Holy,
Podchacha,
zeherita,
Sultanka, огромное Вам все спасибо! А теперь следующая серия с потрясающими скринами от Пайка. Да, и спешу предупредить всех, что наш Дик Чедвик вновь преобразился. На этот раз, надеюсь , окончательно! Тьфу,тьфу, тьфу! Только усы остались неизменны.
Осколки
Ночь прошла более чем прекрасно. Мои страхи улетучились, и в душе играла флейта. Спускаясь к завтраку в ресторанчик отеля, я была счастливым человеком. Но сегодня нам предстояла поездка в Вулпит. Достаточно дальняя.
Информация, собранная мной о деревеньке, свелась к следующему: одна небольшая гостиница «Лебедь» на четыре номера, рыбалка на старых кирпичных ямах, легенда (или нет?) о зеленых детях и уникальная церковь Святой Марии, восхищающая туристов великолепной дубовой крышей, резными поручнями скамей в виде животных и чудесными витражами.
Вроде ничего особенного. Приятный и очень радушный сайт деревеньки радовал глаз и приглашал в посетить достопримечательности Вулпита .
- Как ты думаешь, - спросила я у Оливера, галантно поддерживающего меня под руку, - мы найдем в Вулпите что-нибудь стоящее? Одни легенды - и никаких фактов.
- Знаешь, Мэди, все это можно вообще отнести к дурацким совпадениям, - ответил мой спутник, кивнув появившимся в конце коридора Марку и Йенсу. – Если бы не твои видения. Ты ошибиться не можешь. Тут что-то есть. И дело, конечно не в картине и не в пожарах, а в какой-то гадкой и постыдной тайне, так тщательно скрываемой всеми участниками событий. Молл что-то знал и умер. Хотя пытался сделать заявление, привлечь внимание. Потом профессор, занимающийся этим вопросом, неожиданно свалился с лестницы, потом это странный случай с подземным ходом. Все вроде бы не связано одно с другим. Но связь есть. И она – у тебя в голове.
Мы заняли небольшой столик у окна, и я подумала, что сейчас тот редкий момент, когда мне просто необыкновенно здорово!
- Кстати, - сказал Оливер после того как мы заказали по традиционному английскому завтраку. – Картина все больше кажется мне элементом случайным. Все репродукции, которые принимали участие в разных происшествиях, не являются копиями одной картины. Часть из них приписывается испанскому художнику Джованни Браголино. Она самая распространенная. Часть - шотладской художнице Анне Зинкайзен, а часть вообще неизвестно кому, всего более пяти вариантов. Их объединяет только одно – на всех массово плачут мальчики. Этот сюжет был отчего-то весьма популярен, и репродукции картин в большом количестве продавали все универмаги Англии.
Именно поэтому вообще не факт, что картины имеют какое-либо отношение к пожарам.
Я вот думаю, нам лучше интересоваться конкретно пожарными.
Херельсен удивленно посмотрел на Оливера:
- Ты серьезно? Вообще ничего не понимаю. Это что – такая месть? Мы поподжигаем, а вы побегайте, попробуйте потушить?
- А может, нам вообще только Молл нужен? - скатывая салфетку трубочкой, спросил Марк.
- Но погодите – пожары ведь были? – недоумевая, воскликнула я. – И картины не горели!
- А что местная полиция говорит? – вопросом на вопрос ответил Оливер.
- Да вон он идет, местная полиция, - махнул рукой Херельсен. – В дверях ресторанчика и правда появился Дик. - И мне кажется, он с новостями.
Чедвиг стремительно подошел к нам и рухнул на стул. Ему явно не терпелось что-то поведать.
- Ну давай, мой друг Шерлок, бери скрипку, заводи песню, - неловко пошутил Марк.
- Пришел анализ нитки, - сообщил Чедвиг.
- И? – заинтересовался Йенс.
- Нитка обычная шерстяная, из такой пряжи вяжут шарфы и шапки. Но на ней кровь. А вот анализ крови – весьма необычный. У нашего крота редчайшая болезнь. Так называемая порфирия.
-Ого! – хмыкнул Херельсен. – Действительно нонсенс.
- А что это? - спросила я.
- Болезнь вампиров, - задумчиво ответил Оливер.
- Порфирия или порфириновая болезнь — почти всегда наследственное нарушение пигментного обмена с повышенным содержанием порфиринов в крови и тканях. Проявляется фотодерматозом, гемолитическими кризами, желудочно-кишечными и нервно-психическими расстройствами, - немедленно просветил нас дотошный датчанин.
- А по-человечески можешь? – прервал его шеф. – Судя по реакции Оливера, весьма странная болячка.
- Ну, собственно, благодаря ей легенды о вампирах и появились. Болезнь характеризуется тем, что организм неспособен произвести основной компонент крови — красные тельца, а это приводит к дефициту кислорода и железа в крови. Виной всему переизбыток и накопление в организме частиц–порфиринов. В крови и тканях больного нарушается пигментный обмен, и под воздействием солнечных ультрафиолетовых лучей начинается распад обескислороженного гемоглобина.
- Ох, - вздохнул Марк. – То есть солнца они действительно боятся?
- Да, оно их не радует, - кивнул Йенс, - Солнечный свет причиняет несчастным невероятные страдания. Кожа больного приобретает коричневый оттенок, становится тонкой, как бумага, и лопается. В результате рубцовая ткань, образующаяся после язв и воспалений, повреждает даже хрящевую ткань — нос и уши, деформируя их. Кроме того, в процессе болезни по тем же причинам деформируются и ногти, которые позже могут выглядеть как когти хищника. Кожа вокруг губ и десен высыхает и теряет эластичность, зубы обнажаются, проглядывая через полуоткрытый рот и создавая жуткий оскал.
- Боже мой! Это же какой ужас! Можно и умом тронуться, - воскликнула я.
- А, собственно, так и бывает. Больные порфирией, не получающие необходимой помощи, могут вести себя очень странно и даже агрессивно. Болезнь крайне деструктивно сказывается на психике.
- Да, но думаю, человека со столь редкой болезнью найти будет очень легко? Так, Чедвиг? Ведь где-то им необходимо лечиться? - Марк вопросительно посмотрел на Дика, весьма заинтересовавшегося лекцией.
- Думаю, да. Вот сейчас и займусь этим. Есть ли таковые в Йоркшире и его окрестностях, мы будем сегодня знать, – Дик задумчиво почесал затылок. – Странное все-таки это дело. Мальчики плачущие, которые в огне не горят, дети зеленые, отчего-то жующие только бобы, вампиры с ненормальной психикой… Медиумы опять же.. – он виновато покосился на меня. – Может, вы и привычны ко всем этим штукам, а мне вот… не по себе как-то.
***
В Бери-Сент–Эдмундс мы приехали уже к вечеру. Решено было взять здесь машину напрокат и отправиться в Вулпит уже на колесах. Отсюда до деревеньки оставалось около тридцати миль. Всю дорогу мы отчего-то веселились, непринужденно болтали, делали предположения, и я в который раз ощущала себя просто необычайно хорошо! Оливер рядом, друзья и мои верные соратники тоже. Да, дело непростое, но мы справимся. Обязательно справимся. Иначе просто не может быть.
Уже стоя перед офисом проката, я решила завернуть к торговым автоматам, стоявшим неподалеку. Оливер, взяв меня за руку, направился со мной. Неожиданно и совершенно отчетливо я услышала странный звук. Он был тихий, серебряный, как будто звонили в маленькие хрустальные колокольчики. Я вопросительно взглянула на своего спутника.
- Ты слышишь?
- Что? – он посмотрел на меня, потом покрутил головой, прислушиваясь. – Что я должен слышать?
- Маленькие хрустальные колокольчики, - как во сне произнесла я и со всей очевидностью поняла – звук идет из моей сумочки. И еще – Оливер его не слышит.
Я, дрожа от нетерпения, открыла сумку и принялась рыться в ней с небывалой резвостью. Звук не прекращался. Наконец я нащупала маленькую бархатную коробочку, которая, казалось, вибрировала у меня в руках.
- Вот, Оливер, вот – я открыла футляр и увидела кулон.
Изящный, легкий и прекрасный, он цепочкой, словно змейкой, обвился вокруг моих пальцев, как бы говоря: «Больше я с тобой не расстанусь!»
- Вот это звонит!
- Мэди,
это молчит! – удивленно сказал Оливер. – Это кулон. Он не может издавать звуки.
- Это так, но я их слышу!
И тут словно пелена упала с глаз. И все пронеслось в голове: белокурая женщина с бездонными глазами, призрак, мятущийся прямо среди столиков, утренний крепкий кофе! Как, как я могла забыть! У меня тогда страшно болела голова, я умирала от тревоги! Она помогла мне! А потом я ничего не помню. Как это может быть? Я отчетливо понимала, что провал в моей памяти чем-то обусловлен. Что не случайно это хрупкое произведение сказочных далеких мастеров ожило именно сейчас. То ли предупреждая меня, то ли стараясь защитить.
- Мэди, детка, что происходит? - осторожно и очень мягко спросил Оливер.
- Мне надо кое-что тебе рассказать. Давай немного поиграем в прятки, - и я потянула любимого в укромный уголок.
Там, запинаясь и путая от возбуждения слова, я рассказала Оливеру все.
- Ты уверена, тебе не привиделось?
- Да нет же!.. А кулон?
- Быть может, ты сама его купила. И забыла потом.
- Ох, я сама не знаю...
- Ладно, давай потом додумаем, а то Марк нас в розыск объявит! Не волнуйся. Всему должно быть объяснение!
Марк нервно курил, сидя на водительском сиденье, Херельсен равнодушно рассматривал мирно копошащихся голубей.
- Ну и где вы, собственно, были? - хмуро обронил Марк. - Или некорректно спрашивать?
- Перестань, – отреагировал Оливер. – Потом объясним. Поехали, что ли.
Загрузившись на заднее сиденье, я немедленно надела кулон на шею.
- Я думаю, он мне помогает, - тихонько зашептала я на ухо сидящему рядом возлюбленному.
- Я не верю в эльфов, - так же тихо ответил Оливер. – Уверен, что твоя таинственная незнакомка, если и была в действительности, то, скорее всего, сильный экстрасенс или телепат. Одним словом, она наделена способностями. А кулон этот – амулет. Вот только зачем ей это? Или вы одной крови?
- Перестань, солнце, я сама не своя пока. Просто все надо обдумать, вспомнить каждую деталь и понять…
Тут мы въехали в странное серое облако. Я моментально потеряла ориентацию. Я ничего не понимала. Я пыталась что-то разглядеть, хватала руками воздух. Мне казалось, на голове у меня плотный мешок. Я силилась снять его, сдернуть, сознание отказывалась работать. «Я в машине, я еду, все рядом…» - но это была последняя здравая мысль.
***
Серое утро едва теплится над крышей аббатства. Промозгло, дует ледяной ветер. Черные птицы кружатся в пепельно-сером воздухе. Я стою на мосту. На самом краю моста. Его каменные бортики, мокрые от утреннего тумана, холодят ноги. Я дрожу, зубы едва не прикусывают язык. Рядом еще шесть женщин. В белых рубахах, с петлями на шеях. Угрюмые, заплаканные, измученные.
Ветер развевает их волосы, задирая высоко над головами, будто уродливые короны. Я слышу голос. Он говорит о боге, о грехе, о дьяволе. Мы ведьмы, нас повесят. Еще минута, и нас столкнут с моста, и веревка, ломая позвонки, перехватит горло смертельной хваткой. Сколько мучиться? Мы все надеемся на скорую смерть. Кажется, голос умолк. Я поднимаю глаза на глубокое осеннее небо, где сквозь тучи скользит робкий золотой луч, и чувствую толчок в спину. Ноги пытаются удержаться на скользком каменном поребрике, истошный крик вырывается из моего горла, и я лечу вниз, к черному зеркалу ледяной реки. И я еще успеваю услышать хруст собственной сломанной шеи…
Продолжение будет!
Медиум. Дело о плачущем мальчике
они предали ему выразительности
Линейный вид
