Ночь. Обычная больница, в которой по ночам, как и всегда, глухо и пусто, потому что, как и всегда, врачам никто не доверяет. И вот Иван, уже привыкший к ночным дежурствам, мирно дремал в приемной (людей нет, в больнице никого. Что делать то ещё?). Парень не так давно работал в этой больнице, но зато работал в нескольких других и прекрасно знал, что по ночам людей совершенно нет, так что можно спокойно спать. В крайнем случае – звонок абсолютно точно его разбудит.
Так произошло и в эту ночь. Иван, как ранее уже упоминалось, мирно дремал на своем посту, как вдруг раздался звон телефона. Парень мигом очнулся и ответил на звонок. Поступило сообщение о какой-то «массовой пандемии», но парень лишь мысленно ответил «Бред» и лег обратно спать. Но одним звонком не ограничилось, и внезапно стали поступать звонки, один за другим, в которых говорилось, что всё началось с аллергии, но за несколько секунд нечто проело кожу до мяса. Симптомы полностью совпадали с тем, о чем его предупреждали. Ваня мигом мотнулся в картотеку и каким-то чудом нашёл там, в чём же может проявляться пандемия и как с ней бороться. Да-да, Иван был настолько «опытным», что совершенно не знал, что такое пандемия. Но это можно было ему простить, если учесть то, что, в принципе, такие случаи редко случаются в медицинской практики. Следующее значилось под определением «пандемия»:
«Пандеми́я (греч. πανδημία — весь народ) — эпидемия, характеризующаяся распространением инфекционного заболевания на территории всей страны, территорию сопредельных государств, а иногда и многих стран мира (например, холера, грипп). Обычно под пандемией подразумевают болезнь, принявшую массовый, повальный характер, поражающую значительную часть всего населения, первоначально, почти всё население.»
Парень невольно вздрогнул, но было уже не время отступать. Вооружившись максимальным количеством средств, которые могли бы оградить его от болезни, Иван всё же принял пациентов. Сначала он внимательно осмотрел первого, делая пометки с тем, как быстро разъедают кожу болезнь, затем второго, сверяясь с данными. Остальных осматривать уже не было смысла, он только и успевал, что находить новые и новые места для поступавших. Симптомы были идентичными, и, судя по всему, ничего сделать с этим уже нельзя было. Люди начали погибать. Некоторые с дикими воплями, когда болезнь уже разъедала их кости, умирали от того, что не могли выдержать боль. Другие не выдерживали и просто кончали жизнь самоубийством. Но непременно, после поверхностного осмотра каждого пациента, даже если в палате их было больше 40, Ваня проверял, не появлялось ли на его коже подобных пятен и радовался, когда таковых не находил.
Больница была переполнена пациентами, и к моменту, когда их число перевалило за 500, Иван уже не обращал внимания на то, что происходит вокруг и кого он кладет в палату. Но одна пациентка всё же привлекла его внимание. Она лежала на носилках в коридоре, потому что места в палатах уже не было, и привлекла его взор тем, что у неё были небесно-голубые глаза. Девушка не кричала, не пыталась что-либо сделать с собой, просто каждый раз, когда она видела врача, она смотрела прямо ему в глаза, пытаясь уверить «Ты знаешь меня, вспомни меня». И вот, когда он в очередной раз проскакивал мимо неё по коридору, он всё же остановился. Девушка лишь едва заметно улыбнулась, как бы пытаясь показать, что она рада, но, видимо, боль брала своё и на большее она не была способна. Он остановился лишь на миг, но тут же понял, почему эта девушка так на него смотрела. Это была его невеста, с которой, казалось, они только утром виделись, и ничего не предвещало того, что подобное случится. Сейчас её лицо было в жутких коричневых пятнах, а на теплом свитере, который он подарил ей только сегодня утром, виднелись пятна крови. Не трудно было догадаться, что именно эти места болезнь поразила сильнее всего.
– Соня, это ты? – удивленно спросил парень. Девушка едва заметно кивнула. – Но… Что произошло?
Но она не ответила. Девушка не в состоянии была говорить. Она боялась, что в тот момент, когда она начнет говорить, она начнет плакать, и уже не сможет остановиться.
– Убей меня, – едва слышно прошептала девушка, подняв взгляд на Ваню. – Сделай это для меня.
Парень хотел было сказать, что не позволит такого сделать, но тут же понял, что ей действительно так будет лучше. Он осторожно ввел в её капельницу снотворное, давно запрещенное из-за того, что в смеси с морфием оно порождало смерть. Но именно морфий сейчас был в капельнице девушки. В последние секунды жизни Сони в её глазах можно было прочитать лишь счастье и благодарность, но Ваня решил, что этого для неё не достаточно.
Он снял маску и перчатки, взял её лицо в свои руки и притянул к себе, чтобы сполна показать девушке, насколько он её любил. «Ведь утром она уже была больна и я не заразился, значит, теперь тоже ничего не будет,» - мигом оправдал себя парень. И только в момент, когда последний вздох сорвался с губ девушки, парень отпустил её.
Но в момент, когда он отпустил девушку, его руки уже покрывались этими самыми пятнами. Дороги назад не было. Иван, как и тысячи других людей, погиб в эту ночь, но погиб он лишь по собственной глупости. Как показали исследования уже через несколько месяцев, передача инфекции осуществлялась именно через прикосновение к другому человеку. В общественном транспорте, нечаянно на улице, любой контакт приводил к инфицированию. Но Ване было важнее попрощаться с невестой, чем уберечь себя от смерти. К слову, эта его невеста уже несколько лет изменяла ему с другим, и бросила бы его тем же утром, если бы не нашла эти странные пятна на своей коже. Потому что хороших историй о любви не существует.
__________________
Последний раз редактировалось Gackt, 16.01.2014 в 17:56.
Будильник взорвался какой-то нью-трэш-пост-панк-готик-роковой мелодией. Ричард пронзительно завыл, удивительно попадая в тональность.
Гретель подскочила на кровати, смахнула с тумбочки будильник, вчерашние расчеты и настой зачернявки.
- Ну ведьму за метлу!
Стакан не разбился, Гензель всю посуду в доме заговорил еще два столетия назад, когда Гретель послала мышек-полевок пыль стирать с каких-то очень дорогих подсвечников. Мышки-полевки они трудолюбивые, но для такого дела не годятся абсолютно. Им бы что попроще - полы воском натереть, или там конские волосы в пучки связать. Ну вот одна из мышек и объяснила Гретель эту истину, когда, прямо как в мирской сказке, неудачно хвостиком махнула.
Подсвечник Гензель потом восстановил, конечно, для братца такое колдовство было - только бровью повести, но посуду зачаровал потом всю. От сестры и от подчиненных ей зверюшек.
Так что стакан только гулко ударился об пол и покатился в сторону, щедро проливая густо-розовый настой на графики, которые Гретель вчера до третьей Луны чертила.
Зачернявки было не жалко - вон висит, сушится по всем углам, они летом хорошо запаслись, срывай, выгоняй оттуда муравьев летучих, да заваривай. Работу было жаль - испытания, или как мирские это теперь зовут, сессия, начинались уже через месяц, а Гретель только-только приступила к заданиям. Вот, с графиков Новосолнца начала, с самого сложного, почти всю работу сделала. А зачернявка - настой колдовской, мирское пятно от сока или йогурта она бы в два счета свела, мирская вода не впитывается почти, так, поверху цепляется, за атомы. А колдовские жидкости - они в саму суть предмета проникают, их изменять надо, чтобы очистить.
Гретель все равно попробовала, терять было уже нечего. Крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, в ее руке была чистая страница. Из детской раскраски. Мужик с бородой и девушка рядом, в кокошнике и с косой, в шубах оба, у мужика мешок... По квартирам видно промышляют, как это называется... рэкетиры. Ничего себе сюжетики для раскрашивания у детей, сразу видно, Беспокойный Век на дворе.
Какие рэкетиры, это же персонажи праздничные, вдруг вспомнила Гретель. Из тех, кто родственники всем и сразу никому, вроде как у них Мать Чудесница. И никому она не мать, и детей ее никто не видел, но зовут все ее - матерью, с уважением. И с любовью, наверное.
Она скомкала листы - и этот, изменившийся, и остальные, испорченные настойкой, но выбросить их не успела - дверь распахнулась и на пороге появился сам старший брат, уже одетый, с вплетенной в волосы омелой. Омелу он рановато вплел, последний день Цикла только начался...
Вообще у них все не так, как у мирских. И время другое, и календарь. И если ты скажешь кому-то из своих, мол "через пятнадцать минут буду", тебя точно не поймут. Вот "через три шага" другое дело. Ведьмы в шагах время измеряют, не расстояние. Мирские тоже, вроде бы, говорят, что время идет, но не чувствуют этого совсем, вот и тратят его на что попало...
Понятия "год" и тем более "новый год" тоже не существует. Чтобы систему времени понять, нужно в ведьмаческом мире прожить... ну, восемь Новосолнц хотя бы. И тогда еще не все понятно будет.
Но мирских на Земле намного больше, поэтому и ввели когда-то Старейшины понятие Циклов - чтобы хоть как-то упорядочить эти всплески энергии на всей планете. У мирских же это праздником считается, они шумят, радуются, цветы огненные расцветают на небе... страшное время.
Для ведьм конец Цикла совсем не праздник. Скорее, занудная обязанность. Встать с утра пораньше, омелу в волосы вплести, чтобы мирские мысли не заразили. Раньше это еще не обязательно было, а уж в Беспокойный век... Век-то Беспокойным называется, да недаром, но в конце декабря в воздухе так и плывет отвратительный запах всепрощения, примирения, любви и заботы. Словно с цепи эти мирские срываются - весь год задушить друг друга мечтают, а в конце Цикла на улицу сунуться нельзя, то мандаринов мешок подарят, то разлапистую хвойную ветку, то просто счастливого праздника пожелают. А для ведьм хуже нет, чем добрые помыслы, от них ведьмаческая сила улетучивается.
А самое страшное, что они заразны хуже, чем какая-нибудь инфекция. И если не вплетет ведьма омелу в волосы, а на нее это новогоднее изобилие всенароной любви посыпется, она и сама не заметит, как ведьмой быть перестанет. Начнет откликаться, благодарить, снежки детям зачаровывать, чтоб летели, куда надо и больно не били, а сила колдовская ее и покинет.
Омела защищает от этого, она - как щит от чужих мыслей. А когда на улицу с колокольчиком идешь, мирской пепел добывать, чужие мысли совсем ни к чему...
- Проснулась? - Гензель смотрел, кажется, с усмешкой.
Гретель прикрыла листами грудь, которая собиралась вот-вот выпасть из ворота пижамы - мирская пижамка была, кружевная, не пижамка даже, а название одно.
- Выметайся.
Гензель положил на тумбочку пучок омелы. Надо же, позаботился братец, знает, как Гретель не любит в погреб спускаться.
- Я уже растопил печку, через семь шагов нам нужен пепел.
- Будет,- прошипела Гретель сквозь зубы, пытаясь одновременно пристроить ненужные листы, вплести в запутанные волосы омелу и вспомнить, куда она дела юбку. Брату повезло, он на солнышке родился, вот и вскакивает ни свет ни заря, бодрый и прекрасный. А Гретель лунное дитя, ей и к пятому Солнцу проснуться трудно, вот и ставит она рядом с тумбочкой бодрящую зачернявку... Которая потом заливает ее работы, ну вот как так?
Огонь в печке действительно уже пытал - Гензель постарался. Обычный, оранжевый. Ничего, перед самим действом они черемши добросят, заклинание прочтут - будет огонь лиловым, загорится мирской, как сухой хворост.
Дело ведьмаческое оно такое, жертв требует. Особенно в конце Цикла, когда мирской календарь обновляется. Жертвоприношением это называть нельзя, нет у ведьм богов. Лучше обрядом. Ритуалом.
- Я говорил с охранником, - Гензель снова засуетился вокруг огня, что-то нашептывал ему, как ребенку больному, ласково и осторожно, - Никто не приехал, только на тридцатой линии пара коттеджей сейчас заняты... Он меня спрашивает, мол, что в город-то не перебрались на новый год, совсем зачахнете здесь. Я соврал, что наша мать второй раз замуж за алкоголика вышла, у них там семейный скандал, имей в виду.
- Поверил?
- Конечно, ты же знаешь этих мирских, - Гензель переломил хворост о колено, - У них на каждом шагу алкоголики и скандалы. На тридцатую линию не суйся, там новые русские, они уверены, что вообще одни в поселке, ну их... лучше сразу к остановке иди, где рейсовые автобусы.
- Без тебя знаю, - Гретель открыла шкатулку и достала хрустальный колокольчик. Качнула его - звон поплыл по комнате, рассыпался, словно отражаясь от стен. Хороший звон, добрый, как детский смех.
- Омелу вплела?
Гретель демонстративно отвела в сторону прядь волос.
- Я жду здесь, - в синих глазах Гензеля отражался огонь.
Нет, Буратинский определенно любил своего отца. Карл Фридрихович был талантливым музыкантом, пусть и немного сошедшим с ума на старости лет. Но Буратинский был уверен, что он сам сойдет с ума гораздо раньше, к тридцати - с таким-то темпом жизни, и с работой этой адской, да и с другом...
Из-за друга он сейчас, тридцать первого декабря, и трясся в автобусе, чтобы успеть отпраздновать Новый Год с отцом. Последние три дня Пьер пил, размазывал по и так бледному лицу белый театральный грим и жаловался, жаловался, жаловался. Его, как всегда, любила не та девушка. Точнее, не любила та самая, единственная. Пьер снова и снова закатывал глаза, вздыхал, криво и невпопад цитировал Блока, демонстрировал всем две царапины на ноге - пудель той девушки вступился за честь хозяйки... Только Буратинский мог вынести подобное представление на третий день, поэтому на него Пьера и свалили, мол, сиди с ним, лучший друг, пей, смотри, чтобы наш главный Ледяной Король не нажрался совсем уж в никуда перед спектаклем.
И Буратинский, который сознательно отказался в этом году от всех новогодних халтур - к папе хотел приехать, ага, - сидел в гримерке Пьера, разливал по стаканам алкоголь и думал, что приятелю его не Ледяного Короля надо играть, а Вертинского. В его худшие кокаинистые годы.
Он просто искренне надеялся, что после очередной рюмки Пьер решит, что бабы - дуры и страдать по ним не надо. Только тридцать первого декабря он понял, что этого не произойдет, молча собрался и уехал. Трясся теперь в пустом автобусе, уже не пьяный, но еще и не совсем трезвый, смотрел, как город за окном постепенно сходит на нет.
Пьер, наверное, пьет сейчас не только за не любящих, но любимых женщин, но еще и за друзей-предателей.
Автобус замедлил ход на очередной остановке. Пустой.
Странно, автобус никто не ждет, он сам выходить тоже не собирается...
Водитель выглянул в салон. На его шее блестела причудливо накрученная мишура.
- Прости, брат, - сказал он, - Форс-мажор, морозы эти чертовы... Сейчас поедем, мне надо только посмотреть, может, прогуляешься пока?
Где-то за редким лесом редко светились окна.
- Никого здесь нет,- сказал водитель. - Все по домам сидят, селедку майонезом заливают, одни мы с тобой как... как нежить.
Буратинский усмехнулся, с удовольствием погружая ботинки в хрусткий белый снег. Отошел от автобуса, спугнул какую-то небольшую птицу, забираясь в кусты, подальше от дороги.
Снег был белым, блестящим и рассыпался под ногами с почти хрустальным звоном.
Когда Буратинский остановился, звон продолжился. Словно кто-то рассыпал по стеклянной поверхности стеклянные же шарики из каких-то детских воспоминаний. Шарики сыпались и катились, сталкивались, разбегались и звенели, звенели, звенели. Несмотря на мороз, стало вдруг очень тепло, словно он только что выпил стакан водки. Прислушавшись к себе, Буратинский с удивлением понял, что эта теплота - это радость. Простая радость и детская вера в новогодние чудеса.
Буратинский шагнул на этот звон, не разбирая дороги.
Мирской появился неожиданно, словно из второго слоя пространства. Гретель на мгновение даже задумалась, может, это не мирской, а незнакомый ведьмак? Услышал звон зачарованного колокольчика, решил познакомиться и нырнул во второй слой.
Глупости, запах-то мирской сразу слышен, сквозь снег пробивает. Мирские любят себя этанолом травить, даже от их детей новорожденных спиртом пахнет. И органикой. Этот кисловатый запах вообще ни с чем не спутаешь, это еще со Средневековья мирского осталось, когда жизненно необходимо было разделять своих и чужих.
Если бы было возможно пропустить этого мирского, Гретель бы пропустила. С женщинами работать легче, у них волосы длинные, недаром испокон веков в жертву приносили именно их... Пьяный - тоже плохо, сознание туманное, недостаточно осторожности и страха, дурацкий коктейль из смеси веселья и этой доброты ко всем, от которой ее защищает омела в волосах.
Но правила цикличного ритуала строги - первый мирской, которого привлечет звон колокольчика, станет Пеплом.
Тем более, этого звон не просто привлек, а как-то... заворожил что ли. Вон, идет, не разбирая дороги, поскальзывается на льду, и улыбка какая-то дурацкая, во все лицо, мирские так давно не улыбаются, они только губы растягивают, как положено. Какой же, пользуясь современным словом, шандец творится в жизни у этого мирского, раз его от обычного хрустального звона, сдобренного всего парой заклинаний, так развезло...
Ведьминский хрусталь - это же радость в чистом виде, не подпорченная ничем. И если у мирского этой радости в жизни и так хватает, то он приближается на звон либо очень неохотно, либо не приближается вообще. Если предложить сытому конфету, он возьмет, потому что вкусная, вежливо поблагодарит и аккуратно развернет. А голодный схватит, в рот чуть ли не с бумажкой запихнет и может вообще забыть "спасибо" сказать, хотя этому мирских учат чуть ли не раньше, чем на горшок ходить...
Этот проваливается по колено в сугробы и, кажется, не замечает этого, выкарабкивается и идет снова. Он - точно голодный, из почти отчаявшихся.
Гретель зазвонила в колокол сильнее. Мороз жёг руки, а перчатки надеть нельзя, у ведьм вся магия на кончиках пальцев... Давай, подходи сюда, голодный, несчастный, пьяный, замерзший, наверное. Я тебя согрею, для этого надо-то всего ничего, только дотронуться до тебя по-особому. Я тебя заворожу, я дам тебе колокольчик - звони в него сам, питайся радостью, я же вижу, тебе надо. Только пойдем со мной, в пряничный домик на краю пустого поселка, там тепло, там топится печка, там мой брат, он нальет тебе вина, и ты никогда не узнаешь, что он добавил в этот ваш горький мирской напиток нашего горького зелья. Ты станешь пеплом, но в этот момент будешь самым счастливым, гораздо более счастливым, чем был всю свою мирскую жизнь.
Гретель спохватилась, поправила омелу в волосах. Хорошо, что брат запретил ей делать короткую стрижку, модную сейчас у мирских девушек, и так вон почти выпала, полезла в голову какая-то ерунда.
А мирской уже стоял напротив нее. И она привычно, как полагалось, растянула губы в улыбке и взяла его за руку.
Гензель волновался. То и дело выходил к калитке, не одевшись. Холод ему, конечно, не страшен, он зачернявки напился, она кровь согревает хорошо, но Гензель всегда настаивал на соблюдении всех мирских правил. Сейчас, значит, беспокоится. Боится, что непутевая сестрица не приведет мирского, и цикл не будет завершен.
Улыбки у них с братом почти одинаковые, искуственные донельзя. Ведьмы не улыбаются обычно, им мимика вообще не нужна, все гримасы выглядят калькой с мирских лиц. У Гретель получается чуточку лучше, она сериалы смотрит, там только как брови не взлетают... А Гензель считает, что все это мирская чепуха, вот и кривит губы, как в приступе печеночной колики:
- С наступающим, - шпарит он заученный текст. - Заблудились в такой мороз, да? Давайте, заходите скорее, согреетесь, по рюмочке выпьем...
Текст простой и абсолютно безопасный, мирской верит в него и уже что-то бормочет о сломавшемся автобусе. А Гензель увлекает его в дом и одобрительно кивает сестре.
Огонь трещал мирно, пожирал новые ветки хвороста. Мирской сидел за столом и что-то рассказывал о театре, старом отце и лучшем друге.
Гензель кивал головой и растирал в порошок листья мяты. Как в мирских новогодний фильмах - загородный дом, огонь, неторопливая беседа, сестрица крутится по хозяйству....
Гретель фыркнула. Ничего себе "по хозяйству" - надо подготовить емкость для пепла... то есть, для человека этого, за столом. Причем отмыть ее надо вручную, да с хорошими мыслями, побрал бы кто-нибудь эти правила. Она энергичнее завертелась вокруг большого керамического горшка, вслушиваясь в говор мирского.
- ... мой отец играет на арфе. Странная профессия, да, но актер в детстком театре, наверное, еще более странная, так что это семейное. Странная на самом деле картина получается: на сцене твердишь детям о том, что дескать, добро побеждает зло, друзья всегда помогут и все такое, а потом, за сценой, пьешь водку с главным злодеем и жалуешься на маленькую зарплату. Волшебная сила искусства...
А он ведь очень грустный, вдруг поняла Гретель. И внешность его, действительно кукольная, с этим нелепым носом, только подчеркивает какую-то почти неземную скорбь. Парень-то хороший наверняка, в театре играет, видно, что ему это нравится - разумное, доброе, вечное толкать, что он действительно в это верит, хотя мир постоянно подтверждает обратное, он все равно верит, поэтому ему всегда достаются роли безбашенных чудаков, каким он и является...
Она поднялась. Прошла в коридор - когда-то такие коридоры в избах мирские называли "сени", но они не в избе же живут, а в обыкновенном деревянном коттедже типичной планировки, так что коридор. Открыла дверь, вдохнула морозный воздух. Развела руками снег, расчищая тропинку до калитки и дальше. Прямо до оживленной трассы, где в новогоднюю ночь кто-нибудь обязательно подреберет попутчика.
Надо только вернуться в комнату и как-то отвлечь Гензеля, а потом вывести этого мирского из дома, сказать, чтобы бежал во весь опор и никогда больше не слушал колокольчики.
Гретель повернулась и чуть не вскрикнула. За ее спиной стоял старший брат.
- Повернись, - сказал он, помахивая веткой омелы, которая выпала из ее волос.
Она послушно повернулась, позволяя брату заплести крепкую и надежную косу. Волосы неприятно стянулись на затылке, голова болела. Гензель взмахнул рккой, сугробы снова стали непроходимыми.
- Пойдем, - сказал он, - Пора.
Он не кричал. Только сказал пьяно и недоуменно: "что же вы это делаете-то, а?" Наверное, правда не понял.
Они молчали, смотрели на огонь.
- Хороший пепел получится, - сказал Гензель.
Гретель кивнула головой, растерянно теребя веточку омелы в волосах.
__________________
Последний раз редактировалось Gackt, 16.01.2014 в 17:57.
Не только в человеческом мире случаются смешные истории, не правда ли? Так давайте же рассмотрим смешную историю в мире вампиров на примере Мейделин и Руне – собственно, вампиров.
Мейделин – обычная такая, типичная «ванилька», как мы привыкли говорить, но, тем не менее, она является вампиром, и этого не отменить. Да-да, безусловно она слушает все эти мейнстримные песни вроде «What does the fox say?»и прочего бреда. Руне же – полная противоположность Мейделин. Он относится к тому типажу, который мы привыкли называть «брутальный мужчина» или «одинокий мужчина в самом соку» из всем нам известной песни.
И вот, во время одной ночной прогулки по кладбищу, Мейделин вдруг выпалила:
– Рене, а ты слышал «What does the fox say»? – парень поднял удивленные глаза на девушку и вопросительно поднял бровь.
– Они серьезно назвали песню «Что говорит лиса?» - ошарашенно спросил парень, видимо, надеясь, что Мейделин посмеется с ним, но этого не произошло.
– Да нееет, не в том дело, – тут же ответила девушка. – Ты когда-нибудь задумывался над тем, что у каждой зверушки есть свой звук, теперь даже у лисы, но… Есть ли звук у вампиров?
– О нет, Мейделин, только не говори мне, что ты теперь будешь доставать меня этим, - умоляющим голосом попросил Рене. Как вы уже догадались, просьба его была проигнорирована, и в ту же ночь (ну конечно же они не пошли бы днем, они бы сгорели до тла) парочка отправилась на поиски этого самого звука, который издают вампиры. Конечно, Рене был совсем не в восторге от этой идеи, но выбирать ему не приходилось и он лишь молча плелся за Мейделин всю дорогу, не желая расстраивать девушку словами о том, что это уж совсем странная тема для размышлений.
И вот, Мейделин обошла абсолютно всех своих знакомых, перебудила половину вампиров, и, в конечном итоге, вернулась домой (нет, а вы что думали? У вампиров тоже есть дома), притащив с собой и уже уставшего Рене.
– Ну, может, ты ещё и ту песню послушаешь, чтобы выяснить, нет ли там нашего звука? – съязвил парень, усаживаясь на кровать.
– Да что там слушать, нет там нашего звука, - монотонно фыркнула девушка. «Ощущение, что она уже пробовала найти там этот чертов звук…» - пронеслось в голове у Рене, но он тут же выкинул их головы эту мысль, потому что понял, что так и есть, утешив себя словами «Ну это же Мейделин».
Впрочем, девушка уже активно искала в интернете (на более доступном языке - гуглила), какой же звук издают вампиры. Но, понятное дело, в интернете мало того, что ничего не нашлось, так девушка ещё и конкретно так разочаровалась, увидев, что люди не верят в их существование. Эх, а всё же стоило вампирам создать отдельную Википедию, а то «мифические существа, мифически существа». Фи.
В общем, как вы уже поняли, даже поисковые системы и преславутая Википедия не помогла несчастной девушке выяснить, что же это за звук такой. Зато она узнала, что ей стоит опасаться кола. Надо же, а она каждое утро по три себе в сердце закручивает и вроде не жаловалась. Правда, четвертый с трудом входит, но это уж такое дело.
И тут, в один момент, за спиной у Рене послышалось шебуршание и он моментально отпрыгнул от кровати, злостно прошипев «Ш-ш-ш». В этот-то момент и осенило Мейделин.
– Вот он, звук вампиров! – завопила девушка, тут же обняв оскалившегося Рене.
– Мейделин, я очень рад, что тебя осенило, но что за существо живет у тебя за кроватью? – огрязнулся парень, оттягивая от себя радостную девушку.
– А, да это у меня мышка завелась. Она миленькая, я решила, что убивать её не буду, - с наивной улыбкой ответила девушку, вновь обнимая Рене.
– А, ну действительно, как я сам н догадался. Небось, уже и в Инстаграм фото с ней выложила? – засмеялся парень. Девушка округлила глаза.
– Ну конечно, все же должны знать, до чего у меня красивый питомец, – ответила она. А и действительно.
__________________
Последний раз редактировалось Gackt, 16.01.2014 в 17:57.
Истерический трезвон назойливо пробивается сквозь пелену утреннего сна. Когда же заткнётся этот адский девайс? Категорически отказываясь просыпаться, на ощупь отключаю будильник, и наступает желанная тишина. Мысленно корю себя за то, что забыла его вчера отключить. Зарываюсь поглубже в мягкое одеяло. Тепло. Глаза сами собой закрываются.
И снова раздаётся звонок. Кажется, сегодня мне не суждено выспаться. Обречённо высвобождаю руку из уютного кокона. Чувствую, как кожа становится гусиной, реагируя на холодный комнатный воздух. Беру мобильный, на дисплее высвечивается «Котик». Отлично! Этот гад начинает испытывать мои нервы с утра пораньше. Жму отклонить вызов и запихиваю трубку куда подальше.
За окнами темно, а сна ни в одном глазу. Спасибо Котику. Уже месяц, как мы расстались. И всё это время длится осада. Постепенно превращаюсь в неврастеника. Вздрагиваю от каждого звонка. Чего он до сих пор от меня хочет? Или снова ждёт, что поверю в его сказки? Мол осознал, изменился, каюсь. Нашёл идиотку! Один раз простила, хватит. Объясняет: «Леночка, Оленька, Катенька – это мои друзья». Да кто в здравом уме в это поверит? Нет, верх цинизма притащить эту Катьку в нашу постель… Теперь свободы у тебя выше крыши, так иди и развлекайся вволю, Котяра. Нечего мне названивать!
Закончив мысленную тираду, чувствую себя разбитой и несчастной. В комнате холодно и одиноко. Всматриваюсь в предрассветный полумрак в поисках телевизионного пульта. Нахожу его в складках одеяла, жму кнопку «Вкл». Экран телевизора моргнул, разбивая сумрак голубыми вспышками света и создавая ощущение присутствия. Переключаю на канал двадцати четырех часовых новостей. Пусть что-нибудь соврут об устойчивости политики мирового сообщества.
Диктор вещает о чрезвычайных происшествиях. Отточенный многими часами практики чёткий голос гулким эхом отдаётся от голых стен моей ещё не обжитой квартирки. Корреспондент сообщает новости с пометкой молния: «Только что было совершено дерзкое покушение на жизнь владельца ресторана «Крепость», расположенного в квартале от станции метро «Спортивная». Бизнесмен Конкин Владислав Юрьевич получил ранение, но остался жив. По данным СИА «Новости» преступление носит заказной характер. Сотрудниками муниципального отдела МВД Ближпорта проводится проверка по факту нападения. Мы будем следить за развитием событий. Более подробную информацию вы узнаете уже в следующих выпусках.» Ловлю себя на том, что не отказалась бы оформить заказ на своего бывшего. Разве я не достойна отмщения? А если мстить, так уж по-крупному. Нет человека – нет проблемы. Ни одна наивная дурёха больше не пострадает от этого подлеца. Общество должно будет сказать мне спасибо за проведённую профилактическую работу. Брр! Трясу головой, чтобы выбросить этот бред из своих мыслей. Меняется видеоряд, и экран показывает массовую драку Санта Клаусов. Вспоминаю, что сегодня Новый год. Хм! Забавно, как я могла забыть об этом. Под размеренное повествование веки тяжелеют и я погружаюсь в дремоту. Но звонкая телефонная трель снова прерывает этот прекрасный процесс.
Выуживаю трубку из-под подушки. В этот раз осчастливить меня своим вниманием решило начальство. – Алло! Волкова у аппарата!
– Светлана Сергеевна вы не спите? Очень нужна ваша помощь.
Горько усмехаюсь. Где уж мне?! Давно как не до сна. Стараюсь говорить как можно жалостливее: – Но Иван Павлович, вы же мне обещали этот выходной! Неужели без меня никак?
– Светочка, тут полнейший цейтнот. Совершенно нет свободных следователей, а ещё история с покушением на Конкина. Громкое будет дельце. Нужно срочно выехать на происшествие, оформить там всё как положено. – и, мягко так, по отечески добавил: – Соглашайся, а я тебе премию выпишу.
С лёгкой улыбкой даю согласие и сокрушенно вздыхаю: – Хорошо, Иван Павлович. Но смотрите, чтоб с премиальными так не вышло, как с выходным.
– Вот и сладили, собирайся и жди машину. Я к тебе Костика уже отправил. До связи.
Теперь-то уж точно нужно вставать. Спускаю с постели ноги. Ощупываю холодный ламинат в поисках тапок и ничего не нахожу. Надеваю махровый халат. Резко встаю и, на босу ногу, мелкой трусцой шлёпаю к комоду за носками. Утеплившись, иду на кухню. Война войной, а кофе по расписанию. Включаю кофеварку и иду собираться. Звонит домофон. Выбегаю из ванной, застёгивая джинсы на ходу. – Это ты Костик?
– Здравствуйте, Светлана Сергеевна! Карета у подъезда.
– Поднимайся, дверь будет открыта.
Слышу звук открывающейся двери. Уже в свитере выбегаю на встречу. – Привет! Кофе будешь?
Парень немного смущается. – Не откажусь!
– Не стесняйся, проходи на кухню. Там всё найдёшь. И мне налей чашечку. А я бумаги сейчас заброшу в сумку и готова.
Беру чашку с ароматным напитком и подхожу к окну. Соседние высотки зажигают в окнах свет. Люди, словно букашки, выбегают из подъездов, кто на работу, кто по магазинам за продуктами, за подарками. У меня нет ощущения праздника. Над Ближпортом клубятся мышастые облака. То и дело порывается пойти снег. «Ну здравствуй, город! И где моё доброе утро?!»
Наступило обычное для этого времени года тусклое утро. Спускаемся на лифте. Молодой опер, будто оправдываясь, предупреждает, что сегодня на своей «Колымаге». Так как весь служебный транспорт, что на ходу, на вызовах. А его авто – это раритет, доставшийся от отца сыну, который всё некогда отреставрировать.
Снисходительно улыбаюсь. – Не переживай, Зимин. Сегодня мой чёртов выходной, единственный в этом месяце! И он уже пошёл псу под хвост, поэтому сейчас меня уже ничем не удивить.
Садимся в машину. Внешне она не выглядит устрашающе, но во время поездки ощущаю все прелести этой древней железяки. Отопление в салоне не работает, задняя дверь за малым не открывается на поворотах, а дверные стёкла самостоятельно опускаются при встрече с выбоиной или лежачим полицейским. Из всех доступных благ оставался потрёпанный временем радиоприёмник. На единственной пойманной волне начинается новостной блок. Слушаю вскользь. Замечаю, как у нас отскакивает колёсный диск. Костик с извиняющимся видом паркуется у обочины и выходит из салона. Голос радиоведущего, перемежаясь помехами, произносит знакомую фамилию – Конкин. Заинтересованно слушаю очередную версию журналистов: «Интернет-издание Sims/News сообщает: «Сегодня известный ресторатор стал жертвой криминальных разборок за сферы влияния…» Теряю интерес.
Не рановато ли бросать такие заявления? Нужно ещё выяснить, как в действительности обстоит дело. Однако, Иван Павлович был прав. Журналисты не дадут спокойно работать. Владислав Конкин довольно известная в городе фигура: учредитель благотворительного фонда помощи детям сиротам и людям пожилого возраста «Добро!», владелец местной газеты «Зеркало», успешный и холостой(!) сорокадвухлетний бизнесмен. За ним и раньше охотились папарацци, добывая горячий материал для бульварной прессы. А Владислав Юрьевич, будто нарочно появлялся на официальных приёмах то с одной дамой, то с другой. Меняются фаворитки, пестреют заголовки жёлтых газет. Народ, покупая подобное чтиво, голосует монетой за мимолётное развлечение. Деньги текут в карман ещё одного владельца заводов, газет, пароходов, и круг замыкается.
Течение мыслей прерывают глухие звонки. Достаю из сумочки телефон. Снова Котик. И не надоедает ведь! Отключаю мобильный и порывисто запихиваю в карман. Костя возвращается в салон, громко хлопнув дверью. Он нашел отвалившуюся деталь и забросил её в багажник. Несмотря на некоторые сложности и неудобства, мы на удивление быстро прибываем на место происшествия.
У главного входа в ресторан «Крепость» выставлено полицейское оцепление. Толпятся фоторепортёры и телевизионные корреспонденты в ожидании официальных новостей. Ослеплённые фотовспышками, минуя перекрикивающих друг друга представителей прессы, мы с Зиминым входим в здание.
В банкетном зале нет посетителей. Два человека в чёрно-белой униформе жмутся у входа в служебное помещение. В центре, между разбросанных стульев и перевёрнутого столика, распростёртое тело бизнесмена, над которым склонились доктора бригады скорой помощи и рыдающая девица. Становится ясно, что помощь прибыла слишком поздно. И перед нами уже не раненая жертва нападения, а труп известного бизнесмена.
Медработники сделали укол успокоительного убитой горем девушке и удаляются, ответив на вопросы и заполнив необходимые бумаги. – Костя, организуй, пожалуйста, понятых. Потом опросишь тех двоих. – даю распоряжение Зимину и киваю в сторону, судя по униформе, сотрудников ресторана. – А я поговорю со свидетельницей.
Мы присаживаемся за столик, стоящий чуть поодаль от накрытого белой скатертью тела. – Представьтесь, пожалуйста, и скажите, как давно вы знакомы с погибшим? – задаю я свой первый вопрос.
Девушка, словно убаюкивая себя, сидит чуть покачиваясь из стороны в сторону, и молчит, уставившись немигающим взглядом в одну точку. Пытаясь взять себя в руки, она с такой силой сжимает носовой платок, что побелели костяшки пальцев. Нарядное платье безвозвратно замарано алыми пятнами крови. Непоправимо испорченный вечерний макияж лишь усугубляет и без того жалкий вид. По лицу текут слёзы, оставляя на щеках грязные дорожки туши.
Наконец, собравшись с силами, она заговорила: – Таня, – и после паузы добавила, – Белова Татьяна Петровна. С Вадимом мы познакомились два года назад на курорте «Райские острова». Я тогда взяла отпуск и отправилась на отдых с сестрой. Мы взяли напрокат авто и поехали в клуб, он находился на другом конце острова. Но по дороге у нас спустило колесо. А проезжавший мимо Вадик помог нам.
– Что вас сегодня сюда привело?
– Вадик меня пригласил. Сказал, чтоб красиво оделась, что у него есть сюрприз для меня. – ответила Татьяна дрожащими губами, и снова стала всхлипывать. –Расскажите, что произошло? Что вы видели?
– Не знаю, что случилось. Из салона я сразу направилась сюда. Сегодня небывалый наплыв посетителей и к назначенному времени я опаздывала. Когда вошла в зал, Вадик уже истекал кровью. Администратор вызывал скорую и полицию. Но, – девушка снова заплакала, – врачи не успели.
Даю время ей успокоиться. Приветствую только прибывших судмедэксперта и эксперта-криминалиста. Они, не теряя времени, приступают к исполнению своих обязанностей.
– Светлана Сергеевна, можно вас? – зовёт меня Костя. – Что у тебя, Зимин?
Опер исправно рапортует:
– Ресторан сегодня не принимал посетителей, так как владелец собирался устроить особенный романтический ужин для своей женщины. Поэтому так мало персонала. Официантка ничего не видела, так как находилась в служебном помещении. В зале был администратор, он и видел, как ворвался неизвестный мужчина и выстрелил в упор в Конкина. Но ранение оказалось не смертельным и между ними завязалась драка. На шум выбежал брат бизнесмена. Вдвоём они пытались отнять оружие у нападавшего и произошёл ещё один выстрел. Админ не уверен точно, но говорит, что преступника подстрелили. Тем не менее, тот смог убежать. Брат – Дмитрий Конкин – бросился за ним.
– Понятно. Значит у нас не достаёт ещё одного персонажа.
Возвращаюсь к Татьяне. – Скажите, какие отношения были у братьев?
Девушка, отвечая, отрицательно качает головой: – Вы думаете они не поделили что-то между собой? Этого просто не может быть. Вадик с Димой были не разлей вода. У них рано погибли родители и Дмитрию пришлось быстро повзрослеть, взяв на себя заботу о младшем брате. Они всегда держались друг за друга, и помогали в трудных ситуациях.
– Может, у Владислава Юрьевича были враги?
– Я не знаю. Даже если и были, то он не говорил мне об этом.
– Вы замечали за ним что-нибудь странное в последнее время? – продолжаю я. – Кажется, ничего такого. Но последний месяц-полтора он перестал расставаться со своим ноутбуком и никого к нему не подпускал, хотя раньше позволял мне пользоваться.
– Возможно, ему или может вам кто-то угрожал?
Тут Татьяна застыла. Её лицо посерело на глазах.
– Мне. – медленно выдавила она. – Мне угрожал один ненормальный. Я была тогда одинока и познакомилась с мужчиной в интернете. Какое-то время у нас длилась ни к чему не обязывающая милая переписка. Мы встретились пару раз в кафе, завязались серьёзные отношения. Но когда он стал душить меня своей ревностью, я ушла. Тогда посыпались гневные письма на электронную почту. Стал засыпать страницу в соцсети постами с угрозами, иллюстрирующими, что он сделает со мной если стану встречаться с кем-то другим. Я старалась не придавать большого значения, но когда он стал меня преследовать – испугалась. Потом он исчез, и я успокоилась.
В банкетный зал поспешно вошёл мужчина, внешне очень похожий на жертву нападения. Я решила, что это и есть брат Конкина. Мою догадку подтвердила Татьяна. Она бросилась к нему, со сдавленным криком: – Это я. Я виновата. Я! Вадика больше нет, Дима. Его нет! Это всё из-за меня. Из-за меня. Из-за меня. – уже сиплым шепотом, повторяла несчастная девушка.
Взрослый, ещё не старый, мужчина довольно внушительных габаритов осел, и будто уменьшился в размерах.
Костя, который шёл следом за Конкиным старшим, позвал меня: – Представляешь, он догнал киллера. Тот был ранен и не смог далеко убежать.
Мы выходим какими-то коридорами к запасному выходу из ресторана. На улице во всю валит снег, перекрашивая серую действительность в белый. Зимин показывает на припаркованный во внутреннем дворике джип и сидящего в нём преступника. – Ясно. Вот значит, как.
– Костя, пусть ему откатают пальчики. А ещё, нужно изъять персональный компьютер жертвы. – и возвращаясь в ресторан, добавляю: – На сегодня будем заканчивать.
Исписав ещё не один бланк, выбираемся из ресторана «Крепость», во избежание встречи с журналистами, через служебный вход. Едем, наконец, в прокуратуру отчитываться перед Иваном Павловичем.
Закончив дела, выхожу на улицу. Слушаю шум города, вдыхаю морозный воздух. Чувствую, как покалывает в носу. Резюмирую про себя, что денёк, однако, удался. Один пытается устроить свою жизнь, но кто-то другой обрывает её, нажав на курок из зависти и мести; кто-то радуется новому году; а у кого-то несостоявшийся выходной, который есть, но его как бы нет.
Открываются двустворчатые двери здания прокуратуры, и по ступенькам сбегает Костя. – Чего мёрзнете, Светлана Сергеевна? Подвезти вас домой?
Улыбаюсь. – Почему бы и нет? Я уже соскучилась по твоей «Колымаге».
Садимся в машину, и я ловлю себя на мысли, что совсем не хочется возвращаться в серую высотку. В это пустынное, лишённое человеческого тепла, место. На душе становится кисло.
А, собственно, почему мне раскисать? Подумаешь, осталась без пары. Мне всего тридцать три, и я не выгляжу на свой возраст. Живу в отдельной квартире. У меня есть телевизор, запасы хорошего кофе и работа, чтоб платить по счетам. Работа, скорее всего, любимая. Так как иначе я себя не представляю. Этот образ жизни накрепко въелся в мою кровь ещё со студенческой скамьи.
Хм… работа. Я так замоталась, что давно не навещала родителей. Они, наверно, собрались на даче, как обычно, с тётей Галей и её мужем. Может быть и дочь их – Маринка, приехала с детьми. Вспоминаю, как в школьные годы мы вместе прогуливали уроки.
– Слушай, Зимин! Ты собираешься Новый год отмечать?
Парень улыбается, почёсывая затылок. – Не то что бы. Дома никто не ждёт. Приеду, сварю пельмешки и спать завалюсь.
– Поехали к моим, на дачу! Там сейчас, наверняка, нарядили растущую во дворе ель и греются у костра. Пока доберёмся и шашлыки подоспеют. Едем?
Опер сдаётся под напором моего воодушевления.
Продуваемое зимними ветрами раритетное авто, поскрипывая и позвякивая, лихо катит по мосту, удаляясь от города в сторону дачного посёлка. Радиоприёмник продолжает вещание, на уже знакомой волне. «… Киллер и жертва застрелили друг друга. А теперь об этих и других новостях подробнее. Сегодня в Ближпорте владелец ресторана убил покушавшегося на него киллера и сам умер от ранения.
Инцидент произошёл в ресторане «Крепость». В заведение вошёл неизвестный и выстрелил в сорокадвухлетнего ресторатора в упор из пистолета ТТ. Раненый бизнесмен вступил в борьбу с нападавшим. На помощь подоспел его родственник. Они попытались отнять у киллера пистолет. В этот момент бизнесмен нажал на курок, и пуля угодила в нападавшего. Раненый преступник сумел вырваться и выбежал из заведения, прихватив оружие. Вдогонку за ним бросился родственник владельца. Он догнал нападавшего в соседних дворах и привез обратно в ресторан, отобрав у истекавшего кровью киллера пистолет. Там он увидел, что бизнесмен мертв.
Примерно в это же время в машине умер и киллер.
Полиция устанавливает личность убийцы, возбуждено уголовное дело. Сообщение подготовлено со ссылкой на информбюро Ближпорта…»
Мы с Костей переглянулись. – Вот пройдохи! Когда только успели всё пронюхать?! Оперативно сработали.
Для себя отмечаю. Как-то по киношному, слишком круто, звучит формулировка – «киллер» в отношении безумца, не устоявшего перед завистью и ревностью. Идиота, который спустил свою жизнь в унитаз, поддавшись мимолётному порыву.
Зимин выруливает на заправку. Я, в ожидании, вспоминаю, что не предупредила родных о своём визите. Нахожу в кармане телефон, жму кнопку «Вкл». Дисплей моргает и высвечивает информацию о пропущенных звонках и смс. Пропущенные вызовы – двадцать семь. Абонент «Котик». Лицо, освещённое тусклым светом мобильного, искажает гримаса отчаяния. – Кто бы сомневался. – говорю вслух сама с собой. – А знаешь, «милый», не стану я нанимать киллера. Но отомщу самым жестоким для тебя образом. Похороню всё что с тобой связано, стерев из памяти.
Пальцы ловко выбирают вкладку «Контакты» и одним лёгким движением находят контакт «Котик». Немного колеблюсь и нажимаю – «Удалить». Ничего не чувствую.
Костя заправил авто, и мы отправляемся. За бортом «Колымаги» валит снег. Открываю сообщение: «Этот абонент звонил вам 5 раз. Последний – 31.12.13 в 21:30» Упс, это Мама! Теперь мне обеспечена лекция на тему «Светлана Сергеевна – невнимательная дочь». И, всё же, замечательно, когда есть отчий дом, где тебя примут невзирая на обстоятельства. Куда можно вернуться и получить заряд неподдельной любви. Стало легко и спокойно.
All alone? (отрывочный рождественский рассказ для Лилиьет) 1.
Он. Остался. Один.
Как это произошло? Каким образом мальчик вмиг лишился родителей, таких искренне любящих, таких заботливых, таких… незаменимых?
Несчастный случай? Нет, не угадали. Виной тому не был ни пожар, ни наводнение, ни даже землетрясение или же падение метеорита на Симляндию, погубившее сотни невинных жителей города. Возможно, все дело в подростковом возрасте чада? Бросьте, нашему герою всего десять лет и, к слову, за это недолгое время тревожил он родителей в основном в младенчестве. Может, не имение средств и, как следствие, приход социального работника с целью забрать ребёнка? Увы, но семья из благополучных, причем из тех, что живут в трёхэтажных особняках на протяжении нескольких поколений, ни в чём себе не отказывая. Да и не кажутся ли Вам все эти версии несколько притянутыми за уши?
Но причина, конечно, была.
Весомая, между прочим, причина. Весила она при рождении 3, 100.
Та причина, появление которой он так ждал. Ради неё мальчик красным маркером зачеркивал палочки-недели, отсчитывая прошедшее время и, самое главное, то, сколько осталось терпеть это томительное ожидание. Та самая причина, о которой он думал всякий раз, перед тем как уснуть, представляя разноцветные картинки из будущего и мечтая... Та причина, та причина, та причина… Все эти девять месяцев он только и думал, что о…
Его младшей сестричке. Точнее, о её появлении на белый свет.
Мальчик предвкушал тот день, когда впервые увидит её, возьмет на руки, взглянет в глаза. Когда в первый раз назовет её по имени, которое тогда было уже выбрано. Когда похвастается в школе одноклассникам рождением маленького чуда, когда будет вместе с папой учить принцессу делать первые шаги, а с мамой – добиваться заветного первого слова от Дейзи. Девочки, чье имя значит цветок маргаритки.
Но рождение девочки с цветочным именем обратилось для её брата настоящим кошмаром.
Сбылся его страх, о котором никто, кроме него самого, не знал, не подозревал. Почему? По той простой причине, что мальчик был уверен, что он никогда, ни за что в жизни не сбудется. Это было самое сокровенное, не предчувствие, но и не просто боязнь, таящаяся где-то глубоко внутри и не дающая о себе знать особенно часто.
О нём забыли.
Просто-напросто забыли самые дорогие и близкие в его жизни люди. Постепенно.
Они вдруг стали проводить у манежа слишком много времени… Не отходить от него днями и ночами, проводя с дочкой все свободное время… И несвободное? Глава семейства, отец берёт долгосрочный отпуск? А мать и вовсе… увольняется? И неужели родители при таком раскладе не уделяют ни секунды времени сыну? Их поведение не поддается объяснениям…
2.
Десятилетний сын давным-давно ходит в школу и возвращается оттуда сам. Родители были только рады возможности проводить больше времени с дочерью, когда их первенец поделился с ними, что хочет быть чуточку самостоятельней. Он солгал. Не мог простить их. Видел, что где бы родители ни были, в душе – они рядом с Дейзи. Если, конечно, у них она есть, душа.
Сколько времени прошло? Мальчик знал, что Дейзи уже успела порадовать родителей первыми словами, первыми шагами. А еще понимал, что скоро Рождество. Значит, пролетело около года с того самого зимнего дня, когда мать семейства, счастливая, вышла из здания роддома с розовым свертком в руках.
3.
Цитата:
Дорогие мама, папа и сестрёнка!
Я вижу, что вы счастливы и без меня, поэтому я решил уйти. Там, куда я отправлюсь, я буду радоваться каждому дню точно также. Тем более что скоро Рождество, а я буду только мешать.
Буду скучать, Ваш брат и возможно сын, Стефан
Аккуратно положив листок в линию на письменный стол, Стефан вытер слезы и пообещал себе больше не плакать. А увидят ли родители его послание?
«Вряд ли» - сам себе ответил мальчик. – «Они же из детской не выходят».
Незаметно проскользнув в коридор, брошенный ребёнок надел старую курточку, теплые штаны и ботинки, и решил последний раз взглянуть на людей, которых, возможно, никогда больше не встретит. Увиденное только прибавило ему уверенности в своём решении: родители возились с Дейзи, кормя кашей на высоком стуле.
Вечерний Бриджпорт, как всегда, покорял жителей красотой зимнего пейзажа. Ведь только зимой у города была возможность впечатлить ценителей, только в это время года среди серых высотных зданий появлялись и другие цвета. Это и тёмно-розовый - цвет зимнего неба по вечерам, и преяркий белый - блестящего снега. Тот год – не исключение, только, пожалуй, луна была особенно выразительной.
Однако, появившись на улице, Стефан в первую очередь обратил внимание не на Бриджпортский пейзаж, а на подозрительно холодный воздух.
4.
Она появилась в его жизни внезапно, когда помощи было ждать не от кого, когда оставалось умереть от холода на одной из Бриджпортских узеньких улочек. Как снег на голову, причем, как снег спасительный: именно он не даёт траве замерзнуть холодной зимой, а людей в это время года вдохновляет и дарит ощущение пребывания в сказке.
- Я знал, что случится чудо. – это было одно из первых откровений, сказанных Даше. – Но оно же обычно случается в ночь перед Рождеством, разве нет?
- Что ты, разве это чудо? – улыбалась она, не веря, что вселила в нового знакомого надежду. Ей казалось, что это он возобновил в ней желание радоваться жизни, как прежде, что это он помог ей заново обрести себя. – В твоей жизни чудеса только впереди.
Но это чувство было взаимным и поэтому прекрасным, и поэтому казалось нереальным. Казалось рождественской сказкой, которой суждено, как и празднику, в какой-то момент закончится и вернуть главного героя в реальную жизнь.
Её темные волосы вначале напомнили ему мамин цвет волос, но чуть позже он понял, что это волосы мамы похожи на Дашины. И то, волосы последней мягче, шелковистей, ухоженней и блестят в миллион раз ярче. Глаза у Даши были добрыми, хоть и читалась в них иной раз грусть, а улыбка её грела душу.
Последний раз такой Даша себя помнила два года назад.
5.
- Не могу поверить. – вздыхает Даша. – Отпустили, даже не выяснив толком, куда направляется их сын в Рождество?
- Но я же от них ушёл тогда. – кивает Стефан. – Значит, я не с ними.
- Ты их любишь? – грустно спрашивает девушка.
- Люблю. – признается мальчик. – Но уже никогда не прощу.
- Не будем в Рождество, давай лучше веселится! Кому-то Санта подарок принёс. – с этими словами Даша достает из-под ёлки огромную коробку.
- Что там?
- Еще не знаю. Давай вместе посмотрим.
- Радиоуправляемая? – не верит своим глазам мальчик. – Как Санта узнал? Как он вообще узнал, что я буду здесь?
- Санта знает всё, не стоит недооценивать его возможности.
- Жалко, что Санта не дарит подарки взрослым. Они заслуживают их даже больше, чем дети, они тяжело работают…
- Ты прав, немного несправедливо! – смеется Даша.
- Но у меня есть для тебя подарок. Смотри, сам рисовал. – протягивает Стефан рисунок: он, Даша и кто-то третий на фоне новогодней ёлки.
- Кто этот таинственный незнакомец? – не отводя взгляд от детского рисунка, задает вопрос девушка.
- Я подумал… Ты должна быть с мужем, а не одна.
- Он напоминает мне… Неважно. Это замечательный подарок, Стефан.
- У тебя есть желание? Загадывай же!
Мальчик задумывается и тут же простая фраза сама выстравиается из множества букв у него в голове.
«Желаю Дейзи счастья» - мальчик загадочно улыбается и наконец-то открывает глаза.
6.
Цитата:
«Когда мне исполнится 18, мы уедем с Дашей в Исло Парадисо.»
Стефан достал вырванную страничку из кармана, запись из потрепанного дневника, еще раз осознав, что вряд ли ему бы удалось осуществить то, о чём он написал там восемь лет назад. Вряд ли – вовсе не оттого, что города Исло Парадисо не существует и мальчик его выдумал.
Прошёл месяц, когда в жизни Даши (а потому и в жизни Стефана) появился Дэйв. Мальчик не забыл, как радовался счастью своей спасительницы. Но запомнил он и как Даша стала проводить все меньше и меньше времени с ним, а больше – с женихом. И переломный момент.
- Мы… Дэйв настаивает. – в глазах стояли слёзы. – У него там бизнес. Мы переезжаем, Стефан. В Сансет Велли, переезжаем, понимаешь? Я не смогу… Не смогу я взять тебя с собой.
- Почему ты не останешься со мной? – злился ребёнок. – Он для тебя важнее, чем я?
- Прости меня. – рыдала Даша. – Я не переживу этого во второй раз, я умру, если потеряю его… Но тебя я не забуду.
Совершеннолетний парень стоял на пороге семейного домика в Сансет Велли и ждал, когда ему откроют. Всё было при нём – ясные голубые глаза, пшеничные волосы так и притягивали взгляды юных девушек. Он нервничал, как никогда.
- Стефан? – черноволосая девушка, Даша, так и застыла в дверном проёме.
7.
Спустя время, брат и сестра встретились. Они не могли не сделать этого.
- Как назвали?
- Лаванда. – выплюнула имя сестра.
- Её нельзя винить за то, что она родилась. – мягко ответил Стефан. – Когда-то давно я тоже столкнулся с этим безразличием, а ты… Ты была этой самой Лавандой.
- Они – зомби. С ними определенно что-то не так. – голос дрожал.
- С ними, но не с их детьми, верно? Только представь нашу сестру, сидящую здесь, рядом…
- Это будет значить, что в семействе очередное пополнение. – вздохнула девушка. – Но ты прав, она ни в чём не виновата. А еще, её волосы… Точно такие же, золотистые, как у тебя. Хотя бы за это её стоит простить.
Дейзи улыбнулась.
- Лаванда… Что, неужели очередное цветочное имя? – ухмыльнулся парень с пшеничными волосами.
- Так и есть. А что, разве твоё… - запнувшись, задумалась девушка, обладательница иссиня-чёрных кудрей.
- Мало кто знает, но Стефан – с греческого «венок».
- Вот бы у меня была своя... Даша. - решила помечтать Дейзи. - Я бы сейчас была немного счастливее.
- Она меня спасла и продолжала приводить в чувства на протяжении месяца, да. Пока не появился Дэйв. - парень сделал паузу. - Но я ведь даже не жил с ней, не имел такой возможности, а каждый приходил в гости и засиживался допоздна. А потом она уехала с ним, заставив меня страдать в два раза больше. Медвежья услуга.
- Ты был у неё? Как она?
- Она счастлива. Все закономерно.
- Дети?
- Нет.
- Что будешь делать теперь?
- Я наконец-то свободен. - Стефан вдохнул полной грудью. - Жить дальше.
__________________
Последний раз редактировалось Gackt, 16.01.2014 в 17:59.
Каждый год в мире миллиарды людей празднуют один из самых популярных праздников нашего времени – это Новый Год. В это время семьи собирается в доме и проводят время вместе, группы молодых и не очень людей ходят по улицам и наслаждаются праздничным настроением. Но к сожалению, не у всех есть друзья, с которыми можно встретиться и отметить это событие. Об одном таком человеке я и хочу рассказать историю, ведь она действительно удивительна.
В небольшом городке под названием С. Жил некий Роберт Сквир. О нем уже давно ходила нехорошая слава, как недоброго и алчного человека. Когда-то Роберт рос в неблагополучной семье, в которой он всегда был крайним. Родители его не любили, друзей не было. Неудивительно, что мальчик вырос злобным.
Теперь же его дом был на одной из главных улиц города. Несмотря на роскошность и красоту дом чаще всего пустовал, так как в душе Роберта не было места любви или дружбе. В городе иногда говорили, что там теперь только призраки ходят, которые и составляют компанию хозяину. Иногда можно было увидеть самого хозяина, который показывался в окне и наблюдал за прохожими, однако большинство людей хотели избежать этого алчного взгляда.
И вот наступило 31 декабря. Толпы людей весело ходили по улицам, ребятишки кричали и бросались снежками, в высоте гремели салюты. По улице проезжали колесницы с едой, и запах жаренных каштанов, глинтвейна и пирожков мог развеселить даже самого угрюмого человека. Однако Роберт не был из тех людей, которые любят наслаждаться простыми радостями в жизни. Он сидел в своем доме перед камином, читая газету и думая о том, какие же люди раздражительны.
Внезапно Роберт услышал шаги в коридоре. Кто-то явно приближался, однако он не мог понять кто. Дверь была закрыта, а если кто-то и открывал ее, звук скрипящих петлей разносился по всему дому. Роберт поднялся из кресла и направился в коридор, готовясь ко встречи с незнакомцем.
Незнакомцем оказался дух. Он был белоснежного цвета, паря в воздухе посередине коридора. Несмотря на то, что его ноги не касались земли, звуки ходьбы были слышны, однако Роберта это не волновало. Он хотел как можно быстрее выгнать незнакомца, который посмел нарушить его покой.
Однако призрак явно пришел не просто так.
«Здравствуй, Роберт. Я пришел к тебе для того, чтобы поговорить с тобой.» - прозвучало в голове у нашего героя.
-Кто ты такой? Хотя какая разница, зачем ты пришел. Уходи! Оставь меня в покое, как и все другие! – чуть не заорал Роберт.
«Я Дух рождества. Вот уже три тысячи лет я прихожу к таким, как ты, и пытаюсь изменить их.»
-Чего тебя надо от меня? Я отлично провожу рождество наедине. Мне не нужна ничья помощь, а тем более такого существа как ты!
«Ну что ж, примерно такую реакцию я ожидал. А теперь приготовься…»
-Что…? –не успел Роберт закончить, как призрак начал излучать более яркое свечение.
Внезапно Роберт очутился на улице. Однако это была совсем не та улица, на которой он жил. И вообще, это был даже не тот город. И как вскоре узнал сам Роберт, не то время.
Из зимнего тумана показался старый дом. Это было именно то место, где вырос Роберт. В окнах не горел свет, но он знал, что внутри есть люди.
-Но ведь… Это невозможно…
Воспоминания нахлынули на него. Все они вместе заставили вздрогнуть его тело. Он вспомнил, как часто закрывался у себя в комнате (если это можно было так назвать). Крики родителей. Счастливые возгласы детей на улице, в то время, когда сам Роберт плакал.
Воспоминания были не очень приятными. А если честно, они были очень болезненными.
«Это твое прошлое, как ты уже узнал. А сейчас нам надо отведать еще два места» - прогудело в голове у Роберта.
И снова вспышка. Теперь Роберт узнал улицу. Только несколько минут назад он смотрел на нее из окна своего дома. Вокруг царило веселье и радость. Некоторые люди играли в игры на Ярмарке, которая ежегодно открывалась в городе во время зимнего периода. Кто-то катался на катке, а другие вместе со своей семьей гуляли и просто наслаждались этим рождественским гудением.
«Сейчас ты можешь выйти из дома, и присоединиться к этим людям. Первое время тебе будет очень необычно, однако со временем твое сердце растает и ты будешь жить счастливо.»
Роберт молчал. Он не знал что сказать, ведь все эмоции накрыли его, не давая сказать ни слова.
«Тогда отправимся к концу нашего путешествия».
И снова вспышка. Теперь Роберт стоял посередине пустого дома. Вокруг было пусто. Внезапно в окно влетел отрывок газеты, на котором было написано: «…ин Роберт скончался в своем дом…»
Роберт оглянулся. Он начал узнавать свой дом, однако от него почти не осталось. Он нависал над пустой улицей, будто показываю пустоту в душе бывшего хозяина. Внезапно Роберт заплакал.
И в последний раз вспыхнуло. Роберт снова был у себя в доме, стоял перед окном и смотрел на улицу. Между людей стоял призрак, смотрел он просто на Роберта. Прохожие не замечали его.
«Теперь ты можешь решить, что делать. А я пойду дальше приносить Рождественский Дух людям». – Голос прозвучал в голове у Роберта так, будто тот стоял рядом с ним в комнате. Призрак начал растворятся в толпе, и вскоре о присутствии призрака говорило только немного искр, которые быстро потухли на морозном воздухе.
Роберт подошел ко входной двери. В руках нервно покалывало. Он коснулся дверной ручки. Из улицы повеяло свежим воздухом. Улыбка расцвела на лице Роберта.
__________________
Последний раз редактировалось Gackt, 16.01.2014 в 18:00.
Он очнулся и не сразу, но всё-таки сообразил, что находится в помещении, где никогда раньше не бывал, и что не может двигаться, потому что крепко привязан к стулу. Скулы и десны болели, под носом запеклась кровь – перед похищением его неплохо отдубасили, и наверняка лупили, пока он был без сознания. Он дернулся, пытаясь высвободиться, и обнаружил, что его руки крепко связаны за спиной, а ноги опутаны скотчем. Но даже это напугало его не больше, чем провод, идущий по его левой ноге.
Всё это было очень скверно. Особенно провод.
- Эй! Люди!
Молчание.
- Эй! Здесь кто-нибудь есть? Меня кто-нибудь слышит?
И снова молчание.
Он ещё некоторое время кричал, пытаясь позвать кого-нибудь на помощь, пока окончательно не убедился, что вокруг ни души. После этого бедняга совсем пал духом. Ему, и без того напуганному, показалось, что он это пустое, наполненное эхом холодное помещение с торчащими отовсюду огромными зубчатыми колесами – гигантская молотилка человеческих тел, огромная машина убийства. Он зажмурился и громко заорал, отчаянно дёргаясь и пытаясь освободиться из оков.
Ему удалось только опрокинуть стул – и упасть вместе с ним.
Примерно в это же время или несколькими мгновениями позже во внутренностях машины что-то задвигалось, заскрежетало, и испуганный человек, который уже приготовился к самому худшему, с ужасом услышал зловещее дребезжание, которое вскоре перешло в оглушительный грохот. Страдалец почти потерял слух, но успел понять, что грохот повторяется через определенные промежутки времени, чередуясь с мгновениями тишины. И тут его осенило.
Он понял, что находится внутри огромных часов.
…
Пленник старался не терять присутствия духа. Он быстро сообразил, что если его не увезли в другой город, то единственное место, где он может находиться – это внутренности часов на городской башне. В помещении не было ничего, что могло бы напоминать дверь, но спастись отсюда было наверняка несложно, стоило лишь погромче позвать на помощь. Внизу должны были ходить люди, кто-нибудь обязательно услышит крики и позвонит в полицию.
Надо было только привлечь их внимание.
Он использовал все возможные способы подать сигнал – орал до хрипоты, бился об пол, возился, пытаясь подняться на ноги вместе со стулом, но ему не удавалось этого сделать. Наконец он смог высвободить одну руку и замер, переводя дыхание. Ему показалось, что все его злоключения вот-вот закончатся, сейчас он доберется до окна и кто-нибудь его точно услышит.
Но всё было гораздо сложнее, и он понял это, когда вспомнил про провод на ноге.
Он ещё надеялся, что это – просто средство, чтобы его связать, что похитители использовали его только потому, что это было первое, что попалось им на глаза. Но надежда растаяла, когда он смог изогнуться и разглядеть то, что было привязано к его левой лодыжке.
Вид этой тикающей штуки настолько его ужаснул, что он, забыв обо всём, даже о своей смертельной усталости, начал как безумный рвать верёвку, пытаясь освободить вторую руку. Он чуть не вывихнул себе оба плеча, но ему всё-таки повезло, и удалось распутать верёвку, освободив покрасневшие и безобразно распухшие запястья.
Теперь у него, по крайней мере, была свобода движений. Бедняга, тяжело дыша, оперся о стенку; голова кружилась, но он рискнул и нагнулся, чтобы понять, насколько всё плохо с этой шуткой.
К нему прицепили бомбу – это было очевидно. Он не пытался её снять, только рассмотреть как следует. На крошечном табло были выставлены четыре креста и две цифры: «1» и «4». Сколько он ни смотрел, цифры не двигались – и это напугало его больше всего. Что это за временная шкала, на которой время не движется?
Стена, за которую он держался, была сложена из потрескавшихся кривых кирпичей; на ней было много выступов, и держась за них, пленник смог доползти до небольшого окошечка, зиявшего в стене, как дыра от выпавшего зуба зияет во рту. Когда ему удалось выглянуть в эту узкую щель, он смог увидеть лишь кусочек серого зимнего неба и лишь далеко, у самого горизонта – голые черные кроны деревьев. Ни людей, ни даже ворон бедняга не смог разглядеть.
Никто не отзывался. Там, внизу, протекала своя жизнь, привычная, суетливая, предновогодняя. Внизу шумели, проносясь на огромной скорости, машины, играла негромкая мелодичная музыка – должно быть, в ожидании праздников снова включили динамики на площади. А может, где-то неподалёку залили каток, где сейчас катаются беззаботные детишки в пуховиках и шерстяных шарфиках…
Пленник ещё орал, сколько хватало сил, пока не сорвал горло, пока не обессилел и не прислонился к стене. В это время часы снова приготовились бить, и он невольно поднял голову, прислушиваясь к треску шестеренок. Неужели уже прошёл целый час?
На этот раз раскатистый грохот не напугал его: он сумел сосчитать удары – пять ударов, пять часов. Он скосил глаза, с испугом глядя на бомбу, на светящееся табло – но на нем все так же светились цифры «1» и «4». Что это? Чья-то неудачная шутка? Как можно было выставить на табло время, которое не меняется?
Из динамиков зазвучала новогодняя песенка, знакомая ему с детства – и догадка, внезапная, как молния, неприятная, как студёный ветер, заставила его вздрогнуть.
Бомба была запрограммирована не на определенный час, а на определенный год. Она, скорее всего, синхронизирована с курантами и должна взорваться в начале две тысячи четырнадцатого года, и похититель, кто бы он ни был, решил убить его сразу после начала боя часов, прямо в новогоднюю ночь.
Вероятно, он долго смеялся, когда всё это придумал.
…
«Кто? Кто мог это сделать?»
Пленник перебирал в памяти всех, кто мог желать ему зла – благо времени у него было предостаточно, до полуночи оставалось ещё семь часов. Попытки вызвать помощь ни к чему не привели, и он отдыхал, набираясь сил, и попутно пытался понять, как он попал в эту ситуацию.
Он не мог назвать ни одного имени. Да, у него были недоброжелатели – как и у всех, были и завистники, но вряд ли кто из них мог дойти до такого. Кредиторы? Он занимал денег у разных людей, у каждого понемногу, но никому не задолжал столько, чтобы за эту сумму можно было убить. Ребро сломать, чтобы напомнить про долг – может быть, но не убивать же. А может, до него добрался муж любовницы? Нет, вряд ли. Слишком уж изощрённый способ он избрал. Никто из его врагов не смог бы задумать такого извращенного, такого жестокого и хладнокровного убийства. Или смог бы? А может, он обидел какого-то сумасшедшего часовщика?
В сотый раз он перебрал имена всех, кого знал. Когда он подумал о мальчике, который издевался над ним в школе – причем это имя пришло ему на ум уже не в первый раз – он понял, что сходит с ума. Невозможно догадаться, кто приговорил его к смерти – разве что убийца сам обнаружит или назовёт себя.
- Эй! Кто ты? Где ты? Ты смотришь за мной?!! Где ты, мерзавец?!!
Но в ответ он услышал только свой голос, гулким эхом отраженный от стен.
Пленник прикусил губу так сильно, что потекла кровь, и расплакался от отчаянья. Шансы, что он выберется отсюда живым, были очень малы. Он даже не мог узнать, кто его убивает – почему-то это злило его больше всего.
Он со злости дёрнул провод – но тут же, одумавшись, поправил его. Ещё немного, и он сам бы себя взорвал. Оставалось только терпеть и ждать, терпеть и ждать…
Пленник растянулся на полу, приняв единственную позу, в которой железный ящик на ноге не мешал ему, и сам не заметил, как погрузился в глубокий сон, похожий на кому.
Даже оглушительный бой часов, повторившийся четыре раза, не смог привести его в чувство.
…
Ему приснился замысловатый кошмар. Когда-то в детстве он читал книжку про мальчика, который попал внутрь часов и познакомился с их загадочными обитателями – Шестеренками и Пружинками. Теперь, находясь внутри часов, он уснул и увидел во сне, что к нему подошла золотистая Пружинка, одинаково похожая и на спираль из металла, и на живую девушку с холодными глазами. Он ужасно её испугался.
- Ты пришла меня убить? Часы решили меня прикончить? Ответь!
Пружинка ничего не отвечала, только смеялась звенящим металлическим смехом и протягивала руки.
Приходили к нему и другие видения, не менее странные, и всё слилось в один нескончаемый сон, неприятный, тягостный.
…
К вечеру снаружи ударил мороз, в помещении стало холодно, и инстинкт самосохранения разбудил его. Он шевельнулся, пытаясь расправить затёкшие руки, и внезапно подумал о том, что как бы он ни кричал, никто его не услышит, потому что там, снаружи, сейчас никого нет. Все горожане разошлись по домам и готовятся встречать гостей, ведь сейчас канун Нового Года. Новый год. В такое время, поди-ка, и копы в полицейском участке не подходят к телефону.
Интересно, что бы я делал сейчас, если бы не попал сюда?
Вряд ли бы придумал что-то оригинальное. Наверняка напился бы вместе со всеми.
В его памяти не осталось никаких детских воспоминаний о новогодних праздниках. Двоюродные сестры, утирая слёзы умиления, рассказывали ему о том, каким он был хорошеньким маленьким мальчиком, и как чудесно рассказывал стихи, стоя под ёлочкой – а сам он ничего об этом не помнил.
У него сохранилось единственное воспоминание – о том, что случилось не в новогоднюю ночь, а на следующий день, первого января. Ему тогда было года три или четыре… или, может быть, пять? Отец накануне сильно перебрал, поэтому проспал до вечера, а потом повёл сына в кино, чтобы выторговать себе пару часов свободного времени.
Он не помнил, какой фильм показывали, где и в каком году это было – но у него навсегда сохранилось воспоминание о полупустом тёмном зале, где было холодно, неуютно, пахло попкорном, пылью и сигаретами, но почему-то чувствовал себя так хорошо, так спокойно, как не чувствовал себя даже в своей комнате. Он как будто снова ощутил под руками мягкую бархатную обивку кресел, увидел пылинки, танцующие в луче прожектора, лицо почти спящего отца, сидящего в соседнем кресле. Всё это представилось ему в один миг, и так живо, будто он снова перенесся туда. Но потом он неосторожно дёрнул провод и вернулся к реальности – и понял, что самый запоминающийся новогодний вечер он проживает именно сейчас.
Он уже согласен был потерять ноги, лишь бы остаться в живых.
Почему он так держался за жизнь? Вряд ли он прожил её иначе, чем миллионы других людей проживали миллионы других жизней. Взвесив всё, он понял, что только близость смерти заставила его смотреть на жизнь как на что-то необыкновенное. Но именно эта жажда жить, желание побороть смерть делала этот вечер таким значимым.
«Если я выберусь отсюда, то всё пойдёт по-другому. Если выберусь…»
…
Снаружи, за стенами башни, зашумели: до Нового года оставалось меньше часа, и горожане собирались на площади, чтобы послушать бой старых курантов. Несчастный, сидевший внутри часов, слышал их голоса как неясный шум, как гул прибоя.
Горожане не подозревали, что через несколько минут куранты начнут бить и бомба в часах взорвется, разорвав свою жертву на куски. Его останки вынесут в пластиковом мешке, если смогут собрать; развалины башни будут разбирать ещё месяц. Будет много шума, раненых и покалеченных. Счастливого Нового Года – не будет.
Он давно уже потерял надежду – но сейчас, когда смерть уже наступала ему на пятки, вдруг снова нашел в себе силы бороться. Ему совсем не хотелось умирать.
- Люди! - позвал он, но закашлялся и перешел на шепот – дыхания уже не хватало.
- Десять! Девять!
«Нет! Нет!!! Люди, что вы делаете! Помогите! Помогите кто-нибудь!»
- Восемь! Семь!
«Помогите! Помогите мне! Люди! Я здесь!»
- Шесть! Пять!
«Да прекратите вы!.. Я же умираю! Вы не знаете об этом, но какого чёрта!»
- Четыре! Три!
«Я умру! Я умираю, а вы смеётесь и хлопаете в ладоши! Уроды! Уроды!»
- Два! Один!
Внутри механизма часов началось невидимое движение – какие-то части часов зашевелились, как обычно, подготавливаясь к началу выполнения алгоритма битья; послышался громкий скрежет заржавевших шестеренок, затем раздался громкий и противный щелчок, от которого бедная жертва вздрогнула и подумала «Прощай, жизнь».
Ликующая праздничная площадь услышала, как куранты на старой башне торжественно зазвонили, начиная ежегодный ритуал перехода из старого временного цикла в новый. Несчастный, сидящий внутри, почувствовал, как его тело начинает непроизвольно трястись, принимая на себя вибрации маятника, и увидел, как перед ним торжественно открываются двери. Пол под ногами дрожал и вздыбливался, как во время землетрясения. Он отправлялся в рай – или в чистилище – так он думал. Он даже не сомневался, что умирает и перемещается в лучший мир, и ждал только одного: взрыва.
…
Когда часы ударили во второй раз, люди на площади перестали кричать и удивились, потому что дверца часов, которая не открывалась уже пятьдесят лет, на этот раз откинулась на петлях, и как полагается, оттуда выехала дощечка, на которой раньше сидела большая механическая кукушка – но теперь на её месте оказался человек. Живой человек, весь опутанный проводами.
Он рыдал, громко всхлипывая, и некрасиво размазывал слезы руками, испачканными в чём-то черном и липком. На лбу и щеках человека очень скоро появились широкие черные полосы, которые люди на площади сразу же увидели, хотя даже он сам оттуда, снизу, казался крохотной фигуркой, почти что игрушкой. Пока кто-то вызывал по телефону спасателей, кто-то бегал за помощью к полицейским, патрулировавшим площадь, а кто-то снимал всё происходящее на камеру мобильного телефона, человек смирно стоял на птичьей жердочке и плакал навзрыд.
Люди тоже стояли спокойно, не расходились, ждали спасателей с их большой лестницей. Они смотрели на человека снизу вверх и думали, что он очень глуп, а ещё извозился в грязи и теперь похож на енота – а ему было всё равно.
«Вам просто повезло, сэр. Он ошибся. Вероятно, он хотел взорвать вас за минуту до полуночи, а потом изменил планы – и не заметив того, сбил счётчик».
«Вам просто повезло, сэр».
«Просто повезло».
Он не считал, что дело в везении.
Кто-то, осознанно или нет, дал ему шанс начать всё заново – и он знал, что теперь точно заживет по-другому.
Во всяком случае, он на это надеялся.
__________________
Последний раз редактировалось Gackt, 16.01.2014 в 18:00.
Милые участники всем большое спасибо. Было очень приятно прочитать все эти работы. Конечно, без задержек мы не могли провести игру. Но ведь не это главное, а удовольствие от процесса.
В этот раз у нас две работы, которые мы решили подарить всем, так как люди которым они предназначались не выполнили свою половину "сделки".
Огромное спасибо организаторам (за терпеливое отношение к опоздунам в том числе)) и всем участникам за отличного "Тайного Санту"! Много интересных, красивых историй с иллюстрациями, которые приятно рассматривать. История, полученная в подарок порадовала особенно, не раз заставив улыбнуться - о чём-то подобном я и думала, когда оставляла заявку.
Всех-всех-всех с прошедшими праздниками. Удачи вам и вдохновения в 2014 году!
Тайный Санта. Работы
Линейный вид
