МирыНе хотите придерживаться строгих правил на протяжении многих поколений? Не интересует создание соседства? Сердце не лежит к "историям и сериалам"? Вы творческая личность, и хотите самовыразиться? Тогда "миры" - для вас. Создайте свой неповторимый мир со своими правилами!
Белый цвет испокон веков считался цветом невинности и добродетели. Белый цвет - цвет жизни, развития и процветания. Белый был обязательным цветом убранства праздников, особенно церковных. В свое время белая кожа была признаком красоты и причастности к аристократическим кругам. Белое подвенечное платье символизировало чистоту и женственность невесты. Белые цветы означали преданность и нежность.
Возможно, именно поэтому в Бриджпорте никогда не выпадал снег. Город был слишком грязным и низменным для такого подарка свыше. Минул почти год с момента моего переезда, но столица ничуть не изменилась. Те же лица, те же взгляды, полные непонимания и презрения. Те же бары и клубы, наполненные разгоряченными алкоголем молодыми мужчинами и женщинами, ищущими однодневных развлечений. Если в жизни и существовали какие-то константы, то этот город, определенно, был одной из них.
- Бо, - в голосе Ника нет ни капли сожаления о том, что должно произойти. - Под нашим чутким руководством три тысячи двести десять чистокровных вампиров. Достойнейших из достойнейших. Но что-то мне сейчас подсказывает, что тебя пора из этого списка вычеркнуть. Гордон.
Я слышу как что-то тяжелое падает и с глухим стуком ударяется об пол. Зажимаю руками рот, чтобы не закричать.
- Мне больше нравится число три тысячи двести восемь, - слова жениха доносятся словно сквозь пелену.
Цитата:
- Ну давай без обвинений, ладно? Я привязался к тебе за все это время и буду очень расстроен, если ты сегодня умрешь.
Смотрю и все еще не верю. Возможно ослышалась. Бывают ведь слуховые галлюцинации.
- Ты или он, - доверительно шепчет Эл, вкладывая мне в руку длинный острый нож. - Самозащита. Как в прошлый раз, крошка, помнишь?
Вновь чертыхаюсь про себя, пока мужские руки ловко застегивают молнию, придерживая ее с двух сторон.
- Не думала, что ты умеешь их застегивать, - внезапно вырывается едкий комментарий.
- Ты, наверное, уверена, что мужики настолько тупы, что умеют пользоваться молнией только в одну сторону, расстегивая ее, - безо всякого ехидства в тоне отозвался Севен, отчего мне вновь захотелось продемонстрировать коронный хук справа.
- Зато некоторые одной рукой.
- Вау. Я просто в восторге от талантов Бенджамина, - на этот раз Сев даже не думал скрывать иронию.
- Знаешь что, Севен? - я пытаюсь повернуться к нему, но оказываюсь перехвачена и возвращена на место.
- Знаешь что, Хоуп? - он вносит последние поправки, расправляя перья на плечах. Его взгляд в зеркало настолько выразительный и, кажется, восхищенный, будто томный голос сейчас выдаст комплимент. - У тебя есть грудь.
От подобной констатации факта мой мозг просто клинит. Серьезно, если он сейчас не уберется подобру-поздорову, его вынесут на носилках.
- Руки, - предупреждаю я, выскальзывая из захвата.
- Руки как руки, но вот ноги... Может укоротить длину? Твои шорты обычно намного короче, - продолжает глумиться Севен, пока я изучаю отражение в зеркале.
Она не собиралась намеренно говорить об Играх на бессмертие или враждующих вампирских кланах, она скептически относилась к психологам-психиатрам-психотерапевтам и к их методам воздействия, но кто мог знать, на что способен этот ухоженный, добродушный с виду доктор, награжденный столькими дипломами и сертификатами? Не зря ведь он получил все эти корочки. Джорджиана как никто другой знала, сколько усердной и кропотливой работы стоит за каждой формальной бумажкой: идеальная дочь, она могла бы завесить своими дипломами всю стену гостиной. И оставить немного для спальни. И, пожалуй, еще парочку лично для родителей. Быть может, они захотят повесить их на потолок над кроватью, чтобы засыпать с мыслью о том, какую замечательную дочь вырастили. Возможно, если она повесится рядом, они даже заметят - буквально через несколько дней.
Нет, не любовь, не материнство плескались перед её глазами в те предсмертные минуты, совсем другие чувства овладели её, растерявшей ориентиры душой.
А потом её охватил стыд. Жгучий, острый, за то, что она позволила себе раскиснуть, опустить руки из-за того, что даже нельзя назвать проблемой. Она чуть не предала самое главное, что только может быть на свете.
Себя.
Сжала зубы, тряхнула растрепавшимися от бега волосами, подняла вверх кисти и до боли в побелевших суставах сжала.
Между подрагивающими от напряжениями пальцами родился импульс вернувшейся магической силы.
В салоне машины пахло свежестью и прохладными духами. И свет фонаря, преломленный в залитых дождем окнах, ложился на их лица неровными тенями, создавая почти иллюзорную обстановку. И она забывалась, с какой-то невыразимой нежностью касалась губами лица ее мужчины. И его ладони гладили ее тело, обжигая сквозь тонкую ткань, сводя с ума. И поцелуев было много, до упоения много, они снова и снова сливались в них, то пылко, глубоко, почти до исступления, то мягко соприкасались губами, словно в передышке - остановиться было невозможно, и невозможно передать словами, сколько восторга...
Цитата:
Слышать его шумное дыхание, вдох за вдохом, и ощущать, как он прижимает ее к себе еще теснее, почти до боли. Жадно всматриваться в каждую черточку любимого лица, скрытого в полутени, и, словно в зеркале, видеть в ответ такой же тяжелый, подернутый пеленой взгляд. Раскрываться, растворяться, чувствовать его, отвечать ему, снова и снова пылко находить его губы, снова и снова крепко, страстно, почти до судорожности обнимать, зарываясь пальцами в жесткие волосы.
Порой становилось до невыносимости остро и жарко – настолько, что казалось, еще совсем немного, еще секунда, еще один упоительный глубокий поцелуй – и что-то сорвется, заставив их перейти невидимую, но четко очерченную грань, и все внутренние барьеры рассыплются в пыль, но они оставались на месте. Ей казалось, она никогда не сможет им насытиться; да и сейчас внутри царило ощущение, что она не насытилась, что они оба не…
Черт, он хоть сам понимает, до чего же он…
Как он там?.. Что ощущает сейчас?..
- Смени фамилию, Майкл, - сказала она, не открывая глаз.
- Что?
- Фамилию поменяй, говорю, - повторила Леона, поворачиваясь к нему и загадочно улыбаясь. – Я не вынесу, если увижу ее в титрах «Хранителей». Уж не обижайся, но более провинциального имечка, чем Майкл Смит, я в жизни не слышала.
Мальчишка застыл с приоткрытым ртом, непонимание в глазах постепенно сменялось ошарашенностью. Леона усмехнулась – для нее было особым удовольствием наблюдать, как на всех этих лицах появляется счастье и бесконечная благодарность. Даже у таких вроде бы гордых да прагматичных мальчиков, как Майкл.
Так и стоял с дурацкой оранжевой кружкой. Не мог ничего сделать, только стоять и смотреть, ошарашенный, оглушенный льющимися с ее губ словами. А уж она на них не скупилась, в красках описывала как ей было плохо без него. Каждое слово шрапнелью проходилось по моим внутренностям. Снова разрыдался Вейс, побаивающийся новых помещений он пересилил себя и с ревом кинулся к матери.
Та не обратила на ребенка ни малейшего внимания, все так же продолжая стоять коленопреклоненным истуканом, пожирая глазами своего умершего мужа.
Мне хотелось закрыть глаза, что есть силы замотать головой, стукнуть что есть мочи себя по уху, чтобы проснуться, прекратить наконец тягостный этот кошмар, вычеркнуть, взглянуть поутру в светлые глаза Мелодии и даже не рассказать ей о навеянном ночным мороком. Моей Мелодии, любимой, выстраданной, взлелеянной жене, а не этой женщине, которая сейчас слово за словом наотмашь черкает каждый проведенный вместе день. Отрекается, предает, не глядя втаптывает меня в осколки чувств.
Я, не желая вдаваться в подробности, просматривала заголовки. «Ламы» проиграли твинбрукской «Стреле» с разгромным счетом» (причем, это далеко не первый разгромный проигрыш. И чего Вистан так от них фанатеет?), «Женщинам Аппалузы не хватает мужчин» (ну не знаю, лично мне – хватает), «Житель Аппалузы ходил по улицам без трусов» (хмм… Ну надеюсь шляпа на нем хотя бы была?).
Цитата:
Если бы упрямство можно было измерить, то в случае Кайла оно равнялось бы тысяче упирающихся ослов.
Цитата:
я никому не позволила бы назвать Вистана брюзгой, занудой или как-либо еще, даже родному мужу. В конце концов, для этого в нашем доме есть я.
Цитата:
Вистан поднял на нас взгляд, полный гнетущей тоски и заговорил до жути обреченным голосом:
- Вы никогда не задумывались, что может быть все в этой жизни уже заранее предопределено и мы, как марионетки, играем роли, а кто-то дергает нас за ниточки? Тогда стоит ли вообще пытаться что-то делать, что-то решать? Может просто плыть по течению, ведь какой смысл суетиться, если судьба уже известна заранее...
В замешательстве я подняла свою чашку и принюхалась. Пахло мятой и бергамотом, однако меня это не убедило.
-Что за траву ты заварил вместо чая? – спросила я мужа, подозрительно посматривая при этом на брата.
Цитата:
Вистан всегда умел с легкостью раздуть из мухи слона, при полном неумении превратить слона обратно в муху
Цитата:
Словом, тихий семейный ужин превратился в тихий семейный ужас.
Какое-то время не опускала тяжелеющих век. Инстинктивно упиралась ладонями в его грудь, но не в стремлении противиться – скорей в желании не поддаваться предательски поднимающейся внутри волне.
Но спустя несколько мгновений сдалась – ответила ему, горячо вминающему ее губы. Тело само собой выгнулось навстречу, а руки податливо обвились вокруг его шеи.
Они целовались – вдруг крепко, сплетались языками. Казалось, будто давно не виделись – а теперь просто встретились и продолжили начатое накануне, тем летом. Дыхание Ларса, щетинистая щека под ее ладонью, крепкий торс, к которому она прижалась – все проливалось на нее мягким горячим бальзамом, заставляя вдруг с вязкой остротой осознать, как сильно ей его не хватало все эти месяцы.
Она думала, что уже успела забыть.
Небеса, как же хорошо.
Голоса курсантов неподалеку в коридоре ворвались в сознание как раз тогда, когда Ларс заскользил дыханием к мочке ее уха, отчего ей пришлось прикусить губу, чтобы не издать тихий стон.
- Ларс, - окликнула Арианна, с трудом и нежеланием пытаясь высвободиться из его рук. – Ларс, подожди. Постой. Мы же здесь...
Он не сразу ослабляет хватку. Напряженная грудь неровно вздымается и опускается, тонкую кожу на шее бьет мелкая дрожь. Моргает, в потемневшем взгляде появляется осмысленность; быстро смотрит на дверь, потом на Арианну.
- Секунду.
Поворачивает замок. Затем притягивает ее к себе и уводит ближе к столу и напольному цветку – эту сторону комнаты не видно сквозь стеклянную полосу в двери. Арианна едва успевает вдохнуть и облизнуть пересохшие губы, когда Ларс прислоняет ее к стене, оторвав от пола. Стена словно на десять градусов холоднее, чем ее захлестнутое жаром тело.
Она плавится – еще сильнее, мозги превращаются в вязкий кисель, не способный ни на одну мысль.