Династия Эйберхарт - Страница 21 - Prosims: новости, обзоры, дополнения, файлы, коды, объекты, скины и скриншоты The Sims 3 и The Sims 2

Мэриан · 18.05.2012, 16:40

Пока моя новая глава отдыхает у фотографа, я вспомнила о забытой радости династийца

Мой новый ноутбук обещает не слетать, игра загружена, а впереди каникулы...
Строгой исторической стилизации под Америку шестидесятых тут ждать не стоит - это скорее эксперимент, вариация на тему

Ну а пока...

In der Heimat wohnt ein kleines Mägdelein
Und das heißt: Erika.
Dieses Mädel ist mein treues Schätzelein
Und mein Glück, Erika...

Эрика Рената Эйберхарт была девушкой из хорошей семьи.
Это могло бы звучать как похвала. Или приговор. Или диагноз.
Возможно, ей следовало родиться на пару десятилетий раньше – тогда ее светлые косы, голубые до прозрачности глаза, прямой нос и не по-женски сильные руки пришлись бы как раз к месту и ко времени. Она заслуживала бы благосклонный взгляд учительницы чуть чаще, чем курносые и темноглазые одноклассницы. Ее бы фотографировали для школьных альбомов, может быть, даже ставили бы в пример. Позже ей бы легко устроили «удачный брак» с кем-нибудь таким же белокурым, светлоглазым, «правильным».
В школе ее любимая химия и алгебра неуклонно уступали бы шитью, рукоделию и домоводству – ведь, в самом деле, зачем нагружать хрупкий женский интеллект этими чересчур сложными для него знаниями, когда будущей жене и матери они все равно едва ли пригодятся?
О брюках и академической гребле тоже пришлось бы забыть… нет, все же Эрике повезло, что она родилась именно тогда, когда родилась.
Однако она была девушкой из хорошей семьи – со всеми вытекающими последствиями. С детства Эрика знала, что обязана соответствовать. Ее отец имел ученое звание и читал лекции на кафедре теоретической физики? Значит, она должна была не посрамить громкой фамилии и быть круглой отличницей в гимназии. Ее мать, фрау Гертруда, была прекрасной хозяйкой, вложившей все свои усилия, весь свой пыл и изобретательность в чистый дом, вышитые занавески, глаженые полотенца и горячие обеды из трех блюд? Значит, ее дочь обязана с ранних лет учиться всем этим премудростям, чтобы потом не ударить в грязь лицом. «А как же ты будешь выходить замуж? Как же ты будешь завтрак готовить?» - мягко журила ее мать, когда у Эрики что-то не получалось. Пару раз в голову последней забредала крамольная мысль, что, пожалуй, взрослый человек в состоянии приготовить себе яичницу и сам – если, конечно, он не инвалид и не паралитик. Однако в целом она долго пребывала в уверенности, что мужчины – сущие дети, которые непременно пропадут без заботы таких хороших хозяек, как фрау Гертруда и фройляйн Эрика.
Пожалуй, гораздо больше девочке нравилось общение с отцом, никогда не запиравшем от нее книжные шкафы, не жалевшим времени, чтобы объяснить дочери какой-нибудь заковыристый закон.
Как девочка из хорошей семьи, она молилась перед едой – однако гораздо более важной ей казалась необходимость мыть перед едой руки. Не жалея горячей воды для своих кос, отдавая в стирку блузку, надетую более трех раз, она всячески избегала школьных походов с палатками, часто сказываясь больной – мысль об отсутствии ванны, зубного порошка, о ночлеге в старых спальных мешках внушала ей ужас. Переживая угар первой влюбленности, она не раз отказывалась от поцелуя с красавчиком Рольфом в первую очередь из-за боязливой брезгливости и иллюстраций к статьям о микробах (вторым пунктом в списке были странные разговоры об исторической несправедливости и величии Германии, которые он имел привычку заводить, а уже третьим шло строгое воспитание девушки).
Она с презрением относилась к суевериям, хмыкала в ответ на рассказы об упырях и привидениях, признавала возможность существования инопланетного разума, однако все существующие на этот счет теории считала несостоятельными.
Мало кого удивило, что после окончания школы Эрика решила, во-первых, поступать в заокеанский университет (и не в какой-нибудь, а непременно в самый лучший!), а во-вторых, на медицинский факультет.

За оформление спасибо Lullabe.

ANka-ParTizanKA · 21.12.2012, 02:00

А вот и Ханна... да, настоящая такая творческая личность, не устающая искать истинную себя среди бездны самых разных образов. Желание удивлять и шокировать, кажется, присуще очень многим известным музыкантам двадцатого столетия, хотя фамилия и то, что нам таки известна история ее славных, и по большей части, куда более спокойных и сдержанных предков и кладет на восприятие своего рода отпечаток. Что ж, желаю удачи шестой пока еще фройляйн Эйберхарт.

Мэриан · 04.01.2013, 20:07

Ох, спасибо за внимание

Вообще я в последнее время что-то разошлась, уже до восьмого поколения включительно героев и пары продумала... найти б еще время, чтобы все это наиграть

Мэриан · 19.01.2013, 19:03

Я ухитрилась забыть запустить FRAPS и потому похоронила половину скринов >< Леворукий, так обидно... обещаю впредь не допускать подобных ошибок и набрать побольше хороших иллюстраций к следующему отчету

(*... зато я закрыла сессию и дочитала "Отблески Этерны". Я камшелюбка, я не хочу ничего решать, я хочу Валентина Придда!...)

Это случилось вскоре после возвращения с каникул, в угаре первого веселья – калейдоскопа радостных встреч, чьих-то дней рождения, попыток наверстать упущенное и подсластить неизбежное начало третьего курса, заглушив его рок-н-роллом.

Ханна даже не могла сказать, что много выпила – несколько глотков красного вина не в счет – просто этим вечером пальцы Рокэ казались ей особенно горячими, а волосы особенно притягательно растрепанными. Желание растекалось под кожей, заполняя плотным туманом мысли, и вместе с ним крепла уверенность в том, что она поступает правильно, что только так и должно быть…
Ханна была счастлива, окунувшись в чистый, неподдельный восторг желания, словно перестав на миг быть собой – неприкаянной – и став частью чего-то большего, древнего, вечного. Она не знала, что сделала бы, если бы эта нить вдруг болезненно порвалась, если бы Рокэ, как один из тех неизменно долговязых молодых людей, оттолкнул бы ее – ради ее же блага, конечно – и посоветовал: «Давай немного успокоимся…», или «Прости, я думаю, это будет ошибкой…». Однако Рокэ так не поступил – да и не мог поступить, иначе ей бы и не захотелось, должно быть, упасть с ним в искристое безумие, едва отпустившее обоих, лишь когда за окном забрезжил серый рассвет.
Ханна приподнялась на локте, чувствуя, как сладко звенит все тело от приятной усталости. Она знала, смутно припоминала, что должна бы думать о последствиях и собственном будущем, о репутации и добром имени, о том, что только что перешла некий роковой, непоправимый рубеж, однако вовсе не чувствовала этого. За окном все так же таял рассветный туман и пели сонные птицы, небо все так же горело ледяной ясностью, обещая прекрасную погоду. Полчаса спустя солнечные полосы потянулись по вытертому полу, доставая до ножек кровати, что когда-то казалась Ханне непоправимо узкой. Она не находила себя утратившей невинность, попрощавшейся с детством, падшей или вознесшейся – эти человеческие нагромождения слов и смыслов, помпезные и жуткие, словно отвалились от ее мыслей и чувств бесполезной засохшей грязью. Она находила лишь, что Рокэ очень мило выглядит во сне, и что он наверняка не проснется, если она шутки ради взъерошит его волосы…
Впрочем, последнее предположение оказалось как раз ошибочным.
Оба благословляли чужой крепкий сон, замки на дверях, блаженное уединение, которое не прорезало пока чужое бесцеремонное любопытство.
Бессчетное время спустя они сидели в пустующей столовой – обоим безумно хотелось есть. Общежитие было все еще погружено в сонную тишину воскресного утра. Ханна смутно догадывалась, что сейчас – в сползающем махровом халате, раскрасневшаяся и растрепанная, с распухшими, воспаленными губами – выглядит не лучшим образом, но никогда она не чувствовала себя такой счастливой. Она словно бы она вновь стала девочкой со снегом в волосах, безумно несущейся на санках наперерез узкой дороге.
Дни полетели, осыпались вместе с ржаным листопадом, закрутились декабрьской вьюгой. Ханна посещала лекции и ходила на танцы, смеялась шуткам Рокэ, нередко бродила с ним по ночным паркам или исследовала местное кладбище. Трудно сказать, чья именно бравада сыграла здесь свою роль, но оба справедливо полагали, что бояться им некого, так как единственными на всю округу сумасшедшими маньяками являются они сами.
Ханна приходила в восторг от всех рассказов и задумок любимого. Она провела немало вечеров в его компании, в вечерней гостиной, плотно укутанной бархатным вечером. Трудами юных студентов все остававшиеся на кухне бокалы давно почили в бозе, а потому вино или глинтвейн они, не задумываясь, пили из чашек. «Рокэ, сыграй что-нибудь на гитаре», - неизменно просила Ханна, распахивая нарочито умоляющие глаза. Она блаженно жмурилась позже, чувствуя его руки на своей талии.
Мысль о написании книги нельзя было назвать творческим замыслом в полном смысле слова, и пока девушка, сидя на втором этаже библиотеки, сосредоточенно стучала по клавишам машинки, ее определенно не сопровождала ни одна из девяти муз. Это была просто неожиданная затея, своеобразный способ заработать. Чувствительная манера повествования в форме дневника, броские декорации, любовный треугольник, откровенные на грани скандальности сцены, неизбежные логические провалы, зияющие то там, то сям, и рыжеволосая красавица в венецианской маске в центре действия. Среди нервных молодых людей с влажными ладонями книга разошлась мгновенно. Собственно, на это Ханна и рассчитывала.

Смутная мысль о путешествии – или о побеге? - появилась в их головах давно, и к концу третьего курса вызрела окончательно. Обоим грезилась раскаленная белизна песка, изумрудные волны, прибрежные скалы и пьяное счастье летнего рая. Задумчиво бренчали гитарные струны, и все чаще лилась с них потоком неизбывная тоска о крике чаек и соленом ветре.
Ханна не была уверена в том, что скажет, когда придет время просить у родных помощи и разрешения на далекое путешествие вдвоем с молодым человеком. Она мечтала о прекрасном времени, когда станет знаменитой и свободной и будет в состоянии сама решать, куда и с кем ездить, и не представляла себе, как расскажет матери с ее задумчивыми темными глазами, длинными юбками и высокими школьными воротничками об истинных отношениях, связывающих их с Рокэ. Ханна так и слышала ее голос, искренне и деловито спрашивающий: «А когда вы собираетесь пожениться?». Нет, девушка предпочла отступиться от этой двери и сплести, как ей казалось, хитроумную паутину интриг, убеждающую родных в том, что на море она едет с большой компанией однокурсниц, среди которых Рокэ затесался чисто случайно.
Они оба были счастливы, как дети, сбежавшие с уроком. Сладкое чувство общей тайны было так же приятно, как и сама мысль о побеге.
Дни текли медовым потоком, теряясь в мареве летнего зноя. Бесконечное загорание среди гудящих, пестрых толп отдыхающих и прогулки по гостиничному саду наскучили обоим на третий день. Недолго думая, они арендовали слабенький местный катер и, гордо отказавшись от помощи, отправились на поиски приключений, раз уж те сами не желали их искать. Учитывая, что с управлением оба были знакомы весьма приблизительно, поездка могла окончиться совсем бесславно, но все обошлось. Ханна любовалась горизонтом, жмурилась от брызг и, не переставая, вдохновенно говорила о том, как прекрасно Рокэ управляется с «этой чертовой лодкой» и как идет ему морской загар (красный и в пятнышку). Ее выгоравшие волосы слегка золотились под полуденным солнцем. Худощавые, жилистые ноги девушки, выглядывавшие из-под широких шорт, отчего-то наводили на мысли о молодом жеребенке.
Затаенная подальше от любопытных глаз бухточка обнаружилась случайно. С трех сторон ее огораживали седые, насупившиеся скалы; с четвертой плескалось вечное море. Плотная от соли, холодная вода сверкала под солнцем, как ограненный сапфир. Ханна бросилась в ее студеные объятия, чуть помедлив, вслед за Рокэ; холода она всегда немного боялась.
Наверное, можно было бы подойти и ближе к берегу, но было что-то восхитительное, кружащее голову в том, чтобы плыть вдвоем к пустынному пляжу, ныряя и прорезая бесконечную глубину, наслаждаясь долгожданной живой прохладой после часов утомительного солнцепека. Вынырнув из горьковатых волн, Ханна откинула со лба намокшие волосы, отдышалась, запрокидывая голову. Она блаженно растянулась на песке, подставляя лицо присмиревшему солнечному жару, смеялась чему-то вместе с Рокэ, целовала его соленые от воды губы. Одинокий катер покачивался на волнах белой птицей.
Дни летели бешеной стрелой, пущенной из лука. Оба окончательно махнули рукой на проторенные дорожки курортного отпуска, на терпеливые «солнечные ванны» и знакомства с постояльцами, проводя время то в изумрудной прохладе уединенных бухт, то в пропитанных грубой солью рыбацких тавернах, то в пропахших пылью, полынью и кожей лавках местных умельцев. Звезды влажно блестели, качаясь на ночных волнах, жарко пылали праздничные огни, прорезало тьму пламя факелов лихого танцовщика, волнительно и тревожно звенели гитарные струны. Ханна закрывала глаза, опьяненная огнем, луной, солнцем, танцами, любовью, верящая в бесконечный миг, что создана именно для этого – и ни для чего другого. Порой она то посмеивалась, то замирала от колкого страха, думая о том, что сказали бы родители, узнав, что она не прогуливается в этот момент по дорожкам приморского пансионата, а вдохновенно отплясывает с огнем под звон монет и одобрительные крики зевак. По правде говоря, Ханна и не ожидала, что кто-то захочет платить за это сомнительное зрелище…
Возвращение в университет, в серые стены знакомого общежития, в мертвую тишину отдельной комнаты произошло именно тогда, когда планировалось, и все равно словно ударило Ханну обухом по голове. Вновь впрягаться в учебу, привыкать к новому расписанию, начинать задумываться о теме дипломной не хотелось мучительно. К счастью, начало учебного года, как и всегда, разбавляли многочисленные вечеринки и долгожданные встречи.

***
Должно быть, Ханне следовало вместе со всеми радоваться окончанию учебы, и она блистала улыбкой, сжимая в руках новенький диплом, едва не наступая на подол церемониальной мантии, смеялась, бросая вместе со всеми шапки в жаркое летнее небо.

Но, упаковывая последние коробки в золоченой от июньского солнца комнате общежития, Ханна не могла избавиться от еле уловимого, горьковатого чувства сожаления. Оставлять позади беззаботную жизнь и отправляться в мир газетных объявлений, счетов и поисков «нормального заработка» не хотелось, так не хотелось…
Впрочем, впереди еще оставался выпускной. Обставленная по такому случаю терраса выглядела довольно-таки пестро.

Особенного опыта в организации таких вечеринок Ханна не имела, однако запомнила главный завет: побольше места, побольше музыки и побольше выпивки. Третий фактор порой с успехом замещал первые два. Ханна помнила маленький магазинчик на углу, где за последние годы неизменно покупала дешевое розовое вино, казавшееся ей райским нектаром. Она сжимала бокал, сидя на кожаном диване в сумрачной гостиной, прижимаясь щекой к теплому плечу. Вино казалось на вкус неприятно-разбавленным, но пахло оно искристым летом и сладкими ягодами…
Ханна и сама потом не могла вспомнить, зачем надела на последнюю вечеринку черную церемониальную мантию, делавшую ее похожей на весьма хрупкого церковника. Разве что стакан с бодро пенящимся пуншем не вписывался в благочестивую картину. Должно быть, ей показалось это забавным…

Как ни странно, гигантское и восхитительное в своей розовой нелепости устройство для пускания мыльных пузырей, приобретенное Ханной скорее как декорация, захватило новоиспеченных молодых специалистов не меньше пунша и танцев. В конце концов девушка и сама, подобрав полы неудобной мантии и усевшись на пол, отдала должное странному развлечению. Радужные пузыри чинно выплывали из колец и сверкающими рядами парили над террасой. Ханна зачарованно наблюдала за их полетом, чувствуя, как пульсирует в ладони тепло чужой руки.

Она никогда не задумывалась всерьез, какой именно будет ее помолвка, но некое общее представление Ханны об этом действе было склеено из кинофильмов, мюзиклов и воскресных выпусков журналов. Ресторан, цветущий сад, рождественский заснеженный двор; пышные юбки, счастливая улыбка, вставание на одно колено, ясные глаза и стройные фразы; горящие щеки, неловкость и смущение.
Оправдался только последний пункт, но Ханна была счастлива. Она раз за разом повторяла свое согласие, отчего-то теребила воротник рубашки Рокэ, ерошила его темные волосы, не думая ни об «июньской свадьбе», ни о будущем платье, ни о будущем – разумном, спланированном будущем – вообще. Лилась розовая пена пунша, клубилась розовая пена пузырей, сверкали лучи на маленьком камешке в кольце, отбрасывая звездчатые блики. Ханна в этот момент верила в непременное счастье и блистательный успех, что вскоре обрушится на нее лавиной, в безоблачный золотой горизонт, расстилающийся впереди.

Единственным событием, омрачившим последний праздник, стала неожиданная драка двух перебравших выпускников. Что они оба не поделили, никто так и не понял – по слухам, девицу в голубых брюках-капри, в этот момент отплясывавшую твист с кем-то третьим.
Меньше всего Ханна ожидала, что в ответ ее вечеринку объявят, ни много ни мало, слишком скучной…

Мэриан · 17.02.2013, 02:49

Ханна редко проводила каникулы дома и теперь не могла избавиться от тихого чувства вины, видя все перемены, что раньше лишь чернели в строчках многочисленных писем. А перемены были, и не только в цветении сада, расположении мебели или новых снимках в фотоальбоме. Словно серебряный ветер пронесся над маленьким особняком, едва коснувшись обитателей – стала чуть тоньше и сумрачней Рената, и Лизелотта теперь дольше расчесывала побелевшие кудри, что густой снежной волной заливали плечи.

Гэбриел все так же белозубо улыбался, крепко обнимал дочку и звал ее на рыбалку к заливу в ближайшие выходные.
Лето набирало силы, лето наливалось яблоневым цветом и солнечным соком, лето жило и торопило жить. Ханна вставала поздним утром, щурясь, глядела на развевающиеся белоснежные занавески, на стелящийся по полу покрывалом прозрачный свет и понимала, что ее свадьба и впрямь может состояться только этим летом. Именно так, и никак иначе.
Говорят, обстоятельные молодые пары накануне свадьбы начинают планировать детскую.
Ханна и Рокэ предпочли биллиардную.
Спешно пристроенная на третьем этаже комната смотрелась на редкость нелепо, однако упомянутую молодую пару это не смущало. Помещение пока пребывало в ураганном беспорядке – обычном последствии спешного обустройства. Пустовал примостившийся в углу буфет и зияли оставшиеся без занавесок окна, но гитара Рокэ и приобретенный в непонятном порыве микрофон Ханны уже заняли свое законное место (на вопрос, зачем упомянутый микрофон вообще понадобился контрабасистке, не смогла внятно ответить даже сама контрабасистка). В старом музыкальном салоне инструменты бы попросту не поместились, да и не смотрелись бы они рядом с белоснежным венским роялем, свечными канделябрами и массивными рамами зеркал.

Сквозь распахнутые широкие окна в новоявленную биллиардную лилось солнце, захлестывая ковер и кресла, высвечивая и делая какими-то необыкновенно белыми босые ножки Ханны.
Она пребывала в том неповторимом ослеплении, когда весь мир кажется лишь отражением твоей собственной любви. Все, что не касалось ее вовсе, терялось где-то в тенях. Играя с родителями в биллиард по вечерам – Ханне не терпелось поскорее доказать увлекательность этой игры всем знакомым – она говорила о том, какой замечательный у Рокэ голос. Ей казалось, что это не может их не интересовать. С кием девушка обращалась определенно хуже, чем со смычком – захлебнувшись собственными словами или увлекшись неожиданными мыслями, она нередко промахивалась, не рассчитывала сил, пропускала удобную позицию. Впрочем, Ханна никогда не отчаивалась – ей нравился сам процесс, нравился запах мела и звонкий стук шаров друг о друга. Ей нравилось наклоняться к зеленому сукну стола и откидывать волосы со лба перед тем, как прицелиться.

… Смерть Ренаты была похожа на полынный глоток, отравивший душистый медовый отвар. Можно было бы сказать, что она мечтала о таком уходе – в зеленом саду, в звенящий, жужжащий, жаркий летний полдень – если бы она вообще о нем мечтала. Впрочем, это было определенно лучше, чем угаснуть в затхлом сумраке спальни - должно быть, Рената поблагодарила бы судьбу, если бы успела…

Застывшая на могиле фотокарточка – вдова в траурных шелках, скорее белокурая, чем седая, нервно теребит жемчужную нитку – казалась невыразимо трогательной.
Подготовка к свадьбе захлебнулась сама собой – устраивать сверкающий праздник на сотню гостей в почерневшем от траура доме казалось если не кощунством и пиром во время чумы, то очень дурным тоном. Тихое бракосочетание прошло в один из дней золотого августа, когда лето уже клонилось к закату. Праздничный стол накрыли под яблоней, и полы белой скатерти плескались на ветру свежими парусами.

Ханна нервничала и теребила локон, а Рокэ… Рокэ оказался в своем репертуаре.
Впрочем, это был тот редкий случай, когда наряды жениха и невесты подходили друг к другу идеально.

Солнце припекало, пылающие щеки и прилипшие ко лбу пряди Рокэ выдавали некоторое неудобство, но зеленые глаза смотрели предельно серьезно.
После нескольких тостов и бокалов шипучего шампанского молодожены проиллюстрировали все разговоры о легкомысленности и инфантильности современной молодежи сразу – оставили немногочисленных гостей на попечение родителей и отправились на задний двор рвать с кустов землянику и биться подушками до первых перьев.

Некоторые высказывали предположения, что решение новобрачных спешно отбыть в свадебное путешествие следующим же утром было на самом деле стратегической попыткой коварно избегнуть мытья посуды. Но эти клеветнические инсинуации, конечно же, ничем не подтвердились. По крайней мере, лица у обоих были очень честными.

Первым незабываемым впечатлением от знакомства с северной Азией для них стал поиск больницы – местные пчелы отчего-то категорически невзлюбили Рокэ. Ожидая у двери кабинета, он шептал что-то про застарелую вражду.

Впрочем, остальные две недели отдыха прошли без особых происшествий. Рокэ и Ханна сплавлялись на лодке по бурным рекам, ездили к хрустально-снежным вершинам гор, азартно разбирались в правилах маджонга и с некоторой опаской пили чай с шелестящим названием. Но от пчел все-таки старались держаться подальше.
Всем местным, кто готов был слушать, Ханна описывала хитросплетения закулисных интриг, кипевших в университетском театре. «А хор! Вы не представляете себе, что это за террариум…».

Лето кончилось, и взметнулась, завертелась золотым вихрем осень. Ханна ринулась в этот водоворот возможностей и встреч, и чьи-то телефонные номера и далекие адреса зашелестели листьями под ногами. Она жадно просматривала газеты и вытрясала душу из знакомых, листала соответствующие разделы и давала объявления сама. Она ездила на прослушивания, всякий раз садясь в автобус преисполненной решимости. Вскоре ей удалось получить место в оркестре недавно открывшегося театра, репертуар которого состоял из оперетт, мюзиклов и современных пьес.

Ханна выходила к гостям в белом хитоне, который шел ей необыкновенно и придавал какую-то поэтичность ее фигурке юного жеребенка. Она разливала по бокалам шампанское, смеялась, необыкновенно быстро поддавалась уговорам «что-нибудь сыграть». Пресловутая биллиардная скоро оказалась заполнена самыми невообразимыми инструментами – от невинных ксилофонов до монструозных гитарных установок, к которым и Ханна, и Рокэ питали особенную нежность.

В семейном альбоме вместо фотографий семейных обедов и прогулок алели снимки коралловых рифов.

Несколько лет пролетели ослепительным росчерком. Путешествия и музыка, любовь, огонь, шампанское, алеющие в волосах цветы тропических берегов, стылая голубизна горных озер, нежность лепестков сакуры и цветущей вишни…
Ханна не могла точно назвать день, когда изменилось все.

-------------------

Полная коллекция платиновых могил

Hayley · 17.02.2013, 13:20

Какой кошмар, я не комментировала прошлый отчет! *и, кажется, не я одна*
А тут смотрю - и уже свадьба.
А как трудно представить Лизелотту старушкой! Боюсь, ей слишком подходил образ мечтательной и тихой девочки.
Ну, а теперь про свадьбу. Наряд жениха, ну конечно, его оставить без внимания невозможно. Не знаю, в чем бы пришел на свою свадьбу настоящий Алва, но если бы в Кертиане был Санта Клаус... почему бы и нет?)))
А Ханна - такая беззаботная и полная жизни, что поневоле проникаешься ее настроениями. И образ молодой женщины, смелой и немного безрассудной, ей очень к лицу. Только вот последняя фраза нехорошо так намекает, что безрассудство редко хорошо заканчивает...

Мэриан · 18.02.2013, 01:44

Цитата:

Наряд жениха, ну конечно, его оставить без внимания невозможно. Не знаю, в чем бы пришел на свою свадьбу настоящий Алва, но если бы в Кертиане был Санта Клаус... почему бы и нет?)))

Ага, тем более, что олени-Савиньяки уже есть

ANka-ParTizanKA · 20.02.2013, 17:41

Я довольно давно не бывала у Эйберхартов - каюсь. Долго не комментировала, сейчас долго подбирала слова и, мельком в третий раз просматривая скрины споткнулась на характеристике Лизелотты - роковая женщина...правду писал Дюма-отец - "...простодушная кокетка - самая опасная из всех". Ханна и Рокэ - красивая пара, очень органичная, но представить ныне счастливых супругов, привыкших жить сегодняшним днем, родителями...может, именно это и имелось в виду в конце?

Мэриан · 20.02.2013, 21:44

Не совсем... вернее, не только

Ну, спойлерить не буду

Мэриан · 27.02.2013, 03:26

Внесюжетная, но просто любопытная бонусная фотка.
Скромный Хайни в шоке от нравов современной молодежи...

Shiki. · 02.03.2013, 16:28

Ханна и Рокэ, Роке и Ханна, описание их встреч и поездки меня просто очаровало.

А их свадьба это что-то) Да, уж идеальная пара)
И всё же,... всё так быстро и стремительно, моя подозрительность нервно шепчет мне о печальном конце.