Династия Томпсон. Стрелять мы тоже умеем - Страница 22 - Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2

SierraMadre · 06.03.2014, 05:23

- Мистер Томпсон, вынуждена с прискорбием сообщить, что в связи с глобальным сокращением кадров в нашей компании вышестоящим начальством было принято решение вас… - невзрачная менеджер по менеджменту с таким же невзрачным, не запоминающимся именем и частым нервным тиком была очень несчастна. Именно в её обязанности входило сообщать сотрудникам плохие новости, в то время как хорошие августейшее руководство милостиво объявляли сами. Зачастую сотрудники начинали кричать и ругаться ещё до того, как была окончена фраза, и, по правде говоря, такой расклад менеджера очень устраивал, поскольку все были избавлены от ещё более неприятных ощущений. Но не в этот раз.
Импозантный мужчина лет чуть старше тридцати стоял перед ней с абсолютно непроницаемым выражением лица, и то ли удачно прикидывался, то ли действительно не понимал, о чём речь, то ли просто не слушал, думая о чём-то своем.
-… Видите ли, вас было принято…
- Повысить до исполнительного директора? - Неожиданно участливо поддакнул тот и широко улыбнулся, когда менеджер сначала по инерции закивала, а через пару секунд не менее энергично замотала головой.
- Нет, нет! Вы не поняли, вас… без выходного посо…
- Давай только без паники, энерджайзер! Слово «уволить» не такое страшное. Но если и правда боишься, повторяй по слогам. Три-четыре: у-во-лить. Видишь? – Улыбаясь, он немного прищурился, и в уголках его глаз залегли пока ещё не особо глубокие мимические морщинки.
Клоунада могла продолжаться ещё долго, если бы Марк (так звали невезучего сотрудника) не сжалился над бедной девицей, которой в жизни и так не особо повезло, чтобы ещё над ней и издеваться, и покладисто не направился собирать вещи.
Сегодня уже последняя собака в городе знала, насколько неправильную женщину он вчера ночью умудрился повстречать. В самых разных позах. Вернее, правильнее будет сказать, женщина-то была(и есть!) что надо, как раз в его вкусе, а вот он, Марк Томпсон, оказался совсем не во вкусе её «папика». Папик же на такое положение вещей обиделся и пообещал незадачливого любовника к стулу степлером за то самое дорогое, что у него имелось, пригвоздить. А зная людей, с которыми оный рогоносец водил дружбу, Томпсон мог с легкостью представить, как эта угроза воплощается в жизнь в ближайшее же время.
Именно поэтому увольнение с утра пораньше не стало его самой большой проблемой, ибо настоящие проблемы ожидали впереди. Нужно было бежать, причем быстро, не оглядываясь и не заезжая в те места, где его уже могли ждать специальные люди, евшие таких как он на завтрак, обед и ужин. Даже никаких денег не взять, слишком опасно появляться дома.
Да, неделя, определенно, не задалась…

“Истинная любовь” (“True Love”)
Баллы: 2

- Основатель и наследник должен иметь детей только от сима, с которым у него три молнии.
Они могут жениться или вселить в дом любого сима, но дети должны быть только от сима, с которым у него три молнии.
Если три молнии основаны на ситуациях (духи, одежда),то вы можете сразу вуу-хнуться,и потом кол-во молний может уменьшиться.
Если не можете найти пару, чтоб получить три молнии, можете изменить вкусы вашего сима.
Если дети появились вследствие похищения инопланетянами или размножением спорами у ростомана, ограничение не нарушено.

"Право первородства" by Dark_Fenix
Баллов: 1

Наследником может стать только первенец вне зависимости от пола.
Если рождается двойня или тройня наследником становится, тот кто родился первым.

“Бесстрашный” (“Fearless” )
Баллы: 1

Вы должны всегда разыгрывать карточки шанса.
При поломке электропредмета его должен починить сим из семьи.
Нельзя устанавливать сигнализацию в дом и на машину, нельзя приобретать маленького робота-охранника.
Основатель и наследники должны иметь интерес к преступности 10 до того, как станут пожилыми

Примечания: не подпускайте к поломавшимся электропредметам наследника. Чтоб починить неопасный предмет(душ, засорившийся унитаз) можете вызвать мастера.

“Писатель” (“Storyteller”)
Баллы: 1

По-крайней мере один роман должен быть написан каждым поколение династии, кроме 7-го. Неважно,какого качества роман.

“Международная суматоха” (“International Turmoil”)
Баллы: 1

Для того,чтобы поехать в отпуск,ваши симы должны иметь значение тела 10.

"Платное образование" by Innominato
Баллы: 1/2/3

+1 балл если в каждом поколении семьи хоть один сим учился платно
+1 балл если основатель так же учился платно и до старости выплатил "кредит за обучение" (помним, что у основателя льгот нет).
Если ни один сим из семьи, кроме основателя, не учился в университете и частной школе - ограничение провалено.
Ценность образования в современном обществе высока, а бюджетных мест в учебных заведениях, увы, уже не осталось. Теперь за лучшее будущее для своих наследников придется платить.

SierraMadre · 24.02.2017, 02:05

Всем привет :3
Я без отчета, пока просто отвечаю на комментарии, непозволительное количество времени спустя. Всех люблю <3

et cetera, :3

Яна, раз

Яна, два

Innominato, рраз и два!

Да, у вас с Яной интересные отношения с числом четыре :33 Но я согласна, что этот факт очень показательный именно в плане разницы воспитания и культур. Индийское воспитание видится мне более строгим, чем американское, где за каждый шлепок ребёнка по заднице схлопотать могут сами родители - за насилие над детьми)) Ну и да, я уже писала, что Индира - продукт своей культуры. Она почтительно относится к родителям не потому что за непочтение могут наказать(а могут, и правда), а потому что уважение к родителям для неё - это единственный нормальный вариант отношений)

Цитата:

Вот это нравится. Мне кажется, что это настоящая характеристика великолепного профессионала (каковым она и предстала) – не останавливаться на достигнутом и продолжать учиться даже тогда, когда достигаешь очевидных высот в своем деле. Предыдущий факт, про «Врачей без границ» тоже зацепил.

Это один из моих любимых фактов о ней :3 Тоже считаю, что врачи, особенно высококвалифицированные специалисты, должны учиться всю жизнь. Индира и учится, и для неё нет понятия "потолка") Достигла чего хотела в педиатрии и гинекологии, пошла учиться на иммунолога. Станет прилично разбираться в иммунологии, будет изучать что-нибудь ещё. Вполне вижу такой вариант, что учиться она продолжит до глубокой старости))

Цитата:

Тоже шикарно рассказывает о ней как о человеке. Для меня это как продолжение того четвертого факта, причем если там это еще можно было списать на то, что «да она просто другого не видела», то здесь уже нет. Мне нравится это ее глубокое уважение к родителям, не смотря на мир вокруг, а так же на другие факты (например №5 и №10).

Да, было очень важно показать, что несмотря на изменчивость мира и окружения, некоторые вещи остаются для неё незыблемыми. Уважение к родителям - одно из них :33
Выйти замуж без согласия родителей для неё бы значило наплевать на них и их мнение. А это, конечно, непростительно.

Цитата:

Очень хорошо ее понимаю Как часть большой семьи – там где тихо и надо говорить приглушенным голосом, мне обычно неуютно. Бгг, Тут, кстати, я немного отмечу в сторону Мадлен, факты о которой еще не комментила, но обязательно да – вот там было страшно. А здесь да, здесь хорошо) И шпиц отлично вписался! Присоединяюсь к предыдущему оратору – тоже хочу выглядеть так в сорок восемь!

Думала о тебе, когда писала этот пункт и не удивлена, что ты его отметила)) Контраст с Мадлен очень правильный, да, теперь задумалась об этом) Нелюбовь, как и любовь, сразу бросается в глаза. Индира, несмотря на вечный муравейник дома, всегда была любима сначала родителями и сиблингами, а потом уже и мужем с детьми, а Мадлен - единственный ребенок - нет.

Няша, огромное спасибо за комментарии! <3<3<3 Я тебя люблю!

Influence · 06.03.2017, 21:06

Нас не ждали, а мы приперлись. Итак, привет, сосед по TS2, извини, что без пирога)

Я всё время, начиная едва ли не с дня начала династии, ходила вокруг да около, ожидая знака свыше. И вот он - сегодня на календаре 6.03, а это означает что?

С днем рождения, Томпсоны! С трехлетием, и да будет когда-нибудь у читателей возможность поздравить эту замечательную династию не только с годовщиной, а с настоящим юбилеем!
Желаю героям удачи (особенно одной наглой брюнетке, ей очень пригодится), династии - переехать в раздел активных (ну сколько можно, ё-моё, три года уже висите в начинающих!

), а автору - вдохновения, свободного времени и классного контента для съемок.

надеюсь, мне простят отсутствие традиционной открыточки с симами из моей династии)

Но было бы неразумным предположить, что я проделала такой путь только ради того, чтобы вручить охапку шариков. У меня есть подарок, которому автор, надеюсь, обрадуется, и это ...

SierraMadre · 15.04.2017, 19:35

Influence, <3<3

Всем привет! Сумасшедший март закончился,а я всё ещё дышу, всё ещё жива и даже с новым отчётом :3
Не стану долго переливать из пустого в порожнее, тем более что напрочь забыла, что хотела сказать

Ps: да, я в курсе, какой я крутой мастер фотошопа. Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет

Pss: очень люблю курсив #янанебей

По предварительной версии, это был инсульт.
Сказать точнее без вскрытия было невозможно, но ни один из бывших сослуживцев Андрея не смел даже подойти к Анне с этим вопросом.
Я потрясенно смотрела на мамины дрожащие плечи и заплаканное лицо, не в силах осознать произошедшее до конца. Смерть Андрея по степени невероятности для меня была где-то между инопланетным вторжением и подписанием соглашения дружбы народов. Они с Анной, как и мои собственные родители, всегда существовали как бы вне течения времени. Жизнь могла меняться самым драматическим образом, но я никогда не допускала даже возможности, что кто-то из них может не жить вечно. Не допускала настолько, что мне было проще представить мёртвой себя, чем кого-нибудь из них. А теперь Андрея не было в живых.
Отношения с родителями в последнее время оставляли желать лучшего, но мы, несмотря ни на что, отреагировали удивительно слаженно. Мама вызывала няню для Флоры, папа выгонял машину из гаража, а я звонила поочередно Дэвиду и Хелен. Дорога до больницы Ландграаба прошла в полной тишине, но никто даже не потянулся в сторону радио. Каждый боялся не столько нарушить возникшее подобие хрупкого равновесия, сколько необходимости продолжить разговор после. Я флегматично наблюдала за происходящим за окном, и лишь на въезде в больницу обнаружила, что каким-то образом умудрилась полностью протрезветь. Это было очень на руку, учитывая, что никакая сила в мире не заставила бы развернуться и поехать домой отсыпаться, когда я была так нужна Дэвиду и Хелен здесь.
Анна разговаривала с каким-то врачом. Её лица видно не было, но я догадывалась, что увижу, когда она закончит разговор и обернется. Они стояли немного в отдалении, и негромкий голос врача до нас почти не доносился, однако, прислушавшись, я поняла, что речь шла о похоронах. А в собеседнике Анны внезапно узнала Тревора Лонга, бывшего первого заместителя Андрея.
- Прошу тебя, - настаивал он, когда она в очередной раз отрицательно покачала головой. – Это самое малое, что мы можем сделать для тебя и твоей семьи. Пожалуйста, позволь нам.
- У меня достаточно денег, Тревор. В этом нет необходимости.
Голос Анны и раньше не был богат на интонации, но сейчас звучал настолько тускло и безжизненно, словно кто-то не просто выключил отвечающий за эмоции рубильник, а выломал его с концами. Тревор терпеливо кивнул, давая понять, что услышал её.
- Я предлагаю лишь помочь с организацией похорон. Видит Бог, это не то, чем тебе следует заниматься, - плечи Анны слегка напряглись, но Тревор поднял ладони, пресекая конфликт в зародыше, – Анна, я потерял жену. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Она пожала плечами, снова погрузившись в тяжелое молчание. Тревор всем своим видом выражал соболезнование и желание помочь, но я все равно испытывала глухое раздражение от одного только его вида. Неужели так сложно включить мозги и понять, что сейчас со своим сопереживанием лезть не стоит? Кулаки сжались сами собой, и я уже открыла рот, как вдруг услышала голос Дэвида.
- Он прав, мама. Пусть занимаются похоронами. У нас и без этого достаточно дел.
Голос звучал иначе. Тише, приглушеннее, но всё ещё выражал решимость. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что решимость эта – последняя, и собирал Дэвид её по капле, просто для того, чтобы не оставлять Анну с решением один на один. Просто потому что Анне это сейчас нужно.
- Хорошо, - наконец, прошелестела она, и Тревор учтиво кивнул. – Занимайтесь, но потом пришлите мне чек.
Анна обернулась, и в тот момент мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не застыть с распахнутыми глазами. Мелькнувшая бредовая мысль, что это вовсе не Анна, переставала быть бредовой с каждой секундой лицезрения незнакомой женщины напротив.
Я прекрасно помнила, с каким восторгом в детстве изучала её многочисленные портреты авторства самых разных мастеров. На каждом из этих портретов была изображена Снежная Королева с ледяным взглядом – аристократически-надменная и вечно прекрасная. Безупречная. Чем больше времени я проводила за рассматриванием, тем красивее она мне казалась. Анна была не просто красивой женщиной - это определение всегда казалось слишком бесцветным для описания её внешности. Это красоту других людей сначала оценивали в соответствии с канонами, а затем выносили вердикт. Анну не оценивали - Анна сама была каноном.
Именно поэтому незнакомая женщина с чертами лица и голосом Анны никак не могла быть Анной. Будучи ровесницей родителей, она выглядела старше на полтора десятка лет. Я медленно опустилась на больничный диван и закрыла глаза ладонью. Окружающим, к счастью, было не до меня, и короткая паническая атака осталась незамеченной. Я не могла уложить в голове тот факт, что эта измученная и почти сломавшаяся под бременем утраты, которую не в состоянии восполнить всё золото мира, пожилая женщина - и есть Анна Фарбер. Это просто не могло быть правдой.

- Я подумала. – Анна обращалась к Дэвиду и Хелен, но я не могла не отреагировать, когда снова услышала её голос. А секунду спустя, до меня дошло, что её голос дрожал. Впервые в жизни я слышала, чтобы у Анны дрожал голос. – Я хочу знать. Я должна знать, почему он умер.

Анна сжала кулаки, и папа крепко обняла её. Она молчала, опустив голову, и мы молчали вместе с ней. Когда Анна снова выпрямилась, её серое, почти старческое лицо выражало полное принятие и мрачную решимость.
Несколькими часами спустя вскрытие подтвердило ишемический стволовой инсульт, вызванный разрывом аневризмы.

***

Слово Тревор сдержал.
Ни Анна, ни Дэвид и Хелен не имели никакого отношения к организации похорон. Всем, начиная с размещения в газеты некролога и заканчивая списком приглашенных на панихиду, занималось руководство больницы, в которой Андрей проработал большую часть своей жизни, но я сильно сомневалась, что Тревором двигало исключительно желание помочь. Скорее всего, бурная деятельность, развитая им практически единолично, должна была попасть в поле зрения правления больницы Ландграаба, которая – вот совпадение! - как раз находилась в поисках нового главы хирургического отделения.
В любой другой ситуации такое лицемерие и незамутненная попытка прославиться «хорошими делами» обязательно бы вызвала возмущение своим цинизмом, но сейчас Тревору я была даже благодарна. Ведь если бы не его лизоблюдство и стремление выслужиться, заниматься всем этим ужасом пришлось бы Анне. Это ей бы пришлось выбирать гроб, утверждать материал и форму могильной плиты, обсуждать место захоронения, размер надгробных венков и ширину похоронных лент. Это ей бы пришлось встречаться с людьми, которым до её утраты бы не было дела, потому что смерть для них – всего лишь бизнес, а значит, «ничего личного». К ней бы обращались по миллиону глупых поручений и требовали ответов на несущественные вопросы, в то время как её сердце бы разрывалось от боли и тоски. Именно поэтому я, при всем желании, не могла относиться плохо к Тревору Лонгу, пусть его намерения и сложно было назвать искренними.

День похорон выдался неожиданно ясным. Весна всегда приносила в Цветочные Холмы непогоду, но в этом году и вовсе побила все рекорды по количеству осадков. Дождь, ливший без остановки всю прошлую неделю, неожиданно прекратился именно сегодня, и мама, в которой, с недавних пор окрепла вера во все мистическое, видела в этом тайный смысл. «Он пришел попрощаться», - убежденным полушепотом говорила она папе, опасаясь, что я услышу и снова начну спорить. Папа отрешенно кивал. Эзотерика его интересовала не больше, чем меня, но даже сил на саркастичный ответ было взять неоткуда. Я его понимала.
Хоронили Андрея со всеми почестями – в Парке Александра. Говоря по правде, это был скорее ботанический сад, но, как часто случалось в Цветочных Холмах, никому не было дела, насколько точно название соответствовало сути. За примерами не нужно было ходить далеко, но я сильно сомневалась, что Александр Гот – в честь которого, как несложно догадаться, и был назван парк – пришел бы в дикий восторг, если бы узнал, во что городские власти превратили его детище.
В отличие от отца, запомнившегося чем угодно, кроме своей научной деятельности, Александра люди знали, в первую очередь, как выдающегося ученого-естественника, посвятившего жизнь изучению и применению в медицине редких видов растений. Будучи идейным до мозга костей, он намеренно дистанцировался от противоположного пола, и этим, как ни странно, снискал уважение окружающих.
Готов, чья семейная драма двухсотлетней давности, по-прежнему, служила здесь интересной темой для застольного разговора, в Цветочных холмах не слишком любили. Их история рассказывалась и пересказывалась тысячи раз на разный лад со всех возможных ракурсов и точек зрения, на ходу обрастая шокирующими и, зачастую, противоречащими друг другу подробностями, но, в конечном итоге, самые заядлые фантазеры-сплетники всегда сходились в одном. В том, что на самом деле, никто не знал, что произошло между потаскуном-Мортимером и несчастной Беллой – кроме Мортимера и Беллы, а ещё, возможно, Дона Лотарио, у которого с несчастной Беллой «что-то там было». И замолкали ровно до следующего разговора. При этом я не знала ни одного человека, который бы плохо отзывался об Александре.
Ботанический сад, который он разбил на свои деньги и за которым ухаживал всю жизнь, после его смерти пришел в запустение, но лишь до тех пор, пока в город почти тридцать лет назад не хлынули инвесторы и меценаты всех мастей. Именно тогда безымянный ботанический сад и получил второе рождение, превратившись в Парк Александра - место захоронения видных деятелей науки, культуры и других почетных жителей Цветочных Холмов.

По-летнему солнечная погода совсем не соответствовала мрачному настроению, витавшему сегодня в парке. Я была вполне готова, что проститься с Андреем захотят многие - он действительно был довольно известен как в Цветочных Холмах, так и за их пределами - но такое количество людей вызывало недоумение, несмотря на то, что газетчикам каким-то образом удалось разузнать обстоятельства его смерти.
Попрощаться с Андреем, без преувеличения, собрался весь город, а Тревор настолько натурально грозился найти и предать неизвестного болтуна анафеме, что даже самым подозрительным личностям не пришло бы в голову обвинять его в слитой информации. Во всяком случае, публично.
С легкой руки газетчиков, широкой публике стало известно, что смерти известного хирурга Андрея Фарбера предшествовала тринадцатичасовая операция по пересадке сердца. Маленькую девочку, безнадежно пострадавшую в ужасной автомобильной аварии, он взялся оперировать лично, и многие, впоследствии, видели в этом чуть ли не проявление божественного вмешательства. Девочке несказанно повезло, что дежурным хирургом в тот день был именно Андрей – она получила новое сердце и второй шанс на жизнь, а сам Андрей, как поэтично выразился автор статьи, «ушел, выполнив свое последнее предназначение».
Более символичной смерти для хирурга и представить было сложно, но меня не оставляла неприятная мысль, что останься Андрей в тот день дома, то возможно, сейчас он был бы жив.

Здесь, правда, были все.
Бывшие сослуживцы, коллеги, правление больницы Ландграаба практически в полном составе, а так же знакомые семьи, бывшие пациенты и многие-многие другие. Многих из них я знала лично, других – только в лицо, но большая часть гостей сливалась в безликую массу. От нас они держались на учтивом расстоянии, и когда я периодически поднимала голову, поспешно отводили глаза.
Опухшее от слез лицо Хелен не скрывал ни толстый слой белой пудры, ни падающая на глаза тёмная вуаль. Похудевшая после родов в рекордно короткий срок и одетая во все черное, она напоминала приведение и даже на мгновение не отпускала руку Арона. Их пальцы сплетались так крепко, а сами они были безмолвны и неподвижны, как две каменные статуи. Джейн осторожно обнимала Дэвида за руку, не предпринимая попыток заговорить с ним. Взглянув на него, я внутренне согласилась с её решением, и молча положила ладонь ему на плечо. Дэвид не пошевелился и даже не посмотрел в мою сторону, как и Хелен с Ароном, обратившись в соляной столб. Родители стояли напротив.
Снова осмотревшись по сторонам, я обратила внимание на маленькую девочку в инвалидном кресле за оградой парка. За спиной девочки бледными обеспокоенными тенями маячили, судя по всему родители: мать придерживала кислородную маску у её лица, а отец - стойку с капельницей, периодически поглядывая на катетер, закрепленный на тонкой ручке-веточке. Могла ли это быть та самая девочка? В горле защипало, и я медленно опустила глаза, делая глубокий вдох. Для кого-то, кто всего неделю назад перенес операцию по пересадке сердца, появляться на открытом воздухе было проявлением безрассудства, граничащего с преступной глупостью. В то же время, окажись я на месте этой девочки, никогда бы себе не простила, если бы не попрощалась с человеком, отдавшим свою жизнь взамен моей.
- Прошу прощения, мистер Фарбер, - раздалось рядом, я перевела взгляд на обратившегося к Дэвиду священника. – Мы готовы начинать, но вашей матушки, по-прежнему, нет.
- Мама будет, - откашлявшись, хрипло и не сразу ответил Дэвид.
Ему понадобилось время, чтобы «вынырнуть» из себя, но никто, само собой, и не думал его торопить. Преподобный кивнул и собрался отойти, как был остановлен глухим голосом Хелен.
- Нужно начинать. Мама бы не опоздала случайно.
Безусловно, в этом был резон. Я не могла сказать, что знала Анну так хорошо, как Дэвид и Хелен или как мои собственные родители, но в двух вещах на её счет была уверена абсолютно: она бы не позволила себе ни малодушно пропустить похороны мужа, ни опоздать на них по невнимательности.
Струнный оркестр заиграл вступление, и относительная тишина парка стала абсолютной в считанные секунды. Негромкие голоса окружающих смолкли под первые аккорды торжественного, но совсем не похоронного произведения, и я физически ощутила, как напрягся рядом Дэвид. Не глядя протянув руку, я сжала его ладонь побелевшими до боли пальцами и медленно, очень медленно выдохнула. Пожалуйста, держись. Я буду рядом, чтобы подставить плечо, и ты обязательно справишься. Изо всех сил стараясь дистанцироваться, я пыталась узнать кажущийся знакомым мотив. Это не было честно, но пережить происходящее, оставаясь в ясном сознании, не представлялось возможным. Мы не могли хоронить Андрея сейчас. Как это возможно, если всего неделю назад он был здоров?
Духовная связь с Дэвидом и Хелен достигла апогея в тот момент, когда прикрыв очередной раз глаза, я чуть не задохнулась от боли. Она совершенно точно не была физической, но напоминала ту, когда сердце сжималось в тиски, и дышать становилось почти невозможным.
Мой отец был жив и стоял напротив в двух шагах, на боль Дэвида и Хелен перекрывала доводы разума, и я чувствовала себя, словно как и они, сейчас хоронила отца. И это было жутко.
Дэвид неотрывно смотрел в одну точку, но его взгляд не казался погруженным в себя, как ещё минуту назад. Напротив – впервые за день он смотрел внимательно. Повернув в том же направлении голову, я сразу поняла, на что он смотрит, и замерла. К нам направлялась Анна. В отличие от окружающих, в большинстве своем облачившихся траур, она была с ног до головы одета в белое.

Солнечные лучи отражались от ослепительно-белого платья, заставляли его искриться, отчего смотреть на Анну дольше трех секунд было тяжело. Она шла спокойно – не медленно, но и не быстро – а в руках перед собой держала две белые хризантемы. Анна снова была похожа на себя прежнюю, но меня в тот момент поразила не столько красота, возвратившаяся к ней как по волшебству, сколько королевское достоинство, с которым она держалась, сохраняя неприступно-высокомерный вид, несмотря на косые взгляды и шепотки за спиной. Дойдя до нас, Анна не встала на свободное место рядом с моими родителями – она сделала ещё два шага вперед и встала у изножья могилы. От одного её взгляда на портрет Андрея у меня мороз продрал по коже, и я поспешно опустила голову.
Весь обряд погребения Анна простояла не шевелясь и не опуская головы, как делали многие, повторяя за священником. Её плечи, развернутые и с силой отведенные назад, как у балерины, не расслабились ни на мгновение, а застывшее выражение лица не поддавалось описанию. Я сильно сомневалась, что кто-нибудь бы осудил Анну за появление на похоронах в том же виде, в котором мы её наблюдали всю прошлую неделю, но трансформация обратно, в прежнюю себя, поражала. Она всегда относилась ко мне как к племяннице, но я не могла сказать, что хорошо её знаю, поэтому могла лишь предположить, что предстать перед городом убитой горем вдовой, Анне не позволила гордость. Она попросту не могла доставить сплетницам из Клуба Садоводов удовольствия жалостливо вздыхать, обсуждая её потерю между высадкой саженцев огурцов и покупкой шоколадного кекса на десерт к ужину.
- Аминь, - негромко произнес священник в последний раз и осенил могилу крестным знаменем.
- Аминь, - вторило ему множество голосов.
Никто не решался пошевелиться. Тогда Анна сделала шаг вперед и опустилась на колени, нисколько не задумываясь, что может замарать белое платье. Её лица я в тот момент не видела, но подрагивающие руки не заметить не могла. Это был один-единственный момент «слабости», который она себе позволила, но даже задумываться об этом казалось мне кощунственным. Кто я была такая, чтобы с интересом натуралиста наблюдать за ней сейчас? Анна осторожно положила белые хризантемы рядом с могильной плитой и медленно поднялась обратно на ноги, проигнорировав протянутую руку. Белое платье слегка испачкалось в районе колен, но ей до этого не было никакого дела.
- Жду вас у машины, - негромко сказала она нам и, не оборачиваясь, направилась прочь.
Дорогу до выхода из парка мы провели в молчании, но люди вокруг нас выглядели чуть более оживленно. Я шла позади нескольких женщин предпенсионного возраста, и поскольку обгонять их не было никакого желания, приходилось невольно слушать их разговор, несмотря на почтительно умеренные голоса обеих. Ни одна из них не была удивлена внезапной смертью Андрея, как я ожидала услышать. Крайняя справа лишь горестно пожала плечами и посетовала, что «в таком возрасте всякое может случиться». Вспыхнувшее возмущение погасло почти моментально, когда я не без удивления поняла, что Андрею на момент смерти было больше семидесяти лет. Оглянувшись на собственных родителей и заметив их чуть позади себя, я вдруг осознала, что они уже далеко не молоды. Папа давно разменял шестой десяток, мама - недавно, и хотя до настоящей старости было ещё далеко, я всё равно чувствовала себя внезапно прозревшей. Смерть Андрея символически завершила сразу две эры: эру молодости родителей и эру нашей с Дэвидом и Хелен беззаботной юности. Мы выросли окончательно.

Белое платье Анны не заметить было сложно. Она стояла возле машины, как и говорила, но весь её вид выражал такое нежелание с кем бы то ни было говорить, что выходящие из парка люди, бесспорно замечавшие её, не отваживались подойти и обходили стороной. Нам предстояло посетить ещё одно траурное мероприятие, на этот раз устроенное городскими властями, желавшими почтить память Андрея. Анна заявила, что не может не пойти, и вариант послать все к чертовой матери даже не рассматривался.
- Я поеду с Мией.
Услышав свое имя, я машинально посмотрела в сторону, откуда оно донеслось, и запоздало поняла, что голос принадлежал Анне. Ровный непререкаемый тон, которым она это произнесла, не допускал ни возражений, ни вопросов, и я повиновалась, одной рукой поймав брошенные мамой ключи от машины. И родители, и Дэвид с Хелен и Ароном казались удивленными таким поворотом не меньше моего, но, как и я, предпочли не уточнять, чем было вызвано такое решение.

Обойдя машину спереди и усевшись за руль, я подождала, пока Анна сядет на пассажирское сиденье, и повернула ключ в зажигании. Мы мягко тронулись с места, выезжая на главную дорогу в полной тишине, разбавляемой мерным шумом мотора. Анна смотрела в окно незаинтересованно-безучастным взглядом, придававшим сходства фарфоровой куклой, а я не знала, как начать разговор. Не знала, стоило ли. Я никогда не была настолько с ней близка, чтобы задавать личные вопросы казалось уместным. И всё же.
- Почему вы решили..
-.. ехать с тобой, а не с Марком и Моной?
Я запнулась на полуслове, и она закончила вопрос раньше, чем мне мысленно удалось правильно его сформулировать. Значит, ждала. Я кивнула, поспешно переведя взгляд с точёного профиля Анны обратно на дорогу. Анна вздохнула.
- Я люблю своих детей, Миа. И родителей твоих я тоже люблю, ты знаешь, - она говорила немного отстранённо, но я, не без удивления, обнаружила в её голосе слабое чувство вины. – Но я не могу сейчас находиться рядом с ними. Их присутствие, взгляды, какие-то ободряющие улыбки – всё это действует на меня так…
Голос дрогнул, и Анна замолчала, пытаясь справиться с эмоциями, а я сто раз успела пожалеть, что вообще открыла рот.
- Они бы меня разжалобили, а этого допускать было нельзя, - откашлявшись, закончила мысль Анна и снова отвернулась в сторону окна. – Поэтому мне и был нужен кто-то, вроде тебя. Жестче, рациональнее. Кто-то, у кого в моем присутствии глаза бы не наполнялись слезами жалости.
Fнна сильно переоценивала мои моральные качества, но я все равно чувствовала себя слегка задетой её словами. Выходит, она считала, что смерть Андрея я восприняла проще остальных? Легче? Недостаточно серьезно? Изо всех сил вцепившись в руль, я старательно подавляла желание эмоционально возразить ей, пока не заметила направленный на себя внимательный взгляд.
- Ты меня не поняла, - пояснила она, не отводя этого странного взгляда. – Я знаю, что ты сочувствуешь мне и Дэвиду с Хелен, но твоя скорбь – не такая, как у остальных. Она не душит, и от неё не хочется разрыдаться.

Мы остановились на светофоре, и я беззвучно барабанила пальцами по кожаной обивке руля. Чувства немного смешались, и от недавней эмоциональной вспышки стало стыдно.
- А может, вам этого и надо? Разрыдаться, - медленно тронувшись с места, мы проехали оживленный перекресток и завернули на небольшую улицу с односторонним движением. – Запереться в комнате, чтобы никого не видеть и не слышать, и прорыдать несколько дней.
- Нет, - последовал почти моментальный ответ, и я вздохнула, отчего-то совсем не удивившись. – Не надо. У меня есть обязанности и целая уйма дел, которые нужно переделать в самый короткий срок. Запираться в комнате, когда я нужна своим детям и внукам – верх эгоизма, Миа.
Притормозив у обочины, я резко развернулась в её сторону всем телом, напрочь позабыв о данном себе обещании не спорить и не ругаться. Но мотор заглох, а я слишком поздно поняла, что впервые в жизни кричала на Анну Фарбер.
- Анна, ну вы же просто человек! Живой человек, и у вас есть точно такое же право на горе, как у всех остальных! Зачем строить из себя суперженщину и делать вид, что всё в порядке, когда всё не в порядке?! Вы думаете, Дэвид и Хелен без вас не справятся? Они оба – взрослые люди, и не нуждаются ни в вашей опеке, ни в таком самопожертвовании, которое вас саму медленно загоняет в гроб! Вы, в конце концов, не железная, так что хватит геройствовать, вашу ж мать!
Анна сидела неподвижно, не отводя от меня всё того же немигающего взгляда, но и не пытаясь прервать. А когда я замолчала, задала всего один вопрос, который снова выбил из легких весь воздух.
- Миа, ты любишь своего мужа?
Я замерла, словно загипнотизировано глядя в голубые глаза. Анне было пятьдесят пять лет, сейчас, вблизи, я видела этого более отчетливо, чем во время похорон, но её глаза - ясные и яркие, совсем как на фотографиях двадцатилетней давности – оставались молодыми, а взгляд – живым. Врать ей сейчас было нельзя. Я не хотела, да и не смогла бы при всем желании.
- Нет.
- А я своего – люблю. И если я сейчас позволю себе дать волю эмоциям, то плакать не перестану ни через день, ни через неделю, ни через год. Я буду просто лежать и смотреть в потолок, и лучше от этого не будет никому. Поэтому не нужно давать мне советов, как лучше переживать утрату. Ты ведь понятия не имеешь, что я сейчас чувствую.
Анна не повысила голос, и её тон не изменился ни на йоту. В нем не было ни раздражения, ни агрессии, но я всё равно чувствовала себя пристыженной первоклассницей, которой на пальцах объясняли, почему одноклассников всё же не стоит выбрасывать из окна. Решив, что наговорила достаточно, я намеревалась провести остаток пути в тишине. Анна также не стала поддерживать разговор, и мы снова погрузились в молчание.
- Не поворачивай сейчас, - попросила она несколько минут спустя, когда я перестроилась в крайний правый ряд.
До городского холла оставалось рукой подать, но я подчинилась, хотя и кинула на неё вопросительный взгляд. Анна нахмурилась, коснувшись виска двумя пальцами, словно у неё внезапно разболелась голова.
- Можем ещё немного поездить по городу? Не хочу ехать туда прямо сейчас.
- Можем не ехать вообще, - негромко, больше себе под нос ответила я, поворачивая в противоположном направлении.
Анна ничего не ответила, но впервые с момента смерти Андрея её губы тронула слабая, едва заметная улыбка. Внутренне порадовавшись, что могу быть полезной, я тоже перестала хмуро смотреть перед собой. Но всё же было кое-что ещё.
- Можно вопрос? Обещаю, я после этого заткнусь до самого городского холла.
Анна заинтересованно повернула голову и вопросительно приподняла брови в жесте молчаливого позволения.
- Почему вы оделись в белое?
- Потому что.. – сразу и без промедления отозвалась она, глядя на дорогу, - это был его любимый цвет.
Через полторы недели Анна улетела отдыхать на Твикки, и я считала, что наш разговор в машине сыграл в этом не последнюю роль.

***

Окончательно прозреть получилось совсем недавно.
Когда я была моложе, иллюзию контроля над собственной жизнью получалось худо-бедно поддерживать, и теперь казалось странным, что отрицать очевидное удавалось настолько долго. Где были мои мозги, когда я всерьез считала, что после знакомства сначала с Норманом, а потом и с Фьюри, моя жизнь все ещё могла принадлежать мне? О каком контроле могла идти речь, когда с момента начала «семейной жизни» я самостоятельно не приняла ни одного решения, которое было бы серьезнее выбора между белым и красным вином к ужину.
Прозрение вышло очень символичным. Это был мой тридцатый день рождения, который я вообще не собиралась отмечать из-за загруженности на работе, но у Фьюри на этот счет были другие планы. Само собой «Жена Влиятельного Человека» тм не могла провести юбилей в своей постели за просмотром сериала, обложившись конфетами и дорогим алкоголем. Именно поэтому я методично напивалась здесь, в фешенебельном ресторане, расположенном на двадцать пятом этаже высотного здания, окруженная родственниками, друзьями, партнёрами по бизнесу Фьюри и ещё чертовой тучей народа, которого знать не знала. Не вслушиваясь толком в раздающиеся из всех углов поздравления и пожелания, я кивала и улыбалась всем одинаково, пока в какой-то момент микрофон не взяли родители.

Мама, сияя как начищенная золотая монета, желала мне счастья и процветания в настоящем и исполнения всех желаний в будущем, а папа, обнимая её за талию, добавлял, что неплохо бы нам с Фьюри родить второго ребенка «пока не поздно». Прожектор переключился на меня, ослепив на пару секунд, но даже когда зрение вернулось, я продолжала сидеть с тем же глупым видом, не веря собственным ушам. Как так вышло, что родители, ближе которых у меня раньше не было никого, превратились в незнакомцев, не знающих обо мне, ровным счетом, ничего? Ответ был очевиден все это время, но осознание окатило ушатом холодной воды. До тех пор, пока Фьюри не исчезнет из моей жизни, моей жизни у меня не будет совсем.
- Спасибо-спасибо, мама с папой! – раздалось рядом, и на талию легла знакомая рука, - Миа немного устала на работе, вы же понимаете, но все равно очень вам благодарна за поздравления! Да, дорогая?
Искрящиеся зеленью глаза, за которыми нет ничего.
- Конечно, - одними губами ответила я, кажется, улыбаясь, - спасибо большое.

Норман не давал ответов, когда конкретно должны арестовать Фьюри, бурча что-то душеспасительное об отсутствии прямых улик, и я снова решила взять все в свои руки - с ним или без него. Норману, понятное дело, спешить было некуда, но я понимала, что если хотела вернуть обладание своей жизнью, действовать нужно было незамедлительно.
Мне было двадцать три, когда мы с Фьюри познакомились. Тогда я была полна амбиций и могла с апломбом заявлять, что успела «неплохо его изучить» после всего лишь нескольких недель наблюдения по скрытым камерам в его квартире. Теперь, прожив с Фьюри под одной крышей, без малого, восемь лет и имея от него дочь, свои давние заявления я вспоминала с ироничной улыбкой и даже не пыталась понять, что творилось у него в душе (если она у него конечно была). Тем не менее, одну вещь я всё-таки уяснила. Фьюри терпеть не мог многословие и хождение вокруг да около. Первое раздражало просто по факту, а во втором мерещился подвох и попытка обмана, поэтому самым легким способом чего-либо от него добиться было, как ни странно, просто подойти, открыть рот и сказать. Такая схема срабатывала в 90% случаев, если Фьюри, конечно, не имел по конкретному поводу каких-то других соображений.
- Мамочка такая красивая, правда?
Услышав из кабинета Фьюри звонкий голос Флоры, я осеклась и замедлила шаг. Ничего удивительного в её присутствии не было: они с Фьюри обожали друг друга до такой степени, что когда он, как сейчас, работал дома, Флора не отходила от него ни на шаг. «Дверь» в его кабинет, в лучших традициях детективных романов, замаскированная под книжный шкаф, была приоткрыта, и я остановилась в проходе. Пятилетнюю Флору Фьюри, без каких бы то ни было усилий, держал на руках, пока они рассматривали мой портрет.

Этот портрет он подарил мне на тридцатилетие. Художник, который его писал, должно быть, побоялся изобразить жену Ричарда Фьюри а-ля натюрель, и, как это часто бывает с перепуга, принялся безбожно льстить. В итоге, на портрете была изображена кинозвезда, напоминающая меня очень отдаленно. Фьюри ни разу не обернулся, пока я наблюдала за ними, но я всё равно была уверена, что о моём присутствии он знал. С его летучемышиным слухом не знать бы просто не получилось.
- Не просто красивая, - возразил он Флоре, пересаживая её на сгиб локтя. – Лучше. Какое слово лучше, чем «красивая»?
Флора задумалась, картинно прищурившись и приложив указательный палец к подбородку. Точно так же задумывался (или делал вид, что задумывался) сам Фьюри. Не сумев вспомнить, она озадаченно помотала головой.
- Забыла? Вспоминай, я тебе говорил вчера вечером.
Странно было слышать от него такой наставительно-доброжелательный, но совсем не насмешливый тон. Фьюри, с его любовью к лицедейству, изобразить мог много чего, но интонации воспитателя старшей группы детского сада я слышала от него впервые.
- Велико-лепная? – неуверенно по слогам предположила Флора, и Фьюри улыбнулся, в тот самый момент повернув голову в мою сторону.
- Умница! Мамочка великолепная.
Увидев меня, Флора быстро потеряла интерес к портрету и энергично помахала ладошкой. Я подавила желание поёжиться: с рук Фьюри на меня смотрела его маленькая копия. Даром, что в платье. Фьюри склонился, желая поставить её на пол, но Флора тут же захныкала и задрыгала ножками, отчаянно желая остаться на руках. Сиди она сейчас на руках мамы или папы, дом бы уже сотрясался от воплей – с Фьюри же всё было иначе. Его, казалось, баловство и противный характер только умиляли. Улыбнувшись, он опустился на корточки и коснулся кончика её носа пальцем.
- Переодевайся и пойдем купаться.
- В бассейн?! – мгновенно оживилась Флора, забыв о том, что собиралась плакать.
Фьюри кивнул.
- Будешь учиться плавать.
Радостно взвизгнув, Флора подпрыгнула на месте и вихрем унеслась прочь. Пару мгновений спустя на лестнице у нас над головой, раздался топот её маленьких ножек, и только когда шаги стихли на втором этаже, Фьюри соизволил обратить на меня внимание. Сняв со стойки одну из бутылок вина, он откупорил её одним движением.
- Да, мамочка?
С рождения Флоры прошло пять лет, и с тех самых пор иначе, как «мамочкой» он меня не называл. Окружающих, конечно, такое обращение умиляло, тем более что с его подачи Флора звала меня точно так же, а я только недавно научилась с этого не раздражаться. Ходить вокруг да около смысла не было.
- Хочу развестись.
Бровь Фьюри резко взлетела вверх и так же быстро опустилась обратно, как бы говоря: «ух ты!». При всем этом, шокированным донельзя он, естественно, не выглядел.
- Миссия выполнена, ребёнка я тебе родила, но жить здесь больше не хочу, – «больше не хочу», конечно, было не совсем точной формулировкой. Фьюри, впрочем, делая глоток, пропустил этот момент мимо ушей. – Деньги мне твои не нужны, имущество – тоже. Оформляй опеку над Флорой, и я уеду хоть завтра.
- А родители? – тут же спросил Фьюри, когда я ненадолго замолчала. – Родителей твоих куда?
- В смысле - куда? – идиотская постановка вопроса заставила ощетиниться. – Мои родители отправятся со мной.
Фьюри допил вино одним глотком, с усмешкой глядя куда-то в сторону, а когда отставил бокал и снова посмотрел на меня, в его взгляде читалась откровенная издевка.
- Если считаешь, что они добровольно куда-то уедут от Флоры, то ты просто дурочка.
Дурочка. Он что, уже успел напиться с утра пораньше? Прищурившись и скрестив руки на груди, я снова смерила его взглядом. Вроде трезвый. Помолчав некоторое время, Фьюри снова налил себе вина из открытой бутылки и резюмировал:
- Твои родители никуда не поедут. И ты тоже никуда не поедешь, - обогнув стол, он поднял крышку ноутбука и опустился в единственное имеющееся в кабинете кресло, – потому что это травмирует Флору. Рисковать психикой ребенка ради твоих хотелок – так себе обмен, понимаешь?
Его лицо оставалось спокойным, но в голосе хорошо слышалась насмешка. Тем не менее, сейчас Фьюри был серьезен, и спорить с ним не имело смысла. Я выдохнула через нос, чувствуя, как всё самообладание летит к чертовой матери из-за одной мерзкой улыбочки. Ругаться с ним ничего бы не дало, но раздражение и досада оказались сильнее здравого смысла.

- Ей пять лет, а не два года, чтобы совсем ничего не понимать. Скоро она заподозрит, что в семье творится что-то не то, и станет задавать вопросы. Тебе, папочка, в первую очередь. Так что, если считаешь, что это твое «Шоу Трумана» протянет ещё хотя бы год, то ты просто дурачок.
Фьюри смотрел на меня снизу вверх, молча подпирая костяшками пальцев гладкую щеку. Он нисколько не изменился с момента нашего знакомства. Видя его каждый день с близкого расстояния, я не замечала даже намека на морщины или другие возрастные изменения, несмотря на богатую мимику, привычку щуриться и не очень здоровый образ жизни в целом. Моложавость Фьюри никуда не делась и после отпразднованного совсем недавно сорокалетия. Он, по-прежнему, выглядел как молодой пацан, и был очень доволен, когда нас принимали за ровесников.
-«Шоу Трумана» длится уже восемь лет, радость моя. И продлится ещё столько, сколько я посчитаю нужным. – Он широко улыбнулся своей фирменной лучезарной улыбкой, от которой у меня обычно начинал дёргаться глаз, а сейчас едва пар не валил из ушей. – А самое неприятно во всем этом, Миа, что ты ничего не можешь сделать.
Ни разу до сегодняшнего дня я не задумалась, насколько сильно ненавидела Фьюри. Ненависть к нему росла с каждым днем на протяжении всех восьми лет нашего знакомства и сегодня достигла своего пика. Сегодня я особенно отчётливо поняла, что посажу его, чего бы мне это не стоило, но чувство острого бессилия, как он и говорил, уже развязало язык, и остановиться я не могла.
- Ты психопат, ты знаешь? Самый настоящий, больной. Скажи мне, какому здоровому человеку придет в голову создавать видимость семьи для окружающих, вместо того, чтобы создать её с теми, кто этого действительно хочет?
В голове против воли возник образ Мадлен, но я тут же прогнала его прочь. Фьюри нельзя подпускать близко к любящим его женщинам. Он уже открыл рот, чтобы ответить, но я была слишком зла для диалога и слишком хотела поругаться.
- Мне просто интересно, откуда у всего этого ноги растут. Мама недолюбила маленького Ричи в детстве, и теперь взрослый Ричи одержим идеей воссоздания идеальной семьи из рекламы кукурузных хлопьев в реальном времени?
Реакция Фьюри была… странной. Он не усмехнулся, не подыграл, не закатил глаза. Не откинулся на спинку кресла, не прищурился, не приподнял брови. Первые несколько секунд его очень живое лицо не выражало ни единой эмоции, но это совсем не было похоже на то, что мне приходилось видеть обычно. Он не напустил на себя растерянный вид, он действительно был_растерян. Впервые с момента знакомства и после нескольких тысяч безуспешных попыток чем бы то ни было его задеть, я ткнула пальцем в небо и попала в цель. Фьюри смотрел также молча, но в его взгляде теперь отчетливо читалось понимание, во что вылилось промедление длиной в несколько секунд.
- Что, серьезно? – от неожиданности и удивления я рассмеялась. – Надеюсь, ты понимаешь, насколько это заезженная причина моральной травмы.
С кресла он поднялся одним движением и мгновенно же обогнул стол. Не до конца уверенная, что он собирался делать, я выставила вперед руку и указала на него пальцем.
- Стой, где стоишь, Фьюри.
- Или что? – обманчиво мягко спросил он, тем не менее, остановившись в паре шагов.
- Или я закричу, - все ещё не уверенная в стабильности его состояния, я говорила нарочито медленно, но спокойно. – И тогда сюда сбежится весь дом. Включая охрану, моих родителей, которые отдыхают на веранде, и нашу дочь.
Сумрачное выражение его лица сменилось тенью понимания, и я физически ощутила, как по венам заструилось мрачное удовлетворение.
- Флора, конечно, ничего не поймет. Да и куда ей, в её пять лет понимать, почему мама плачет и странно держится за щеку? А вот родители, несмотря на свою обычную «проницательность», поймут. Уверен, что хочешь лишиться образа золотого зятя и чудесного отца всего за одну ошибку?
Фьюри никогда не была свойственна излишняя молчаливость, но он, зачастую, производил впечатление человека, с самым непосредственным видом говорящего всё, что взбредет в голову. Впечатление, конечно, было ложным, и сейчас становилось особенно заметно, что прежде чем что-либо сказать, он тщательно подбирал слова. Он был прав. Я не могла разрушить этот чертов брак, но вполне в моих силах было сделать его невыносимым.
Фьюри не осознавал – да и я сама не осознавала до этого дня – насколько сильно на мою личность и моральные ориентиры влияло его постоянное присутствие. Я не просто оказалась в радиусе ядерного взрыва, а намеренно подошла к нему как можно ближе и сняла солнечные очки. Волна радиации прошла насквозь, поглотив меня, напитав изнутри и изменив до неузнаваемости. Я была отравлена процессом радиоактивного распада, как и любой, кто имел глупость считать, что может остановить взрывную волну усилием воли.
В эту игру можно было играть вдвоем, и теперь я понимала это как никогда. Стремление Фьюри к созданию идеальной семьи сыграло с ним злую шутку: он слишком явно дал понять, насколько важным считает моё присутствие рядом с Флорой, и тем самым дал полный карт-бланш. Ведь до тех пор, пока я оставалась для окружающих «счастливой женой и молодой мамочкой», все его прошлые угрозы были невыполнимы. И теперь он это понимал.

- Что вы делаете? Ссоритесь? – вдруг раздалось со стороны выхода из кабинета.
Флора успела переодеться и вернуться, но мы с Фьюри были слишком заняты, чтобы заметить её раньше. На ней было голубое купальное платье, которое она почему-то предпочитала всем своим купальникам. Медленно и осторожно, что ей было не очень-то свойственно, она зашла обратно в кабинет и смерила нас обеспокоенным взглядом.
- Конечно, нет, милая, - отозвался Фьюри, не сводя с меня напряженного взгляда.
Флора была слишком мала, чтобы увидеть, насколько беспечно-добродушный тон не вязался с убийственным выражением лица. Фьюри смотрел на меня в упор, как на врага, с которым пока не знал, что делать.
- А что тогда? – настороженность из голоса Флоры никуда не исчезла. Даже ей, пятилетке, без какого-либо представления об окружающем мире и населяющих его людях, было понятно, что происходило что-то не то. Фьюри прикрыл глаза и улыбнулся, наконец, справившись с собой.
- Просто мамочка немного злится на папочку. И всё.
Флора подошла ещё ближе, остановившись между нами. Запрокинув голову, она пристально посмотрела сначала на меня, потом на Фьюри, а потом неожиданно просияла, как если бы мгновенно нашла решение проблемы, о котором тупые взрослые даже не задумывались.
- Чтобы мамочка не злилась, её надо поцеловать!
С другой стороны, может с годом я и погорячилась.
-Поцеловать? – делано удивился Фьюри, и Флора энергично закивала.
- Да! В щёчку. Август поцеловал Клэрити, когда она на него злилась, и они помирились!
А после того поцелуя Август слег со странным заболеванием, напоминающим агрессивную тропическую лихорадку, и выжил только чудом. Учитывая, что ни в каких тропиках Август не был, а Клэрити едва не стерла себе кожу на щеке в попытках отмыться отчего-то, сравнение Флора выбрала интересное. Фьюри едва коснулся моей щеки горячими сухими губами – такого «поцелуя» Флоре было вполне достаточно – но я всё равно с трудом подавила желание протереть лицо. Скулу будто обожгло кислотой.

***

Октябрь выдался тяжелым.
Я никогда в жизни не уставала от работы настолько, чтобы желать оказаться дома (обычно всё обстояло наоборот), и не могла вспомнить, когда в последний раз мы все, вплоть до малолеток-стажеров, были так загружены. Тед называл такую активность «сезонной» и связывал её с периодом осеннего обострения душевных заболеваний у психопатов. Я не знала, прав он или нет – не потому что была не в курсе относительного количества психически нестабильных личностей на душу населения, а потому что, как показывала практика, совершенно не нужно было становиться психом, чтобы совершать преступления. Здоровые люди справлялись не хуже.
Единственный выходной после почти двухнедельной работы в режиме нон-стоп я была полна решимости провести горизонтально и приняла для этого все возможные меры. Дверь спальни была закрыта и заблокирована тяжелым пуфиком для надежности, шторы опущены, в уши вставлены беруши, а на глаза надета маска. Теперь вылезти из кровати меня не заставил бы ни случившийся за окном огненный дождь, ни торнадо, ни цунами, ни землетрясение, ни всё вместе. Так я, во всяком случае, думала, пока рядом с ухом не зазвонил телефон.
«Зазвонил», впрочем, было неточным определением. Выключив звук, я начисто забыла о режиме вибрации. Нашарив телефон под подушкой, я стянула маску с лица и, не без удивления, увидела на дисплее незнакомый номер. Едва начав работать с Тедом, мне был проведен ликбез о том, насколько важно иметь разные телефоны «для работы» и «для дома». Тед считал, что личный номер, помимо тщательного сокрытия от посторонних и выдачи только близким, требовалось регулярно менять, и я, несколько раз столкнувшись со звонящими среди ночи неадекватами, теперь была с ним в этом вопросе солидарна. Этот номер был совсем новым, и обладали им только те, кому я лично его вручила. Именно поэтому звонок с него и озадачил настолько сильно. С другой стороны, звонивший мог просто ошибиться.
Нажав на сброс, я закрыла глаза и безуспешно попыталась уснуть ещё раз. Сон как рукой сняло. Раздраженно перевернувшись на другой бок и снова бросив взгляд на телефон, я увидела тот же номер на дисплее и снова сбросила звонок. Не брать незнакомые номера, работая в полиции – что-то вроде аксиомы, которую нужно просто принять и не пытаться осмысливать. Те, что пытались осмысливать, всё равно приходили к тому же выводу, правда, лишившись некоторого количества нервных клеток.
В последнее время я стала скучать по умению засыпать в любое время дня и ночи на любой хоть немного горизонтальной поверхности. Разменяв четвертый десяток, о такой роскоши как крепкий детский сон, пришлось забыть. Спать не хотелось категорически, но увидев пришедшую от Хелен смс-ку, я всё равно почувствовала себя разбуженной и была недовольна.
Робкое «спишь?» так и подмывало проигнорировать, и я бы проигнорировала, будь сообщение от кого-нибудь другого. Поэтому написала в ответ «нет» и включила звук на телефоне. Она перезвонила секунд через десять.
- Можем встретиться?
- Сегодня? – я вздохнула, окончательно распрощавшись с перспективой провести выходной в постели. Хелен пыталась звучать спокойно, но её голос всё равно нервно подрагивал. – Сейчас приеду. Ты дома?
- На работе, - тихо отозвалась она. – Заканчиваю через час.

Хелен и Арон работали в Кальенте почти восемь лет. Недавно осознав это, я испытала минутку экзистенциального ужаса. Казалось, совсем недавно я приходила навестить их на новом месте работы. Они тогда работали по какому-то нечеловеческому графику, но всем своим видом выражали энтузиазм, обычно присущий тем, кто считал, что занимался любимым делом. Я очень хорошо помнила, насколько тяжелой физически и выматывающей морально была их работа, и когда их, наконец, повысили и дали нормальный график, вздохнула с облегчением. В какой-то момент они перестали быть вчерашними выпускниками-салагами, на которых вешалась любая работа, и постепенно, шаг за шагом, делали всё, чтобы стать специалистами в своей области.
Об умении Арона вытаскивать с того света даже самых безнадежных маленьких пациентов благодарные родители слагали легенды. Сверхъестественные способности, которые ему приписывались, сам Арон объяснял профессиональной выучкой, крепкими нервами и пресловутым индейским спокойствием. Услышав это однажды, я спросила, для чего же ему тогда репутация «волшебного шамана-целителя», которую он и не думал отрицать. Арон тогда ответил, что людям, чьи дети находятся при смерти, всё равно, во что верить, и он – не тот человек, кто имел бы право их этой веры лишать.
А успехи Хелен в реабилитации новорожденных с самыми тяжелыми родовыми травмами отмечала даже Индира. Они познакомились несколько лет назад, когда Хелен навещала меня в Ландграабе после рождения Флоры, и довольно быстро сдружились. На фоне одной сферы деятельности и общих интересов ничего удивительного в этом не было. Я не имела ничего против Индиры, а понаблюдав за ними некоторое время, пришла к выводу, что они с Хелен очень во многом похожи.
- Привет, - поздоровалась я, когда переодетая Хелен опустилась на пассажирское сиденье и закрыла за собой дверь машины. – Что случилось?
Она выглядела скорее утомленной, чем взволнованной или встревоженной, но я знала Хелен не первый день, и вполне допускала, что первое впечатление могло быть ошибочным. Тем более что ответила она не сразу. Снова повернув ключ в зажигании, я дала задний ход и выехала с больничной стоянки на второй скорости. Хелен, несмотря на то, что права получила давно, водила неуверенно, и такие пируэты её обычно нервировали. После них обычно следовала лекция об ответственном и безопасном вождении с приведением статистики аварий и других методов нагнетания. В этот же раз ничего подобного не произошло. Хелен просто молча пристегнулась, а я убедилась, что проблема всё-таки была.
- Домой?
- Нет, - быстро отозвалась Хелен и потерла уставшие глаза основаниями ладоней, - сначала кофе.
Взглянув на неё внимательнее, я поняла, что Хелен не просто устала на работе. На её лице отпечаталась крайняя, запредельная усталость. Настолько сильная, что я не понимала, каким образом она вообще сидела ровно и не засыпала каждые две секунды.
- Ты когда спала в последний раз? – ответа предсказуемо не последовало. Взяв курс на ближайшую кофейню с напитками на вынос, я продолжила допытываться. – С детьми что-то? Или с Ароном поругались?
Последнее предположение обычно вызывало у неё улыбку, потому что «поругаться» с Ароном, по-прежнему, было чем-то за гранью добра и зла. Недостаточно темпераментная Хелен была физически неспособна устроить полноценный скандал с битьем посуды, поэтому почти все их ссоры заканчивались спокойным разговором на кухне. Хелен не улыбнулась, а когда мы подъехали к кофейне, пошла за кофе сама, проигнорировав моё «я схожу». Я вышла покурить вслед за ней.

- Я плохой человек, Миа. – Вернувшись обратно на пассажирское сиденье, один из картонных стаканов Хелен протянула мне. Семейство Фарберов определенно питало какую-то слабость к серьезным разговорам в машине, и я приготовилась к продолжению монолога. – Я много об этом думала, и недавно убедилась.
- Просто ужасный, - согласно кивнула я и поморщилась, когда случайно обожгла язык. – И как тебя только земля носит?
- Я серьезно, - её голос задрожал, и я перестала улыбаться. Хелен быстро вытерла слезы кончиками пальцев. – Не проходит и недели, чтобы Сара ничем не заболела. Она ходит в детский сад неделю, а потом болеет ещё три. Заболевает Сара – София заболевает вслед за ней, и так по кругу, без остановки. Я больше не могу. Вся моя жизнь крутится вокруг детских болезней – что дома, что на работе.
- Все дети болеют, что в этом ужасного?
В детских садах я не понимала, ровным счетом, все мои знания об этой теме ограничивались воскресной педиатрической передачей, которую смотрели родители. Тем не менее, состояние Хелен настораживало. Я чувствовала, что она сказала не всё.
- Я не могу так. Я устала, - последнее предложение она прошептала и закрыла лицо ладонями, а я ощутила себя настолько беспомощно, насколько это вообще было возможно.
- Хелен..
- Знаешь, какая мысль приходит мне в голову в последнее время? – Хелен снова вытерла слезы, и в её голосе послышались не слишком характерные для неё истерические нотки. Я покачала головой. – Иногда мне хочется собрать вещи и уйти. Просто уехать и не возвращаться, жить свою жизнь для себя. Понятия не имею, как бы сложилась моя жизнь, если бы не Арон и девочки. И иногда… мне очень хочется узнать.
Внезапное откровение шарахнуло по голове пыльным мешком, и какое-то время я собиралась с мыслями, просто глядя на дорогу перед собой. Странным образом, но мне никогда не приходило в голову, что у Хелен могут быть проблемы такого рода. У кого угодно - но не у неё и Арона. Их союз выдержал испытание учёбой на медицинском, физически и морально тяжелой работой, маленькой зарплатой и двумя маленькими детьми. Ничего удивительного в накопившейся усталости не было. Я понимала, что и Хелен, и Арон выдержат любое испытание. Осталось донести это до самой Хелен.
- И что тебя останавливает? – собственный голос показался чужим, когда я снова заговорила.
Хелен горько улыбнулась, перестав плакать.
- Каждый раз по-разному. Иногда Сара приходит в нашу с Ароном комнату и говорит, что боится спать одна. Тогда я иду наверх, укладываю её и засыпаю рядом. Или слышу по радио-няне, как плачет из-за температуры София. Тогда я беру жаропонижающее и нахожусь с ней до тех пор, пока оно не подействует, и она снова не уснет. Или… - она запнулась, - вижу, что Арон спит без одеяла. Тогда я укрываю его и просто сижу рядом в темноте. Потом ложусь и тоже засыпаю.
Услышав её слова, я едва заметно облегченно выдохнула. Хелен и сама понимала, что нынешнее её состояние – всего лишь срыв. Просто кризис, в равной степени свойственный всем, у кого хоть немного имелась склонность к самоанализу.
- Просто, понимаешь… у Арона не так. Он любит меня и девочек, я это вижу и знаю. И ему все будто бы нипочем. Нет ничего, что его бы беспокоило, Миа, вообще ничего! – Хелен сверкнула глазами, а я, кажется, начинала понимать, что на самом деле её волновало. - Нужно работать неделю без перерыва – легко, нужно сидеть с двумя больными детьми – с удовольствием, переделать уйму дел в единственный выходной, а потом ещё Дэвиду помочь с машиной – без проблем! Он как сверхчеловек, и я не знаю, как ему соответствовать!
- Так, давай ещё раз. То есть, ты считаешь себя плохим человеком на основании того, что Арон легче переносит тяготы семейной жизни? Притом, от проблем ты не сбегаешь, семью свою любишь и делаешь всё, что в твоих силах, чтобы всем было хорошо. Получается, ешь ты себя исключительно за вольнодумство?
Хелен прикрыла уставшие глаза. Она молчала довольно долго, и в какой-то момент я даже решила, что она уснула.
- Просто мне кажется, я делаю недостаточно. И только думаю о том, как бы от всех отвязаться, чтобы оставили в покое.
- Кажется - крестись, как мама твоя говорит, - буркнула в ответ я, допив остатки кофе со дна стаканчика. – Не нужно равняться на собирательный образ «идеальной жены в вакууме». Идеала не существует, а ты хорошая мать и хороший человек.
- Откуда ты знаешь?
Потому что ты - моя полная противоположность.
- Просто знаю.
На мгновенье показалось, что всё в порядке, но, как оказалось, радовалась я рано. Хелен странно усмехнулась и покачала головой, глядя куда-то в сторону. Никогда прежде я не видела у неё такого выражения лица и от этого немного напряглась. Сквозь застывшую маску неестественной улыбки пробивалось настоящее отвращение.
- Ты меня переоцениваешь. И сильно. – Хелен опустила голову и с силой сжала кулаки. – Если бы я была той, кем ты меня считаешь, я бы не обманула своего мужа. Я бы не сказала ему, что взяла дополнительное дежурство. Не оставила бы его и наших больных детей на целый вечер. И уж точно не отправилась в ресторан с другим мужчиной.
Сказанное Хелен определенно должно было звучать очень веско. Она говорила с таким надрывом, сохраняя выражение лица средневекового инквизитора, приговаривавшего еретика к смертной казни, что мне против воли стало смешно.
- И что потом? – Всё-таки подавив улыбку, спросила я. – Вы переспали?
В глазах Хелен отразился испуг, развеселивший меня ещё сильнее. Мысль о том, чтобы физически изменить Арону, была за гранью её понимания, и она всерьез корила себя за обычный ужин. Я вздохнула.
- Хелен, ей-богу, когда в следующий раз решишь с кем-то поесть, не нужно подавать это так, будто ты совершила хладнокровное убийство с похищением.
Хелен усмехнулась.
- А если бы совершила? Что тогда?
Я неопределённо повела плечами, сворачивая с трассы на проселочную дорогу, ведущую к их с Ароном дому. Ехать оставалось минуты три, и погода стремительно портилась.
- Тогда я бы избавилась от тела, скрыла улики и обеспечила тебе алиби. И никто бы никогда ни о чем не узнал.
- Миа, я серьезно.
- Так и я серьезно. Вот и решай, кто из нас плохой человек.
Брошенный на приборную панель телефон завибрировал, и я снова увидела на дисплее тот самый незнакомый номер. Навязчивость неизвестного неадеквата начинала раздражать, и я мысленно сделала пометку купить новую симку, как только вернусь в город. Хелен притихла, и до самого дома больше ничего не говорила. Я не могла сказать наверняка, хорошо это или нет, но очень надеялась, что донесла до неё хоть одну из своих мыслей. Машина остановилась у самого крыльца, чудом не заехав на цветочные клумбы, и Хелен отстегнула ремень безопасности.

- А вы с Ричардом когда-нибудь ссоритесь? - наконец, подала голос она. От попытки Хелен сравнить свою семейную жизнь с тем, что уже восемь лет как выдавал за семью Фьюри, я ощутила смесь раздражения и досады. Само собой, на фоне глянцево-вылизанной картинки реальная семья с реальными проблемами проигрывала, но Хелен этого знать было неоткуда.
– Мне кажется, я ни разу не видела вас с ним в ссоре. Не подумай, что я завидую, нет. Я правда очень рада за вас, но иногда я думаю…
- Хелен, у нас фиктивный брак.
Она замолчала на полуслове, а я дала себе хорошего мысленного пинка, который отозвался странным чувством удовлетворения. Сказать правду впервые за восемь лет было приятно.
- У нас составлен брачный контракт, и у меня будут очень серьезные неприятности, если кто-нибудь узнает о том, что я только что сказала.
- Но почему? – от изумления немаленькие глаза Хелен расширились ещё больше, теперь напоминая блюдца. – Почему фиктивный?
- Потому что он гей. А поскольку в мире большого бизнеса очень важно иметь соответствующую положению репутацию, открыто заявить о своей ориентации он не может – партнеры не поймут. Америка только на словах толерантная.
Кинув на Хелен осторожный взгляд, я обнаружила её слегка зависшей и с приоткрытым ртом. Это значило, что всю эту сочинённую минуту назад ерунду, она проглотила с легкостью и сейчас пыталась осознать.
- Это многое… объясняет, - наконец, произнесла она, и я с трудом удержалась от того, чтобы заржать в голос. Фьюри бы оценил. – Любовь к этим его сериалам, например…
- Только Хелен, - я нахмурилась, сделав серьезное лицо. – Никому. Даже Арону.
Она кивнула также серьезно, от удивления забыв спросить самое главное: с какой стати я вообще подписалась на фиктивный брак с латентным гомосексуалистом? Нужно было не забыть додумать детали чуть позже, когда Хелен отойдет от шока и снова сможет мыслить ясно. Слегка шлепнув себя ладонями по коленям, она выпрямилась в кресле.
- Я бы предложила чего-нибудь выпить, но ты на машине. Может, хоть чаю? Или пообедаешь?
Я отрицательно помотала головой.
- Давай в другой раз. Завтра на работу, а я так и не выспалась. Поеду домой, попробуй уснуть.
Входная дверь открылась, и на пороге дома возник Арон с маленькой Софией на руках. София ерзала, пытаясь разглядеть Хелен, а, наконец, заметив, замахала сразу обеими руками. Хелен слабо рассмеялась с этого зрелища и кинула быстрый внимательный взгляд в мою сторону.
- Со мной всё нормально, - уверенный тон всегда удавался мне особенно хорошо, - я не страдаю, не плачу ночами и меня полностью устраивает жизнь, которую я сама для себя выбрала. Честно.
- Пока, Миа, - после недолгой паузы попрощалась Хелен и коснулась сухими губами моей щеки. – И спасибо. Береги себя.
За ней почти закрылась дверь, когда я неожиданно и для себя самой тоже, окликнула её. Хелен обернулась на месте и склонилась обратно в салон. Я пыталась заставить себя заткнуться, но это оказалось не так-то просто. Слова полились сами собой.
- Я хочу попросить тебя об одной вещи. У меня опасная работа, и если… со мной вдруг что-нибудь случится, - в глазах Хелен снова отразился испуг, но я жестом остановила её, не дав себя перебить. – Если со мной вдруг что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты позаботилась о моих родителях. И о Флоре. Фьюри её только балует, а тебе я доверяю. Можешь пообещать?
- Миа, что…
- Хелен. – я не знала, как выглядела в тот момент, но, судя по суеверному ужасу на лице Хелен, зрелище, наверное, было ещё то. – Мне очень важно это знать.
- Хорошо, - обеспокоенно прошептала она. – Конечно, мы с Ароном о них позаботимся. Обещаю, но отку..
- Спасибо, - я улыбнулась самой беспечной улыбкой, на которую была способна, но Хелен предсказуемо не повелась. – Не думай, умирать я не собираюсь. Просто на всякий случай.

***

Дорога до города прошла в относительной тишине. Телефон звонил всего два раза, но я успешно игнорировала звонки, даже не сбрасывая их. Слушать музыку не было никакого желания, и я вслушивалась в мерный гул работающего двигателя, ведя машину в режим автопилота. Не стоило пугать Хелен. Минутная слабость обернулась совершенно ненужной откровенностью, за которую я себя теперь ругала. Легкость от сказанного испарилась уже через несколько минут, оставив вместо себя тяжелое чувство вины. Впутывать Хелен во все это было свинством, и больше не должно повториться. «Режим автопилота» привез меня кондитерской. Той самой, в которой почти десять лет назад проводилось задержание какого-то наркоторговца, а Тед настоял на моем переодевании в розовое платье с рюшами. Мама как раз с утра говорила, что хотела чизкейк.

Молодой кассир с бейджиком на груди «Привет, я обучаюсь» работал со скоростью впавшей в анабиоз черепахи, но очередь нисколько не нервничала. Я набирала маме смс-ку, когда телефон зазвонил вновь. Палец случайно соскочил на зеленую кнопку принятия вызова, и из трубки тут же раздалось умоляющее:
- Пожалуйста, не бросайте трубку, миссис Томпсон! Прошу вас!
Я медленно выдохнула через нос, внутренне раздражаясь с самой себя. Трубку следовало положить, но это было выше моих сил сейчас. Сто раз проклиная отсутствие силы воли, я поднесла телефон к уху.
- Послушайте, мне всё равно, где вы достали этот номер, но прямо сейчас я поеду и куплю новую сим-карту.
- Пожалуйста, выслушайте меня! – Снова взмолилась собеседница. Судя по голосу, это была женщина возраста моей матери. – У меня есть информация о Ричарде Фьюри, которая может вас заинтересовать.
Великолепно. Ещё одна обезумевшая любовница, которую Фьюри поматросил и бросил, в попытке «раскрыть» мне глаза на его нехорошее поведение.
- Рассказывайте, – устало согласилась я. – Но сначала представьтесь.
Обычно на этом моменте любовницы тушевались и ссылались на важные дела. Каждая из легиона любовниц Фьюри была в курсе, где и кем я работала, и светить имя не хотелось никому. Собеседница из трубки же, напротив, охотно представилась.
- Меня зовут Дженнифер Ллойд. Двадцать пять лет назад я работала медсестрой в детском доме Медфорд, штат Массачусетс, - замерев, я неосознанно прижала трубку сильнее к уху, - и я знала Ричарда Фьюри ещё в то время, когда его звали Ричард Тейлор.
Поставив коробку с чизкейком на витрину, я шагнула из очереди, не обращая внимания на кассира.
- Можно с вами встретиться? До Массачусетса пару часов на самолете.
- Я не в Массачусетс, миссис Томпсон, - возразила Дженнифер, - я уехала оттуда много лет назад и никогда не возвращалась. Я здесь, в Цветочных Холмах.
- Здесь? Вы серьезно?
- Я приехала, как только узнала о вашем существовании. И о том, что вы детектив полиции, - негромко пояснила она и добавила. – Вы знаете, где находится кафе «Розовый шелк»?
Выбежав из кондитерской на второй космической, я так резко замерла на месте, что не сбила благообразную старушенцию с собачкой лишь чудом. Медленно обернувшись и подняв взгляд на вывеску, я нервно улыбнулась, поняв, какого дурака сваляла, и уточнила:
- Кондитерская?
- Да-да, вы правы, кондитерская, - «просияла» Дженнифер прямо из трубки, - всё в розовых тонах. И чизкейки замечательные.
- Буду через две минуты. Буквально.
Отключившись и убрав телефон в задний карман брюк, я дошла до машины. Кошелек нашелся в через полминуты «напряженного» поиска по салону. Невзначай продемонстрировав его выглядывающим в окна посетителям и кассирам, я настолько ровным шагом, на какой была способна, вернулась в кондитерскую и вежливо улыбнулась кассиру.
- Деньги забыла, извините.
- Ой, ну что вы, со всеми бывает! Вот, приятного аппетита!
Дженнифер сидела за большим столом у окна.

le техничка

Influence · 15.04.2017, 21:15

...

Я как раз застряла далеко от родного компа, а тут и отчет подоспел. Это судьба)

Первое, что хочу отметить - иллюстрации. Я помню, что ты говорила о своем мастерстве симофотографа, но здесь я если не в восторге, то как минимум приятно удивлена. Что особенно понравилось:
- Самый первый кадр, где Анна на фоне медицинского плаката со скелетом. Он донельзя символичен! Мертвый (по идее) человеческий экземпляр - и живой человек, скелет анфас - Анна спиной. Она делает вид, что абстрагировалась от всей этой ситуации, и мы уже на первом скриншоте видим это показное безразличие.
- Миа на скамейке. Просто красиво, и ветви ивы прекрасно заполняют пустоту!
- Сцена возле портрета Мии. Она как бы выше мужа и дочери, высокомерно смотрит на них со снимка. Я понимаю, что большую роль сыграло ограничение на перемещение написанных портретов по стене, но, опять же, очень символично. Хотя такая ситуация и существует, к счастью или к сожалению, только в мечтах Мии.
- Сцена в кабинете, где вроде бы главное действующее лицо - та же Миа, но тем не менее портрет незнакомой женщины занимает соразмерное с ней место в кадре. И в кабинете Фьюри, разумеется, висит портрет не супруги, а какой-то идеальной красавицы, что толсто намекает на ее "важность" в его жизни. Только, ИМХО, лицо Мии слишком равнодушное для этой ситуации. Вообще, наложение эмоций - очень полезная штука, способная в корне изменить впечатление от скриншота, поэтому крайне рекомендую попрактиковаться на досуге.

Теперь по персонажам, событиям и текстовой составляющей в целом.
Тебе всегда отлично удавались второстепенные персонажи, но здесь они не просто хороши, а идеальны. Причем не сами по себе, как в бонусах, а именно для раскрытия главного героя. Несмотря на то, что в этом отчете Миа скорее наблюдатель, чем действующее лицо, ее личность очень здорово прослеживается на контрасте с теми же Анной и Хелен. При том, что каждая из них представляет собой отдельный типаж, у них есть сходство - обе пытаются быть совершенными. Но, если Хелен больше заботится о внешней стороне (как она выглядит со стороны в качестве жены и матери), то Анна пытается сделать, практически, невозможное - подавить свои чувства, запретить себе переживать. Увы, итог один - обе они несчастны, хотя и пытаются это преодолеть, совершая поистине огромную работу над собой.
А Миа, она вообще не парится по этому поводу. У нее нет запретов ни на чувства, ни на их проявления, и она обманчиво считает, что может контролировать свою жизнь. Когда реальность, внезапно, отказывается натягиваться на шаблон миссис Томпсон, последняя совершает еще большую ошибку, ужесточая контроль и, в конечном итоге, носится как грызун по колесу. Нет, управлять своей жизнью, без сомнения, можно и нужно, но... увы, у Мии не та профессия. Она же знала, соглашаясь работать агентом, на что идет, и что ее судьба будет в чьих угодно руках, кроме ее собственных. Или не задумывалась над этим?

Занятненько получается: Миа прилагает все усилия, чтобы отправить мужа за решетку, и даже верит, что "контора" тоже в этом заинтересована (хотя вот мне кажется, что ФБР (СимБР?) Фьюри интереснее свободным, а Мию к нему приставили именно с этой целью). А тут вдруг откуда ни возьмись появляется женщина из прошлого, которая знает про него такое, о чем Миа, из последних сил играющая роль супруги, и не мечтала. Интересно, что из этого выйдет, особенно в контексте того, что отчет предпоследний...

Теперь по остальным. Чую, Флора будет интересным персонажем. Отчасти из-за воспитания Фьюри, отчасти потому, что, несмотря на папочкины старания, она уже по уши в психотравме с самого рождения. Не думаю, что из девочки получится что-то прямо такое ужасное, но как минимум для социопатии уже заложена основа)
И прости за придирку, но мне не понятно, почему у пятилетнего ребенка мелированные волосы. Этому будет какое-то обоснование, или же просто не нашлось прически с подходящим цветом? Если второе, я могу скинуть тебе ссылку на базу причесок с самыми разнообразными текстурами, как только буду дома.

Напоследок еще один пункт, не столь критичный, но все же я не могу обойти его вниманием. У тебя великолепные названия глав, и самая свежая - пожалуй, лучший этому пример. Но почему-то в первом посте нет заголовков, только номера, а ведь разница, на самом деле, огромна. Это не то что придирка, просто добрый совет от автора, который тоже дошел до этого только спустя пару лет)

Добра и вдохновения! Жажду продолжения)

Jana Weber · 01.05.2017, 00:59

прочитай меня

Jana Weber · 05.05.2017, 12:46

Мариша, я не дам твоей теме снова съехать вниз, как бы редко ты не писала отчеты

В общем, не знаю, насколько ты следишь за лотереей, но мне тут намедни выпал "подарок любой династии". И, размышляя об этом, я решила немного пофантазировать на тему любимых династий и известных интернет-мемов. Скрины разных размеров и вообще по-интуитски нарезаны, но, надеюсь, ты меня простишь(

****

Innominato · 01.06.2017, 00:06

Мариша! У меня, как всегда, скорость просто за гранью разумного, но я пришла!
Сначала смерть Андрея, событие само по себе грустное. Вот он вроде бы не основатель, даже не родственник, но ощущение какого-то окончания эпохи все равно есть. Анна здесь прекраснее рассвета, ее появление получилось по-настоящему триумфальным, не смотря на то, что ей самой было абсолютно безразлично как это выглядит. Именно от этого ее скорбь и любовь такие искренние.
Я уже говорила, что люблю скрин, где Миа сидит на скамейке? Скажу еще раз) У него классная композиция, не смотря на то, что она практически по центру, почти монохромное решение, которое как раз и работает на всю катушку, делая всю зелень фоном, а фигуру - главной. А еще мне нравится подбор позы - идеально вписывается в момент, есть и определенное напряжение, и траурность в одежде, вот все сложилось в правильную картинку. Очень крутой

Еще понравилась деталь - Тревор Лонг. Вот какой-то донельзя реальный элемент, вроде и неплохой человек, а своего не упустит, мыслит на перспективу даже в самых непростых обстоятельствах.
И, конечно, я не упустила ремарку про Парк Александра, как и про Мортимера-Беллу-Дона, которые с некоторых пор прямо в тексте жутко радуют. Вот все-таки интересно видеть этих стандартых персонажей в разных вариациях, даже вот так, мельком.

Цитата:

амо собой «Жена Влиятельного Человека» тм не могла провести юбилей в своей постели за просмотром сериала, обложившись конфетами и дорогим алкоголем. Именно поэтому я методично напивалась здесь, в фешенебельном ресторане

Вот это на самом деле смешно и грустно, потому что алкоголя в жизни Мии становится все больше. Очень нра вот следующее:

Цитата:

До тех пор, пока Фьюри не исчезнет из моей жизни, моей жизни у меня не будет совсем.

Переломный момент, что-то переключилось. Люблю такое, и оно здесь как нельзя кстати. И дальше тоже нравится, вот это последующее осознание того, что все началось уже почти вечность назад, и что нельзя дальше ждать. Читаешь, и чувствуешь одновременно некоторое удовлетворение, а вместе с ним приходит тревожное ожидание, где-то тихо-тихо начинает играть киношная музыка, предваряющая ТЕ САМЫЕ моменты.
Очень круто вот это про "мамочку" - то, что ее так называет Фьюри, а Флора перенимает. Дети и в самом деле смотрят же на родителей, так что ничего удивительного. С портретом тоже классно обыграно, я его как увидела, так сразу подумалось, что Миа тут совсем не Миа.
А дальше мне нра "игра в зеркало":

Цитата:

- Если считаешь, что они добровольно куда-то уедут от Флоры, то ты просто дурочка.

Цитата:

Скоро она заподозрит, что в семье творится что-то не то, и станет задавать вопросы. Тебе, папочка, в первую очередь. Так что, если считаешь, что это твое «Шоу Трумана» протянет ещё хотя бы год, то ты просто дурачок.

Очень круто выглядит!
А еще мне нравится, как Фьюри жмет на кнопки с идеальной точностью, точно зная, где у Мии больные места - родители, например, а она бьет по клавиатуре наугад, но, наконец-то, все-таки попадает в цель. Шикарный момент:

Цитата:

- Мне просто интересно, откуда у всего этого ноги растут. Мама недолюбила маленького Ричи в детстве, и теперь взрослый Ричи одержим идеей воссоздания идеальной семьи из рекламы кукурузных хлопьев в реальном времени?
Реакция Фьюри была… странной. Он не усмехнулся, не подыграл, не закатил глаза. Не откинулся на спинку кресла, не прищурился, не приподнял брови. Первые несколько секунд его очень живое лицо не выражало ни единой эмоции, но это совсем не было похоже на то, что мне приходилось видеть обычно. Он не напустил на себя растерянный вид, он действительно был_растерян.

А еще мне нравится, как это идеально подводит к финалу отчета. Я тут немного перескочу вперед) Дорогая Дженни не могла найти времени лучше, чтобы вновь явиться на свет. И уж ее-то мы точно не ждали! Спасибо, Мариша, надеюсь челюсть не придется вправлять в травмпункте, потому что уж кого-кого, а ее увидеть точно никак не предполагала. Финал удался на все 146%

Теперь я чуть-чуть вернусь, потому что упустить встречу Хелен и Мии будет просто преступлением. Хелен такая ми-ми-ми просто:

Цитата:

- Я плохой человек, Миа. – Вернувшись обратно на пассажирское сиденье, один из картонных стаканов Хелен протянула мне. Семейство Фарберов определенно питало какую-то слабость к серьезным разговорам в машине, и я приготовилась к продолжению монолога. – Я много об этом думала, и недавно убедилась.
- Просто ужасный, - согласно кивнула я и поморщилась, когда случайно обожгла язык. – И как тебя только земля носит?

Вот прямо слово-в-слово мои мысли высказала Миа

Вообще, наверное, Яна права в своем комменте - каждый бы хотел такого друга, как Миа:

Цитата:

- А если бы совершила? Что тогда?
<...>
- Тогда я бы избавилась от тела, скрыла улики и обеспечила тебе алиби. И никто бы никогда ни о чем не узнал.
- Миа, я серьезно.
- Так и я серьезно.

Чтобы вот так, без тени сомнений, без промедления, кто-то просто взял и помог. Хотя, в случае с Мией, мне кажется, что это определенным образом помогает ей быть "нормальной", она легко включается в чужие "нормальные, обыкновенные человеческие" проблемы, лишь бы забыть про собственную жизнь, в которой все наперекосяк. Но это не отменяет ни в коем разе ее искренность.
Бгг, а тут я ржала минут десять, не в силах продолжать читать:

Цитата:

- Но почему? – от изумления немаленькие глаза Хелен расширились ещё больше, теперь напоминая блюдца. – Почему фиктивный?
- Потому что он гей. <...>
- Это многое… объясняет, - наконец, произнесла она, и я с трудом удержалась от того, чтобы заржать в голос. Фьюри бы оценил. – Любовь к этим его сериалам, например…

Даа, Фьюри, ты спалился по полной, со своей музычкой и сериальчиками

Но вообще, я представляю как он бы поржал, услышав это все)))
И, знаешь, все бы ничего, но:

Цитата:

– Если со мной вдруг что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты позаботилась о моих родителях. И о Флоре. Фьюри её только балует, а тебе я доверяю. Можешь пообещать?
<...>
- Спасибо, - я улыбнулась самой беспечной улыбкой, на которую была способна, но Хелен предсказуемо не повелась. – Не думай, умирать я не собираюсь. Просто на всякий случай.

Настораживает и весьма. Ну не говорят такое просто так, не говорят((( А учитывая то, что произошло дальше, тревожность только растет!

Котик! Это еще один прекрасный отчет, в который прыгаешь с головой, выныривая только когда он заканчивается, и понимаю, что воздуха уже давно не хватает. И финал - он интригует и тревожит! Смиренно жду

SierraMadre · 22.06.2017, 05:09

Influence, <3

, привет :33
Какой кошмар, комент был аж 15 апреля О_О отвечать спустя два месяца - могу, умею, практикую

Большое спасибо за мнение о скринах)) Мне настолько нравится твоя их трактовка, что когда смотрю на них уже потом, не могу отделаться от мысли, что "да, вот именно об этом я и думала в тот момент"

Скрин с Анной и скелет, и впрямь, вышел довольно символичным и контрастным, и я бы не заметила этого, если бы не ты <3
Скрин на скамейке вышел случайно, я планировала снять его по-другому, но потом посмотрела на готовый и решила не переделывать :3 Спасибо большое)
А вот для кадров, на которых одновременно изображены Миа и Фьюри - что у портрета(у обоих)), что в прошлых отчётах - мне дико не хватает наложения эмоции презрения и отвращения, потому что больше ничего лицо Мии не выражает в его присутствии

Попробую поискать, но что-то мне подсказывает, что нужных эмоций не будет в наличии)) Маловато у симов выражений лиц Агент Норман одобряет

Цитата:

ее личность очень здорово прослеживается на контрасте с теми же Анной и Хелен. При том, что каждая из них представляет собой отдельный типаж, у них есть сходство - обе пытаются быть совершенными. Но, если Хелен больше заботится о внешней стороне (как она выглядит со стороны в качестве жены и матери), то Анна пытается сделать, практически, невозможное - подавить свои чувства, запретить себе переживать. Увы, итог один - обе они несчастны, хотя и пытаются это преодолеть, совершая поистине огромную работу над собой.

Насчет Анны верно, насчет Хелен я бы поспорила)
Анна действительно пытается запретить себе что-то чувствовать, потому что считает, что так будет проще, во всяком случае сейчас. Метод, в принципе, рабочий и проверенный Скарлетт О'Хара)) Правда, надолго ли её хватит с таким подходом - вопрос вопросов :3
А Хелен.. я всё же не думаю, что она несчастна. Хелен в моем понимании (а оно легко может отличаться от твоего) - человек, отягощенный слишком большой совестью и таким же большим желанием анализировать каждый свой чих с точки зрения морали. Мии забавно слышать, как она всерьез корила себя за простой ужин, а Хелен, уверена, ночи не спала, размышляя о том, какая она предательница и вообще падшая женщина. Ну и накапливается такое напряжение, конечно, чтобы вылиться во что-то такое, чему стала свидетельницей Миа :3

Цитата:

А Миа, она вообще не парится по этому поводу. У нее нет запретов ни на чувства, ни на их проявления, и она обманчиво считает, что может контролировать свою жизнь. Когда реальность, внезапно, отказывается натягиваться на шаблон миссис Томпсон, последняя совершает еще большую ошибку, ужесточая контроль и, в конечном итоге, носится как грызун по колесу. Нет, управлять своей жизнью, без сомнения, можно и нужно, но... увы, у Мии не та профессия. Она же знала, соглашаясь работать агентом, на что идет, и что ее судьба будет в чьих угодно руках, кроме ее собственных. Или не задумывалась над этим?

Вот тут ты очень точно выразилась, от первого до последнего слова :3 психологическая защита Мии заключалась в иллюзии контроля над жизнью, а когда иллюзия, мало-помалу, начала давать трещины, её это встряхнуло. Не думаю, что оно осознавала до конца, на что шла, когда только начала работать агентом. Молодая была, глупая - теперь зато расплачивается.

Цитата:

Теперь по остальным. Чую, Флора будет интересным персонажем. Отчасти из-за воспитания Фьюри, отчасти потому, что, несмотря на папочкины старания, она уже по уши в психотравме с самого рождения. Не думаю, что из девочки получится что-то прямо такое ужасное, но как минимум для социопатии уже заложена основа)

Ой, я очень на это надеюсь

На то, что будет интересной, в смысле. Очень давно не описывала капризных и разбалованных по самое не могу, и очень-очень looking forward to it :3 А психотравма и легкая социопатия, думаю, не вопреки папочкиным стараниям, а благодаря им)) Фьюри, в конце концов, совсем не тот человек, которого бы стоило подпускать к воспитанию детей, а Мии слишком всё равно, чтобы возвражать и брать воспитание дочери в свои руки. Маркомоны нев счёт - даже сейчас Флора не особенно их слушает :3

Цитата:

И прости за придирку, но мне не понятно, почему у пятилетнего ребенка мелированные волосы. Этому будет какое-то обоснование, или же просто не нашлось прически с подходящим цветом? Если второе, я могу скинуть тебе ссылку на базу причесок с самыми разнообразными текстурами, как только буду дома.

Обоснование есть, конечно

Заключалось оно в "Пап, хочу белые волосики!")) Я подумала, это вполне укладывалось в характер как Фьюри, так и Флоры и опустила объяснения. А Флора со своим внешним видом ещё даст жару, обещаю

Цитата:

Напоследок еще один пункт, не столь критичный, но все же я не могу обойти его вниманием. У тебя великолепные названия глав, и самая свежая - пожалуй, лучший этому пример. Но почему-то в первом посте нет заголовков, только номера, а ведь разница, на самом деле, огромна. Это не то что придирка, просто добрый совет от автора, который тоже дошел до этого только спустя пару лет)

За названия - спасибо большое <3 У меня большая проблема с придумыванием серьезных названий, поэтому и решила идти от противоположного :3 Очень рада, что нравится. А насчет названий в заголовках - полностью согласна, уже поменяла :3

Большое спасибо за комментарий!
Скоро приду к тебе, жди меня :333

Jana Weber, теперь ты прочитай меня <3
Innominato, <3

Всем привет, не прошло и года,как я вернулась :3
На этот раз, правда, не с отчётом, а с бонусом)
О чём бонус? О том, как Анне после похорон Андрея было очень грустно и плохо, и она отправилась на Твикки, чтобы развеяться и хоть немного сменить обстановку. А вот получилось у неё или нет - судите сами :33

Зеленое такси катилось по тихим улицам Черепашьего залива настолько медленно, что периодически их обгоняли даже пешеходы. Мысль, что до отеля с тем же успехом можно было добраться пешком, больше не казалась такой неудачной. Скорее всего, разницы во времени Анна бы не заметила вовсе. Негромко вздохнув, она перевела взгляд с затылка медлительного шофёра обратно на дорогу и снова принялась считать растущие по обе стороны дороги пальмы.
Твикки ей не нравился. Против самого острова, с его многовековой историей, самобытной культурой и традициями, Анна, конечно же, ничего не имела. Наоборот, одно время она была так страстно увлечена бытом народа Твихика(«Люди-черепахи» на местном наречии), что для книг и научных работ, посвященных этой древней цивилизации, дома был отведен гигантских размеров шкаф. Труды антропологов на этих полках соседствовали с работами лингвистов и артбуками маститых художников, а те, в свою очередь, с мемуарами путешественников, которым удалось пожить на Твикки бок о бок с местными жителями. Анна сомневалась, что кто-либо на этом древнем острове – исключая местных, разумеется – знал о его истории и культуре столько же, сколько и она. Именно поэтому ей категорически не нравилось, во что превратился Твикки за последние пятьдесят лет.
Она бы и не ехала сюда вовсе, но ближайший рейс до Озёрного края был отменён из-за непогоды в Лейквилле, а следующий предстояло ждать почти девять часов. Ещё был рейс до Такемицу, но в Японию Анна бы не отправилась и под дулом пистолета. Слишком многое там напоминало ей об Андрее. Слишком мало времени прошло с их последнего отпуска. Слишком мало времени прошло…
Одной случайной мысли об Андрее было достаточно, чтобы нарушить и без того хрупкое душевное равновесие. Анна не питала на свой счет никаких иллюзий: никакой выдержкой она больше не обладала. И выдержка, и стойкость, и умение держать лицо остались в Цветущих Холмах, на похоронах Андрея. Сами похороны, как и последующие торжественные мероприятия, устроенные городскими властями, она помнила кусками и смутно, словно её память в тот день подверглась неумелому видеомонтажу. Резкость «изображения» оказалась понижена до такой степени, что Анна почти перестала различать очертания объектов, хотя проблем со зрением не имела никогда. Все лица, даже знакомые, неизбежно слились в одно усреднённое, а голоса превратились в фоновый шум в голове. Позже до неё дошло, что психика таким образом пыталась защитить себя от ещё большего потрясения. Анна плохо помнила окончание того дня. Кажется, кто-то привез её домой и уложил в кровать прямо в одежде. После этого она отключилась почти на сутки, а проснувшись, не вставала с постели ещё неделю – не было сил. Она ничем не занималась, лишь изредка отвечая на обеспокоенные звонки детей и Марка с Моной, большую часть времени проводя либо во сне, либо в безучастном созерцании происходящего за окном. А однажды Анна проснулась с мыслью, что если не выйдет из спальни сегодня, то не выйдет из неё вообще.
Это встряхнуло. Тогда же она и собрала первые попавшиеся под руку вещи и направилась прочь из этого чёртового города, в котором не было ни одного места, не напоминавшего об Андрее – в аэропорт.

Сглотнув ком в горле, Анна откашлялась и смахнула непрошеные слезы, пока мальчишка-таксист не посмотрел в зеркало заднего вида и не увидел её в таком состоянии. Она толком и не помнила, откуда взялась мысль, что разрыдаться в такси – последнее дело, но машинально потянулась за салфетками и промокнула уголки глаз. До тех пор, пока она не окажется за закрытыми дверьми своего номера в отеле, думать об Андрее запрещено. И точка. Откинувшись на спинку сиденья и подставив лицо солнцу, Анна, не без усилий со своей стороны, вернулась к мыслям о нелегкой судьбе острова Твикки.
Принцесса Илана, нынешняя правительница островов, выбрала путь наименьшего сопротивления и не стала даже пытаться влиять на экономическое положение. Вместо этого она поддержала инициативу своего отца, во времена правления которого остров и начал превращаться в один большой курорт, и более этой темы не касалась. Сохранение национальной идентичности беспокоило её намного сильнее дышащей на ладан экономики. В США проводимая ею политика сохранения суверенитета пользовалась поддержкой близлежащих штатов, а саму Илану сердобольные американцы представляли эдакой Покахонтас, стремящейся во что бы то ни стало защитить народ свой. Анне же такое поведение казалось глупостью и напоминало попытку украсить сломанную руку лентами и блестками, вместо того, чтобы наложить на неё гипс и дать костям срастись.
Вырученные на туризме деньги были «мёртвыми». Насколько Анна знала, их не вкладывали ни в земледелие, ни в животноводство, ни во что-нибудь ещё, способное принести реальную прибыль. Это было вдвойне обидно ещё и потому, что тропический климат на островах позволял выращивать огромное количество самых разных культур практически без усилий. В результате такой расточительности и абсолютного неумения распоряжаться финансами, реальная ситуация была такова, что экономики у островов не было вовсе. И с каким бы пиететом принцесса Илана не вещала с телеэкранов о полной независимости, в действительности никакой независимости там не было даже поблизости. Анна не понимала, какой был смысл гордиться мнимой свободой, если она целиком и полностью зависела от потока гостей из США в туристический сезон. И если бы Штаты, по какой-либо причине, запретили своим туристам въезд на Твикки, суверенитет островов бы накрылся медным тазом быстрее, чем кто-нибудь успел произнести «Ананасовый сюрприз».
Но больше всего во всей этой ситуации расстраивало, что в погоне за легкими деньгами Твикки терял свою истинную сущность, постепенно превращаясь в очередной безликий курорт в Карибском море. Кому-то её опасения могли показаться притянутыми за уши, а кому-то – и вовсе лишенными оснований, но Анна хорошо помнила публичное выступление короля Иллиона почти двадцатилетней давности, в котором он нёс какую-то околесицу об открытости окружающему миру и новым обычаям. Через месяц была объявлена постройка первого «оздоровительного комплекса», а ещё через некоторое время остров Твихикараниа официально превратился в Твикки. Как выяснилось позже, первичное название не удовлетворило американских инвесторов, и, по советам маркетологов, его было решено поменять на что-то более звучное и простое для восприятия.
- Отель «Пляжный», - услышав немного гнусавый голос таксиста, Анна моргнула, возвращаясь в реальность.
Такси, как и полагалось, остановилось прямо напротив главного входа. Немного подавшись вперед и обнаружив на счетчике сумму в пятьдесят шеллов (примерно десять симолеонов), Анна отсчитала несколько цветных купюр, примерно столько же оставив на чай. Смуглое лицо парня, годящегося ей в сыновья, озарила широкая белозубая улыбка, после чего он великодушно предложил помочь «знатной госпоже» с багажом. Багаж состоял из ручной клади и всего одного небольшого чемодана на колесиках, но отказываться «знатная госпожа» не стала. Проследовав за таксистом, поднявшим её вещи на несколько ступеней вверх, она отсчитала ещё пятьдесят шеллов, и толкнула большую стеклянную дверь, поддавшуюся на удивление легко.

Пустой мраморный холл отеля встретил Анну долгожданной прохладой. Звук шагов отдавался от натертого до блеска каменного пола и стен гулким эхом, создавая обманчивое впечатление, будто она, и правда, могла быть здесь совершенно одна. Это, конечно, не могло быть так: хотя до официального начала сезона и оставалось около месяца, туристов на улицах Черепашьего залива было предостаточно уже сейчас. Тем не менее, ни снующих в разные стороны сотрудников отеля, ни голосов других постояльцев (не говоря уже о них самих), ни каких-либо других знаков, указывающих на присутствие поблизости людей, Анна не заметила. В другой раз она бы обязательно обратила на это внимание и поинтересовалась причинами, но не сейчас. Сейчас окружающий мир не интересовал до такой степени, что номер в этом отеле она бы сняла даже в случае, окажись он заминирован или захвачен дергийскими боевиками.
Дойдя до стойки регистрации, Анна разместила сумку на широкой лакированной поверхности и с облегчением подставила лицо под струи холодного воздуха. Погода на Твикки стояла весенняя: температура воздуха в двадцать четыре градуса по Цельсию, по местным меркам, считалась умеренной. Всего через месяц столбик термометра должен подняться до уверенных тридцати и замереть на этой отметке на ближайшие полгода. Именно поэтому Анну, привыкшую к прохладному климату, и не могло не радовать, что в Цветущие холмы предстояло возвращаться всего через полторы недели. Белозубая и одетая в бело-голубую форму отеля островитянка обратила на себя внимание негромким покашливанием, и Анна перевела на неё взгляд. Судя по слегка померкшей и немного неловкой, но всё ещё учтивой улыбке, администратор пыталась обратиться к ней не первый раз. Отзеркалив точно такую же улыбку в ответ, Анна извинилась и объяснила рассеянность сменой климата и часовых поясов. Администратор снова просияла и обратилась к ней почти без акцента.
- Желаете одноместный номер?
Анна кивнула и слегка отвернула голову в сторону небольшого фонтана неподалеку, недвусмысленно пресекая попытку начать светскую беседу. Разговаривать о всякой ерунде – ровно, как и не о ерунде не было ни малейшего желания. Администратор, к счастью, не стала навязывать общество. Пару минут она щелкала мышкой, заполняя какие-то формы, после чего распечатала два листа, скрепила их у края и вручила Анне вместе с картой-ключом.
- Пожалуйста. Ваш номер – 3313, - перегнувшись через стойку, администратор указала ладонью в сторону дальней лестницы, - как только поднимитесь на третий этаж, поверните направо и идите до самого конца.
Анна снова кивнула, собираясь забрать ключ, но словоохотливая островитянка снова принялась тараторить. Что-то подобное она, кажется, читала на обратной стороне рекламного проспекта из такси.
- Здесь, в отеле «Пляжный», мы всё время находимся в поиске совершенства. Мнение каждого гостя о нашем сервисе чрезвычайно важно, поскольку только с вашей помощью мы можем стать ещё лучше. Если у вас возникнут любые вопросы, просьбы или предложения, пожалуйста, обращайтесь к нашим сотрудникам, и мы обязательно постараемся вам помочь!
Висок снова пронзило болью, и Анна вымученно улыбнулась, заверив администратора, что именно так, в случае чего, и поступит. В действительности же, она зареклась до самого конца отпуска пользоваться другим входом в отель.

Оказавшись в номере, Анна разулась и упала на кровать.
Окна номера выходили на океан, и она слышала его шум так отчетливо, словно линия воды начиналась прямо возле кровати, и достаточно просто свесить ногу на пол, чтобы в этом убедиться.
Запоздалая мысль, что заселиться именно в отель было хорошей идеей, заставила открыть глаза. Лёжа без движения и просто наблюдая за пологом над кроватью, развеваемым слабым ветерком, Анна думала, что заселиться в отель – не просто хорошая, а отличная идея. Они с Андреем никогда не жили в отеле, когда приезжали сюда. Отели Андрею не нравились, и он предпочитал снимать бунгало прямо на берегу. Теперь Анна снова на Твикки – уже без Андрея, но всё ещё с океаном под ногами.
Перелет действительно сказывался. Веки слипались, и она не стала сопротивляться сну, накрывающему – как волна – с головой. Пронзительные крики чаек не вносили ни малейшей дисгармонии в убаюкивающий шум волн, а слабый шелест штор из тафты напоминал звук шагов по влажному песку. Однако уснуть под этот идиллистический ансамбль Анне было не суждено.
Всего мгновение, и относительную тишину комнаты пронзила характерная трель звонка по Скайпу. Дэвид установил сразу несколько аналогичных программ на её планшет – по такой задумке, Анне полагалось выбрать, какая из них нравилась ей больше остальных, а остальные удалить. Конечно же, она так ничего не удалила. Все программы нравились ей в одинаковой мере, иными словами – сколько их было установлено, ей было совершенно всё равно. Кроме того, с техникой она всегда была на «вы». Трель доносилась из сумки, брошенной у входа в номер, и Анна тяжело вздохнула. Выудив планшет, она вернулась на кровать и пригладила волосы. Неугомонным звонящим оказался, разумеется, Марк. Кто же ещё. Нажав на зеленую кнопку принятия звонка, Анна постаралась придать лицу самое нейтральное выражение.
- Привет, - слабо улыбнулся ей из темноты Марк, а из-за его плеча помахала склонившаяся к экрану Мона. – Ты сказала, позвонишь, как доберешься до отеля. Мы смотрели на сайте авиакомпании, что самолет приземлился два часа назад. Ждали-ждали…
- … пока не дождались, - вставила Мона и слегка толкнула Марка в плечо. Тот понял всё без слов и подвинулся, давая ей сесть рядом. – Ты в отеле, уже заселилась?
- Как видите, - согласно кивнула Анна, облокотившись о стойку балдахина спиной, а потом вдруг прищурилась. – Вы что, из кладовки звоните?
Марк с Моной рассмеялись так одинаково, что Анна не удержалась от улыбки сама. Сколько они были знакомы, двадцать пять лет или больше? Казалось, только вчера Марк подошел к ней в том кафе, куда она пришла намеренно, чтобы уж точно не наткнуться на их с Андреем общих знакомых. Анна в упор не могла вспомнить названия того заведения, но отчётливо помнила, как локти прилипали к липкой поверхности стола. Не менее отчётливо она помнила и то, какими надуманными казались её проблемы тогда. Подумать только, ей пришло в голову целый год отгораживаться от Андрея. Наблюдая за Марком и Моной сейчас, она не чувствовала горечи. Нет, это было другое. Прожив с Андреем всю жизнь, Анна сожалела лишь о том, что не могла провести с ним ещё больше времени. Хоть минуту.
- У нас был ураган, - голос Моны раздался как из ямы, и Анна моргнула, снова слушая её. – Провода пообрывало, вот и сидим с аварийным освещением, пока не починят. Какая тут разница во времени?
Она обратилась не то к ней, не то к Марку, и Анна пожала плечами. Марк посмотрел вверх и в сторону, будто действительно считая часовые пояса. Анна улыбнулась.
- Пять часов.
- Правда? – Удивилась Мона.
- Нет, конечно, - закатив глаза Марк, за что прицельно получил локтем в бок. – Да час тут разница, просто у нас темнеет раньше.

Анна фыркнула, не сразу осознав, что наблюдала за их привычной шутливой перепалкой с лёгкой улыбкой на губах. Марк и Мона всегда умели мастерски чувствовать её состояние. Это же казалось желания или нежелания разговаривать. Проводя с ними время, Анна могла промолчать почти весь вечер, но всё равно, каким-то образом, чувствовала себя вовлеченной в беседу. Марк и Мона никогда не скакали вокруг неё в попытках поднять настроение, как и не пытались втянуть разговор насильно. В этом не было необходимости, потому что, в конце концов, через какое-то время Анна обнаруживала себя что-то обстоятельно доказывающей Марку или бурно не соглашающейся с Моной. Каким образом им это удавалось – до сих пор оставалось загадкой, но именно это умение и помогло ей снова обрести почву под ногами, когда казалось, что состояние невесомости теперь будет длиться вечно. От Марка и Моны – что двадцать лет назад, что сейчас - веяло теплым спокойствием. Находясь с ними, Анна верила в незыблемость окружающего мира даже сейчас, когда одна часть её мира перестала существовать.
- Анна, - снова обратился к ней Марк, когда с перепалкой было покончено, и она кивнула, давая понять, что слушает его. – Мы чего звоним-то..
Он не улыбался даже глазами, давая понять, что говорит серьезно, и Анна нахмурилась немного непонимающе. Неужели что-то случилось?
- Мы тебя сто лет в обед знаем, - поддержала Мона, прислоняясь виском к плечу Марка, - и хотели попросить, чтобы ты не сидела в номере весь отпуск. Походи по острову, поговори с людьми, даже если не будет хотеться никого видеть. Да хоть на экскурсии эти съезди, главное – не будь всё время одна.
Анна уклончиво повела плечами. Говоря по правде, её план именно в этом и заключался. Она планировала много спать, мало разговаривать, иногда спускаться к морю и почти не видеть людей.
- Пообещай, что хотя бы постараешься, - вздохнул Марк, но тут же добавил, - иначе мы так изведем тебя звонками, что спать придется в коридоре.
- Или отключить на планшете звук, - невозмутимо ответила Анна, с трудом сдержавшись, чтобы закатить глаза, когда лица Марка и Моны одинаково разочарованно вытянулись. Вздохнув, она потерла глаза и добавила, - ладно. Постараюсь не сидеть взаперти.
«Всё время».

***

Выполнять обещанное оказалось совсем не сложно.
Анне казалось, что от кровати себя придется отдирать, но вместо этого она просыпалась так легко, как не просыпалась уже давно – ни в Цветочных Холмах, ни где-нибудь ещё. Окна выходили на восток, и глаза Анна открывала с первыми лучами солнца, вне зависимости от того, оставляла ли шторы открытыми или нет. И нельзя сказать, что такое положение вещей её не устраивало. Благодаря ранним подъемам, Анна уходила задолго до того, как просыпались и слегка медлительные работники отеля, и его немногочисленные постояльцы. Зачастую, утренние прогулки затягивались на несколько часов, и в «Пляжный» она возвращалась ближе к обеду, а спустя несколько дней вдруг обнаружила, что ни разу до сих пор не появлялась на завтраке. Это не было существенной потерей – есть в такую жару не хотелось в любом случае.
А спустя несколько дней её занесло на экскурсию. В никудышности этой идеи Анна убедилась почти сразу – стоило лишь увидеть гида. Им оказался совсем молодой американец, приехавший, судя по всему, заработать денег во время летних каникул. К тому, что мальчик не снимал солнечных очков в помещении, Анна отнеслась снисходительно. К тому, что перманентно жевал жвачку – тоже. И даже на плохо поставленную речь со скудным словарным запасом можно было закрыть глаза, если бы не одно но: в теме их экскурсии гид разбирался как свинья в апельсинах, безбожно путаясь в именах, событиях и датах. Слушать эту околесицу было физически тяжело, и первые полчаса Анне удавалось себя сдерживать. А потом терпение неожиданно кончилось.
- Вы не правы, - обратилась она к мальчишке, увлеченно листающему новостную ленту социальной сети на телефоне. – Ну-Чака никогда не принадлежал к королевской семье. Он был знахарем, который спас дочь короля Мумбо VI от смертельной болезни, и за это в его честь и был возведен храм.
Несколько туристов заинтересованно обернулись в её сторону, и Анна указала ладонью себе под ноги.
- С тех пор рельеф острова сильно изменился. Во времена Мумбо VI и Ну-Чака на том месте, где мы сейчас стоим, были скалы. Поэтому, чисто технически, гуляем мы сейчас не по самому храму, а по его крыше.
- Как это – по крыше? – спросил её веснушчатый мальчик в круглых очках, держа за руку свою такую же веснушчатую маму.
- Историки полагают, храм был высечен в скале и закрыт для посещений. Находиться внутри позволялось только служителям, - пояснила Анна, доставая из сумки солнечные очки. – Очень возможно, что и сам Ну-Чака ни разу в нём не был. Это бы вполне укладывалось в религиозные традиции древних Твихика.
Мальчик недоверчиво нахмурился и посмотрел себе под ноги, а его мама заинтересованно склонила голову набок.
- Это было так давно, что в голове не укладывается, - акцент этой женщины выдавал в ней славянское происхождение. – Не могу представить, что несколько тысяч лет назад люди умудрялись воздвигать подземные дворцы и храмы в скалах! Голыми руками, без компьютеров и сложного проектирования…
- Это была великая цивилизация, - согласно кивнула Анна, и взгляд её устремился вперед. - Очень продвинутая и развитая.
«А потомки этой великой цивилизации теперь торгуют бусами из поддельного жемчуга на набережной».

Всё больше людей оборачивались в её сторону, а некоторые даже вставали ближе. Сообразив, что происходило, незадачливый гид мгновенно оказался рядом с ней.
- Ходячая энциклопедия, – недовольно прошипел мальчишка, годящийся Анне в сыновья, и слегка оттолкнул ладонью, – ты чего вообще припёрлась сюда, раз умная такая?
Инстинктивно сделав шаг назад, Анна обняла себя за локти. Она была замужем большую часть жизни и так давно не сталкивалась с открытым хамством в своей адрес, что успела позабыть, как в таких ситуациях следовало себя вести. Лезть на рожон и намеренно провоцировать агрессию никогда не было в её правилах, но спорные ситуации возникали неизбежно, так или иначе. Когда это происходило, обычно одного только присутствия Андрея рядом было достаточно, чтобы все недовольные неосознанно сбавляли тон и начинали подбирать более изящные выражения. Если же ситуация грозила вылиться в настоящий конфликт, Андрей всегда предлагал обсудить её лично с ним – характерным для него спокойным, но не терпящим возражения тоном. А с тех пор как вырос Дэвид, на Анну даже смотреть с неприязнью – не то, что высказывать любые претензии вслух - никто не отваживался. Во всяком случае, пока он маячил неподалеку. Теперь же она чувствовала себя беспомощно.
- У вас есть телефон, - наконец, нашлась она, кивнув на айфон прошлогодней модели у гида в руке, - посмотрите в интернете. То, о чем говорили вы, происходило на пятьсот лет позже.
- Знаешь что… ой! - Мальчишка, уткнув руки в худые бока, как вдруг был схвачен за шиворот рукой из толпы.
Многочисленные туристы расступились, чтобы дать дорогу, и Анна увидела своего защитника - довольно пожилого, но всё ещё крепкого мужчину. Военная выправка и отпечатанное на лице выражение суровой непоколебимости выдавали в нем совершенно определённый род занятий. Это был один из бывших сослуживцев Андрея, с которым она встречалась всего раз на каком-то формальном мероприятии. Кажется, он же обучал Дэвида в Школе Агентов в Аризоне.
- Как с женщиной разговариваешь, сопляк? – рявкнул на мальчишку Форрест Дерби, и люди вокруг зашумели взволнованно, но явно одобрительно. – Упал-отжался!
- Вы вообще знаете, кто мой отец? – кое-как извернувшись, пискнул гид. – Я ему расскажу, и вы сюда больше не приедете!
Вместо ответа Дерби так встряхнул мальчишку за шиворот, что тот заскулил, а едва освободившись, тут же убежал в неизвестном направлении. Очень легко, для человека такого почтенного возраста, Дерби опустился на одно колено и поднял с земли уроненную им яркую табличку с надписью «Экскурсия».
- Спасибо, - негромко поблагодарила Анна, когда очищенная от пыли картонка перекочевала к ней в руки. – Я вас помню.
Суровое лицо Форреста Дерби смягчилось, и он улыбнулся. Значит, тоже её помнил. Парочка туристов, судя по акценту, откуда-то из Европы, взволнованно поинтересовалась, кто же теперь закончит рассказ о достопримечательностях, если их гида след простыл, и Анна огляделась по сторонам. Люди смотрели на неё по-разному: кто заинтересовано, кто обеспокоенно, кто непонимающе, а кто просто в терпеливом ожидании. Что ж, это было вполне справедливо, ведь это из-за неё их группа лишилась экскурсовода в первую очередь.
- Сюда, пожалуйста, - подняв табличку, обратилась Анна к туристам. – Мы направляемся к центру храма, несколько тысяч лет назад там находился алтарь.

***

Закат ослеплял.
Анна отвернулась от окна и просунула обе руки под подушку, но это ничуть не помогало. Окна её номера выходили на восток,а не на запад, но ей всё равно казалось, ярко-оранжевые, алые и багряные тона был окрашен даже воздух. Скрыться от красного цвета было некуда: он проникал под одеяло, пробивался сквозь подушку и совершенно никакой преграды не видел в закрытых глазах, поэтому она даже не старалась их закрыть и держала открытыми.
Экскурсия по достопримечательностям длилась целый день, и вернуться в отель удалось совсем недавно. Анна ожидала, что за чрезмерную активность и живое общение в том количестве, которое она получила сегодня, платить придется полным изнеможением – физическим и эмоциональным. Она ожидала гудящих ног и внутренней пустоты, той самой, с которой засыпала и просыпалась, без малого, две недели. Ожидала чего угодно, но только не приятной усталости, как будто от чувства выполненного долга. Горячий душ разморил окончательно, и к ужину она решила не спускаться, хотя время было, в общем-то, детское.
«Ничего страшного», - решила Анна и перевернулась на живот, в вялой попытке закрыться от солнца, - «встану пораньше завтра».
Она была уверена, что проспит до следующего утра, и сильно удивилась, когда неожиданно открыла глаза примерно через час. Сон ушел.
Солнце уже успело сесть, и багровое зарево исчезло вместе с ним. Внешнее освещение отеля по какой-то причине не работало, и теперь номер был погружен в полумрак.
Анна приподнялась на локтях, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве, о чем тут же пожалела. Резкая головная боль пронзила виски с двух сторон, как если бы кто-то резким движением вставил в них две раскаленные иглы. В молодости она примерно также чувствовала себя в похмелье. Состояние разбитой никчемности на следующий день после возлияний настолько ей претило, что, в конце концов, послужило причиной полного отказа от алкоголя.
Анна знала, что игнорировать головную боль для неё – смерти подобно. В этом случае, она грозила перерасти в полноценную мигрень и окончательно испортить отпуск, когда она только начала входить во вкус. От нахождения в вертикальном положении к горлу подступала тошнота, а несколько шагов до брошенной на кресло сумки совершить оказалось так тяжело, что Анна почти не удивилась, обнаружив пузырёк из-под таблеток совершенно пустым. Закон подлости, конечно, работал без перебоев.
Могла ли она предположить, что проснется с дикой головной болью? Могла, значит сама и была виновата. Следовало лучше подумать о том, чем чревата резкая смена климата в её возрасте. Анна была глубоко убеждена, что бравировать беспечностью и не выглядеть при этом круглой идиоткой позволено только совсем молодым девушкам - от остальных трогательная беззаботность звучала, по меньшей мере, очень странно.
Решение, как ни странно, пришло почти сразу. Словоохотливая администратор, утомившая её разговорами о безупречном сервисе при заселении, упоминала, что с любой проблемой можно обратиться к сотрудникам отеля, и именно так Анна и намеревалась поступить в ближайшее время.
После благословенной темноты в номере освещение в коридоре показалось чересчур ярким, и Анна тут же прищурила глаза, опасаясь новой вспышки боли - но никакой вспышки не случилось. Свет струился мягко и подрагивал в светильниках совсем как настоящий огонь, а коридор из-за этого напоминал взлетную полосу самолета. На счастье Анны, горничная на этаже всё-таки обнаружилась.
- Прошу прощения, - обратилась она, когда до неё оставалось пара метров. Вряд ли та слышала её шаги по ковролину.
Как бы рекламные проспекты не нахваливали чудесный сервис местных отелей, Анна не могла сказать, что приходила от него в полнейший восторг. Повсеместная политика «Давайте кидаться в ноги каждому гостю, словно он благодетель и отец родной» казалась ей лицемерием, а от приторности льстивых улыбок, наползавших на лица сотрудников, стоило кому-либо из гостей появиться в зоне видимости, уже через пару дней начало сводить скулы. Показное дружелюбие было последним, к чему она привыкла за годы проживания в США, но здесь, на Твикки, оно приобретало по-настоящему нездоровые формы.
Именно поэтому, когда одетая во всё красное горничная обернулась с совершенно естественным выражением лица, Анна испытала настоящее облегчение и прониклась к ней подобием симпатии. Поставив свечу в массивный подсвечник на тумбе, горничная, явно привычным для неё движением, откинула длинные волосы за спину и смерила Анну вопросительным взглядом.

Анна молча смотрела в ответ, не до конца осознавая, что именно в облике этой девушки её так удивило. Горничная, должно быть, приняла её молчание за нерешительность и не стала дожидаться окончания просьбы.
- В чем дело? Голова болит?
«Какой странный у неё голос», - тут же подумалось ей, - «негромкий, но звучит со всех сторон».
Слух редко подводил её. Обычно Анне было достаточно всего несколько фраз, чтобы понять, откуда родом её собеседник, и сейчас она была слегка озадачена. На какое-то мгновенье она даже усомнилась, что горничная из местных. Горничная подошла ближе, теперь выглядя чуть встревоженной. Меж тёмных бровей залегла небольшая вертикальная морщинка, и Анна, не без удивления, обнаружила, что она явно старше, чем показалась на первый взгляд - с одинаковым успехом ей можно было дать как двадцать, так и тридцать лет.
- Да, - наконец, отозвалась Анна и машинально потерла многострадальный висок пальцами. – Я хотела узнать, не найдется ли у вас таблеток от головной боли. Мои кончились.
В ответ горничная понимающе улыбнулась и посмотрела в окно. Солнце давно село, но водная гладь у горизонта всё равно мерцала красным. Красные отблески отразились в её глазах, и Анна наконец-то поняла, в чём было дело. Островитянка была красива.
В «цивилизованном» мире бытовало мнение, что коренным жителям Твикки, в свое время, очень не повезло проиграть в генетическую лотерею. Неказистость островитян была чем-то вроде ещё одной достопримечательности, которую обязательно нужно увидеть своими глазами и рассказать знакомым. Анна же считала, что невезение здесь не при чём, и всему виной близкородственные браки. Несмотря на то, что открытым для посещения Твикки стал более пятидесяти лет назад, старые привычки оказалось не так-то просто искоренить. Местные жители, по-прежнему, жили закрытыми общинами и с огромной неохотой впускали в них новых людей – даже из числа жителей с соседних островов. Анна была убеждена, что на уступку местные пошли лишь потому, что кровосмешение на Твикки официально запретили, а всех желающих пожениться тщательно проверяли на близкое родство. И если на браки с людьми из других поселений здесь смотрели сквозь пальцы, хоть и без особого восторга, то браки с чужеземцами до сих пор оставаясь большой редкостью, несмотря на огромное количество туристов ежегодно.
Столетия инцестуальной связи не проходили даром – это становилось очевидным любому, кто хоть немного разбирался в истории и биологии. Горничная в красном была первой красивой женщиной, встреченной Анной за все её разы пребывания на Твикки.
- Таблетки не помогут, - она перестала смотреть в окно, но искры со дна темных глаз никуда не исчезли, и Анна смотрела в них почти загипнотизировано. – Не нужно было ложиться спать в красный час.
Название показалось Анне смутно знакомым, и она задумалась, откуда именно могла её знать. Губы горничной медленно растянулись в улыбке, обнажив белые зубы и очертив очень характерные дл островитян широкие скулы.
- «Кто в час мертвецов Ловцу душ попадется – тот из вечного сна назад не вернется», - произнесла она нараспев, и Анна, наконец, вспомнила.
История странной поговорки уходила вглубь веков: в те времена, когда все до единого острова Большой Черепахи принадлежали народу Твихика. Задолго до прихода белых конкистадоров, задолго до открытия Колумбом Америки. Острова были их домом по праву. Колыбелью их культуры, такой же, в свое время, стал мексиканский полуостров Юкатан для цивилизации Майя. Красным часом, или, по другой версии – часом мертвецов, индейцы Твихика называли время захода солнца.
Феномен заката на Твикки был широко известен за его пределами и до сих пор оставался одной из загадок этого мистического острова. Заходящее солнце становилось не просто оранжево-красным, как в любом другом месте – оно багровело до того, что смотреть на него было практически невозможно. А вместе с солнцем багровым оказывалось и небо, и океан, и остров, и люди. Насыщенный красный свет, казавшийся почти неоновым, лился отовсюду и заливал собой всё. Живописный закат любили - многие путешественники посещали Твикки только ради того, чтобы увидеть его своими глазами.
Но так было не всегда. Современные историки, вплотную занимавшиеся изучением культуры древних Твихика, сходились на том, что всем обрядам погребения они предпочитали кремацию на погребальном костре. Захоронение в землю не практиковалось, и антропологи находили эту версию правдоподобной по нескольким причинам: во-первых, древние Твихика действительно поклонялись очистительной силе огня, а, во-вторых, им, как и жителям других островных государств, на генетическом уровне была свойственна экономия пространства.
Обряд проводился вечером, на закате солнца, символизирующем и окончание жизни. После кремации прах усопшего собирался жрецами и развеивался с самой высокой точки острова. Анна знала, что чем старше был умерший, тем легче воспринималась его смерть. Умершего от старости провожали песнями и танцами, процесс сопровождался пиром, который мог длиться ночь напролет до самого утра. Такая смерть не считалась несчастьем, и горевать о ней не было принято. Но если погибали совсем молодые люди или рождался мертвый ребёнок – ни о каком празднестве не шло и речи. Обряд проходил в полной тишине, и до следующего захода солнце никто ничего не ел и не пил. Считалось, что именно так познавалась пустота.
Индейцы Твихика были уверены, что во время заката солнца на землю приходит Ловец – некий проводник между мирами, сопровождающий освободившиеся души из мира живых в мир мёртвых. Именно по этой причине, спать по время захода солнца на Твикки считалось плохой приметой: Ловец душ мог принять спящего человека за мёртвого и унести его душу в загробный мир раньше времени. Анна была уверена, что редкий островитянин, особенно из молодых, сможет ответить, откуда взялось это поверье, но все без исключения подтвердят, что спать на закате – плохая примета.
- Возьми лучше это, - снова донесся до неё голос горничной. На вытянутой руке перед собой она держала что-то, отдаленно напоминающее ароматические палочки. – Если их зажечь, они станут тлеть. Окури комнату, ложись спать с открытым окном и проснешься здоровой.
Анне понадобилась вся сила воли, чтобы подавить раздраженный вздох. Страшно представить, что бы стало с её больной головой, вздумай она уснуть в дымной комнате.
«Можно было просто сказать, что таблеток нет», - думала Анна, возвращаясь в номер. Неожиданно тяжелые палочки оттягивали карман халата.

***

Головная боль прошла к утру, но на смену ей явилось очень неприятное чувство смутной тревоги. Анна испытывала его нечасто, и никогда ещё не предшествовало чему-нибудь хорошему. День прошел беспокойно и бесцельно: заняться чем-нибудь полезным ей так и не удалось – внимание тут рассеивалось и сосредоточиться становилось невозможно, а к вечеру нервы превратились натянутые до предела гитарные струны. Она не знала, в чем было дело, но отчего-то не могла найти себе места. И это пугало.
Проснувшись среди ночи от духоты, Анна бросила встревоженный взгляд на сломавшийся кондиционер, и отчего-то вздохнула с облегчением, словно это он и был всему виной. Поднявшись с постели, она направилась в сторону окна и одним движением распахнула шторы.
Внешнее освещение в такой поздний час почти не работало, из-за чего и отель, и территория вокруг казалась вымершей. Вздрогнув от странной ассоциации, Анна поспешила открыть окна, но ночной воздух никакого облегчения не принес. Твикки окутала непроглядная тьма.

- Что это? – зачем-то озвученный вслух вопрос повис в воздухе, и Анна неосознанно подалась вперед.
Вдалеке горел костер. Настолько далеко, что из окна её номера он казался не больше искры. Говоря по правде, Анна не могла знать наверняка, костер это или нет, но откуда-то знала это наверняка. Лишь взглянув в ту сторону, она ощутила зов. Что-то влекло её туда, где горел костер. В тот самый момент она поняла, в чем была причина странного состояния весь прошлый день. Её звал огонь.
Этому не было никакого рационального объяснения, но Анна знала, что не могла проигнорировать этот зов. Это было сильнее её, сильнее анализа, сильнее здравого смысла. Сильнее даже инстинкта самосохранения, бьющегося в истерике от перспективы идти непонятно куда тёмной ночью. И, тем не менее, Анна шла. Она не знала точно, сколько времени это заняло, но была уверена, что ушла очень далеко. Одна, по темноте, по безлюдным улицам, тропическому лесу - пока не вышла на дикий пляж. И не обомлела.
Костер-искра теперь, с расстояния ста шагов, был попросту гигантским. На вид в высоту он достигал что-то около трех метров. Умом Анна понимала, что небольшой костер она бы не увидела вовсе, но масштабом была поражена всё равно. А подойдя ещё ближе, она увидела, что дикий пляж вовсе не был пустынным. У Анны ёкнуло сердце, когда небольшая тёмная фигура – которую она поначалу приняла не то за камень, не то за выброшенное на берег дерево – пошевелилась и неуловимо знакомым жестом откинула за спину длинные темные волосы. Женщина повернула голову будто бы на звук, и в языках пламени её профиль проступил чётче, чем на чеканных монетах. Чуть вздернутый нос, висячие серьги, цветочный венок на голове. Красная одежда.
- Вы?! – пораженно воскликнула Анна, от неожиданности прижав к губам ладонь. Она и сама не поняла, отчего отреагировала так бурно. Наверное, потому что меньше всего ожидала увидеть горничную из отеля на диком пляже в нескольких километрах от самого отеля. – Кто вы такая?
«Горничная» сидела вполоборота, но как только Анна к ней обратилась, подняла на неё глаза.
- Можешь звать меня Скарлетт*.
Дикое удивление немедленно сменилось скепсисом, который Анна даже не посчитала нужным скрывать. Одетая во всё красное и сидящая у огня женщина была попросту обязана и имя тоже иметь «алое». С другой стороны, пусть хоть Кримсон**, какая разница, как к ней обращаться.
- Что вы здесь делаете? – продолжала допытываться Анна, не сразу обратив внимание, что ощущение тревоги, терзавшее её весь день, бесследно исчезло. – Почему вы здесь?

Скарлетт неопределённо повела плечами и жестом пригласила Анну сесть рядом с собой. Немного помедлив, она все-таки опустилась на нагретый песок.
- Намного важнее – почему здесь ты, Анна Фарбер.
Услышав своё имя, она слегка отшатнулась, но в следующий момент вздохнула с облегчением от внезапной догадки. Конечно она знает, как её зовут, она ведь работает горничной! Вся ситуация с каждой минутой всё сильнее напоминала мистический сериал, и Анна вздохнула. Мистика никогда её не увлекала.
- Послушайте, я не знаю, что здесь делаете вы, но мне просто не спалось, и…
- И ты прошла пятнадцать километров перед сном. От скуки, - Скарлетт даже не извинилась, что перебила её, и Анна слегка поджала уголок губ. Она не любила, когда её перебивали. – Нет у тебя никакой бессонницы, но есть кое-что похуже.
Анна некоторое время невидяще смотрела перед собой, а потом повернула голову к огню. Запоздалая мысль заставила резко вскинуть голову и посмотреть на Скарлетт почти в ужасе. Только сейчас до Анны дошло, что огромный полыхающий костёр их совсем не обжигал. Они совершенно спокойно сидели к нему почти вплотную, хотя Анна была уверена, что находиться и в нескольких метрах от такого огня должно быть невыносимо. Она даже протянула руку – в безумной попытке проверить, действительно ли этот не обжигающий огонь - настоящий, и очнулась от шлепка по ладони.
- Умер мой муж, - зачем-то сказала она.
Ни разу со смерти Андрея Анна не говорила об этом вслух. Бесконечно терзала себя воспоминаниями и бесконечное количество раз мысленно возвращалась в прошлое, но так и не сумела признаться себе в главном. В том, что Андрея с ней больше не было.
Она примерно знала, какая реакция последует на её слова – люди, как правило, либо погружались в скорбное молчание, либо принимались по-своему утешать её. Скарлетт медленно кивнула, неотрывно глядя в огонь. Анна не знала, значило ли это, что она услышала её, но от следующей фразы её едва не подбросило.
- Со старыми мужьями случается, – ей даже показалось, что она ослышалась. Или что Скарлетт имела в виду совершенно не то, что сказала. – Он был старше тебя, это заметно.
Анна замолчала. Нахалку хотелось поставить на место, но хлесткие слова, как назло, совершенно не шли на ум. Скарлетт молчала вместе с ней, больше ничего не говоря, пока Анна не заговорила сама. И от её тона мог замёрзнуть даже жидкий азот.
- Я знала его с детства. Мы поженились, когда мне исполнилось восемнадцать лет, и с тех пор не разлучались. А теперь он умер, и … - она запнулась, но почти сразу продолжила немного дрогнувшим голосом, - не стоит сходу давать оценку незнакомой ситуации. Ты не знаешь ни меня, ни его, чтобы… делать выводы.
Анна была уверена, что её отповедь откроет Скарлетт глаза на собственную бестактность, и та смутится. Так происходило всегда, когда она брала такой тон. Но Скарлетт не смутилась. Вместо этого она смерила Анну нечитаемым взглядом и мрачно покачала головой.
- Я видела легион молодых женщин, выходивших замуж за мужчин, намного старше себя. Вы все похожи друг на друга. Всё в порядке, пока ваши мужья живы, но стоит им умереть – как положено, от старости – вы тут же превращаетесь в старух и стремитесь отправиться вслед за ними как можно скорее.
Будь Анна младше, она бы обязательно поспорила.
Она бы стала доказывать свою точку зрения, в какой-то момент бы повысила голос или наговорила совсем нелицеприятных вещей: и о самой Скарлетт, и об её отсутствии такта, и о многом другом. Но Анна, чего бы ни говорила эта островитянка, давно перестала быть молодой девчонкой, встававшей на дыбы от каждого непопулярного мнения. Жизнь научила её просто уходить – от неприятных людей с их разговорами, от споров с дураками и конфликтами с ними же. Внутри всё клокотало от злости, но вместо того, чтобы остаться и продолжить ругань, она поднялась с песка и отряхнула юбку.
- Всего хорошего.
- Злись на себя, а не на меня, - донеслось ей в спину вместе с порывом ветра со стороны моря, – это ты, а не я, удерживаешь своего мужа на земле, вместо того, чтобы дать ему спокойно уйти и обрести покой.
Господи, какая чушь! Нервное напряжение вылилось в бессонницу и привело к жажде деятельности, которая на фоне недосыпа была овеяна таинственным и мистическим флёром. Неудивительно, что эта сумасшедшая привлекла её внимание. Анна ускорила шаг, устремляясь в строго противоположном от костра направлении. Она должна была пройти уже около ста шагов, как вдруг услышала голос Скарлетт настолько отчётливо, словно та находилась совсем рядом.
- Не веришь мне – спроси у него сама.
Чуть не упав, Анна резко остановилась и замерла на одном месте. Должно быть… должно быть, она сама повредилась умом. Не вынесла горя, и рассудок покинул её. И теперь она слышит голоса. Отчего-то эта мысль не показалась такой жуткой, хотя потерю разума Анна всегда считала самым ужасным, что могло произойти с человеком в старости. Ей было страшно оборачиваться, но она всё равно обернулась. И Скарлетт, и костёр оставались там же, где были – как если бы всё это время Анна шла на одном месте. Закрыв глаза ладонью, она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего ущипнула себя за запястье. Не помогло.
- Я больна. Мне нужна помощь, - наконец произнесла Анна, обращаясь к Скарлетт, и та согласно кивнула.
- Нужна. Физически и душевно ты совершенно здорова, но если тебе не помочь – утонешь в тоске, и это убьет тебя быстрее любой болезни.
Скарлетт медленно поднялась с песка и направилась к ней. Подойдя почти вплотную, она немного склонила голову набок и внимательно всмотрелась в больные беспокойные глаза.
- Сегодня ровно двадцать один день с тех пор, как не стало твоего мужа, Анна Фарбер. Это последняя возможность поговорить с ним до того момента, как он окончательно отсюда исчезнет. Хочешь увидеть его ещё один раз?
Анна не стала уточнять, что значило «исчезнет отсюда», как и не интересовало её, насколько абсурдным звучало всё, что она сейчас услышаа. Анна никогда не верила ни в эзотерику, ни в астрологию, ни во что-либо ещё мистическое, но именно сейчас верить ей хотелось. И она кивнула.
Скарлетт сняла с головы венок и кинула его в огонь у себя за спиной. В ту же секунду костёр полыхнул с такой силой, словно в него бросили не цветы, а канистру с бензином: языки пламени взметнулись высоко вверх и почти коснулись тёмного неба. Анна испуганно отпрянула подальше, но огонь, как и прежде, не причинял ей вреда. Скарлетт не обратила на это никакого внимания и принялась чертить какие-то фигуры на песке длинным прутом. Это продолжалось несколько минут, пока она снова не подняла голову.
- Дай мне свое обручальное кольцо.
Правый кулак сжался сам собой. Анна не расставалась с кольцом с тех самых пор, как Андрей надел его ей на палец больше, чем тридцать лет назад. Её выражение лица, должно быть, не укрылось от Скарлетт, и она пояснила:
- Я позже верну его тебе.
В тот момент, когда кольцо соскользнуло с её пальца, Анна почувствовала себя предательницей. Рука без него казалась голой, и она поспешила спрятать её в складках длинной юбки. Скарлетт со всех сторон рассмотрела золотой ободок, перекочевавший ей в руки, и, сжав его в кулаке, снова обратилась к Анне.
- А теперь, я хочу, чтобы ты слушала меня очень внимательно. Мы стоим в круге, видишь? – она указала себе под ноги свободной рукой, и Анна тоже посмотрела вниз. – Правил всего два: пока я не разрешу, из круга не выходить и рук не тянуть. Это понятно?
Звучало понятно, и Анна кивнула. Она ожидала, что её обручальное кольцо постигнет та же участь, что и венок с головы Скарлетт – что она бросит его в огонь, и костер полыхнет ещё раз, но вместо этого она вышла из круга и направилась вперед. По законам физики, стена огня давно должна была спалить свободно развевающиеся по ветру волосы и обжечь лицо, но она оставалась невредимой, как и прежде.
- Нет, что ты делаешь?! – в ужасе воскликнула Анна, когда Скарлетт протянула руку прямо в огонь.
- Стой на месте.
Объятая пламенем смуглая рука не горела. Анна видела своими глазами, как языки пламени обвили запястье Скарлетт, а затем скользнули вверх по локтю – к плечам и запутались в волосах. Огонь ластился к ней, как хозяйке, но онане обращала на это никакого внимания. Обручальное кольцо беззвучно упало на песок.
- Помни, что я сказала, - снова обратилась она к Анне и вернулась в круг, теперь стоя у неё за спиной. – Не хочу пугать, но обретет ли твой муж покой или так и останется не упокоенным призраком на земле – зависит исключительно от тебя.
Анна хотела уточнить, о чем именно она говорила, но в костре вдруг возникло какое-то шевеление. Медленно, очень медленно переведя взгляд в огонь, она резко распахнула.
В огне стоял Андрей.

Он не смотрел на них. Голова Андрея была опущена к подбородку – он выглядел очень погруженным в себя, а Анна смотрела на него с замиранием сердца. Не до конца веря в происходящее, она прижала ладонь к губам и несмело шагнула вперед, к самому краю круга. В тот самый момент Андрей поднял голову, и посмотрел прямо на неё.
- Андрей, - прошептала она, - ты… слышишь меня?
Должно быть, она и правда сошла с ума. Она просто нездорова, у неё галлюцинации. Этого не могло происходить на самом деле. Андрей сокрушенно покачал головой, и только тогда Анна поняла, что видит сквозь него. Призрак Андрея выглядел точно так же, каким был в последний раз, когда она его видела.
- Не плачь, Аня. Прошу, не плачь - не терзай меня.
Его глухой голос был одновременно и похож и не похож на тот, каким она его помнила. Как если бы Андрей говорил короткими фразами по плохо работающему телефону. Коснувшись лица второй рукой, она поняла, что и правда, плачет.
- Ведьма права, - продолжил он, и Анна затаила дыхание, боясь пропустить даже слово. – Твоя печаль держит меня. Я не могу уйти, видя, что ты несчастна. Не могу оставить тебя.
Господи, почему она не может престать плакать? Слезы струились из глаз, как бы Анна ни пыталась успокоиться, это было сильнее её. Андрей был здесь. Её Андрей снова был с ней.
- Я не могу смириться с этим, - сипло произнесла она и отрывисто покачала головой. – Не могу осознать. Не могу жить без тебя. Не хочу, Андрей. Я не могу жить в мире, в котором тебя больше нет.
- Ты должна.
- Я…
- Ты должна, Аня, - теперь он звучал очень похоже на себя прежнего. Тень прежней интонации промелькнула в его голосе, и Анна замолчала. – Ты нужна нашим детям и внукам. Они нуждаются в тебе, а ты – в них, но горе делает тебя слепой.
- Я не могу смотреть на них, - почти неслышно прошептала Анна, уверенная, что Андрей услышит её все равно. Как он мог не услышать? – Я смотрю на Дэвида и вижу тебя. Смотрю на Хелен с её дочерью – и опять вижу в них тебя. Я вижу тебя везде и во всех, и не могу на них смотреть. Не могу…
- Так не будет всегда, - возразил Андрей. Он будто хотел сделать шаг вперед, навстречу ей, но что-то держало его на месте. Или кто-то. – Пройдет время, и ты успокоишься. Если не станешь отгораживаться – это произойдет быстрее.
Анна мелко покачала головой, и Андрей протянул к ней, будто бы желая коснуться. Рука наткнулась на невидимую преграду.
- Пообещай мне, Аня. Я должен быть уверен, что ты позаботишься о нашей семье – или не смогу уйти.
Уйти. Понимание накрыло её только сейчас. Скарлетт ведь сказала, что это – последняя возможность увидеть Андрея, а значит…
- Уйдешь.. – тихо повторила она, опустив голову. – Как я буду без тебя? Ты был со мной всю жизнь, я не знаю каково это – жить без тебя. Я знаю, что должна отпустить тебя, но не могу. Не могу осознать, что больше не увижу тебя.
- Кто сказал, что мы не увидимся? – его голос заставил поднять голову, и Анна медленно перевела взгляд обратно на огонь. – Я люблю тебя, Аня. Любил всю жизнь и буду любить после неё. Неужели ты могла предположить, что я тебя не дождусь?
Взгляд Андрея устремился за горизонт - на восток. Анна не знала точно, который час, но отчего-то была уверена, что до восхода солнце ещё долго.
- Мне пора, - наконец произнес он, и сердце Анны упало. – Прошу, пообещай мне, чтобы я мог уйти спокойно.
- Я обещаю, - прошептала она, вглядываясь в его черты. Полупрозрачный Андрей, с каждой секундой, становился всё более размытым. Он исчезал, и она ничего не могла сделать. – Нет! Подожди, Андрей, не уходи! Прошу, не бросай меня!
Анна и сама не поняла, что произошло в следующий момент. Позабыв все наставления Скарлетт, позабыв о присутствии самой Скарлетт, она резко кинулась вперед – за круг, в огонь. В лицо ударил тёмный дым, и а руку выше локтя вдруг чем-то обожгло, как если бы кто-то схватил её раскаленной рукой. Исчез пляж, исчез огонь, исчезла ночь, исчез Андрей. Дымовая завеса была такой плотной, что она не видела ничего, кроме дыма. В едком дыму было невозможно дышать, и Анна закашлялась, безуспешно хватая губами выгоревший воздух. А потом упала на песок. Лицо склонившейся над ней Скарлетт и её темные глаза с огненными бликами на дне было последним, что она увидела до того, как потеряла сознание окончательно.

***

В комнате пахло дымом.
Запах курительной смеси – той самой, от которой обычно начиналась мигрень – переплетался с запахом горьких трав, и чем больше она его вдыхала, тем быстрее приходила в себя.
Пошевелив пальцами и проведя ими по шелковой простыне, Анна поняла, что лежала в кровати.
Медленно открыв глаза, она подождала, пока зрение вернется окончательно и вздохнула с облегчением. Она лежала в своей кровати, в своем номере отеля «Пляжный». Значит, мистическое ночное приключение попросту приснилось ей?
- На вид будто бы умная женщина. Так сразу и не скажешь, что идиотка.
Знакомый голос из дальнего угла заставил вздрогнуть, и Анна резко повернула голову в том направлении. Отлепившись от стены, Скарлетт вышла из тени и направилась к ней, пока не подошла вплотную к изножью её кровати.
- Всего два правила - и оба умудрилась нарушить.
Она была очень недовольна, но Анна не могла реагировать на недовольство должным образом. Мысли путались.

- Получается… - негромко произнесла Анна, - это всё было по-настоящему? Мне не приснилось?
Скарлетт закатила глаза и махнула на неё рукой, а повернув голову в сторону прикроватной тумбочки, Анна обнаружила источник запаха. В пепельнице тлела ароматическая палочка – та самая, которую Скарлетт дала ей вместо таблетки от головной боли. А рядом с пепельницей лежало её обручальное кольцо. Протянув руку, Анна снова надела его на палец и перевела взгляд на Скарлетт. Та наблюдала, сцепив на груди руки.
- Почему оно белое?
- Закалилось, - последовало в ответ. – Лучше бы ты о себе так беспокоилась, как беспокоишься о кольце.
Теперь Анне казалось, что она помнила. Дымовая завеса возникла в тот момент, когда она почти переступила границу круга. Локоть вдруг засаднило, и она поморщилась. Вывернув руку и подняв её над кроватью, выше локтя Анна обнаружила красный ожог – как от крепкой хватки. Значит, Скарлетт…
- Спасибо, - она пристыжено опустила голову, неожиданно осознав, что если бы всё-таки кинулась в огонь, то её смерть оказалась бы на руках Скарлетт. И на совести тоже.
- Не стоит благодарностей, - сварливо отозвалась та, и, сделав ещё пару шагов, опустилась на край кровати. Указав смуглым пальцем на обожженную руку Анны и подождав, пока она её протянет, осмотрела её ещё раз.
- А Андрей?
Задавать этот вопрос было страшно. Что если она навредила ему своей выходкой? Выражение лица Скарлетт прояснилось, и Анна с облегчением заметила на её лице легкую улыбку.
- Он ушел. Помнишь, что ты ему обещала?
Она помнила. Прикосновения смуглых пальцев к ожогам унимали жжение, а в какой-то момент она перестала чувствовать боль совсем.
- Не забывай об этом. – Скарлетт поднялась с кровати, но осталась стоять рядом с ней. – Твой муж прав, Анна Фарбер. Любовь нужно сохранить для живых – мёртвым она ни к чему.
Анна кивнула. Глаза слипались, и её снова клонило в сон, хотя она и проснулась совсем недавно. Отчего-то ей казалось, что Скарлетт сыграла в этом не последнюю роль.
- Теперь спи, - раздалось над головой. На лоб легла теплая ладонь, и в следующий же момент Анна снова уснула.

***

Анна ещё много раз приезжала на Твикки.
Представители туристического агентства, наслышанные об экскурсии по храму Ну-Чака от отдыхающих, самостоятельно связались с ней и предложили сезонную работу гидом.
Анна согласилась и теперь оставалась на острове с июня по октябрь. Она больше не жила в отелях, вместо этого сняв бунгало на берегу океана – то самое, в котором когда-то жила с Андреем. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала об Андрее, но это больше не терзало её.
Анна никому не рассказывала о том, что произошло на диком пляже безлунной ночью. Не видела смысла – ей бы всё равно не поверили. Она часто гуляла по Твикки, надеясь снова увидеть Скарлетт, но так никогда и не встретила её.

***

Женщина в красном неотрывно смотрела в огонь.
Языки пламени тянулись к ней, а яркие всполохи отражались в тёмных глазах оранжевыми бликами. Опустившись на песок, она подложила под голову руку и улыбнулась.
До смерти оставалось одиннадцать лет, а до начала новой жизни – почти двадцать. Она была готова подождать.
Ведь что есть двадцать лет для того, кто ждал целую вечность?

***

Jana Weber · 22.06.2017, 20:28

Кто-то верит что этой женщине полтос? Я - нет.

Если выразить главное мое впечатление от бонуса - то это непривычность воспринимать Анну "изнутри". Я слишком привыкла, что она с Андреем - на втором плане, и их даже как-то цельно не воспринимаешь, потому что все что они тут делали - это оттеняли главперсонажей, как им и положено. Даже бонус о них тогда кардинально ситуацию не поменял)
И если образ Андрея еще более-менее яркий и цельный - его все же не так мало было и в первом, и во втором - то Анны во втором почти не было. В последнем отчете она потому и привлекла такое внимание - вообще не знаешь, чего от нее ждать. С первого поколения я успела и забыть, кто она.

А тут внезапно она - так близко. И, я думаю, внутренне она вполне подтверждает то, как в отчетах о ней периодически отзывается Миа - Анна холодная. Жидкий лед - вот такая ассоциация с её мыслепотоком в этом бонусе. В ней нету пламени эмоций - не важно, что негативных - но таких, которые, наверное, можно ожидать в её ситуации. Но истерики, гнев, да и вообще любая эмоциональная яркость - не её. Её - это вот запереться в комнате и лечь на кровать, да. Её - не выходить из номера. Её - тихо умирать и тухнуть.
Проблесков жизни тут было, пожалуй, два - тот момент с гидом на экскурсии (браво!) и возле огня, когда появляется Андрей. Тут даже просыпаешься как будто, усыпленная её холодом - мол, ух ты, она и так может?

Мне очень нравится информация про остров)) грустно, но жизненно и вот как будто достоверно, что ли. Не могу подобрать другого слова. Дополнилась картинка, и очень живо. Знаешь, какой мой любимый момент в отчете? Где пояснение про красный час. Ну, что если человек спит, Ловец душ может спутать его с мёртвым и унести. Вот я не знаю, спионерила ты откуда-то эту идею, или самой в голову пришло - но вот тут просто пик этой реально-достоверности. Вот где-то тут я почувствовала (плохое слово, лучше - поняла даже) что вот это существует в действительности. Та самая деталь, которая "погружает" в текст полностью, потому что она на сто процентов отвечает тому, что могло быть в жизни. Про подобные детали я уже писала тебе) обычно ты их показываешь через людей (мелкие признаки 3в у Дэвида, скажем) и их поведение. Вот тут такой деталью стала легенда. Не менее яркая, не менее реалистичная, но очень нешаблонная деталь.

Потрясающий контраст, однако, составили Анна и Скарлетт. Идеальный просто)

И вообще Скарлетт как нужно сыграла. Правильная доля загадочности, но без ненужного пафоса) т.е. пафос есть конечно - но нужный. Дозированный.

И она подходящий персонаж для введения мистики в твои отчеты. Её изначально не было, как и у меня, но у тебя ее даже сложнее было представить. Скарлетт "вплела" её в династию так, что теперь она воспринимается как что-то органичное.

С Андреем самый эмоционально яркий момент. Сейчас занудно объясню, почему.
Смерть - реально самый мощный эмоциональный рычаг, который только может быть в художественных текстах. Сколько поколений фанаток кино-книг-сериалов рыдало над умершими героями - а все потому что смерть а) невозможно исправить б) невозможно до конца познать. К-комбо. Поэтому когда в тексте "исправляются" оба этих пункта - эффект ошеломительный. Я сама, когда какой-то любимый персонаж умирает, мысленно "переигрываю" концовку, чтобы его воскресить. Так психике легче.

Вот тут именно это ты и сделала, что породило сильный эмоциональный всплеск у меня при прочтении) особенно на фоне предыдущего отчета, где все со вкусом страдают, и начала бонуса, где со вкусом страдает персонально Анна.

В общем, именно это я сказать и хотела. Ещё пара мелочей вдогонку:
1) Атмосферные скрины и очень крутая обложка. Реально, я оценила.
2) Солидарна с Анной в ненависти к этим тупым организмам персоналу отеля. Дешевые методы.
3) Скарлетт просто мисс формальная логика =) "он умер" "ну, он был старый, у них бывает"
4) Маркомоны зайки.

Надеюсь увидеть отчет раньше, чем через полгода <3

Influence · 23.06.2017, 14:31

...