Здравствуйте, уважаемые зрители и участники V премии «Золотая Корона»! С сегодняшнего дня и в течение недели вы можете поддержать любимую династию.
Голосовать может любой форумчанин, имеющий не менее 15 сообщений и 10 баллов репутации. Участники премии также могут голосовать, но, разумеется, не за собственные династии.
Запрещено в какой-либо форме набивать голоса для своей династии (в т.ч. просить проголосовать за вас). Подобные действия будут наказаны дисквалификацией по всем номинациям.
Вам необходимо выбрать в каждой из номинаций указанное количество претендентов — от одного до трех (подробности см. в описании номинации), и распределить их по местам. Таким образом, тот, кому вы присвоили первое место, получит 2 или 3 балла (в зависимости от количества мест), второе место — 1 или 2 балла, и так далее.
Форма голосования (на примере номинации с тремя вариантами выбора):
Цитата:
1 место - № …
2 место - № …
3 место - № …
Можно написать в ряд, например: 12, 29, 44
Исключение — номинация «Лучшее выполнение лотерейных заданий», голосование в которой проводится по установленной форме (см. ниже).
Независимо от формы голосования, ваш голос обязательно должен включать указание номинации и порядковый номер избранного вами претендента и/или его имя/название. Главное, чтобы было понятно, кого именно вы выбрали.
Если вы по каким-то причинам не желаете обнародовать свой голос, можете прислать его мне в ЛС.
Ссылки на династии, участвующие в премии, вы можете найти здесь.
Лучший основатель (выбрать одного претендента)
1. Сантьяго Фьерро. Апокалипсис. Династия Фьерро.
2. Фредерик Лорфин. ISBI Challenge: семья Лорфин.
3. Северус Снейп. Snape Legacy.
4. Хьюберт Брокенстоун. Сага о Брокенстоунах.
Лучший наследник (выбрать одного претендента)
1. Максим Калинин, Калинины. "Мы наш, мы новый мир построим".
2. Зейн Фоукс, Династия Фоукс.
3. Ванир Бернс-Ренкольн, Клан Ренкольн. Путь на Олимп.
4. Девид Донадо, Династия Донадо. История проклятых.
Лучшая наследница (выбрать двух претендентов)
1. Тереза Антония де Лоран, династия де Лоран.
2. Артемида Урсус, династия Урсус.
3. Олимпия Пэйшенс, династия Пэйшенс.
4. Флоренс Томпсон, династия Томпсон. Стрелять мы тоже умеем.
5. Виолетта Тольди, Династия Тольди.
6. Марселла Д'Альвиар, династия Д'Альвиар.
Лучший мужской персонаж второго плана (выбрать трех претендентов)
1. Воган Хэмлок, Slayer. Seven Sins
2. Блейз де Лоран, Династия де Лоран.
3. Малькольм Кроулли, Династия Пэйшенс
4. Томас "Малыш" Купер, Династия Томпсон. Стрелять мы тоже умеем
5. Уилфрид Хэмптон, Hampton Dynasty
6. Витторио Висконти, Династия Тольди
7. Эльдар Д'Альвиар, Династия Д'Альвиар
8. Дилан Донадо. Династия Донадо. История проклятых.
9. Брюс Берберис. Сага о Брокенстоунах
Лучший женский персонаж второго плана (выбрать двух претендентов)
1. Наталья Копатова, Калинины. "Мы наш, мы новый мир построим"
2. Нора Травень, Династия Фоукс.
3. Урсула Урсус, Династия Урсус.
4. Рейчел Донован, Neige Legacy
5. Омега Ремедиос (Мег) Хагенштрем, Династия Хагенштрем: расцвет одного семейства
6. Хелена Шульц, Bathory Legacy
7. Делайла Ренкольн, Клан Ренкольн. Путь на Олимп.
Лучший дуэт (выбрать три дуэта)
1. Эльвира Слэйер и Воган Хэмлок, Slayer. Seven Sins
2. Сергей и Полина Калинины, Калинины. "Мы наш, мы новый мир построим"
3. Илиан Фоукс и Эрин Рэндом, Династия Фоукс.
4. Теодор де Лоран и Десмера Фишер, Династия де Лоран.
5. Артемида и Урсула Урсус, династия Урсус.
6. Олимпия Пэйшенс и Малькольм Кроулли, Династия Пэйшенс
7. Дафна Нэж и Рейчел Донован, Neige Legacy
8. Кассандра Хагенштрем и Дэвид Фарбер, Династия Хагенштрем: расцвет одного семейства
9. Витторио Висконти и Виолетта Тольди, Династия Тольди
10. Марселла Д'Альвиар и Эльдар Д'Альвиар, Династия Д'Альвиар
11. Дитхард Шульц и Хелена Шульц, Bathory Legacy
12. Валькери Ванесса Ренкольн и Николас Бернс, Клан Ренкольн. Путь на Олимп.
13. Хьюберт Брокенстоун и Брюс Берберис, Сага о Брокенстоунах
Лучшая завершенная династия (выбрать одного претендента)
1. Апокалипсис. Династия Фьерро
2. ISBI Challenge: семья Лорфин
Лучший текст среди начинающих (выбрать одного претендента)
1. Bathory Legacy
2. Snape Legacy
3. Династия Донадо. История проклятых.
4. Сага о Брокенстоунах
Мастер пера (выбрать двух претендентов)
1. Slayer. Seven Sins
2. Династия де Лоран
3. Династия Томпсон. Стрелять мы тоже умеем.
4. Династия Хагенштрем: расцвет одного семейства
5. Династия Тольди
6. Династия Д'Альвиар
7. Клан Ренкольн. Путь на Олимп.
Здесь благоухают цветы и летают бабочки. Там, за пределами стеклянного купола, лежит снег. Зима не хочет признавать, что ее время вышло и пора встретиться с неизбежным.
Время Эльвиры тоже вышло, и она тоже боится это признать. Нельзя бесконечно оттягивать этот момент. Она и так дала Владимиру достаточно времени на раздумья, и, кажется, он наконец принял решение. Эльвира догадывается, какое именно, и от этого еще страшнее.
- Красивое место, - Владимир наконец нарушает тишину.
- Ага, - кивает Эльвира. - Кармелле тоже нравится.
Владимир смотрит на Кармеллу. Та изо всех сил пытается выбраться из коляски или хотя бы поймать одну из бабочек, заставляя его улыбнуться.
- Знаешь, за что я люблю этот парк? - продолжает Владимир. - Он уникален. Единственное место в городе, которое дает надежду. Когда на улице мороз, а здесь бабочки, хочется верить в лучшее.
Эльвира улыбается и кивает. Он отвлекся, это хорошо. Отвлекся — значит, не готов, это еще лучше.
- У меня тоже всё это время была надежда. Ты и есть мой парк с бабочками посреди зимы. Поэтому привел тебя сюда. Сама понимаешь, не дело обсуждать такое на кухне.
Он готов. Он всегда был готов к этому моменту, а она не была готова никогда. Даже сейчас.
- Эль, я понимаю, что ты этого не сделала, если бы не обстоятельства, но... Хочется верить, что тебя ведет не только расчет.
Нет, нет, только не надо падать на колени. Эльвира едва успела обрадоваться, что он в джинсах и куртке, а не в костюме — и это хорошо, ни один нормальный мужчина не сделает предложение в таком виде. Впрочем, когда Владимир был нормальным?
- Я обещаю защищать тебя и всех, кого захочешь защищать ты. Обещаю сделать всё, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении.
Бабочка садится на приоткрытую коробочку, трепеща крыльями. Точно так же сейчас трепещет и Эльвира, зная: если протянуть руку, хрупкое равновесие нарушится. Бабочка улетит, а сама она пройдет точку невозврата.
- Выйдешь за меня?
Эльвира смотрит в глаза Владимира и понимает, что прошла точку невозврата очень давно. Сама того не осознавая, подарила ему единственную крохотную бабочку, и та превратилась в целый парк под куполом, которому не страшна никакая погода.
- Да.
Бабочка взлетает. Дрожащие пальцы Владимира неловко надевают кольцо.
Эльвире, не привыкшей носить кольца, кажется, что золотой ободок тянет к земле.
То ли я задремал, то ли просто пропустил момент, когда она пришла, но в очередной раз приоткрыв глаза, обнаружил, что рядом со мной сидит Наташа. Она не принимала участия в нашей интеллигентной пьянке, у неё, вроде, были какие-то дела в городе и, как я понял (как она сказала Свете, которая её приглашала), должна была там же и заночевать, у кого-то из подруг. Но вот она сидит рядом и по щеке её катится слеза… Слеза? Я напряг зрение, потому что в глазах уже расплывалось, если честно, и очень удивился, когда понял, что не ошибся. А Наташа совершенно неожиданно прижалась ко мне, обвила руками шею и стала что-то сбивчиво шептать на ухо.
Руки мои сами собой опустились на её талию и совершенно непроизвольно притянули девушку ещё ближе. А вот что бы понять, что она мне говорит, пришлось сделать серьезное усилие и по-максимуму сконцентрироваться, потому как мало того, что я и так уже был пьян, так у меня ещё и голова кругом пошла от аромата её волос.
Но когда до меня дошел смысл её слов, голову я и вовсе потерял… Слова эти, как маленькие фейерверки врезались в мой затуманенный алкоголем разум и взрывались в нем мириадами искорок счастья. А как ещё я мог реагировать на то, что сейчас девушка моей мечты, любимая, самая нужная, со слезами на глазах сбивчиво шептала о том, как она жалеет о нашем разрыве, как хочет вернуть всё обратно и как… любит меня!
Через секунду я целовал её мокрые щеки, глаза, губы и заплетающимся языком признавался ей в том же. А ещё через секунду мы уже стояли у двери её комнаты и целовались неистово и самозабвенно, как будто это был наш самый последний и самый важный поцелуй.
Возможно, если бы я был трезв, всё случилось бы по-другому. Или даже вообще не случилось, что ещё вероятнее. Но разум давно отключился, видимо, сообразив, то в этот раз у него нет никаких шансов…
- В последний день отдыха я отвез Стеллу на свидание в «цивильную часть» Твикки. Хороший, дорогой ресторан. Отличие от наших – только кухня.
Я нервничал. Я вспотел. Хотя, может, виной тому пиджак в +30 и галстук-удавка? Или удавкой он казался только мне? В общем, я нервничал. Пока Стелла с аппетитом пробовала все новые блюда (благо, порции были небольшие, как раз с расчетом на таких вот дегустаторов), я буквально через силу жевал какую-то местную хрень. Наверняка вкусную. Но я не помню. Думаю, подсунь мне официант кусочек какой-нибудь смолы, я бы и не заметил.
Наконец пытка едой и временем закончилась. Я дрожащими руками (до сих пор стыдно) достал из кармана заветную коробочку и понес, как я позже осознал, полнейшую околесицу.
- Стелла, я не знаю, имеем ли мы право узаконить наши отношения. Знаю лишь, что я люблю тебя, и хочу проводить с тобой каждый миг своей жизни, сколько бы мне не было отведено на этом свете. Прошу, будь, если не моей женой, то невестой, этого у нас никто не сможет отнять.
Стелла смотрела во все глаза. И они, к моему ужасу, быстро наполнялись слезами.
- Зейн, ты же знаешь, мы не сможем быть вместе. Закон не на нашей стороне, время – не на нашей стороне.
Она попыталась встать. Пришлось поймать ее за запястье и чуть ли не силой усадить обратно.
- Стелла, послушай меня. Я клянусь, что сделаю все, чтобы мы могли быть вместе. Я найду способ. Просто верь мне. Я. Найду. Способ.
Стелла улыбнулась сквозь слезы. Ей очень хотелось мне верить. И я знал, что не смогу ее подвести. У меня еще 15 лет в запасе. Я обязательно ее спасу.
Она была со мной и не со мной одновременно. Как будто бы думала все время о чем-то ином, оставляя для меня лишь самый краешек сознания, чтобы примерно верно отвечать на мои вопросы. Впрочем, большая часть ответов не вносила никакой ясности и не давала мне никакой новой информации, они были слишком туманными и расплывчатыми. Наверное, после той встречи в самолете, я был бы так счастлив любому ее вниманию, что и не посмел бы хотеть большего. Но промучившись несколько недель с ее неугасающим образом в голове, каким-то невероятным образом встретив ее вновь, добившись этой встречи… Да, я хотел больше чем несколько небрежных слов и дозволения не отрывать взгляда от выреза на платье.
Десмера держала дистанцию. И довольно длинную, меня это раздражало. Она улыбалась шуткам, только ни разу не засмеялась по-настоящему, отвечала мне, а сама ничего не спрашивала. Я никак не мог понять, зачем она вообще тогда согласилась на это свидание, если ей изначально было по-прежнему «неинтересно»? За весь ужин эту загадку разгадать мне так и не удалось, но я слишком долго мечтал о ней, чтобы удовлетвориться одним вялым свиданием. Только не с ней.
Мы вышли из такси за три квартала до ее дома, в такой поздний час прохожие прочти не встречались.
- Почему ты здесь? – задал я очередной вопрос. Если она не желает идти мне навстречу, значит, я сдвинусь с места сам. Пока у меня был шанс быть с ней рядом, я не собирался его упускать.
- Ты сам меня позвал, помнишь? – хмыкнула она.
Теперь рассмеялся я, чем вызвал ее недоумевающий взгляд. В следующий момент я остановился, резко развернул ее к себе:
- Помню. И спрашиваю о другом. Зачем ты согласилась, Десмера?
- А почему нет? – говорят, красный – цвет любви, страсти, огня, но в ее алых глазах не было и тени этих чувств. В них были холод и лед.
- Потому что тебе неинтересно, и это заметно.
- Неловко вышло, - вздохнула она без тени раскаяния в голосе, затем уголки ее губ чуть дернулись. – И что же ты планируешь с этим сделать?
Я наклонился и поцеловал ее, даже раньше, чем засомневался – а не было ли это изощренной игрой? Зачем она отталкивает меня, будто королева опального придворного, и тут же вновь одаряет милостью, своим вниманием, поощряет сделать новый шаг навстречу. Пришлось признать: я абсолютно ее не понимал. Но в тот самый момент, когда наши губы соприкасались, меня это совершенно никак не волновало.
Десмера упиралась ладонями мне в грудь, могла легко меня оттолкнуть, всего одно движение, простой намек, и я немедленно прекратил бы. Но она не оттолкнула, нет, она чуть разомкнула губы, позволила сделать поцелуй глубже, на вкус Десмера Фишер оказалась очень сладкой, с едва заметной горчинкой. Восторг от одного поцелуя был таким, что я потерял счет времени, казалось, все мои мечты сбылись разом, ошеломляющее счастье переполнило до краев невидимую чашу. Я очнулся тяжело дыша, цепко сжимая руками ее талию прямо через легкое пальто, на языке все еще немного горчило.
- Оу, - она закусила губу, бросила на меня взгляд снизу вверх, именно там впервые заметил легкий интерес. Или мне показалось. Пока сомнения не укоренились, я наклонился и поцеловал ее снова. Теперь медленнее, спокойнее, вдыхая запах ее духов – неспелое яблоко и мята, - и, к радости, которая едва не снесла вновь все барьеры, ощутив ее ответ. Большего нельзя было желать.
- Я заберу тебя завтра. В семь, - сказал я, когда мы оказались у входа в ее дом, за решетчатой дверью горел теплый свет.
- Думаешь, мне это интересно? – Десмера вскинула идеальной формы бровь. В следующую секунду я плотно прижал ее к решетке, наклонился к самому уху, близко-близко:
- Да, - мои губы запечатлели невесомый поцелуй на ее шее.
Наградой мне стала жаркая волна, прокатившаяся по ее телу, и глубокий вдох.
Дэвид смотрел на меня сверху вниз, и под этим взглядом мне казалось, что я стала ещё меньше, чем на самом деле.
- Хватит уже бегать от меня, - сказал он, - думаешь, я ничего не вижу?
Голос его стал тише, но у меня, почему-то, даже в горле защекотало от волнения. Земля задрожит, и я тоже задрожу...
- Я знаю, что ты видишь, - всхлипнула я, - и мне за это тоже стыдно, Дэвид. Поэтому я очень хочу попросить тебя больше не говорить со мной об этом, иначе я не смогу говорить с тобой больше никогда.
Дэвид удивлённо вскинул брови.
- Ты сейчас серьёзно?
Я больше не могла этого выносить. В глазах защипало; я отвернулась и отошла к дороге, просто чтобы не смотреть на него больше. Наверное, я ждала, что он снова развернёт меня к себе, и заранее напряглась. Он не стал. Но взгляд его спиной я всё ещё чувствовала.
- Бэмби, как ты думаешь, зачем я тебя сюда взял? - спросил он, - потому что бумажки сам заполнять не умею?
- Я не знаю.
Мне больше всего на свете хотелось обернуться и посмотреть на него сейчас, но я не решилась. Папа говорил мне, что сердце стренджтаунской мыши делает около тысячи ударов в минуту, и на слух это ощущается как беспрерывный гул. Кажется, моё сердце билось сейчас примерно так же.
- Всё ты знаешь. ...и хлынет лава.
Я пнула камушек на мостовую, просто чтобы услышать, как он ударится о каменную кладку, но не услышала. Звуки на улице как отрезало, ничего больше не двигалось, только его грудная клетка за моей спиной вздымалась вверх-вниз - это движение сейчас планету, небось, и двигало (Ты не знаешь его, и не знаешь, на что он способен. Да). Я повернулась сама, чтобы обнаружить Дэвида в полушаге от меня. В глазах всё ещё щипало, никак не получалось успокоиться. Казалось бы, сто раз его уже видела, но будто рассмотрела только сейчас. Так не бывает (Ты сейчас серьёзно? Да). Вокруг так тихо, хотя вечер, и уже должны были все расшуметься, но никто не шумел, как будто все люди умерли, вот только что все ещё были, а теперь больше никого (гори-гори-гори огнём). Он смотрел тяжело, он всегда так смотрел, что меня как будто к земле гвоздями прибивало, сейчас, наверное, тоже пригвоздило бы, если бы он не схватил меня за плечи в последний момент (я сказала ему - Дэвид, я сказала ему - ты) и тогда в груди всё сжалось, я только один глоток воздуха успела сделать, прежде чем его губы накрыли мои.
С соседних кресел вставали люди, на их место приходили другие, а я этого не замечала. Жюли права, так и уснуть недолго. Я посмотрела на табло прибытий и отправлений, медленно прошлась взглядом по светящимся строчкам и, споткнувшись об одну из них, не смогла сдержать отрезвляющего возгласа: "Ой!"
Рейс из Бриджпорта в Нью-Йорк прилетел уже тридцать минут назад. Я засуетилась, вскочила на ноги, попутно допивая кофе, подняла со скамьи соскользнувший с шеи шарф, обернулась и, практически столкнувшись с Луисом, замерла на месте.
- Ты куда это собралась бежать? - с улыбкой произнёс он, не отступая, продолжая стоять в нескольких сантиметрах от меня. Я посмотрела на него снизу вверх и подумала, что я, наверное, и правда заснула. Какими-то непривычными, немного нереальными были мои ощущения в тот момент.
Его щеки и подбородок покрывала лёгкая щетина, почти невидимая, заметная только при таком близком рассмотрении, непослушные пряди волос спадали на зелёные глаза, в которых играли смешливые блики. А ещё в них читалось невероятное тепло. Он не просто рад был меня видеть, он, будто, ехал только ко мне. В этот момент Луис был похож на мужчину, который встретил любимую женщину после долгой разлуки. Заворожённая этим взглядом, я чуть было не сделала ещё шаг вперёд, а так как места между нами почти не оставалось, этим шагом я бы просто прижалась к нему. Но в голове проскользнула почти неуловимая мысль и слово "нельзя". Вместо этого я лишь немного пошатнулась на месте. Он поддержал меня за локоть, и от неожиданного соприкосновения я замерла.
- Привет, - выдохнула я, не в силах больше сказать ни слова. Он внимательно всматривался в мои глаза, и я, не выдержав, опустила взгляд. Но легче не стало, теперь я невольно смотрела на его расстёгнутое пальто, на тёплый свитер, к которому захотелось немедленно прижаться. А ещё я уловила дурманящий аромат парфюма, именно такой, который мне нравится.
- Привет, - произнёс он, всё-таки подвигаясь ближе. "Ну зачем?" - запоздало подумала я, поднимая взгляд к его глазам. Они уже были так близко. А ещё его губы. Они вдруг приблизились, горячие, требовательные, невероятно нежные. И тёплые, немного сухие ладони, бережно прикоснулись к моим щекам. Я таяла словно те снежинки, что падали за окном. Я обняла его, пробралась руками под тёплое пальто, прижалась сильнее. А он всё целовал. И я отвечала. Самозабвенно, жарко, не думая больше ни о чём.
Эльдар говорил что-то еще, а я пыталась собрать в кучу расползающиеся в разные стороны мысли. Я всегда считала себя сильным человеком. Я готова была выдержать любую физическую боль, переварить моральную и продолжить заниматься своими делами, как ни в чем не бывало. Я готова была переварить неприятность в одиночестве и в туалете, но не рыдать у кого-то на плече. Более того, я с четырех лет боюсь плакать, слишком сильны у меня воспоминания о том, что за слезы тренер будет ругать, а в худшем случае и вовсе ударит. На мне словно была броня из обид и страданий, нанесенных мне и моих ответов на все обиды и страдания. И сейчас эта самая броня треснула. Эльдар, сам того не подозревая, достучался до той глубины моей души, о которой даже я не подозревала. Всего лишь простым жестом, всего лишь тем, что принес мне чашку с кофе. Всего лишь тем, что его смутили мои холодные руки и хриплый от сознательной ломки голос. Почему-то ни один из парней, с которым я встречалась, не беспокоился о том, что я могу заболеть. Им хотелось со мной гулять, гонять на мотоцикле по улицам, ходить в кафе, целоваться на крыше и прочее. Но никого не смущал ветер на крыше и то, что однажды я все-таки заболею.
Под маской появились слезы, сил уговаривать себя не плакать у меня не было, да и не хотелось. Я хотела сорвать маску и разрыдаться на плече у Эльдара, но понимала, что это делать нельзя, поэтому просто закрыла лицо руками.
- Я тебя чем-то обидел? Только скажи, чем!
- Нет, ты меня не обижал. Все в порядке. Просто мне тушь попала в глаз.
- Плохая у тебя тушь. Хочешь, я куплю тебе новую? Только с сестрой своей посоветуюсь или познакомлю тебя с ней. Вы быстро найдете общий язык, вы обе нестандартные личности и чем-то похожи.
Эльдар опять взял меня за руку, а я… Я пыталась понять, что со мной происходит. Мне не хотелось, чтобы Эльдар меня отпускал. Мне хотелось касаться его, хотелось обнять его… Мне хотелось узнать его заново, ведь сегодня я поняла, что я совсем его не знаю. Я никогда не думала о том, как он себя ведет с девушками, а его братское отношение меня устраивало. Я недоумевала, кто может сомневаться в Эльдаре и обижать его, ведь он такой классный…
- Ну вот, теперь ты согрелась. Не ври, что у тебя всегда такие руки, ты просто замерзла. Я не хочу, чтобы ты болела.
- Благодаря твоей заботе я не заболею.
Эльдар улыбнулся. Как я раньше не замечала, что у него красивая улыбка…
Что со мной происходит? Со мной никогда такого не было! Где-то в глубине души я знала ответ, но боялась его озвучить, ведь это ненормально. Нет, в древних мифах часто описывались отношения богов, степень родства которых намного выше, чем у нас с Эльдаром, но мы-то живем не в древности. И у любовных отношений троюродных брата и сестры шансов почти нет…
- Ты любишь розы?
- Люблю, но красные, а не такие как здесь.
- Будут тебе красные розы. Только чуть позже, после бала. А чего ты хочешь сейчас?
- Материального?
- Не обязательно. Я исполню любое твое желание.
- Прямо любое?
- Да. Абсолютно.
Эльдар обнял меня. Интересно, он понял, что я в него влюбилась? Мне кажется, что стук моего сердца слышали даже на первом этаже театра. Мне хотелось ответить на объятия Эльдара, но я понимала всю неправильность ситуации. Несколько секунд во мне боролись разум и чувства, чувства победили.
- Ник, если ты будешь меня отвлекать, я не смогу накрыть на стол. – Я сказала это просто так, вовсе не желая, чтобы жених переставал меня целовать.
- А тебе и не надо. Я сам накрою. – И кто после этого скажет, что он жестокий убийца? Он нежный и заботливый. – Ты не против поужинать на балконе? По-моему, ужин на фоне заката – очень романтично.
- Мне не говорили, что ты романтик.
- Это большой секрет, так что никому не слова.
- Обещаю. – Заговорческим шепотом промолвила я и удалилась переодеться. Раз у нас романтический ужин при закате, то стоит надеть платье, хоть я их и не особо жалую.
- Малышка, ты прекрасна. – Сказал Ник, когда я появилась в гостиной.
- Я знаю. – Любимый засмеялся.
- Прости, не могу назвать тебя скромной. У меня для тебя сюрприз. – Сердце екнуло. Он вспомнил про кольцо?... – Закрой глаза. – Я послушно так и сделала. Ник подошел сзади и обнял одной рукой, другой закрыл мне глаза и аккуратно повел, вероятно, в сторону балкона.
Когда мне разрешили открыть глаза, взору предстал наш балкон, но совсем иной. Повсюду мелькали огоньки, ярко горело пламя в камине, перила украшали свечи. На столике нас ждал ужин, бокалы с шампанским и фиолетовая роза. Я замерла с удивленно-восхищенным взглядом. А сердце забилось в сладостном предвкушении. Просто так не устраивают такие ужины…
- Это чудесно… - Я почувствовала, как Ник самодовольно улыбнулся.
- Пройдем к столу.
- Расслабь руку, палочки тебя не укусят. Или ты боишься, что это сделаю я?
Мы сидели на диванчике, и Ник пытался меня научить пользоваться палочками, но я никак не могла сосредоточиться, голова была забита мыслями, а действительно он собрался сделать мне предложение, или я опять невесть что напридумывала? Даже шуточки любимого не могли снять напряжение.
- Вижу, поужинать нам не удастся. – Ник поднялся с дивана, а я испугалась, что испортила романтический ужин.
- Нет, просто я… - Просто что? Даже оправдание своему глупому поведению придумать не могу.
Николас обошел столик, встал на одно колено и взял меня за руку. Это то, о чем я думаю?... Другой рукой он извлек из кармана маленькую фиолетовую коробочку. Больше всего на свете я сейчас хотела, чтобы в коробочке оказалось кольцо.
- Валькери Ванесса Ренкольн, не окажешь ли ты мне честь стать моей женой? – Коробочка раскрылась, и я увидела заветное кольцо. Платина, как и обещал.
- Да. – Вымолвила я. Разрыдалась и бросилась на шею к жениху. Ник не ожидал, и в следующий момент мы уже лежали на полу, и я продолжала заливать слезами его плечо.
- Глупенькая, ты же не думала, что я откажусь от своих слов?
Я что-то невнятно пробормотала в ответ сквозь слезы.
- Ты позволишь мне надеть тебе кольцо?
Я быстро-быстро закивала. Ник немного приподнялся с пола, и, наконец, кольцо оказалось у меня на пальце.
- А теперь давай ужинать. – Любимый поднялся, держа меня на руках, и сел обратно на диван, не выпустив при этом меня из объятий. – Давай, я покормлю тебя.
Ночь была душной. Небо настолько затянулось пеленой туч, что сквозь неё не представлялось возможным разглядеть звёзды. Улица оглушала своей тишиной. Всё вокруг предвещало скорую бурю.
Но, вопреки этому, мне было хорошо. Хотелось петь, танцевать, смеяться. Делать всё это поочерёдно или же одновременно, совсем не важно как. Главное, чтобы обязательно вместе с ней. Желания... Они были слишком необузданными и странными для меня, а потому, лучше бы не давать им воли. Я старался, как мог, держать их под контролем.
– Хьюберт, знаете что? - внезапно обратилась ко мне Мэй
– Да-да, что такое?
– Вам безумно идёт этот галстук.
– Вы... правда так считаете?
На этот раз она не ответила мне словами, но мне показалось, что я итак знал то, что она хотела мне сказать. На её губах играла лёгкая улыбка, а глаза она слегка прикрыла.
Со мной происходило что-то странное. Внешне я оставался прежним, однако внутри будто бы раздваивался. С одной стороны я знал, что недостоин её. Такой как я ей не нужен. Наверняка у неё уже есть кто-то, и она никогда не посмотрит на меня как на... как на человека, который нравится. Так нашёптывала одна часть меня. Вторая, почти заглушая первую, настойчиво твердила, что эта девушка во что бы то ни стало должна быть моей. Я боялся, что поддамся этой силе и она поглотит меня окончательно.
Внезапно Мэй остановилась, указывая куда-то в небо и громко охнула:
– Хьюберт, смотрите, какая огромная мрачная туча на нас ползёт!
– Да, удивительно. Нечасто в этих краях бывает пасмурно.
Да, Мэй, удивительно. Не часто можно встретить таких чистых и жизнерадостных созданий не только в этих краях, но и в этом мире.
– А бывает ли здесь когда-либо радуга? – спросила она и улыбнулась.
И я задумался. А видел ли я когда-либо радугу своими глазами? Черт, я же никогда не задумывался о таких простых и одновременно сложных вещах, которые меня окружают. Просто жил и не задумывался. А скорее всего лишь существовал. Пока в моей жизни не появилась она, подобно...
– Такое ощущение, что сейчас будет… ой!! Вы тоже видели это? Такая яркая вспышка!
а долю секунды всё стало абсолютно белым - дорога, пустыня, Мэй... Молния словно прошла сквозь меня и преобразила изнутри, я всё увидел в новом свете. И, что не менее важно, я наконец-то понял, чего же хочу по-настоящему.
Разразившийся гром прервал мои мысли и вернул обратно к реальности. К Мэй...
Кожей я почувствовал первые капли дождя.
Чёрт... она же промокнет!
– Послушайте, – торопливо произнёс я, опомнившись, – кажется начинается дождь, и мне нечем укрыть вас, но мы можем спрятаться где-нибудь рядом.
Мэй повернулась ко мне и взяла меня за руки. От неожиданности я забыл смутиться.
– Хьюберт, - глаза её сияли, - зачем нам прятаться?
Дождь с грозой усиливались, но, казалось, что она была даже рада этому. Поманив меня жестом за собой, девушка побежала вперёд.
Мэй под струями дождя была такая живая, красивая, настоящая. Она улыбалась, и от этой улыбки мне почему-то становилось теплее на сердце, я и сам будто бы не чувствовал промокших ног.
А ещё я заметил, что уже долгое время от звонков разрывался мой телефон. На экране высветилось двенадцать пропущенный от Джейд. Двенадцать… Именно такое число в названии нашей лаборатории – «Стренджтаун-12». Какое забавное и бессмысленное совпадение. Тринадцатый звонок я без капли жалости отклонил и выключил телефон.
На некоторое мгновение у меня появилась мысль – а может, всё-таки, зря я сделал это? Я ведь предупредил её, что сегодня буду занят, но, несмотря на это, она всё равно так настойчиво названивает. Может, случилось что-то серьёзное? Может, я должен непременно ей перезвонить? Вдруг она ждёт моей помощи, а я тут…
Я поднял взгляд от мобильника и моё смятение тут же испарилось. Внутренняя борьба пришла к своему логичному завершению. Передо мной была прекрасная Мэй. Она не беспокоилась об испорченных причёске и наряде, как могла бы на её месте Джейд. Не закатывала истерик и не выкрикивала оскорблений. Просто полностью отдавалась настоящему моменту и принимала происходящее с ней. Наслаждалась. И безвозмездно делилась своей радостью. Капли дождя на её одежде и коже сверкали, подобно драгоценным камням, и сама она словно излучала свет, тепло и покой.
– Потанцуем? – игриво подмигнула она мне и протянула руку.
Могут ли быть какие-то ещё сомнения, когда перед тобой стоит лучезарный ангел, непонятной волею случая оказавшийся в этом холодном мире? Разве был я достоин узреть её, говорить с ней?...
– Конечно. – ответил я, кладя руку на её талию, – Если бы вы захотели, я танцевал бы с вами всю ночь напролёт.
На этом свете будто бы остались только она, я и дождь. Стоило нам закружиться в танце, как всё остальное перестало иметь какое-либо значение. Только дождь, я и она. Только я и она.
Только она.
Каких-то несколько дней назад Эльвира боялась, что привязанность к дочери сделает ее уязвимой, а сейчас смеется над недавними опасениями. О, как много она отдала бы, чтобы привязанность снова стала величайшей из проблем.
Теперь Эльвира не просто уязвима — ее уязвимость достигла предела. Она понятия не имеет, какой сейчас день и месяц — время превратилось в лоскутное одеяло, сшитое из обрывков полусна и постоянного детского плача. Растрескавшиеся соски невыносимо болят, и она бы перешла на смеси, но нельзя. Эльвира вынуждена кормить грудью, чтобы передать дочери хотя бы крохотную часть иммунитета к солнцу. У нее даже нет гарантий, только надежда. Надежда заставляет поверить, что боль терпима, а еда, которую приходится впихивать в себя для выработки молока — хоть немного съедобна.
Еще более уязвима ее малышка. Гены Клыкманна, как ни странно, пошли на пользу — темная кожа менее чувствительна к солнцу, но всё равно девочке тяжело днем, а в будущем, возможно, станет еще тяжелее. Еще хуже ситуация с глазами. Врачи говорят, с развитием зрения повысится и светочувствительность, значит, у нее даже в детстве не будет полноценной жизни. Она не сможет посещать ни детский сад, ни школу, не сможет покидать дом днем, не сможет обходиться без плазмы. В случае, конечно, если доживет до того возраста, когда сможет переварить плазму.
Эльвире уже разрешают ходить по палате, но большую часть времени она сидит на кровати, глядя в пол и боясь повернуться. Повернись направо — увидишь ребенка, проигравшего в генетическую лотерею. Повернись налево — увидишь мир, в котором ни одна из них не сможет полноценно жить. Повернись к зеркалу — увидишь виновника всего этого.
К смерти родного человека нельзя быть готовым. Особенно к смерти скоропостижной, и особенно к смерти мамы.
Не знаю, мне кажется, что даже когда человек долго болеет и увядает у тебя на глазах, все равно в твоем сердце теплится надежда, что если даже он не выздоровеет, то будет долго болеть, но тем не менее останется рядом. И даже если разумом ты понимаешь, что человек не вечен, то тот уголок подсознания, который отвечает за надежду, не дает тебе полностью подготовиться к расставанию.
У нас все было совсем не так. Мы осиротели внезапно. Скоропостижно, как говорят врачи.
Конечно, все знали, что у мамы шалит сердце, она периодически, по нашему настоянию, проходила обследования и курс лечения. Но при этом всегда оставалась бодра и ничто в ней не могло вызвать мысли о скором её уходе.
Хотя, с сердечниками всегда нужно быть настороже. Приступ может случиться неожиданно.
Так все и произошло…
Мама как раз приехала с работы и заходила в подъезд, когда ей вдруг стало плохо.
Мы все были дома в это время, и когда раздался трезвон дверного звонка, и в открытую дверь влетела наша соседка снизу, Наталья Павловна, никто даже предположить не мог какую страшную весть она нам принесла. Услышав всего два слова: «Елене плохо!», каждый из нас среагировал по-своему. Мы с отцом сразу же ринулись вниз по лестнице, проигнорировав стоявший на этаже лифт. Полина кинулась к телефону, чтобы вызвать скорую. Татьяна, в секунду обессилев, опустилась на банкетку в прихожей и тихо заплакала. Она как будто сразу почувствовала, что сделать мы уже ничего сможем. А шестилетний Максимка застыл с широко раскрытыми, испуганными глазами. В тот момент мы все о нем забыли. Представить трудно, что он тогда пережил. Мне до сих пор стыдно за мою черствость по отношению к сыну. Я до сих пор искупаю перед ним вину за тот день…
Спустившись вниз, мы увидели, что мама лежит на полу и сердобольные соседки уже хлопочут вокруг, подкладывая ей под голову диванную подушку и пытаясь напоить водой. Мама не реагировала, она была без сознания.
Вслед за нами спустилась Поля, запахнув на своем уже довольно округлом животике байковый халат. Она, тяжело дыша, тащила свой докторский саквояж.
- Сократ Поликарпович! – ещё не подойдя, закричала Полина – Не трогайте, не трогайте Елену Сергеевну! Вы можете ей навредить!
Отец, уже собиравшийся подхватить маму на руки, испуганно отпрянул.
Поля подошла и, тяжело опустившись на колени рядом с мамой, открыла саквояж. Я не понимал, что она делает, как будто не видел её манипуляций. Мой мозг пронзала единственная мысль, которую я никак не мог отогнать: «Мама умирает!»
Время тянулось неимоверно медленно, казалось, прошло уже полчаса, хотя и трех минут не пролетело. Наконец, Полина убрала стетоскоп и, как-то странно посмотрев на меня, сказала отцу:
- Давайте перенесем её домой, - и дрогнувшим голосом добавила – Ей это уже не повредит.
Без лишних вопросов, папа осторожно подхватил бесчувственное тело на руки и понес к лестнице. Вокруг тяжело вздыхали и утирали слезы соседки. Я помог Полине подняться и вопросительно заглянул ей в глаза. Они были полны слез.
- Сережа… Милый… Врачи уже вряд ли помогут маме. Прости…
Я остолбенел. Как же так? Ведь не может так быть, чтобы мама… что бы МАМА… умерла!
Но именно это и произошло. Когда мы поднялись в квартиру, папа, сидя на их с мамой супружеской постели, крепко сжимал в объятиях уже бездыханно тело. По его обветренным, смуглым щекам текли слезы, и он что-то тихо шептал, уткнувшись в мамины волосы. На полу рядом с кроватью сидела Таня и, прижимая к себе испуганного Максима, плакала навзрыд.
Мама умерла, не приходя в сознание. Единственное, что осталось нам в подтверждение её любви – это умиротворенная улыбка на похолодевших губах.
Мамочка… Прощай.
Прошло девять часов, прежде чем доктор Ригсли вышла из операционной, снимая с лица маску:
- Его сейчас отвезут в палату, наркоз скоро пройдет, - пауза, - ребенку сейчас делают тест для определения категории.
Блейз открыл затуманенные глаза и сразу слабо улыбнулся, увидев Мэл на краю своей постели. Я сидел на стуле с другой стороны, мама вытирала слезы, кажется, даже боясь взглянуть в сторону больничной кровати. У него не было сил разговаривать, Блейз едва пошевелил пальцами, Мэл мгновенно поняла этот жест и взяла его за руку. Она держалась изо всех сил, я ощущал, как все ее чувства вытянулись в тонкие хрупкие струны, стоит только прикоснуться и все рассыплется в пыль. Она держалась ради него, Блейз должен был видеть, что дорог ей – его единственной, ему нужна была вся любовь, которую Мэл была способна ему дать. У меня не было и капли ревности, она никогда не была уместной между кем-либо из нас, только в какой-то миг я пожалел, что не отошел в сторону, не позволил ему быть с ней, ведь все могло быть совсем иначе. Может быть, носи Мэл сейчас его ребенка, он не стал бы этого делать, может быть… Но выбирал не я. И не он.
Отец вошел в палату, держа на руках ребенка. Чисто вымытый, завернутый в пеленки, он смотрел широко распахнутыми абсолютно черными глазами, кожа имела бледно-зеленый отлив, совсем светлый под яркими лампами. На мгновение все замерли, только Блейз слабо потянулся к ребенку, но даже не смог оторвать голову от подушки, лишь дернулось плечо, свободная рука на мгновение приподнялась над покрывалом.
- Это мальчик, - отец подошел ближе и показал ребенка Блейзу, - они уже сделали тест – категория Дельта.
- Э… - Блейз запнулся, язык явно не слушался его, но он пересилил себя - Этамин.
- Хочешь назвать его так? – Мэл сжала его руку.
- Гамма Дракона, - он кивнул едва уловимо, - ярчайшая из созвездия…
Его глаза закрылись, Блейз провалился в беспокойный сон. Он прожил еще чуть больше часа.
Я наблюдал будто со стороны. Противный длинный писк прибора на одной ноте, сплошная линия на экране, зигзаги слабого сердцебиения быстро сбежали за край монитора. Мама икнула, оседая на пол, отец едва успел подхватить ее, Мэл, державшая на руках уснувшего младенца, прижала его к себе теснее и не сдержала слез. Палата заполнилась медперсоналом, ловко оттеснившим нас в дальнюю от кровати часть.
Они сняли все капельницы и трубки, накрыли его тело белой простыней, вывезли за дверь с сочувствующими лицами. Мама очнулась, наткнулась взглядом на опустевшую кровать, еще хранившую отпечаток его тела, и горько зарыдала. Всепоглощающая горечь разом вышибла из меня воздух, я попытался, как всегда, пропустить ее через себя, проплыть в этой мутной толще, вынырнуть и вдохнуть. И не смог. Просвета не было.
Медленно, будто пьяный, я двинулся к выходу. Зрение, казалось, сузилось до белого прямоугольника дверного полотна, протянув руку вперед, я сделал еще несколько шагов и буквально вывалился в больничный коридор. Должно было стать немного легче. Не стало. Только тогда я понял, что это были не их эмоции, а мои, от них нельзя было избавиться так просто. Невозможно поставить блок и перестать чувствовать, невозможно отринуть всю боль, которая пронизывала от этой мысли – Блейза больше нет.
- Уходи из моего дома, - стиснув зубы произнес Лео.
Мне показалось это немного подозрительным. Да, я встречалась с Хоакином, но то, что Лео так старательно пытается его выпроводить меня насторожило:
- Никто никуда не пойдет. Пройдем в гостинную. Сейчас будет “очная ставка”. Девочки, идите наверх.
Констанция и Олимпия проскользнули на лестницу. Мы втроем прошли в гостинную, Лео сел на диван, не сводя глаз с нашего гостя, Хоакин скромно стоял, а я ходила из стороны в сторону, не находя себе места:
- Хоакин, начинай первым.
- Сейчас я не представляю интереса для иностранных шпионов, но так было не всегда. Я служил в нашем городском военном центре - и у него были совместные проекты с научно-исследовательским институтом. Разрабатывались разные виды биологического оружия, различные “сыворотки правды”, и прочие вещества, снаряжение и тому подобное, способные принести пользу военным и разведке. Меня как раз распределили в подразделение, отвечающее за такие проекты - ученые и информация нуждались в серьезной защите, так как разработки были довольно серьезные, а также их было необходимо курировать и сопровождать. Когда мы познакомились с тобой, я давно уже работал над одним из таких проектов. Я хорошо зарекомендовал себя на службе, и в какой-то момент встал вопрос о моем переводе на более серьезные ядерные и биологические разработки, представляющие особый интерес для иностранных шпионов. Полигон находился далеко, это был секретный стратегический объект. Я понял, что взять тебя с собой не получится. В наш последний вечер тянуть было уже нельзя - оставалась всего неделя до отъезда, а у меня не было сил рассказать тебе… Прости, я просто не хотел, чтобы наши отношения закончились не начавшись, я боялся, что ты не захочешь меня ждать, ведь я даже не знал, когда я вернусь в Хидден… Ночью ситуация изменилась - разведка обнаружила утечку данных, и проект было решено экстренно перенести и развернуть на другой базе. За мной приехали, нужно было уходить, так внезапно и так не вовремя - это было неправильно, и так некрасиво… Я разбудил тебя, но я не был уверен, что ты поняла, что к чему, а объяснять было уже некогда. Я подумал, что свяжусь с тобой после прибытия на место, да и Леонардо был в курсе того, что скоро меня переведут - я просил его приглядеть за тобой.
- Ну, - я перебила его - И как, связался?
- Да, я писал письма на свой домашний адрес - иначе нельзя, такие порядки. После проникновения шпионов в наши ряды система безопасности очень ужесточилась. Мои письма вероятнее всего читали. Я писал тебе каждый день в течение двух лет! А ответа так и не последовало. И кто из нас еще должен злиться? - он опустил голову и устало потер глаза.
- Стой. Лео и вправду сказал мне, что ты уехал. И предложил отправлять тебе письма через него… - осознание настигло только сейчас. Я ошарашенно смотрела на мужа.
- Антея, он врет! От него не приходило никаких писем!
- Хоакин, а мои письма тебе приходили? Я тоже писала тебе, много писала...
- Нет, ни одного письма. Я подумал тогда, что ты таким образом решила разорвать наши отношения.
Теперь-то пазл точно сложился.
- Леонардо, может, ты объяснишься? - я повысила тон.
- Да что здесь объяснять… В нашу первую встречу ты мне очень понравилась… Я решил подружиться с тобой, сделать все правильно. Я представлял, как мы встречаемся, представлял нашу счастливую семью… Нет, я просто знал, что так будет! Ты будешь моей! А потом, вы случайно познакомились с Хоакином, - в голосе появилось пренебрежение, - И спелись. Я негодовал, но не стал препятствовать, узнав, что он скоро уедет. У меня появился второй шанс. Дело было за малым - не дать вам увидеть письма друг друга. У вас бы все равно ничего не вышло! - воскликнул он, разводя руками.
- Ах ты….! - Хоакин бросился к Лео, замахиваясь для удара. Завязалась драка, мне казалось, они вполне могли поубивать друг друга, и пришлось прикрикнуть на них. Лео и Хоакин недовольно прекратили потасовку.
- Ты подстроил это все специально?! Ты понимаешь, как это подло? - я обращалась к Леонардо.
- Антея, я люблю тебя! Я хотел, чтобы мы были вместе…
- “Я хотел”, - я передразнила его, - А меня ты спросил, чего я хотела? Это не любовь, лишь маниакальное желание обладать мной..! И только недавно ты вообще угрожал мне разводом - будь доволен, твоя цель достигнута. Я не хочу тебя видеть. Хотя нет, я не хочу вас двоих видеть. Уходите. Оба!
- Антея, прости меня, мы же столько лет вместе… - Лео бросился ко мне, пытаясь обнять.
Я отстранилась:
- Нет, Лео. Я так не могу. Ты решил всё за меня… Ты предпочел не бороться за наши отношения, а подстроить их исподтишка… Ты выбрал мою судьбу за меня, понимаешь? Я этого тебе никогда не прощу.
С этими словами я отвернулась от него. Лео вдруг как-то сгорбился, будто сломался внутри, куда-то пропала его наглость и злость, которая сопровождала наш брак столько лет.
- Антея… - Хоакин было начал что-то говорить, но я его прервала.
- Хоакин, я тоже не хочу тебя видеть. Ты думаешь, что спустя 16 лет я брошусь тебе на шею, будто их и не было? Нет, слишком поздно…
Он хотел было что-то сказать, но тут Леонардо снова начал его задирать. Хватит с меня на сегодня.
- Пошли вон! - воскликнула я, и они оба, с виноватым видом, покинули дом. Я, все еще находясь под впечатлением, прошла на кухню, и наконец дала волю чувствам, сдерживаемым весь вечер. Я разрыдалась.
- Бабушка сказала, ты на Твикки, - прошептала она и обняла колени руками.
- Рейс утром, - голос звучал сипло. Я сорвала его, пока выла белугой на полу кабинета Фьюри. Но Флора не могла об этом знать. – Я пришла попрощаться.
- Ты не пришла на концерт, - в её голосе не было обвинения или упрека, но я всё равно ощутила укол вины. Не потому не пришла, а потому что даже не вспомнила, что концерт был сегодня. – У тебя были дела?
- Да… извини. Очень много дел. - Флора прищурилась и склонила голову набок, для чего-то всматриваясь мне в лицо. В темноте не был заметен ни поплывший макияж, ни красные глаза, но я всё равно посмотрела в сторону. – Что ты играла?
Флора просияла.
-«Эрос». Мисс Арлин была очень довольна. Сказала, что я выступила лучше всех. Жаль, что тебя не было, тебе бы понравилось!
- Да, - глухо отозвалась я и с силой улыбнулась. – Жаль.
Любой физический контакт с Флорой я воспринимала в штыки. Я никогда не носила её на руках. Никогда не держала за руку. Никогда не обнимала. Пока она была совсем маленькая, я старалась даже не смотреть на неё лишний раз, не то, что касаться. И теперь, когда времени почти не осталось – на улице почти рассвело, и мне уже следовало быть на полпути в аэропорт – я не могла заставить себя встать и уйти. Рука поднялась сама собой, словно принадлежала вовсе не мне, а существовала отдельно. Пальцы коснулись округлой щеки. Флора ошарашено распахнула глаза, но не отстранилась. Аккуратно очертив пальцами овал её лица, я поймала себя на мысли, что запоминаю её. Я хотела запомнить её именно такой – в цветной пижаме с растрепанными красными волосами, гордую собой.
- Сколько ты будешь на Твикки? – тихо спросила Флора, и я с сожалением убрала руку.
- Не могу сказать. Веди себя хорошо.
Я кровати я поднялась так тяжело, словно была столетней старухой. Ноги отказывались стоять, а спина – держать тело ровно. Оставаться дольше было нельзя. Кинув на Флору последний взгляд, я развернулась, будто на шарнирах, чтобы замереть у самой двери.
- Мам, - тихо позвала с кровати Флора, и я схватилась за дверной косяк. Повернула голову.
- Я тебя люблю.
В тело впиваются тысячи игл. Удар в солнечное сплетение с колена. Удар в лицо кулаком. Удар локтем в спину. Я должна была упасть, но осталась стоять на ногах. Выдохнула.
- Я тебя тоже.
И вышла, закрыв за собой дверь. Из комнаты родителей вышел проснувшийся Чак. Мяукнул, привычно потеревшись о ноги, и повел вслед за собой – на кухню. Гранулы корма посыпались в миску с негромким стуком, и Чак тут же нетерпеливо меня от неё оттеснил.
Я не знала, когда в следующий раз буду дома, но старалась не думать об этом.
Солнце вставало.
Пора.
Когда Герцогиня умерла, забота об этом доме и семье легла полностью на мои плечи, и хоть наставница и тренировала меня, я оказался не готов к такой ответственности. Сколько раз, ощущая, как шерсть на спине топорщится, а уши дёргаются вниз в испуге, я жалел, что нельзя передать пост Хранителя раньше, чтобы предшественник мог поддержать, подстраховать, успокоить… Но правила устанавливаем не мы. Древнее заклинание меняет хозяина лишь со смертью предыдущего - но кто бы из магов знал, с какой силой в одно мгновение на тебя начинает давить чувство необходимости всё замечать, сканировать, пропускать через себя и через фильтр опасности для твоих хозяев! И всё, ты связан, ты не можешь даже спасаться сам, хоть звериный инстинкт будет бить тревогу и гнать тебя прочь - ты обязан сделать всё, чтобы твоя семья волшебников осталась цела. И если ты не справишься - чувство вины будет жрать тебя до твоего самого последнего вздоха. И ни то, что ты пытался, заранее зная бессмысленность борьбы со стихией, ни тот факт, что произошедшее было решением хозяев, отбросивших тебя заклинанием прочь, ни даже оставленный в жертву пламени хвост не облегчат твоих мук… Я столько раз слышал это от Герцогини, но не смог до конца понять её, пока не почувствовал силу заклятья сам. Хотел бы я посмотреть в глаза тому магу, который придумал это всё!..
В понедельник они проиграли войну. Аеринн подняла белый флаг, и всё для него закончилось. Он тогда впервые в жизни плакал, как маленький ребёнок, от жутчайшего внутреннего диссонанса – какой бы не представлялась ему его жизнь до этого момента, в ней не было варианта, где они проигрывают.
Во вторник командир их взвода Стенли Бёрнс ослушался приказа начальства, отказавшись возвращаться в Дергию. Симус подумал – это правильно, потому что Дергия им больше не дом. И Аеринн никогда не сможет стать им матерью, как Геральт был отцом. Поэтому Симус остался тоже. И поклялся быть верным ему, как клялся проклятой своей родине. Тогда он ещё плохо понимал, что надо делать и зачем, но Стенли всё ему объяснил.
В среду жребий пал на него. Тогда он заложил взрывное устройство на железную дорогу, и активировал его звонком мобильного телефона. В результате взрыва погибло девятьсот семнадцать пассажиров поезда «Альмахт», следующего по маршруту Махт-Портленд. Почти все из них – симлендские военные. Любезная помощь братскому государству. Воры-победители.
Тогда Симусу не было страшно. Было честно – так он сам себе сказал. Совсем иначе всё было за несколько часов до этого, когда Стенли его инструктировал. Говорил, там всего пара километров через лес – и граница. А потом добавил, если погибнешь – тебя запомнят как героя.
Такси летело по улицам ночного города, вокруг мерцали яркие вывески рекламных щитов, переливающиеся огоньки завлекали прохожих в рестораны и ночные клубы. А я видела вокруг лишь размытое неясное пятно и слышала, как в висках случит кровь.
- Алло! Витторио! А что с ней? - запыхавшись от волнения, спросила я в трубку. Он в ответ молчал несколько секунд, собираясь с духом. В те мгновения мне казалось, что такси оторвалось от земли и несётся вперед по воздуху. Но в следующий момент оно обрушилось на жёсткое полотно асфальта, а ответ Витторио плотно припечатал меня к земле:
- Передозировка.
- Лекарств? – чувствуя, как дрожит голос, переспросила я. Но в душе знала ответ.
- Наркотиков.
Бам. На соседней улице мусоровоз уронил бак на тротуар.
Бам. Сердце пропустило удар. Из салона машины будто откачали воздух.
Бам. Загорелся красный свет, и таксист резко нажал на педаль тормоза, от чего я повалилась на спинку переднего сиденья, ударившись головой и выронив телефон из рук.
Вот почему она не притрагивалась к спиртному последнее время. Я где-то слышала, что наркоманы плохо переносят алкоголь, пьянея буквально с первого глотка. Почему-то эта мысль первой просквозила в сознание, прямо в момент удара о переднее сиденье.
Вот почему она вела себя так странно. В приливе эйфории визжала о том, что ей подарили щенка, искристым фейерверком извергая тысячи уменьшительно-ласкательных слов и буквально плача от счастья. И эта свалка кофейных стаканчиков и клочья пыли, которые она оставила у меня дома в день переезда. И повышенная нервозность, тёмные круги под глазами в день нашего выступления в Арт-Арене. И ночные звонки в депрессивной истерике, изливаемые в трубку страхи о том, что Стефан её бросит. Её давно уже кидало из одной крайности в другую, глухое замкнутое настроение вдруг сменялось щекочущей нервы эйфорией. Неестественной, теперь я это видела.
Но как мы могли заметить? Ведь она всегда была эксцентричной. Громкие песни, отправляемые в ночное небо, страсть к вечеринкам, татуировки, розовые волосы, странные приятели из общежития в Бруклине... Ах. Вот почему именно Бруклинская больница. Она была с ними...
На перекрестке назойливо мигал жёлтый сигнал светофора. Чёртов предупредительный сигнал. Почему он не сработал заранее?
Ночные кошмары… У меня они с детства отличались от кошмаров остальных людей. Обычно людям снятся в кошмарах чудища и катастрофы, мне же – каток, залитый светом, полный зал и я в коротком платье и на коньках. Точнее, моя душа в теле известных спортсменок, но легче мне от этого не делалось.
Сегодня я поняла, что эмоции от падений от прыжков, медалей не того достоинства, судей и ругани с тренером – пустяк.
Едва я закрыла глаза, как начался ад. Во сне я видела войну. Я была человеком, который гибнет под бомбами. Во сне я была одним из защитников Брестской крепости, одним из подольских курсантов. Я защищала тот самый дом Павлова, я была у Прохоровки. Я страдала от недоедания и питалась картофельными очистками. Я вела жуткий дневник, где записывала смерти своих родных. Я попадала в концлагерь и умирала там от мук. Меня расстреливали и вешали на балконе. Я спала на рельсах в метро, ведь это одно из немногих безопасных мест при бомбардировке…
Я была живым человеком, которого коснулась война. Живым человеком из плоти и крови, который строил планы на будущее и мечтал, а планы и мечты которого обрывала война. И не только мечты. Планы и мечты можно изменить, но в жизни нельзя сохраниться и загрузить правильный сейв, если ты погибнешь. Нельзя…
Я узнала, что из пяти археологов, с которыми мы общались, погибнет трое. И первым погибнет тот, кто рассказывал мне, что войны не будет.
Я проснулась в слезах, у меня перед глазами вновь стояла война. Я видела бомбардировки, разбомбленные склады с едой, погибших, трупы которых просто сваливали в кучу.
Я даже не уговаривала себя не плакать. Это не тот случай, когда надо себя останавливать, совсем не тот. Почему я оказалась в этом времени? Именно сегодня? Ведь я уже ничего не могу изменить, могу только оплакивать тех, кто погибнет… Бессилие – самое мерзкое, что существует в жизни, я это точно знаю.
Совсем скоро начнется война. Смогу ли я вернуться в свое время? Я не могу предотвратить войну, может, я смогу как-то помочь?
– Эй, ну чего ты?
Вынырнувшая из молочной дымки рука тут же цепко ухватилась за запястье и только затем – спустилась к растопыренным пальцам. Следом же словно из пустоты показалась Мэлори.
– Я просто…
Мэлори насупилась. Ее хорошенькое, усыпанное веснушками личико, уже тронутое солнцем, мгновенно скукожилось, до забавного начав напоминать дольку кураги.
– Терпеть не могу, когда ты начинаешь оправдываться, – пробурчала Мэлори и разжала пальцы. – Ты слишком много думаешь! Будь проще, ага?
– Ага, – послушно повторила Серена, невольно залюбовавшись, как ладно разгладились морщинки на высоком лбу Мэлори, выступающем из-под полы соломенной шляпки.
Воспоминания медленно отпускали, не оставив после себя и легкой тени. Как дурной сон уходит с началом утра – но это, наверное, даже к лучшему. К чему помнить дурное, если и случилось это так давно, а Мэлори…
Мэлори…
– Маменька хочет, чтобы я бросила танцы, – раздраженно буркнула себе под нос Мэлори. – Она считает это пустым делом!
Ее голосок сорвался на совсем детские интонации – так ребенок в продуктовой лавке просит у родителей купить ему самого большого леденцового петушка, такого красивого, такого вкусного, хоть умирай сейчас, но забери с собой!
Серена ненароком припомнила миссис Дэвис и едва сдержала улыбку. Вот уж кто-кто, а миссис Дэвис явно нельзя было разжалобить слезами и криками. А уж раз она решила чего, то…
– Ну что за ерунда! – взвилась идущая рядом Мэлори и запрыгала вперед, как по невидимым классикам: правая, вместе, левая, вместе, правая… – Не хочу торчать здесь! Не хочу как маменька! Не хочу! Не хочу! Не хочу!
Юбка цеплялась за ее ноги, металась туда-сюда, словно на бельевой веревке под шквалом ветра. Такой же дул сейчас, и от него-то плеск обычно тихой речушки становился в несколько раз громче. Вода неслась бурным потоком, тяжелым, мутным, совсем как мысли самой Серены, встревоженные непонятно чем.
Что-то ворочалось внутри, заставляя нервничать, судорожно размышлять, что же, ну что же…
– Эй, гляди!
Она застыла на месте, не понимая, в какой момент Мэлори взбежала по мосту, когда успела забраться на каменный парапет, а теперь кружилась на нем, будто фигурка балерины в антикварной шкатулке Хелены. Красиво и так…
Страшно.
– Не надо… – прошептала Серена. – Не надо, Мэлори, ты же…
Ах да. Ты же и упала тогда, верно?
Мэлори улыбнулась прежде, чем ее нога – так же легко, как и множество раз до этого – соскользнула с влажного камня.
Наслаждаясь тишиной и спокойствием закатного солнца, Северус снова пошел к озеру. На берегу стояла прекрасная лань, озаренная последними лучами заходящего солнца. Лань вдруг подняла голову и заглянула Северусу прямо в душу. И вся подавляемая боль, все скрываемые страдания и сожаления, все угрызения совести выплыли наружу под взглядом этих зеленых глаз.
- О, Лили, прости меня.
Северус рухнул на колени, обхватив голову руками. И слезы, горючие слезы полились из его глаз.
- Не уберег, не уберег. – Твердил мужчина.
- Не уберег тебя от Поттера.
- И сына твоего не сберег.
Все то что так долго сдерживалось глубоко внутри, вырвалось наружу, грозя задушить, утопить Северуса Снейпа. Приложив голову к земле, мужчина не сдерживался, изливал всю душу этому прекрасному животному. И вот лань подошла к нему, помогла подняться.
- Прости меня, Лили. – Снова повторил зельевар.
Лань лишь смотрела, но в глазах ее не было обвинений, только грусть и прощение. И Северус не выдержал, прикоснулся к прекрасному созданию, и вся боль, все тревоги с волнения отступили, уступая место надежде на светлое будущее. Ее глаза дарили ему надежду и залечивали раны, помогая вступить в новый мир, помогая простить себя.
- Оставь его. И займись подготовкой похорон. - мой голос звучит равнодушно. Это не первый родич, которого я потерял за последние годы. Даже не самый молодой, ведь были еще не рожденные племянники. По ним я тоже запретил себе плакать. В конце концов, это уже не мой брат. Просто тело молодого здорового мужчины. Неплохой материал для какого-нибудь не слишком щепетильного (а другие среди нас не выживают) моего «коллеги». Именно поэтому я предпочитаю весьма определенный вид погребения - Тело надо будет сжечь.
- Нет!
Аска вскакивает, пытается закрыть собой покойника. Девчонка, видимо, все никак не может оставить в прошлом свою детскую влюбленность в старшего брата. Теперь это будет еще сложнее.
- Мне очень жаль, но тут уже ничего не сделать. Ты ведь и сама видишь, что он мертв.
- А еще я видела, что смерть – это не конец! Что ты можешь вернуть человека с того света!
Ну вот, опять началось. Сколько часов я потратил, чтобы объяснить матери, чем станет ее обожаемая доченька, если я применю свои знания? Кажется, там пара суток набирается. И теперь снова-здорово?
- Ты, помнится, плакалась мне, что одноклассники потащили тебя на ужастик про восставших мертвецов. Помнишь его?
- Ну да. Жуткая была киношка, но ведь… Ты не хочешь сказать…
- Хочу. Именно на эту дрянь похоже большинство тех, кого подобные мне «возвращают к жизни». Тупые чудовища, лишенные души и разума.
- И только? Больше никаких вариантов?
Как же она напоминает мою маму… Такая же упертая.
- В основном. Если очень постараться, можно сотворить нечто, частично сохранившее способность соображать. Но Геркой это нечто не будет. Так, довольно сообразительный зверь в теле нашего брата. Поверь, лучше уж сжечь.
Отхожу к стеклянной двери. Лучше смотреть на океан. Лучше смотреть куда угодно, только не на глупую девчонку. И не слушать, как она всхлипывает.
- А шаман сказал, что способ есть. Только он не возьмется, потому что у меня таких денег нет.
Я уже говорил, что ненавижу длинные языки местных колдунов? Оборачиваюсь, словно меня ударили. Аска упрямо сжимает губы – и не отрываясь смотрит на браслетик. Ну конечно она его сохранила. Подарок Герки же! Дядя Девид любил возиться с зачаровкой – и учил тому же сына. И будь я проклят, если этот вот синий камешек не пожелтеет при первой же моей попытке соврать. Спасибо, брат. Удружил.
- Нет способа. – твердо, уверенно, абсолютно веря в свои слова. Герка был талантливым мальчишкой, но все же не мастером-артефактором, так что может сработать.
- Совсем? Никакого?
Макушка Аски, не отрывающей взгляда от подарка брата, позволяет понять о ее доверии больше, чем мне хотелось бы знать.
- Совсем. Никакого. – я изо всех сил стараюсь поверить в эту ложь. Потому что способ, о котором вспомнил шаман, страшен. Страшнее, чем лететь сюда, зная, что не успеешь. Страшнее, чем хоронить Герку, которого помнишь совсем мальчишкой. Страшнее, чем чувствовать смерть родной сестры и не рожденных племянников. Страшнее, чем… Боги, если вы есть, помогите хоть сейчас. Только бы не…
Камень не желтеет. Синева сменяется пронзительной зеленью. Проклят я давно, а богов не существует.
Тогда она решает перейти в наступление. Сыграть в кошки-мышки? Может, тогда он станет посговорчивее? Слегка отодвинув бокал вина, женщина нежно берёт его руку в свою и принимается неспеша гладить.
– Майк.
Он вопросительно смотрит на неё, и ей кажется, что в его глазах появилась искра любопытства. Хороший знак.
– Я ведь знаю, чего ты хочешь, – шепчет она, продолжая водить пальцами по его ладони, - Не отказывай себе в искушении.
Никто. Никто не устоит перед ней. Тем более он.
Пальцы её идут выше, но он неожиданно накрывает их второй ладонью.
– Моя дорогая, а вот я прекрасно знаю тебя, – говорит он, бережно перекладывая её руку на стол, – Не надо.
Мимо.
Ах так.
Ты сам напросился, Майкл Макгроу. Ты не оставил ей другого выбора, кроме как пойти иным путём и играть нечестно. Тебе это не понравится.
Слегка улыбнувшись, она начинает свой ход.
– Неужели, Майкл, ах, неужели, ты всё ещё горюешь о своей единственной любви, пропавшей уже чёрт знает сколько лет назад? Как мило, меня сейчас стошнит! – шипит она.
Ранен.
Он не ожидал, что она перейдёт на личности и затронет сокровенное. Тем более так сразу.
– Лучше помолчи, ради всего святого, хотя у тебя ничего святого и нет, - отвечает мужчина, пытаясь сохранять спокойствие.
– Как и у тебя, милый. Ты запамятовал? Может, тебе что-то напомнить?
Теперь не вырвется. Удавка слов затянулась на его шее.
– Ты хочешь, чтобы я напомнила тебе и всем про то, что ты учудил на свадьбе своего брата? Да, моё издание не жёлтая пресса, но я могу связаться с кем надо, ты прекрасно знаешь. В свете последних событий этот слух хорошенько подольёт масла в огонь.
Ранен.
– Или о том, как и с чьей помощью ты стал возглавлять «Макгроу индастриз»? Это очень интересная история, не так ли?
Ранен.
– А может напомнить, что из-за тебя случилось со мной?– голос её слегка дрогнул, – И с нашим малышом...
Мужчина резко вскакивает со своего места. Стол жалобно скрипит, посуда подпрыгивает, а на скатерти разливается кроваво-красное пятно от вина. Он молча смотрит на эту женщину ненавидящим взглядом. Костяшки его пальцев белые, на руках и шее выступили вены. Он тяжело и глубоко дышит.
«Убит» – она мысленно улыбается своей победе.
- Оцените вашу боль по шкале от одного до десяти, - Элен задает предписанный правилами вопрос.
- Пятьдесят, - с каменным выражением лица выдает Шлик.
Элен медленно выдыхает. Еще ей не хватало тупых шуточек от пациентов.
- В таком случае, мистер Шлик, - как можно более спокойно отвечает она, - вас необходимо срочно вернуть в реанимацию. Сейчас я вызову...
- У вас что, должностная инструкция вместо мозгов? - не выдерживает Шлик. - Неужели не видите, что я чувствую себя не так ужасно, как, по вашему мнению, должен?
Элен молчит, продолжая смотреть на пациента.
- Полтора, - наконец отвечает он. - Один — когда просто трогают, и два — когда давите со всей дури, как только что делали. Среднее между ними — полтора.
Я была в ужасе. Вся моя наличность равнялась двум рублям, что я могла ему отдать?
Я стояла перед ним и из последних сил сдерживала слезы. Только бы не заплакать, только бы не выдать себя перед этим хамом!
И вдруг произошло странное. Из своей комнаты, стариковской шаркающей походкой вышел Абрам Соломонович. Его лицо было абсолютно непроницаемо. Он подошел к нам, и аккуратно взяв управдома под локоток, с характерным еврейским грассированием произнес, обращаясь к Семену Семеновичу:
- Любезнейший, могу ли я пегеговогить с вами тет-а-тет? Леночка, Вы позволите?
Я только кивнула головой, стараясь отвернуться раньше, чем слезы хлынут из глаз. Абрам Соломонович вывел управдома на террасу и прикрыл за собой дверь. Я не слышала, о чем они говорили. Все что я успела уловить, была фраза моего заступник, начинающаяся словами: «Если ты, могда славянская, ещё газ…» Разговор был достаточно коротким и когда Абрам Соломонович вновь вошел в коридор, на его лице читалось полное умиротворение, а красный как рак управдом виновато топтался за его спиной.
Абрам Соломонович ласково погладил меня по плечу и произнес:
-Леночка не пегеживайте, милейший Семен Семенович согласился подождать с оплатой счетов до того момента, когда вы сможете это сделать, без ущегба для вашего бюджета. Отдыхайте и не о чем не беспокойтесь, в вашем положении нельзя негвничать, догогая.
- Ну, и скоро Мэл придет? - нетерпеливо спросил я, ерзая на диване в гостиной.
- Когда закончит работу, тогда и придет, - меланхолично отозвался Блейз, не поворачивая головы в мою сторону, только тяжело вздыхая.
- Она должна была вернуться три часа назад, - пробурчал я себе под нос, бросая взгляд на часы. Планируя сделать ей сюрприз, я нарочно прилетел чуть раньше и не предупредил ее, предвкушая ее радость от моего неожиданного появления. Именно ради сохранения эффекта просто позвонить Мэл самому и уточнить, когда же ее ждать было нельзя, так что оставалось только изводить Блейза, пытавшегося посмотреть интервью с каким-то ученым по научному каналу. От него исходили волны легкого раздражения, но их было привычно и легко игнорировать. Мэл все не появлялась, видимо работы было много, перечитав все сообщения в чате группы, от скуки я тоже уставился в экран телевизора.
- …то есть вы полагаете, доктор Хорхе, что скоро это станет нормальным? А как же все риски для жизни? – начало фразы ведущего я пропустил.
- Технологии развиваются, доктор Нэш, мы уже многое знаем о совместимости плода с синдромом Левкоева и отца-человека, поэтому я не исключаю, что в скором времени появятся даже добровольцы, - седовласый мужчина отвечал обстоятельно и подробно, - к сожалению, пока процент выживаемости отцов слишком мал, чтобы говорить об этом. Однако, среди некоторых этнических и религиозных групп ребенок-синдромник считается благом, поэтому, я считаю, что именно там появятся первые отцы, решившие стать таковыми по собственному желанию…
- Ну и бред, - фыркнул я, - кто вообще захочет вынашивать зеленого младенца, да еще и с таким риском умереть в процессе?
- Ни один процесс инопланетной беременности не был описан подробно, - от Блейза повеяло раздражением сильнее, - тот, кто решится на это сам, под наблюдением врачей от и до, – внесет огромный вклад в науку.
- А есть ли смысл, если в конце он умрет?
- Может и не умрет. Сейчас процент выживаемости примерно одна четверть, но это среди тех, кто решил дойти до конца. Определить шанс можно с точностью до девяноста процентов еще на раннем сроке, большинство предпочитают избавиться от синдромника.
- Их сложно не понять, - я хмыкнул, - это мерзко.
- Кому как, - Блейз тоже хмыкнул, - большинство вообще скрывают беременность, пока не станет слишком поздно, отчасти поэтому и смертность такая высокая.
- Ничего удивительного.
- Конечно, - он кивнул, - мир полон идиотов.
- Я не об э…
- Тео, ты замолчишь сегодня или нет? – наконец, не вытерпел Блейз, развернулся и посмотрел своим фирменным взглядом «мой брат дебил», - я хочу послушать доктора Хорхе. Можешь взять чипсы на кухне, если так хочется чем-то занять рот.
- Ладно, - проворчал я, поднимаясь и отправляясь на поиски закуски. Как раз в этот момент сквозь стекла входной двери мелькнули фары машины, заворачивающей на парковку, - о, Мэл!
- Слава Богам!
- Ты же в них не веришь? – обернулся я, уже из прихожей.
- Тео!
- Что?
- Заткнись.
– Да ты настоящий герой, фея, - фыркнула Рейчел. - Кстати, а зовут-то тебя как, фея?
– Бритомартида Алкиона... - гордо начала фея, но Рейчел перебила ее.
– Дафной будешь.
– Почему именно Дафной? - удивился парень.
– А что, Джеральдина тебе больше нравится? - фыркнула девушка и громко рассмеялась. Что такого смешного она сказала фея не поняла, но на всякий случай тоже хихикнула. Парень только закатил глаза и покачал головой, затем протянул Дафне руку.
– Ричард Кортэз, а эта ненормальная — Рейчел Донован. Приятно познакомиться, Дафна. Или тебе не нравится это имя?
– Приятно познакомиться, - фея улыбнулась и легко пожала предложенную ей руку. - И почему же, мне очень нравится это имя. Дафна... Так звали нимфу, которая...
– Да-да знаем, превратилась в лавр, потому что ее достал сам Аполлон, - вставила Рейчел, затем обратилась к парню. - Вот что, я дала ей имя, ты придумывай фамилию. Если она действительно надолго останется среди людей, ей это пригодится.
– Фамилию? - Дафна нахмурила свои светлые брови.
– Ну да. Это как имя, только его носят сразу несколько людей-членов семьи. Моя, например — Донован.
Ричард тем временем раздумывал над новой фамилией для феи. Спустя несколько минут он воскликнул:
– Нэж!
– Что «Нэж»? Решил блеснуть знанием французского? - хмыкнула Рейчел.
– Нет, просто фамилия эта ей подходит — она же вся... белая, как снег. А «нэж» - это снег по-французски!
– Нет, вы только посмотрите на него, радуется, как ребенок! Ладно, с этого дня ты официально Дафна Нэж.
- Ну, слава Левкоеву, - поприветствовал её Дэвид и потушил окурок о крышку мусорного бака. – Я уж думал, до Второго Пришествия здесь простоим.
В руках Сара несла саквояж – настолько миниатюрный, что складывалось впечатление, будто отняла она его у пятилетней девочки. Для чего было покупать саковяж, куда, в лучшем случае, мог бы поместиться кошелек, телефон и ключи, оставалось загадкой.
Под наше с Дэвидом красноречивое молчание Сара очень аккуратно, очень элегантно, но, самое главное, очень медленно спускалась с крыльца своего дома. Фактически она делала шажок вперед, оборачивалась к саквояжу, переставляла его на одну ступеньку с собой и делала новый шажок. Каждое движение сопровождалось грациозным придерживанием подола юбки и отставлением в сторону красиво изогнутого запястья свободной руки. Алгоритм повторился ещё несколько раз. Сара ещё даже не успела сойти на землю, но я уже была готова ей врезать. Дэвид же наблюдал за ней с неподдельным восторгом натуралиста, встретившего редкий вид экзотического животного.
- Сара, если ты продолжишь двигаться в слоу-мо, я за себя не отвечаю, - практически прорычала я и была готова поклясться, что услышала слабый смешок от Дэвида. Ни для кого не было секретом, что его любимой племянницей всегда оставалась София. К Саре он, конечно, тоже относился хорошо, но если рядом не было тёти Хелен, не отказывал себе в удовольствии над ней подшучивать.
- Это сейчас был какой-то перформанс? – очень заинтересованно спросил Сару Дэвид, когда она, наконец, бросила идиотничать и подошла к нам вместе со своим тупым саквояжем. – «Лебединое озеро» в жанре пантомима?
С чувством юмора у неё были большие проблемы, поэтому пронзительной, хоть и беззлобной иронии в его вопросе она попросту не заметила.
- Нет, дядюшка, - Сара лучезарно улыбнулась и тут же опустила глаза к долу, то ли в жесте покорности, то ли уважения. - Миссис Митчелл нас учит, что избавление от суеты – первый шаг к постижению женского предназначения. Суета в движениях приводит к суете в мыслях, а суетливый разум не приносит женщине ничего, кроме беспокойства и досады. Ведь мы созданы для того, чтобы вдохновлять и наполнять мужчин своей энергией, а в суетливой женщине энергии нет.
Я смотрела на неё и в очередной раз не могла понять, каким именно образом у тёти Хелен и дяди Арона, всю жизнь посвятивших медицине, могла вырасти «белая браслетница» Сара. Они никогда не считали нужным скрывать, кто из их дочерей биологическая, а кто приёмная. И Сара, и София утверждали, что родители относились к ним совершенно одинаково, и причин подвергать их слова сомнению ни у кого не было. Ни разу на моей памяти тётя Хелен и дядя Арон не отдали какой-то из дочерей предпочтения в чем бы то ни было. В то же время, у окружающих никогда даже не возникало вопросов, какая именно из девочек Мэнинг приёмная. Вздумай они удочерить почтовый ящик, сомнений и то было бы больше. А вступление Сары в «Светлый путь» лишь усиливало и без того немалое различие с семьей.
- Садись в машину, - неприветливо буркнула я, чувствуя, как от холода уже зуб на зуб не попадал. – И давай без этой галиматьи о предназначении, а то меня стошнит прямо на твою красивую юбку.
Сара обернулась ко мне, и на её лице я, не без удивления, прочитала жалость пополам с опаской. Именно так сердобольные люди смотрели на попавших в беду диких животных. В последний раз такой взгляд я видела у бабушки, когда она пыталась помочь застрявшему в её теплице еноту. Бедолага провел в заточении почти целый день и от стресса любые попытки себя освободить воспринимал с агрессией. От сравнения с одичавшим енотом я почувствовала уязвление, поспешила отвернуться от Сары и с силой дернула на себя дверь машины.
Грозовая улица, без всякого сомнения, является самой примечательной улицей рыбацкого городка Торвилль. Уже долгие годы она является уютным и гостеприимным пристанищем для неформалов, наркоманов и прочих отбросов симлендского общества. Дух захватывает, когда смотришь на изобилие сигаретных окурков, которые, словно сияющие в ночи созвездия, рассыпались на асфальте; когда дивишься глубоким лексическим познаниям местной шпаны, заботливой рукой творца исписавшие мелом все стены и заборы; когда любуешься одухотворёнными лицами дворников и заправщиков с печатью бессонницы и алкоголизма! Особенно любимой местными жителями и гостями города стала автобусная остановка, где скамейка служит отдохновением случайным путникам, уставшим от ночных прогулок по кабакам и подворотням, а мусорный бак – домом и укрытием для одного слабого, но очень находчивого бездомного мальчика Кевина.
Сейчас он, правда, и носа из бака не высунет. Ему хорошо известно: пока на остановке Чарли, безопаснее внутри. Сам Чарли бывает здесь несколько раз в неделю – когда отец отказывается выдать ему деньги на выпивку и тому приходится выбивать их из незадачливых прохожих.
- Вот сука дергийская, - ругается он сквозь зубы, в очередной раз затянувшись, - влезла в парламент, и рулит, как у себя дома. Им что там, мёдом помазано? Пусть валят домой на свою вшивую родину.
Дейзи согласно кивает, ненавязчиво почёсывая бритый затылок. Вообще-то Чарли не собирался гулять с ней так долго, но она говорит, что залетела от него, и он, как честный мужчина, не мог не приложить руку к будущему материнскому капиталу.
- Она пролезла, потому что с половиной совета там кувыркается, - фыркает она, - сокровище своё бюстгальтером обтянет, и вперёд, в большую политику.
Кевин слегка шумит в своём баке, но никто не обращает на него внимания. Рут ненавязчиво пинает консервную банку на проезжую часть.
- Слышь, - снова подаёт голос Дейзи, - дурью поделись.
Чарли молча протягивает ей косяк, и она с удовольствием затягивается. А потом откидывается назад, заложив руки за голову.
- Сейчас бы бургер, - вздыхает Рут.
Ответом ей служит лёгкий июльский ветерок, переносящий по воздуху волшебный запах марихуаны. Кевин выглядывает из бака, но, увидев, что Чарли всё ещё здесь, тут же прячется обратно. Вдали слышно, как старый наркодилер Роджер пытается завести пикап и громко ругается на радость местной детворе.
Как здорово всё-таки в Торвилле летом!
Дверной звонок оглушил даже сквозь запертую дверь – не нужно было и слух напрягать. Дядюшка специально настроил такую громкость, но, даже несмотря на это, Серена не была уверена, что ей откроют: уличный фонарь не погашен, но света в высоких окнах нет. Не появился он спустя и пять минут, и даже десять. Наручные часы равнодушно отсчитали получас, когда руки устали держать чемоданы и Серена со вздохом опустила их на крыльцо. А после присела сама.
Возможно, Хелена с дядюшкой просто вышли куда-то. На всю ночь. Мало ли, вдруг кто-то из соседей решил устроить небольшие уютные посиделки для таких же, как и он сам, «некрепко спящих». Посиделки с сырной тарелкой, подогретым вином или, быть может, несколькими каплями выдержанной кро…
Изнутри донесся шум и чье-то неловкое шарканье. Серена обернулась и вовремя – дверь позади нее распахнулась.
– Боже мой! – с трагичной растерянностью протянула замершая на пороге Хелена. – Детка, скажи мне прямо, кто купил тебе этот ужасный чемодан? Я лично устраню этого человека из нашего общества.
Серена не успела даже рот открыть для ответа – ее рывком подняли на ноги. Так же быстро втолкнули с наружного сквозняка в дом, не забыв затащить следом и первым делом упомянутый чемодан, который, между прочим…
– Так это ты и была, тету… – неловко замявшись, протянула Серена.
И тут же прикусила язык, слишком поздно припомнив не очень-то и большой список правил, которых следовало придерживаться в этом доме. Ну или от одного приема пищи до другого. Если ты, конечно, не думаешь о том, чтобы добровольно начать питаться энергией космоса.
– Что ты говоришь! – ахнула Хелена. – Поверить не могу, детка, ты добровольно стала слушать какую-то полоумную тетку. А ведь я-то думала, что превосходно тебя воспитала! И вот теперь ты без какой-либо жалости причиняешь бедной Хелене столько мучений…
Сквозь прижатые к полноватым губам пальцы проглядывала улыбка.
Мне открыли дверь, проводили в дом, вызвали лифт и нажали нужный этаж. Чем выше поднимался лифт, тем больше я нервничала. Добыча сама идет в лапы зверю. Но отступать уже поздно, потому что двери лифта открылись, и перед моим взором предстал Бернс. На секунду захотелось трусливо сбежать, но тогда я не получу ответы на свои вопросы. А я вообще их получу? И что мне это будет стоить? И вообще, почему я подумала об этом только сейчас?
- Добрый вечер, мисс Ренкольн. – Хозяин квартиры галантно протянул мне руку. Чтобы не сбежала? А ведь и правда вечер уже. Не могла со своими вопросами подождать до утра?
- Добрый вечер, мистер Бернс. – В тон мужчине ответила я. Мне нравится, когда он улыбается без клыков. О чем это я?
- Чай, кофе, виски? - Поинтересовался мужчина, беря меня под руку и ведя в гостиную с большим черным мягким диваном.
- Виски. – Я чокнулась что ли? – То есть кофе. – Поспешно исправилась, вызвав усмешку у Бернса. Ну и ладно, зато алкоголь винить не смогу. А ведь можно и в кофе подлить. Вот ему больше делать нечего, кроме как малолетку спаивать!
Пока Бернс ходил за кофе, я устроилась на удобном диване и принялась разглядывать квартиру. И чесать спину. Нет, раздирать спину. Это невыносимо, я промучилась всю дорогу! Внезапно холодные тиски сжали мою руку, убирая подальше от спины.
- Не стоит. – Когда он успел вернуться? Блин, опять опозорилась. – Лучше возьми кофе.
Я послушно взяла протянутую чашку, занимая обе руки. Но спина-то чесалась, а я не в силах это выносить. Ничего лучше, чем тереться о спинку дивана, я не придумала. Бернс закатил глаза и снова скрылся в другой комнате, я побыстрее отставила чашку и принялась еще более неистово раздирать спину. Может быть, если содрать верхний слой кожи, она перестанет так чесаться? Бернс вернулся со стаканом воды и упаковкой супрастина. Я на секунду замерла, раздумывая, что может стоит перестать чесаться, но грозный вид лица со шрамом не смог меня остановить. Зато это смогли сделать его руки.
- Не перестанешь чесаться, а тебя свяжу. – Притворно-ласково произнес Бернс. Тоже не особо помогло, руки так и тянулись к спине. – Выпей. – Мне протянули таблетку и воду, я послушно выпила. Все что угодно, только пусть этот зуд прекратится! – Полностью не прекратится, но легче станет. – Я что вслух сказала?
Еще минут десять мы боролись с моим навязчивым желанием содрать кожу со спины, точнее я пыталась бороться с Бернсом, который крепко держал мои руки, не позволяя чесать спину, а потом мне действительно стало легче. Я расслабилась, облегченно вздохнула, а Бернс выпустил мои руки, что меня немного расстроило…
Следующим днём, когда я снова копался в книгах с полки, неожиданно постучали в дверь.
Первой мыслью было притвориться, что меня тут нет, и, возможно, всё бы обошлось. Но любопытство взяло верх. И я увидел перед собой Джейд Розу, которая всё-таки решила меня отыскать.
-Берт! Я так рада тебя видеть! – и действительно, лицо её светилось неподдельной радостью.
-М, понимаю. Всё в порядке?
-Да.. теперь да. Я же увидела тебя. Я, признаться, боялась, что мы больше не встретимся. Поэтому не вытерпела и решила сама посмотреть, что же здесь такое…
Кошки-матрёшки! Мне начало казаться, что мадемуазель перечитала дамских романов. Она ничего обо мне не знала толком, однако говорила так, будто нас уже долгое время что-то связывало. Это настораживало. И, кажется, я теперь от неё не отделаюсь. Если уж она сама явилась сюда без приглашения…
Мне просто не повезло оказаться вчера в её лавке.
-Что ж, проходи. Будем обедать.
Она быстро закивала, и влетела в мой дом едва ли не вперёд меня. А я мысленно проклял себя за то, что не мог сказать ей прямо «нет».
Джейд принялась рассматривать каждый закуток моего нового пристанища, едва ли не внимательнее, чем вчера это делал сам. Вопросы из неё сыпались как из рога изобилия, и мне даже не всегда нужно было на них отвечать – она успешно справлялась с этим и без меня.
Я в это время придумывал тысячу и одну причину, чтобы попросить её уйти. И лишь одна причина не давала мне это сделать – сама Джейд.
Мы сидели на кровати, и она спрашивала о книгах, которые я изучал. Я знал, ей абсолютно плевать на эти книги, она спрашивает не потому, что они её интересуют. Ей нужно было кое-что другое.
- Берт… - томно начала она, и я уже приготовился к чему-то страшному, - Тебе никто не говорил, какой ты замечательный?
Мама, помогите.
Я решил молчать на все подобные реплики. Уж что-что, а это у меня, надеюсь, получится.
- Ты знаешь, когда я тебя только увидела, у меня будто что-то ёкнуло внутри. А, и к тому же, знаешь, тем утром я прочитала гороскоп, там было сказано, что случится что-то, что перевернет мою жизнь и изменит судьбу. И вот я встречаю тебя! Правда, здорово?
Она пододвигается ко мне ближе, ещё ближе, а я понимаю, что не смогу убежать, и паника сковывает меня. Кажется, уже поздно. Я пропал. Я сам не заметил, когда попал в её женскую ловушку, теперь поздно отказываться, выгонять её, бросать всё и переезжать в другой город. Глядя на всё это, я почти готов поверить в то, что трюк с исчезновением памяти тоже был проделан для того, чтобы сбежать от какой-то такой дамочки.
О нет! Я проморгал что-то ужасное. Я сам не заметил, как она уже сидела на моих коленях, обхватив меня ногами. Кто-нибудь, запомните меня молодым и живым!
- Ах вот так вот, хочешь, чтобы я сама всё сделала? Ну, поцелуй же меня хотя бы…
Я ничего не успел сделать, она притянула моё лицо, впилась в мои губы своими, а то, что происходило дальше, я уже помнил смутно и отрывками.
Если хотите узнать цену мгновения, спросите того, кто пострадал в автокатастрофе.
Он тщетно пытался уйти от столкновения, но встречный внедорожник оказался быстрее. Владимир ударился об руль так сильно, что на несколько секунд в глазах потемнело. А когда зрение вернулось, его уже вытаскивали из машины.
- Ну что ж, здравствуй, старый друг.
Над Владимиром нависала рожа, которую он меньше всего хотел видеть. И две других, менее знакомых, но от этого не менее мерзких.
- Что ты здесь делаешь, Лоусон?
- Тот же самый вопрос могу задать тебе, Шлик. Хотя подожди, я знаю ответ. Ты нарушаешь Маскарад, вместе с той теплокровной, которую обратил без разрешения.
- А вот здесь ошибаешься, - Владимир попытался встать, но чей-то ботинок преградил ему путь. - У меня есть разрешение, подписанное князем лично.
- Предыдущим князем, хочешь сказать? - Лоусон усмехнулся. - Увы, пока ты кувыркался со своей подружкой, произошли некоторые перемены. Теперь князь Бриджпорта — я, поэтому твое разрешение больше не действительно.
- И что же ты будешь делать? Убьешь меня?
- Тебя? Нет, это неинтересно. Есть идея получше.
Лоусон отступил в сторону, и взгляду Владимира открылось полотно железной дороги. В эту сторону тащили бессознательную Элен.
Он потянулся к пистолету, но вовремя отбросил эту идею. Перевес оставался на стороне противника, и прежде, чем он успеет выстрелить, пострадает Элен.
- Я ведь могу пощадить твою подружку, - продолжал Лоусон. - Даже больше, трудоустроить ее. Мне не помешают хорошие врачи.
- Ну конечно, ты ведь само милосердие, - хмыкнул Владимир. - Ее, значит, пощадишь, а меня убьешь?
- Зачем? Твоя смерть лишит меня изрядной доли удовольствия. Пока ты жив, я смогу наблюдать за твоими страданиями. Ведь это же ужасно — видеть, как твоя любимая женщина ломается под гнетом обстоятельств, и не иметь возможности ничего сделать, да, Шлик?
- Какая же ты сволочь, Лоусон.
Лоусон усмехнулся и кивнул своим людям. Те уложили Элен на рельсы и замерли рядом.
- Сейчас по этой ветке пройдет поезд. У тебя есть выбор, Шлик: либо ты оставляешь свою протеже нам и больше не пытаешься ее вытащить, либо... тебе будет нечего даже похоронить.
Словно в подтверждение слов Лоусона, раздался гудок поезда. Черт побери, он просчитал абсолютно всё.
- Ладно, я согласен.
- Очень хорошо. Я знал, что мы договоримся.
Люди Лоусона подняли Элен и понесли на траву. Владимир приготовился к броску.
Они опустили ее. Пора.
Он нанес удар ногой по одному из громил, увернулся от другого. Раньше, чем они успели сориентироваться, вскочил на ноги и выстрелил. Двое уже на земле, следующая цель — те, что рядом с Элен.
Владимир не сразу почувствовал легкую, почти незаметную боль, пришедшую откуда-то сзади. Понял лишь тогда, когда бессильно упал на землю вслед за шприцем.
- Я же вас буквально на три минуты оставил. – Дэвид остановился у стола рядом с оцепеневшими бабушкой с дедушкой и сцепил на груди руки. Нас разделяло несколько метров, но даже отсюда я чувствовала запах его сигарет. – Что за смертоубийство опять?
- Флора собирается пойти на вечеринку в костюме профурсетки, а мы этому препятствуем, - тоном рассказчика ответил дедушка, и Дэвид покачал головой, уважительно поджав губы.
- Я же хорошо себя вела! – воскликнула я, решив продолжить представление. – И всё равно ничего нельзя!
- Тебе же сказано, иди переоденься и шуруй куда хочешь, - подчеркнуто размеренно произнес Дэвид, и я чуть ногой не топнула от раздражения.
Ну конечно он встал на их сторону, разве могло быть по-другому?! Получив в свое распоряжение такого мощного союзника, у бабушки с дедушкой мгновенно прибавилось уверенности. Восклицания больше не действовали – я это прекрасно видела, как и видела и то, что тень сомнения, за которую я ухватилась поначалу, с лица бабушки практически исчезла.
Тогда я решила разыграть последнюю карту и пристально посмотрела на бабушку, как наиболее «слабое звено» из всех троих.
- Я очень скучаю по маме с папой. Знаю, я... я не говорю об этом часто, но я знаю, что и.. вы тоже скучаете, - голос снова начал срываться, но на этот раз совершенно осознанно. Бабушка с дедушкой за столом оцепени. – И всё.. вот всё, что я делаю... или плохо себя веду и не слушаюсь - это потому я не могу перестать думать о них. Даже во сне. Они мне постоянно снятся, и это... больно.
Дедушка напоминал каменное изваяние, а бабушка поднесла ладонь к губам. Её глаза наполнились слезами, за что я моментально почувствовала легкий укол совести. А потом посмотрела на Дэвида и замерла сама. Бывало, он раздражал меня неуместным покровительством, бывало бесил шутками, но за всю жизнь мне ни разу не приходилось видеть его разозленным.
Сейчас его лицо казалось высеченным из мрамора, а смеющиеся, обычно яркие глаза, словно выцвели. Эти глаза обещали мне ледяной ад. Я впервые по-настоящему его испугалась. И очень отчетливо поняла, что перегнула палку.
- Ах ты дрянь... - сквозь зубы прорычал он и резко двинулся ко мне.
Я машинально сделала шаг назад, но в следующий момент он сгреб меня в какой-то жуткий захват и потащил обратно на второй этаж.
- Ты что, больной, а ну отпусти меня!! – испуганно закричала я и попыталась освободиться, но с тем же успехом можно было пытаться вырваться из огромного железного капкана. Ни одна из моих попыток хоть как-то дёрнуться даже легкого неудобства ему не принесла, но я всё равно не переставала брыкаться ровно до тех пор, пока он пинком не распахнул дверь в ванную. – Отпусти! Помогите!!!
Бабушка с дедушкой бежали следом, я слышала их шаги на лестнице и принялась вырываться ещё отчаяннее. Инстинкт самосохранения бился в истерике, я на полном серьезе была уверена, что этот психованный сейчас приложит меня головой об кафель. Но бить он не стал. Вместо этого одной рукой закрыл дверь на защелку и, не обращая никакого внимания на требования открыть, максимально открутил вентиль с холодной водой и запихнул меня под душ прямо в одежде.
Я закричала не своим голосом, а бабушка с дедушкой заколотили в дверь так, что едва не сорвали её с петель. Мощный поток ледяной воды оглушил, и в какой-то момент я чуть не захлебнулась, но вовремя закрыла рот. Я больше не угрожала ему, не просила себя отпустить, а только выла – совсем как обезумевшее раненое животное. Воздуха не хватало, и я полностью сосредоточилась на том, чтобы не утонуть. Вода подо мной окрашивалась в грязно-серый, но думать об этом я была не в состоянии.
Пытка прекратилась так же быстро, как началась. Дэвид кинул в меня полотенцем, и я тут же в него завернулась, хотя даже развернуть его трясущимися окоченевшими руками было тяжело. От холода и шока зуб на зуб не попадал.
- Ты больной... – прохрипела я. Голос предсказуемо сорвался. – Психопат, иди лечись.. Отойди от меня.
- Не строй из себя жертву, - лишенным хоть сколько-то сочувственных ноток голосом сказал Дэвид. Я медленно выдохнула и промокнула лицо полотенцем, на котором моментально остались грязные следы. – Я знал, конечно, что ты манипуляторша, но такого даже от тебя не ожидал.
Я подчеркнуто не смотрела на него. Не хотела, да и страшно было. Вдруг снова взбесится.
- Ты можешь хоть попытаться представить, что значит – потерять дочь? – тем же тоном поинтересовался он. – А потом присутствовать на её опознании. Сильно сомневаюсь. Это именно то, что не забывается. Ни на секунду, ни на минуту, ни даже во сне – как ты правильно угадала там внизу. Это такая боль, которая не заглушается ничем. Никогда.
- Я тоже потеряла мать.. и отца, - глухо пробормотала я.
- Закрой рот! – рявкнул Дэвид. – Ты не чувствуешь и сотую долю того, что чувствуют они! Чувствовала бы – тебе бы и в голову не пришло этим манипулироть, чтобы уехать тусоваться. Понимаешь, не пришло бы! Это вообще не сочетаемые вещи! Поэтому не смей даже заикаться о своей утрате, или я за себя не отвечаю.
- Оставь меня в покое, - я притянула к себе колени и опустила на них голову. Потратив все силы на попытку освободиться от экзекуции, сейчас я не могла даже выбраться из ванны. – И не разговаривай со мной.
Я не смотрела на Дэвида, но знала, что он смотрел на меня. Думала, снова попробует что-нибудь сказать, но он не стал. Вместо этого он удивительно бесшумно для своих огромных габаритов вышел из ванной. Едва за ним закрылась дверь, я схватилась за края ванной и, не без усилий, сползла на пол. После ледяной ванны пол с подогревом казался едва ли не горячим, и я устало опустила на него голову. С тела и волос мелкими каплями стекала вода, но даже смотреть на себя в зеркало я боялась. Нужно было злиться на этого кретина-солдафона, но на это не оставалось сил. А потом я вдруг услышала приглушенный обеспокоенный голос бабушки за дверью.
- Зачем так жестко? – в первую секунду я решила, что она обращалась ко мне, и подняла голову. Но снова услышала голос Дэвида, правда теперь он был лишен резких ноток.
- Затем, что она открыто вами манипулирует.
- А если у неё будет травма? – поддержал бабушка дедушка, и я как можно тише поползла к двери. – Психика ведь и так нестабильная…
Они оправдывали меня? Несмотря на всё, что я делала, они все равно пытались меня защищать.
- Нет у неё никакой травмы, - раздраженно отозвался Дэвид, - и она крепче нас с вами вместе взятых. Просто привыкла добиваться своего… Мона, ну чего? С ней все будет нормально, ну не плачь. Я бы никогда не причинил ей настоящего вреда.
Тон его мгновенно сделался виноватым. Бабушка тихо всхлипнула за дверью, и я ощутила что-то вроде удара под дых. Внутренности скрутило, и я со всей силы прижала мокрые руки к лицу. Но это всё не шло ни в какое сравнение с тем, какой тварью я себя в тот момент ощутила. Дэвид полностью прав – я самая настоящая мерзкая дрянь, и полностью заслуживаю всех наказаний. Вместо того, чтобы заботиться о бабушке с дедушкой, я каждый раз находила новые способы, как бы посильнее их ударить. От осознания отвратительно лживой и лицемерной сущности, изнутри поднялась огромная волна отвращения к себе, и я просто заплакала. Без всхлипов, без надрывов и подвываний – заплакала п
о-настоящему, как не плакала уже очень давно. Слезы градом катились по мокрому лицу, и я с силой прижимала ко рту руки, чтобы по ту стороны двери никто ничего не услышал.
Мерзкая неблагодарная скотина, которая только и делает, что паразитирует на всех, до кого может дотянуться. К едкому отвращению примешалась позорная жалость к себе, и на полу ванной я свернулась в позу эмбриона. Притянула к себе колени и лежала так до тех пор, пока разговоры за дверью не стихли, а слезы не высохли сами собой.
Уже на подходе к Саду Мудрецов я заподозрил неладное: ни одного прохожего, абсолютная тишина. Когда же я вошёл в ворота Академии, опасения подтвердились: весь город собрался посмотреть это последнее сражение, в котором - и они это явно знали - заключалось куда больше, чем испытание на получение пояса сим фу.
Учитель стоял на возвышении за каменной площадкой, у левого края которой уже ждала Ким. В тёмно-синем свободном костюме, перехваченном в талии широким поясом, босая, с забранными в тугой узел волосами, она смотрелась более чем решительно. Я, слегка смущаясь, снял туфли у края площадки и ступил размякшими от прогулки стопами на разогретый солнцем камень. Собственный казённый костюм ученика Академии вдруг показался мне тесным и неудобным. Я глубоко втянул воздух носом и выдохнул через рот. Я справлюсь.
Учитель что-то говорил, очевидно, представлял сражающихся, а я смотрел в глаза Ким Сун. Они ничего не выражали, казалось, она полностью погрузилась в себя и тоже не слышит ничего вокруг. Но когда прозвучал сигнал к началу поединка, она ступила в круг без малейшего промедления и сразу пошла в атаку.
Первый удар пришёлся в корпус, не особенно сильно, не слишком чётко - она примеривалась, прощупывала почву, разминалась. Не было смысла вкладывать всю силу в первый же удар, чтобы потом обнаружить, что этого недостаточно. Она была умелым бойцом. Я увернулся, сделав полшага вправо, и атаковал с разворота ногой в центр корпуса - удар посложнее, но цель его та же - оценить маневренность и расстояние до противника. Ким вовремя вышла из зоны поражения, контратаковав ударом, быстро сокращающим дистанцию. Успев вернуться в исходную позицию, я блокировал предплечьем и почувствовал, как по руке огнём растекается боль: внешне изящный выпад содержал в себе огромную силу. Медленный вдох, резкий выдох, пауза. Боль ушла, дыхание восстановилось, и я внимательнее присмотрелся к Ким: встретив блок, она вновь ушла из зоны досягаемости, видимо, решив избрать тактику стремительных выпадов издалека. И действительно, она вновь пошла в атаку с дальнего удара, а затем срезу использовала связку быстрых коротких ударов на разных уровнях, от большей части которых я увернулся, остальные блокировал и ушёл вбок, атакуя с фланга. Я был более чем уверен, что использовать щитовые чары - ниже достоинства бойца сим фу, но у Ким на это счёт определённо было иное мнение. Когда я оказался на земле, толпа издала возглас - радостный или возмущённый, я не смог уловить, нужно было скорее подняться. Судя по тому, что Учитель не высказывал Ким своего недовольства, даже такое использование магии в поединке не возбранялось, и бой продолжался.
Ещё какое-то время мы кружили по площадке, обмениваясь время от времени коротким ударами и блоками, но мощных атак больше не предпринимали. Я лихорадочно соображал. Если атакую всей силой и даже попаду в неё, то нарвусь на щит и снова окажусь на земле, а больше такого допустить я не мог, ибо счёт вёлся как "два из трёх", а значит, права на ошибку у меня больше не было. Идей как заставить Ким упасть дважды, впрочем, тоже. И тут я понял, что она устала ждать. Каким-то десятым чувством я уловил напряжение пространства, лёгкое движение воздуха, когда соперница рванулась вперёд, атакуя с разворота в прыжке, сверху. Возможно, эта доля секунды меня и спасла, я прогнулся назад чуть ли не параллельно земле, но мощная волна силы - явно магической - продолжала давить мне на грудь, заставляя опуститься ещё ниже. И тут в сознании пронеслась картинка, короткий кадр - гнущийся под ветром бамбуковый стебель, каких я множество повидал по берегам здешней реки, на фоне плывущей по нефритовым волнам парусной лодки... И я понял.
Приложив огромное усилие, я стал медленно разворачивать корпус влево. Я уже прогнулся под натиском энергии, подобно бамбуку, теперь же мне нужно было спустить этот "ветер" по касательной и использовать его для перегруппировки и, возможно, даже контратаки. Медленно, трудно, но у меня получалось, и, наконец, напор исчез. Подхватив разбрызгавшиеся по камню отголоски этой силы, я вскочил и атаковал Ким. Такого поворота она не ожидала, и уже после третьего удара оказалась на земле.
Снова возгласы из толпы, и на этот раз я чётко расслышал в них радостные ноты - меня поддерживали! Воодушевлённый, я предпринял ещё несколько атак, но Ким теперь стала более осторожна и не подпускала меня близко, постоянно отступая по кругу. Мало того, я был уверен, что больше она не допустит, чтобы я воспользовался её же энергией и бить будет быстро и сильно. Однако она выжидала, искала брешь в моей защите. Я же тем временем размышлял, как отправить её в нокаут снова. Перебрав разнообразные варианты, я понял, что основной проблемой по-прежнему является щит. Что же я знал об этих чарах? "Защищают заклинателя от любых внешних воздействий, как физических, так и принадлежащих чужеродной магии (вот почему мой удар, подпитанный силой самой Ким, они пропустили). Энергию черпают из природного света, по механизму непрерывного потока." Вот оно! Солнце уже почти зашло, его оранжевый диск на две трети скрылся за холмистым горизонтом, а значит, скоро Ким придётся перенастраивать барьер на свет луны или звёзд. Конечно, это ослабит его лишь на несколько секунд, но если я верно выберу момент...
Ким меня опередила. Видимо, обрадовавшись найденному решению, я изменил позицию, за что и поплатился: жесточайший град ударов обрушился на меня словно из ниоткуда, и только благодаря доведённым до рефлексов постоянными тренировками движениям я избежал очередного падения, если не сотрясения мозга - пара ударов пришлась в район затылка.
Мы возобновили движение по кругу. Теперь передо мной стояла задача продержаться до окончательного захода солнца, не растеряв при этом остатки сил. И по возможности не выдав своих намерений противнику.
Я нападал, она отступала и атаковала в ответ. Краем глаза я следил за солнцем - медленно, очень медленно оно опускалось за холмы. Ждать оставалось недолго. Я сосредоточился на ощущении энергетических потоков, оставив задачу отражения атак выработанным навыкам боя. Мне нужно было точно поймать момент, когда щит ослабеет, и Ким, заметив это, снимет его для перенастройки. Впрочем, даже если не заметит, такой вариант мне тоже подойдёт – щит просто рассеется.
Блеснул последний луч, растворилась в лиловом небе алая закатная дымка, и едва уловимая оболочка вокруг Ким начала бледнеть. Я видел всё как будто в двух разных измерениях: вот при очередной смене стойки выражение её лица чуть меняется, дёргается мизинец на левой руке, сканируя защиту - и рука начинает двигаться вверх, растворяя щит. Сейчас!
Я рванулся вперёд, сосредотачивая в руке всю силу, чувствуя, как вибрирует воздух, рассекаемый летящей ладонью, как время будто замерло в звенящем вихре, как ещё не оформившаяся энергия барьера раздаётся в стороны под моим напором. Зрачки Ким изумлёно расширились, когда усиленный магией удар врезался в грудную клетку, сбивая с ног и опрокидывая на землю. Взметнувшуюся в воздух пыль унёс ветер, а вечерний воздух содрогнулся от ликования толпы, в котором восторг смешивался с удивлением.
Учитель вышел на середину площадки и, встав лицом к зрителям, поднял левую руку в знак моей победы. Я почтительно поклонился и повернулся к Ким, которая с трудом поднималась на ноги, чтобы по ритуалу повторить жест, но вместо этого внезапно ощутил резкую боль, полоснувшую по щеке, ослепляющую и забирающую сознание. Силуэт Ким, опирающейся на одно колено с протянутой в мою сторону ладонью и горящими от гнева глазами, чёрной тенью отпечатался на сетчатке.
Я свернул за угол, оказавшись на освещённой улочке, как вдруг услышал щелчок и звон стекла. Фонарь за моей спиной погас, я едва успел отпрыгнуть, чтобы не оказаться осыпанным острыми осколками.
А потом прозвучал крик.
На самом деле, его нельзя было соотнести с уникальным звучание тембра конкретного человека, крики человек почти всегда воспринимает одинаково, и интерпретирует одинаково – как предупреждение об опасности. Однако, из четырёх с половиной миллионов женщин в Тотенбурге, я безошибочно идентифицировал всего одну из них.
«Исенара» мысленно произнёс я и кинулся на противоположную сторону улицы.
Она стояла у каменной стены, боясь пошевелиться. Её руку крепко сжимал рыжий парень в форме патрульного. Я застыл, как изваяние, в первую секунду не понимая, что должен сделать.
- И кто тебя просил дёргаться, дура? – прошипел патрульный и обернулся ко мне. Глаза его тут же будто остекленели, - Хагенштрем? Ты что здесь делаешь?
Я прищурился, стараясь разглядеть парня сквозь запотевшие очки, как вдруг до меня дошло – Симус. Сын Освальда, известного дергийского хирурга, он же главная язва стоматологического факультета и совершенно непереносимый человек.
Многие дергийские студенты ездили летом работать в Тотенбург – здесь всегда нужны были «свои», готовые работать за не очень высокую плату, поэтому каждый желающий как правило легко находил себе место либо в патруле, либо в полицейских участках.
- Лучше отпусти её, Симус, - прошипел я, отчаянно стараясь не переходить на геройские интонации мачо из дурацких боевиков.
- С какой радости? Она нарушитель, раз вышла на улицу в неположенное время. Я имею полное право увести её в участок, но сегодня я добрый, и отпущу её, как только мы немного развлечёмся. Да, голубка? – он притянул её ближе к себе, - тебя я тоже могу задержать, но если ты уйдёшь прямо сейчас, я сделаю вид, что ничего не заметил. Двигай отсюда, Хагенштрем.
Исенара дёрнулась ещё раз и я, презрев законы логики и здравого смысла, кинулся вперед. Симус инстинктивно отпрянул назад, что, впрочем, было лишним, потому что я тут же споткнулся обо что-то твёрдое и распластался посреди дороги.
- Даниель! Ты не ушибся? – Исенара рванула было ко мне, но тот не позволил, снова дёрнув её на себя.
- Всё в порядке, - ответил я, понадеявшись, что в темноте моё пылающее от стыда лицо не было очень заметно. Я медленно поднялся и опустил взгляд вниз, на предмет, что стал причиной моего позорного падения – это был пистолет. «Герман-2977» - старая, но довольно толковая модель. Вероятно, это именно из-за него пострадал несчастный фонарь. По иронии судьбы, подобные часто использовались в тотенбуржских войнах прошлого века.
- О, очень мило, что ты подобрал игрушку нашей принцессы, - соизволил подать голос Симус, - верни её, пожалуйста, мне, не то поранишься.
Он, вероятно, давно уже смотрел на него, но я помешал ему поднять его – сейчас из-за Исенары он не смог бы сделать это так, чтобы я не заметил. Пожалуй, именно из-за этого он так отчаянно хотел, чтобы я ушёл. Я осторожно направил дуло пистолета на Симуса.
- Эй, Хагенштрем, ты местного виски перепил? Ты же не умеешь.
- Я думаю, что справлюсь лучше неё, - я кивнул на Исенару, которая в свете луны казалась даже не бледной, а почти белой, - отпусти её и я разрешу тебе уйти.
- Я запомнил её номер, Хагенштрем, - процедил сквозь зубы тот, - и твой тоже. Мне ничего не стоит сообщить о вас начальству, и выехать отсюда вы уже не сможете. Подумай, что ты теряешь. Если ты просто уберёшься оттуда, ты сможешь уехать просто завтра. Ты ведь не выстрелишь, Хагенштрем. Я же знаю.
О, я, пожалуй, мог бы. Мне кажется, я сделал бы это давно, если бы Исенара не была невольным свидетелем. Я не стал бы его убивать /хотя, видит Мортимер, мне хотелось/, я бы выбрал местом выстрела коленную чашечку, например. Он остался бы жив и даже почти что цел, но боль была бы адская. Настоящего оружия у патрульных не было – только дубинка на поясе, но он не стал бы рисковать и тянуться за ней сейчас.
- Она тоже сможет уехать. Я просто проведу с ней несколько незабываемых минут. Она просто не знает, от чего отказывается, - Симус ухмыльнулся, и эта его ухмылка решила всё. Если ещё две секунды назад я сомневался в том, что собираюсь сделать, то сейчас сомнений не было. Просто жуткая, страшная решимость и очень ясная голова.
Симус, очевидно, почувствовав перемену в моём состоянии, вновь подал голос:
- Ты ведь не станешь стрелять, Хагенштрем.
- Не стану, - согласился я.
И, преодолев короткое расстояние в два шага между нами, со всей силы ударил его пониже грудной клетки.
И тут Роджер резко подскочил, его глаза подернулись металлической пленкой, откуда-то ударил зеленый свет.
- Роджер не может, а я могу. – Роджер или Гарольд заговорил хриплым голосом.
- Не можешь.
- Могу. Я могу предложить тебе намного больше. Я могу тебе предложить весь мир. Ты заберешь самое лучшее из всех стран, все, что захочешь. Тебе будут доступны любые знания, любая магическая книга. Тебя никто не посмеет обидеть, твои единомышленники будут тебя на руках носить…
- А с чего ты взял, что мне нужен весь мир? Мне немного надо для счастья…
- Ты получишь все обсерватории мира после нашей победы и сможешь создать свою. Ты сможешь уничтожить все катки, нет ничего стыдного в твоей ненависти к этому дурацкому спорту. Ты получишь все конные школы мира. Все, что захочешь! А самое главное – у тебя будет нормальная семья, а не ненавидящая тебя мать и дурак-отчим. Никто не заявит, что ты лишняя или тебя не любят. Ты сможешь выйти замуж за любого понравившегося тебе парня, который будет носить тебя на руках и понимать тебя. Многого от тебя не требуется – тебе надо будет просто присоединиться ко мне.
С чего ты взял, что я хочу присоединиться к тебе?
- Ты же гениальная девочка, несмотря на мнение твоих учителей. Их, кстати, тоже не будет, если ты присоединишься ко мне. Ты умная, выберешь правильную сторону…
- Я свою сторону никогда не изменю. Я никогда не присоединюсь к тебе.
- Ты уверена? Подумай, ты сможешь отомстить всем обидчикам и получить свою нормальную семью! И любящего человека, который не будет судить тебя по внешности и пытаться изменить.
- Нет. Я давно не верю сладким речам.
- Ну и дура. Сама подписала себе смертный приговор, предательница.
В меня полетела струя пламени, опалив мне одежду. В последний момент я произнесла ответное заклинание.
Гарольд растерялся на полминуты, что дало мне возможность собраться. Я мысленно поблагодарила бабушек и Крона, которые настаивали на том, чтобы я занималась не только хрономагией, но и другими вещами, например, боевой магией. Пока Гарольд приходил в себя, я контратаковала.
Надо отдать должное Гарольду – он не истерил и не ошибался. Он не делал резких движений, не ошибался при произнесении заклинаний, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как изматывать его заклинаниями стихий.
Еще непонятно, где Трой и остальные. Прошло уже двадцать минут, но на острове никто и не появился. Мои силы таяли с каждой минутой, еще чуть-чуть – и меня можно взять голыми руками, причем мой враг это чувствует.
- Вот видишь, ты никому не нужна. Твоя семья на тебя плюнула, они даже не пытаются тебя спасти, хотя ты наверняка сказала, куда идешь. Я хотел дать тебе семью, но ты отказалась, потому что дура. Вот и умрешь никому не… Что это? – закричал Гарольд. - Эй, ты кто?
Я обернулась. Сзади стоял Эльдар и замахивался палочкой на Гарольда, отчего последнего трясло.
Адреналин, он закипает в моей крови, затуманивает мой разум, будоражит тело. После отправленной Глории «посылочки» я уже не могу спокойно сидеть дома, вынашивая очередной план, ноги сами несут меня к дому Хэмлоков, пока вампирша не додумалась сгрести детей в охапку и увезти подальше, где их никто не найдет.
Лофт Хэмлоков встретил меня запахом гари. Гены Мерриков решили вырваться наружу и Глория бесконтрольно поджигает все вокруг, надеюсь, своих детей тоже, это было бы отличным наказанием. Увы, дети оказались целы и невредимы. Тайрони пытался успокоить мать, видимо опасаясь оказаться подпаленным, младшая же Хэмлок выползла в коридор встретить меня. Инстинкты самосохранения в этой семье точно не развиты. Давно бы скрылись или наняли толпу телохранителей, но нет, они всеми силами упрощают мне игру. Беру малявку на руки и иду к дивану, где расположились Глория с сыном.
- Тебе понравился мой подарок? – Начинаю я светскую беседу.
- Да ты … - Но поток ругательств в мой адрес так и не звучит, потому что Глория замечает у меня на руках свою дочь. – Отпусти Киару, она же совсем ребенок. – Так вот как зовут малявку.
- Забавно, теперь ты пытаешься договориться, а раньше ты считала, что дети в ответе за своих родителей. – Поигрываю кинжалом возле шеи Киары.
- Я поумнела. – Голос вампирши звучит напряженно.
- Правда? А, по-моему, поглупела. Брось пистолет, парень, он поможет тебе не больше, чем твоему отцу. Я, знаешь ли, не один год тренировался ради этого часа. – Но он еще судорожней сжимает пистолет. Готов поспорить, он ни разу не стрелял, а тем более не убивал.
- Тайрони, опусти пистолет. – Говорит Глория. И сын подчиняется, даже пинает его в мою сторону.
- Вот и замечательно. – Ну надо же, это револьвер, как я сразу не заметил. Чтож, так будет веселей. – А теперь мы поиграем. Ты любишь игры, Киара? – Девочка, услышав знакомое слово, радостно кивает головой.
Я вынимаю из барабана половину пуль и кручу его. Направляю на Киару и стреляю. Щелчок, вопль Глории и детские хлопки в ладоши. Девчонка ничего не понимает, ей весело.
- А ты везучая. – Говорю я малой, она снова улыбается. – Теперь твой черед. – Восторг в детских глазах. Я зажимаю револьвер в детских руках, направляя на Тайрони, жму на курок. Выстрел. И он мертв. Девчонка визжит от восторга, она думает, это игра.
Я отвлекся, и яростный вопль Глории, ее молниеносный бросок застал меня врасплох. Ей удалось вырвать у меня дочь и кинуться к выходу. Я нагнал их на улице, одним прыжком преодолевая расстояние между нами. Тройным клубком мы прокатились пару метров, револьвер отлетел в сторону, но мне он не нужен, я могу одной рукой переломить тонкую детскую шею. Но он нужен Глории. Не стоит недооценивать разъяренных матерей. Она сделала молниеносный рывок вправо и схватила отлетевший револьвер.
- Игра закончилась. – Произнесла она. И выстрелила. В меня. Но ничего не произошло. Тогда она выстрелила снова. Прямо в висок. Себе.
Лучшие скриншоты среди начинающих (выбрать одного претендента)
1. Династия Хагенштрем: расцвет одного семейства
2. Bathory Legacy
3. Династия Донадо. История проклятых.
4. Сага о Брокенстоунах
Мастер скриншотов (выбрать одного претендента)
1. Slayer. Seven Sins
2. Династия де Лоран
3. Династия Тольди
4. Клан Ренкольн. Путь на Олимп.
Вам необходимо оценить выполнение каждого из заданий по шкале от 1 до 5, опираясь на следующие критерии:
идея;
техническое исполнение (мастерство постановки, обработки, использование реквизита и т.д.).
Таким образом, каждое задание может получить от 2 до 10 баллов в зависимости от качества выполнения. Ваша оценка задания должна выглядеть примерно так:
Голосование продлится до 9 сентября включительно. До этого времени вы можете подавать, удалять и изменять свои голоса.
Все вопросы можно задавать здесь или мне в ЛС.