Ваше творчествоТалантливые писатели и поэты, если вы хотите поделиться своим творчеством и опубликовать его, то делайте это в данном разделе. Нам действительно интересно о чем вы пишете и думаете.
Я вот думаю, фанфик ли это... Не знаю, куда его поместить.. Пока что сюда.
На создание сего меня подтолкнула одна песенка (а именно Sopor Aeternus & Ensemble of Shadows - In der Palastra), моя начавшаяся депрессия и прочтение предыдущих фанфиков.
Эта зарисовка относится самым непосредственным образом к моему неоконченному произведению, поэтому имя не раскрываю и употребляю везде "он". Происхождение действующих лиц также умалчивается. Из разряда того, что "не случится" и останется "по ту сторону кулис"...
Он падал с высокой скалы. В ушах свистел последний ветер, а мимо проносилась вся жизнь. "Братишка... Что же я наделал?" Проклятие исчезло, оставило его сердце навсегда - потому что он умер.
Грудную клетку распорол камень - ему даже было видно этот обагренный собственной кровью нож, созданный природой и прошедший насквозь. Этим и окончился полет. Он долго лежал с открытыми глазами, удивляясь, почему же он еще в этом мире. Бело-серое небо... Такое же, как он. Снежинки жгли лицо, но не таяли. Он закрыл глаза.
И провалился в темное бурлящее море. По крайней мере, сначала он думал, что в море. Но постепенно эта масса превращалась в мириады лиц и рук и начала кричать тысячами голосов. Все это были те, кого он когда-то уничтожил. Обугленные, поеденные временем и червями, окровавленные, они с жадностью тянулись к нему. Он попытался взметнуться в пространство как можно выше и дальше от этой ужасающей пучины... И вдруг он услышал мелодию, заглушившую крики и стоны жертв. Музыкальная шкатулка, напоминание о...
Смех, легкий шорох платья. Он не мог поверить своим глазам. Над бездной оживших трупов все сильнее раскачивалась на качелях...
- Жозефина? - вымолвил он.
Теперь она казалась намного старше. В ее глазах было нечто не совсем доброжелательное.
- Вот мы снова и встретились, мой любимый. Думал, мы больше не увидимся? - вновь зазвучал ее низкий и слегка хрипловатый голос.
Тот застыл в изумлении.
- Ты думал, что похоронил меня, - она горько усмехнулась и поглядела свысока на него. - Но наша любовь не умерла. Ты говорил тогда, что смерть не разлучит нас!
Жозефина спрыгнула с призрачных качелей, приземлившись прямо перед ним. Ее глаза вдруг наполнились тревогой и сожалением.
- Я не узнаю тебя. Я любила жестокого убийцу, коварного обольстителя, которому и смерть в подметки не годилась, ибо ты был страшнее ее. Я любила тебя так же сильно, как и ненавидела. Даже тогда, когда тебе было на меня наплевать, когда ты предпочел украсть возлюбленную своего брата, когда ты оставил меня умирать... Но что же теперь? Ты словно не тот, другой...
- Жозефина...
- Да, я, я! - едва не прокричала она. - Куртизанка, жившая среди отребья морского города, на которую уже никто не обращал внимания, потому что я была старухой!
- Я хотел тебя убить тогда...
- "Я делаю это из лучших побуждений, поверь, там тебе будет легче", - процитировала Жозефина. Это были слова, сказанные им давным-давно. - В тебя невозможно было не влюбиться и ненавидеть себя за это...
- Жозефина...
Она начала напевать ту самую мелодию из шкатулки, кружась в безумных плясках, и мертвые вторили ей, волнами покачиваясь из стороны в сторону.
Во второй раз его охватил страх, и он, онемев, наблюдал за этим зрелищем.
- Люблю твои огромные глаза, светящиеся злобой, твой дьявольский смех, и конечно же, твою улыбку, - шептала она сквозь леденящую душу песню.
Она обернулась.
- Выходит, сказки о магии и проклятиях не врали, - улыбнулась Жозефина. - Так теперь ты скажешь свое настоящее имя?
Автор: Машик
Фэндом: Скорая помощь
Рейтинг: Детский
Жанр: Виньетка
Пейринг: Намёк на Маркосьюзан
Бета: нету
Время действия: Начало девятого сезона
POV Сьюзан Льюис
В фанфике использована песня группы Queen - No one but you (Only the good die young)
A hand above the water
An angel reaching for the sky
Is it raining in heaven
Do you want us to cry?
Опять идёт дождь. Уже ноябрь и вода с неба льётся без перерыва, крупные капли молотят по асфальту, шуршат в пожелтевшей листве, разбивают зеркальну гладь озера, ударяются об спешно раскрытые зонты, собиираются в ручейкии текут куда-то, унося с собой опавшие желтые листья... Как и всегда в ноябре. Уже ноябрь. А умер ты в июле.
А дождь льёт и льёт, не переставая, не затихая и не успокаиваясь. Я стараюсь сдержать слёзы, сильно кусаю губы, но вскоре безудержно плачу, плачу посреди большого города, плачу вместе с этим тяжёлым свинцовым небом, плачу по тебе...
And everywhere the broken-hearted
On every lonely avenue
No one could reach them
No one but you
Когда мы узнали о твоей смерти, никто не смог сдержать слёз. Мы все знали, что скоро ты уйдёшь, знали, что скоро нам придет это письмо с безнадёжно чёрными словами "Марк умер сегодня утром в шесть часов четыре минуты..." Знали, что тебе оставалось только две недели, и вот они прошли... Знали и не хотели верить. В тот день вся больница замерла. Каждый здесь знал тебя и любил.То и дела я встречала в коридорах заплаканные лица медсестёр, санитаров, врачей... Заходя в смотровую, была вынуждена извиняться и чуть ли не бегом уходить оттуда, замечая, как кто-то спешно вытирает слёзы.
А пациенты? В тот день их было особенно много. И каждый третий просил позвать доктора Грина. Сначала я говорила, что ты сегодня не работаешь, а потом стала просить Картера рассказать им. Джон справился, хотя голос его сильно дрожал. И пациенты замолкали.
Все скорбили о тебе. Ни о ком больше... Только о тебе.
One by one
Only the good die young
They're only flying too close to the sun
And life goes on
Without you
Ты больше не приходишь каждое утро в больницу, не врываешься, на ходу натягивая перчатки, в травму, уже никто не кричит "Позовите доктора Грина!", когда попадается особенно сложный случай. Тебя уже нет... А жизнь продолжается. Всё так же привозят пациентов, всё так же Керри ругается с Романо, всё так же накрывают простынёй тех, кого уже не спасти, всё так же мы в конце смены засыпаем, прислонившись к холодной, облицованной кафелем, стене травмы. Всё так же, как раньше. Но без тебя.
Another tricky situation
I get to drowning in the blues
And I find myself thinking
Well, what would you do?
Я прихожу в больницу и надеваю халат. Твой шкафчик до сих пустует. Картер убрал с него табличку с твоим именем, но я до сих пор помню, как ты открывал его, вешал на шею стетоскоп, желал всем удачной смены и шёл работать. Теперь вместо тебя это делает Картер. Он не пытается заменить тебя - он пытается подражать тебе. И я благодарна ему за это. И не только я. Уивер просила его постараться занять твою место в нашем коллективе, и ты говорил ему тоже самое. Теперь Картер задаёт тон. А мне не хватает тебя. Не хватает. И я часто ловлю себя на мысли, что когда лечу пациентов, думаю, что бы ты сделал и потупаю так же.
Yes, it was such an operation
Forever paying every due
Hell, you made a sensation
You found a way through
Прошло уже почти полгода, а я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что тебя нет. Все остальные более-менее привыкли, что теперь главные в нашем отделении - Уивер и Картер. А я до сих пор ищу в больнице тебя. И не только я не верю в твою смерть. Ещё Элизабет. Мы с ней почти не разговариваем, тем более не разговариваем о тебе, но когда мы встречаемся, каждая вспоминает тебя. А однажды мы с ней столкнулись возле твоей могилы. Я пришла туда просто так, неизвестно почему, просто свернула вдруг со знакомой дороги. Элизабет очень удивилась, увидев меня там. Я начала рассказывать ей о тебе, о том, как ты догонял мой поезд, когда я уезжала в Феникс. Мы никогда не были с ней подругами, но здесь... Мы обе очень хорошо тебя знали и обе тебя любили. А потом я расплакалась. А она стала меня утешать. Смешно: твоя жена утешает твою подругу. В фильмах всё обычно наоборот - убитые горем жёны, задрапированные в чёрную вуаль. Но Элизабет молодец, она держится. Держится ради Эллы.
One by one
Only the good die young
They're only flying too close to the sun
We'll remember
Forever
В приёмное приходят новые врачи, практиканты, студенты, сестры... Новые приходят, а старые уходят. Из нашей старой гвардии остались только я, Уивер и Картер. Нельзя сказать, что с новенькими работается хуже, нельзя сказать, что они плохие люди - нет, но иногда я скучаю. Скучаю по старым временам, по девяносто шестому году, когда вы с Дагом играли во дворе больницы в баскетбол, Картер был ещё студентом. Скучаю по Дагу, по Кэрол... И по тебе. Недавно Рэнди нашла наши старые рождественнские фотографии. И мы снова вспомнили тебя. И грустно улыбнулись. Мы будем тебя помнить, Марк. Всегда.
And now the party must be over
I guess we'll never understand
The sense of your leaving
Was it the way it was planned?
Говорят, лучшие люди всегда уходят первыми. В корне неверно. Судьба не выбирает ни по какому принципу - она бросает жребий, а там - кому выпадет. Тридцать восемь лет... Ты ушёл рано, очень рано. Ты спас сотни жизней, а сам умер в тридцать восемь лет. Почему? Почему именно ты? Почему именно сейчас? Почему так рано? Почему ты должен был умереть? Я задаюсь этими вопросами, безуспешно ищу ответы, которых нет, рисуя на запотевшем окне улыбку. Улыбку. Хотя мне снова хочется плакать.
So we grace another table
And raise our glasses one more time
There's a face at the window
And I ain't never, never saying goodbye
Моя жизнь как будто разделилась на две половины: с тобой и без тебя. Ты был моим лучшим другом, ближе тебя у меня не было никого. Совсем никого. Я была рада за тебя, когда узнала, что ты женат и у тебя подрастает вторая дочь. Действительно рада, что ты наконец счастлив. Но... раньше мы были одиноки оба, а теперь я осталась одна. А потом Элизабет ушла от тебя. И оказалось, что опухоль вернулась. Я пыталась поддерживать тебя, я научилась улыбаться так, чтобы ты не видел, как мне хочется сейчас разрыдаться, прижаться к тебе и не отпускать никогда. И не отдавать тебя смерти. Я до последнего дня не верила, что ты умрёшь. Я верила в чудо.
Я всё время вспоминаю тебя, представяю, как ты улыбаешься, как отчитываешь Малуччи, как засыпаешь в ординаторской, вшая на дверь записку "не будить до шести утра", хотя знаешь, что всё равно разбудят. Может быть это и ненормально, но я не готова признать, что ты уже не со мной. Я никогда с тобой не попрощаюсь.
One by one
Only the good die young
They're only flying too close to the sun
Crying for nothing
Crying for no one
No one but you
К нам каждый день привозят пациентов. Каждый день мы обьявляем время чьей-то смерти и выключаем ставший бесполезным монитор. Каждый день мы сообщаем родственникам, что кого-то спасти не удалось. Каждый день мы видим чужие слёзы. А сами не плачем. Мы научились пропускать чужие страдания через себя, не оставляя от них ни следа в наших душах - у нас такая профессия. Мы научились не плакать. И мы не плачем ни по кому.
Ни по кому, кроме тебя.
Близко к сердцу прошу не принимать, фанфик скорее смешной, чем серьезный, заранее прошу прощения у мистеров Брайана Мэя, Роджера Тэйлора, Фредди Меркьюри и Джона Дикона. Да, ещё даже у Пола Роджерса извинения попрошу - его скромная личность тут тоже присутствует.
Поклонникам Пола Роджерса сие лучше не читать. Ну не люблю я его да, проехалась по нему от всей души
Название: Нету названия... Пока
Автор: Машик, то есть я
Фэндом: Queen
Бета: Небеченные ходим
Рейтинг: Детский
Пейринг: Брайан\RedSpecial, Роджер\RedSpecial
Тайм-лайн: Наши дни, может чуть пораньше
Герои:
Брайан Мэй - гитарист группы Queen
Роджер Тэйлор - барабанщик группы Queen
Пол Роджерс - солист группы Queen+Paul Rogers
Анита Добсон - жена Брайана Мэя
Фредди Меркьюри - солист группы Queen
Джон Дикон - бас-гитарист группы Queen
RedSpecial - самодельная гитара Брайна Мэя.
Преупреждения: черный юмор
- Бабушка, ты умрешь?
- Умру.
- Тебя в землю закопают?
- Закопают.
- Глубоко?
-Глубоко.
- Вот тогда я и буду твою швейную машину вертеть!
К. Чуковский. От двух до пяти.
Жизнь Брайана Мэя, гениального гитариста и композитора всемирно известной британской группы Queen, всегда текла спокойно и умеренно. Конечно в ней были своего рода неприятности - такие, как похмельные утра, порванные струны на RedSpecial, гвоздь в ботинке, подложенный туда Роджером Тэйлором, развод с женой, и, конечно, трагическая смерть его друга и лидера группы - Фредди Меркьюри, - нет, неприятностей, потрясений и прочей гадости в жизни гитариста хватало, но в целом Брайан считал, что судьба его сложилась довольно удачно и никогда не жаловался на неё.
Но эта его жизнь однажды круто изменилась. Изменилась тогда, когда Брайан Мэй решил сколотить новю группу под названием Queen + Пол Роджерс и в качестве ведущего солиста взял туда этого самого Пола Роджерса. С этого самого дня спокойный сон ушел от гитариста величайшей британской группы, забыв пообещать когда-либо вернуться. Потому что мистер Пол Роджерс не мог спеть не то, чтобы "Show Must Go On", для исполнения которого нужен был довольно сильный голос, но даже сравнительно простенькую "Fat Bottomed Girls". Собственно, пел Роджерс и другие песни, но эти две были Мэевские, и любил их Брайан почти так же, как своих немногочисленных детей, а может даже чуть больше, поэтому он принимал очень близко к сердцу каждую неправильную ноту, коих там в исполнении Пола Роджерса вдруг появилось неимоверное количество.
- Пол! - орал Брайан на репетициях, в отчаянии вырывая их головы последние кудри, - Пол, если ты будешь подолжать так петь, то я... - Мэй подумал, мучительно соображая, чем бы таким страшным пригрозить горе-солисту, - Я умру, Пол! - нашелся он.
Собственно, когда гитарист и композитор гениальной британской группы произносил эту фразу, он вовсе не думал умирать - он хотел просто припугнуть Роджерса. Но Пол, неожиданно для всех, принял угрозу мистера Мэя всерьёз и запел "Шоу маст гоу он" с такой энергией, что музыкальный слух Брайана на время отказался служить хозяину. Когда Брайан обнаружил, что способность слышать медленно, но верно, снова возвращается, он попытался изобразить на лице улыбку и медленно проговорил:
- Ну вот, уже лучше...
Этим бы дело и кончилось, если бы в тот момент, когда Брайан грозил собственным уходом на тот свет, мимо комнаты, где все это происходило, на нетвердых, по понятно какой причине, ногах, не проходил гениальный барабанщик величайшей британской рок-группы, Роджер Меддоус Тэйлор. Он услышал фразу друга о его будущей смерти, содрогнулся от последующего за фразой вопля новоявленного солиста (только изрядная порция выпитого спиртного спасла ударника от немедленного обморока) и медленно и задумчиво утопал в шикарную гостиную Брайана, упал там в покрытое медвежьей шкурой кресло и глубоко задумался.
В его жизни, жизни барабанщика великокой группы и просто хорошего человека, все, равно как и у Брайана, складывалось просто прекрасно. Девушки сходили по нему с ума, палочки ломались крайне редко, спиртное не заканчивалось вообще никогда. Казалось бы, чего мистеру Тэйлору было ещё желать? Но, как известно, сколько человеку не дай, ему все равно будет мало. Вот и у Роджера была мечта. Мечта, которой он грезил в течение последних двадцати лет своей жизни. О которой он думал в алкогольном угаре и в трезвом состоянии. Эта была она. Это была RedSpecial. Роджер ещё никогда и ничего так сильно не хотел. Красная Леди была прекрасна. Она блестела в свете прожекторов. К её обладателю притягивались восхищенные женские взгляды. Тот, у кого в руках был сий инструмент, сразу становился героем дня. Но здесь было одно "но". И это самое "но" не давало Роджеру покоя те же самые двадцать лет. Как бы прекрасна не была RedSpecial, её единственным и полноправным хозяином был Брайан. А на скромный лепет Роджера о "подержать" и "поиграть", грозный Мэй отвечал не менее грозным "Не дам!". И Роджеру приходилось дальше стучать в свои барабаны или одалживать у Фредди "Фендер Телекастер" - поиграть. Добрый Меркьюри никогда не отказывал барабанщику: "Хорошо, Родж, только оставь на ней хотя бы три струны - мне ещё Crazy Little Thing Called Love играть". Но когда Тэйлор бренчал на несчастном "Фендере", а потом в спешном порядке - за две минуты до выхода Фредди на сцену - прикручивал к нему обещанные солисту три струны, перед его хмельным или трезвым - в зависимости от ситуации- взором, все рано была ОНА. Его Красная Леди. Которая по какой-то непонятной барабанщику иронии судьбы целиком и полностью принадлежала Брайану.
Но сейчас, Брайан решил умереть - Роджер это ясно услышал, хотя сразу же вслед за этой фразой послышалось "пение" Пола, которое на некоторое время лишила всех собравшихся сегодня в доме Брайана Мэя слуха, Тэйлор был уверен, что не ослышался. Немного поразмыслив, он решил, что, как бы печально это не было - а это было печально, Роджер все-таки очень любил и уважал Мэя (хотя иногда и боялся его грозного голоса) , но во всем этом можно найти и хорошие стороны. Во-первых, поклонницы. Если Брайан пропадет со сцены, то навряд ли поклонницы Queen будут смотреть на новоявленного солиста - некрасив он больно и кривоног. Значит у них остается только один обьект для поклонения - Дикон-то скрывается где-то в девственных лесах Франции. И этот обьект для поклонения - никто иной, как барабанщик, великолепный во всех отношениях Роджер Тэйлор.
Вторая хорошая сторона заключалась (когда Роджер начал думать эту мысль он прямо подпрыгнул от вдруг нахлынувшего озарения). Вторая сторона заключалась конечно же в ней. В НЕЙ. В RedSpecial. Сообразительный Тэйлор рассудил, что наврядли его друг, гитарист и композитор Брайан Мэй, так любит свой инструмент, что потребует, чтобы Красную Леди похоронили вместе с ним в одном гробу, а значит, великолепный гриф, не менее потрясающие струны и все прочие части это гитары вдруг станут вакантными! Тут Роджер зажмурился от удовольствия, став очень похож на кота Ваську, который Бог знает как проник в погреб и выел там весь двухлетний запас сметаны, особо не задумываясь о последствиях.
В состоянии этого блаженного КотоВаськинского состояния мистер Роджер Тэйлор пребывал ещё минуты три, как вдруг ему в голову ударила мысль. Ударила больно. Мысль была проста до крайности и настолько же страшна. А с чего это вдруг он, барабанщик гениальной британской группы, решил, что Мэй оставит свою гитару именно ему? Может, он Дикна больше любит. Да и на гитаре Джон играет лучше. А может ещё... - тут личико Роджера перекосило страшной гримасой отчаяния - может ещё оставить RedSpecial этой... Аните. Оа же ему жена все-таки, как не как, а сентиментальному Брайану глубоко наплевать, что она на гитаре играть не умеет - сентиментальный Брайан скажет, что Красная Леди - это память о счастливых годах, которые он и Анита Добсон провели вместе. Ведь может же! Он же и подозревать не будет, как ранит тем самым сердце своего ближайшего друга Роджера Тэйлора.
Ещё немного подумав, Роджер решил прямо сейчас пойти и прояснить эту туманную ситуацию. Приняв это решение, мистер Тэйлор рывком поднялся с кресла, подождал, пока комната перестанет расплываться перед его хмельным взором и направился на поиски Брайана Мэя.
А Брайан Мэй, гениальный гитарист и композитор, тем временем сославшись на головную боль, скручивание ушей в трубочку, распрямление кудрей и на прочие недуги человечества досрочно прекратил репетицию с Полом Роджерсом и уединился в спальне, принявшись усиленно делать вид, что читает газету - на самом же деле, Брайан просто спал, прикрыв свое симпатичное лицо позапрошлогодним номером "Таймс".
В таком сонном состоянии и нашел его Роджер. Он помнил, что Брайан бывает крайне зол, когда его отвлекают от.... изучения позапрошлогоднего номера "Таймс", но жажда узнать будущую судьбу RedSpecial оказалась сильнее страха перед кулаками гитариста. И поэтому Тэйлор приблизился к длинному даже в горизонтальном состоянии Мэю и, осторожно потрепал того за кудри, позвал:
- Брайан?
- Ну? - отозвался из-под газеты Мэй.
- Брайан, - Роджер поудобнее устроился на краю кровати композитора и гитариста, положил руки на колени и начал свой допрос. Ему было очень страшно и единственное, что до сих пор удерживало его в спальне друга - Красная Леди, образ которой стоял у него перед глазами.
- Брайан, ты умрешь?
- Угу, - раздался из-под позапрошлогодней информации голос гитариста, который совершенно справедливо рассудил, что "все там будем"
- Брайан, - продолжил Тэйлор, на глазах наполняясь надеждой, - А тебя в землю закопают?
- Угу, - индифференто ответил Мэй.
- Глубоко? - не веря своему счастью спросил Роджер.
Тут Брайану показалось, что он начинал постепенно терять логику в вопросах друга. Смысл он прекратил там искать ещё в семьдесят каком-то году, но вот логика... Если Ро на старости лет и её потерял... Обеспокоенный Брайан убрал с лица газету и, с любопытством взглянув на барабанщика, ответил:
- Ну, глубоко. Только Роджер...
Но закончить свой вопрос гитарист и композитор величайшей британской группы Queen так и не успел. В голубых глазенках Роджера вдруг засветилась детская радость.
- Вот тогда... - сказал он, - Тогда я и буду на твоей RedSpecial играть! - и, не дожидаясь реакции Брайана, Роджер выскочил из комнаты, напевая на ходу "While my guitar wently weeps".
А Брайан пожал плечами, решил, что его друг, похоже, окончательно свихнулся, подобрал с пола упавший туда лист позапрошлогодней газеты, накрыл им свое крайне симпатичное лицо и блаженно заснул.
Снилась ему, конечно же, RedSpecial.
Последний раз редактировалось Чудовтапках, 10.02.2009 в 21:42.
Автор: Игнис
Отказ: Все герои принадлежат Дж.К.Роулинг
Рейтинг: всем можно)
Привычно сидеть, обняв колени. Прижаться к стеклу, чтобы унять головную боль. Крепко-крепко сжать зубы, чтобы не видно было слез. Смотреть на снег, ванильный от света фонаря, чтобы не думать, не думать об этом. Вдыхать полной грудью запах зимы, чтобы забыть другой, столь родной, аромат.
Он умер... Он ушел... Он больше не придет... Не обнимет... Не погладит... Не чмокнет в макушку... Не найдет в темноте спальни твои губы... Не притянет к себе... Не уснет, положив голову тебе на грудь...
Боль стала частью твоей жизни. Ты научилась погружаться в нее с головой, выискивая на задворках памяти образы, события, запахи. Последнее, что осталось с тобой. Хотя нет... Есть еще немного... Единственное письмо. Газетная вырезка. Множество книг по ЗОТИ. И зелье от ликантропии. И боль. Боль там, где когда-то было твое сердце.
Ты знаешь, что последняя битва не пощадила многих. Что не ты одна осталась с пустотой. Но остальные смогли пережить. А ты не смогла. Твои волосы навсегда приняли серый цвет, как тогда, когда вы еще не были так безоблачно счастливы. Кожа стала бледной, а из глаз ушел тот особенный свет, что отличает влюбленных. И они тоже стали серыми. Но для кого тебя теперь быть красивой? Он ушел навсегда. Он умер...
А сегодня Рождество. Но ты даже не включишь свет. Зачем? Все равно никто не придет. Да и тебе и не нужен никто, кроме него. А он не придет. Никогда.
Вдруг раздается стук в окно. Прилетела сова. С письмом. Для него. Предложение работы.
Ты задумчиво перечитываешь письмо. Берешь перо и пишешь ответ. Пишешь, что Римус Люпин преступит к работе. И отправляешь письмо.
Зачем... Хотя он бы точно не отказался от работы. И точно к сроку приступил бы.
Ты снова смотришь на ванильный снег. Такой же был когда вы целовались первый раз... И снова погружаешься в пучины воспоминаний.
Но... Поворачивается ручка. Открывается дверь. И заходит он, принося с собой запах ванильного снега.
- Извини, любимая. Я задержался.
И ты кидаешься к нему в объятья. Он живой, настоящий. Немного холодный. Но такой родной...
- Но... Как? - он закрывает твой рот ладонью.
- Не надо. Есть кое-что, что выше нашего понимание...
- Магия?
- Нет... Это волшебство другого порядка. Да и потом, не мог же я не поехать, после того, как ты дала обещание...
Небольшая сказочка-фанфик на игру "Perfect World", поэтому присутствует игровой жаргон)))
Аномалия
Жил-был на белом свете моб. Не большой, не маленький, средненький такой, в общем. Моб, как моб - четыре лапы, четыре уха и два набора зубов. Ну, и шерсть еще, конечно. Серая и в меру лохматая.
Охотился он на зеленом берегу реки, болтал с росянками да с сородичами, гонял зазевавшихся игроков, ну, и помирал, иной раз. То от топора, то от меткого заклинания, а то и от зубов какого-нибудь зверя. Обычная мобская судьбина, и ничего уж тут не поделаешь!
Вот, как-то раз, бродил он у подножия горы Бурхан. День больно жаркий выдался, так что прогулка в теньке была особенно приятна. Вдруг, слышит, за зеленым холмом визг-писк, да звуки битвы. «Пищит росянка, шипит «Вихрь», стало быть, жрец охотится…» - так моб подумал, да и потрусил неспешно на звук. «Жрец – это хорошо… Жрец – это не только полнорационный обед, но и перья на сувениры! Косточки тонкие, хрусткие, хотя и мяса мало. То ли дело воин или тигр, такого - на пару дней пировать, конечно, если силенок хватит!» Вышел моб на вершину холма, по-хозяйски оглядел луг… Да вот же! Росянка уже растаять успела, а жрец, вернее, жрица, деловито рассовывает по кармашкам нехитрое росянкино богатство. Мягкие волосы медовой волной на лицо упали, тонкие пальчики тесемку на рюкзаке затягивают, рядом «Инь – Ян» золотой кромкой посверкивает. Постоял моб, облизнулся. « Да ну ее, тощща больно…» - и потрусил под дерево. Вальнулся на бок – благодать! А сам за девчонкой-то поглядывает одним глазком. Скушно…
А жрица, меж тем, рюкзачишко свой на плечико махнула, и цепким глазом луг обшаривать принялась. «Ишь, охотница выискалась!»-посмеивается про себя моб. «Еле-еле душа в теле, а туда же! Геройствовать!»
Пока девица жертву себе метила, аккурат за спиной у нее новая росянка отреспилась, да, не будь дурой, первой-то и напала. Глядь-поглядь, и уж стоит красоточка в зеленом ядовитом облаке по самые уши и откашливается. «Вот ведь оно как, не зевай тут у нас по сторонам!» - лениво зевнул моб и улегся поудобнее битву смотреть.
А жрица веточкой ивовой изогнулась, ручки свои тоненькие воздела – и словно волна силы рыжие волосы по сторонам разметала. Аж воздух загудел! А с нежных пальчиков золотой огонь сорвался и росянку закружил-завертел, только листики посыпались! Собрала девчонка барахлишко и дальше побежала. А моб под деревом своим лежать остался.. «Вот оно ведь как! Не каждый охотник тут один бегать отваживается. А эта фитюлька хрупкая что вытворяет!»
И стал с тех пор моб жрицу эту высматривать – не загорится ли золотой огонь, не мелькнет ли где рыжим всполохом медный волос.
Сколько дней и ночей с тех пор миновало, не ведаю, да только повстречал моб зазнобу свою на том же самом месте… Вот только не росянок она уже била…
Идет, шаг пружинит, волосы янтарным светом слепят, а глаза - словно трава весенняя. До мельчайших деталек рассмотрел ее моб, до золотой пряжечки на сапожках, до мелкой нежной веснушечки на носике…
Вдруг, как из воздуха, соткался крылатый лук у нее в руках, а как уж она стрелу пустила, моб и заметить не успел. Почувствовал только, как острое что-то в тело входит и разрывает там внутри все на тысячи мелких кусочков. А у девчонки вдруг глаза золотом засветились, руки она подняла и пальцы заклинание плести стали… А моб стоит, смотрит – насмотреться не может. Вот уж сил осталось лишь на один вздох, вокруг карусель золотая, сердце в этом золоте тонет, захлебывается, а моб все стоит и смотрит. Смотрит…
Налл привычным жестом встряхнула кисти рук, сбрасывая на землю золотые капли неизрасходованного заклинания. Задумчиво отвела рыжую прядь за ухо и пробормотала:
- Странно… Лаги, что ли? Стоял, как вкопаный, не агрился, не нападал… Аномалия какая-то!