Любит - накрашенных личностей с логическим складом ума Не любит - толстых Жизненная цель - наука Характер:
неряха - 6
интроверт - 4
созерцатель - 7
зануда - 3
зараза - 5
Война забрала у меня все, страну, любовь, семью, Короля. В той войне не было ни романтики, ни великой цели. Кругом и всюду был только долг. И каждый из нас был ведом только долгом. Воины шли за нашим Королем, и я шел среди них. Я – оруженосец Короля, второй сын графа фон Вальде. В тот день, когда наша последняя атака захлебнулась в крови и таком же алом закате, я стал рыцарем и графом на последние пару минут. Мой отец, старший брат и два младших погибли на первой линии защиты. А мой Король опирался на мои плечи, едва переставляя ноги, и харкал кровью. Посвящение в рыцари было торопливым и, наверное, бессмысленным. Но кто я такой, что бы судить о деяниях Короля. Он знал, что все кончено и потеряно, он упорно впивался пальцами в землю, когда ноги не выдержали и мы повалились. Король притянул меня к себе последним рывком, сухими, обветренными, окровавленными губами яростно прохрипев мне на ухо «дождись меня». Его глаза закрылись и лицо разгладила печать смерти за несколько мгновений до того, как наш мир поглотила Мгла. Полог шатра рвануло и сорвало. Перед глазами мелькнула черная сталь. Больше не было заката. Пара мгновений, только на то, что бы обернутся. Обернутся и почувствовать, как наваливается всепожирающая Тьма. Едва успевая осознать, что теперь ничего нет. Нет замка фон Вальде на зеленых холмах среди алых гранатовых рощ. Нет дома. Нет родины. Нет прекрасных серых глаз, что провожали на войну. Резко и зло, на долю секунд всколыхнув давящее марево темноты взвыл где то последнее заклинание безумный и отчаянный маг.
Все исчезло, утонуло, погибло.
Только вспыхивает в груди сердце и с губ срывается дикий, безмолвный крик. Во Тьме нет ничего.
“Аристократическое самообладание” (“Noble Composure”)
Баллов: 1
-Все 10 поколений не имеют права заснуть на полу ,или справить нужду туда же. Младенцы, малыши и гости попадают под это ограничение. Сон лицом в тарелке не считается нарушением.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к культуре 10 до того, как станут пожилыми. “Писатель” (“Storyteller”)
Баллов:1
-По крайне мере один роман должен быть написан каждым поколение династии, кроме 10-го. Неважно,какого качества роман. Вы должны написать историю своей семьи. “Бесстрашный”(“Fearless” )
Баллов: 1
-Вы должны всегда разыгрывать карточки шанса.
-При поломке электропредмета его должен починить сим из семьи.
-Нельзя приобретать сигнализацию в дом или машину.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к преступности 10 до того, как станут пожилыми
Примечания: не подпускайте к поломавшимся электропредметам наследника. Чтоб починить неопасный предмет(душ, засорившийся унитаз) можете вызвать мастера. “Одна дорога” (“One way street”)
Категория: ограничения
Баллов: 1
-Сим не может использовать эликсир жизни.
-Эликсир из коровы может использоваться.
-Можете использовать эликсир жизни для зарабатывания баллов.
Enlil, ну, я понимаю, что кое-кто приличный тормоз, но мне совсем не хочется оправдываться. лучше я тебе, хотя бы чуть-чуть, расскажу что думаю.
Последний отчет Виза, хотя и повторяет название многих наследников фон Вальде, но является этаким настоящим прощанием. Конец его, драматичный и даже возвышенный, очень качественно сыграл на эмоциях. Здесь одновременно ушла навсегда прекраснейшая из выдающихся Янтарная Львица, попрощался с нами Визерис, который только теперь, в конце своего пути (перед читателями, я имею в виду) получил свое истинное восхитительно-загадочное "истинное" имя - Забвение Вышины. Это, без всяких сомнений, отчет грустный.
Но, мог бы быть он и еще грустнее, если бы не прелестная малышка Сатин и ее крепкая хватка, которые не только спасли Реми, но и подарили ей то самое, высшее счастье. Ведь может ли быть для нее, хрупкого нежного хрустального цветочка, с едва ли не первой минуты по-настоящему полюбившей Визериса, что-то лучше, чем его искреннее "люблю"? Можно знать, можно чувствовать, но ничто не заменит слов, сказанных вслух. И все теперь спокойны, ведь Цветочек искренне счастлива
Сатин же, маленькое очарование, замечательна не только в сцене со спасением собственной матери, но и в той, где в своей фейской розовой юбчонке отважно мутузит грушу))) Визерис определенно всесторонне развивает ребенка! Нельзя его не похвалить, ибо зная фон Вальде - путь ее простым не будет.
И я даже заполню тебе анкеточку!
1. Наверное, описание магического мира, особенно все дела с Академией, ибо получилось действительно шикарно. И, конечно, все междинастийные связи-отчеты, при чем как участвовать в них, так и читать!
2. Все любят отчеты почаще, но трудно упрекать авторов(
3. -
4. В этом поколении, как раз, все стало более понятным, чем раньше!
5. Нечего тут гадать, ВСЕ!
6. Я все еще люблю Рокэ, хотя Равэнне и Виз могут составить конкуренцию. И дарк!Гед, конечно же!
"СКАЗКИ" - я не могу не писать это капсом! Ну потому что это не просто какие-то сказки, а самый настоящие СКАЗКИ. Я влюбилась в клип, в рисунки, в идеальное их сочетание с музыкой и текстом, в сюжет, который объясняет все то, что оставалось не совсем ясным, затерянным в многочисленных нитях сюжета и разорванным на части в повествовании. Эна, это ШИКАРНО - аплодирую стоя!
И тут же я скромненько хочу отметить прелесть нового оформления, которое красиво по центру теперь, а так же шикарно блистает полным набором уже из целых семи наследников и наследниц (ну неужели во множественном числе!). Не помню говорила ли я тебе, но вроде бы я только сейчас уловила замечательнейшую смену заглавных картинок отчетов на самых разнообразных драконов - так в стиле и в теме всей династии.
Ну и вот она, красавица Сатин и первый ее отчет.
Что ж, здесь мы познакомились немного с ее отнюдь непростым нравом, а кое-кто и с нелегкой ее рукой Визерисовое воспитание прет как сорняки на грядке, неприкрыто и вызывающе, сдается мне Реми не выходила бы из обморока, узнай обо ВСЕХ приключениях дочурки. Что на самом деле справедливо и к Урсуле с Гедом, который абсолютно солидарен с кузеном Визом относительно явной ненужности некоторых сведений для жены. Особенно, для жены в таком положении, хотя беременность, даже в таком возрасте, Реми все равно очень идет))
Сатин, хотя и ведет жизнь весьма активную, полную самых разнообразных знакомств, показалась мне все-таки немного по-отшельнически отстраненной, словно смотрит на мир сквозь немножко мутную пелену, одновременно участвуя и не участвуя в веселье. Ну, впрочем, с этим можно и поспорить, вспоминая диалог о булочке:
Цитата:
Сообщение от Enlil
Папа выходит, галантно открывает дверь заднего сиденья и терпеливо ждет, пока я затолкаю на заднее сиденье Клариссу. Она потягивается и вольготно откидывается назад, почти сразу засыпая.
- Булочкой отравилась, - поясняю я папе, садясь рядом с ним. Он смотрит в окно заднего вида и интересуется.
- И сколько градусов было в этой булочке?
Я улыбаюсь самым краешком губ, мысленно прикидываю, сколько должно бы выйти в совокупности.
- Что-то около тридцати.
- Полагаю я скоро получу счета и убежусь, что булочка была высшего качества?
На самом деле приятно видеть Визериса таки заботливым папочкой, хотя ох, долго и труден был путь к этому! Ну, а малышка (хмммм...) Сатин только начинает свое путешествие, продолжение которого мы ждем очень и очень!
Enlil, пыщ-пыщ, любовь моя! Наконец-то я приперлася!
Дай-ка для начала анкетку заполню, а то мысли в кучу не соберу...
1. Что понравилось больше всего.
Спросите, называется, что-нибудь полегче!
Безусловно, Мордред - ты меня поняла))
Реми - милая, нежная и хрупкая... такая, такая... необыкновенная, что слов моих нет. Визерис - ты умничка, что допер, какая она у тебя прелесть.
То, что Визерис с возрастом до многого допер и вообще стал прекрасным мужчиной.
Дружба с семьей Абрахаймов - так прям видно, что он у них душой отдыхает, просто мимими.
И... хихихи... что там дальше будет у Морриган с рыцарем?))
2. Что не понравилось.
Смеешься? Нет такого.
3. Что напрягает.
Ни-ча-во.
4. Что осталось непонятным.
Да вроде все, наоборот, встало на полочки, плюсую к Софи...
5. Чего хотелось бы увидеть в дальнейшем.
Всего! И всех! И побольше, побольше!
А главное - МАГИЮ!!! Именно так, ибо мир фон Вальде столь потрясающе магичен, что я захлебываюсь слюной от восторга. Темное тяжелое волшебство, похожее на дорогой тяжелый темно-красный бархат, пронизывает все поколения, и это прекрасно.
6. наиболее понравившийся персонаж уже пяти поколений рода фон Вальде
Мммм... не знаю, не знаю. Всех люблю... но... лорд Аствелл, позволите пригласить вас на танец?))
А теперь - поприветствую Сатин!
О, как она прекрасна. Самая настоящая юная принцесса, чуть надменная, с большим чувством собственного достоинства и при этом - умеющая повеселиться как следует. Прелесть! С интересом буду следить за нею))
Бесконечное спасибо всем тем терпеливым и самоотверженным лличностям, которые терпят, читают нас, да еще и комментируют, несмотря на мои периодические загулы)) я вас всех безумно люблю, вы в курсе, да)))
И мы все таки тут, с новым отчетом, многими буквами и рейтингом))
Сатин - 16 лет. Исенара - 3 мес.
- Агу, - вдумчиво говорит мне крохотное, очень серьезное существо в кроватке. - Агуагу, - добавляет оно и, неожиданно, улыбается. Я не понимаю, что оно подразумевает, но, на всякий случай, соглашаюсь. Диалог у нас пока не вяжется, но эдак через год, думаю, это будет исправимо.
Сестренка заразительно смеется во всю свою крохотную мордашку и хватает меня за оставленный без присмотра палец. Я фыркаю, щекочу голое пузико и, невольно смеюсь вместе с ней.
У Исенары янтарно-карие глаза - мои - папины - бабушкины, и очень светлая, нежная кожа - совсем как у мамы. Ей три месяца, в ее глазах ни проблеска мысли, зато они полны безмерным, всепоглощающим доверием и любовью к миру.
Она милая - считаю я, но памперсы ей меняет мама.
Абрахаймы - практически вторая семья. Они не заменяют мне родителей, никогда не могли заменить, слишком велика разница между нами, но, несмотря на это, они относятся ко мне с поистине семейной теплотой и фамильярностью. Лет пять назад в этом доме было куда более шумно, как бывает, когда поблизости обитает пара мальчишек-подростков. Но старшие братья Клариссы - двойняшки Морис и Густав, уже несколько лет появляются в отчем доме только по большим праздникам. "Студентом не до стариков-родителей" - с грустной нежностью говорит миссис Абрахайм и я очень надеюсь, что у мамы при мысли обо мне, никогда не будет таких глаз.
- Сегодня на ужин будет лосось в овсяной панировке, - говорит тетя Роксана и вручает мне стопку тарелок, их нужно расставить на столе. По пути из столовой обратно на кухню мне встречается мистер Абрахайм, вооруженный плюшевым медведем. Выставив его перед собой словно щит, он надвигается на меня с видом решительным и заговорщицким.
- Сатин, - говорит он, драматически понизив голос. - Этого медведя я, так сказать, реквизировал во время командировке в Винчестере.
Я скептически выгибаю бровь. Я не очень в курсе деталей работы дяди Арама, но лично папино "реквизировал" обычно сопровождается массовыми разрушениями. Именно поэтому, как я подозреваю, до сих пор не достроили многострадальный веронский порт. Время от времени, как правило после очередного, особенно удачного, "реквезирования", папу на ковер в ратушу вызывает мэр. О чем они говорят - неизвестно, но до сиз пор ему как то удается убеждать тетю Джульетту, что, если бы не его титанические усилия, толпы нежити давно бы заполонили Верону и сожрали всех избирателей.
- По слухам, - продолжает дядя Арам, - он принадлежал самой Марии-Антуанете и был обагрен ее кровью на эшафоте.
Я не уверена, что Мария-Антуанета стала бы брать с собой на эшафот плюшевого медведя. На нем нет кровавых пятен и я сомневаюсь, что палач, сразу после обезглавливания королевы, сдал медведя в химчистку. Медведь выглядит старым, эдак лет на пятьдесят, но никак не на две с лишним сотни. Но я не спорю, покладисто впечатлившись и шокировано округлив глаза.
- Арам, ради Бога! - отчаявшись меня дождаться, тетя Рокси сама отправляется на мои поиски. - Что за ужасы ты рассказываешь перед ужином?! Сатин, солнышко, не слушай его. Лучше сходи наверх, позови к столу.
Она забирает у меня оказавшуюся лишней тарелку и, стоит ей отвернуться, дядя Арам подмигивает за ее спиной.
- Потом еще поговорим, - шепчет он. - Я положу его рядом с твоей сумкой. Передашь отцу? Уверен, он будет в восторге!
Я в родительском восторге, как в отцовском, так и в материнском, тоже нисколько не сомневаюсь.
В доме Абрахаймов три этажа. На первом - кухня и гостиная, на втором - спальни родителей, Клариссы и Мориса, на третьем, под самой крышей - спальня Густава и мастерская. Комнаты мальчишек сейчас пустуют, а в мастерскую поднимается только Кларисса, дабы на холсте и бумаге творить свои картины.
На втором этаже тихо. Мягкий персидский ковер проглатывает звуки шагов. Спорить готова, что на нем тоже убили какого-нибудь перса, после чего дух убиенного вселился в ковер, творя всяческие злодеяния, и дядя Арам вынужден был его реквизировать. Но я не чувствую ни страха, ни трепета, я привыкла. В особняке фон Вальде тишины и призраков в избытке.
- Лара? - толкаю дверь Клариссиной комнаты, но в ней пусто. Я слышу шорох и глухой стук по соседству, в комнате Мориса. Без понятия, что она там забыла, но мне сказано позвать и привести, и я полна решимости выполнить возложенное на меня поручение.
- Лар, нас ждут к столу, - я смело шагаю, распахивая дверь, и недоуменно замираю на пороге. Мы с Клариссой не виделись минут двадцать и я не уверена, что за это время она успела столь разительно измениться. Бледная спина, острые лопатки, стриженный шатенистый затылок. Он оборачивается и смотрит на меня спокойными серыми глазами. Ему лет семнадцать на вид, он не красавец, но весьма неплохо сложен. А еще он стоит передо мной в одних трусах и я вижу его впервые в жизни. Клариссин хахаль? Вор? Маньяк? Мысли проносятся в голове, практически не останавливаясь. Вряд ли Кларисса бросила бы практически голого ухажера в доме с родителями. Вряд ли бы вор полез в чужой дом голым. Вариантов остается немного. Невольно всплывают папины инструкции "маньяка нужно бить в глаза, горло, а потом засветить каким-нибудь атакующим заклинанием". Нас с незнакомцем разделяет метра два и быть в глаза и горло с такого расстояния непродуктивно. Но зато прекрасный шанс испытать папин любимый "огненный смерч". Ладонь начинает теплеть, пробегают по пальцам пламенные змейки. Но столь решительные действия требуют максимальной определенности.
- Прощу прощения, - чопорно осведомляюсь я спустя добрую минуту гробового молчания. - Вы маньяк?
Я вижу, как у него дергается уголок глаза, но лицо остается непроницаемым.
- Нет. А вы?
- Я - нет, - с достоинством вскидываю подбородок и парень кивает.
- Хорошо, - вкрадчиво одобряет он. - В таком случае вас не оскорбит, если я одену штаны?
Он кивает на стул. На нем и правда висят аккуратно выглаженные серые брюки, рубашка, зеленая кофта.
- Нисколько. А должно?
- Не имею понятия. Это вы вламываетесь в чужие комнаты к полуголым парням.
На миг я чуть не задыхаюсь, то ли от возмущения, то ли от восхищения столь вопиющей наглостью.
- Могу я узнать, что вы делаете в чужой комнате в таком виде? - не сдаюсь я.
- Переодеваюсь. По крайней мере пытаюсь. Кажется вы говорили, что нас ждут к столу.
- Да, - подтверждаю я. - Сегодня на ужин лосось в овсяной панировке, - гордо сообщаю я, после чего разворачиваюсь и покидаю комнату, преисполненная независимости и чувства собственного достоинства.
В столовой сногсшибательно пахнет жареным лососем и приправами. С выпечкой у тети Роксаны не очень, но рыба всегда получается сверхъестественно вкусно. Не иначе как на запах, все сползаются к столу, и последним появляется давешний маньяк. На этот раз полностью одетый, и даже в тапочках - умилительных лиловых собачках. Мисисс Абрахайм его появление не удивляет и ничуть не смущает, и я тоже делаю как можно более невозмутимое лицо.
- Милый, ты задержался, - ласково попрекает она, и маньяк виновато улыбается в ответ.
- Извините. Я... - он даже не косится в мою сторону, но я, делая вид, что все мое внимание поглощено единственно лососем, чувствую, как начинают у меня гореть уши. - Я пришивал пуговицу.
Я невольно бросаю на него короткий взгляд, и не вижу на всей его одежде ни единой пуговицы. Но серые глаза настолько честные и уверенные, что никому и в голову не приходит усомниться.
- Сатин, познакомься, это Алистер! - щебечет Кларисса, вынуждая меня таки повернуться к парню. - Он к нам по обмену опытом приехал и будет жить у нас. Алистер - это Сатин. Она моя сааамая лучшая подруга!
Я очаровательно улыбаюсь, мол оно самое я и есть, и Алистер улыбается едва ли менее мило.
- Рад знакомству с самой лучшей подругой Клариссы.
- Безусловно, это взаимно, - цежу я сквозь улыбку. Мы улыбаемся друг другу, а Кларисса сияет, как начищенная кастрюля и смотрит на него затянутыми мечтательной поволокой глазами, словно обкурившаяся валерьянкой мартовская кошка.
После ужина мы стаскиваем подушки и пледы в мастерскую, запасаемся какао и печеньем, и со всем комфортом располагаемся перед стареньким, доживающим свой век телевизором. Алистер, чуть помявшись, поддается уговорам Клариссы и составляет нам компанию, скромно пристроившись у стены. Мы смотрим хит этого года - сериал "Вступившая в бой: Цветок Страсти", фильм, в общем то не новый, но докатившийся до Соединенного Королевства только нынче, и быстро завоевавший себе неимоверное число фанатов. Оригинальное название сериала - лаконичное "Антония", и чем руководствовались отечественные профи киноиндустрии, для глупых британцев адаптируя Антонию в претенциозный "Цветок Страсти" неизвестно. Нынешнее название на первый взгляд навивает мысли о восточных боевых искусствах, жанре Уся и режиссере Энге Ли, но несчастной Антонии, хоть и приходится многое пережить, за свое счастье приходится бороться не клинком и не прыгая по деревьям. На экране любят, страдают, снова страдают, а потом немножко любят, Антония раз за разом выходит замуж, иногда даже за разных, Кларисса переживает, а Алистер смотрит очень серьезно и внимательно, словно после просмотра ему надлежит сдать тест из полутысячи вопросов.
Я кутаюсь в плед, лениво слушаю, как Алехандро обвиняет Антонию в измене, а она заламывает руки и плачет. Серии на третей я, сама того не замечая, расслабляюсь, пригревшись, а Алистер передвигается поближе к нам и к тарелке с печеньем. Он тоже увлечен, его крайне занимает, простит ли Антонию Алехандро, или бедной девушке придется искать утешения у коварного Максимилиана и только, сам не замечая, нервно вздрагивает, когда наши ладони встречаются в почти пустой тарелке. У меня всегда были холодные руки.
Наша новая встреча неожиданна для нас обоих. Я стою на пороге "Flut" с небольшим контейнером в руках. В контейнере, заботливо укутанном в полотенчико, баночка с домашним, экологически чистым борщиком, салат "цезарь" в вакуумной пластиковой упаковке и связка домашних пирожков с вишней.
- Ты забыл обед. Мама просила передать, - я ставлю сверток на стол перед папой и тот откладывает книгу в сторону, улыбается и любопытно отгибает краешек полотенца, пытаясь разглядеть содержимое. Алистер сидит за соседним столом, поверх своего талмуда на меня смотрят серые глаза, смотрят немного растеряно и ошалело. Мы оба могли бы догадаться, он живет у папиного начальника, я подруга дочери этого начальника, но почему то нас обоих встреча в Flut застает врасплох. Мы молчим, пока папа роется в свертке, момент с приветствием упущен и теперь мы делаем вид что все под контролем. В неловкой тишине раздается только жизнерадостное шуршание папиного свертка.
- Спасибо, Сатин, ты спасла меня от голодной смерти! - наконец вспоминает про нас отец, бодро зажевав пирожок, и еще один протягивает парню. - Угощайся, Ал.
Алистер чуть медлит, но пирожок принимает, хотя и не спешит его кусать.
- Знакомьтесь, кстати, Ал, это моя дочь Сатин, умница, красавица, отличница и все такое.
Парень внимательно смотрит на меня и брови его заметно ползут вверх. Я сохраняю невозмутимость и достоинство перед лицом своих многочисленных достоинств.
- Сатин - это Алистер, наш стажер, очень талантливый юноша!
У Алистера начинают краснеть кончики ушей, и я сохраняю невозмутимость за двоих.
- Мы... знакомы.. - наконец выдавливает он, очевидно придавленный гнетом честности. Папа загадочно хмыкает и еще раз благодарит за спасение от голодной смерти.
- Значит ты маг? - эдак ненавязчиво спрашиваю я, когда папа, сославшись на какие то важные дела, попросил подождать и оставил нас наедине.
- Да, темный, - он роется на книжной полке, но когда оборачивается ко мне, без книжки, он собран и ироничен, как при нашем первом знакомстве. - У нас маленький город, практически все инфраструктуры в зачаточном состоянии, тем более магия. Попасть сюда помогла наставница моей бабушки. Не уверен, как надолго смогу здесь задержаться, но это очень полезный опыт.
Он присаживается рядом со мной на край стола и смотрит со спокойным любопытством.
- Ты ведь тоже ведьма?
Многим не нравится этот термин - "ведьма". В среде особо чувствительных магов он считается уничижительным и неполиткорректным. Но мне все равно, как называться, и я уверена, что он имел хоть какое то намерение меня оскорбить. Просто ему тоже все равно.
- Нейтрал, - киваю я и понижаю голос до заговорщицкого, зловещего шепота. - И меня учит кот.
Алистер смеется. Я впервые слышу его смех, но он мне нравится, негромкий, глухой, спокойный.
Папа задерживается. Сначала Алистер рассказывает мне про родной город - Грифтаун, про огромные раскидистые ели, подпирающие небосвод, запах дождя и чистые, как слеза, озера. Потом он показывает мне одно простенькое заклинание для создания иллюзий и мы творим двух маленьких рыцарей. Мой рыцарь - черный, с золотым драконом на нагруднике, Алистера - темно-зеленый, с великолепным серебристым хвостом на шлеме. Его рыцаря зовут - Максимус Деций Меридий, моего - Кристиан Бенолли. Они сходиться в нешуточной схватке и мы азартно из подбадриваем, доедая папины пирожки. Битва прекращается с появлением папы. Алистер ловко развевает свою иллюзию за долю секунды, мой же рыцарь еще минуту грозно лязгает забралом, топает ножками и всячески пытается вызвать папу на дуэль, после чего тает золотистой дымкой.
Мы прощаемся довольно тепло, хотя и неловко. Папа с поразительной для него деликатностью смотрит в другую сторону.
Алистер уезжает домой через полторы недели, что повергает Клариссу в глубочайшее отчаяние. Она рыдает целый вечер напролет, ткнувшись лицом в мои колени, и я устало, раздраженно глажу ее по волосам.
- Мы больше никогда не увидимся, - стенает она. - Мое сердце разбито.
Мне удается вытащить ее на пробежку на третий день. Согласно плану свежий воздух и физические нагрузки должны выветрить дурь из ее головы. Но стоит нам остановится в близлежащей кафешке выпить по чашке чая, как стенания начинаются снова.
Я пытаюсь воззвать к ее голосу разума, говорю, что на Алистере не сошелся свет клином, что вокруг полно куда более симпатичных и куда менее нахальных молодых людей.
- Смотри, - говорю я, - вон парень за кассой, симпатичный, блондин и кажется милым. Почему бы тебе не оставить ему номер своего телефона?
Мои старания не имеют ни малейшего эффекта, Кларисса и в лучшие то свои времена в первую очередь руководствовалась гласом сердца. Глаза ее наполняются влагой и я вымучиваю сочувственную улыбку. Я говорю себе, что меня переполняет сострадание к подруге. Я говорю, что на самого Ала мне плевать.
Расплачиваясь на кассе я улыбаюсь тому самому блондинчику. На мгновение он зависает и улыбается мне в ответ. "Том", читаю я на его бэйджике и ненавязчиво пододвигаю к нему салфетку. На салфетке мой номер телефона.
Сатин - 17 лет. Исенара - 1 год.
Мама учит кроху Исси ходить. Исси не хочет, она хочет сидеть на ручках, смотреть своими огромными чистыми глазками и любить мир. Но мама неумолима. Наши мужчины - папа и Эмрис, деликатно стоят в сторонке. Хвост Эмриса ходит ходуном, он раздражен, он не любит детей в целом и в частности, и старается держаться от них как минимум на расстоянии безопасных двух метров. Папа благодушен, умиротворен и умилен.
- В ней нет ни капли магической искры, - ворчит Эмрис. На его взгляд это достаточная причина, что бы потерять всякий интерес к происходящему. Но, в отличие от него, папе все равно, будет ли его ребенок магом. Исенара делает первый шаг, мама вопит от восторга, папа кидается к дочери, подхватывает на руки и целует ничего не понимающую мордашку. Папа небрит, щетина колется, и малышке явно не нравится целоваться с небритым отцом, она хнычет и махает ручками.
Это наш с Клариссой последний год в школе. До выпускного еще полгода, но все начинают готовится уже сейчас. Кларисса лениво листает журнал мод, лениво бормочет, что в этом году в моде черное, но ее, Клариссы, творческая натура категорически восстает против черного. На мне серо-голубое платье. Уже третье за последний месяц в роли претендента на бальный наряд. Папа с терпением относится к моим причудfм, возможно отчасти потому, что Исси научилась ходить и приходится строго следить, куда именно она ходит.
Я купила это платье вчера, но теперь мне кажется, что на манекене оно выглядело лучше, чем на мне. Клариссе оно тоже кажется слишком блеклым и она невозмутимо роется в моем шкафу.
- Определилась, с кем идешь на выпускной? - я слышу ее голос из недр гардероба. Я киваю, вспоминаю, что она меня сейчас не видит и озвучиваю вслух.
- С Томом.
Сама Кларисса молчит о своем кавалере, но на днях я видела, как к ней подходил капитан нашей школьной команды по футболу. Ушел он не слишком, счастливый, так что, видимо, подруга ему отказала.
Школа святого Этельвольда для проведения выпускного арендует практически дворцовый комплекс. Здесь есть фонтан, огромная бальная зала, гостиная с белым фортепиано, кафе, где подают устриц и трюфеля, и даже гостиничный этаж с номерами.
Мы с Клариссой, вопреки расхожему мнению о приличных дамах, не задерживаемся и приезжает точно к сроку, но молодые люди нас уже ждут, что то оживленно обсуждая на лавочке у фонтана.
- Система передачи радиоволн... - слышу я отрывистую фразу, когда мы подходим. Они оборачиваются к нам на звук цокота каблуков. У Тома новая прическа с дурацкой челкой и олений взгляд. Алистер с нашей последней встречи, кажется, повзрослел. На нем алая рубашка и алый платок в кармашке пиджака - под тон платью Клариссы. Ал улыбается нам и поднимается навстречу. Он берет Клариссу под руку и та сияет, кажется даже светиться.
Проходит торжественный банкет, обязательные речи преподавателей и директора школы со слезами на глазах. Включают слезливую музыку, под которую Аннабэль Вер, звезда школьного хора, поет заунывную песню о том, как ей жаль расставаться со школой. Один обязательный танец, пары не в такт музыке топчутся на месте, прижимаясь друг к другу с пылкостью Ромео и Джульетт.
Алистер находит меня на балконе, откуда я наблюдаю за одноклассниками и тем, как возле бара Том что-то рассказывает Клариссе. Наверное опять что то про радиоволны. В руках Ала два бокала с шампанским, один он протягивает мне и я принимаю. Мы чокаемся, пьем, опершись на парапет.
- У тебя потрясающая дама, - говорю я ему, глядя на алое пятно Клариссы, ярко выделяющееся на фоне одноклассников. Она была права, в этом сезоне и правда черный в моде. - Парни в очередь выстраивались, что бы пригласить ее на выпускной! И штабелями падали под ноги!
- Правда? - Ал кажется спокойным и немного удивленным. - Кларисса сказала, что ей не с кем пойти.
Я едва не давлюсь шампанским и торопливо пью из бокала, стремясь как то замять неловкость.
- На свой выпускной я вряд ли попаду, так что буду считать, что я отмечаю окончание школы заранее. Сильно заранее, - улыбается он. Я не сдерживаю любопытство.
- Насколько заранее?
- На два года, - невозмутимо отвечает он, а я торопливо провожу нехитрый расчет. Он не похож на пятнадцатилетнего. Он высокий, подтянутый, спортивный. Он смотрит на меня, как будто выжидающе, улыбается краешком губ и я вынуждена признать, что, возможно, у Клариссы неплохой вкус.
Аннабэль, наконец, перестает мучить наши уши.
This Romeo is bleeding
But you can't see his blood
Раздается из колонок, и я ловлю себя на том, что тихо подпеваю. Ал смотрит на меня краем глаза и улыбается.
- Танцуешь? - спрашивает он и я, не задумываясь, киваю. Ал ловит мою ладонь, переплетает пальцы и увлекает вниз, в зал. Бон Джови хрипит из колонок:
Yeah, I will love you
Baby - Always
And I'll be there forever and a day -
Always
Рука Алистера ложится на мою талию и серые глаза, так смущающе близко, мягко смеются. Я ловлю себя на мысли, что от него пахнет полынью и еще, почему то, дождем.
Он неплохо танцует и уверенно ведет. С ним легко танцевать, легко ни о чем не думать. Под хрипловатый голос Бон Джови, запах дождя и скольжение по паркету я так легко отвечаю на его улыбку и забываю, что вокруг целый мир.
Мы выскакиваем на улицу, не расцепляя рук, и свежий воздух бьет в легкие обжигающим спазмом. Мы добегаем до фонтана и он обнимает меня за талию, притягивает к себе так жадно, сильно, что я чувствую себя слабой, хрупкой и женственной. Капли воды оседают на его волосах, над нами - только купол неба, почти черный, беззвездный. Я почти чувствую вкус его губ, я знаю, что сейчас должно произойти, я жду этого, но мы стоим, кажется, что очень долго, мучительно долго. Ал просто смотрит в мое лицо шальными, мутными глазами, прижавшись лбом к моему лбу. Я не знаю, чего он ждет, но боюсь пошевелиться, не могу даже вздохнуть.
"Ты пьяна", - услужливо подсказывают мне остатки сознания. "Я отравлена,"- соглашаюсь я и тут же забываю обо всем, потому что он, наконец, целует.
Я не знаю, сколько проходит времени, я задыхаюсь, но не могу оторваться. Его руки скользят по спине, прижимают плотнее, и я с готовностью подаюсь навстречу.
Чьи то шаги раздаются неподалеку и отрывают нас друг от друга. Алистер соображает быстрее. Пару шагов в сторону, он увлекает меня за собой, и нас скрывают кусты. У него все еще этот безумный взгляд и улыбка.
Мы ломимся в первую попавшуюся дверь. Она, оказывается, ведет в ту самую гостиную, с белым фортепиано. Я спотыкаюсь, что то звенит разбитыми осколками. Ал оборачивается на звук.
- Мы разбили вазу, - замечает он едва слышно. "Какая ответственность и наблюдательность", - ехидно замечает неуемное сознание и тут же затыкается, потому что меня впечатывают в стену и больше никакой грохот и звон в мире нас не может волновать. Его руки гладят мою спину, бедра с такой жадностью, словно он боится, что я исчезну, растаю. Он целует мою шею и, почему то, опять медлит. Я не выдерживаю, пальцами вцепляюсь в его рубашку, наощупь ищу пуговицы. Я успеваю справится с одной, второй, на третей он совсем немного отстраняется и мягко перехватывает мои ладони. У него дурные и, почему то, беспомощные глаза.
- Сатин, - шепчет он и этот звук кажется мне волнующим и чудовищно неуместным. Он хочет сказать еще что то, наверное про то, что не место, не время, и вообще, вообще, вообще... Это самое "вообще" не волнует меня сейчас ни в малейшей степени и, я вижу, не волнует и его. Но он ждет и, на этот раз, я целую его.
Нас едва хватает на то, что бы закрыть дверь на замок.
Утром я просыпаюсь первой, едва в окнах забрезжил рассвет. На узком диване вдвоем неудобно, у меня затекла нога, Алу я наверняка отдавила руку. Он спит, выглядит спокойным и беспечным. У меня ломит все тело и, стараясь ступать неслышно, я торопливо собираю одежду по всей гостиной.
Я вызываю такси и ухожу, стараясь не оглядываться.
Последний месяц я не бываю у Абрахаймов. Несколько раз звонит Кларисса. Снова грустит, Алистер опять вернулся домой. Я ссылаюсь на занятость, мол нужно готовить документы на поступление, тесты, анкеты. Кларисса с готовностью верит, она сама полна решимости отправится в Академию Ля Тур на факультет живописи.
Я не вижусь ни с ней, ни с ним с ночи выпускного. Ал звонит на следующий день.
- Все в порядке? - осторожно спрашивает голос в трубке, я спешу заверить, что все прекрасно, но сейчас я совершенно не могу говорить.
Внутренний голос гаденько нашептывает "ему пятнадцать, Сатин", "в него влюблена твоя лучшая подруга, Сатин", "это было чудовищной глупостью, Сатин". Тошно и без него.
-Ты даже не представляешь, малышка, - скорбно сообщаю я Исенаре, с которой, с недавнего времени, провожу много времени. - Какая у тебя сестра дура.
Исси как раз учится говорить, поэтому с готовностью и радостно подхватывает:
- Дула! Дула!
Мы все таки встречаемся. Натыкаемся друг на друга у дома Абрахаймов. Он забирает почту, а я иду забрать отцовские книги у дяди Арама. Он поднимает глаза и смотрит на меня очень серьезно, очень внимательно. Я не знаю, что делать, мы оба молчим, и тишина натягивается между нами звенящей струной. Он смотрит, а мне вспоминается затуманенный взгляд и запах дождя. Я отвожу взгляд и сбегаю, не прощаясь.
Дома я говорю папе, что не застала дядю Арама на месте.
Вот знаешь, у меня с твоей династией особенные отношения. Например, есть у меня несколько самых-самых любимых отчетов , которые я перечитывала уже по несколько десятков раз и даже если меня ночью разбудить, я смогу процитировать их с любого места.
Так вот, этот отчет имеет все шансы к ним присоединиться.
Сразу хочу отметить, что понравилась непривычная "репортажность" отчета - настоящее время, события показаны отрывочно, как в кино. Очень-очень удачно вышло)
Что еще - междинастийность)) люблю это ощущение в династиях, когда, читая отчет, видишь не закрытую непроницаемую систему, а часть большого-большого мира)) когда персонажи, о которых читаешь здесь, имеют историю где-то еще...))
Плюс Абрахаймы, конечно. Я вообще люблю, когда авторы освещают побочные семьи, даже (особенно!) если они не имеют изначального отношения к генам династийцев.
Отдельно порадовала "Антония". Томас Манн, который начал активно вертеться в гробу после того как я начала Хагенштремов, никак не успокоится теперь еще и благодаря тебе =Р
В нескольких строчках - прямо вся суть графоманских потуг Ника<3
Исенару очень ждала и очень давно - ну, ты знаешь, потому что я не упускала случая тебе об этом поныть. Так вот, дождалась!)
Она, по-моему, несмотря на юный возраст, самый мудрый человек в твоих отчетах - не терзается, не страдает, а любит этот мир и сидит на ручках: 3 буду ждать ее еще...)
Их диалоги с Сатин пусть пока малосодержательны, но фееричны
Ал! Его тоже ждала{здесь должна быть длинная речь о том, как мне не хватает Лилибет в разделе и вопрошания, кого мне нужно убить, чтобы она вернулась обратно}.
Очень взрослый для своих пятнадцати и очень на волне с Сатин (тот их первый диалог про маньяка по-моему очень красноречив). Они понимают друг друга.
Любимая сцена - конечно, та, что следует после выпускного.
Цитата:
Я почти чувствую вкус его губ, я знаю, что сейчас должно произойти, я жду этого, но мы стоим, кажется, что очень долго, мучительно долго. Ал просто смотрит в мое лицо шальными, мутными глазами, прижавшись лбом к моему лбу. Я не знаю, чего он ждет, но боюсь пошевелиться, не могу даже вздохнуть.
"Ты пьяна", - услужливо подсказывают мне остатки сознания. "Я отравлена,"- соглашаюсь я и тут же забываю обо всем, потому что он, наконец, целует.
Вот как раз такие моменты где очень остро ощущаешь реальность происходящего. Как ощущала бы, если бы это было со мной. Вот именно когда я могу вжиться в шкуру персонажа и почувствовать переживаемое на себе - тогда я считаю текст хорошим. Во всех остальных случаях я просто не верю)
Сатин в чем-то очень понимаю. Например в том, что она рациональна. Не в том плане, что всегда поступает разумно (бгг), а в том плане, что полагается на разум гораздо больше, чем на чувства.
Вот я об этом, например:
Цитата:
Внутренний голос гаденько нашептывает "ему пятнадцать, Сатин", "в него влюблена твоя лучшая подруга, Сатин", "это было чудовищной глупостью, Сатин". Тошно и без него.
Натворим делов а потом будем мучаться, ах зачем мы это сделали) дай пять, Сатин!
Ну и по мелочи:
Цитата:
Я не уверена, что Мария-Антуанета стала бы брать с собой на эшафот плюшевого медведя. На нем нет кровавых пятен и я сомневаюсь, что палач, сразу после обезглавливания королевы, сдал медведя в химчистку. Медведь выглядит старым, эдак лет на пятьдесят, но никак не на две с лишним сотни. Но я не спорю, покладисто впечатлившись и шокировано округлив глаза.
Цитата:
- Прощу прощения, - чопорно осведомляюсь я спустя добрую минуту гробового молчания. - Вы маньяк?
Я вижу, как у него дергается уголок глаза, но лицо остается непроницаемым.
- Нет. А вы?
- Я - нет, - с достоинством вскидываю подбородок и парень кивает.
- Хорошо, - вкрадчиво одобряет он. - В таком случае вас не оскорбит, если я одену штаны?
Я рыдала.
P.S: у Сатин клевая прическа, та где с бантом...))
P.P.S: жутко соскучилась по твоим отчетам. Правда!
Enlil, ну Энааааааааааа! Нельзя же тааааак!
Пропала, вообще три месяца ни сном, ни духом, а потом каааак припечатает вот этим вот самым... Вот как мне теперь остатки мозгов собирать, когда они по всей комнате ровным слоем?!
Распалась на тысячу маленьких умиленных Софи от появления Исенары (кстати, обожаю это нежное "Исси"), такого ДОЛГОЖДАННОГО, что прямо даже не могу ничего вразумительного сказать. Какие они милашки обе - Исенара и Сатин, так классно написаны их отношения, что само по себе адский труд, с учетом большой разницы в возрасте.
И - ах, эти междинастийные связи! Ну какая ж прелесть-то, а?
*тут я присоединяюсь к длинной, но несуществующей речи Яны про острую нехватку Лилибет в разделе*
Вообще Сатин в своих отчетах круто берет, с самого начала вмазываясь в этот любовный треугольник, при участии собственной лучшей подруги и парня-от-которого-теряют-последние-мозги Ал прекрасен как рассвет: во-первых фактом своего появления, а во-вторых фактом того, что взаимопонимание у них с Сатин сквозит буквально с первого взгляда:
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Прощу прощения, - чопорно осведомляюсь я спустя добрую минуту гробового молчания. - Вы маньяк?
Я вижу, как у него дергается уголок глаза, но лицо остается непроницаемым.
- Нет. А вы?
- Я - нет, - с достоинством вскидываю подбородок и парень кивает.
- Хорошо, - вкрадчиво одобряет он. - В таком случае вас не оскорбит, если я одену штаны?
И, конечно, шикарна встреча у Визериса в офисе)) *тут Софи тихо пищит от упоминания заботливой Реми*
Выпускной! Не меньше чем полчаса залипала на скрин Сатин в черном платье и на шпильках *_* Ох, прекрасная, сногсшибательная! Если честно, итог вечера сразу открылся мне, едва только в одном абзаце нашлись упоминания Алистера и "номеров наверху" Прости, ничего не смогла с собой поделать и пейринг Алистер/Сатин зохавал мои мозги стоило только им встретиться.
Несказанно повеселило описание "Антонии"
Энаааа, ну Энааа! Не пропадай так, а? Т__Т Ну пожалуйста!
Появление нового отчета, конечно вызывает у меня просто фейерверк восторга, но лучше чаще, честное слово(
С наступившим тебя
Шикарный отчет, шикарная Сатин!
P.S. Только следи за ракурсами на скринах - хочется чаще видеть ее мордашку, чем затылок
Сразу хочу отметить, что понравилась непривычная "репортажность" отчета - настоящее время, события показаны отрывочно, как в кино. Очень-очень удачно вышло)
просто бальзам на душу))) я жутко волновалась, когда начинала) да и вообще это чуток сложнее, постоянно сбиваешься на прошедшее время, а потом сидишь такой, материшься и ищешь, где накосячил) так что если что, ты знай, это я просмотрела косяк)))
Цитата:
Что еще - междинастийность))
как я тебе уже говорила приватно - я в последнее время вообще забываю, что есть нпс))) всех переженить... это... заманчиво)))
Цитата:
Исенару очень ждала и очень давно - ну, ты знаешь
да, знаю... *даже маленько стыдно, потому что тормоз*)))
Цитата:
Любимая сцена - конечно, та, что следует после выпускного.
тут, как ты знаешь, я тоже долго маялась и переживала) романтика это как то напряжно для меня) напряжно, сомнительно и неопределенно))
Цитата:
Натворим делов а потом будем мучаться, ах зачем мы это сделали) дай пять, Сатин!
ну дык... не согрешишь - не покаешься)))))
Innominato,
Цитата:
Какие они милашки обе - Исенара и Сатин, так классно написаны их отношения, что само по себе адский труд, с учетом большой разницы в возрасте.
на мой вгляд не так сложно, как кажется) ребенок, он же тоже человек... даже лучше, говорить пока не умеет, проблем от него меньше)))
Цитата:
Выпускной! Не меньше чем полчаса залипала на скрин Сатин в черном платье и на шпильках
о да... я долго выбирала и изрядно подзаколебала Лилибет... да и тебя, по моему, нет?))) или тебе в этот раз повезло?)
Цитата:
Прости, ничего не смогла с собой поделать и пейринг Алистер/Сатин зохавал мои мозги стоило только им встретиться
ну дык... сходу, юноша, в труселях... что тут скажешь, судьба и воля высших сил в лице аффтара))
Цитата:
P.S. Только следи за ракурсами на скринах - хочется чаще видеть ее мордашку, чем затылок
каюсь, не обратила внимания) на Сатин то я насмотрелась, что она мне... а вот ПРОИСХОДЯЩЕЕ вокруг!)))
Добавлено через 26 минут
Сатин 18 лет. 1 курс.
- Что же мы теперь будем делать? - жалобно спрашивает Кларисса и роняет соленые капельки слез в подгоревший омлет.
Это хороший вопрос. Это чертовски хороший вопрос и я думаю о том же, мрачно ковыряя бурое месиво на своей тарелке.
Нам не следует быть столь легкомысленными. Но воздух Ля Тур кружит голову еще в аэропорте.
У таксиста, первого подскочившего к нам на выходе из аэропорта, сладенькая улыбочка, блеклые глаза и суетливые движения. Но нам все равно, зелень вокруг бьет глаза, невысокие частные домики и силуэты учебных корпусов не дают оторвать взгляд. Мы соглашаемся на его услуги, несмотря на откровенно завышенную цену - в Вероне за эти же деньги можно трижды объехать весь город, да еще и с услугами гида.
- О, дорогие мисс, - говорит он, когда мы подъезжаем к арендованному на последующие четыре года дому. - Бегите скорее, я сам занесу все ваши вещи, и притом совершенно бесплатно, да. Наслаждайтесь, студенчество прекрасная пора, а ля Тур прекрасное место, да.
Мы бежим к дому с послушанием леммингов, ведь это наше собственное жилье на все время учебы. Сердце бешено стучит в предвкушении чего-то волшебного, с запахом старых книг и неизведанной тайны.
В реальность нас возвращает визг шин. Через несколько секунд машина, вместе со всем нашим багажом, скрывается за поворотом, игнорируя наши возмущенные вопли.
- Это был... ээ... известный жулик... эээ... - сообщает нам вызванный полисмен. Он невысок, волосат, его явно угнетает необходимость носить форму в такой погожий денек и снимать показания с двух дур-первокурсниц. - Его называют... ээ... Шампиньон... так то...
Мне любопытно, почему именно "Шампиньон", но в этот момент глаза Клариссы обильно увлажняются и что то в душе полисмена дрожит и просыпается.
- Ну-ну... - говорит он и неловко хлопает ее по коленке. - Мы его поймаем... ээ... мисс... обязательно поймаем... когда-нибудь... у нас есть... эээ... множество ориентировок... так то...
Он берет наши номера телефонов, обещает обязательно связаться, как только появиться какая-нибудь информация, предупреждает, что, возможно, потребуется приехать в участок для очной ставки. Кларисса готова ехать на очную ставку прям сейчас, опознать и расцарапать негодяю рожу! Но опознавать пока некого и полисмен, стараясь держаться от Клариссы подальше, удаляется. Уже на пороге я его спрашиваю, сколько времени они уже пытаются поймать Шампиньона и уши полисмена мучительно краснеют.
- Ээээ... полтора года, мисс... всего полтора года... но вы... эээ... не переживайте... мы его обязательно найдем его, это дело... ээ... дело чести для полиции Ля Тур.
Он уходит, а мы с Клариссой остаемся в доме, в котором из мебели, помимо обшарпанной кухни, только две казенные кровати. Из наличных у нас только заначка, по совету мамы припрятанная в бюстгальтере, ее хватит где то на неделю существования, если питаться водой и хлебом.
Нужно искать работу. Это я понимаю после того, как звоню в банк и блокирую кредитку. Забавно, для того, что бы заблокировать достаточно звонка и кодового слова, для того, что бы заказать новую - письменное заявления владельца счета - папы. Я ложу трубку и представляю себе наш диалог: "Привет, папа, мы с Клариссой в первый же час в академии проеб... потеряли все вещи и деньги". Папа посмеется и вышлет новую карту, я уверена, но от одной мысли становится мучительно стыдно. Кларисса со мной согласна.
Неделю мы питаемся практически подножным кормом и мерзнем под побитыми молью студенческими одеялами, видимо оставшимися после прошлых владельцев. Элитная Академия Ля Тур не считает нужным обеспечивать студентов тем, чем они сами себя с радостью обеспечат, раз уж поселились в отдельном коттедже.
Потом я нахожу работу в одном из кафе студгородка - барменом. Кларисса там же - вольным исполнителем песен-кантри. Для творческой Лариной натуры главное - творить. Для меня - заработать деньги и купить нормальное одеяло. Рисует Кларисса значительно лучше, чем поет, поэтому с заработанным у нее не очень, но она, хотя бы, не отпугивает клиентов.
Я, не работавшая до этого ни дня, учусь наливать кофе, красиво заворачивать пирожные в салфеточки, мило улыбаюсь клиентам и считаю каждую копейку, выплачиваемую мне хозяином кафе. Я не имею ни малейшего понятия, сколько должны получать нормальные бармены, но меня мучает смутное подозрение, что этот жлоб зажимает порядочную часть моей зарплаты.
Вечера дома проходят бурно и весело. Начинается все с попытки разогреться чаем и подушкой, заканчивается - битвой не на жизнь, а на смерть. По всему дому летит пух и иногда становится страшно, что такими темпами мы лишимся еще и подушек. Впрочем, нам не привыкать. С задорным гиканьем мы носимся по дому, не боясь снести мебель (мебели то нет), и азартно лупим друг друга по хребту. Часто это заканчивается в первом часу ночи, и мы ложимся, разгоряченные, хихикающие и возбужденные, что бы еще с час азбукой морзе перестукиваться через стену. Утром нам на учебу, нужно попасть хотя бы на первые пары, не совпадающие с графиком работы, а после кафе успеть забежать в библиотеку, досадуя на то, что денег на новые учебники все так же не хватает.
Странное чувство.
С первых накопленных денег мы покупаем планшет для Лары и диван. Диван Кларисса находит на какой то барахолке и выглядит он изрядно потрепанным жизнью.
- Зри его! - она радостно пританцовывает на месте, пока его заволакивают в дом два наиболее постоянных посетителя кафе. - Это первый кирпич в фундаменте нашей семейной жизни!
"Кирпич" жалобно скрипит, а пойманные и эксплуатируемые парни жалобно матерятся на лестнице. Эти трое чувствуют полнейшую солидарность. Я тоже испытываю некоторое сострадание, особенно когда от дивана отваливается подлокотник и тащить его следом приходится мне.
- Правее! Еще правее! Вон туда, к стенке! - командует Кларисса. - Да куда вы его тащите?! Совсем не туда! Левее! Нет, там не смотрится. Давайте лучше вон туда!
Когда диван, наконец, обретает свое место, я, в качестве благодарности, кормлю парней яичницей с овощами. Когда Лара начинает ходить кругами и с подозрительной неудовлетворенностью во взгляде поглядывать на диван, парни торопливо глотают омлет и, неловко благодаря за ужин, скрываются за дверью.
Перед сном, со стаканом томатного сока в руках, я впервые сажусь на диван. Вид у него потрепанный, кое где потерлась обивка, кое где даже торчит поролон, но он принимает в свои объятия мягко и ласково.
- Он чудо, правда? - спрашивает Кларисса и сонно жмурится. Я киваю. - Давай дадим ему имя, - предлагает она. - Это, все таки, новый член нашей семьи... фундамент и все такое.
Я вспоминаю недели работы в кафе и соглашаюсь, в конце концов, он стоил нам многих мук.
- Мы назовем его Генрих. Генрих VII, - сообщаю я и Лара что то бурчит, видимо соглашаясь. Я поворачиваю голову и с пару минут смотрю на нее, разомлевшую, довольную, заснувшую прям на новоприобретенном Генрихе, вытаскиваю из ее пальцев стакан с недопитым соком и укрываю побитым молью пледом.
Как только опасность голодной и холодной смерти перестает над нами довлеть, я нахожу время, что бы посетить Дворец Света. По хорошему, это следовало бы сделать давно, но ни папа, ни Эмрис не испытывают сколько-нибудь теплых чувств к Великой Саше. И если отцовскую неприязнь, исходя из его бурного прошлого, я могу понять, то негодование Эмриса остается загадкой.
Великая Саша недовольна. При виде меня недовольство сквозить в ее блекло-голубых глазах, в сухих сжатых губах.
- Я уже и не надеялась тебя увидеть, - сухо говорит она. - Чайку, печенья? - я отрицательно качаю головой, вряд ли таким тоном предлагают что-то, кроме яда. - Сразу к делу? Отлично, - она одобряет, но мне как то зябко. - Через три года ты будешь получать жетон мага. Я никогда не одобряла решения твоего отца доверить обучению Мирдину Эмрису. Тем более, учитывая его происхождение.
Это звучит настолько презрительно, что я открываю было род, дабы вступится за кота. Но Саше все равно, что я намерена или не намерена сказать, она отворачивается, наливает себе чайку и продолжает.
- У твоего отца всегда было собственное мнение на все. Он угробил поразительный, редкий талант. Жаль. Я давно жду, когда же, наконец, среди вас появится тот, кто будет ценить свой Дар по достоинству. Иногда кажется, что не дождусь.
Она вздыхает и снова поворачивается ко мне. Теперь ее глаза смотрят устало.
- Тебе придется иногда приходить сюда. Насколько я вижу, Мирдин Эмрис вложил в тебя весьма хаотичные, местами не совсем типичные знания. Тебе придется отчитываться до самого финального экзамена.
Уходя, я чувствую себя облитой дерьмом. На прощание я делаю кокетливый реверанс, он очень глупо смотрится в футболке и джинсах, ядовито благодарю за уделенное время и аудиенцию. Великая Саша фыркает мне в спину и возвращается к своему чаю и печенькам.
После Великой Саши я захожу в деканат. Приближается первая сессия, а некоторых преподавателей я пока не видела даже в лица. Главный из них - профессор Тарас Мэрсон, преподает социологию. Он немного похож на полисмена, которому мы с Ларой подавали заявление о Шампиньоне, но, право слово, полисмен был приятнее.
- Милочка, нельзя же так, - его маленькие глазки смотрят укоризненно и в них плещется что-то, что я еще не могу с точностью идентифицировать. Меня бесит его обращение "милочка", но, в принципе, я согласна - так нельзя, и терплю. - Милочка, у меня профессорская степень по социологии, мне сама королева пожимала руку. Я видел ее близко, как вот вас сейчас! Она благодарила меня за вклад в науку! Социология, милочка, это самый важный предмет в выбранной вами профессии. Как вы собираетесь становиться психологом, если даже не ходите на мои занятия?
Он начинает бормотать что-то про то, что сам президент Франции приезжал к нему за личной консультацией и где-то на этом моменте я не выдерживаю и интересуюсь, как, все таки, мне получить допуск к экзамену. Все оказывается проще, чем я думала. Некоторое время профессор Мэрсон молчит, затем губы его расплываются в ласковой и снисходительной улыбке.
- Так и быть. Я вижу, что у вас есть соображалка, милочка. На этот раз я дам вам допуск. Где тут надо подписать? Но больше никогда так не делайте, договорились? Я буду ждать вас на занятиях в следующем семестре.
Он гладит мое плечо, а маленькие глазки пялятся в декольте моей футболке. Я горячо и искренне обещаю, что никогда больше так не буду.
После Генриха у нас появляется книжный шкаф, торшер и даже занавески. Генриха мы передвигаем - собственными силами, как то неловко снова звать тех парней. Из вероны миссис Абрахайм присылает нашу с Клариссой школьную фотографию. Со всей торжественностью мы вешаем фото на самое почетное место в доме - над Генрихом.
Кларисса снова начинает активно рисовать и даже умудряется продавать кое какие свои творения на местной барахолке. Я с головой ухожу в запущенную за семестр социологию, нахожу ее скучнейшим предметом и вскоре неприязнь к предмету подливает масла в огонь неприязни к самому профессору Мэрсону.
Жизнь входит в свое русло.
На курсе анатомии я знакомлюсь с Виктором. Он рыж, смугл, изящен и без ума от Оскара Уайльда и Чайковского. Через пару недель я приглашаю его в гости и представляю Клариссе, как своего парня. При взгляде на Виктора у нее начинает дергаться глаз, а голосок становится приторно сладким. Весь вечер она третирует его вопросами о том, какая помада ему больше нравится, правда ли, что Дольче уже не те и предлагает облизать ложку из-под мороженного. Парень растерянно, как то испуганно косится на меня и старается отсесть подальше от неумолимой, как Немезида, Клариссы. Он не разбирается в помадах, Дольче, насколько ему известно, давно умер, и он не хочет облизывать ложку, у него аллергия на мороженное, о чем он говорил уже три раза. И ему очень, очень страшно.
После того, как Виктор сбегает, я хохочу до слез, а Кларисса набрасывается на меня.
- Где ты его подобрала? - вопит она. - На распродаже мальчиков-зайчиков? Что ты собиралась с ним делать, Сатин? Ты только посмотри на него! Он же - гей!
- Каждый имеет право на самоопределение, - как можно серьезнее отзываюсь я, пытаясь вытереть глаза. Но Кларисса не сдается.
- Имеет! Но ты видела его ноги? А руки? Сатин, он же даже молоток не сможет поднять!
- А тебе бы все молотки поднимать и Генрихов таскать, - на глаза снова наворачиваются слезы, а горло сдавливает смех. - А ногам ты просто завидуешь.
Кларисса презрительно фыркает и гордо уходит в свою комнату.
Виктор перезванивает на следующий день, робко говорит, что у нас было очень здорово, но он бы хотел в дальнейшем встречаться в других местах, желательно где нет Клариссы.
Когда у нас ломается душ, выясняется, что на вызов специалиста денег снова нет. мне приходится браться за молоток, гаечный ключ и воевать с неуступчивой сантехникой самой. Примерно где то в этот момент я понимаю, что комедию с Виктором и в самом деле пора заканчивать.
Мы расстаемся полюбовно и очень мило. Он вздыхает, говорит, что я очень хорошая но, видимо, нам не суждено быть вместе. Он дарит мне белую розочку и нежно целует в щеку. Это наш первый поцелуй за два месяца знакомства. Он обещает звонить и я не сомневаюсь, что он выполнит обещание, в конце концов, мы еще столько не успели обсудить относительно непростой судьбы Оскара Уайлда.
Подходит срок первого отчетного визита в Дворец Света. В нашей гостиной появляется здоровый котел, магическая книга и периодически захаживающий ворчливый кот. Я торопливо наверстываю недополученные знания, Эмрис шипит, что Саша старая самоуверенная стерва. Яну, Великую Темную, он называет старой, но симпатичной стервой. Зелье в котле кипит и по дому растекается запах лягушачьих мозгов и плесени, причудливо переплетается с запахом клариссиных масляных красок и растворителя. Сама Кларисса морщится, но молчит, понимает, что она не в том положении, что бы возмущаться. С парнями, да и просто с гостями в доме приходится завязать.
Первый отчет проходит... удовлетворительно, по крайней мере со слов Саши.
Сатин 19 лет. 2 курс.
На кухне висит деревянная доска. Она вся истыкана бумажками, записками, набросками и совместными фотографиями. Здесь мы с Клариссой оставляем друг для друга информацию, когда у нас не совпадает учебное время.
"Холодильник пуст. Хочу на ужин запеченного омара в черносливе. Взяла изюм, чернослива не было, лежит в морозилке. Приготовишь?" подпись: "Лара"
"Задержусь на факультативе по риторике. Омара в магазине не было, взяла гречку. Приятного аппетита. P.S: микроволновка сломалась. P.P.S: еще раз приятного аппетита". Подпись: "любящая подруга Сатин".
"Стерва". В качестве подписи нарисован чертик со сковородкой. Я не понимаю, что это должно символизировать.
Сегодня поверх старых, так и не снятых, записок, приколота новая бумажка. "Капулетти приглашают на вечеринку. Сегодня в семь. Никакой риторики, Сатин!". Я улыбаюсь, разглядывая очередного чертика зверского вида. Глупая Кларисса, риторика у меня по вторникам, а сегодня пятница. По пятницам у меня факультатив по нейрофизиологии.
Кларисса начинает названивать мне с шести часов. Профессор Барвис, степенная немолодая женщина в старомодных круглых очках, неодобрительно на меня косится. Я неловко извиняюсь и выключаю требовательно надрывающийся телефон.
Я освобождаюсь в восемь и все же решаю заехать на вечеринку, иначе, после выключенного телефона, Кларисса будет дуться еще неделю. Неделя - предел ее злопамятности.
В особняке Капулетти проживают трое студентов этой фамилии, но я знакома только с одной - Джульеттой, замкнутой необщительной девицей, с которой мы сидим рядом на истории. Там уже весело, канистра ч пуншем уже опустела и кого то послали за новой партией. Посланец скрылся за кустами и все тут же о нем забыли. Я удивлюсь, если мы еще его увидим. Какой то рыжий, кажется кузен Джульетты Капулетти, волочет со ступеней пятилитровую пластиковую бутыль, в которой загадочно плескается что-то янтарно-прозрачное.
- Эль, ребята! - радостно орет он. - Настоящий имбирный эль! Будем жить!
Ребята радостно, хотя и нестройно, подхватывают его вопль.
Кларисса кидается мне нашею и звонко целует в щеку. От нее пахнет алкоголем и табаком, платье липкое, наверное успели пролить пунш.
Мне вручают в руки красный пластиковый стаканчик с пресловутым элем. Он оказывается вполне неплох, воистину, Капулетти - древний род, который разбирается в выпивке. Хохоча, я вырываюсь из хоровода танцующий и едва не сбиваю его. Френсис Джон Ворзингтон, второкурсник, экономист, сын известного предпринимателя Джона Ворзингтона, снабжающего медицинским оборудованием больницы по всему Альбиону. Всю эту информацию я узнаю за последующие полчаса, пока мы гуляем вдвоем под сенью желтеющих ив, укорачиваясь от пьяных и счастливых студентов. В следующие полчаса я узнаю, что родители Френсиса живут в Лондоне и он, Френсис, обожает этот город. Я спрашиваю про знаменитые Лондонские туманы и он смущенно признается, что последние семь лет там не был, поскольку сначала учился в Германии, а затем поступил в Ля Тур. Но он готов со всей уверенностью заверить такую очаровательную леди, как я, что туманы совершенно не так страшны, как описывают их эти журналюги их желтой прессы, к которой он причисляет и "Таймс" с «Индепендент».
- Оу, - говорю я, на этом моменте заподозрив, что со мной флиртуют.
Именно этот момент выбрает Кларисса, что бы вынырнуть из за кустов, схватить меня за руку и уволочь в них же.
- Полиция приехала, - шептчет она и азартно хихикет, прокрадываясь по кустам в, предположительно, направлении нашего дома. - Этот идиот, Гордон... ну, которого отправляли за пуншем, залез на деканскую клумбу и пытался из акаций скрутить самокрутку... Наверное полиция решила проверить, много ли нас тут таких дебилов...
Френсис находит меня каким то загадочным способом, детали которого я не считаю нужным выяснять. Он появляется на нашем пороге и становится частым гостем в доме. Мы угощаем его подгоревшим омлетом, подгоревшей гречкой, подгоревшими пельменями, он кротко ест и не возмущается. Он определенно нравится Клариссе. Фрэнсис ласково смотрит на меня, а Кларисса смотрит на нас обоих с таким умилением, словно мы уже женаты и обзавелись целым полком очаровательных фрэнсиков и сатиночек. Или сатинок. Лара подкладывает ему лучшие, то есть наименее подгоревшие кусочки, и делает мне страшные глаза, мол хватай его, молодой, симпатичный, богатый, да еще сам плывет в руки! Я не тороплюсь. В конце концов, я же не акула, зачем мне жрать невинных фрэнсиков.
На четвертый визит Фрэнсис не выдерживает, он появляется вместе с большими пакетами из китайского ресторана. Пока Кларисса на кухне шуршит пакетами и восторженно попискивает, что то по пути зажевывая, он отводит меня в коридор и приглашает на свидание. В театр. Я соглашаюсь.
В назначенный день мы идем на "Два веронца" Шекспира. Я не знаю, чем вызван именно такой выбор, но приличные девушки таким не возмущаются. Возможно Фрэнсис решил сделать мне приятное отсылкой к тезке моего родного города. Отсылка тонка и неочевидно, но, если это так, мне приятно.
На мне маленькое белое платье до колен, изящно, просто, изыскано и очень пристойно. Волосы собраны в высокую прическу, открывая шею и плечи. Фрэнсис смотрит на них, почти не отрываясь, игнорируя происходящее на сцене, а я делаю вид, что не замечаю этого.
Хвала и лесть, восторги красоты
Всегда сильны над женскою душой,
И кто прельстить словами их не мог,
Тому язык во рту не впрок.
Валентин, что скачет и вопиет на сцене, очаровательно белокур и очаровательно порывист. Я на самом деле увлекаюсь действом настолько, что забываю о Фрэнсисе и вспоминаю только когда его пальцы начинают тянуться к моей ладони. Я поворачиваюсь к нему и невинно интересуюсь:
- Потрясающая постановка, правда, Фрэнсис?
Он замирает и как то нервно сглатывает. Возмутительное неуважение к Шекспиру, главному нашему национальному достоянию.
- О да, - наконец говорит он. - Потрясающая.
Вообще я с другого хотела начать. С того, что мне нравится выбранный стиль) начатый в прошлом отчете)
Неожиданно к месту пришлось настоящее время. Дает ощущение присутствия. И Сатин, мне кажется, очень подходит.
А теперь - начало *__* я уже повизжала тебе в скайп, как сильно я одобряю идею отобрать у студентов деньги. Причем именно в поздних поколениях это наиболее интересно - если у основателя обычно и так едва хватает денег на оплату счетов, то в седьмом поколении обычно не знаешь куда эти самые деньги девать - а тут бвахахаха испытание на выживаемость!
На самом деле и первые отчеты основателей я обычно люблю отчасти поэтому. Потому что интересно наблюдать за становлением материального благополучия и следить за преодолением трудностей. Вот так же и здесь было интересно смотреть, скажем, на поиски работы и подозрения хозяина кафе в нечестности - неопытность Сатин в этом плане с одной стороны вызывает тонну мимимишек, а с другой - мерское злорадство. Так их, этих богатеньких деток, почувствуйте прелести самостоятельной жизни! Или вот на обставление квартиры (Генрих VII - лучший эпизодический персонаж во всех когда-либо мной прочитанных династиях!) и становление семейной жизни Сатин и Клариссы. Особенно дощечку с записками выделю, пожалуй..=) я умирала, пока читала их переписку...))))
Еще я поняла, что мне, оказывается, нравится Кларисса как персонаж. Не то чтобы не нравилась раньше, но по-моему только в университете она расцвела во всей красе: 3 Нравится ее эмоциональность и непосредственность - они с Сатин вышли очень контрастными)
Еще два очень ярких эпизода - диалоги с Великой Сашей и с профессором социологии..) вторую ситуацию, я думаю, испытали на своей шкуре все, кто когда-либо получал высшее образование. Первую тоже представила очень ярко - Саша сурова как танк: 3
но я тоже возмущена ее словами про Эмриса!
Фрэнсис очарователен в своей надменности)) поначалу не вызвал особой симпатии, но после добровольного поглощения подгоревших пельменей он как-то вырос в моих глазах: ))
Посмотрим, что будет дальше.
Еще хочу отметить, мне нравится обилие разных причесок Сатин: ) как человек которому лень ждать пока загрузится зеркало, скажу -респект и уважуха)
Вообще отчет прекрасен и офигителен, и я хочу еще! *___*
За сим откланиваюсь, смиренно надеясь на скорое продолжение: 3
Enlil, черт, Эна, ты просто не перестаешь меня радовать!
Я испытываю жгучую радость от твоего возвращения в лоно раздела, одновременно заранее грущу от того, что ты непременно снова куда-нибудь денешься на неопределенный срок(
НО - буду наслаждаться пока можно!
Этот отчет рискует стать моим любимым за всю династию, победив даже "прекрасную Росситу" и "Вооооокэээ!"
Вообще развитие событий крайне стремительное, особенно если вспомнить длинную университетскую линию Визериса. Здесь же, едва успев оглянуться - и мы уже на втором курсе вместе с красавицей Сатин. Не устаю на нее, заечку, любоваться. Она кажется мне отстранненой и грустной, смотрит на все как-то со стороны и чуть-чуть, неуловимо, напоминает Равеннэ.
С трудом подавила желание процитировать весь отчет, потому что ну прекрасное же:
Цитата:
Сообщение от Enlil
"Привет, папа, мы с Клариссой в первый же час в академии проеб... потеряли все вещи и деньги"
Не только прекрасно звучит, но и здорово разнообразит жизнь аж седьмой наследницы) Мои как-то оказались в более завидном положении.
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Это первый кирпич в фундаменте нашей семейной жизни!
"Кирпич" жалобно скрипит, а пойманные и эксплуатируемые парни жалобно матерятся на лестнице.
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Мы назовем его Генрих. Генрих VII, - сообщаю я и Лара что то бурчит, видимо соглашаясь.
Мой компьютер возмутился было такому произволу, но его зовут в честь Генриха VIII и лорда Генри из "Дориана Грея", так что после уточнения он успокоился. Определенно, седьмое поколение фон Вальде обожает называть все и вся вокруг *косится на Яну*.
Порадовало, что Генрих стал почти полноправным персонажем, отлично вписавшись в студенческую жизнь подруг.
Цитата:
Сообщение от Enlil
Виктор перезванивает на следующий день, робко говорит, что у нас было очень здорово, но он бы хотел в дальнейшем встречаться в других местах, желательно где нет Клариссы.
Если на сцене, где звучали предложения на счет ложек, я просто умилялась, то здесь - ржала в голос, рискуя перебудить всех домашних
Цитата:
Сообщение от Enlil
Глупая Кларисса, риторика у меня по вторникам, а сегодня пятница. По пятницам у меня факультатив по нейрофизиологии.
Доска с записками вообще прелестно показывает отношения. Мне нравится, как в этой фразе как-то очень характерно отображается Сатин: своевольная, с четко расставленными приоритетами, хотя "глупая Кларисса" звучит нежно, с любовью.
Цитата:
Сообщение от Enlil
Фрэнсис ласково смотрит на меня, а Кларисса смотрит на нас обоих с таким умилением, словно мы уже женаты и обзавелись целым полком очаровательных фрэнсиков и сатиночек. Или сатинок.
Что-то у Сатин все парни какие-то... недобитые? Фрэнсис, впрочем, получше Виктора будет, определенно. Хотя здесь все равно звезда сцены - Кларисса))
Но мне нравится потом, дальше, про театр - там чувствуется такое внутреннее напряжение Сатин. И вот знаешь что? За весь отчет нет ни единого слова про Алистера, ноо... он как будто все время тут. Не могла перестать про него думать, пока читала.
Отдельно еще отмечу сцену с Великой Сашей, столь неодобрительно отзывающейся о Визерисе. Да, натворил он дел в свое время, ничего не скажешь, а потомки теперь пожинают плоды.
В Сатин видно уважение к наставнику, она как-то сильно выделяет его мнение, вот например тут:
Цитата:
Сообщение от Enlil
Эмрис шипит, что Саша старая самоуверенная стерва. Яну, Великую Темную, он называет старой, но симпатичной стервой
Эна, Эна, ты это... только не останавливайся!
Хочу больше Сатин, больше Эмриса, больше фон Вальде и ко!
Неожиданно к месту пришлось настоящее время. Дает ощущение присутствия. И Сатин, мне кажется, очень подходит
А еще невероятно привязчив и, как мы с тобой выяснили, заразен)))
Цитата:
как сильно я одобряю идею отобрать у студентов деньги.
Честно говоря я не помню уже точно, как у меня так вышло... Кажется я особенно не прокачивала Клариссу, а стипендии Сатин хватило впритык... в общем, такова была воля Максиса)))
Цитата:
Так их, этих богатеньких деток, почувствуйте прелести самостоятельной жизни!
я тоже так думаю! а то разбаловались тут! платьев каких хочешь, машин, картин! нефиг!))
Цитата:
Еще я поняла, что мне, оказывается, нравится Кларисса как персонаж.
Ты знаешь, она мне тоже нравится, несмотря на свою 1Э) с ней просто, и она простая, в общем то, как пять копеек) сдерживать эмоции? для слабаков!))
Цитата:
но я тоже возмущена ее словами про Эмриса!
правильно, люби Эмриса)))))))))))))))))))))))
Цитата:
Фрэнсис очарователен в своей надменности))
я рада, потому что мне он тоже нравится) он, в принципе, хороший парень, хотя и изрядно буржуй)
да, ты знаешь, у Сатин с универом как то вообще все очень быстро, даже не знаю, куда время тьо делось... наверное это большей частью вина недостатка денег, изрядная часть времени ушла именно на их зарабатывание) Открою страашную тайну, университетских отчетов будет всего три) и не скажу, что это меня не радует) по крайней мере в них мы успели сделать все, что планировали))
Цитата:
Она кажется мне отстранненой и грустной, смотрит на все как-то со стороны и чуть-чуть, неуловимо, напоминает Равеннэ
ты знаешь, пожалуй... девушки у меня как то вообще немножко себе на уме))
Цитата:
хотя "глупая Кларисса" звучит нежно, с любовью.
это да, несмотря на их разницу, отношения между ними весьма нежные) я бы не назвала их сестринскими, но это вина Сатин, как мы видим у Яны, у нее и с родной то сестрой отношения специфические))
Цитата:
Но мне нравится потом, дальше, про театр - там чувствуется такое внутреннее напряжение Сатин.
это безумно здорово, мне тяжко давалась эта сцена, наверное и потому, что для Сатин этот поход, как бы так сказать... не вызывает особых эмоций))
Цитата:
больше Эмриса
всем любить Эмриса!)))))))
Добавлено через 19 минут
Сатин 20 лет 3 курс.
Мы заканчиваем второй курс и на каникулах Фрэнсис предлагает съездить в Лондон. Мы встречаемся чуть больше двух месяцев и ему приходит в голову познакомить с родителями. Я соглашаюсь. Почему бы нет.
Особняк Ворзингтонов находится в пригороде Лондона, выполнен в довольно примитивном стиле, без архитектурных претензий, но окружен очаровательным и очень ухоженным двориком.
Семейство Ворзингтонов мы застаем более чем полным составом. Отец Фрэнсиса, Джон, обаятельный седой джентльмен, поднимается мне навстречу первым. Он ловит мои пальцы в ладони и сердечно их пожимает.
- Рад приветствовать в этом доме такую очаровательную юную леди.
В его глазах пляшут лукавые чертики и я улыбаюсь в ответ. Смущается почему то Фрэнсис.
- А это моя мама! - он разворачивает меня к высокой худой женщине. У миссис Ворзингтон прямые черные волосы и зеленые глаза, прозрачные и холодные, как льды северных гор.
- Фиделма Ворзингтон, - чопорно представляется она и тонкие губы складываются в сухую, презрительную улыбку. - Мы всегда рады друзьям Фрэнсиса, - цедит она и я думаю о том, что она похожа на крысу.
- А это моя тетя, Риган Кларк. Сестра мамы.
Несколько секунд я смотрю на перекошенную рожу бородатого мужика с рисунком канабиса на черно-белой футболке, затем, наконец, Риган Кларк опускает газету и наши глаза встречаются поверх листов "Таймс". Она очень похожа на сестру но, помимо копны седых волос, которые она, видимо, не считает нужным красить, она отличается чем то неуловимым и кардинальным, как земля и небо. Наверное дело в глазах. Та же зелень, что у сестры, но у Риган они полны жизни, ума, и смотрят очень пристально.
- Моя сестра не замужем, - некстати встревает Фиделма. - Дабы избежать неловкостей, следует обращаться мисс Кларк. Она работает в офисе небольшой фирмы по переработке макулатуры и остановилась у нас на некоторое время. Пока в ее доме не починять крышу.
Я не очень понимаю, зачем мне вся эта информация, но, судя по чопорности и холоду в голосе миссис Ворзингтон, отношения между сестрами непростые.
Нас с Фрэнсисом, естественно, селят в разные спальни.
каждое утро в доме Ворзингтонов начинается для меня часов в пять утра. Небо за окном только начинает светлеть, розоветь, когда я открываю глаза и опускаю ноги с кровати. Стопы неприятно обжигает холодом. Чем то состоятельному и прогрессивному семейству Ворзингтонов не угодили полы с подогревом. К моменту, когда старомодное радио, страсть мистера Ворзингтона-старшего, начинает гнусаво, но патриотично выводить "Боже, храни нашу великодушную Королеву, Да здравствует наша благородная Королева...", я должна быть умыта, накрашена, элегантна и бодра. Я не имею ни малейшего понятия о армейском быту, но подозреваю, что он очень близок к происходящему здесь.
Я спускаюсь к завтраку в полной боевой готовности. Это "интимный" завтрак. "Дочерний", как называет его миссис Ворзингтон. Мужчины еще спят, им позволено, а мисс Кларк, к вящему раздражению сестры, может не появляться в доме сутками, пропадая где-то по своим макулатурным делам. Мы сидим друг напротив друга, вдвоем, в степенном молчании. Передо мной мисочка жиденькой овсянки, половина зеленого яблока и стакан апельсинового сока.
По утрам я ненавижу эту женщину.
После завтрака мы неизменно идем знакомится с достоянием семьи. Миссис Ворзингтон почти не говорит о семействе, собственно, Ворзинктон. Основное и подавляющее место в монологах занимает история прославленного рода Кларк, дщерью которого она имеет счастье быть.
- Не верте тем, кто говорит, что настоящий ирландец должен быть рыжим. Это все домыслы плебеев, холопов, разбойников и крестьян, - говорит она и в этом обескураживающе бескомпромиссном суждении я вижу Фрэнсиса. - Настоящая ирландская аристократия - это черные, как штормовое небо наших земель, волосы, и глаза, пронзительные, зеленые, как прибой наших берегов.
Она выжидающе смотрит на меня и чуть выпучивает глазки. "Наверное демонстрирует их пронзительность, "- думаю я и, опасаясь за ее здоровье, торопливо киваю. Миссис Ворзингтон удовлетворена и мы шествуем дальше. Она ведет меня к ряду портретов, с которых на меня смотрят неизменно зеленоглазые и почти поголовно черноволосые мужчины.
- Это мой дед - Гоибниу Кларк, отец - Идбхард Кларк, и дядя - Ардан Кларк. Мои предки испокон веков жили в Ирландии и только Джон смог похитить меня и привезти в эту туманную, варварскую страну.
Я не могу себе представить, как бы ни старалась, процесс похищения юной Фиделмы Кларк. Скорее наоборот, картинга того, как она крадет, а потом пытает мистера Ворзингтона, вынуждая женится, рисуется весьма ярко. На языке вертится, что Соединенное Королевство уже больше четырехсот лет как одна страна, но я деликатно улыбаюсь и пытаюсь поддержать диалог.
- У нас дома, в особняке фон Вальде в Вероне, тоже есть портретная галлерея, - "и куда длиннее" - мысленно злорадствую я. Миссис Ворзингтон задумчиво поджимает губы.
- Фон Вальде... я не слышала ничего о данной фамилии. Наверняка немецкие эмигранты.
Я собираюсь было заверить, что не имеем никакого отношения к немцам в целом и к Германии в частности, но не успеваю даже открыть рот. Фиделму это не интересует, она разворачивается ко мне спиной и шествует к следующему пункту этой познавательной экскурсии.
Я почти ломаюсь на семейном кладбище. Миссис Ворзингтон патетично рассказывает о предках, героических и самоотверженных, похороненными под сими каменными плитами, естественно сплошь потомственными ирландцами. Я уже не хочу знать, и не спрашиваю, что делают трупы потомственных ирландцев посреди проклятой Англии. Я смотрю поверх блестящей черной макушки Фиделмы, почти не слыша ее, смотрю на то, как свесившись из окна второго этажа курит мисс Кларк. Курит и стряхивает пепел вниз, на клумбу с любимыми гортензиями миссис Ворзингтон. Ее слова, нескончаемый поток, проходят сквозь меня, как вода сквозь песок, не задерживаясь, и оставляют после себя липкое, неприятное ощущение того, что надо мной издеваются. Я смотрю в чистые, незамутненные чувством юмора, глаза потенциальной свекрови и с каким то отчаянием понимаю, что все намного хуже - она искренняя, непроходимая, самоуверенная, самовлюбленная дура.
Ужин проходит весело. Никто, кроме миссис Ворзингтон, не вспоминает о ирландских покойниках. Мистер Ворзингтон-старший наливает всем по бокалу каберне совиньон, рассказывает анекдоты из своей винчестерской юности и весь вечер галантно ухаживает, пока Фрэнсис чертит на салфетке схемы экономического развития стран ближнего востока.
Под конец первой недели я понимаю, что еще пара дней в обществе миссис Ворзингтон, и все может закончится весьма прискорбно, я либо удавлю ее, либо удавлюсь сама. После тонкого намека Фрэнсис решает показать мне город. Когда мы уходим, чета Ворзингтон провожает нас на пороге. Джон улыбается и лукаво желает нам весело провести время. Фиделма смотрит на меня так, словно я веду ее Фрэнсиса на съедение дракону.
Мне нравится Лондон. Он навевает мысли о Конане Дойле, королевских регалиях и, почему то, ежиках. Я с любопытством оглядываюсь по сторонам и с грустной нежностью думаю о том, как сильно моя маленькая провинциальная Верона, своими невысокими домиками, заборчиками, садами, посадками помидоров на заднем дворе, тайными тайнами, легендами и вечно недостроенным портом, напоминает деревню.
Фрэнсис показывает мне Биг Бэн, потом Трафальгарскую площадь, потом место, где в глубоком своем младенчестве он сделал первые шаги, затем место, где в героических муках, согласно семейным преданиям, погиб его прадед, очередной благородный ирландец. На этом месте мое терпение лопается. У семейства фон Вальде тоже достаточно скелетов в шкафу, но я не тороплюсь трясти ими перед носом девушки, на которой, со всей очевидностью, собираюсь жениться.
- Фрэнсис. Я испытываю к твоей матушке бесконечно уважение. Даже благоговение, - я устало потираю переносицу пальцами и безбожно вру. - Но если я еще раз услышу еще хоть про одного покойника...
- То что? - неожиданно оскорбленно вскидывается парень. Я очень внимательно смотрю ему в глаза.
- Я сломаю тебе нос, Фрэнсис.
Он обижен, возмущен, и мы ссоримся. Это первая наша ссора и наиболее мерзко то, что она происходит посреди улицы. Он обвиняет меня в черствости, я его - в занудности. Прохожие начинают оглядываться.
Я заявляю Фрэнсису, что ухожу, забираю вещи, беру билеты на самолет и сегодня же возвращаюсь в Ля Тур. Разворачиваюсь и гордо удаляюсь. Я не знаю Лондона и иду наугад, надеясь, что уж куда-нибудь, да выйду. Я так возмущена, так преисполнена негодования, что шаги за спиной застают меня врасплох. Когда меня хватают за руку, я уже готова уложить маньяка на обе лопатки, а дальше по папиной инструкции. Но маньяк оказывается Фрэнсисом. он жалобно заглядывает мне в лицо и я оттаиваю.
- Не уходи, - просит он. - Прости. Я больше не буду рассказывать про покойников.
- Было бы неплохо. Мне более чем хватает твоей дражайшей матушки, - ворчу я. Фрэнсис улыбается, он считает милым мое ворчание, если только я не обещаю ему что-нибудь сломать.
- Обещаю, - шепчет он и наклоняется ко мне. Я позволяю себя целовать.
Мы проводим в Лондоне почти месяц. Затем я возвращаюсь в Ля Тур, хочу немного подготовится к грядущему учебному году. Фрэнсис остается, ему еще что-то нужно сделать по приемничеству семейного бизнеса, отец вводит его в суть дела. При расставании я воркую, что не хочу отвлекать его от важной мужской работы, в которой я, само собой, ничего не понимаю, и что короткая разлука лишь сделает наше воссоединение счастливей. Я считаю минуты до того момента, как миссис Ворзингтон исчезнет из поля моего зрения и нас будет разделять сотня-другая километров. Мистер Ворзингтон-старший сжимает мою ладонь и уговаривает меня навещать их чаще. Мисс Кларк смотрит с ленивой невозмутимостью, но в изгибе ее бровей, в самом уголке губ, мне смутно чудится что-то скептически-насмешливое.
В Ля Тур Кларисса встречает меня с распростертыми объятиями. Она не едет на каникулах домой, предпочитает творить в Академии и, кажется, успевает изрядно заскучать в одиночестве.
Фрэнсис часто звонит, почти каждый день, а в один прекрасный вечер присылает подарок. Я натыкаюсь на него, собираясь в магазин. Он смотрит на меня пустым, бессмысленным взглядом мраморных глаз, повернувшись гордым в своей безупречности профилем Юлия Цезаря. В первые мгновения я теряюсь и не сразу обнаруживаю записку. Цезарь подпирает дверь почти вплотную, перегораживая проход, и мне приходится оббежать и выйти через черный вход. Здоровая мраморная махина неподъемна. Мы с Клариссой добрые полчаса прыгаем вокруг, даже не понимая, с какой стороны подступиться. Искать и очаровывать потенциальных грузчиков в десятом часу вечера немного проблематично.
Я не очень понимаю, на кой черт мне сдалась эта статуя, но Кларисса в восторге. Ее энтузиазм не остужает даже то, следующие часа два мы пытаемся волоком затащить Цезаря в дом. В итоге мы селим его в комнате Клариссы.
- Хоть ненадолго, - попискивает она от восторга и никак не может наглядеться на сомнительное приобретение. - Хотя бы пока Фрэнсис не вернется. А потом тебе перенесем!
Развалившись на Генрихе, я устало киваю и думаю о том, что с Фрэнсисом я как-нибудь разберусь, но единственное, куда я согласна волочь этого Цезаря - это до ближайшей помойки.
На третьем курсе вечеринки у Капулетти становятся еще более шумными и безбашенными. Я приезжаю на такси, возвращаясь с лекции, открываю дверцу машины почти сразу мне под ноги валиться Гораций Капулетти.
- Ты такая красивая, - бормочет он и смотрит на меня с любовью и умилением. На днях Горация бросила девушка, он страдает и жаждет утешения.
- А ты пьян, - отрезаю я, с достоинством оправляю голубое шелковое платье и аккуратно обхожу Горация. Тот остается наедине с двухлитровой, наполовину опустошенной и нежно прижимаемой к груди бутылкой пива, и грустно бормочет ей что то про жестокость женщин. Я переступаю через красные пластиковые стаканчики, фантики и упаковки из-под чипсов очень осторожно, словно шагаю по минному полю - один неверный шаг и на тонкий каблук насаживается, словно диверсант-камикадзе, очередная бумажка. Я иду медленно и не сразу чувствую неладное, непривычное - я уже несколько минут, как тут, а на мне до сих пор не висит, радостно повизгивая, Кларисса. Это настолько необычно, что я начинаю волноваться, поднимаю глаза, выискивая ее в толпе разгулявшихся студентов. Я натыкаюсь на нее взглядом почти сразу. Ее хорошо видно - черная копна художественно взбитых волос, розовое платье, ужасное на мой вкус, но мы никогда не спорим о гардеробе. Она болтает с каким-то парнем, у нее знакомый кошачий взгляд, мутный, жадный - она не видит ничего вокруг. Ее собеседник стоит ко мне спиной, а когда поворачивает голову на чей-то голос, на несколько мучительно долгих секунд я замираю, узнавая.
Алистер почти не изменился со времени нашей последней встречи, хотя, как я слышала, мальчишки в его возрасте быстро растут и быстро меняются. Те же угловатые черты лица, те же светлые, прозрачные глаза, даже прическа та же, только, разве что, стал еще выше. В животе скручивается тугой, болезненный комок, и около минуты я дышу через силу, воздух кажется обжигающе горячим. Я подхожу ближе и они меня замечают. Кларисса смотрит на меня сияющим взглядом законченной идиотки. Алистер здоровается и улыбается так дружелюбно, так беспечно, что хочется его ударить.
Неожиданно вломившаяся в наш тесный кружок девица представляется Аммандой. Я не понимаю причин ее вторжения до тех пор, пока Ал не обнимает ее, утыкаясь носом в выжженые перекисью волосы. Кларисса тоже все понимает. Пышная прическа будто опадает, губы бледнеют, глаза тускнеют. Дурацкое розовое платье кажется еще более дурацким. Кларисса сидит на лавочке, будто в воду опущенная, к ней подкатывает Гораций, возмутительно рыжий и наглый, с все той же ополовиненой бутылкой пива, а она, почти не отрываясь, смотрит на Алистера.
"Черт возьми, покоритель дамских сердец, - комок в животе медленно расплетается клубком ядовитых змей. - Если он ей так нужен, я добуду ей этого мамонта."
Первым делом я отбираю у Горация бутылку и выгоняю его с лавки. Гораций жалуется и обещает страшно отомстить, но мне сейчас не до мужского скулежа. Я наливаю Клариссе в пластиковый стаканчик пиво, неловко, я никогда не умела это делать, оно пенится и лезет за край, заливая руки и платье. Кларисса, не глядя, пьет. Приятная покладистость, всегда бы так. К четвертому стакану я приноравливаюсь наливать так, что бы соблюдать соотношение пена/алкоголь хотя бы пятьдесят на пятьдесят, и Кларисса потихоньку оттаивает, перестает быть похожей на жалкую розовую курицу. Еще два стакана. Я добиваюсь пропорции сорок на шестьдесят и Кларисса веселеет, доходит до той степени, когда готова танцевать канкан на журнальном столике гостиной Капулетти. Она громко оповещает об этом всех рядом присутствующих и решительно ломится в гостиную. Это весьма кстати. Я не слишком настойчиво уговариваю ее не маяться дурью, лишь подогревая ее энтузиазм. На пути в гостиную мы идем в обход, очень удачно заблудившись в десяти квадратных метрах участка Капулетти, и натыкаемся на Алистера. Я притормаживаю Клариссу, что бы дать ей время сфокусировать взгляд на парне, и та замирает. В ее глазах тает мысль о гостиной и столиках, ускользает, как розовая бесхребетная медуза в полосе прибоя. На правах старой знакомой я зажимаю Ала в угол и прошу предотвратить позор и порчу чужого имущества. Ведь я, хрупкая, нежная девушка, не могу справиться со своей буйной подругой, тем более что сама немного пьяна.
- Ты же знаешь, мстительно, с извращенным злорадством мазохиста, воркую я, - девушки по пьяни иногда делают глупости.
Я добавляю, что у него есть определенное влияние на Клариссу, что она послушает только его, но он и сам видит, что она таращится на него, как на сошедшего с небес Миссию.
Такого потока обожания, лести и давления на совесть честная натура Алистера не выдерживает. Он принимает Клариссу с рук на руки и вызывает такси. Он бережно загружает ее на заднее сиденье машины, я машу вслед ручкой и торжественно обещаю присмотреть за Аммандой.
О да, я присматриваю!
Первым делом я, с беспардонностью матерого рецидивиста, шарюсь в холодильнике хозяев. Как у истинных студентов на полках соседствуют непочатые банки с пивом и огрызок яблока, полупустые банки с пивом и надкушенных бутерброд с колбасой, пустые банки из-под пива и заплесневевший хвост от селедки. Все это мне не подходит. С некоторым трудом и немалым удивлением я нахожу в шкафчике для зонтов нетронутую бутыль с растительным маслом. Не рафинированное, оно благоухает так, что, глоток за глотком вливая его в себя, я чувствую себя полем подсолнухов.
Амманду я нахожу в компании Горация. Тот учит ее пить текилу, пришедшую на смену отобранной бутылке пива, предлагает посыпать себя солью и навешивает на уши про форму наследования в древнем Египте. Когда появляюсь я Амманда радуется мне, как родной. Еще больше радуется Гораций. Через полчаса мы с Аммандой лучше подруги. Текилла и рассказы о совокуплении древнеегипетских родственников значительно сближают людей.
Я деликатно придерживаю ее за плечико, когда она склоняется над белым другом, и очень стараюсь не морщится. Она нежно обвивает его руками и в перерывах, задыхаясь от чувств и специфических позывов, рассказывает, что я очень хорошая. Под дверью туалета скребется Гораций, уговаривая приобщиться, с его слов, к прекрасному женскому обществу. Мы не пускаем его даже когда Амманда очухивается, умывается и принимает более-менее человеческий вид. Мы сидим на холодном кафельном полу и она, хихикая, рассказывает, что учится на психологии и терпеть не может свою специальность, зато любит репетиции группы поддержки и футбол, на матче которого они и познакомились с Алом, который потрясающе вежлив с девушками и когда то занимался рукопашной борьбой, отчего у него ооочень сильные руки. Далее она переходит на не очень приличные подробности, насладится которыми нам не дает Гораций, особенно энергично забарабанивший в дверь. Впервые, наверное, я так рада его появлению, я не хочу больше слышать Амманду. Мозг жадно впитывает, как пустыня воду, каждое ее слово, не считаясь с моим мнением. Почему то мне очень обидно, что все это я узнаю от нее, что она знает то, что не знаю я. И, осознав это с неожиданной ясностью, в этот миг я ненавижу Амманду. Я напоминаю, что ее милый Ал укатил в закат с некой смазливой девицей и открываю дверь. В туалет вламывается Гораций. В его руках все та же бутылка текиллы, а может ее товарка. Гораций выглядит удивленным, видимо сам не ожидал, что его пустят, но воспринимает это, как приглашение.
- О, девочки! кто готов приобщиться к таинству текиллы? У меня есть соль!
Я не тороплюсь разочаровывать его и тычу пальцем в Амманду. Та глупо хихикает, но, и правда, не против. Пьяная, тупая, вульгарная курица, не понимающая своего счастья. Я бы на ее месте... ловлю себя на этой мысли и раздраженно закусываю губу, чувствуя злой медный привкус. Кларисса на ее месте никогда бы до подобного не опустилась.
Гораций трепетно посыпает шейку Амманды солью из перечницы, но наблюдать за процессом слизывания я не остаюсь. Только слежу за тем, что бы все, что нужно, успели сфотографировать.
Я возвращаюсь домой далеко за полночь. Иду пешком и иду медленно, убеждая себя в том, что не хочу мешать подруге развлекаться. после шумной вечеринки тишина ночных улиц звенит в ушах. Вкус растительного масла все еще преследует меня, его не извело даже адово пойло Горация, и я все еще чувствую себя гребаным полем подсолнухов.
Когда я подхожу к нашему коттеджу в нем тускло мерцает только одно окно, кухонное. Я открываю дверь и стараюсь шагать очень тихо, не цокая каблуками. Однако стоит мне добраться до кухни, как в ее дверном проеме появляется, озаренный светом торшера, Алистер. В его руках моя любимая кружка с синими бегемотиками, с края кружки печально свисает хвостик чайного пакетика - банан и мята, любимый Клариссин.
- Ээээ, - многозначительно приветствую я его. - Любишь экзотические вкусы?
Если он и удивлен, то не показывает виду, словно каждый день доставляет с попойки одних блудных девиц и встречает других. Хотя кто его знает, может и правда каждый день, с него станется. Он аккуратно стряхивает с пакетика капли и не гладя, но точно в цель, выкидывает в мусорную корзину.
- Это единственный чай, что я нашел у вас. Ты, надеюсь, не против? Кларисса разрешила.
- Что именно она сказала? - я не против чая, но не уверенна в нынешней адекватности Клариссы. Ал улыбается самым краешком губ.
- Что то вроде "да, Алистер, о да..."
Я улыбаюсь в ответ, смешливо фыркаю и, кажется, расслабляюсь. Накатывает странное, легкое чувство предвкушения чего-то большого, словно еще миг и...
- Я пойду, - говорит он и едва слышный стук кружки, поставленной в раковину, разбивает мираж.
- Три часа ночи, Ал, - только и хватает сказать меня. Он отрицательно мотает головой и я отхожу, пропуская его.
Я захожу в комнату Клариссы, она спит, как дитя, заботливо укрытая пледом. Рядом, на тумбочке, стакан воды и упаковка аспирина.
Я вздрагиваю, когда захлопывается входная дверь, и закрываю глаза.
Я была готова люто возлюбить тебя уже после первого абзаца. Не, ну вообще, готова была, когда только обновление в теме увидела - но тогда это было необъективно!
А теперь - объективно.
Вот я дико прусь от того как ты пишешь. Серьезно.
Я хотела начать цитировать любимые моменты, но пришлось бы вставить полотчета в коммент таким образом.
Например, мне нравится, как ты в двух строчках можешь показать характер совершенно нового перса. Я про родственников Фрэнсиса) я с самого начала отчета уже четко распределила свои симпатии и антипатии, иногда я даже прочтя полкниги не могу сказать, кто из персонажей мне нравится, и нравится ли кто-то вообще(
Не хотела в коммент огромные цитаты запихивать, но не могу не: *_________________*
Цитата:
Нас с Фрэнсисом, естественно, селят в разные спальни.
каждое утро в доме Ворзингтонов начинается для меня часов в пять утра. Небо за окном только начинает светлеть, розоветь, когда я открываю глаза и опускаю ноги с кровати. Стопы неприятно обжигает холодом. Чем то состоятельному и прогрессивному семейству Ворзингтонов не угодили полы с подогревом. К моменту, когда старомодное радио, страсть мистера Ворзингтона-старшего, начинает гнусаво, но патриотично выводить "Боже, храни нашу великодушную Королеву, Да здравствует наша благородная Королева...", я должна быть умыта, накрашена, элегантна и бодра. Я не имею ни малейшего понятия о армейском быту, но подозреваю, что он очень близок к происходящему здесь.
Я спускаюсь к завтраку в полной боевой готовности. Это "интимный" завтрак. "Дочерний", как называет его миссис Ворзингтон. Мужчины еще спят, им позволено, а мисс Кларк, к вящему раздражению сестры, может не появляться в доме сутками, пропадая где-то по своим макулатурным делам. Мы сидим друг напротив друга, вдвоем, в степенном молчании. Передо мной мисочка жиденькой овсянки, половина зеленого яблока и стакан апельсинового сока.
По утрам я ненавижу эту женщину.
Атмосфера просто на пять с плюсом: 3333
Или вот еще:
Цитата:
Я смотрю в чистые, незамутненные чувством юмора, глаза потенциальной свекрови и с каким то отчаянием понимаю, что все намного хуже - она искренняя, непроходимая, самоуверенная, самовлюбленная дура.
Офигенно прописанный персонаж, и бесит прямо с момента появления! <3
Очень понравилась ссора с Фрэнсисом.
Цитата:
- Фрэнсис. Я испытываю к твоей матушке бесконечно уважение. Даже благоговение, - я устало потираю переносицу пальцами и безбожно вру. - Но если я еще раз услышу еще хоть про одного покойника...
- То что? - неожиданно оскорбленно вскидывается парень. Я очень внимательно смотрю ему в глаза.
- Я сломаю тебе нос, Фрэнсис.
Он обижен, возмущен, и мы ссоримся. Это первая наша ссора и наиболее мерзко то, что она происходит посреди улицы. Он обвиняет меня в черствости, я его - в занудности. Прохожие начинают оглядываться.
Это 3Э, малыш, а ты что думал, в сказку попал?=))
Так их вообще, этих чопорных аристократов...)
Порадовало упоминание инструкции про маньяков..=))
Прекрасный Цезарь по-моему способен составить достойную конкуренцию Генриху. Это он реально подарил?) или сюжетный ход?)
В любом случае, по-моему, очень в духе Фрэнсиса такое подарить...)
Снова не могу не:
Цитата:
- Ты такая красивая, - бормочет он и смотрит на меня с любовью и умилением. На днях Горация бросила девушка, он страдает и жаждет утешения.
- А ты пьян, - отрезаю я, с достоинством оправляю голубое шелковое платье и аккуратно обхожу Горация.
Сатин прекрасная.=))
Была рада видеть Алистера. Успела соскучиться) я уже начинаю подозревать, а не 3Э ли у меня тоже, потому что эмоции Сатин это что-то ооочень знакомое. Я читала, и думала, что да, я тоже это чувствовала. Вот именно так.
Люблю, когда в чьем-то тексте нахожу что-то, что перекликается с моими чувствами-мыслями-прошлым.
Цитата:
- Ты же знаешь, мстительно, с извращенным злорадством мазохиста, воркую я, - девушки по пьяни иногда делают глупости.
Сатин и правда та еще мазохистка)
Но мазохистка благородная. Добрые намеренья они, конечно, известно куда ведут, но я поступок оценила.
Финальная сцена - мимими! *____* растеклась по дивану, когда читала, и меня постигло жестокое разочарование, когда все закончилось((
*яростно шипперит Ала с Сатин*
Что ж вы бегаете-то друг от друга, а?
Я поняла, кстати, что ты говорила о длительных рефлексиях. Теперь поняла. Таки да, чорд(
Хочу еще отчетов! *__*
Вообще знаешь, у меня вот полдня интернета не было, но с утра, полная впечатлений от прочитанного на ночь отчета, я кинулась писать свой.
И это самое клевое, когда прочтя чей-то отчет, мне хочется писать.
Люблю, когда меня вдохновляют.
Делай так почаще!
Вообще у меня сегодня одни визги, а не здравые, разумные, и последовательные мысли Т____Т надеюсь, ты мне это простишь