- Не боишься, - спросил брат.
- Мы на краю пропасти. И я хочу узнать, какого это, находиться над ней. Я не боюсь. Сколько раз повторять? – Очень боюсь. Но никогда не признаюсь в этом. Даже брату. Даже себе до конца не признаюсь.
- Нет. Сколько раз повторять? – Сказала я, стараясь сделать голос твёрдым. Кого я обманываю? Брата, который знает обо мне ничуть н меньше моего? Или себя? Но ведь это совсем глупо: обманывать себя.
- Я надеялся, что ты передумаешь, - опустил глаза Эрик.
- Не передумаю, - отрезала я. – Идём.
Я думала, невозможно передать словами чувства, которые испытываешь во время полёта. Нет. Невозможно передать словами чувства во время полёта над Долиной Ангелов.
- Как здесь красиво! – кричу я, и эхо многократно передразнивает «Красиво, красиво».
Свобода. Я и не подозревала раньше о существовании такой свободы.
И пусть с каждым взмахом крылья становятся всё тяжелее, и пусть тело так и норовит рухнуть вниз, и пусть с каждым вздохом лёгким всё больнее, это лучшее чувство, когда-либо испытываемое мной.
Хочется разглядеть Долину поближе, и я опускаюсь всё ниже. Воздуха катастрофически не хватает, в глазах начинает темнеть.
- Кейси, - зовёт брат, но мне плевать, потому что я в раю.
- Возвращаемся! Ты не выдержишь полёта ещё дальше! – Пытается достучаться до остатков моего сознания Эрик. Нет, братишка, добровольно я отсюда никуда не улечу.
Уф, почему крыльям стало совсем тяжело? Почему я не могу сделать вдох? Почему, несмотря на лёгкость и умиротворение в душе, тело будто пилят на части? Почему?
Я не хочу, не хочу возвращаться! Не хочу! Отпусти!
***
Я – первый не огненный дракон, увидевший Долину Ангелов. Мне казалось, что это опасное путешествие принесёт радость и счастье, если удастся вернуться живой. Наверное, потому я и решилась отправиться туда. О, путешествие действительно принесло море радости! Столько радости, что это стоило того, что я едва не умерла.
- Ты как? Прости, плохой идеей было взять тебя с собой.
- Мне больше двухсот лет, но те мгновения над Долиной Ангелов - лучшее из всего пережитого мной. Спасибо тебе, братишка.
- Не за что.
На меня смотрели два голубых глаза. В точности как мои. И, казалось, где-то за ними прячется такая же точная копия моей души. Почему тогда он может хоть целыми днями рассекать по Долине Ангелов на своих огненных крыльях, а я, такое же существо, с такой же душой и сердцем не могу даже приблизиться к ней? Почему настолько редкая энергия огня досталась моему брату-близнецу? Чем он лучше меня?
Наверное, будь огненным любой другой дракон, а не мой брат, я меньше переживала, а так он каждый день маячит перед глазами, ходит, понимаешь ли, со своими красными крыльями, и каждый день летает в лучшее на свете место, которое для меня закрыто.
Постепенно я возненавидела Эрика. Вначале меня это пугало, но потом… Потом просто снесло крышу.
И я совершила самое ужасное, что может совершить дракон: провела обряд изгнания.
В чем он заключается? – Один отдаёт половину своей души, что бы другой исчез из мира драконов. Никто не имеет права спросить, за что был изгнан дракон.
Обряд изгнания очень и очень редко проводится, а всё потому, что мало кто согласится отдать часть своей души для нейтрализации врага. Зато этот обряд гарантирует то, что изгнанный никогда не вернётся.
Я изгнала собственного брата. И отпустила ради этого половину своей души. А ведь половину души далеко не каждый отдаст даже ради спасения жизни лучшего друга…
Отпустив половину души, ты чувствуешь, как пустота на месте отсутствующей части пытается затянуть в темноту, а оставшаяся часть держит здесь, заставляя кричать от боли.
А потом наступает момент, когда боль внезапно проходит. Ты пытаешься жить дальше и вдруг осознаёшь, что счастья в твоей жизни стало в два раза меньше, а горя – в два раза больше.
Но ты привыкаешь к такой жизни, и всё возвращается на круги своя. Ну, или почти всё…
***
Я проснулась от собственного крика. Сев на кровати, я закрыла руками лицо, по которому градом текли слёзы. А в голове крутится: «Предательница, предательница!»
Всё это время, после изгнания Эрика, я переживала только о себе и ни разу не подумала о том, какого моему брату там, куда отправляют самых страшных врагов.
Что я натворила? Как я могла сотворить такое с братом.
Где он? Где? – С трудом нахожу поблекшую нить энергии, соединявшую нас. Плыву по ней.
Внезапно нить обрывается. Я кручу головой, стараясь сориентироваться, где нахожусь. Мир людей. Мир, в котором драконам не место. Братишка, где ты?
Вдруг вижу его.
Люди увидят просто уставшего человека. А я вижу дракона, с трудом переставляющего заплетающиеся ноги и волочащего по земле остатки крыльев, а рядом демона.
Стоп! Нет, не позволю! – Перегораживаю твари доступ к энергии брата, затем нейтрализую адское существо. Сто раз так делала, я ведь, боевой дракон, но почему тогда руки дрожат? Да потому что сейчас спасаю не кого-то там, а собственного брата!
Смотрю в глаза брата и пытаюсь найти в них остатки света.
Поздно… Демон вложил слишком много тьмы… Вот-вот вместо моего близнеца останется лишь тело.
Нет! Не отдам тебя! Не отпущу!
Перемещаюсь вместе с Эриком назад, в мир драконов, и плевать, что это не возможно, для меня сейчас нет ничего невозможного.
А затем провожу ещё один обряд… Братишка, я разделила твою тьму на нас двоих, с радостью забрала бы больше, но магические силы иссякли.
Я тихо шепчу очнувшемуся Эрику: «Прости меня», вот-вот отключусь, скорее всего – насовсем, слишком много энергии потратила.
И вдруг меня окутывает огненное сияние. Ох, я знаю, что это значит! Братишка, не надо, не стоит ради меня… Уже…
Я отдала половину своей души пустоте, что бы изгнать брата. А он простил. И сократил свою жизнь в два раза, что бы жила я.
Теперь я знаю, почему он может летать в Долину Ангелов: потому что он и есть Ангел.
Мы такие разные. Тогда как у нас получается понимать друг друга?
Ответ кроется в том, что мы не противоположности. Не черное и белое. Я бы сказала, что мы – это один и тот же цвет в разных оттенках. И уже не важно, кому достался яркий и выразительный, а кому пастельно-приглушенный.
Возможно, мы во многом солидарны, похожи. Но согласитесь, когда несогласия обрушиваются градом на вас двоих при любом обсуждении, часто предвещающие серьезную ссору, то первая (и, вероятно, единственная) общая черта, которая приходит на ум – упрямость. Упрямость, непримиримость, «как об стенку горох», называйте это как хотите, но промолчать или уступить мы оба не в состоянии. Последнее слово, наверное, является нашей основной целью. Приходить к компромиссу, соглашаться? Что вы, невозможно и совершенно бесполезно даже пытаться, с нашим-то характером. И попробуй докажи, что ты прав, когда ты действительно прав. И это надоедает.
Я не могу назвать себя жесткой и холодной, но рядом с Тедом именно такой я себя и чувствую. Когда последнее слово было сказано, он всегда смертельно оскорблен и ужасно обижен моим поведением. Обрывает все связи – не разговаривает, не пишет, не звонит. Гордый. Я, в свою очередь, никогда не лечу тут же извиняться – я не чувствую себя виноватой, так зачем унижаться? Гордая. Это была всего лишь дискуссия, спор, если ты такая тряпка и принимаешь все так близко к сердцу, то кто тебе врач?
Однако, через недельку-другую я уверенно беру и пишу ему, словно ничего не случилось. Он негодует, выпрашивает все-таки свои извинения и говорит, что ждал. Ждал?! Почему сам не написал, баба?
Потому что я ему не нужна. Ладно, спешу перефразировать – он с легкостью может обойтись и без меня. «Сегодня не могу, иду в кино с приятелем. Конечно, погуляем, но во второй половине дня – в первой в гости к другу». Он обладает нездоровым количеством «друзей» – душа компании ли? Пожалуй, я и сама отношусь к таким «недодрузьям», которые, по сути, ничего не значат, просто не хочу признаться в этом самой себе. Но он нужен мне, пусть и не взаимно, нужен, как никто другой. Без него я чувствую себя совершенно одинокой и, фактически, так и есть.
И сейчас, когда я пишу эти строки в потрепанной тетрадке, я хочу задать еще один вопрос. Почему мне так легко сделать ему больно? Неужели я такая желчная, обозленная особа, которой не составит труда обидеть настолько дорогого ей человека? Это повторяется снова и снова. Снова и снова мы возобновляем наше общение, но следующий раз может стать последним.
– 17.06.12
Солнце светило потрясающе ярко – вовсе не так, как в родном городке этой парочки, которая в тот день прилетела на остров Твикки. Их ожидания не оказались обманутыми или завышенными – они с замиранием сердца глядели на шикарный отель у самой кромки моря. Друзья здорово нагляделись на экзотичные пальмы, смуглых туземцев и просто красоты местных пейзажей уже по дороге к их пристанищу на эти две недели, но, пожалуй, именно в момент прибытия в отель они окончательно осознали, что их ждет пребывание в раю. Именно оно – ни больше, ни меньше.
Наперегонки они помчались внутрь, чтобы скорее занять комнаты и выпорхнуть навстречу приключениям. Когда два одноместных номера были заняты, и Тед, и Лекса отметили, что комнатки довольно неприметные – но даже если это и не из-за контраста на фоне ярких цветов природы Твикки, это не беда, потому что они не собирались сидеть в четырех стенах и даже не были уверены, будут ли засыпать в темных номерах, а не в гамаках под шум прибоя.
Остаток дня они провели на территории отеля, решив на следующий день выбрать экскурсию. Лекса успела построить песочный замок, разучить местный танец и как следует понежиться на солнышке, а Тед раздобыть где-то карту сокровищ, познакомиться со всеми туристами и с наступлением темноты поучиться огненному танцу у умелого фаерщика. И, конечно, они плавали в море – кристально чистом, заставляющем позабыть о небывалой жаре, сравнимом разве что с живой водой.
– Просыпайся, соня!!! – и Лекса действительно проснулась от крика своего друга.
– Что… Зачем так рано…
– Спать – потом, экскурсия – сейчас! – весело продекламировал Тед. – У нас всего две недели, нужно все успеть!
– Почему бы тебе хоть раз не побыть оптимистом и не сказать, что у нас целых две недели? – Лекса, зевнув, поняла, что вопрос останется без ответа. – И куда же мы идем?
– Раз уж я разбудил тебя, раз уж виноват, то право выбора предоставляю тебе. Держи брошюру, выбирай, и можешь идти собираться.
Тед с гордостью протянул подруге цветастую брошюру – предложений было море. Лекса подумала, что всё самое многообещающее следует оставить на потом (в частности экскурсию на севший на мель корабль), а первым делом пойти куда-то, где можно узнать о культуре туземцев как можно больше.
– Развалины храма? Звучит здорово…
– Правда так считаешь? – удивился Тед. – Я почему-то не сомневался, что ты выберешь пиратский корабль.
– Раскусил… – загадочно улыбнулась Лекса, уже загоревшись идеей об экскурсиях. – Туда мы отправимся в последний день путешествия, оставим на десерт! А пока нас ждет вдохновляющий храм…
Храм оказался поистине вдохновляющим. Ребята с большим любопытством исследовали место, с упоением слушая экскурсовода – этот парень умел заинтересовать. Они бродили вокруг каменных развалин, казавшихся изваяниями настоящего мастера, параллельно развлекаясь тем, что фотографировали всё вокруг и строили различные теории о том, как храм был разрушен, ведь этого никто не знал. Когда экскурсовод закончил с предположениями, что чем служило в прошлом и островными легендами, он предоставил группе полчаса свободного времени для того, чтобы сделать снимки и просто еще раз насладиться красотами бывшего храма, «уже без кого-то, кто будет мешать вашему умиротворению своими россказнями».
Погода ничуть не изменилась со вчерашнего дня – палило солнце, а на небе было ни тучки.
– Это невероятно, как считаешь? – восхищалась Лекса. – И правда, красота в хаосе. А здесь, если верить экскурсоводу, проводилась церемония бракосочетания…
Девушка вдруг заметила, что её спутник заметно помрачнел. Она хорошо знала это его выражение лица – то самое, когда Тед хочет что-то сказать, что-то не самое приятное, и тщательно обдумывает, а стоит ли это делать.
– А знаешь, все мнят нас женихом и невестой. – выдавил наконец он.
Лекса оказалась сбитой с толку – она не понимала, к чему это было сказано и почему-то ей казалось, что это вовсе не связано с тем, что они сейчас стоят возле места проведения бракосочетаний.
– Я в курсе. – озадаченно ответила Лекса. – И как ты к этому относишься?
Парень вновь задумался, но заметив, что подруга настойчиво ждет от него ответа, он осмелел.
– Никак я к этому не отношусь, в прямом и переносном… – как-то грустно пробормотал Тед. – Свою невесту я уже нашел.
– ЧТО?!
– Я давно собирался тебе сказать… Я влюбился…
– Кто она? – Лекса выглядела ошарашенной. – Хотя нет, погоди, дай угадаю. Очередная «недоподружка», да?
– Не говори так о ней, я с тобой откровенен! – пришел в ярость Тед.
– Что ж, спасибо тебе за одолжение! Это я все эти годы была с тобой откровенна, а ты, вместо того, чтобы отвечать взаимностью, гулял со своими многочисленными друзьями-не-друзьями, среди которых теперь еще и эта!
– Да что на тебя нашло? Она особенная.
– А, ну тогда все предельно ясно! Она – особенная, а все остальные… Все остальные, включая меня, ничего не значат!
– Не морозь чепуху, ты тоже особенная. – буркнул он.
– Я такая же особенная, как и твои сто тысяч особенных друзей. – процедила девушка.
В глазах уже стояли слёзы, но Лекса не подала виду и гордо удалилась, оставив Теда наедине с его смятением.
Весь последующий отдых обернулся для Лексы адом.
Всё потому, что девушка решила, что не собирается делать первый шаг к примирению, твердо убедив себя, что в первый раз в жизни этого действительно не случится.
Она всячески избегала его – бегала на экскурсии, тщательно следя за тем, чтобы не попасть на ту же, что и Тед, посещала магазины, проводила время в отеле, знакомясь с туземцами. Девушка отчаянно пыталась отвлечься. Иногда это даже удавалось, однако, к ночи она всё равно засыпала с разъедающими мозг мыслями о том, что между ними произошло. Лекса старалась убедить саму себя в том, что расслабляется, получает удовольствие от отдыха, но знала, что это не так.
Её по-прежнему поражали и приводили в тихий восторг достопримечательности острова, но теперь девушку везде и всюду преследовала какая-то аномальная грусть, тревожность, смятение.
Не такими она представляла эти каникулы.
Но она не сдастся и выжмет из них всё по максимуму, что бы это не значило.
Для Теда эти две недели тоже оказались не особо приятными. Вскоре он оставил все попытки поговорить со спутницей, но, в отличии от неё, он сделал совершенно противоположный вывод – парень решил добиться прощения.
Лекса зашла в свой номер и поразилась – на кровати лежала знакомая брошюра и вряд ли это было делом работников отеля. Не понимая, в чём дело, девушка раскрыла её и с удивлением обнаружила, что экскурсия на пиратский корабль обведена красным маркером. «Будь там завтра в девять вечера – невероятной красоты зрелище. Тед» – было написано внизу. Экскурсия начиналась в восемь.
Мягко улыбнувшись, Лекса вдруг с какой-то непонятной естественностью мысленно приняла приглашение. Завтра был последний день на острове Твикки и черноволосая никуда не собиралась – но планы в один миг переменились, вместе с неожиданно появившейся надеждой. Девушка открыла гардероб и сразу же поняла, какое платье выбрать для завтрашнего дня.
Корабль выглядел потрясающе, находясь у самого моря. Лунный свет проливался на палубу, а небо было усыпано звездами – хорошая погода будет и завтра.
Лекса пыталась слушать экскурсовода, который, однако, оказался не настолько увлекающим, как самый первый. Возможно, Лексе просто показалось – она испытывала постоянное чувство тревоги оттого, что не видела Теда, хотя на часах еще не было девяти. Она прослушала больше половины рассказа, тупо таращась вдаль, глядя на небо, звёзды, море и совершенно не обращая внимания на сам корабль, который так грезила посетить еще две недели назад. А ведь когда-то он принадлежал пиратам…
Внезапно ей почему-то захотелось убежать – не только с этого корабля, но и с этого острова. Вернуться домой, увидеться с родителями, а затем открыть тетрадку и сочинить стих, проникновенный стих о наболевшем, который необыкновенным образом смоет все печали. Но этому не было суждено сбыться.
По предоставлению группе свободного времени, Лекса спустилась к морю послушать шум прибоя и вдохнуть солёный запах.
Когда она, поежившись, вернулась на палубу, то обнаружила там Теда, который, судя по всему, её не замечал. Она давно решила поприветствовать его одним-единственным, скорее всего, бессмысленным вопросом и поторопилась его озвучить:
– И как зовут ёё? Невесту…
Тед резко обернулся и, обнаружив свою подругу, просиял.
В этот самый момент девушка вдруг почувствовала, как все способно обернуться. Закружилась голова. Вот, как в голливудской мелодраме, он опустился на одно колено и готов прошептать… Её имя.
«Лекса» – ветром проносится где-то не здесь. «Лекса» – дразнится родной голос из чужой вселенной. Из другого мира, плода собственного воображения, куда порой хочется приходить вновь и вновь.
Но, как ни крути, возврат в реальный мир будет гарантирован.
Черноволосая схватилась за голову и поняла, что Тед только что озвучил имя и ждет ответной реакции. Непостижимым уму образом, оно ускользнуло от неё и все, что она помнила на тот момент было то, что оно несомненно начиналось на букву «Р». То, что оно не было её именем.
Подул холодный ветер и Лексе показалось, что он принёс с собой отчаяние – по лицу вновь покатились слёзы и уже через несколько секунд она горько плакала, а обескураженный Тед не знал, что говорить или делать. Он не умел обращаться с плачущими женщинами.
– Теперь мы будем реже видеться, да? – всхлипнула Лекса.
Тед взял подругу за плечи и внезапно решил говорить начистоту. Парень пристально посмотрел девушке в глаза и медленно кивнул, не отводя взгляда. Ее реакция показалась для него неожиданной – вместо того, чтобы наброситься на него с обвинениями она крепко обняла своего друга и еще долго не желала размыкать объятий.
Девушка представила, как однажды встретит своего избранника, чье имя начинается на букву «Р». Представила, как этот неизвестный ответит ей взаимностью, как они будут проводить время вместе – часами, днями, неделями только вдвоем, наслаждаясь обществом друг друга.
«Вряд ли Теду будет до меня. Но, возможно, когда-то и мне станет не до Теда? Если повезёт так же, как и ему».
Я всегда буду рядом.
Будет ли тебе это нужно?
Я стану тенью и буду ночевать у твоего семейного гнездышка ровно столько, сколько сочту нужным. Я привлеку тамошних птиц, которые споют мне о событиях в твоей жизни. К чему эти метафоры, если я вправду буду следовать за тобой по пятам, пока не пойму, что ты действительно счастлив? И я останусь незамеченной, потому как ты, в силу своей невнимательности, не прочтешь всех тех знаков, что я буду слать с особой поэтичностью.
А потом я просто уйду, если твоя Рэйчел, Роза или даже Роберта останется верна.
Иногда просто хочется взять, вырвать все страницы в дневнике, посвященные тебе (а это означает, что почти все страницы) и выслать тебе в бумажном конверте. Чтобы ты увидел. Но, конечно, этого никогда не случится.
Я приглашаю тебя провести со мной следующее лето. Ровно через год, здесь же, на Твикки, и только попробуй прихватить свою дорогую женушку с собой. Ты согласен?
– 12.07.14
Я никогда не рассказывал Лексе, что тоже частенько люблю выразить свои мысли на бумаге. Фактически, я так и не делаю – вместо этого я открываю word, выставляю любимый шрифт (только он, никакой другой!) и начинаю строчить по принципу «что вижу, то пою», немного его перефразировав – что думаю, то и печатаю. Возможно, другим это кажется неправильным. Да и такие красивые стихи, как у Лексы, наполненные абстрактными, сказочными образами, которые дай любому почитать – к счастью, не поймут, что творится у тебя в душе, писать у меня никогда не получится. Но мне нравится это дело и мне нравится то, что я делаю его по-своему.
Думаете, моё сегодняшнее «сочинение» будет посвящено любви к писательству? Как бы не так. Почему я так много болтал о Лексе? Потому что собираюсь продолжить. Потому что именно ей и будет посвящена эта импровизация – моей потрясающей подруге, которая сегодня меня просто поразила. Пожалуй, я перестану общаться с несуществующими читателями и перейду на обращение к самой, что ни на есть, существующей, Лексе, которая, впрочем, никогда не прочтёт эти строки.
Прости меня за то, что всё так вышло. Прости меня, что так коряво выражаю свое мнение. Я не знаю, что будет дальше – но я безумно благодарен тебе. Возможно, сегодня ты просто дала волю эмоциям, возможно, это всё вообще случилось ни с того, ни с сего – ты в моих объятиях, ты понимаешь меня, ты поддерживаешь. Наверное, завтра ты вернешься в привычное состояние и больше никогда не захочешь видеть меня. Но тем не менее я говорю спасибо за всё, включая твою честность.
Ты и правда всегда была честна со мной, поэтому я понял, что сам не могу соврать, не могу не рассказать, промолчать. Я признался тебе о ней. Я догадывался, какой реакции ожидать, но никогда бы не подумал, что ты так думаешь обо мне. «Ты тоже особенная» – боги, как ужасно это звучит, о чем я только думал? Однако, всё, что ты несла про «псевдо-друзей» тоже является полным бредом, спешу отдать тебе должное. Никогда я ни с кем так не ладил, как с тобой.
Я правда люблю её, я думаю, что нас ждет светлое будущее, как бы заезженно ни звучало. Ладно, я не буду говорить с тобой о ней – уверен, тебе бы это не понравилось. То, что мы будем реже видеться – чистая правда, сама понимаешь, семейная жизнь. Но будем ли мы видеться вообще после всего этого – вот это вопрос века. Я очень надеюсь, что не причинил тебе боли. Глупо, наверное, надеяться.
Можем провести следующее лето вместе. Ничего обещать не могу, но это лето было незабываемым, и я мечтаю это повторить. Придется, конечно, во второй раз наврать Рикки с три короба…
– 12.07.14
__________________
Последний раз редактировалось Hyde, 09.09.2015 в 13:01.
Панна Анка Новак была недурна для своих шестнадцати лет, и ее точеная фигурка, густые черные волосы и лицо, словно написанное кистью великого Рафаэля, вызывали восторженные вздохи и робкие взгляды всех мужчин Рынека, по которому так любила гулять юная панна со своей матерью. Именно поэтому Анка вовсе не удивилась, когда ее окликнул молодой мужчина приятной внешности, подзывая к своему прилавку. Яркие камни всех цветов и огранок сверкали на темных атласных подушках, и ведомая этим чарующим разнообразием, жадная, как и все в ее возрасте, до внешнего лоска, девушка не стесняясь подошла к торговцу.
- Не желает ли прекрасная панна колечко купить себе заговоренное? – тонкие и жилистые пальцы мужчины, заканчивающиеся длинными ногтями, на секунду замерли над всем обилием выставленных на витрине украшений, а затем выудили откуда-то кольцо. Украшавший его небольшой рубин кровавой каплей сверкнул в свете свечей и уличных фонарей. – Такое вот, например? Оно прекрасно вам подойдет, я даже уступлю пару злотых, чтобы узреть его на вашем изящном пальчике.
Анка слегка зарделась и кинула несмелый взгляд за спину, туда, где ее мать выбирала ткань для новых платьев. Пани Юдита Новак-Зелиньская была женщиной строгих нравов, и дочь свою не баловала, считая, что пока та сидит в девицах, нечего в каменьях да шелках разгуливать. Но и хозяйка из нее была бережливая, внимательная, и все траты в доме проходили через пани Юдиту – в общем, она полностью оправдывала свое имя. Мать ни за что не купила бы Анке этого, пусть и медного, колечка, даже если сделка сулила такую выгоду!
- К сожалению, я не смогу исполнить желание пана – у меня совершенно нет денег… - тихо сказала девушка, потупив очи.
- Вот же напасть! Ну ничего, для такой красоты колечка и задарма не жалко. Берите, панночка, - и мужчина протянул длинную ладонь, на которой лежало кольцо.
Анка на секунду засомневалась, но все-таки кольцо взяла. «Неудобно-то от подарка отказываться», - думала она, надевая побрякушку на палец. За своим алчным любованием на удивление идущим ей камнем, девушка не заметила, как сверкнули адским пламенем очи продавца, да как на мгновение сменилось его лицо. Увы, Анка была настолько же глупа, насколько была красива, и нисколько ее не смутил такой широкий жест – все-таки не каждый торговец готов подарить что-то. Тем более если это кольцо, особенно такое – сделанное из дешевой, обесцвеченной меди, но с таким прекрасным камнем!
- Это колечко на удачу заговорено. Носите его, панна, носите, не снимая, и удача вам улыбнется, - услышала девушка, подняла глаза и заметила, что торговца и след простыл. Любой другой сразу бы уразумел, что в деле замешан нечистый, и сорвал бы проклятое кольцо со своего пальца и на следующей исповеди попросил бы отпущение грехов, но Анка даже не подумала так сделать.
А спустя десяток минут, уже когда мать с дочерью сидели в бричке, Анке пришлось старательно прятать руки в складках платья, чтобы пани Юдита не заметила обновки дочери. «Холодно», - объясняла свои жесты панна, и это было отчасти правдой, ибо часы на ратуше отбили ровно десять, да вдалеке эхом раздался перезвон колоколов Вавеля.
Семья Новак действительно была новичками в городе, в отличие от многих других Новаков, что жили в Кракове на протяжении нескольких поколений. Пан Ежи Новак привез сюда жену с дочерьми чуть боле месяца назад, когда накопившиеся средства были достаточно велики, чтобы позволить себе жить в таком большом и населенном городе. Купленный им дом даже расположен был очень выгодно, совсем недалеко от центра и от главной площади, и посему Ежи мог смело отпускать и жену скупиться в торговых рядах, где продукты были всяко лучше тех, что продавали на улицах, и старшую дочь, дабы та подсобила матери. А в ярмарочные дни, когда его девочки задерживались на рынке, как это было сегодня, он даже не волновался, а спокойно сидел и читал в свете камина, дозволяя и младшей дочери оставаться с ним, пока мать не вернется.
Ежи очень любил свою младшую дочь. Порой он стыдился того, что тихая и скромная Ядвига занимала в его сердце куда больше места, чем своенравная красавица Анка. Впрочем, его можно было понять – девочка была точной его копией. Это касалось и ее внешности, и редкой тяги к знаниям. В отличие от сестры Ядвигу с напрягом можно было назвать красавицей. В ее четырнадцать лет фигура начала едва-едва намечаться, но лицо уже было совсем взрослым. Худое и острое, оно казалось изнеможенным из-за залегающих под глазами теней – следствие бессонных ночей за книгой. Пани Юдита постоянно жаловалась мужу на дочь, тратящую все свободное время на чтение, мол-де, лучше бы, как Анка, помогала матери с рукоделием, но Ежи лишь улыбался и велел жене не трогать Вигу. Он ценил стремление дочери и знал, что когда-то за такими людьми, как она, будет идти прогресс – но пока можно было только тихонько гордиться за дочь и искать ей подходящего супруга, который не был бы настолько же консервативен, как пани Новак.
В этот вечер, как и многие предыдущие, Ежи с Ядвигой сидели в библиотеке, когда раздался цокот копыт и скрип подъезжающей брички.
- Иди в спальню, Вига, пора, - отец семейства отложил книгу и легко коснулся плеча дочери. Та, не прекословя, встала и почтительно склонилась перед папой.
- Доброй ночи, тато, - попрощалась она, подставляя щеку для поцелуя. В этот момент в комнату вошли Юдита с Анкой, и девушка, пожелав спокойной ночи еще и матери, поспешила удалиться.
Ядвига только успела зажечь свечу, когда, даже не постучав, в ее комнату вошла Анка, слегка раскрасневшаяся и запыхавшаяся. Она оглянулась назад, словно вор какой, закрыла дверь и задвинула щеколду, после чего уселась рядом с сестрой на кровать и гордо протянула перед собой руку, на которой красовалось кольцо. Глаза Виги расширились.
- Откуда у тебя это? – спросила она запинающимся голосом. Она знала, насколько строга их мать, и тем страннее ей казалось украшение сестры. К тому же девушка была очень начитанна и знала о том, как иногда хитры бывают нечистые, чтобы получить себе в услужение невинную душу, и сразу заподозрила неладное.
Опасения Виги усилились после того, как она выслушала рассказ Анки, а последние слова сестры повергли ее почти что в ужас:
- А знаешь, оно мне нравится. А вдруг оно действительно принесет мне удачу, Ядвижка? Навру чего-то родителям, но снимать его не буду, - и панна передернула плечами.
- Окстись! Ничего тебе это колечко не принесет кроме горя! Иди к отцу, отдай его, выбрось, делай что угодно, но ради всех святых, сними его, - взмолилась Ядвига, которая поражалась недалекости сестры.
- Что ты, как так можно? В конце концов, это подарок. И оно мое! Ты просто завидуешь, - фыркнула девушка и встала.
- Тогда я сама им все расскажу, - и Вига вскочила со стула, но путь ей преградила сестра.
- Только попробуй, и я родителям расскажу, какие вы там книги с тем пареньком из книжной лавки читаете.
- Что ты расскажешь? – Ядвига застыла, хлопая глазами и искренне не понимая, о чем говорит Анка. Когда она поняла, чем ей сестра угрожает, побагровела от злости: - Это же неправда… Как ты можешь?
- Мать мне поверит, а этого достаточно, - холодно кинула Анка. Она была готова твердо стоять на своем, ибо верила, что это кольцо обязательно принесет ей счастье! Может, чуть попозже, но ничего, она подождет. Панна не знала, что счастье не может просто свалиться с неба, что ради него надо трудиться, уж больно легкомысленна была.
- Навлечешь ты горе на наши головы, несчастье, - шепнула Вига и отвернулась от сестры, которая вмиг стала ей неприятна. – Уходи, я буду молчать.
Анка гордо подняла голову и вышла из комнаты. Она-то надеялась, что сестра восхитится ее побрякушкой, хотела увидеть в ее глазах огонек зависти, но, увы, просчиталась. «Ну ничего, - думала она, – эта дурочка еще поймет, что была неправа». Девушка снова глянула на колечко, на то, как красиво оно смотрелось на ее изящном пальце. Она была словно зачарована этой побрякушкой.
Этой ночью ей не спалось. Так и не сменив платье на ночную рубашку, она сидела и тихо вышивала в свете свечи. Давно улеглись супруги Новак, мирно сопела через стену ее младшая сестра, но Анка не спала. Внезапно она услышала, как скрипнула дверь, и кровь застыла в ее жилах, а сердце словно упало куда-то в пятки. На лбу девушки выступила испарина, когда она увидела, что в образовавшуюся между дверью и стеной щелку проскользнула тощая черная кошка.
- А ну брысь! – тихо топнула панна, в надежде спугнуть нахалку, но та лишь запрыгнула на ее кровать и уселась там. – Уйди! – повторила попытку прогнать животное.
Но то уже не худая кошка сидела на кровати – то был мужчина. Он не был молод – волос уже коснулась седина, на лице залегли морщины. Вот только был он не обычным человеком, а упиром, которым стращала пани Юдита своих дочерей. Лицо его было бледно, узкие малокровные губы – изогнуты в насмешливой улыбке, кожа была схожа с пергаментом, в алчных глазах сияло ненасытное пламя.
Но Анка совсем не испугалась – ее даже заинтересовал незваный гость, и даже его экстравагантное появление ее не смутило. Девушка встала со стула и робко приблизилась к мужчине на шаг, словно к заморскому зверьку.
- Кто вы? – спросила она срывающимся голосом. Кто знает, может это и есть ее счастье?
- Я – граф Янек, панна Анка, - ответил упир, слегка удивляясь спокойствию девушки. – И надев мое кольцо на свой пальчик, ты стала моей невестой, - и граф, словно в доказательство, встал и протянул к девушке руки, словно зазывая к себе. На одном из его пальцев мерцал точно такой же рубин, как и в кольце девушки, и только глупец, такой, как Анка, не мог не заметить, что это были руки того торговца, что подарил девице это кольцо. – Так раздели же со мной вечность! – и он улыбнулся, обнажая острые клыки.
Граф Янек был крайне доволен собой. После многих попыток он наконец-то нашел девушку, что приняла его кольцо. Он готовился обратить Анку, превратить в послушную рабыню, что принадлежала бы ему падшей душой и телом.
Но у самой Анки были другие планы. Услышав титул гостя, она мгновенно воспрянула духом. «Все-таки пришло оно, мое счастье! – думала девица, слушая проникновенную речь упира, его вкрадчивый, обволакивающий, бархатный голос. – Какой все-таки жених завидный. Вот узнает о моей помолвке Ядвига, и пожалеет, что так грубо со мной обошлась. Вот то-то будет гордиться мной мать! Не солгал торговец, ох не солгал». Но стоило девушке увидеть обнаженные в улыбке, блеснувшие в свете свечи, клыки, как она всплеснула руками в непритворном ужасе.
- Любовь моя, я вся ваша, только вам надо избавиться от этих жутких клыков! Боюсь, моя мать излишне консервативна, и не оценит этой детали вашей внешности. Ничего, я вам помогу, - девушка взяла что-то с туалетного столика и стала надвигаться на графа. Тот, почуяв неладное, отступил, да прогадал – оказался прямо под распятием, что сил его лишило и стало жечь кожу, как и всякая вещь святая. – А потом можно будет и у родителей пойти, да благословения испросить!
Уж было открыл упир рот, чтобы воспротивиться замыслу злодейскому, но тут же понял, что зря это сделал – Анка была девушкой на удивление ловкой, и потому ей не составило труда щипцами, что она держала в руках и обычно использовала для правки пялец, вырвать графу один клык. Панна еще ребенком любила следить за тем, как работал кузен ее отца – деревенский цирюльник, и, понятно, кое-чему у него научилась.
- Что же вы, второй раз не больно, уверяю вас, - попыталась успокоить мужчину Анка, когда увидела, что тот закрыл рот и расширил налившиеся кровью глаза в немом ужасе. Граф Янек замотал головой, собрал все свои силы, оттолкнул девушку и сделал пару шагов к окну. Сил значительно прибавилось, стоило ему отойти от святого лика, и, не медля ни минуты, мужчина прыгнул из окна. Он приземлился прямо в лужу грязи, та обиженно хлюпнула, но времени очищать ботинки и костюм не было – бежать, скорее бежать от этой полоумной девки! И граф разогнался до невиданной скорости, словно опасаясь погони и надеясь, что человеческие ноги быстрее кошачьих.
Анка же осталась стоять, удивленно глядя на рассыпающийся в прах клык. «Я что-то сделала не так?». Анке никогда не рвали зубы, и она не знала, как это больно. Даже для упира.
***
Граф Янек Маркевич ходил по своему затхлому склепу из угла в угол уже час. Он проспал в кровавой ложе всю ночь и утро, но на месте клыка по-прежнему зияла отвратительная дыра. «Что же делать? – думал несчастный. – Как же так?» Ему бы стоило рассердиться, пойти мстить за попранную честь нежити, но упир сразу же вспоминал о прошедшем кошмаре и более не желал попадаться сумасшедшей на глаза. Когда стала заметна протоптанная в пыли дорожка через весь склеп, а граф был готов взвыть от неопределенности и позора, в и без того затхлом воздухе появился запах серы. Углы комнаты затянулись сумраком непонятного происхождения, а в ее центре возникли яркие, разлетающиеся огни, в которых и появился… он.
На голове падшего был терновый венок, как хульный символ его природы, а тело его заживо разгрызали десятки странных, порой чересчур огромных пауков. Омерзительный запах, казалось, распространялся вместе с отголосками криков о помощи, рыданий, воплей.
Граф Маркевич отнюдь не был рад такому гостю.
- Зачем ты поднялся наверх, Падший? – промо спросил он, без излишнего вежства, которое преследовало его всю долгую жизнь, и вовсе не ожидая благодарности за заслуги перед силами ада.
- Я вельми устал подниматься вниз, - без тени каких-то интонаций в голосе произнес Лукавый, и с его обнаженного тела на пол упала капля крови – ну или чего-то, очень сильно ее напоминающего. Пан Янек ни за что не согласился бы даже попробовать ее на вкус.
- Этой ночью ты опорочил свою сущность, поддавшись этой девке! – продолжил Падший ровным, шипящим голосом. – Ты заслужил наказание за свое недостойное поведение, - граф поднял брови, и глаза его тревожно блеснули в тусклом свете, - но еще большее наказание заслуживает эта девка. Я желаю, чтобы лично ты проследил за тем, чтобы ее душа была отдана мне добровольно!
Упир опустил голову в знак повиновения: он боялся, что все будет… тяжелее. Пусть ему и не нравилась возможность вновь оказаться рядом со своенравной панной. Но рано он успокоился!
- Но до тех пор… - гость пристально посмотрел на лицо графа черной пустотой, что зияла на месте его глаз и носферату почувствовал, что рот его наполнился кровью. Он провел языком по зубам, и глаза его расширились – на месте второго клыка теперь тоже зияла дыра. – Ты будешь питаться лишь зверьми. Можешь попробовать и охоту на людей в таком виде.. если осмелишься.
Тьма по углам комнаты начала расступаться, как только бледный силуэт расстворился в воздухе. И лишь мерзкий запах напоминал теперь о внезапном визите.
Граф Янек долго раздумывал над словами Лукавого, особенно поражаясь тому, как можно подниматься вниз, и тому, насколько изощренным теперь казалось наказание. Голод его начал терзать на вторые сутки, и вкусив кровь курицы, на убийстве которой его чуть не поймала стража (ведь он – о ужас! – еще и потоптал все помидоры на грядке и даже украл один – распробовать), упир решил поспешить с исполнением условия. Неделю граф исправно показывался на глаза чете Новак, познакомился с паном Ежи Новаком и успел очаровать пани Новак, с ужасом и нетерпением ожидая встречи с Анкой и искренне надеясь, что той хватит разума не упоминать при родителях об их ночной встрече. Он ведь так истощал, что утратил почти все свои способности и исправить оказию не сможет… Да и сложно исправить человеческую глупость.
Тянулись голодные дни и беспокойные ночи, но вскоре настал столь же неприятный, сколько долгожданый момент, когда пан Новак как нельзя кстати встретил на Рынеке графа Маркевича. Пани Юдита давно пилила мужа, дескать, такой выгодный жених, да еще с явным намерением жениться, грех будет упустить такого! Ежи отговаривался, что не по-божески это, человека за руку под венец тащить, но вскоре позиция его была сломлена под натиском жены.
- Не согласится ли пан отобедать завтра днем с нами? – спросил тогда он у графа Янека, слегка волнуясь из-за возможности получить отказ, и из-за этого нечеловеческого блеска в глазах упира не заметив. Пан Маркевич радовался.
Но радость пожухла, стоило ему увидеть Анку. Сама же девушка, заприметив его, была удержана от безумств лишь правилами приличия, неукоснительно блюстимыми под зорким оком матери. Это не мешало панне не сводить с графа глаз, но стоящий между ними стол успокаивал упира.
Весь день несчастный был вынужден слушать пани Юдиту и пытаться поддерживать беседу, что шла то о жнитве, то о прошедшем отзимье, то еще о каких-то мелочах мещанского обихода. Граф Маркевич сразу про себя отметил схожесть пани Новак с Анкой, и посему попытки женщины завязать с ним светский разговор были сразу же обречены на провал (что, впрочем, не мешало пани трещать без умолку). Мужчину больше интересовала младшая представительница семейства Новак: за все время обеда она не промолвила ни слова и не кинула на него ни одного взгляда. А еще она, в отличие от остальных членов семьи, не носила ни распятие на груди, ни образок в складках одежды.
А Ядвига сразу почувствовала что-то неладное в новом знакомом отца. Его фигуру она увидела еще через окно, и ее окатило отчуждение, исторгаемое этим человеком. Весь обед она чувстсвовала на себе его пронзительный взгляд, упорно не поднимала глаз от тарелки. «Неужто это сам нечистый? – думала Ядвига, дивясь слепоте родных, которые не замечали, что не так-то прост их гость. – Ох, Анка, говорила я тебе колечко это выбросить…»
После обеда все переместились в библиотеку. Панна Ядвига пробовала читать книгу, но не могла погрузиться в изложенные на пожелтевшей бумаге размышления из-за повисшего в воздухе чувства тревоги, которое воздействовало на каждую клеточку ее тела. Тяжело вздохнув и в последний момент спрятав вздох за кашлем, девушка испросила у отца разрешения выйти, и едва получив его, выпорхнула из дома во внутренний дворик. А спустя четверть часа за ней последовал и сам источник тревоги – искурить трубку, ибо в семье Новак дым не переносили. Граф вышел в ту же дверь, в которой недавно скрылась она.
- Я не помешаю панне Новак? – спросил он, доставая трубку. На самом деле упир и сам не любил табак, но пришлось закурить.
Девушка вздрогнула. Она не заметила, как гость появился рядом, и от неожиданности выронила книгу, что она читала.
- Нет, что вы, пан Маркевич, - по-вежливому сухо ответила Ядвига и подняла книгу.
- Чертовски интересный был человек, - сказал граф, выпуская тонкую струйку дыма изо рта.
- Что?
- Алигьери, - и мужчина кивнул на книгу, которую панна держала в руках.
- А… вы так говорите, будто были с ним знакомы, - девушка передернула плечами. Ей по-прежнему было неловко в обществе этого человека.
- Кто знает… - Ядвига кинула недоверчивый взгляд на графа Янека, стоящего неподалеку и хитро улыбающегося, и с удивлением отметила, что у того на месте левого человеческого клыка зияет дыра. Правый она попросту не видела, его закрывала трубка. Глаза девушки на секунду расширились, пока она не отогнала от себя мысли о нечисти, книги о которой стращали ее с детства. «Это обычный человек, Ядвига, - убеждала себя она. – Ничего необыкновенного». А пан Маркевич, заметив перемену на лице девушки, сразу закрыл рот и растянул тонкие, малокровные губы в широкой ухмылке, стараясь ничем не выдать свое смущение. – Не думал, что встречу девушку, увлекающуюся его «Комедией».
- Жизнь любит исправно предоставлять сюрпризы, верно? – Ядвига встала. – Надеюсь, пан меня простит, но мне что-то дурно, мне надо уйти.
Девушка почтительно откланялась и двинулась ко входу в дом. Граф Янек отнял трубку от губ и положил ее на скамью. Через мгновение трубки не стало: от нее лишь остался поднимающийся ввысь дым.
- Панна Ядвига! – окликнул упир Вигу. Она остановилась и обернулась, а мужчина продолжил уже тише: - Советую вам надеть тот крестик, что лежит у вас в спальне в шкатулке, а то, боюсь, вам достанется от матушки.
Ядвига слегка приоткрыла рот от удивления, а носферату самодовольно ухмыльнулся.
Не ответив ничего, девушка вбежала дом. Два дня она раздумывала о том, пойти к отцу или нет, рассказать ли ему о своих страхах, но приняла решение слишком поздно: вечером второго дня граф Маркевич прислал сватов и они с четой Новак и Анкой распили бутылку водки.
Было уже слишком поздно – если теперь ее семья откажется от свадьбы, эта тень падет на Анку до конца жизни, и сестра ей этого не простит.
А для носферату начались мучительные приготовления к свадьбе. Он бы с радостью от нее отказался, но до женитьбы оставаться наедине с Анкой просто боялся: мало ли что она придумает, чтобы получить желаемое (а в том, что она желала свадьбу, сомневаться не приходилось), а так, в браке, она будет послушнее, и он с легкостью сможет склонить ее к тому, чтобы отдать душу дьяволу. Лишь бы религиозность панны Новак не стала помехой на пути осуществления плана! Упир уже не мог питаться грязной животной кровью, от которой его воротило (хотя он очень даже наловчился ловить юрких петухов в чужих дворах), шерсть и перья постоянно застревали в его зубах, причиняя боль, да и слабел он день ото дня – много ли крови в той курице? Да и засыпать перемазанным кровью и перьями для графа было неприятно.
А еще с каждым днем граф Янек приходил во все больший и больший ужас от общения с невестой. Он уже сомневался, кто кого раньше свергнет в бездну ада – панна Анка его или он ее. Девушка потчевала его отвратительным пережаренным мясом с чесноком, которое он обязан был съесть по правилам приличия, настойчиво требовала подарки, пытаясь внушить Янеку, что это он сам желает ей что-то подарить, а какой ужас был, когда он пошел покупать невесте свадебный наряд, как велели традиции! Анка увязалась за ним, и к концу дня упир был готов сам отдать душу Диаволу, лишь бы избавиться от этой девицы. Она заводила его в такие уголки Рынека, куда он сам в жизни не зашел бы, где висело слишком много пыльных тряпок, а от продавщиц неприятно тянуло излишне приторными духами. Упир чихал, нос его покраснел а глаза увлажнились – столько пыли было на этих тряпках, сколько никогда не скопится у него в подземелье! А ведь он еще и обладал тоньшим нюхом, чем у людей…
А Анка все не унималась, и графу Маркевичу оставалось только волочиться за ней, ненавидеть всех людей, неистово желать вновь обрести клыки и испить крови у всех и каждого и пытаться не потерять лицо. А ведь он не мог даже выместить ярость и перегрызть кому-то глотку – уж слишком затупились остальные его зубы за ненадобностью и теперь представляли собой нечно ровное, вовсе не острое, и хорошо, что белое.
В итоге граф сдался и понял, что так нельзя. Но у него еще остался запасной план.
Упир подгадал время, когда Ядвига останется дома одна и прокрался внутрь, в библиотеку, где она сидела. Девушка даже не удивилась – она давно догадалась о его природе, но боялась сказать об этом родителям. Они были слишком ослеплены… Про Анку вообще стоило молчать.
- Мне нужна ваша помощь, панна Ядвига, - прямо начал мужчина, усаживаясь в кресло рядом с девушкой.
- Неужто моя сестрица даже вам настолько наскучила, что вы пришли ко мне? - Ядвига подняла глаза на упира. Тот в упор встретил ее взгляд, когда девушка задала давно интересовавший ее вопрос: – Эти проделки с кольцом – ваши?
Граф Янек кивнул.
- Это было просто выступление, это кольцо не делает вообще ничего. Нужно же как-то развлекать себя, когда жизнь безразмерна и растянута до вечности… А что может быть веселее испуганной девы, что видит что-то неладное, только после того, как одела кольцо? Потом все равно превращаешь их в безвольных служанок, убиваешь, когда наскучит, но играть с ними весело, - упир потер переносицу и вздохнул. – Вы прочли мои книги, панна Ядвига? – граф Маркевич прислал девушке несколько более-менее правдивых книг про упиров в подарок после того разговора в день их знакомства, вроде как в качестве намека. Словно чувствовал, что из этого можно будет извлечь выгоду.
- Да. И теперь имею все основания отнестись к вашей просьбе с недоверием. Чем вам помочь?
- Но с таким же успехом вы можете теперь доверять мне. Мне нужна ваша душа, - ответил упир. Сатана ведь не будет против, если он вместо одной сестры предоставит другую? Ядвига прищурилась.
- А подробнее?
- Вы пойдете со мной, заключите с Нечистым контракт, согласно которому ваша душа после смерти на веки вечные будет низвергнута в ад и, собственно, попадете туда после смерти.
- А что я за это получу? – спросила девушка.
- Все что пожелаете и все, что я смогу вам предоставить. Знания, путешествия… Я позволю вам охватить весь мир!
- А с какой стати я должна менять вечную жизнь на полную прелестей земную?
- Я так и знал, что ничего не получится…
- Но я согласна, - прервала упира Ядвига и гордо подняла голову.
Граф Янек Маркевич уж никак этого не ожидал, и слегка удивленно глянул на преисполненную решительности девушку.
- Это смелость, граничащая с глупостью, но не мне вас винить, - сказал он и встал, подавая руку.
- Кто знает… Жизнь любит предоставлять сюрпризы, верно? – хитро улыбнулась Ядвига и приняла руку графа.
Этой ночью девушка увидела Лукавого во плоти. Он согласился принять одну душу заместо другой. Правда, остаток ночи он с панной Новак составлял контракт, оговаривающий все условия передачи, ругался, злился, но остался доволен.
История сия имела, в общем, вельми хороший конец. На рассвете Сатана получил свой контракт, упир зубы, а Ядвига…
Ядвига получила все и бесплатно.
Потому что она рыжая.
А у рыжих, как известно, нет души.
Примечания:
Упи'р – вампир в польской мифологии. Отличается от классического тем, что бодрствует с полуночи до полудня, спит в кровавой ванне и треует больше кови для поддержания сил.
Ры’нек – главная площадь Кракова со множеством магазинов и торговых рядов.
Фамилия Новак означает «Новичок», имя Юдита – «еврейка»
Жизнь – это глубокая рана, которая редко затягивается и никогда не заживает.
Вы смогли бы представить себе любовь в центре войны? Не, не когда-то давно, ещё во время II мировой войны. Прямо сейчас. В условиях нынешнего мира Уверена, сейчас вы представили стандартную ситуацию: девушка провожает парня на войну, плачет, трагично махает платочком. Однако не всё так просто, как вам кажется…
Мари
Наше знакомство, казалось, было ровно таким же, как и у остальных. Мы кокетливо обменялись взглядами, сидя друг напротив друга в метро, улыбнулись друг другу, она словно нечаянно выронила свою визитку, взглядом указав мне на неё, затем мы несколько раз созвонились, и… Знаете, всё как по цитате из моей любимой книги: «Я влюблялась, как обычно проваливаешься в сон: сначала медленно, а потом вдруг сразу и до конца». Если бы меня спросили, когда я влюбилась в неё, я лишь ответила бы «летом».
Именно этим летом, в свои неполные 20 лет, я впервые влюбилась, и влюбилась я, по судьбоносным обстоятельствам, в девушку по имени Саммер.
Мы не были кем-то вроде сорвавшихся с цепи подростков, наши отношения были размеренными, спокойными, со своими взлетами и падениями. Не такие идеальные, как обычно описывают в книгах, однако нам не нужна была никакая идеальность. Мы просто были влюблены и наслаждались временем, что могли провести вместе, а разве что-то ещё нужно?
Саммер
Лето никогда не было моим любимым временем года, хоть все и пытались убедить меня в обратном. Мол, ты же Саммер, ты должна любить лето, как ты можешь его не любить? А я могла. Однако могла я только до этого лета. До своей первой влюбленности.
Не сказала бы, что я когда-либо преуспевала во флирте, однако многие убеждали меня, что я обладаю природной харизмой, что значительно упрощало мою задачу. Я даже не помню, откуда во мне было столько решительности вдруг взять и начать флиртовать с незнакомкой, однако я жалела об этом ровно секунду. То единственное мгновение, что отделяло меня от её ответной улыбки. Прокручивая этот момент в своей памяти несколькими месяцами позже, я озаглавила его «День, когда я полюбила лето».
Наша влюбленность не была похожа на мимолетный роман, да и никогда таковой не была, хотя многие толковали «Брось её и найди себе парня». Но я так ни разу и не поняла, чем моя Мари была хуже какого-либо парня. Даже не так. Чем может любой другой человек, пусть даже и парень, быть лучше моей Мари, человека, в которого я влюблена?
Мы частенько представляли себя героями книги «Виноваты звезды», которую обе равноценно обожали, естественно, меняя конец книги на хэппи-энд и оканчивая наш спектакль словами «И жили они долго и счастливо», а затем долго-долго смеялись с этого. Было интересно просто взять, и доказать всем тем, кто не верил в искренность наших отношений, что наше «Ладно» будет вечным.
Мари
Первый месяц лета мы провели вместе, расставаясь лишь на пару часов, чтобы поспать, и вновь пойти куда-то исследовать город, ходить по заброшенным зданиям или просто любоваться закатом на крыше многоэтажки. Мы не слишком много говорили, однако нам это и не требовалось. Это молчание никогда не напрягало, оно было приятным, расслабляющим. И лишь слово «Ладно» иногда доносилось в ночной тишине, будто подтверждение того, что мы верим в счастливый конец.
… Но хэппи-эндов не существует. Всё не может быть идеально хорошо, как бы ты не старался. Всегда будет что-то, что сломает идиллию.
И нашу идиллию тоже сломали. Ранним утром 1 июля в городе зазвучали сирены, означающие лишь одно: началась война. Мы обе знали, что рано или поздно это произойдет, и я сразу предупредила её, что уйду на фронт в первых рядах, попросив её писать мне письма. Она лишь засмеялась, назвав меня глупышкой, и поцеловала меня. Саммер никогда не догадается, что я заметила, как она торопливо смахивала слезу со щеки после этих слов. Однако в моей памяти её образ навсегда останется как образ той нежной девушки, что не захотела лишний раз нагружать меня своими проблемами и торопливо обнимала меня каждый раз, когда я говорила о войне, совсем не замечая, что оставляет мокрые пятна на моем плече, а её дыхание почти сразу сбивается. Однако именно такой и была моя Саммер – скромной, нежной, но с невероятно сильным стержнем внутри.
Саммер
Я не помню, появились ли у меня слезы на глазах, когда утром следующего дня к нам зашла мама Мари и проговорила «Уехала». Я помню лишь, что молча встала из-за стола и ушла к себе. Мне не хотелось выбрасывать от злости какие-то предметы в окно, рвать её письма, уничтожать всё, что упоминало о ней. Я знала, что она уедет. Знала ещё с первых дней. Но даже месяца мне не хватило, чтобы подготовиться к этой мысли. Даже месяца было недостаточно для того, чтобы я смогла принять, что она уедет. Однако этого месяца было достаточно для того, чтобы я поняла, что я целиком и полностью влюблена в Мари, что она – моя судьба, и никого другого я даже видеть с собой не хочу. Я не хочу, чтобы кто-либо другой подавал мне руку, когда мы поднимаемся на чердак высотки. Не хочу, чтобы кто-либо другой держал меня за руку. Не хочу, чтобы кто-либо другой говорил мне, что любит меня. Потому что я знала одно. Мари была единственным человеком, который совершал эти поступки от души, только потому, что ей так хотелось. И я полностью разделяла её желания. Я чувствовала её.
Первые 1,5 месяца она даже получала мои письма, могла отправлять мне ответные. Однако затем всё резко закончилось. Из новостей по радио (только оно работало в городе) я услышала, что на их батальон напали, списки погибших уточнялись. Но мне не нужны были эти чертовы списки. Я знала, знала, что её уже нет в живых. Что солдаты зашли с другого фронта ночью, когда никто не ожидал. Многие даже не успели проснуться, они просто расстреливали всех, кого видели.
… Прошло 2,5 недели прежде, чем нам пришло известие о её смерти. Чертовых 16 дней, понимаете?! И ровно через 4 часа после того, как их батальон был убит, война закончилась. Обе стороны конфликта заключили мирный договор. Моя Мари не дожила 4 часа до нашей встречи, до желанного освобождения.
А через несколько дней мне пришло её письмо, которое она отправляла в свой последний день. В нем она писала, что чувствует скорую победу, что ждет встречи со мной и просила ответить как можно скорее, дабы она смогла прочитать моё письмо в поезде и приложить своё фото, потому что она просто ужасно скучает. А на обороте едва заметно, видимо, карандашом, было написано: «Однако я знаю, что это конец. Что, скорее всего, всё не закончится, и мы с тобой больше никогда не увидимся. Просто запомни, что я тебя люблю, ладно? И буду всегда любить тебя, Саммер».
Едва слышное «Ладно» сорвалась с моих губ прежде, чем по щеке скатилась слеза, затем ещё одна, а после они посыпались градом, и я уже не могла остановиться. Впервые за всё это время ко мне пришло осознание того, что произошло на фронте. Пришло осознание того, что моей Мари больше нет. Её «ладно» отдалось эхом в голове, повторяясь снова и снова, пока голос не стих.
… Меня зовут Саммер Эванс, и я больше никогда не полюблю лето.
__________________
Последний раз редактировалось Hyde, 09.09.2015 в 13:02.
Ура, Гарретт у меня упер только часть оформления, но я справилась
Всем приятных подарков и приятного чтения!
*Ушла читать свой подарок*
Я не буду писать кто и что не сделал. В конце концов все и так поймут, когда мы сбросим маски.
Ребяяята, это потрясающе ^__^ Мы все огромные молодцы, особенно организаторы конкурса)
Мне оченьочень понравилась моя история, она просто настолько крута, насколько я и не могла себе представить ** Автор попал в стиль просто на 200% и написал все так, как я люблю. Атмосфера - бомбезная, написано отлично, все просто шикарно! А еще меня жутко заинтриговала надпись "Ту би континьед" Огромное-преогромное спасибо дарителю ^_^
Ну, угадывать я не умею, но попробую : D
Для Жемчужины писала Гакуто
Для Лисеночки писала Анора
Для меня писала Хайд (скрииины же, скрины )
Для Гакуто писала Акварель
Для Аноры писала Фарлавия
Все, я дебил, я даже предположить не могу, кто писал остальные работы
Большущее спасибо организаторам этого замечательного мероприятия, я с удовольствием почитала истории.
И огромное спасибо тому, кто написал историю для меня. Очень, очень понравилось! История просто супер!
Блин, там и вампиры, и рыжие, и умненькие, в общем, всё, что я так люблю. А как написано здорово, мне так читать понравилось, и скрины круты! Подарок чудесен, ещё раз спасибо.
Угадывать, кто что писал не буду, ибо предположений нет.
Итак, я прочитала рассказ для себя еще вчера, но вот пишу отзыв. Да. я очень торможу в последнее время.
Спасибо золотому человечку за подарок. Он офигителен. Обычно, когда я пишу заявку, то в голове автоматом у самой возникают какие-то зарисовки на тему и так далее. Но тут, что-то удивительное. Даже в своих переплетах мозга мне такое не представлялось! Огромное спасибо автору!
*что-то все затихли как-то...*
Вот я и прочитала, наконец, все истории!)
Спасибо моему "слону" (можно же так назвать дарителя по аналогии с Сантой?)))! Очень хорошо понимаю опасения, выраженные под катом - действительно есть такие темы, которые совсем-совсем не близки. Конечно, когда подаёшь заявку, в голове начинает складываться какой-то образ, какой может стать подобная история. И тем интереснее получить в подарок что-то неожиданное, лишний раз убеждаясь, насколько по-разному могут мыслить люди!) Не скрою, в моём сознании возникало нечто другое, но то, что получилось у автора, понравилось) Заказанное море в истории присутствует не только в прямом смысле, но и метафорически, так сказать, плюс оно выполняет роль "переходной зоны", дороги, наталкивающей на размышления, обнажающей опасения и тревоги. Океан как стихия и как то, чем ты можешь стать по своей сути, если пожелаешь... В общем, спасибо моему дарителю за старания на сложную для него тему, они не пропали даром! P.S. Музыка, кстати, оч помогла восприятию) И последний скрин - аххх!
Попробую немножко угадайки, хоть в этом и не особо сильна и снова не со всеми авторами тут знакома (если что, не обижайтесь моим предположениям)):
Для меня писала Farlavia
Для Огонь - EvilChild
Для cherise - Огонь
Для Gackt - Aqurell
Пожалуй, я иссякла Тот факт, что кто-то писал несколько историй, несколько сбил с толку, так что жду "снятия масок")
Спасибо организаторам за проведение чудесного "Слона", а так же за терпение и терпимость (в отношении лично меня в этот раз в том числе)!