Прежде чем выложу то, что некоторые из вас, а также мы с Аисгиль, ждали полгода, хочу сказать пару слов. Вчера сериалу исполнился год. Именно в эту знаменательную дату я и хотела выложить новую серию. И, наверное, только это желание помогло мне перебороть творческий кризис. Увы, но мы соу слоу... Поэтому ровно в срок опять не уложились. Но, собственно,
один год и один день тоже дата весьма ничего. Поэтому спасибо всем, кто терпеливо ждал, спасибо всем, кто меня упорно пинал, спасибо всем, кто мне по мере сил помогал. Ну, в общем, "пару слов" затянулись: )
Семь
До той ночи полагала, что мы с настоящим, чистокровным ступором знакомы. Однако только после изощренного самоубийства в исполнении Ивана я увидела лицо воистину отупляющего оцепенения. Мы друг другу взаимно не понравились.
Возвращаясь к моим баранам, иными словами к ведьмаку: добровольно пойти навстречу смрадным мертвецам — заслуживает премии, но не за отвагу, а за самую дурацкую смерть*. О чем Иван думал, осталось за кадром. Да и думал ли вообще? Я вот даже помыслить не могла, что он идиот — хотя, конечно, идиот, — голова просто не оценила такой феерический абсурд и поэтому отключилась.
И стояла бы я парализованной статуей до самого рассвета, пытаясь сойти за какое-нибудь особо вычурное надгробие, если бы не обещанный сигнал. Он донесся откуда-то из тухлого месива, и, что самое удивительное, голос ведьмака звучал вполне бодренько для человека, очутившегося в столь незавидном положении, и на предсмертные хрипы совсем не походил. Впрочем, было наивно рассчитывать, что это прибавит решительности. На смену полному бездействию пришли судорожные подсчеты: насколько быстро меня догонят и съедят, насколько окажусь вкусной и питательной. Между прочим, бабушка часто сетовала, будто я "ядовитый" человек. А старшее поколение, как известно, мудрое. В общем, я свято уверовала, что парочка упырей обязательно отравится. По крайней мере, теперь моя гибель выглядела более поэтично, с налетом героизма. Унесла с собой на тот свет вражину, без боя не сдалась.
Последним потрясением за те считанные минуты, бесспорно, был безумный план Ивана, который чудом, но сработал. Толпа нежити уже в полном составе переползла к дальней ограде кладбища, путь к дому освободился, а я... А что я? Я по-прежнему стояла на месте и переминалась с ноги на ногу, впервые один жалкий шаг вперед казался сродни шагу со скалы в бездонную пропасть. Страх и обреченность так свободно не забивались истеричными шуточками. Ведьмак точно бы съязвил и вытолкал пинками из круга, но вряд ли он меня видел... Да и я его не заметила, сколько ни оборачивалась.
Как все-таки решилась, не поняла сама. Наверное, что-то внутри вдруг достучалось до уснувшей храбрости. Тяжело вздохнув, переступила свечки и, плохо понимая происходящее, просто понеслась во весь опор. Я снова ни о чем не беспокоилась, немного похоже на ступор, но исключительно мысленный, потому что ноги не останавливались.
Дверь — по правую сторону от окошка с призрачной гардиной — нашла на автомате, будто я вовсе не я, а кто-то другой управлял телом. Открыла, потом захлопнула тоже механически. И на табурет в углу уверенно уселась, не оглядываясь, словно наперед знала, что он там, приготовлен специально для меня. И страшно-то не было все это время. Зато позже...
Мне стало страшно. Неимоверно. Сразу как осмотрелась и полностью осознала, где нахожусь, как вернулись мысли. Подобного ужаса не испытывала никогда раньше. Я сидела на колченогом табуретике так, чтобы следить за возможными источниками неприятностей: окном, дверью и пробоиной в стене напротив нее. Но, как ни крути, пристальное наблюдение казалось бессмысленным, я боялась обернуться: вдруг в углу за спиной и притаился тошнотворный упырь, тянущий ко мне свои гнилые руки.
Темный зев камина, укутанный мглою закуток за пыльным, мутным зеркалом, щелочка между стенкой и поваленным на нее пожелтевшим, в странных пятнах матрасом... Я ждала отовсюду и видела везде, чутко вслушиваясь в тишину. Она давила, угнетала, била по ушам сильнее, чем раскаты грома.
Вспомнился вычитанный рецепт от трусливости. Усердно представляла себя воинствующим ниндзя, который мастерски отшибает голову любому обнаглевшему трупу, решившему пролезть в убежище. А легче-то не становилось.
Так и сидела, успокаивалась, минуты шли, ровным счетом ничего не происходило. До сих пор было неуютно, благо, страх изводить с прежней силой перестал. Я думала. О разном.
Например, тесная комнатушка выглядела немного обжитой.
Матрас, зеркало, табуретка, шторка, горшок с какими-то увядшими цветочками — при общей капитальной разрухе эти вещи выделялись, за прошедшее время их бы тысячу раз утащили, сожгли или испоганили. Видимо, дети устроили тайный лагерь — их же привлекают пугающие развалины с сомнительным прошлым. Мог и какой-нибудь деревенский безобидный пьянчуга облюбовал тихое местечко для уединения с бутылкой после ссоры с женой. Или преступник в бегах, кто ж его будет искать в полуразрушенном доме у кладбища? Во всяком случае, меньше всего я хотела неожиданного возвращения "хозяев" сей распрекрасной ночлежки. Они бы мне обязательно разрыв сердца обеспечили. Пропали — и ладно, проблемой меньше.
Еще время, коварное время, текло медленнее некуда. Я не знала, когда наступит спасительный рассвет. В жизни не подсчитала бы, сколько просидела: час или два — и как давно Иван отбивается от упырей и вурдалаков. Или его косточки уже обгладывают где-нибудь в лесу?..
А ведь меня до сих пор преследовала навязчивая идея ему понравиться. Я всячески отрицала эту слабость и оправдывала сама себя. Но с истиной спорить бесполезно, особенно когда ты болезненно осознаешь ее где-то в ларчике души, который просто не желаешь открывать. Не желаешь выпускать на волю тягостную исповедь мыслей. Наверное, потому что тогда ты будешь выглядеть слабым и уязвимым? Даже в собственных глазах?
— И правильно, не стоит в таком признаваться,— напевно проговорил кто-то, кажется, справа.
Я сообразила, что давно прекратила наблюдать за комнатой, меня больше интересовали свои размышления... и пол под ногами, который я с неподдельным интересом изучала буквально секунду назад.
Тревожно встрепенулась. Было пусто.
— Поздоровайся что ли, как подобает.
Голос исходил от зеркала! Вопреки всем доводам разума я подскочила прямиком к нему и тщетно попыталась рассмотреть в замутненной глади что-то необычное. Сначала увидела лишь себя, следом приветливые звезды – в потолке зияла дыра. Наконец, старую-новую знакомую. Сердце пропустило удар.
За моей спиной стоял голубой стыд с полянки, она же русалка, собственной персоной. Мое замешательство не передавалось словами, матерными в том числе.
— Не ждала гостей? — очаровательно улыбнулась нежить.— А я вот по делу.
Она стояла вплотную, и я боялась пошевелиться, спиной сквозь платье чувствовала исходящий от нее холод. Пробирало до костей, до каждого суставчика.
— Тебя не удивляло, что он согласился помочь даром? Что он вообще стал тебя спасать?
Я молчала, сжав зубы.
— Думаешь, ведьмак — принц на белом коне, готовый подать руку каждой несчастной девушке? О чем я! Безусловно, ты так думаешь. И ошибаешься, он тебя использует. Чтобы избавиться от зеркала.
— Но он сам уговаривал пойти на кладбище...— растерянно пробормотала я, но тут же взяла себя в руки. Негоже с какой-то наглой девкой сюсюкаться.— Тебе-то, гнилью болотному, откуда знать?
Вот с упырем любезничать даже не подумала бы и скорее бы сделала ноги. Но русалка на ходу не разлагалась и поэтому после увиденного на кладбище почти не пугала. Тем более, баба, пожестче с ней надо.
— Глупая, ты просто ходячая неприятность,— захохотала мертвячка, словно не заметив мой последний вопрос.— Если бы ты не заглядывала в зеркало, он бы забрал его и сходил сам. Но теперь ты нужна для обряда, нужна, чтобы разрушить твою связь с осколками. Он спасает свою шкуру и делает это на удивление грамотно и внимательно.
Чем Ивану помешало битое стекло, тогда не представляла никак.
— Жаль, но прилежные старания не оправдаются. Кое-чего он не учел.
— Чего?— осторожно уточнила я и затаила дыхание.
Конечно, русалка настолько опрометчивой не казалась, но попытка — не пытка. Не сводя с ее отражения испытующего взора, я ждала ответа.
— А ты проста и наивна, как ребенок. Надеюсь, это лишь побочный эффект, иначе мне стыдно...
С чего русалке могло быть стыдно за меня?
— Но мы заболтались,— продолжила нежить, все так же радостно улыбаясь.— Скоро уже вернется наш... принц.
— Я же обещала, что он тебе патлы повыдергивает,— злобно прошипела я в предвкушении.
— Ой ли? Неважно, скоро увидимся снова, красотка. Потанцуем,— русалка многозначительно подмигнула и отступила.
От облегчения я чуть не уселась на пол перед зеркалом с размаху, но все-таки хватило сил отойти и рухнуть на стул. Куда пропала русалка, не разобрала, но почему-то не сомневалась, что та ушла, по крайней мере, пока. Я мелко подрагивала — жутко замерзла, пока гадина стояла над душой, чуть ли не в прямом смысле этого слова. И заронила же подозрения, паразитка, осадок остался. Вконец нежить обнаглела: лезет не в свое дело, поучает, хамит, настроение портит. Точно долго полынью по щекам не получала.
А с Иваном я твердо-натвердо решила поговорить. И он себя долго ждать не заставил. Почему-то треволнения за его непокусанность испарились сразу же после разговора с русалкой. В том, что ведьмак жив и здоров, я убедилась мгновенно.
Он шумно ворвался в комнатушку без рубахи, почти что сияющий.
Тут-то меня и накрыло...
*Такая премия реально существует, она называется премия Дарвина.
Зеркало важнее
Линейный вид
