13 часть
"Бегите".
Это слово я читаю у него на окровавленных устах, когда он падает ничком к копытам степной лошади, и из его спины выдёргивают копьё с неславянским навершием древка.
Я просыпаюсь. Я подбегаю в темноте босичком к его лавке, нагибаюсь, вся дрожа, тихонько тычу его в бок. В темноте поблёскивают белки его открывшихся глаз. Объясняюсь почти одними жестами, пытаясь не разбудить Славу. Андрей молча перетаскивает, стараясь не шуметь, мою лавку к своей, ставит их рядом. Мы ложимся, я обвиваю его руками и тщусь успокоиться: вот же он, живой и невредимый, тут. Заснул... Я тоже. И опять этот взмах ресниц, отчаянный взгляд через плечо, стиснутые зубы и вихрь крови, взметнувшийся к мордам неславянских коней от удара копьём. Опять шевельнулись губы, прижатые к сырой земле: "бегите". Я, не открывая глаз, беззвучно плачу. Меня преследует это ужасное видение уже который день, каждую ночь, стоит только заснуть... Боги, за что!
Разгар лета, пекло, пыль, трава вянет. На вёрсты вокруг всё хорошо слышно, потому что умное зверьё притаилось в теньке, только кузнецы несчастные занимаются трескотнёй. Я понуро сижу на крылечке, вспоминая проклятый сон, и тревога на душе не уходит. Не уходит уже половину луны. Мне почему-то кажется, что когда-то у меня уже было такое состояние... Бежать без оглядки хочется. Очень сильно. Далеко-далеко, где нас никто не знает. Но глупость же это... Бросить дом, хозяйство? Что вы.
Зверь за домом, привязанный к здоровенному колу, перестал фырчать и смолк. И коза блеявшая утихла как-то вдруг... Ну не надо меня пугать!
И тут с другого конца деревни отнёсся отчаянный вопль. Кричавший человек знал, что от его крика, быть может, последнего, зависят чужие жизни, жизни всех остальных сельчан.
- Враги! Пожар! Спасайтесь! Враги!
Вопль оборвался, зато вся деревня, в гробовом молчании выслушавшая призыв, зашумела, поднялась на ноги, заорали взрослые, заплакали дети, заржали лошади, вся скотина заголосила. Кого-то отвязывали, что-то пытались в считанные мгновения навьючить, а я уже видела пыль столбом и первый всполох пожара за дюжину домов от нас. Они вернулись спустя семь лет. Долго же их не было... Но лучше бы не было никогда.
Под прыганье сердца в груди, ставшего сразу из большой птицы - маленькой и перепуганной, я кинулась искать Славу. О, сколько я потеряла времени, разыскивая его - очень много, когда вороги несутся на степных лошадях вдоль и округ деревни и дорог миг каждого вздоха. Я схватила сына за руку, побежала обратно. Где Андрей? Собраться втроём - и в лес. Пусть пожгут, пусть всё пожгут и разграбят, только оставят мне моих двух самых дорогих людей...
Душа, сердце - всё на свете ухнуло в пятки, когда я услышала глухой топот копыт по траве уже за нашим домом. Я вцепилась в руку сына, сжала её сильно-сильно. Где ты!
Андрей выбежал откуда-то сбоку, взлетел на холм за нашим домом.
- Бежим! Скорей! - закричала я ему, протягивая руку, хотя он был очень далеко, за целую пропасть, за дюжину шагов. На склоне у леса мелькнули конники. Туда мы уже не попадём... Колошматится сердце. Куда? Зачем? Андрюша, вернись, иди к нам!
На нас со склона несутся двое конников, один держит копьё, другой на скаку натягивает тетиву лука. Неужели не успеем?.. Да иди же сюда, Андрей!!!
Он обернулся к нам, властно рубанул рукой в воздухе:
- Бегите. Я их задержу!
Что?!! Я широко распахнутыми в полнейшем ужасе глазами глядела на него. Без тебя? Ты сошёл с ума? Как это - без тебя? Кого ты задержишь?.. КАК ты их задержишь?
Я узнала морду лошади, подскакавшей к нему уже ближе чем на дюжину шагов. У её седока есть такое копьё с неславянским навершием древка...
Я заорала что было мочи страшным, не своим, диким голосом:
- Андрюша!!!
- Бегите! - таким же чужим и надсадным рёвом закричал в ответ он.
- Мама, мама, папа сказал бежать, мама, бежим!
Слава верещал и вис на моей руке, оттаскивая дальше от холма, мужа и конников, ближний из которых резко отнёс руку с копьём назад.
Нет, не надо, боги, пожалуйста, пусть это опять будет сон, пусть я проснусь на лавке и услышу, как он мерно дышит во сне, такой прекрасный и, кажется, бессмертный! Ярило, слышишь? Я так любила тебя всегда, помоги, спаси, сохрани! Боги!..
Он краем глаза увидел и сделал самое простое и беспомощное человеческое движение - он закрыл голову. Я услышала отчётливый, ужасный, отвратительный хруст, который разнёсся над Андреем, пронзённым копьём, и конниками со скуластыми лицами. Опять, как в моём сне, кровь брызнула во все стороны, окропив морды лошадей. Ненавижу!! Ворог с силой выдернул из широкой спины славянина своё поганое копьё, его лошадёнка взбрыкнула, ударила копытами моего мужа. Я видела, я видела, как взметнулись его пальцы к искорёженному плечу, как побелели сжатые от боли губы сильного человека. Второй враг пустил своего коня вперёд, ударил Андрея костяком зверя. Тот пошатнулся и упал ничком, прямо под копыта и мохнатые ноги лошадей.
Я не могла ни кричать, ни говорить, ни звать на помощь, не могла даже просто вздохнуть. Я стояла на месте, сынишка дёргал меня за руку, плача от отчаяния, я смотрела на Андрея. Он упал лицом ко мне, прямо на продырявленное плечо, но я уверена, что ни на какое другое он упасть бы не хотел. Весь рот в крови, забрызганная шея... Копыто ударило его в затылок, его взгляд помутнел, но он не хотел и не мог терять сознание, только выбрызнулось на траву ещё несколько сгустков крови. Один конник разматывал верёвку, другой натягивал тетиву. Я не оставлю тебя... Я не могу уйти, когда ты вот так смотришь, когда единственное, что для тебя осталось в мире - это я... Сейчас твой взор погаснет, и последнее, что померкнет, будет моё бледное, потерянное, жалкое лицо, которое ты так любил. За что ты меня любил? Какой ты странный, какой ты чудесный человек, Андрей...
Я забыла, где стою, Слава укусил меня за ладонь, я дёрнулась, и стрела противно чиркнула меня по рукаву. Он велел бежать. Ты говоришь дело, сынок.
Это был последний взгляд - мой и его. Только для нас двоих, только для нас двоих единственных, как будто больше никого во всём свете нет. Его твёрдые красивые губы сомкнулись, разомкнулись, опять сомкнулись... Он выговаривал, выговаривал самое важное слово, через боль, через смерть, через кровь, стекающую и стекающую у него изо рта.
Я отвернулась наконец и побежала без оглядки. Слава в считанные мгновенья отвязал Зверя на дворе, закинул седло, втянул меня на коня, поддал. Чёрная зверюга понеслась во весь опор, никем не остановленная, не пойманная стрелой, не сдержанная, замелькал вокруг лес, потом поле, потом луг. Я всё плакала, обнимая сзади подрагивающие маленькие плечи сына, плакала совершенно безотчётно для себя, и без конца повторяла: "Да, бежим, бежим. Да, бежим, бежим..."
Я поняла его последнее слово. Оно было не "бегите".
Он было "Журавушка".