15 часть
Для этой главы предусмотрено звуковое оформление - "Плач Журавушки". Это тут, песня Celtica.
Летит время быстрее копья, пронзившего Андрея. Сигурду пошла тринадцатая весна, он вымахал так, что со мной сравнялся в росте, рубаха на груди трещит по швам, а ведь мальчишка, ещё даже усы не пробились. Его очень уважают, он и силён, и разумен, мне порой кажется, что это он меня воспитывает, а не я его. Впрочем, на дурачества Сигурд с Хуннаром горазды. Например, однажды у меня состоялся серьёзный разговор с Яркко на тему, что двое отроков купали коней в реке, а заодно и сами купались, ясное дело, что нагишом. Пока они бултыхались, дети решили над ними подшутить и умыкнули их одежду с берега. В итоге два полностью обнажённых всадника остановили какого-то старика на дороге и представились Одином и Тором, то есть главными богами. Учитывая, что богам никто не мешает ходить в человечьем образе среди людей и никто им не мешает ходить в этом образе в чём мать родила, старик поверил. Безусые боги раздели его донага, позаимствовав одёжку и пообещав, что его возьмут в Вальгаллу на небеса за сие благодеяние. Обсуждая данный поступок моего сына и его друга, мы с Яркко под конец просто ухохатывались, да простят нам это Тор, Один и облапошенный старик.
А "сватовство" Сигурда? Ему правда нравится Гудрун, но в какой балаган он прератил своё чувство! Явился в дом Хуннара при полном параде, начал речь плести так, что Лелю и не снилось. Всё семейство, за исключением Хуннара, расселось вокруг оратора по лавкам и внимало ему в благоговейном молчании. Но в какой-то момент запас словесных извращений Сигурда иссяк, он замялся и вякнул:
- Ну, ты, это, в общем, подавай за меня свою сестру, Хуннар.
- Которую? - немедленно съязвил тот. Все четыре девочки заметно напряглись.
- В коричневом передничке... Или как он там называется... - буркнул Сигурд, пряча от Гудрун глаза. Та покраснела, в свою очередь, от радости и от злости на косноязычие потенциального жениха.
- Хорошо. Даже дам в приданое два прошлогодних пряника, - расщедрился Хуннар, - только ты мне поможешь завоевать сердце, руку и горячий пирог Брюнхгильд Прекрасной.
- Идёт. Пирог пополам, - быстро ответил Сигурд.
А затем последовал спектакль уже у Брюнхгильд, юной красавицы. Не сказать, чтоб она сильно нравилась Хуннару, но ответственность завоёвывать горячий пирог в её доме он смущённо возложил на Сигурда. Опосля различных приключений, в которые входила погоня с тряпкой за негодниками вокруг да около дома, Сигурд получил свою долю выпечки и честно отнёс половинку Гудрун, которая в это время бесилась от обиды. Незадачливый жених был прощён и даже получил поцелуй в щёку. Он очень не хотел мне это рассказывать, но за ещё один горячий пирог, только от меня, Сигурд заложил всю свою компанию вместе с сей историей. Компания второй выпечке была рада-радёхонька, мой сын снова разделил её на четверых.
Его жизнь весёлая, молодая, с песнями, плясками, играми и целой компанией друзей. Любимец племени, богов и Яркко. Лучший его ученик, говорит вождь, улыбаясь в бороду. И мой любимец тоже... Но, когда его ярко-синие глаза блистают на солнце, я всегда вспоминаю только одного человека. Одного-единственного. И мне сразу становится грустно.
По утрам я часто просыпаюсь в слезах. Меня лучше в это время не видеть. Заплаканная, непричёсанная, всхлипывающая, прижавшая колени к подбородку. Это зрелище мог спокойно вынести только один человек. Только один...
Раз за разом я выхожу на крышу своего дома, который стоит на берегу моря меж скал. Более уютного дома, который не продувается ветрами и до которого не долетают солёные брызги, мне не надо. Потому что только отсюда я могу постоянно видеть ту сторону и тот водный предел, за которым осталась родина. Родина с её изумрудной зеленью берёзок, с нескончаемым гамом и чвиканьем птиц, с её зноем и зимней позёмкой. С рожью, которую год за годом он взращивал, она умирала, а он воскрешал.
Я чувствую, как начинают сотрясаться плечи, я заглядываю вниз, смотрю на подножье скал, о которые разбиваются волны. А если шагнуть просто вперёд, взобравшись на парапет, и тоже разбиться?.. Живу - ради сына. Существую, точнее... Кому я нужна? Никому больше. Бессмысленное течение дней. Состарюсь, стану болезненной и совсем уж некрасивой, умру... Зачем тянуть, если можно уже сейчас? Как аукнется, так и откликнется. Кому был нужен Андрей - по-настоящему? Никому... Никому...
Но он не умирал!
Он верил!
Он надеялся...
Я воздела руки и начала невнятно выговаривать небесам то, что наболело на душе. Со стороны было похоже не то на песню, не то на воззвание, но больше всего - на плач...
- Ветер, ветер, могучий, буйный ветер! Что же ты так шумишь? Что ты в небе чёрные тучи вздымаешь и клубишь? Зачем крыльями своими возмутил реки, моря, зачем не подул так же свирепо в тот день, не заставил руку хазарина дрогнуть! Зачем усеял страхом нашу долю? Для чего развеял над рожью радость сердца моего?
Ты, солнце, которое я не вижу в сером небе - ты сияешь всем прекрасно и светло! Зачем ты ворогов проклятых в знойном поле не сожгло? Почему жаждой не наполнило их колчаны, не заставило опуститься луки, не кинулось им в глаза, чтоб не взвидели они нас!
Река, море, всякая водица - отдайте мне друга, чтобы я обняла его скорей, грустить перестала, вещих ужасов во сне не видала, чтоб, как сейчас, слёз не слала над морем в край смерти, в край, откуда никто ещё не возвра... ща...
Конец моей страстной речи потонул в рыданиях.
- Мама!
Узнаю этот звонкий голос...
- Это было так... так... У меня слов.
Мы разговариваем с ним на родном яызке, чтоб не забыть, что мы всё же славяне, а не урмане, но сейчас даже родной язык, кажется, не может выразить всех чувств моего сына.
- Мамочка... Не плачь... Я с тобой. Я никогда тебя не брошу одну. Я всегда буду защищать тебя, как это сделал бы отец. Я буду достойным его сыном, ведь правда?
- Правда... Ты уже очень, очень хороший мальчик, Славочк...чка...
- Знаешь, то, что ты тут говорила морю, ветру, рекам - это надо увековечить. Пожалуй, я сложу песню. Нет, сагу. Не очень длинную. На нашем с тобой родном языке сага будет "слово". О чём? Пока не знаю. Но твой плач там будет обязательно. И конец - счастливый! Обязательно счастливый, слышишь? Чтобы тебя порадовать.
- Спасибо, спасибо, родной...
***
Сегодня я стою на крыше не одна. Фенгир что-то говорит мне, но я слушаю вполуха. Мы довольно давно дружим. Он хороший урманин, обстоятельный и добросердечный. Платье, которое я ношу уже второй месяц, подарил мне он. Привёз, говорит, специально для меня из плаванья к иным берегам. Я слышала, что наши викинги там устроили небольшой погром, но с платьем не рассталась, даже если его сняли с какой-нибудь богатой девички под угрозой занесённой секиры. Что прежняя обладательница была богатая - не сомневаюсь. У бедных не хватило бы наглости нашить столько дорогих каменьев на шелковистую ткань, даже если бы они у них были.
- А знаешь, Герда, я слышал, как ты плакала тут не так давно.
Все зовут меня Герд, и только Фенгир - Герда. Мягче как-то звучит. Но я всё равно в душе Журавушка.
- Подслушивал?
- Нет, что ты... Хотя... Я решил зайти к тебе, но ты в это время стояла на крыше. А когда я всё услышал, потрясённый, вернулся восвояси. Решил, что лучше тебя не беспокоить со своими пустяками.
- Ничего страшного.
- Ты не понимаешь! Сколько вдохновения, сколько сердечной боли! Ты удивительная женщина, что умеешь так чувствовать.
- Мы все так чувствуем. Но молчим.
- А ты - нет!
- Я всё ещё как ребёнок.
- И очень милый ребёнок, скажу я тебе.
Я покраснела.
- Не надо... Мне давно такого не говорили.
- Милая, милая Герда, если тебе захочется, я буду говорить тебе это каждый день.
Каждый день!..
- Спасибо. Но ты чересчур добр ко мне.
- К тебе? Чересчур? Что ты. Я уже не мальчик, я побывал в разных крях, плавал на торговых кораблях на запад, на юг, ездил в другие племена. Но нигде не встречал такой женщины, как ты.
- Такой глупенькой?
- Почему ты себя так не любишь? Нет - такой несравненной!
- Только не говори, что я красавица.
- Если не хочешь - не буду. Но ты бесконечно милая, умная, душевная. Ты особенная.
- То же самое можно сказать и о тебе.
- Тогда выходи за меня, Герда...
Я ошалело посмотрела на него, быстро отвела взгляд, покраснела, все мысли перемешались. Вот это да... Меня зовут замуж! Не силой берут, не выдают, не сватают, а просто, по-человечески... Я всё ещё могу нравиться? Даже до такой степени, что у меня будет... Тёплый дом, заботливый муж, приёмный отец моему сыну - хотя Яркко уже не раз говорил, что считает Сигурда сыном, причём любимым... И, может быть, у Сигурда появится братик или сестричка. И я скончаюсь в окружении родных и любящих меня людей, а не на заплаканной холодной лавке, дожидаясь с кровавого боя сына, который уж никогда не вернётся домой с поля брани...
Я слабо и как-то глупо улыбнулась. Какая радужная перспектива... И вот проводник в такое будущее, передо мной. У него карие глаза и каштановые длинные волосы, он носит тёмную бороду, он хороший человек и умеет быть другом - почему бы мне не выйти за него и не продолжить нашу дружбу в ещё более крепком варианте?
Ветер налетел с моря, обвил меня вокруг стана, донёс до меня мой собственный плач. Я не люблю Фенгира. И что с того? Разве есть ещё какой-то путь для меня в этой жизни?
Ветер настойчиво подносит свою солёную ладошку к моему лицу, отчаянно пытаясь что-то показать мне. Я вдохнула и ощутила... боги, это запах ржи...
Он нёс его через океан, через долгие берега скал и сосен, нёс для меня, чтобы хоть сколько-нибудь ободрить. Это запах солнца, это запах бескрайних лугов и бабочек, которых я бросилась ловить, спрыгнув с телеги, это запах Его волос, чёрных, пушистых, от которых всегда веяло сразу и костром, и лесом, и парным молоком, и человеческой кожей, и Им, Им пахло, единственным, родным, вечным, бесконечным, ласковым, как весеннее солнце, преданным, как...
У меня в глазах стоят слёзы, сквозь них я смотрю на Фенгира и поднимаю руку с колечком, которое мне подарил Андрей уже после рождения Славы. Христиане, как он, обмениваются такими в знак верности.
- У меня уже есть муж.
- Герда, но он погиб!
- Для меня он навсегда останется живым.
- Послушай меня внимательно: он умер. Он был хорошим человеком, пускай не воином, но я уверен, что его взяли туда, где ему всегда будет хорошо, светло и радостно. Он смотрит на тебя оттуда, он хочет, чтоб ты была счастлива. Прошло уже столько лет, пора похоронить и боль, и память о твоём муже. Ты же сама рассказывала, что всегда сторонилась его, а поначалу он вообще был тебе неприятен. Мы с тобой взрослые люди, я твой друг, а кроме Сигурда, некому оберегать и защищать тебя.
- Фенгир, прости, я не выйду за тебя. Не могу. Оставь меня... Мне нужно побыть одной. И потом, однажды мы уедем. Я здесь ради сына. Он научится всему, чему сможет, у Яркко и других воинов, и мы пустимся в обратный путь, в родные берега.
- Неужели ты живёшь только ради Сигурда? Зачем ты похоронила и себя вместе с мужем?
Я сглотнула и высоко подняла голову. Редко у меня выпадает случай сделать это.
- А ты не знаешь? Каждая верная славянка поступила бы так.
- Но ты продолжаешь жить. Тогда или живи полностью, или умри по-настоящему. Прости, что так жёстко, но твои слова очень огорчают меня. Невозможно быть посередине, как птица, напружинившаяся для полёта. Или сидеть на земле, или лететь.
Я стиснула зубы. Если бы ты знал, Фенгир, сколько у меня связано воспоминаний со взлетающей птицей, с журавлём! Викинг развернулся и ушёл. Я посередине, я призрак, привидение... Что я наделала? Боги послали мне спасительную нить... А я...
Ветер погладил меня по рукам, по груди. Там под одеждой на шее висит крестик, который я попросила Сигурда выпилить для меня из дерева. Я приняла веру Андрея, хотя отучиться от старого очень тяжело.
Опять пахнуло рожью, словно на прощание. Как я хочу в родные края... Мы вернёмся, рожь славянская, обещаю. Он всегда будет лежать рядом со мной в твоих сияющих колосьях. Всегда.