Ханна редко проводила каникулы дома и теперь не могла избавиться от тихого чувства вины, видя все перемены, что раньше лишь чернели в строчках многочисленных писем. А перемены были, и не только в цветении сада, расположении мебели или новых снимках в фотоальбоме. Словно серебряный ветер пронесся над маленьким особняком, едва коснувшись обитателей – стала чуть тоньше и сумрачней Рената, и Лизелотта теперь дольше расчесывала побелевшие кудри, что густой снежной волной заливали плечи.
Гэбриел все так же белозубо улыбался, крепко обнимал дочку и звал ее на рыбалку к заливу в ближайшие выходные.
Лето набирало силы, лето наливалось яблоневым цветом и солнечным соком, лето жило и торопило жить. Ханна вставала поздним утром, щурясь, глядела на развевающиеся белоснежные занавески, на стелящийся по полу покрывалом прозрачный свет и понимала, что ее свадьба и впрямь может состояться только этим летом. Именно так, и никак иначе.
Говорят, обстоятельные молодые пары накануне свадьбы начинают планировать детскую.
Ханна и Рокэ предпочли биллиардную.
Спешно пристроенная на третьем этаже комната смотрелась на редкость нелепо, однако упомянутую молодую пару это не смущало. Помещение пока пребывало в ураганном беспорядке – обычном последствии спешного обустройства. Пустовал примостившийся в углу буфет и зияли оставшиеся без занавесок окна, но гитара Рокэ и приобретенный в непонятном порыве микрофон Ханны уже заняли свое законное место (на вопрос, зачем упомянутый микрофон вообще понадобился контрабасистке, не смогла внятно ответить даже сама контрабасистка). В старом музыкальном салоне инструменты бы попросту не поместились, да и не смотрелись бы они рядом с белоснежным венским роялем, свечными канделябрами и массивными рамами зеркал.
Сквозь распахнутые широкие окна в новоявленную биллиардную лилось солнце, захлестывая ковер и кресла, высвечивая и делая какими-то необыкновенно белыми босые ножки Ханны.
Она пребывала в том неповторимом ослеплении, когда весь мир кажется лишь отражением твоей собственной любви. Все, что не касалось ее вовсе, терялось где-то в тенях. Играя с родителями в биллиард по вечерам – Ханне не терпелось поскорее доказать увлекательность этой игры всем знакомым – она говорила о том, какой замечательный у Рокэ голос. Ей казалось, что это не может их не интересовать. С кием девушка обращалась определенно хуже, чем со смычком – захлебнувшись собственными словами или увлекшись неожиданными мыслями, она нередко промахивалась, не рассчитывала сил, пропускала удобную позицию. Впрочем, Ханна никогда не отчаивалась – ей нравился сам процесс, нравился запах мела и звонкий стук шаров друг о друга. Ей нравилось наклоняться к зеленому сукну стола и откидывать волосы со лба перед тем, как прицелиться.
… Смерть Ренаты была похожа на полынный глоток, отравивший душистый медовый отвар. Можно было бы сказать, что она мечтала о таком уходе – в зеленом саду, в звенящий, жужжащий, жаркий летний полдень – если бы она вообще о нем мечтала. Впрочем, это было определенно лучше, чем угаснуть в затхлом сумраке спальни - должно быть, Рената поблагодарила бы судьбу, если бы успела…
Застывшая на могиле фотокарточка – вдова в траурных шелках, скорее белокурая, чем седая, нервно теребит жемчужную нитку – казалась невыразимо трогательной.
Подготовка к свадьбе захлебнулась сама собой – устраивать сверкающий праздник на сотню гостей в почерневшем от траура доме казалось если не кощунством и пиром во время чумы, то очень дурным тоном. Тихое бракосочетание прошло в один из дней золотого августа, когда лето уже клонилось к закату. Праздничный стол накрыли под яблоней, и полы белой скатерти плескались на ветру свежими парусами.
Ханна нервничала и теребила локон, а Рокэ… Рокэ оказался в своем репертуаре.
Впрочем, это был тот редкий случай, когда наряды жениха и невесты подходили друг к другу идеально.
Солнце припекало, пылающие щеки и прилипшие ко лбу пряди Рокэ выдавали некоторое неудобство, но зеленые глаза смотрели предельно серьезно.
После нескольких тостов и бокалов шипучего шампанского молодожены проиллюстрировали все разговоры о легкомысленности и инфантильности современной молодежи сразу – оставили немногочисленных гостей на попечение родителей и отправились на задний двор рвать с кустов землянику и биться подушками до первых перьев.
Некоторые высказывали предположения, что решение новобрачных спешно отбыть в свадебное путешествие следующим же утром было на самом деле стратегической попыткой коварно избегнуть мытья посуды. Но эти клеветнические инсинуации, конечно же, ничем не подтвердились. По крайней мере, лица у обоих были очень честными.
Первым незабываемым впечатлением от знакомства с северной Азией для них стал поиск больницы – местные пчелы отчего-то категорически невзлюбили Рокэ. Ожидая у двери кабинета, он шептал что-то про застарелую вражду.
Впрочем, остальные две недели отдыха прошли без особых происшествий. Рокэ и Ханна сплавлялись на лодке по бурным рекам, ездили к хрустально-снежным вершинам гор, азартно разбирались в правилах маджонга и с некоторой опаской пили чай с шелестящим названием. Но от пчел все-таки старались держаться подальше.
Всем местным, кто готов был слушать, Ханна описывала хитросплетения закулисных интриг, кипевших в университетском театре. «А хор! Вы не представляете себе, что это за террариум…».
Лето кончилось, и взметнулась, завертелась золотым вихрем осень. Ханна ринулась в этот водоворот возможностей и встреч, и чьи-то телефонные номера и далекие адреса зашелестели листьями под ногами. Она жадно просматривала газеты и вытрясала душу из знакомых, листала соответствующие разделы и давала объявления сама. Она ездила на прослушивания, всякий раз садясь в автобус преисполненной решимости. Вскоре ей удалось получить место в оркестре недавно открывшегося театра, репертуар которого состоял из оперетт, мюзиклов и современных пьес.
Ханна выходила к гостям в белом хитоне, который шел ей необыкновенно и придавал какую-то поэтичность ее фигурке юного жеребенка. Она разливала по бокалам шампанское, смеялась, необыкновенно быстро поддавалась уговорам «что-нибудь сыграть». Пресловутая биллиардная скоро оказалась заполнена самыми невообразимыми инструментами – от невинных ксилофонов до монструозных гитарных установок, к которым и Ханна, и Рокэ питали особенную нежность.
В семейном альбоме вместо фотографий семейных обедов и прогулок алели снимки коралловых рифов.
Несколько лет пролетели ослепительным росчерком. Путешествия и музыка, любовь, огонь, шампанское, алеющие в волосах цветы тропических берегов, стылая голубизна горных озер, нежность лепестков сакуры и цветущей вишни…
Ханна не могла точно назвать день, когда изменилось все.
Комбинированный вид
