Серия 12, которая без скриншотов
Я остался один в первом доме по адресу Низина на Плато. Шарлотта и Аму отвезены в гостиницу, причём первая мельком видела кровоподтёки на потолке и не задаёт вопросов. Это делает ей честь, а мне убавляет головную боль.
Грета вернулась. Я её караулил в самом прямом смысле, стоял целый день, прислонившись к стене её многоэтажки. Старуха не успела ничего возразить, я её буквально втащил в подъезд, отвёз на нужный этаж.
- Тоби, дорогой, может, мы попозже встретимся? Завтра? Я устала с дороги, да и вещи надо разобрать, - сказала она, пытаясь заглянуть мне в глаза.
- Нет, госпожа Морхарт. Вы сейчас мне расскажете всё, что знаете о детях, убитых примерно тридцать лет назад на третьем этаже моего дома, а также то, какое вы имеете к этому отношение, - отрезал я, отвечая ей прямым недобрым взглядом. Грета побледнела и, кажется, перестала чувствовать себя в своей тарелке, но звать на помощь или выпихивать меня с порога не стала. Она молча отворила дверь квартиры, молча разулась, всунула ноги в тапочки, как будто меня тут нет. Я не стал раздеваться, только скинул кроссовки. Мы прошли в гостиную, где однообразно тикали часы. Грета опустилась на краешек кресла, сжала руки между колен и отвернулась в окно. Я сел на стул в метре от неё и тоже замер.
- Почему... - произнесла она и снова смолкла, - ведь никого не нашли. Там... Воняет только.
- Грета... Хватит играть роль обычной невинной женщины, у тебя это хорошо выходило много лет, но не сейчас.
- Ты что подумал? - она повернула ко мне голову, глаза сверкали от сильнейшего негодования, - что это Я убила детей? Я?! Когда я специально прогуливалась в магазинчик на другом конце района каждую неделю, чтоб побаловать их мармеладом и сластями! Когда позволяла им играть почти всеми вещами в своём доме и простила им и множество разбитой посуды, и дорогие матушкины часы! Когда я подарила им собаку!
- Собаку!
- Да, лохматенького, весёлого, маленького Микки, которого они так любили!
- Микки!
- Откуда, откуда ты знаешь, Тоби? Как ты мог узнать?
- Они сами мне сказали, - прорычал я.
- Они живы? - казалось, старушку сейчас хватит удар.
- Нет!
- Я ничего не понимаю, - она закрыла лицо руками.
- Не нужно понимать! Что вы знаете?!
- Это ужасно. Я думала, мне не придётся больше это вспоминать!
- Придётся! - заорал я, вскакивая со стула, - хватит разыгрывать древнегреческую трагедию! Я хочу понять, что произошло с моей дочерью и сыном моего дяди, который мне как отец! Я хочу знать, куда пропали моя жена и самые мои близкие люди! Вы это знаете! Вы не должны молчать! Если вы не скажете, я не стану вызывать полицию, я сам с вами обойдусь, как с маньяком-убийцей!
- Ты не можешь! Я ничего не сделала! Я никого не убивала! Сядь, я сейчас всё расскажу! - закричала Грета, чуть не плача. Я молча опустился обратно на стул, продолжая прожигать старуху взглядом. Она закрыла глаза и начала говорить.
***
Грета Морхарт проживала по адресу дом №3, Низина на Плато, в домике, доставшемся ей от бабушки по наследству. Училась в университете. Ещё она приютила семь бездомных собак, кроме того, испытывала большие проблемы со здоровьем, благодаря которым очень плохо спала.
В трёхэтажном доме напротив жила довольно обеспеченная семья, занимая все этажи. Собственно говоря, они этот дом и построили. Муж и жена. Женщина мечтала о детях, но попытки забеременеть успехом не увенчались. Тогда чета отправилась в Галабаду, полунищую страну на окраине континента, и там быстро и без проблем усыновила годовалую девочку. Приют только рад был избавиться от неё.
Жена была на седьмом небе от счастья. Во всяком случае, семья выглядела прекрасно. Через год чета опять совершила поездку в Галабаду и усыновила мальчика.
Чуть дети подросли, им, как всей нормальной малышне, понадобилось перевернуть вверх дном всю улицу, в первую очередь - дом первой соседки, Греты. Ребята души не чаяли в её собаках, прибегали каждый день и возились с барбосами, что совершенно не нравилось их родителям, которые предпочитали видеть Прю и Майкла дома, чистенькими, послушненькими и тихими. Тогда Грета подарила им последнего подобранного ею пса. Дети назвали его Микки.
Специально для Микки отец семейства сколотил конуру у входа и посадил его на цепь. Каждое утро малыши сбегали вниз, освобождали своего друга и играли вместе возле дома. Микки встречал их лаем. Он всех встречал лаем: и Прю, и Майкла, и их родителей, и почтальона, и развозчика газет, и гостей, и вообще кого бы то ни было, кто проходил мимо. Это всегда злило отца семейства.
Однажды Грета, мучившаяся попытками заснуть, услышала знакомый лай посреди ночи. Это вернулся домой сосед, и он был слегка навеселе. Громче лая огласили улицу его ругательства, преимущественно очень грязные. Пёс взвизгнул: его пнули. Однако Микки был хоть и маленький, но гордый. Он зарычал на хозяина.
Послышался шум, треск, грохот вещей, которые расшвыривают в разные стороны. Грета подошла к окну и отодвинула занавеску. Она увидела соседа, который в ожесточении рылся в садовом инвентаре у стены дома. Семья следила за садом, а мать даже высевала грядки и увлекалась редкими цветами.
Пёс неумолчно продолжал лаять, теперь уже не от обиды, но возмущаясь шумом. Мужчина же зловеще молчал. Он наконец что-то нашёл и спокойно шагнул к Микки. Обух топора опустился на кудлатую спинку.
- Будешь орать, скотина? Научишься затыкать свою вонючую глотку? - рявкнул человек, занося топор снова, на этот раз уже просто желая припугнуть. Но пёсик не поверил. Он не стал ждать нового удара, странно подпрыгнул на цепи, вывернулся из ошейника и бросился через дорогу, в тот дом, где его никто никогда не бил.
Мужчина нагнал его у ограды дома Греты, сгрёб за шкирку, с размаху несколько раз приложил маленькое тельце об мостовую. Собака визжала что есть мочи, её сородичи в десяти метрах за забором молчали. Они-то понимали, что происходит, и молча ненавидели человека.
Свистнул топор, и визг оборвался. У женщины, стоявшей за занавеской окна, похолодели руки и ноги, она вся дрожала. У забора несколько раз чавкнуло, потом раздался лязг лезвия, пробившего мясо до мостовой. Мужчина разогнулся, постоял с полминуты, потом отбросил топор и тяжёлой походкой удалился в дом. Женщина за занавеской сползла вдоль стены, приложив руки ко рту. Она беззвучно плакала от ужаса и не знала, как теперь выйдет из дома и как посмотрит на то, что осталось от Микки.
Но человек вернулся через пять минут, собрал в полиэтиленовый пакет собаку, подошёл к мусорному контейнеру, подумал и не стал выбрасывать Микки туда. Мало ли - найдут и присудят жестокое обращение с животными...
Грета вышла из дома ранним утром, долго простояла у калитки, не находя в себе мужество заглянуть за забор, потом всё-таки вышла.
На тротуаре темнело багровое пятно, что именно его создало, невозможно было догадаться, не зная о произошедшем ночью. Но Грете и так стало дурно, и она быстро убежала обратно.
Это пятно не смылось дождями и за тридцать лет.
Женщина теперь очень боялась своего соседа и старательно держалась от него как можно дальше. Дети не нашли утром своего пса и приставали к родителям с вопросом: "Где наша собака?" Им ответили, что Микки сбежал. Прю и Майкла это не успокоило. Они хотели найти собаку и просили об этом отца с матерью попеременно. Те отказывались.
- Так что ты всё-таки сделал с шавкой? - услышала Грета обрывок разговора соседей, когда мать вышла полить грядки, а отец вывернул из скобы на боку конуры ненужную теперь цепь.
- Размазал по тротуару. Видела грязь у дома Морхарт? Все небось думают, что кто-то неудачно припарковался там ночью, что это мазут...
- Ну и правильно сделал. Давно хотела избавиться от псины, но ведь дети её так любили.
- Да эти мелкие меня уже достали со своей собакой. Она, похоже, мстит мне после смерти, - хмыкнул мужчина, - я целыми днями только о ней и слышу.
- Ты прав. Прибить их хочется. Совершенно не слушаются.
- Дети - они не лучше собаки...
- Она подала им плохой пример, - сказала женщина, улыбнувшись.
Грета стала избегать не только соседа...
В последующие три дня в доме №1, Низина на Плато, не раз раздавались ругань, крики и удары. Ребята не просто лишились собаки. Они наконец увидели истинное лицо своих родителей, жестокое и деспотичное. Но они были приёмными. Они совершенно ничего не унаследовали от этой четы. Прю была высокой, тощей, черноволосой, успела пойти в первый класс; тихая, умная и гордая девочка. Майкл, наоборот, был низковат, тоже черноволос, но слыл задирой, очень активным и смелым ребёнком.
Они не сдались. Они объявили войну родителям на исходе третьего дня после пропажи собаки.
На исходе третьего дня, когда в Низину спускался туман.
Дом сотрясали крики и грохот сверху донизу. Ребята кричали на мать и отца, в их глазах не было ни слезинки. Они чувствовали себя правыми, кроме того, они, очень любившие друг друга брат и сестра, были вместе и заодно. Но прежде эти дети никогда не повышали голос на родителей.
Майклу закатили такую оплеуху, что он отлетел к стене. Тогда Прю бросилась на ударившего его отца с яростным криком. Брат ей сейчас был в тысячу крат роднее и ближе отца и матери, вместе взятых. Женщина и мужчина начали бить ребят чем и как попало, лишь бы заткнуть их, лишь бы заставить склонить головы. Но Прю и Майкл не умели и не собирались их склонять. На этот раз дети не плакали от боли и не подчинялись. Их глаза сверкали яростью, они кусались, лягались, впивались ногтями и раздирали кожу на руках, бивших их, метили в уязвимые части лица.
Хлопнула входная дверь. Мужчина выбежал с девчонкой под мышкой на улицу, она визжала, кричала, кусалась, но он держал её крепко и периодически ударял ногой. В сгустившемся промозглом тумане он нашёл тот же самый топор не сразу, пока он его искал, мальчик вырвался из рук матери и, выбежав следом за сестрой, набросился на отца. Мужчина махнул топором и раскроил обухом губу Майкла. Жена, появившаяся на пороге, закричала: "Не здесь! Наверх!" Отец сгрёб детей в охапку и поволок за дом, где была приставлена к окну третьего этажа длиннющая садовая лестница. Жена помогла ему втащить ребят наверх. Детские крики стали истошными, по дому разносился глухой стук пинаемых тел и хруст топора, вонзающегося в тело. Спустя десять минут воцарилась тишина. Лестница скрипнула под женщиной, та спустилась вниз, вошла в дом, вернулась тем же путём с парой-другой банок пива из холодильника. Взрослые сидели на чердаке, пили, глядя на мёртвых детей, и молча пытались придумать, что теперь с ними сделать и как обеспечить себе алиби.
Они придумали самое простое. Спустившись вниз, обрушили лестницу. Теперь наверх смогли бы попасть разве что пожарные. Чета полагала, что завтра их тут уже не будет и они окажутся на дороге, ведущей прочь с Плато, держа пусть очень далеко, так далеко, как только будет возможно.
Их желание исполнилось. Утром полиция, вызванная Гретой, действительно их не нашла. Поднявшиеся наверх по пожарной лестнице зафиксировали чердачный этаж, совершенно пустой и чистый, с одним замечанием: там воняло кровью. Дом №1, Низина на Плато, казался абсолютно безжизненным. Не прошло и года, как его сдали в пользование, и туда очень быстро вселилась новая чета, которая спустя несколько лет взяла к себе мальчика, сына сестры главы семейства. Мальчика звали Тоби Лютер.
И никто из них не знал, что хранят стены этого дома.
***
Зато я знаю.
Когда я пересказал Грете вкратце события последних трёх дней, она произнесла: "Чтобы успокоить мёртвых, нужно решить их проблемы. Эти дети так и не нашли своей собаки. Ты согласился её искать, когда тебя об этом попросила твоя дочь. Ты должен им."
Моя дочь... Уже не моя. При всей осторожности Лира забеременела в этом доме. Через девять месяцев понесла и Джеки, которая долгие годы считалась бесплодной.
А была ли она моей в той мере, когда родители сами решают, иметь им ребёнка или нет?
У меня не мог родиться сын, а у Гила - дочь. Только погодки, из которых девочка старше мальчика. Прю и Майклу нужны были тела, чтоб перестать бесплотно витать вокруг дома, ставшего их проклятием. Они их получили. Настал день, равный тому три десятка лет назад, в который пропал Микки. В этот день Меттью спросил Гила, где их собака. Он перестал быть Меттью полностью. Кора, когда я её увидел следующим утром, пожалуй, наполовину уже являлась Прю. История повторялась. Собака не найдена. Верните собаку.
Лира, Джеки, Гил. Они отказались её искать. Они повторили то, что было сказано другими родителями до них. А я согласился.
И я остался жив.
Как это ни больно и страшно, но я почти точно могу сказать, что моей жены, дяди и тёти больше нет на этом свете. Они повторили путь четы одних из самых жестоких людей, бывших когда-либо на этой планетке.
Путь наверх.
Именно туда Прю и Майкл затащили и своих, и чужих родителей. Когда я был на третьем этаже, я видел детские ладошки на полу. Это были руки Прю и Майкла, а дети с чёрными глазами - целёхонькие тела Коры и Меттью, но души в них уже тридцать с лишним лет не отлетают на небо... Если решить проблему мертвецов и дать им наконец уйти со спокойной, простите за каламбур, душой, быть может, в тела вернутся души наших ребят?.. Если только они там были с самого начала, а не Прю и Майкл искусно притворялись обычными малышами полдюжины лет...
Я видел чердак таким, каким его не успели увидеть полицейские. Почему же они застали всё идеально чистым?
Потому что дети того хотели.
Догадываюсь, что они обходятся с этим домом, как с собственным телом. Фраза Майкла: "Если бы мы не накапали тебе на потолок". Они позволили крови просочиться не на один, а на два этажа, причём именно ко мне в спальню. Им так было нужно. Значит, они вполне могли придать третьему этажу вид гигиенической палаты с белоснежными стенами.
Но вот только как он выглядит на самом деле...
Я должен решить их проблему. И я решу её.
- Грета, извини меня за то, что назвал тебя убийцей. Теперь я знаю, что ты почти ни в чём не виновата. Ты виновата лишь в одном: ты ничего не сделала. Ты сама так сказала, чтоб оправдать себя. На самом деле это - обвинение. Страх перед злом позволяет ему развращаться безнаказанностью. Представь себе, если бы дети тридцать лет назад узнали, что же на самом деле произошло с их собакой, они не стали бы мучиться над этим вопросом столько лет... Ты много чего могла сделать для ребят, которых, как ты уверяешь, очень любила, но позволила родителям бить их и обращаться жестоко задолго до вечера, когда спустился туман. Но не сделала ничего.
Так я сказал Грете и вышел из её дома.
Мне ещё надо найти собаку.
|