно присутствовал в «общих» комнатах – кухне, столовой и маленькой гостиной – выводил Эрику из себя. Она не жалела сил, заполночь убирая разбросанные книги, забытые тарелки из-под вечерних закусок, небрежно спихнутые на пол и раскрытые на середине журналы (статьи «Готовите ли вы дочь стать женой?» и «Женственность начинается с дома»).

«Правильно говорили мне –надо было поступать в Боннский университет» - бормотала она, закрыв роскошную юбку-колокол самодельным фартуком, стоя на коленях в полутемной общей душевой и вытирая вечные лужи.

Еще во время школьных лабораторных работ («тех, что с лягушкой») она уяснила, как важен порядок на рабочем месте. Учитывая ее будущую профессию, это личное правило можно было бы назвать крайне похвальным, не распространяй она его с такой же фанатичностью на все стороны своей жизни.
Вопреки злостным стереотипам, «свиньями» Эрика считала вовсе не евреев и цыган, а людей, принимающих душ реже раза в день и ленящихся хотя бы отнести тарелку к мойке.
Ее ожидания найти свободно мыслящих, как одна рациональных и образованных единомышленниц провалилась с треском. Большинство девиц как в общежитии, так и на курсе скучали на лекциях, заменяли предэкзаменационную подготовку посещением вечеринок («чтобы снять напряжение!»), весьма смутно представляли себе, что будут делать после окончания колледжа. Их планы так или иначе упирались в замужество, двух или трех детей и красивый домик в пригороде – «не хуже, чем у других».
Работающие женщины – особенно незамужние и бездетные – заслуживали сочувственные вздохи. «Я конечно понимаю, что времена изменились, но… подумай! Женщина-карьеристка – это ведь ужасно. Это ведь так противоестественно…».
Неуклюжие ухаживания некоторых однокурсников раздражали. Свое крайне смутное знакомство с соседями по общежитию Эрика оправдывала различием графиков – она вставала к своим дневным лекциям значительно позже, чем остальные, а возвращалась домой и заканчивала с делами тогда, когда большинство студентов уже спали. Однако на самом деле причиной было попросту нежелание сближаться с кем бы то ни было из них. Единственным человеком, от общения с которым девушка получала удовольствие, был юноша из студенческого совета, носивший «оригинальное» имя Джон.

Эрика на свой манер называла его Йоханном, гуляла с ним под руку и временами даже выбиралась в студенческое кафе, где они пили кофе со сладкой булочкой и играли в шахматы на террасе. Сам Джон-Йоханн сочетал деловой костюм со скандальным модным ирокезом, любил не менее модный рок-н-ролл, учил норвежский язык и временами рассуждал о марксизме. Эрика неизменно наслаждалась этими встречами.

Временами она даже радостно обыгрывала «Йоханна» в шахматы, забывая материнские речи о хрупкой мужской гордости.

Чтобы как-то разнообразить свои монотонные будни, она пробовала рисовать в авангардистской манере портреты однокурсниц, однако заслужила лишь несколько обиженных взглядов и шутку о том, что один из ее знаменитых соотечественников тоже не преуспевал в живописи.

Arnae · 19.05.2012, 22:23

Мэриан, лучше бы уменьшить оформление, оно трудно-просматриваемое. Ну и в отчете должно быть не менее 10 скринов, хорошо бы, если всякие информационные облака не считались при этом.

Мэриан · 20.05.2012, 16:35

Хорошо. Исправлено

Мэриан · 20.05.2012, 19:00

За последний год произошло многое. Эрика выбрала себе из списка дисциплин предметы, которые собиралась углубленно изучать, начиная с третьего курса, и начала посещать общество биомехаников, собиравшееся по пятницам на втором этаже библиотеки.

Она возобновила свои занятия академической греблей и полюбила вечерние пробежки (воздух в пригороде в это время был свежим и пьянящим, так что спать после них, вопреки всем ожиданиям, совершенно не хотелось).

Она прочитала в газете об эпидемии гриппа, разразившейся в каком-то техасском колледже, и, придя в ужас, расставила по всему общежитию пузырьки с дезинфицирующим раствором, экспроприированные из лаборатории на гражданские нужды, а на библиотечной общей машинке напечатала назидательные объявления. Она, волнуясь, написала в Оксфорд своему кумиру – Дороти Ходжкин, первооткрывательница структуры пенициллина, сравнительно недавно заступила там на должность лектора.
Она придумала три темы для дипломной работы и отвергла их одну за другой при здравом размышлении.
Она влюбилась.
Вернее, сама Эрика не называла это так. По ее мнению, влюбленностью было состояние, которое взахлеб описывали в своих междусобойчиках однокурсницы и о котором писали в журнальных романтических рассказах – когда руки холодеют, ты вся дрожишь (или же, напротив, вся в огне), мысли путаются, а в ушах звенит. В этих симптомах фройляйн Эйберхарт неизменно подозревала ОРЗ, а то, что испытывала сама, называла «привязанностью».
Это началось невинно, исподволь. В тот вечер она сидела вместе со своим «Йоханном» в облюбованном студенческом кафе. Был глухой зимний вечер, и выходить на улицу совершенно не хотелось. Четкий профиль Йоханна ясно белел на фоне непроглядной черноты окна, и Эрика с некоторым удивлением подумала, что он, должно быть, красив. Да, красив. На фоне мордатых однокурсников он выглядел даже несколько благородно. Прямой нос и ясные глаза делали его похожим на молодцов со старых агитплакатов – разве что ирокез здорово выбивался из образа.
Потом она начала подмечать, что руки у него достаточно теплые, а голос приятный.
Она не стала, подобно героиням тех же рассказов, открывать в себе Женщину (именно так, с большой буквы), учиться ходить на каблуках, «делать глазки» и тратить драгоценную стипендию на визит в парикмахерскую.
Однако что-то определенно изменилось. Во всяком случае, она стала заметно чаще приглашать Йоханна к себе, хоть комната в общежитии и была на редкость неуютна.

Он все чаще как бы невзначай касался пальцами ее руки и бросал на Эрику взгляды, которых она до конца не понимала. Она теребила свои золотистые косы и судорожно вспоминала о недописанной курсовой.

А на дворе цвела, пылала, билась в тесных ей жилах весна. Синяки под глазами залегли чуть глубже, взгляд заблестел, шаги стали неожиданно легки. Кровь в венах точно заменили горьким искристым шампанским; дни и ночи бесконечных прогулок и подготовки к грядущим экзаменам летели незаметно. Вечера становились все короче и теплей, а сирень после дождя пахла нестерпимо сладко, маня выйти на улицу.
Последний день экзаменов прошел в прохладной, полутемной комнате; ставни были предусмотрительно опущены, и за ними мог бы с таким же успехом таиться осенний ливень или хмурое февральское утро (хоть взбудораженных студентов, конечно, такими детскими уловками было не отвлечь). Ослепительный день со всем своим майским жаром ударил по глазам девушки, стоило ей выйти на улицу. «Боже, наконец-то! Как я написала? Хорошо ли я сдала? Во втором вопросе, наверное, стоило дать более развернутое определение… и я не уверена, что правильно нарисовала диаграмму в шестом задании…».

Еще до того, как в торжественном здании с куполом прошла церемония выпуска и вручения долгожданных дипломов, в комнатах общежитий, съемных домах, экономных кафе и блестящих ресторанах уже начало вспыхивать веселье. Эрика не принимала участие ни в одном из этих праздников – ни шумные кутежи, ни девичьи посиделки не привлекали ее. Однако за два дня до спланированного отъезда, когда чемодан уже был наполовину собран, она выудила из недр шкафа взятое с собой на всякий случай и так ни разу и не надетое длинное платье теплого золотистого цвета. Ее голос по телефону звучал несколько смущенно: «У тебя нет никаких планов на сегодня? Просто я подумала, что нам было бы неплохо провести последний вечер вместе. Я как раз слышала об одном хорошем ресторане…».
Выходя из такси, она путалась в прохладном шелковом подоле длинного платья. Оно, впрочем, оказалось как нельзя более подходящим к моменту – зайти в этот «хороший ресторан» без наряда, достойного мисс Монро или Джуди Гарланд, было бы просто страшно.

О чем обыкновенно говорят с молодой девушкой, сидя за столиком в роскошном заведении (там были стеклянные бокалы и льняные скатерти, и потому обоими друзьями оно определялось как «роскошное»)? Очевидно, не о последних успехах упомянутой молодой девушки в области биомеханики. И даже не о том, что последняя ее статья по этой теме даже попала в регулярно выпускаемый студенческий журнал.

Однако оба участника событий очень удивились бы, укажи им на это кто-нибудь.
Они провели вместе прекрасные часы; когда публика в ресторане стала редеть, а глаза Эрики – слипаться, друзья (компаньоны? Соученики?...) попросту взяли себе по чашке крепчайшего кофе и продолжили интересную беседу.

Когда молодая выпускница отправилась к ближайшей остановке – ловить такси (Йохенн пока разделывался с счетом, подозрительно изучая некоторые пункты), над городком уже проплывал мутноватый рассветный туман. Капли дождя пахли пылью и отчего-то травой; они падали на щеки Эрики, что, зажмурившись, подставляла им лицо, зажав в одной руке трубку от желтого телефона-автомата. И даже появление какой-то странной особы в маскарадном костюме, державшей при себе странную и наверняка не привитую кошку, не могло ее смутить…

Мэриан · 20.05.2012, 21:48

Та самая песня "про Эрику"

И пусть видеоряд вас не смущает

Мэриан · 21.05.2012, 18:41

Упоминание «маленького домика в пригороде» вызывало в мыслях Эрики лишь один образ: милый уголок, чем-то напоминающий ее родной дом – выбеленный, обсаженный красными и желтыми тюльпанами коттедж в окрестностях Пфорцхайма. В маленьком саду цветут вишни и яблони, на заднем дворе раскинулся любительский огород – место, где дедушка любит работать в утренние апрельские часы. На окнах красуются кружевные занавески, столик в гостиной уже накрыт для чая с друзьями; на каминной полке, на столе, там и здесь красуется множество милых безделушек, привезенных отцом из поездок на заграничные конференции, с безупречным вкусом расставленных матерью.
Ее новое пристанище ни единой чертой не походило на этот образ.
Маленькое бунгало было снято – как временное жилище, разумеется – у пожилой дамы, собиравшейся перебраться на юг. Оплата, произведенная на год вперед, касалась владения всем земельным участком – так что если бы Эрика вдруг решила разбить рядом с домом фруктовый сад, мешать ей бы никто не стал.
Впрочем, в ее ближайшие планы это совершенно точно не входило.
Обстановка дома, ставшая совершенно безликой после переезда хозяйки, несла на себе безошибочный отпечаток бедности. Пестрые дешевые обои, слегка вздувшийся линолеум, стыдливо прикрытый ковром, полутемные комнаты, вмещающие в себя не больше мебели, чем это совершенно необходимо – все это заставляло Эрику слегка вздрагивать, однако она и ожидала чего-то подобного. Вот ржавая вода, текущая из крана, и умывальник, помнящий времена Великой Депрессии, потребовали от нее решительных действий и некоторых трат.

Странным диссонансом на фоне этой обстановке выделялась новенькая, блестящая пишущая машинка «Ундервуд», с пожеланиями успеха презентованная Эрике как лучшей студентке выпуска.
Девушка довольно быстро овладела искусством мыть посуду в чуть теплой воде (трубы в этом районе работали не так хорошо, как хотелось бы) и готовить из крайне скудных подручных средств.

К чести окружающих следует сказать, что мало кто из них оставался равнодушным к ее бедственному положению. Эрика то и дело получала от соседок приглашения на воскресные обеды, предложения уступить совсем неплохой телевизор или партию старых книг.

Найти работу было не так сложно – в местной травматологической клинике катастрофически не хватало рук.

С неожиданными трудностями Эрика столкнулась при попытке, во-первых, туда устроиться, а во-вторых, там освоиться. Ее выговор и ту строчку в ее паспорте, где значилось «Nationality: German», могли бы простить, будь у нее темные глаза, нос с горбинкой, пострадавшие от режима родственники… или хотя бы веселый и дружелюбный нрав. Однако строгий профиль и холодность в общении, голубые глаза и золотые косы сыграли с Эрикой злую шутку. Ее мать была крайне далека от политики, ее отец всю жизнь занимался теоретической физикой, получив образование в Англии; ее дед какое-то время работал на военном заводе, за что и был впоследствии осужден неоднократно, однако никто из них даже не состоял в печально известной партии. Но это не мешало молоденьким медсестричкам, нервно курившим на крыльце, бросать ей вслед слова вперемешку с хихиканьем: «О, глянь-ка! Наша Ильза Кох пошла».
Эрика стискивала зубы и шла дальше.
Ее принципиальность и педантичность вскоре принесли неожиданные плоды.

Когда в маленьком клетчатом портмоне – кажется, впервые со дня переезда – приятно зашуршали цветные бумажки, в душе девушки, словно бы задремавшей под спудом монотонной домашней работы, пустого досуга и поздних дежурств, всколыхнулись некоторые забытые желания. К примеру, ее посетила мысль о том, чтобы купить новую белоснежную блузку взамен застиранного и растянутого свитера; однако о том, что называют интеллектуальным голодом, Эрика тоже не забывала, и вскоре она позволила себе забытую роскошь.

Она пришла субботним утром в книжный магазин, долго ходила между стеллажами, зачарованно касалась самых дорогих изданий, вдыхала милый ее сердцу запах типографской краски, и вскоре с видом победительницы прошествовала к кассе со стопкой книг в новеньких обложках. В тот же день все они заняли почетное место на узких полках ее книжного шкафа.