Футарк | Futark - Страница 2 - Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2

Aisgil · 24.11.2009, 22:52

тык

Aisgil · 16.12.2009, 20:54

Часть третья. Отилия.

У Отилии знатный двухэтажный дом, красный, оттенка планирующих листьев. Красный — самый почетный цвет, его носят только самые важные люди, старейшины. Дом самый большой и самый красивый в поселении, он служит главным зданием администрации. Отилия не хотел туда переезжать после избрания, говорил, что ему нравится дом, что он сам некогда построил, но таков порядок, что старейшины со своими семьями должны жить в этом доме.

Я никогда раньше не был внутри, поэтому и стоял с полдюжины минут, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании, любуясь фасадом.
Чего я ждал, не известно даже мне самому, но, как ни странно, я дождался; из распахнутого окна на втором этаже выпала рыжая ткань, я счел это добрым знаком и, подобрав ее, направился в дом старейшины.
Дом внизу практически не обставлен: пустота, в лучах света тают снопы пылинок. Пыль, похоже, была единственной мебелью во всем доме. Здесь было странно тихо, настолько, что слышишь стук чужого сердца лучше собственного дыхания.

Я старался идти как можно тише и смотрел только под ноги, чтобы не нарушать эту царственную тишину и упрямо шел на звук. Когда я поднялся наверх, то был очень удивлен: первый этаж явно не был жилым, ну а второй был хорошо обставлен, в нем чувствовалось многолетнее присутствие человека. Я встал и начал осматриваться, здесь было уже не так светло, как внизу, но тишина перестала быть такой вязкой — я перестал слышать свое дыхание и стук чужого сердца, на который я шел.
— Отдай ткань, мальчик, а то совсем замусолишь,— голос шел, определенно, справа.

Я повернулся и посмотрел в глаза Отилии.
— Она выпала из вашего окна,— сказал я, протягивая тряпицу.
— Но ты же не за этим пришел, так?
— Да,— кивнул я.
— Может расскажешь, зачем тебе я понадобился? Или мне пытки устроить, чтобы ты озвучил суть проблемы?— Отилия улыбался ртом, но глаза сохраняли то же самое бесстрастное выражение.
— Да. Я… спас человека,— я опустил взгляд.

— Вот как? И кто это был?— старейшина заметно оживился.
— Это был мой друг, Лагуз. Самый близкий мне человек после матери. Почему же это плохо?
— Как тебя зовут, мой мальчик?
— Ингуз.
— Садись, Ингуз, рядом. И расскажи мне все, что приключилось.
Рассказывал я недолго, но очень, даже слишком, эмоционально, периодически срываясь в крик.

Выражение лица Отилии по ходу моего рассказа несколько раз менялось, но глаза были все так же спокойны и равнодушны. Тело не двигалось вовсе, только мимика, создавалось жутковатое впечатление, что лицо его живет своей отдельной жизнью, а глаза уже давно умерли.
— Понимаешь, спасти человека, не важно, какого — это не плохо,— сказал он, когда я окончил свое повествование.
— Но почему тогда все говорят, что это плохо? Почему нас приучают к этому с пеленок, толком не объясняя почему???

— Потому, что спасти человека страшно. И не перебивай,— спокойно ответил он,— я тебя выслушал, теперь ты слушай меня.
— Хорошо,— согласно кивнул я.
— Понимаешь, если ты спас человека, то ты умрешь его смертью. Неизвестно когда это произойдет, видимо, когда придет твое время, но ты обязательно умрешь от Падучего Камня. Так уж заведено. Теперь ты знаешь, как ты умрешь. Это тяжкое знание, многие люди из тех, кто спасал кого-либо, даже случайно, как ты, сходили с ума. Они шарахались от лесов или рек. Ну, в зависимости от того, где они спасли кого-то. Всех детей учат тому, что спасать других плохо, потому что не желают своим детям безумия. А теперь ступай, мне нужно отдохнуть. Ты уже большой мальчик, тебе уже семью заводить можно, живи своей жизнью. Падучие Камни не так часто летают на землю. А это значит, что ты проживешь долгую жизнь.

— Расскажите мне про Падучие Камни,— я захотел знать больше о своей смерти, раз уж узнал что-то.
— Нет-нет. Я устал, оставь меня.

Aisgil · 22.12.2009, 01:05

Бонус
Картинки для настроения

Много картинок

Aisgil · 09.02.2010, 18:15

Часть четвертая. Соулу.

После того случая Лагуз стал от меня шарахаться. Это приключение не получило широкой огласки, об этом знали только мы с Лагузом, такая домашняя тайна. Удивило меня больше всего то, что он даже не заинтересовался тем, что мне сказал Отилия. Лагуз не хотел со мной общаться вообще. Наши матери по-прежнему виделись, они не понимали, почему мы сторонимся друг друга, да и все окружающие видели, что между нами вдруг стали натянутые тонкой синей нитью отношения, но вдаваться в подробности не стремились. Мало ли что там по молодости приключилось? Может, девчонку не поделили какую. Хотя никаких девчонок между нами не пробегало, только Падучие Камни. Я четко представлял, что бы было, если бы все узнали, что случилось. На меня бы все смотрели косо, как будто это заразно, ведь все считают, что спасти человека плохо, но кроме старейшин никто не знает, что на самом деле это страшно. Отилия строго наказал никому не рассказывать, а на деле вышло, что и рассказывать-то некому.
Я остался предоставленный самому себе. Думал, что теперь так и не узнаю, что за истории рассказывали приезжие протапы. Да и не хотел узнавать, честно говоря. Все чаще я ходил в лес к Падучему Камню, смотрел на него часами, если не было дел; как-то хорошо думалось рядом с ним. Нормальный человек бы не стал этого делать из страха, но мне уже было все равно. Я понял, что не повзрослел, а состарился. Прибавился опыт, но не прибавилось мудрости, глупость моя все так же оставалась при мне, я не думал о том, как мне теперь жить, постепенно отказываясь от подобных мыслей. Мне абсолютно все стало безразлично — пусть идет, как идет, а там увидим.
Спустя долгие, тягучие, словно патока, дни я все так же стоял на краю лунки и смотрел на этот большой камень, упавший с неба.

Я созерцал. Теперь, когда я проводил много времени наедине с самим собой, я постоянно любовался природой, чего раньше за мной не водилось. В один из таких дней, мне неожиданно пришло в голову, что я слишком много времени провожу у этого камня, вместо того, чтобы действовать. С другой стороны, как я могу действовать? Ведь уже все предопределено. Вот именно! Как же я раньше не понимал этого? Надо спасти еще человека, или трех человек, или пятерых, и в этом случае я смогу выбрать себе смерть сам.
Я решительно зашагал обратно в наше поселение, ведь теперь у меня появилась цель. Занятый этими мыслями, я и не заметил, что пришел довольно быстро. На окраине занимался пожар, и мне не потребовалось даже мгновения, чтобы принять решение. Я принял его гораздо раньше, и у меня было достаточно времени обдумать его по дороге в поселение. Когда я подбежал к месту искусственного зарева, то увидел людей, что толпились у горящего дома. Все внимательно смотрели, и никто ничего не собирался предпринимать, только ставки делали, сколько дом продержится. Обычное дело. Я и сам раньше так поступал, но теперь все изменилось.
— Кто-то есть внутри?— спрашиваю у первого попавшегося.
— Да, там осталась бедняжка Соулу. Мы скорбим,— ответил мне какой-то мужчина.
Я понесся сквозь толпу напролом к дому.

Перед тем, как войти в пламя, я обернулся и увидел, что люди удивленно смотрели мне в след, они просто не понимали, как такое может произойти, чтобы человек добровольно шел кого-то спасать. Так же не принято, это же безумие! Самый непонимающий взгляд был у Лагуза.

Я вспомнил кто такая Соулу, вбегая в дом, она была весьма красива и очень нравилась мне. Я попробовал несколько раз прокричать ее имя, но когда это не принесло никаких результатов, я стал метаться по горящим лестницам и комнатам. Я не понимал, что делаю, перестал чувствовать жар и стал фантастически спокойным.

Нашел я ее на втором этаже, эта невероятно красивая девушка лежала на полу без сознания, и, даже в такой обстановке, я залюбовался ею. Через несколько минут я закашлялся от большого количества гари и дыма, поэтому мне надо было действовать быстрее, а не глазеть по сторонам. Я бережно обхватил девушку руками и быстро побежал вниз.

Было очевидно, что скоро дом рухнет, ведь он уже практически весь был объят пламенем. Я выбежал на улицу в гущу событий, и народ резко смолк после моего появления. Я сам стал событием. Все показывали на нас пальцами и шептались, в этот момент у меня возникло ощущение гордости за себя. Я же пошел против устоев, и я не колебался, принимая такое странное решение, а это значит, что я чего-то да стою и знаю, чего хочу.
Соулу закашлялась и показала другие признаки жизни, видимо, свежий воздух пошел ей на пользу.

— Я уже умерла?— голос ее был еще очень слаб.
— Нет, ты жива,— улыбнулся я.
— Но тогда почему…— фраза закончилась мучительным кашлем.
— Я тебя спас.
— Ты что, сумасшедший?— глаза ее округлились.
— Можешь считать и так, но мне кажется, что такая красота не должна пропадать в пожарах. Она вообще не должна пропадать.
Я посадил ошеломленную Соулу на лавку рядом с колодцем и пошел домой.

Aisgil · 11.02.2010, 18:05

Часть пятая. Неодобрение.

Я рубил дрова позади дома и думал обо всем, что случилось за последние дни. Время то растягивалось, то сжималось в моих воспоминаниях, я присел на пенек от нахлынувших переживаний— эмоции, оказывается, утомляют. Я не знал, что делать дальше, ведь со мной перестали общаться все, разве что Лагуз и Соулу бросали заинтересованные взгляды в мою сторону, но и они хранили молчание. А я сам уже не знал, зачем я совершил эти поступки, почему не подумал обо всех последствиях содеянного. Да, они ходят рядом со мной, они живы и у меня появилась возможность выбрать себе смерть. Хотя я уже не был ни в чем уверен. Я продолжал жить в нашем поселении, но словно стал мертвым для окружающих, и только мама обращалась ко мне, как к живому. Она единственная не скрывала, что видит меня, и единственная, кто разговаривал со мной.
— Мам, я что, плохой?

— Нет, мой хороший, просто ты безумен,— она ласково улыбнулась и погладила меня по голове. Она была абсолютно убеждена в том, что я сумасшедший, но продолжала любить своего единственного сына.
— Мам, я и Лагуза спас,— поднял я на нее свои глаза,— тогда, в лесу. Но это вышло совершенно случайно, я не хотел тебе рассказывать.
— Ингуз, что же ты за ребенок такой, — глубоко и очень горько вздохнула мать,— тебя спрашивал Отилия. Наведайся к нему.

— Мам, я не хотел тебя огорчать. Я тебя очень люблю, мам.
— И я тебя, ты же знаешь. Ступай, сынок.

— Всегда знал, мам.
Я быстро переоделся и направился вниз по улице к дому Отилии. Прохожие не здоровались, но оборачивались и смотрели мне в след, словно я привидение, они шептались за моей спиной. Я ощущал их взгляды затылком, я чувствовал их неодобрение и сочувствие по моему безумию, кожей. Становясь слишком материальными, их слова прилипали ко мне настолько ощутимо, что мне захотелось срочно окунуться в холодную воду и смыть с себя всю эту дрянь.
В доме Отилии все было по-прежнему: запустелый пыльный первый этаж. Я уже подошел к лестнице, чтобы подняться наверх, но меня смутил неожиданный скрип половиц.
— Какой ты шумный, Ингуз,— звук голоса долетел до меня откуда-то сбоку. Я повернулся. Отилия стоял в гуще тающей пыли.

— Вы меня звали?
— Ты спас Соулу вчера, вынес ее из горящего дома. Это так?— сказал он скорее утвердительно.
— Да.
— Знай, что на самом деле многие рады этому, просто они боятся заразиться твоим безумием. Хотя ты создаешь впечатление более здорового человека, чем многие из наших жителей. Скажи мне, почему ты это сделал?— Отилия чуть прищурился.
— Я решил, что мне уже нечего терять, но я ошибался, и теперь со мной никто не разговаривает, только вы и моя мама. Я словно умер, а вы — единственные, кто может вызывать духов.

— Но ты не умер, будь уверен,— он улыбнулся,— и еще я не умею вызывать духов.
— Мне казалось, что я смогу сам себе выбрать смерть, если спасу кого-то еще. Даже не знаю, почему пришел к такому выводу.
— Ты прав, это действительно так и есть. Теперь у тебя есть два варианта смерти.
— Вот как… Вас не смущает, что вы в пыли?— сам не знаю, зачем задал этот вопрос.
— Она тает, поэтому не страшно, а вот тебе неплохо было бы окунуться,— лицо его вновь стало бесстрастным,— слишком многое прилипло.
— Я собирался на обратном пути,— я немного удивился, но все же он старейшина. Многое видит и немало знает.

— Ступай, скоро все изменится, во всяком случае, я надеюсь на это. И запомни, что любая жизнь обречена жить смертью.
Я вышел из его дома и увидел Соулу, она улыбалась мне, я улыбнулся в ответ.
— Как ты?— спросила она, поправляя волосы.
— Со мной никто не разговаривает, боятся заразиться безумием. Почему ты не боишься?
— Потому что ты не безумен.

— А как ты?
— Уже лучше, спасибо тебе,— она снова улыбнулась,— мне пора.

Aisgil · 14.02.2010, 15:40

Часть шестая. Райдо.

На реке было спокойно, почти никто не заходит в воду в такую пору. Несколько человек молча стояли на берегу и смотрели на мягкую, мокрую влагу, что текла в берегах, я их понимал, течение воды завораживает. Я решил пройти дальше, чтобы окунуться в одиночестве, но мое внимание привлекло какое-то мелькание справа от меня, прямо в воде. Я глянул на людей, и оказалось, что они смотрели как раз в ту сторону, где кто-то тонул.
Складывалось впечатление, что для наших жителей нет ничего привлекательнее чужой смерти.
Я опять, совершенно не думая, бросился в воду прямо в одежде. Я плыл, как можно быстрее, иначе очень быстро начнет сводить ноги от холода, и я сам стану тонуть. А спасать меня уже будет некому — я тут единственный, кто безумен и спасает людей. Подплыв ближе, я понял, что это был маленький мальчик, его я знал, это был Райдо, он жил недалеко от нас с Лагузом.

Я схватил под шею парнишку, который совершенно не сопротивлялся моим действиям, скорее всего, он уже успел сильно замерзнуть. Плыть было неудобно и очень холодно, но я старался изо всех сил и, через несколько мгновений, вылез на берег вместе с мальчишкой на руках. Я настолько обессилел от холодной воды, что упал прямо ему на грудь, видимо, так и надо было, потому что Райдо тут же выплюнул воду и закашлялся.
— Зачем ты туда полез, Райдо?— я спросил его укоризненно, когда мальчонка окончательно пришел в себя.
— Я… я случайно,— он немного заикался, зубы его стучали друг об друга от холода,— а ты… ты меня спас! Зачем?
— Мне нравится, когда люди живые. Это плохо? Пойдем, тебя надо отвести домой и хорошенько просушить. Заболеешь еще.

— Хорошо,— устало и совершенно беспомощно ответил Райдо.
Мы прошли мимо тех наблюдателей, которые не сводили с нас глаз все это время. Казалось даже, что от них дырка в спине появится, но я уже устал от этих метафизических нападок и решил высказать все, что накипело и прямо сейчас. Хватит молчать.
— Мне нравится, когда люди живые. И мне не нравится смотреть, как они умирают,— сказал я одному из них прямо в лицо.
Человек отвел взгляд.

Остальные последовали его примеру, а я ощущал некоторый триумф. Теперь у меня есть три варианта смерти, но ни одна из них мне не нравилась, кроме самой первой, что была бы внезапной и безболезненной, в отличие от остальных. Тут я поймал себя на мысли, что слишком холодно и расчетливо думаю об этом, меня уже как-то не волновало, что это может произойти со мной и надо бы быть осторожным, а не соваться в самое пекло. Я знал, что это произойдет со мной и именно тогда, когда придет мое время и просто искал более удобоваримые варианты, не более того — смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.
Мы шли довольно-таки быстро и очень скоро пришли к дому мальчика. Мать Райдо удивилась, что я привел ей мокрого и холодного сына, но не сказала мне ни слова.

— Он тонул,— сказал я ей.
— Мама, ему нравится, когда люди живые,— сказал мальчик, теребя женщину за рукав,— он меня спас.
Она ничего не ответила, только посмотрела на меня как-то странно, не то сочувственно, не то благодарно. Какое-то время мы стояли и смотрели друг на друга, пока Райдо раздевался и обтирался какой-то тряпицей, сидя на печи.
— Посиди там пока, прогрейся,— сказала она, глядя на живого сына, и протянула ему стакан с каким-то горячим напитком,— на вот, выпей и оденься.

— Пусть поспит,— сказал я.
— Спасибо,— наконец она перевела свой внимательный взгляд на меня.
— Да.

Aisgil · 15.02.2010, 15:30

Часть седьмая. Йер.

— Мам, я спас Райдо. Он тонул,— я решил, что моей матери стоит знать обо всем этом.
— Зачем ты это делаешь, скажи мне, безумец?— ласково спросила она.
— Мне нравится, когда люди живые. Мне нужно что-то тебе рассказать, то, что сказал мне Отилия,— я заискивающе заглянул в ее глаза.
— Хорошо, давай выпьем чего-нибудь. Очень хочется пить.
Она вышла в кухню и забренчала там посудой. Ей словно было не интересно, она была разбита горем, ведь ее сын непутевый и занимается тем, на что наложено табу.

— Мам, Отилия сказал, что я не поступил плохо. Просто теперь я знаю, как умру, это может быть страшно, но совсем не плохо,— выпалил я,— ты об этом знала?
— Нет,— она неожиданно повернулась и посмотрела на меня,— это правда?
— Правда,— я кивнул.
— Но ты совсем не боишься. Я бы боялась… боялась пожаров, реки и того леса,— сбивчиво протянула она.
— Я умру в свое время,— спокойно ответил я,— зачем бояться смерти, зачем приближать ее своим страхом?

— Ты говоришь, как взрослый, да ты повзрослел. Мальчишки твоего возраста совсем не так думают о смерти.
— Мальчишки моего возраста делают ставки и бездействуют,— фыркнул я.
— Все это очень странно. Почему об этом никто не знает? Почему об этом не говорят?
— Отилия сказал, что это знание для старейшин, тяжкое знание. Многие люди из тех, кто спасал других, сходили с ума. Они старались держаться подальше от лесов или рек, в зависимости от того, где они спасли кого-то. Всех детей учат тому, что спасать других плохо, потому что не желают своим детям безумия. Наверное, с течением времени, люди просто забыли, почему нельзя спасать других. Так сказал мне Отилия.
Наконец выговорившись, я вышел во двор. Там стоял Лагуз.
— Ты тут спасаешь всех направо и налево?— спросил он, повернув голову набок.

— Да,— немного горделиво ответил я,— и они мне за это спасибо говорят. Я рад, что ты жив, но мне грустно от того, что я потерял тебя.
— Ты не безумен,— подтвердил Лагуз, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Нет, просто у меня мозги другие,— я усмехнулся,— мерцают, как небо.

— Скорее, как тот лоскут, матовые,— откровенно поиздевался он.
— Ты зачем пришел?
— Пошли пройдемся? Хочешь, расскажу ту историю от протапов? Я ведь так и не рассказал.
— Давай потом,— отмахнулся я,— можешь узнать у моей матери все, что захочешь, она тебе расскажет, что знает, а я хочу побыть один и подумать.
— Ладно.

Я пошел прочь, к полю. Что все это значит? То все отвернулись разом, то бросаются разговаривать. Что за народ? Я решил пройтись не просто так, а потому, что надо было хорошенько подумать. Я не понимал, что происходит, но видимо, предсказание Отилии о том, что все будет хорошо, начало сбываться, и надеялся он на это не впустую. Небо потихоньку начинало мрачнеть, но я не обращал на него должного внимания. Я не понимал, почему так все произошло, по идее, я должен был радоваться: меня снова начали замечать, мой лучший друг предложил мне прогуляться. И все началось после спасения Райдо.
— Эй!
— Что?— я обернулся на звук. Это оказалась Соулу, и она была чем-то встревожена.
— Все хорошо?
— Нормально,— отмахнулся я, не сбавляя шага.
— Ты в поле идешь?— спросила девушка, продолжая идти рядом со мной.
— Да. И я хочу побыть один,— отрезал я.
— Небо мрачнеет, скоро Гроза выйдет на охоту. Я искала Йер, она потерялась,— ответила она, чуть ли не плача,— помоги мне!

— Меня никто не просил о помощи. Я всегда сам. Все сами.
— Я тебя прошу, Ингуз,— она упорно не хотела уходить, пытаясь заглянуть в глаза.
— Иди домой,— я остановил и развернул ее в сторону дома,— я вернусь с Йер.
Я пошел быстрее, мысли уже практически не занимали меня, что случилось, то случилось, и ладно. Откинув ненужные сомнения с размышлениями в сторону, я очень быстро дошел до поля, сосредоточившись только на ходьбе. Гроза действительно вышла на охоту, и, кажется, я знаю, кого она хотела поймать, но есть способ ее обмануть. Я побежал к дереву, которое стояло точно в центре желтого поля — это огромный старый Ряб в три дюжины обхватов толщиной, у него самые яркие листья. Рябы считаются самыми мудрыми из деревьев, да и живут они дольше остальных, в каждом поселении стоит такой огромный Ряб, говорят, что он охраняет жителей. Под огромной кроной Ряба стояла Йер, ей явно было очень страшно, она вся тряслась от ужаса, держась за ствол дерева.

Еще бы, никто не хочет, чтобы его поймала Гроза. Я посмотрел на Грозу из-под могучей кроны — она металась. Главное рассчитать момент: побежать не слишком рано и не слишком поздно. Она приближалась. Я взял Йер за руку и кивнул ей, а она кивнула в ответ. Через мгновение мы побежали.

Гроза врезалась в Ряба, когда хотела изменить траекторию, чтобы схватить нас, но Рябу ничего не будет, я знал точно, Рябы отлично разбивают Грозу. Я уже делал так раньше, но тогда я был один, а теперь Йер крепко сжимала мою руку, и мне было о ком волноваться. Мы продолжали бежать, мокрые капли хлестали по щекам, и в какой-то момент, я отчетливо услышал, как Гроза разбилась вдребезги. Только тогда мы остановились, и девушка, тяжело дыша после пробежки, улыбнулась мне. Я рассмотрел ее более пристально: она тоже красивая, но Соулу казалась мне красивее. В Соулу есть яркий огонек, а в Йер легкость полей. Они, как мы с Лагузом — тоже названные друг другом.
— Я знала, что ты придешь,— она прервала наше молчание, едва восстановив дыхание.
— Я бы не пришел, если бы не Соулу,— ответил я с ноткой безразличия,— она искала тебя.
— Ты бы пришел, я знаю,— возразила она, качая головой,— мне Ряб сказал.
— Ты умеешь разговаривать с Рябом?— я удивился.
— Да,— она слегка покраснела,— они действительно самые мудрые деревья.

— Значит, ты будешь следующей старейшиной, но… ты же девушка!
— Он сказал, что это не имеет значения. Обычаи иногда можно нарушать. Например, как это сделал ты.
— Вот как…
— И ты все это время знала?
— Да. Я очень хотела поговорить с тобой, когда тебе объявили бойкот, но мы не встречались. Соулу единственная, кто разговаривал с тобой, потому что она тоже знала. Но потом ты спас Райдо и все как-то встало на свои места, его мать не сочла тебя безумцем, ведь ты вернул ей ее единственного ребенка. Тебя теперь никто не считает безумцем.
— Я никогда им не был.
— Верно.

Aisgil · 16.02.2010, 23:04

Часть восьмая. Тень Ряба.

Я лежал в тени Ряба, мне нравилось находиться здесь, иногда я навещал Падучий Камень, и он тоже говорил со мной, но на каком-то непонятном языке. Я постоянно думал о смерти: никто не знает, когда он умрет. А я знаю, как умру, я выбрал свою смерть сам. Немногие знают, как они умрут, но счастливыми их назвать нельзя. Те, кто спас падающих в обрыв шарахаются даже от оврагов и стараются изо всех сил обмануть судьбу, но я-то знаю, что она умнее нас и пробовать спорить с ней бесполезно, мне сказал об этом большой Ряб посреди желтого поля. Я не могу говорить с ним, но зато научился его слушать, он рассказывает очень интересные истории и вещи, каких никогда не услышишь от глупых приезжих протапов. Мне нравится слушать бессмертного Ряба. Я все больше думаю о смерти, но не страшусь ее, кто живет в чрезмерном страхе перед смертью, тот заживо завернут в саван, но какая польза бояться того, чего нельзя избежать? В часы страданий многие из нас завидуют умершим, но, справившись с бедой, люди опять со страхом думают о смерти.

Я все чаще думал о Соулу, мы с ней иногда гуляли, приходили к Рябу или Падучему Камню. Мы лежали с ней вместе под раскидистыми кронами самого величественного дерева в мире, но меня не слишком волновало дерево. Да и как меня вообще могло что-то волновать, если рядом находилась такая красивая девушка, которая улыбалась всякий раз, когда я смотрел на нее?

— Йер с Лагузом тоже стали вместе ходить, знаешь?
— Ага, по-моему, они хорошо ладят,— я задумчиво улыбнулся. Лагуз мне все рассказывает, но я не говорю об этом Соулу.
— Если бы ты меня не спас, то ты был бы здесь один.
— Я бы вообще был один.
— Ты стал мудрее.
— Сначала постарел, а потом только набрался мудрости.
— Но главное, не растерять накопленное и на глупость не променять. Уйти из этого мира, не разменяв багаж на мелочи.

— Знаешь, после всего того, что я понял и пережил, умереть совсем не жалко. Просто взять и перестать дышать,— я усмехнулся и попытался покрепче обнять ее. В этот момент я узнал, что нет глубже взгляда, чем в бездонно зияющих глазницах смерти.

Отилия не сказал Ингузу самого главного: если человек спасет четырех других, он сможет взять себе любую смерть в любое время. Потому что он сам не знал этого.

Aisgil · 17.02.2010, 20:28

Бонус
Картинки для настроения

много картинок

Aisgil · 27.02.2010, 19:55

Глава третья. Феу.
Часть первая. Тяжелые мысли, легкий выход.

«Бывает, когда у тебя возникают стрессовые ситуации. И ты ищешь поддержки, как слепец, в отчаянии тянущий руку не в ту сторону. Молящий о помощи, только что не в крик. Ищешь везде, как нищий, обезумевший от голода, ищет жалкую краюху хлеба. И не находишь н-и-ч-е-г-о, кроме этой звенящей тишины между длинными гудками в трубке телефона и щемящей пустоты в почтовом ящике между вековыми слоями серых пылинок. Никто не отзовется. Как только ты пропадаешь, банально выпадая из привычного окружения, тебя забывают. Как забывают заправить в старую ручку новый стержень с чернилами только потому, что эта ручка уже не нужна. Ее проще выкинуть. Из ящика стола, из памяти, из сердца — если это твое отсутствие длится очень долго. А ты сходишь с ума, в тщетных поисках хоть кого-нибудь. Но в глухом отчаянии ты находишь лишь пустые стены и недолговечное успокоение в лекарствах и заламывании рук до болезненного хруста в суставах. Стены на ощупь такие же, как человеческая душа — непроходимая преграда, холодная и шершавая. Но лишь стоит за нее уцепиться, разбить защитный маскировочный слой в полметра и там обнаружится древний тайник, настоящий клад. И ты роешься в себе, как в сундуке с вещами своего детства. Роешься на этом чердачном помещении потому, что ты остался один, и больше нет масок. Нет смысла врать себе, когда понимаешь, что тебя не существует, если ты в маске. Нужно привыкнуть к одиночеству и научиться с ним и с собой дружить. Ведь человеку, не подготовленному к одиночеству, будет трудно умирать…»
Феу оторвалась от своей писанины, придирчиво осмотрела ровные строчки, переправила пару слов и отправилась курить на кухню, в которой было очень много хлама и грязной посуды.

Вся ее обитель напоминала пещеру или нору — почти нигде нет света и повсюду разбросано чрезвычайно большое количество бесполезных вещей и мелочей, которые постепенно, с каждым днем все глубже, утопают в пыли. Девушке было безудержно лень, в голову ничего не шло, поэтому убираться и наводить порядок совсем не хотелось. Наступил очередной кризис во всем: от способа жизни до течения мыслей и самовыражения.

Ее настигла непомерная апатия, которая была достаточно сильна, чтобы убить все желания накорню. Феу ужасно грустила, но, тем не менее, не пыталась найти способ выйти из этого состояния, а только сетовала на жизнь. Курительная палочка тлела в ее тонких пальцах и источала благородный аромат, пепел падал на пол, но Феу не обращала на это внимания.

Она сидела практически неподвижно, ее взгляд был обращен внутрь себя. Она пыталась найти там сюжет, какие-то мысли, которые можно было бы записать, но тщетно: в голове только меланхолия и тоска по чему-то, чего она никогда не испытывала. Феу решила, что раз больше ничего нет, то про это и надо писать, и побрела обратно за рабочий стол. Посидела, собираясь с мыслями, вздохнула, и принялась выводить новые буквы.
«Пустоту в почтовом ящике заменяет спам: ворохи рекламных проспектов, писем от новоиспеченных владельцев финансовых пирамид, стены которых были возведены на костях стареньких бабушек, отменно приправленных чужим смыслом жизни и слезами младенцев. И как-то так выходит, что ты хоть кому-то, да нужен. Пускай они не заметят того, что тебя нет. Они все равно будут слать килограммами макулатуру, совершенно не жалея погибших деревьев.
Пустоту в душе заменяет внешняя маска бодрости и веселости. Почему мы не вырезаем до конца свои вены тогда, когда было за что умирать? Тогда, когда был вкус к жизни? Пусть это был вкус боли, отчаяния и страха. Но он был. А сейчас рецепторы атрофировались и невозможно отличить сладкое от горького. Даже умирать как-то скучно. Мы не взрослеем, мы не становимся старше. Мы стареем. И больше внутренне, чем внешне.
С течением времени маска снова станет моим лицом. Она приживется. И тогда мое настроение будет искренним. Точнее, я не буду думать о том, что является моим, а что позаимствовано у того несимпатичного серого прохожего или девчонки из телика. Я не смотрю телик. Я гуляю по полису и все чаще мысленно. Дубликат брошености в большом полисе. Вся мыслимая стена непонимания — полис. Хочешь полис? Полис — одиночество непохожих.
Все хорошее всегда кончается. Плохое тоже всегда кончается. Короче, все всегда кончается. И нет ничего бесконечного. И ты тоже кончишься, когда истечет срок годности твоего тела».

Она осмотрела написанное и задумалась, ведь ее жизнь казалась бессмысленной и вялой даже с клочка бумаги. Надо что-то срочно менять в жизни, иначе она просто покроется плесенью и быстро умрет, болезненно загнивая заживо. Такой судьбы для себя не хотелось, да никто не хочет такой судьбы, все хотят быть особенными и самыми лучшими на свете. Феу не была исключением.
Неожиданно, ей пришло на ум простое, но очень эффективное решение проблемы: совершить путешествие. Новые впечатления, люди и виды должны встряхнуть ее дряблый мозг и подкинуть пищи для размышлений. Не раздумывая больше ни минуты, она закидала в сумку стопку бумаги и письменные принадлежности. Документы и деньги уже находились там, а в дальнейших сборах девушка не видела необходимости, поэтому сразу же накинула плащ и открыла портал.

Aisgil · 09.03.2010, 19:55

Часть вторая. Яркие краски девственной природы.

Ее ослепило ярким светом. Светило безжалостно пыталось прокрасться своими лучами под плотно сомкнутые веки. Через какое-то время девушка уже смогла раскрыть глаза и осмотреться, попутно стягивая с себя плащ, который оказался слишком теплым, чтобы в нем находиться дальше. Она стояла посреди поляны, залитой светом, как молоком: повсюду солнечные зайчики, видны лучи и радуга. Видимо, недавно тут прошел дождь, и поэтому невысокая трава блистала на свету, словно алмазная. Феу растерялась от такого неожиданного великолепия и пялилась во все глаза вокруг: уж очень красиво. Раскрывшаяся перед девушкой картина была практически полной противоположностью тому месту, где она провела всю свою жизнь. В ее родном полисе деревья мельче и растут только в строго отведенных местах, прямыми рядами; лучи светила редко пробиваются сквозь тучи смога, нависшего над гигантским поселением людей. Феу никогда не видела такого, да и не выходила на улицу: было достаточно работы дома, в обители, и поэтому девушка выходила наружу только при возникновении крайней в том необходимости. В полисе не на что было смотреть, кроме как на архитектуру да людей, но такого рода красота не очень прельщала девушку. Она всегда мечтала вырваться за пределы своего крошечного ограниченного мирка, но по натуре своей была домоседкой и страшилась неизвестности.
Неожиданно для самой себя, Феу поняла, что уже вовсю сидит на корточках и с задумчивой улыбкой гладит траву. Она была очень приятной и мягкой на ощупь, а капли дождя, собравшиеся в стеблях, нежно увлажняли ладони. Тогда она решила потрогать и деревья, ведь не ясно, когда еще выдастся такая возможность! Хотя понятно было, что девушка задержится тут надолго. Она пересекла поляну, оставив портал позади, и подошла к ближайшему дереву.

Сразу же сильно захотелось обнять его. Она стояла с закрытыми глазами и обнимала розовое дерево, нежно поглаживая его кору. Такое счастье еще никогда не переполняло ее: она за столь короткое время стала частью этой природы, сроднилась с растениями и землей, пышущей здоровьем и красками. Хотелось остаться тут навсегда, но надо было как-то выбираться к людям. Скорее всего, когда настанет тьма, в лесу станет холодно и спать на голой земле будет не слишком комфортно, даже в плаще.

Феу тут же поняла, что не знает дороги в поселение: портал находился на поляне в густом лесу, и рядом не было ни единой тропинки, которая могла бы вывести девушку к людям, да и звуков, свидетельствующих о жизни разумных существ, не было слышно. Решив, что лучше действовать, чем сидеть, сложа руки, девушка решила пойти по направлению выхода из портала. И тут же боковым зрением она заметила что-то белое, мелькающее между деревьев. «Человек», — подумала Феу и пошла на белое пятно, которое и правда с ближайшего рассмотрения оказалось маленькой девочкой в белом платье с пышной юбкой.
— Как хорошо, что я тебя встретила,— улыбнулась Феу, которой показалось знакомым лицо белокурой принцессы.

— Да, неплохо тебе,— серьезно ответила белокурая девочка,— ты же не знаешь этих мест. Я покажу тебе путь до поселения.
— Это было бы прекрасно!— Феу радовалась, как ребенок, своей удаче, но при этом заметила, что они с принцессой поменялись ролями: Феу вела себя, словно маленькая, а малышка, напротив, казалась очень серьезной и взрослой. Интересные перемены.
— На самом деле ты не такая уж взрослая, хоть твой возраст приравнивается к вечности.
— Мне не вечность, я очень молода. Мне всего-то двадцать пять и по сравнению с вечностью — это ничтожно. Но вот твой возраст я ставлю под сомнение. Это скорее тебе недавно исполнилась вечность.

— Мне исполнилось больше, чем вечность. И уже сравнительно давно,— ответила девочка.
«Странно как она говорит, да и знает, что я потерялась. Мысли мои как будто читает!»— подумала Феу, решив, что лучше промолчать вместо ответа на реплику великовозрастной девчонки, хотя верила ей безоговорочно, не сваливая слова девочки о возрасте на буйную детскую фантазию. Потому, что дети так не говорят.
— Ты еще вспомнишь все, и это произойдет очень скоро. Тебе направо, там уже виднеется дорога,— сказала принцесса и совсем по-детски захихикав, побежала в другую сторону,— мне туда не надо, а ты сама дойдешь!

Феу глянула в указанном направлении и, действительно увидев там дорогу, устремилась направо. Но, сделав единственный шаг, подумала поблагодарить девочку. Мгновение спустя, когда девушка обернулась, то увидела тающий силуэт девочки. Она стояла в трех дюжинах шагов совершенно неподвижно, закрыв глаза руками, и постепенно исчезала с нежной улыбкой на лице.

Ошарашенная Феу снова стояла столбом. Разумеется, она никогда не видела ни таких умных девочек, ни тающих девочек, ни такой природы. Она действительно еще очень молода и не видела в своей жизни ничего, кроме собственной каморки. Опомнившись, девушка сделала глубокий вдох и продолжила путь до поселения.