Челлендж создается в соавторстве с дорогой Hyacinth!
Поэтому к читателям большая просьба - все плюшки адресовать и ей тоже.
Предупреждение! Рейтинг челленджа 16+!
Советуем хорошо подумать лицам младше шестнадцати, беременным, впечатлительным и нервным людям.
Авторы не несут ответственность за изучение их работы вышеуказанными лицами.
1. Правила челленджа здесь под соответствующим заголовком.
2. Предыстория есть, но если все рассказать сейчас, то будет не интересно ^_^ 3. Warning! Авторы больные на голову!
4. И, не самое радостное замечание, но обновляться часто мы не скорее всего не сможем по техническим причинам - живем не близко и часто собираться для продолжения не всегда получается.
5. За оформление огромное спасибо ARNAE!
6. Мы очень любим комментарии
__________________
Последний раз редактировалось Innominato, 20.09.2018 в 05:10.
Hyacinth, Innominato, вы восхитительны! Знаю, не оригинально, но другие слова потерялись где-то еще под конец отчета.
Я полностью погрузилась в атмосферу поразительно милой жестокости. Девушка с ангельским личиком и именем и прогнившей душонкой - тема всегда интересная и животрепещущая. Но как она преподнесена! Замечательные описания позволяют жить призраком за спиной Анны Марии и наблюдать происходящие события не из-за монитора, а оттуда, со скриншотов. Возможно, у меня разыгралось воображение, но это исключительно заслуга авторов.
Отдельный "плюсик" за старый дом Анны Марии - кровавый пол шикарен, а заржавевшая раковина очень символична. Потом, конечно, стало уютнее, но первоначальное жилье вдовы теперь мне сниться будет и вызывать всяческие ассоциации.
Очень интересно, что же происходило в жизни Анны Марии до описываемых событий. Но я рада, что это раскрывается постепенно, а не залпом.
Том сам напросился, но как шикарно он хотел расправится с мерзавкой. Смерть, конечно, бесславная, ну а как еще?
Буду ждать продолжения
Алилиа, спасибо :з А миловидной она осталась, потому что частенько неприятные люди оказываются красивыми, как картинки. И притворяются нежными голубицами.
А старина Том, да, он такой
Shiori, большое спасибо Что может быть увлекательнее таких прогнивших душонок?
Цитата:
Отдельный "плюсик" за старый дом Анны Марии - кровавый пол шикарен, а заржавевшая раковина очень символична. Потом, конечно, стало уютнее, но первоначальное жилье вдовы теперь мне сниться будет и вызывать всяческие ассоциации.
За потрясающий дом большое спасибо Innominato. Этот туалет с кровищей, вьевшейся в кафель, истертое дерево... Колыбель убийцы с топором и первое гнездашко нашей Вдовы. Люблю его нежно.
Цитата:
Очень интересно, что же происходило в жизни Анны Марии до описываемых событий. Но я рада, что это раскрывается постепенно, а не залпом.
Некоторые элементы её жизни придется зацензурить Но, мне кажется, эта история понравится. По крайней мере, надеюсь.
Вторая миля
Знает о том, что приносит несчастья, но помнит свои долги,
В русые косы вплетая крик иволги.
А где-то качается лодка на темных волнах и стучат топоры,
Прячется солнце в зарослях до поры.
Сплин, «Скоро будет солнечно»
Лилии пахли сладко и тяжело, обволакивали удушливо; аромат их – зловоние – сгустился в воздухе. Анна Мария открыла окна во всем доме, но ветра не было, только зной, что суше любого песка. Она прошла в ванную, открыла кран до упора. Вода хлынула вниз, разбиваясь о фаянс раковины, холодная, свежая. Брызги летели в лицо Анне Марии, бились о шею, портили чопорный вид вдовьего платья.
О да, так было лучше, в мокрой тряпке, остужающей кожу, без скорбной мины, застывшей на лице. По правде говоря, мина была скорее унылой ― Анна Мария скучала, принимая соболезнования, слушая все эти дежурные фразы, считающиеся печальными и должными. Господь и все ангелы его! Пошел пятый месяц её вдовства, но поток утешителей не иссякал. Том, упокой его теперь уже трезвую душу (Анна Мария хмыкнула), был удручающе популярен. Связывайся после этого с бизнесменами…
Она выключила воду, морщась, стащила через голову платье. Взявшись за стебли, вытащила из вазы лилии, швырнула их в мусорное ведро. Смятые белые лепестки пленили её взгляд, притянули к себе магнитом. Тонкие, нежные, безнадежно, смертельно раненые… Анна Мария снова поморщилась, теперь от ненужных ассоциаций, и ушла переодеваться.
Скромная, милая вдовушка взглянула на неё из зеркальной глади. Кулончик на открытой шее, трогательная розовая резиночка в волосах. Ах, как славно.
Ранним утром, едва только рассвет начал высветлять небо, Анна Мария переступила порог закусочной. Готовили здесь круглосуточно и гораздо лучше её самой. Вдобавок от частого сидения дома она начала уставать, время лживой скорби закончилось, уже прилично выходить в люди. Анна Мария прицелилась взглядом в самый удобный столик и замерла вдруг, натолкнувшись на знакомое лицо. Краска не прятала его ничуть; на мгновение оно показалось ей страшной карнавальной маской, приветом из прошлого, забытого, похороненного. Со склонностью к самоэксгумации.
Он узнал её и это хуже.
- Какая встреча! Мир тесен, правда? Прекрасно выглядишь, Энни. Как твои дела? Все хорошо?
- Да-да, спасибо, - пробормотала Анна Мария, пытаясь просчитать пути к отступлению.
- Грегори, - недовольно сказала рыжая девица, стоящая рядом с ним. Поразительно уродливая девица с исключительно стервозным взглядом.
- Приятно было увидеться, Грегори, - проворковала Анна Мария. Страхолюдина одним своим голосом пробудила в ней бесенка противоречия, и теперь он развлекался. – Надеюсь, эта встреча не последняя.
И улыбнулась нежно и чуть застенчиво, поборов искушение опустить ресницы. Не переигрывай, напомнила она себе. Грегори просиял.
Закусочную начали заполнять люди: клерки, работающие в местных офисах, хихикающие школьники, их вечно экономящие родители. Мимо, аккуратно придерживая поднос, прошел официант. Намеченный ею столик уже заняли, и Анна Мария, вернув улыбку, подошла к ближайшему.
- Привет! Вы не против?.. – слабый, нерешительный голосок упал в точно намеченную паузу. Сидящий у окна мужчина удивленно воззрился на Анну Марию. Взгляд его скользнул по черному платью, кругам от бессонной ночи, оттеняющим глаза декадентской синевой, свеженькому милому личику…
- Нет, конечно, нет, садитесь, - сказал он, встрепенувшись.
Скоро им обоим принесли завтрак (ему – блинчики, ей – омлет с беконом, они посмеялись над этим). Мужчину звали Крис Пига.
- Многие зовут меня светским львом, - говорил он, обмакивая блинчик в сироп, - но я, скорее, профессиональный эксперт в сфере развлечений. Знаете «Готику»? Только вчера договорились обо всем с новым владельцем. Стрендж никогда не забудет эту вечеринку.
Вот оно. Анна Мария опустила глаза в тарелку и пролепетала, следя за лабиринтом жира на белом фаянсе:
- Мой муж был бы рад этому… Он столько сил вкладывал в «Готику». Том… Том был прежним владельцем.
- Простите, мне не следовало… вот черт! – Крис страшно смутился. – Примите мои искренние соболезнования.
- Спасибо, - Анна Мария выдавила жалкую улыбочку, хлипенькую и вполне подходящую случаю. – Все здесь напоминает мне о нем. Я здесь недавно, у меня нет друзей, и… - она еще ниже опустила голову, слезинка, сверкнув на солнце, увлажнила тарелку.
Остаток завтрака прошел в молчании. Крис то и дело поглядывал на неё, с каждым разом все дольше и явнее. Почему бы и нет, размышляла Анна Мария. С первым не повезло, но кто сказал, что с другими будет то же самое? Если я хочу нормально устроиться в этом городе, то Крис мне определенно нужен. К тому же он симпатичный и не сволочь. Решено.
- Давайте, я вас подвезу, - предложил Крис. – Вы не должны быть такой одинокой. Вам тяжело, а рядом никого нет. Это неправильно.
А еще у меня красивые ноги, мысленно ухмыльнулась Анна Мария, но вслух пролепетала согласие. Что может быть правильнее заботы о вдове? То, что она при этом стройная, белокурая и миленькая – сопутствующие обстоятельства.
~***~
Теперь время шло куда быстрее. Пролетела, отметившись галочкой в календаре, годовщина смерти Тома. Рубикон, как называла эту дату про себя Анна Мария. Она была готова перейти его, миновать, не задумываясь, упав в надежные объятия Криса. Утонуть с наслаждением, а затем всплыть на поверхность победительницей.
Бросив последний взгляд в зеркало, Анна Мария набрала ставший знакомым номер. Она смешала в голосе робость и надежду, накрыла их лаской и залила теплом, тягучим, словно мед. Всего лишь пять коротких фраз, но Крис примчится, по-собачьи вывалив язык. Слова – это оружие. Как и знание привычек, а за полгода знакомства Анна Мария неплохо изучила свой будущий шанс.
Привезли ужин. Она выбросила чек и упаковку, кинув сверху картофельную кожуру. Положила на стол потрепанный каталог недвижимости.
Ей вспомнился дом, особняк, отвечающий всем требованиям вкуса, архитектурное воплощение шика. Он был полон тайн и тайников; в некоторых из них хранились документы, в некоторых – наркотики, а вокруг стоял стойкий запах гнили. Когда-то Анна Мария имела глупость думать, что дом этот может стать её.
Скрипучая трель звонка вернула прежний настрой. Анна Мария покусала губы, налившиеся темно-розовым, и осторожно выглянула в окно. Крис напряженно всматривался в карманное зеркальце. Вид у него был растерянный и радостный, как у мальчишки на первом свидании. Впрочем, почему как?
Нарочито громко стуча каблуками, Анна Мария подошла к двери и распахнула её настежь. Свет ворвался в домик, на миг ослепив их обоих.
- Привет, - сказал Крис, мудро не став говорить о её внешнем виде, что только добавило ему очков.
Она вышла наружу. Бабочки пестрой стайкой пролетели между ними.
- Какая чудная погода, - сказала Анна Мария. Не слишком ли глубоко вырез у блузки? Не слишком ли туго юбка обтягивает бедра?
- Изумительная, - с жаром согласился Крис. Она притворилась, что не заметила его взгляд, устремленный в декольте. Даже обрадовалась ему, ведь все шло по плану.
- Надеюсь, ты любишь лазанью. В любом виде. Кажется, я переборщила…
- Все в порядке. Я всеяден.
- Значит, мне повезло.
Дверь мягко закрылась за ними. Рваные тени легли на землю, делаясь все меньше и меньше; две вороны взмыли в голубую высь. Карканье их камнем упало вниз. Как и тушки, встретившиеся с проводами.
Крис вызвался вымыть посуду после ужина. Ему всегда хорошо думалось за работой, а сейчас определенно требовалось хорошенько поразмыслить. Анна Мария скрылась в ванной. Крис представил, как она умывается, наклонившись вперед. Вода струится меж её пальцев, стекая по шее и вниз, к ложбинке… Так бы и собрал языком, а она бы… Она бы отвесила ему затрещину.
Тарелки, поблескивая на солнце, собрались в горку. Крис машинально провел губкой чуть ли не до холодильника. Мыльный след сложился в сердечко.
- Ты вовремя позвонила! – проорал он, отряхивая руки.
- Да? – Анна Мария вышла из ванной. Кожа её была влажной.
- Я продаю дом, и остановиться мне пока негде. Все вещи уже вывезли, а мотели… Не зря это слово с борделем рифмуется. Я мог бы остановиться у тебя, если ты не против. На пару дней, конечно. У меня даже есть спальник.
Анна Мария ответила ему долгим нечитаемым взглядом.
- Оставайся, сколько хочешь, - она порозовела, отводя глаза. – Не нужно спальника, диван гораздо лучше.
- Ты не представляешь, как я тебе признателен. Выполню любое твое желание!
- Я бы и так согласилась, ведь мы друзья… Честно говоря, я считаю тебя больше, чем просто другом, - прошелестела Анна Мария.
- Правда? – она кивнула, сцепив руки в замок. Тонкие кости, голубые венки. Птичка, хрупкая, ласковая. Она доверилась ему. Крис это ценил, в его мире, увязшем в криминале по самые уши, такого не было. Он сказал: - Знаешь, ты мне тоже небезразлична. Я не могу оставить тебя одну, Анна Мария.
Крис шагнул к ней, она отступила. На шее у неё часто-часто билась жилка. Вскрикнув, Анна Мария упала на диван.
- Крис, - прошептала она, и голос её налился силой, выстанывая, выкрикивая его имя.
Черт побери, этот диван и правда был хорош.
~***~
Белый – цвет чистоты и невинности, свежевыпавшего снега и лилий, что ей дарили. Цвет смерти, безупречный, безмятежный. (Стены в её палате были белыми, как известняк. Им засыпают могилы, он пожирает кости). Цвет подвенечного платья, савана для невесты. Оно облекло её, укутало, закрыло щитом.
Белизна её платья сияла ярче бриллианта в кольце, что подарил Крис. Анна Мария сказала ему «да». Он нравился ей, веселый и заботливый, ничего не требовал, кроме того, что она сама была готова дать. С радостью станет его женой.
И стала. Не удержавшись от спектакля.
Подвенечное платье её было черным, как бездна, как самая темная ночь, и мерцало мириадами звезд-стразов. Анна Мария настояла на простом обмене кольцами при чиновнике из мэрии. Она сказала, давясь тщательно вымеренными слезами, что черное платье – память о несчастном Томе, невозможно его забыть, и Крис кивал, быть может, чуть раздраженный.
Влюбленный мужчина, такой… притягательный. Анна Мария вытирала слезы, и улыбка расцветала на её губах.
Жилка билась на шее.
Часто вздымалась грудь.
- Согласна, - сказала Анна Мария. В горе и в радости, но лучше в радости, пока смерть не разлучит нас. Не разлучит, нет-нет-нет, не сейчас.
Позже она смеялась, и смех её был искренним. Кажется, даже счастливым, легче воздуха и лучше любого наркотика (еще таблеточку, Аннемари?). Она парила, окрыленная, пару мгновений, но парила. Счастливая и обеспеченная.
Крис позволил ей забыть обо всем, и Анна Мария подчинялась. Она хотела забыть, но даже после того, как стала женой Криса Пига, обнимая его, удовлетворенная, помнила.
Хочешь еще, Аннемари?
~***~
Её разбудил шум. Он родился из тихого стука металла о камни, едва различимого среди обычных ночных звуков, затем набух, вырастая. Теперь в нем было столкновение с твердой, изрезанной трещинками почвой; комья её летели во все стороны.
Сон сбило нечаянным броском. Анна Мария заморгала, просыпаясь. В полутьме, раскинувшейся снаружи, она различила Криса, копающего яму. Было что-то жутковатое в том, как он выглядел. Сгибался и разгибался. Механически. Волосы лезли ему в глаза, но он этого не замечал.
Как и жену, тенью скользнувшую к нему. Раздражение в ней мешалось с тревогой, смешавшись, они начинали зудеть, как больной зуб.
- Крис? – позвала мужа Анна Мария. – Какого черта ты творишь посреди ночи?
- Ищу, - буркнул он, вбивая лопату в землю.
- Что ищешь? Ты так только лопату сломаешь.
- Не твое дело!
- Ты мой муж, следовательно и мое. Я повторю вопрос: какого черта тут происходит?
Он не удивился, что застенчивая, милая женушка начала говорить так, словно всю жизнь приказывала. Не успел удивиться. Он просто выложил ей все.
- Мы нищие, Анна Мария, - сказал Крис. – Деньги, что сейчас на счету, последние.
Лицо Анны Марии закаменело, застыло куском мрамора, ровного и гладкого, несокрушимого. Она молчала, лишь зрачки её резко сузились, как у кошки, вышедшей – вышвырнутой – на свет.
- Я думал, у меня получится дать кое-что Графу, но, вот облом, ни черта здесь нет! Мы сама понимаешь где, если только…
- Если только что? – неприятным ломким голосом поинтересовалась Анна Мария. Тени ласкали её лицо, которое, казалось, вот-вот пойдет трещинами.
- Я застраховал свою жизнь. Полмиллиона в случае смерти, четверть при тяжелых травмах, сто тысяч при менее тяжелых, хотя будь я проклят, если знаю, что это.
- И ты хочешь…
Хотел ли он? С его привычкой жить на широкую ногу, с репутацией, вытачиваемой годами? Он ведь давно уже не мальчик, поздно начинать все заново. Не одному. С Анной Марией, этим ангелом небесным, для который второй муж окажется таким же разочарованием, как и первый… Нет, Крис Пига никогда не будет равняться на Тома Чойта!
- Да, хочу.
Он не смог заснуть. Провел остаток ночи в гостиной, разглядывая рыбок. Пузырьки, поднимающиеся на поверхность, вселяли в него умиротворение.
Некоторое время спустя супруги составили план. Анна Мария, нежно улыбаясь, одобрила его, и Крис спросил себя: неужели та, другая, с темными глазами и жестким ртом, была галлюцинацией? Впрочем, плевать, важнее её поддержка. Сообщничество роднило их сильнее брака.
План был прост: одна из деталей, крепящей раскладную кровать к стене, аккуратно приводится в чуть более негодное состояние, её ничего не подозревающий хозяин приходит, чтобы сложить сей шедевр мебельной мысли или просто проходит мимо. Чудо-агрегат валится на его руку/ногу, нанося ущерб здоровью. Разумеется, легко поправляемый с помощью ста кусков.
Утром Дня Х Анна Мария отправилась на работу. Выпила свой кофе, сунула в рот мятную пастилку, поцеловала Криса и, мурлыча под нос песенку, села в машину. Солнце выбелило её волосы, окружив плечи сияющим ореолом. Крис улыбнулся: действительно ангел небесный.
Он лег спать, проснувшись только к вечеру, и стал готовить ужин. Бросил бекон на сковородку, потянулся за овощной смесью. Масло зашипело, брызнуло во все стороны; Крис чудом уклонился от обжигающе горячих капель, чуть не поскользнувшись на свежевымытом полу.
Передернув плечами – спокойствие, только спокойствие – он принялся резать хлеб.
Дым Анна Мария увидела сразу. Он был прозрачный и белый, точно кто-то пролил краску на мир, и она дотекла до небосвода. Прочертил небрежно кистью.
Над её – их – домом.
Она бросилась вперед, забыв, что на каблуках, забыв, что устала от беготни с детьми. Алые отблески мигалок били её по глазам. Анна Мария налетела на кого-то, снова чуть не растянулась и повисла на руках у мгновенно сориентировавшегося пожарного.
- Миссис Варис? – спросили её, и она забилась, пытаясь вырваться.
В кухне больше не было окон. Да и кухни самой больше не было, только черные доски и осколки стекла. Огонь шипел, укрощенный, утонул в белой пене. Потом из дома вынесли что-то в мешке. Анну Марию замутило.
Где Крис, подумала она, какого черта его нет дома? Попыталась спросить у козла, что держал её, но сухое горло не проталкивало слова.
- Отпустите, - наконец просипела она. Хватка ослабла.
Анна Мария выпрямилась, огляделась по сторонам:
- Вы сообщили моему мужу?
У пожарного дернулась бровь. Широкая, черная, поблескивающая. Она была похожа на жирную пиявку.
- Миссис Варис, дело в том что…
Нечто в мешке пронесли мимо неё. Под черной тканью проглядывались очертания человеческого тела. Кто-то умер, подумала Анна Мария, кто-то сгорел.
Тошнота усилилась, подкатила к горлу мерзким комком, характерный её привкус жег язык. Пожарный смотрел участливо, мягко, будто хотел погладить по голове, но опасался, что ему откусят руку.
- Миссис Варис, - повторил он, - мне очень жаль.
Она тупо смотрела на мешок. Не может быть, не может этого быть… Голова разболелась, стальные обручи стянули её, туго, до лопнувшей кожи на висках. (Мне жаль, сказала эта женщина, эта тварь, и Анна Мария потянулась, чтобы выцарапать стерве глаза, но руки не поднимались. Ты лжешь, дрянь, хотела сказать она, лжешь, лжешь, лжешьлжешьлжешь).
Боль взорвалась, её задело осколками, горы обрушились на неё.
Крис, позвала Анна Мария, Крис… И захохотала, глухо, жутко. Вы ведь шутите, билось в развороченной голове, это долбаная шутка. На него должна была упасть эта чертова кровать, сломать пару костей, а вы хотите сказать, что он сгорел?!
Ей вкололи успокоительное. Она не сопротивлялась, повиснув тряпкой в руках того же самого спасателя, что б его. И только когда начался новый день, а то, что осталось от кухни, убрали, закрылась в спальне и заплакала.
Я не хотела, Господи, я не хотела. Я не просила – этого.
Анна Мария всхлипнула, вцепившись в дверцу шкафа. Смерть за смерть.
Курсив плетёт историю, то, что было в прошлом, и лишь подстёгивает интерес. Это как острые пряности в повествовании о настоящем. Из адекватных мыслей после прочтения членораздельно можно озвучить только "Хочу знать больше!", а раз информация по таблеточке выдается с рассказом о смерти очередного супруга... Пусть умирают быстрей и чаще - кровожадное любопытство активировано.
Очень понравилось, очень. *_*
Наконец то новый отчёт.Конечно ваши отчёты выходят редко,но зато какие!Последний меня поразил.Текст снова великолепен,ну прям за душу берет.Могу поспорить этот текст может тягаться с произведение лучших авторов.И скрины в этом деле тоже не отстают,понравилась обработка.В отчёте все проходит медленно,постепенно!Можно прочувствовать,переживания Анны-Марии.Она похоже и в правду любила Криса,редкость в таких челеджах.Как я поняла прошлое начало наведываться в гости к нашей девушке.Мне бы очень было бы интересно узнать предысторию.Что ж здесь еще можно сказать,Жду продолжения.И еще меня некоторые фразы просто убили,в хорошем смысле,Hyacinth,попала просто в точку.
Лилиьет, о-о, эти флэшбэки! Нам обеим они очень нравятся, учитывая, из чего и как возникла предыстория Несколько жертв уже отбросили коньки, так что, возможно, дело пойдет быстрее.
И да, спасибо, что заметила "блошку"
Erendiya, большое спасибо, мы рады, что все понравилось
Цитата:
Она похоже и в правду любила Криса,редкость в таких челеджах.
Да, что-то такое явно было. Она, можно сказать, была влюблена в него, но беспощадный случай пресек гипотетическую спокойную жизнь на корню Погибший Крис за хладнокровно убитого Тома, такая вот рокировочка.
Я настолько обрадовалась отчету, что даже не задумалась о перерыве. Обычно я забываю все, что происходит в династии/челлендже примерно через неделю. То, что я-таки прекрасно все помню - лишнее подтверждение шикарности текста. Которое вы и во втором отчете удержали.
Во-первых, я все больше и больше восхищаюсь Анной Марией. Настолько тонкая продуманность движений и действий, чувств и мыслей просто не может не располагать (ну, как по мне ). А еще она заставляет сопереживать ей. Не Тому, не Крису - ей и только ей. Жаль ее, что вынуждена была потушить пламя любви в грубоватой душонке за убийство предыдущего неудачника. Догадываюсь, что это должно сделать Анну еще более хладнокровной. В конце концов, цель у нее ведь никуда не делась..?
Вставки из прошлого очень точные и животрепещущие. Сразу так переключаешься, безболезненно, но сразу, и вот очередная фраза тянет за что-то в области грудины. Так интересно, что же с ней (бедненькой, опять же) было. Но я готова стоически терпеть неизвестность ради таких приятных отступлений в тексте.
Авторы, вы превосходны в своем великолепии
Shiori, спасибо за комментарий!
Мы старались сделать челлендж интересным и уже много всего напридумывали. Воплотили пока частично, но все еще впереди и однажды... =)
Но, конечно, текст - огромная заслуга Hyacinth, я перед ней преклоняюсь
Авторы страшно тормозят, но постараются исправиться!
Третья и четвертая мили (разогналась).
Вытряхни над морем весь этот ад
По крупинке на каждый город и каждый штат
Никогда не приди назад
Вера Полозкова
В деревне некрофилов праздник
Несут нарядные венки
Вчера красавица Альбина
От скарлатины умерла
Альтернативный эпиграф
- Признаться, я удивлен, мисс Варис, - сказал бухгалтер.
Анна Мария вопросительно улыбнулась; над маленькой, сделанной «под старину» чашкой поднимался ароматный пар, запах жасмина приятно щекотал ноздри, от крупного, геометрически безупречного кубика сахара отвалилось несколько крошек.
- Позвольте, я буду с вами откровенным. За двадцать лет практики впервые вижу, чтобы столь юная особа так разумно распоряжалась своими средствами.
- Вы мне льстите, но все равно спасибо.
Из неё мог выйти неплохой финансист. Или врач. Или оценщик-искусствовед — точную копию сервиза, из которого они пили чай, Анна Мария изучила до последнего перелива на бесценном тонком фарфоре. Она знала цену вещам.
Она знала цену себе.
Двадцать лет практики – на год меньше, чем ей сейчас. Она могла бы быть сейчас кем угодно, но карты легли паршиво, фиговый расклад, детка, и больше никаких «кем угодно». Больше ничего.
Анна Мария, дважды вдова, умышленно и нет, пригубила остывший чай. В ловушке её мобильного билась смска с ответом на приглашение.
Дома она переоделась. Для Грегори не надо было разыгрывать роковую невинность, он велся на простые штучки — случайные прикосновения, отсутствие белья. Смеясь над самой собой же, Анна Мария надела платье на голое тело; тонкая ткань прильнула к коже, шершаво очертила грудь. Памятная тряпочка, до комка в горле памятная… Поэтому и таскала её на каждое свидание с Грегори, выбивала оттуда Криса, вытряхивала.
Смех сменился фырканьем, игривость смело, как опилки с пола. Анну Марию вынесло за порог, швырнуло в прохладный сухой ветер. Юбка смялась, задралась; она оправила её машинально, напряженная, хмурая.
- Мэм, с вами все в порядке?
Неродившийся смешок все же вылез наружу, вылетел напополам с нервным кашлем. Мэм! Ну надо же. Никто её никогда в здравом уме так не называл. Сжав губы в линию, Анна Мария повернулась к говорившему и упала на цепкий холодноватый взгляд.
- В порядке, - сказала она, высушив голос до трав, истолчаемых в ступке. Внутри проснулось тугое тяжелое тепло.
Вмиг ей захотелось обозлиться на Грегори, опаздывающего неловкого идиота с его лицом деревенского вырожденца и кретинской непритязательностью. Анна Мария расслабила руку, готовую сжаться в кулак, кротко улыбнулась незнакомцу. Он смотрел оценивающе, чуть ли не раздевал взглядом, но, черт возьми, кажется, впервые ей это нравилось.
- В порядке, - Анне Марии пришлось повторить, чтобы прийти в себя. Не твори фигню, девочка, глупая-глупая рыбка.
Незнакомец пожал плечами и скрылся из виду. Вслед за ним ушел день, потемнело, укрывшись сумеречной синевой, небо; вдалеке показался знакомый «бьюик». Господи Боже, «бьюик». Заметка №1: заставить Грегори купить новую тачку.
- Энни! – ей чуть не вырвали из суставов руки. – Прости, что опоздал…
- Еще немного, - строго проговорила Анна Мария, - и я легла бы спать. Одна. А в этом время года я сплю без одежды, Грегори…
- Намек понял, - Грегори ухмыльнулся, положил руку ей на талию и, судя по участившемуся дыханию, оценил, что преграда только одна. Хороший мальчик.
Они зашли внутрь. Грегори оглядел модное суфле, разложенное по тарелкам, приоткрытую дверь в спальню. Анна Мария следила за каждым его движением, считывая примитивные насекомьи мысли. Горечь собиралась у неё в горле, когда она думала о том, что, может, он не так глуп, может, он сейчас вспоминает их первую встречу, её саму, такую маленькую, жалкую и опустившуюся.
Брезгливость на языке отдавала дешевым джином. Губы дрогнули, изогнулись порванной тетивой. Грегори гладил руку Анны Марии; у него хорошо получалось – успокаивать, доставлять удовольствие, несравнимое с криво вылепленным лицом, будто бы нарочно таким уродливым.
Еще он был добрым, еще – жалел, но не болезненно, и никогда не раздражался. Если бы не внешность, устроил бы процентов на семьдесят пять.
- Ты лучше всех, - пробормотал Грегори после, обнимая её.
Заметка №2: пусть говорит это почаще.
~***~
Из пепла и слез она выстроила свой дом. Он был белый, траурно-белый, с французскими окнами, патио, обставленным изящной мебелью, трупным зловонием, поднимающимся из земли, из самого её сердца. Запах въедался в кожу; сладковатая цветочная гниль мешалась с ним, и мертвая фальшивая хвоя, и густая теплая кровь.
Её слезы не стоили ни цента, она скрепляла ими камни, поднимала стены. Дом стоял крепко, открытый солнцу, грозам и ветру, и тем, что заходили в него, не видя замков с внутренней стороны дверей.
Грегори медленно опустился на одно колено. Он улыбался, но безобразное его лицо не делалось лучше, рот казался огромным и рыбьим.
- Ты выйдешь за меня? – спросил Грегори; смех забулькал в горле праздничным шампанским, джином её мамаши, вонючим пивом её дружков, польстившихся на старую дырку.
Прозрачный камешек сверкнул на солнце.
Возможно, ей стоило подумать об этом раньше. Не расслабляться. Не брать, потому что дают, потому что это так легко – принять падающее в руки, даже если оно не особенно нужно.
Казалось бы, прошлое должно было её научить.
Казалось бы, вся гордыня, что держала задранным нос одной замарашки, ушла по трубкам капельницы, в земле растворилась и больной, отравленной крови.
Казалось бы… нет, ну правда.
Моя кровать, подумала Анна Мария. Она покрутила кольцо, чтобы занять руки, послушала, что поднимется из глубин.
Её кровать, её любимое белье, светло-голубое в крупных карминовых цветах, и покрывало, так приятно прикасающееся к коже, и её жених, урод и простак, его энергично движущийся зад.
Рыжие девчоночьи косицы его подружки, кривоносой паршивой щелки.
Анна Мария неслышно вышла из спальни, сжала руку так, чтобы камень, впился в кожу. На ладони остался аккуратный след.
~***~
Они поженились, как и планировали, через два месяца. Анна Мария с особой тщательностью выбирала платье, бесконечные мили ткани прошли через её руки. Тафта и шелк, газ и сатин, волны кружева, камнепад бусин. За день до свадьбы она наконец нашла, то что искала – жесткий корсаж, голубая вышивка по узорчатому белому льну.
Холодное серебро змеей улеглось на ключицы, крадя тепло. Анна Мария заколола волосы по-обычному, спрятала лишнюю шпильку в уложенных набок прядях. Тускло светился бериллонит в кольце.
Цветы, обвившие арку, трепал ветер. Старый каркас, новые безделушки. Тени ложились мягко, скрадывая звуки; никто ничего не видел. Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла.
Не делаю.
Церемония – дуновение ветра, пара ничего не значащих фраз, пустых и лживых, и Анне Марии вовсе не хотелось знать тяжелых, тянущих ко дну подробностей. Причины её тоже не интересовали. Она прочувствовала гнев, прорезавший нутро; запоздалая реакция на унижение, оскорбление, собственную глупость. Постельное белье, аккуратно сложенное в мешок, лежало в очереди на обработку.
Колье грелось на солнце, не отражая света. Хлопал единственный свидетель, старый помощник, зовущий себя дворецким. Его седое афро было похоже на кудлатую шерсть больного пуделя.
Опустела бутылка шампанского, просохли чернила на подписях молодоженов; на свету они отливали багровым, переливающимся в пурпур. Грегори, пылко поцеловав жену, уехал за, как изволил выразиться, сюрпризом, неприкрытое удовлетворение плескалось в его глазах. Двух зловонных болотных лужах.
Новобрачная дремала на диване. Платье её сильно измялось, подол обвивал ноги, обнимал босые ступни. Сброшенные туфли целились каблуками в потолок. Анна Мария лежала, сложив руки под голову, точно ребенок, сморенный летней жарой, примерная послушная девочка. Ресницы её подрагивали, взлетая встревоженно.
Сон обнял её, сочась перезрелой фруктовой слизью, почерневшими мертвыми лилиями; они прятали сильный запах больницы, гладкость линолеума на полу, холод плитки, шероховатое дерево дорогой кровати. Кто-то шел за Анной Марией, и она в страхе натягивала на голову крахмальные кипенно-белые простыни, попадала раскрытым в безмолвном крике ртом на ткань и задыхалась. Живот был весь покрыт болью, изнутри и снаружи.
Корчась, Анна Мария сползла вниз. Рыдания рвали ей грудь, швы разошлись, и подол больничной рубашки зацвел бордовым. Кто-то зашел в палату, постоял возле кровати. Он дышал медленно и тяжело, наклонился тоже медленно и тяжело, протягивая руку, хватая Анну Марию за рубашку, выдергивая её в гостиную, на тонкий голубой ковер. Свадебное платье свернулось коконом. Она слышала прерывистое дыхание над своим ухом, голос глухой и сиплый спросил:
- Это то, чего ты хочешь, Аннемари?
- Да, - прохрипела она, охваченная болью, и вынырнула из сна. Её мокрая от пота кожа неприятно скользила по обивке дивана, платье мешало вдохнуть.
Пошатываясь, она встала, поковыляла на кухню. В ноздри ей ударил запах паленого. Анну Марию передернуло, она бросилась вперед, к охваченной пламенем плите, вытащила трясущимися руками огнетушитель. Пена кружевом повисла на её платье.
В черной, воняющей гарью сковороде лежало утонувшее в копоти мясо. Анна Мария брезгливо поморщилась, пряча остро вспыхнувший страх от себя самой.
- Грегори! – позвала она сильным чистым голосом, будто певицы, начинающая арию.
Никто не ответил. Анна Мария стала прибираться на кухне, движения её были скупыми и неторопливыми. Да и зачем спешить? (Это то, чего ты хочешь Аннемари? Глупая рыбка, акульи зубы).
В сумеречной темноте сверкал фарами «бьюик». Анна Мария вышла на улицу, воровато оглядываясь, заглянула в салон – ключи покачивались, едва слышно звеня. Она выключила свет, заперла машину, вернулась в дом, напряженно прямая и внимательная. Увиденное обернулось смешком, защекотавшим грудь. Грегори лежал в спальне, застыв огромным уродливым эмбрионом. Анна Мария наклонилась, осторожно прижала пальцы к его шее, слушая мертвый безмолвный пульс.
На туалетном столике лежали, разбросанные затейливо, шпильки.
~***~
[02.08.ХХХ 10:12:48] queenmary: рановато ты сегодня.
[02.08.ХХХ 10:12:56] looking_for_love: Ездила на собеседование. Опять облом : ( Старый козел Джордж грозится выселить из квартиры.
[02.08.ХХХ 10:13:07] queenmary: это грустно, милая, но у тебя есть еще выход.
[02.08.ХХХ 10:18:33] looking_for_love: Ты и правда этого хочешь Мэри?
[02.08.ХХХ 10:18:58] queenmary: милая, я ведь уже говорила, что да. я хочу спасти тебя, чувствую, что могу это сделать. и мне хочется…
[02.08.ХХХ 10:26:30] looking_for_love: Чего?
[02.08.ХХХ 10:27:24] queenmary: стать тебе больше, чем другом.
Анна Мария облизнула губы, сощурилась насмешливо, дожидаясь ответа. Ну же, милая, давила она, лови, жри, ты не можешь не согласиться, паршивая стерва.
[02.08.ХХХ 10:41:10] looking_for_love: Тогда спаси меня!
[02.08.ХХХ 10:43:56] looking_for_love: Потому что я тоже этого хочу…
Изольда – красивое, древнее, гордое имя. В этом тысячелетии его носит дурная шавка, вообразившая себя хитрее прочих. Из псины кошки не выйдет, из помоечной девки помоечную бродяжку не выкуришь. Как иронично, кривила губы Анна Мария. Какой изящный реверс, черт бы вас побрал.
Иди сюда, милая, кривила губы Анна Мария. Она, не колеблясь, тратила деньги, чтобы найти эту… тварюшку, которой хватило ума не доставать Грегори звонками, когда он перестал ей отвечать. Изольде Моррисон, подружке, кувыркающейся с ним в постели его невесты. Они с Грегори были похожи страхолюдскими своими лицами, только этой бабе можно отомстить страшнее и сложнее.
Постоянная клиентка брачного агенства, она быстро и умело сошлась с «королевой Мэри». Паршивка хотела денег? Что ж, Анна Мария их ей обеспечит, малышка Изольда сполна заплатит за каждый цент. Брачный договор был давно готов, поджидая жертву. Дождался. Муха вляпалась в паутину.
… Она увидела паука, но было слишком поздно.
- Ты! – воскликнула Изольда; её глаза, поразительно яркие, синие, некрасиво вытаращились.
- Здравствуй, милая, - улыбка обнажила клычки. – Ты не представляешь, как я ждала этой встречи.
Анна Мария медленно расправила юбку, прильнувшую к бедрам. Из сердца кровоточащей памяти она вытащила манеру говорить, презрительный изгиб рта, воскресила плюющие кислотой интонации; Боже, как же хорошо запомнила эту дрянь, невозможную, невыносимую тварь. Вот ты мне и пригодилась, Селеста.
- Нет, лучше я буду называть тебя сладкой, - пропела Анна Мария, обходя застывшую посреди комнаты дуру. – Присаживайся, сладкая.
- Ты… - повторила Изольда, но тяжелая затрещина оборвала её на полувздохе.
- На «вы» и «мисс Варис». Садись.
Держась за щеку, Изольда села и уставилась в сложенные на столике фишки. Когда-то я была на её месте, подумалось Анне Марии, но в мысленном голосе не было ни жалости, ни злости, только сухая констатация факта. Она тоже села, оперлась локтями о сукно.
- Мисс Варис? – наконец подала голос Изольда. Паршивка успела рассудить, что к чему. Вот и славно, ах как славно.
- Ты хочешь что-то спросить, сладкая? – мурлыкнула Анна Мария, с неподдельным удовольствием заметив отвращение в глазах, да, черт возьми, невесты.
- Где Грегори?
- Грегори, моя красавица, смылся. Кинул меня и тебя. Ничего, он скоро вернется, мы его найдем. А пока ты поживешь у меня. В конце концов, у нас скоро свадьба.
- Я не…
Молниеносным движением Анна Мария щелкнула по столбику фишек, и тот разрушился с громким стуком.
- Пока ты в этом доме, сладкая, никакого «я» не существует. Ты подписала контракт, следовательно, ты моя. Моя, понимаешь? Я могу сделать с тобой, что угодно, и это будет законно.
Ладно, последнее она преувеличила. Но бродяжке необязательно об этом знать.
- Тебе все ясно, Изольда Моррисон?
- Да, мисс Варис.
- Надо что-то сделать с твоими волосами. Лицо так быстро не поправить, - Изольда дернулась, - но со всем остальным можно работать.
Небрежным жестом веля невесте следовать за ней, Анна Мария направилась в ванную. Зеркало отразило элегантную красавицу в дизайнерском платье и съежившуюся за её спиной дурнушку, поверившую в угрозы. Красную от унижения, с нелепыми косичками, в нелепой одежде.
- А теперь проверим, на что ты годишься, - ласково проговорила Анна Мария, обнимая ту со спины, плотно прижимаясь всем телом. – Я должна знать, на что трачу свои деньги. Ты согласна со мной?
- Да, мисс Варис.
В кровати они тогда не оказались – все началось и закончилось в ванной, на веселеньком полосатом коврике. Изольда неплохо работала и на втором фронте. Интересно, скольких богатеньких дамочек она уже успела осчастливить? Или не богатеньких, неважно…
За следующую неделю Изольда трижды пыталась бежать, но охранная система блокировала дом, не пуская её. В наказание страшилка была выпорота. Анна Мария и сама не ожидала от себя такого; ненависть её плавилась во что-то другое, что-то пугающее. В Селесту. В ту, что пнула её хрупкий кукольный домик, мигом развалившийся.
… Для страховки Анна Мария нашла себе официальную, пусть и скромную должность в суде Стренджтауна.
Вечер свадьбы окутался тучами, но серое, подернутое темным небо не выжало ни капли. Изольда с опаской глядела на свое платье – розово-белое, с широкой шуршащей юбкой, перетянутое красным кушаком. Стильно подстриженные и завитые волосы невесты не доходили до обнаженных плеч. Ей даже шло, но Анна Мария злорадно отметила, что та оставалась по-прежнему уродлива.
Сама она была в черно-белом. Расшитый стразами шифон тяжелил юбку, лиф обращал внимание на соблазнительно оголенную грудь. Анна Мария знала, что Изольда смотрит на неё неотрывно, возбужденная страхом и бренди.
Дворецкий вновь свидетельствовал на свадьбе. Анна Мария решила, что стоит сделать из этого традицию. Ему было бесконечно плевать, что творит хозяйка, лишь бы деньги поступали на счет. Ей это импонировало.
Клятвы окончательно обрубили концы. Если бы даже она захотела вдруг отступить, то сделать это следовало бы раньше. Грегори повезло – смерть целовала его не так долго, как он этого заслуживал. Мучаясь от боли, бедняга доехал до дома, где и умер от разрыва сердца. Его прах навечно укрыт в недрах старой городской котельной. Боже, благослови дружков мужа номер один.
- Вот и все, - тихо сказала Анна Мария. Изольда, которой не дозволялось говорить без разрешения, кивнула. Обреченность сквозилась в каждом её движении, она сдалась и перестала бороться.
Слабачка.
Ничтожество.
Знай свое место.
- А теперь я, может быть, возьму тебя в кровать. Ты ведь хорошая девочка?
- Да, мисс Варис?
- Правда так считаешь? Проверим.
~***~
Мотылек влетел в нежные объятия костра; уже сгорели нежные белые крылышки, невесомое тельце танцует в огне. Дом щедр к гостям, к тем, кому благоволит хозяйка, он невероятно обходителен. Переливается на свету темное и светлое стекло бутылок, дрожат от напора чопорные тонкие бокалы.
Анна Мария следит, не вмешиваясь и не поощряя. Бездействие её – худший враг. Она довольна; поймала мышку, и та бегает, пища. От лапы до лапы, от лапы до лапы. Анна Мария наблюдает, как Изольда, долгожданная женушка, готовит ужин, затем украдкой глотает дорогой алкоголь и идет плавать, падает в синюю прохладную воду.
Уязвленное самолюбие отожралось, мурчит, подставляя живот под ласковую руку. Оно тоже ждет финала, ждет, когда маленькая глупая дворняжка, рыжая шавка, налакавшись, спустится в бассейн. Анна Мария в VIP-ложе, в руке у неё шампанское, то самое, праздничное.
- Вот и все, сладкая, - говорит она, дожидаясь без особой охоты.
Изольда не спускается – прыгает с бортика, брызги летят во все стороны. Какое-то время она плещется, не замечая Анну Марию, но тело её должно уже сделаться тяжелым и вялым. Над синей подсвеченной водой мечутся вскинутые в немом крике руки, рыжая растрепанная голова успела уйти вниз.
Часы, бесконечно длинные, пересыпленные вечностью часы Изольда Моррисон тонет, пока наконец полностью не исчезает под толщей индиговой смерти.
Анна Мария не чувствует ничего. Она отпивает шампанского, то предсказуемо горчит, легкий ветер обдувает её ноги. Вот и все, вот и все. Все – и ничего. Селеста Моргенштерн хохочет в её голове, смех у стервы гиений.
Анна Мария пьет, не чувствуя вкуса. Сломанная кукла плавает под водой.
Анна Мария больше не чувствует – себя.
Это то, чего ты хочешь, Аннемари?
Да, Брайан.
Пальцы её, сжимающие бокал, белые от напряжения.
История прямо завораживает. А Анна Мария восхитительно пугающая, в своей хладнокровности.
Хотя ни Грегори, ни Изольду не жаль.
И, дворецкий видимо под стать хозяйке
Shiki., о боги, наконец-то целый комментарий
Спасибо Анна Мария определенно так самореализуется, раз приличный карьерный рост или хобби или <вставить нужное> оказались продолбаны. Кто-то актер, кто-то чемпион по баскетболу, кто-то "черная вдова". А Грегори с Изольдой сами виноваты
I Love You to Death! - Анна Мария Варис
[/i]
Что может быть увлекательнее таких прогнивших душонок? 
Но, мне кажется, эта история понравится. По крайней мере, надеюсь.
Несколько жертв уже отбросили коньки, так что, возможно, дело пойдет быстрее. 
Третья и четвертая мили (разогналась).
Линейный вид
