Не сразу, постепенно мы начали привыкать к той мысли, что скоро наша семья пополнится ещё одним членом. Не передать словами, как все мы ходили на цыпочках и сдували пылинки с нашей будущей мамы.
В начале осени, Георгий отвез Таню на дачу. Ещё со времен их медового месяца сестре полюбился этот небольшой, затерянный в старой деревеньке домик. Она говорила, что ей там хорошо. Ещё бы! Надо думать, что от послесвадебных недель наедине с мужем впечатления остались только хорошие.
В общем, Танюшка отправилась в деревню, приняв кучу наставлений как от нас, так и от свекрови. У той, кстати, были бОльшие возможности, и она даже умудрилась снарядить Таню запасом еды на полгода и зимней одеждой. Хотя поездка планировалась недолгой и погода стояла почти летняя.
В любом случае, сестра с удовольствием удалилась на лоно природы. Есть подозрения, что она к тому времени уже несколько подустала от тотальной опеки её бесценного чрева и была безумно рада представившийся возможности побыть одной. Да-да, она даже Гошку выслала обратно в Москву через пару дней после приезда, потому что тот досаждал ей нытьем на тему «оденься потеплее», «приляг, отдохни» и «давай я сделаю все сам». Поэтому в итоге, несчастный Георгий сидел в Москве и сочинял супруге любовные письма, перемежая их сочинением опусов в её же честь.
А Таня тем временем чудесно отдыхала в тишине и спокойствии, осваивая новое для себя ремесло – гончарное искусство.
Мы же тем временем тоже занимались делами и, хотя мысленно все были с Таней, не забывали и о своей жизни. Пошел в школу Женька, и теперь у нас с Полей стало в два раза больше работы по проверке домашних заданий. Хотя, что греха таить, мы как могли отлынивали от этой обязанности, нагло переложив её на уже закаленного в этих делах семиклассника Максимку. Тот, уже давно поняв всю непутевость собственных родителей, взял шефство над младшим братом и очень быстро ввел его в курс дела относительно десятилетней ученической тягомотины. Осознав безнадежность попыток выбраться из замкнутого круга, Женька быстро усвоил азы и начал постигать более сложные вещи под чутким руководством Макса. Ему, видите ли, казалось, что чем скорее он освоит школьную программу, тем скорее его выпустят из этого малоприятного заведения. Пришлось развеять юношеские надежды и немного поубавить пыл младшего, а то он уже замахнулся на логарифмы, в начале-то первого класса! Мы что, родили вундеркинда?!
Хотя этот вундеркинд рос таким сорванцом, что все его таланты просто меркли перед его умением создавать вокруг себя хаос. Он даже нашу маму, главного хирурга первой городской, умудрялся заставить играть в футбол прямо у парадного подъезда.
Зато Максим рос невероятно усидчивым и серьезным парнем. Каждое его утро начиналось угадайте с чего? С чтения свежей газеты. Ага, теперь, пока дед посапывал сладким утренним сном, его место «газеточитателя» занял внук. Причем, он так же как дед всегда делился с нами новостями и обсуждал прочитанное. Очень серьезно и основательно для своих тринадцати лет. Неужели мы все-таки родили вундеркинда? Или даже двух.
В любом случае, мы с Полей были счастливы. Особенно тем, что теперь могли больше времени посвящать друг другу, а главное быть наедине. Этому очень способствовал лично мной врезанный замок в двери нашей спальни. А то взяли моду – являться к маме в любое время суток со всякой ерундой!
***
По истечении пяти месяцев Таниной беременности, мы все практически успокоились. Теперь, видя округлившийся животик сестры, как-то не думалось о плохом и благополучный исход стал вполне реальным событием. Больше всех этому радовалась, конечно, сама круглопузая тетя. Такого счастья в её глазах я не видел даже в день свадьбы. Танюшку не расстроило даже то, что в связи с гормональной перестройкой у неё стали нещадно лезть волосы, и длиннющую, роскошную шевелюру пришлось остричь, сделав более скоромную стрижку до плеч. Тани это казалось такой мелочью по сравнению с её состоянием, что она и вовсе не придала этому значения. А Георгий стал смотреть на жену с ещё большим восторгом, чему, по-моему, способствовали не только новая стрижка и животик, но и вообще любые происходящие в ней изменения.
Мне, честно говоря, Гошка иногда казался умалишенным. Вроде взрослый мужик, не на много моложе меня, Таньку старше на пять лет. Как, ну вот как эта пигалица (в смысле моя сестра, а не почти двухметровый зять) сумела стать владычицей всех его помыслов и желаний?! Я вот тоже Полину люблю, но не до того же, чтобы шагу ей не давать ступить без поддержки. Хотя тут, наверное, дело такое, исключительно субъективное. Гошка композитор, творческий человек, таким, говоря, музы нужны. Нежные, воздушные. Моя сестра вполне себе на музу потянет. Божий одуванчик с виду. Но, думаю, Гошка не хуже меня знает, как этот одуванчик может своими пушинками запудрить все мозги при желании. У меня женщина другая. Полина бы просто оскорбилась, если бы я, как Гошка с Тани, начал сдувать с неё пылинки. Она хирург широкого профиля. Она такое видела, чего я никогда в жизни видеть не пожелаю. Мне даже как-то и не удобно с ней сюсюкаться. А вдруг по физиономии получу? Женщина, прошедшая войну на фронте, непредсказуема. Вообще надо сказать, в нашей семье все женщины с характером и каждая достойна не только любви, но и такого же безграничного уважения. Фактически, мы, мужчины, полностью зависим от своих подруг. Сначала - от мама, потом - от жены, дальше - от дочери. Потому что каждая безмерна дорога и каждую очень страшно потерять. Это не просто зависимость, это болезнь. Самая хорошая болезнь в мире. Любовь называется.
Ну, так вот. Наша Таня отрастила пузико и теперь без зазрения совести «почила на лаврах», принимая со всех сторон поздравления, восхищения, пожелания счастья и более материальные подарки.
Сама же Таня, начиная с третьего месяца беременности, не уставала в каждый свой приход к нам благодарить папу за то, что он привел её к этому замечательному доктору, который, к слову сказать, так и вел нашу роженицу. Папа отмахивался и говорил, что благодарить нужно не его и свои мозги, которые все-таки подсказали Тане поделиться своей проблемой с семьей.
Я культурно промолчал и не стал напоминать о том, что в роли этих мозгов выступил я.
Теперь все беседы сестры с кем бы-то ни было, неизменно касались детей и медицинской составляющей их появления на свет. В связи с этим, наиболее частому артобстрелу дурацкими вопросами и страшными предположениями подвергалась Полина, так как являлась дипломированным специалистом в области хирургии. Как истинный паникер Таня придумывала себе самые страшные варианты развития событий, начиная от эпизиотомии и заканчивая кесаревым сечением с невероятными последствиями, и приводила Полю в состояние шока. Когда у той заканчивалось терпение и словарный запас для того, чтобы объяснить Тане абсурдность её фантазий, она просто выставляла перед собой руки и говорила: «Всё! Успокойся! Ты сумасшедшая и я больше не могу с тобой разговаривать!»
Как правило, это действовало, и Таня замолкала на некоторое время. Она и сама понимала, что её переживания гипертрофированы и не стоит так волноваться. Тем более, когда находишься под постоянным наблюдением лучшего акушера-гинеколога столицы, но ничего не могла с собой поделать. В свою очередь и мы понимали, что эта гипертрофированность эмоций вполне объяснима и обоснована предыдущими неудачными попытками выносить и родить ребенка. Поэтому, конечно, все мы старались как могли поддерживать Таню в позитивном настроении и по возможности не давать ей предаваться пугающим её мыслям.
Особенно переживал за Таню Максим. Ему уже было тринадцать, и он давно был посвящен в эти «беременные» дела. Поэтому от всей своей детской, или скорее уже юношеской, души сопереживал своей любимой Тасе и не ленился каждый день забегать после школы к ней, чтобы принести какую-нибудь приятность, типа букетика цветов или кулечка монпансье, которое Таня очень любила. Ну или просто погладить по животу, посидеть с ней в обнимку на диване и нашептать несколько ободряющих слов.
В своем желании оберегать и помогать будущей маме Максимка скорее походил на взрослого мужчину, чем на мальчишку и вызывал у меня истинное восхищение. Да и Тане именно его поддержка была важна, потому что как бы там не было, а первым её ребенком, пусть и рожденным другой женщиной, был именно Макс и эта духовная близость со временем только росла и крепла.
***
Итак, все мы ждали чуда, и оно свершилось!
В один прекрасный день, вернее, в одну прекрасную ночь, в нашей квартире раздался телефонный звонок.
- Таня рожает – с волнением в голосе оповестила нас Поля, вешая трубку. – Нужно ехать.
Полина направилась в комнату и, достав из шкафа платье, принялась быстро одеваться, успевая при этом давать нам ценные указания.
- Гоша сейчас повезет Таню в роддом, и я поеду туда тоже, вдруг понадобится помощь. Хотя, надеюсь, что не понадобится. В любом случае, мое присутствие подбодрит Таню. Сережа, отправляйся к Лидии Александровне и жди там Гошку, я постараюсь отправить его домой пораньше, роды могут быть сложными, нечего ему там в коридорах околачиваться. Сократ Поликарпович останьтесь, пожалуйста, с мальчишками.
Никто не возразил не слова. Напряженный отец коротко кивнул, я понесся одеваться, а Макс испуганно смотрел на нас всех и хлопал глазами. Проходя мимо, я потрепал его по волосам и тихо шепнул:
- Не переживай, парень, наша Танюшка сильная, все будет хорошо.
Макс благодарно улыбнулся и кивнул мне в ответ. В общем, все были на взводе. Каждый сейчас бессознательно боялся самого ужасного, потому что слишком много было выстрадано и слишком страшно было это потерять. Пожав отцу руку и сказав короткое «Позвоню сразу же», я вышел вслед за Полей в зимнюю ночь.
Лидию Александровну я нашел нервно меряющей ковер в гостиной. Она ходила из угла в угол, накинув на плечи большую шаль, и что-то шептала себе под нос. Думаю, она молилась. Человек старой закалки, она, как и моя мама в свое время, тайно хранила иконы и продолжала упорно верить во все эти «божественные мифы». Мне, как атеисту, было непонятно желание искать утешение у выдуманного кумира, но я не считал себя в праве обсуждать и тем более обсуждать эти душевные порывы.
Времени было - полночь. Танина свекровь рассказала, что схватки начались ещё вечером, но были слабыми, и Таня не захотела ехать в роддом сразу. Хотя доктору они позвонили, и он приехал через полчаса сказав, что будет с Таней и скажет, когда нужно ехать. К одиннадцати вечера схватки усилились, и Сергей Леонидович решил, что пора отправляться в стационар. Естественно, и сам он поехал с ребятами.
Вроде бы прогнозы доктора были хорошие и мы, дружно выпив валерьянки, принялись ждать. Ближе к утру я немного задремал, но, буквально через полчаса, был разбужен истошными воплями, доносившимися с ещё полутемной улицы даже через двойные зимние окна. Подскочив на кресле от неожиданности, я поднялся и подошел к окну.
На улице, прямо под окнами, не обращая внимания на мороз, в одной рубашке, разгоряченный и счастливый, стоял Гошка и разведя руки в стороны, как будто хотел обнять весь мир, орал благим матом на весь район: «Я отееееец!»
Я услышал, как за моей спиной всхлипнула Лидия Александровна и без сил опустилась в кресло. Через секунду зазвонил телефон. Трубку я взять уже не успел, потому что понесся вниз, спасать Гошку от верной простуды. Скорее всего это звонили отец, которого Поля наверняка уже обрадовала новостью.
- Девочка, 3700, 52 см, - взахлеб рассказывал Георгий, никак не попадая в рукав вынесенной мной куртки и утирая другой рукой счастливые слезы. – Еленкой назвали, в честь бабушки.
Тут уже и я прослезился. Крепко обняв новоиспеченного папашку, я потащил его домой, отогреваться чаем.
Ну вот, я теперь ещё и дядькой стал. Счастлив за сестру!
***
Танюха приехала из роддома счастливая и довольная. К груди она прижимала розовый атласный конверт со своим счастьем.
Материнство сделало Таню ещё более нежной. Хрупкая и стройная как тростинка, как будто бы и не ходила девять месяцев как маленький бегемотик, она с энтузиазмом взялась осваивать новую для себя стезю. Конечно, ей было не привыкать управляться с младенцами, но здесь очень важным было то, что это был её младенец, долгожданный и самый-самый лучший.
Следующие полгода все крутилось исключительно вокруг маленькой крикливой девочки по имени Елена Георгиевна Игреева. Алёнка, действительно была очень неспокойным ребенком, большую часть времени проводила на руках у матери и даже там устраивала феерические представления вокального мастерства.
Под Таниными счастливыми глазами пролегли глубокие тени, потому что поспать ей удавалось урывками и только в те нечастые часы, когда дочка засыпала. Безусловно, Тане помогала свекровь, которая насмотреться не могла на свою первую внучку и готова была проводить с ней все свое время. Но Таня слишком дорого заплатила за появления своего счастья, чтобы постоянно им с кем-то делиться. Поэтому она с маниакальной настойчивостью выполняла сама все манипуляции по уходу за ребенком, иногда обижая этим Лидию Александровну, которая считала, что Танюша ей не доверяет. Нет, Танюша ей доверяла, но каждый раз с таким нежеланием отдавала младенца кому-то в руки, как будто боялась, что ей его не вернут.
Гошка, как и практически любой мужик, первые полгода вообще боялся взять дочь в руки и только издали восхищался каждым её чихом, кряхтением или пуком. Он умилялся буквально всему, и готов был часами простаивать рядом с люлькой наблюдая за своей новой вечной любовью.
У нас дома тоже все с трепетом относились к Танькиному материнству. Особенно ратовал за неё, конечно, Максим. Этот четырнадцатилетний юнец задалбливал Полину советами, каждый раз, когда она готовила обед перед приходом Игреевых. Не знаю, где он набрался этой информации, видимо из плохо спрятанных маминых медицинских справочников, но теперь он каждый раз находил в блюде что-нибудь аллергенное и указывал Полине на это, поясняя, что кормящим матерям (читай - Тане) ни в коем случае нельзя есть ничего, что может стать причиной аллергии у ребенка.
В такие моменты, так и не привыкшая к дотошности старшего сына Полина выпучивала глаза и начинала глотать ртом воздух, не находя, что ответить этому всезнайке.
Вообще я сам иногда очень хотел дать по шее нашему местному гуру во всех областях. Его самоуверенность, порой переходящая в наглость, вызывала острое неприятие. И если бы все его заявления не строились на твердой основе знания, то честное слово, он бы ходил с вечно красными ушами. Но этот хитрец всегда знал чем аргументировать свои заявления и никогда не лез за словом в карман если нужно было уесть старших. С одной стороны, меня восхищали объемы Максовых знаний и умение этими знаниями оперировать. С другой – мне совсем не нравились те самодовольство и самоуверенность, которые проявлялись у него с каждым годом все сильнее. Но пока я наблюдал, стараясь не делать скорополителных выводов и не рубить с плеча. У парня переходный возраст, все мы в это время вели себя не вполне адекватно. Вот и старший сильно изменился за последние полгода.
Единственно, что оставалось для Макса неизменным – это его отношения к Тасе. Она оставалась для него главным человеком. Это было несколько обидно, но вполне объективно, потому что фактически именно Таня была его «первой мамой». И парень, кстати, сильно переживал, что теперь у него нет возможности проводить с ней так много времени как раньше. От этого его любовь не ослабевала, но в ней появился некий оттенок ревности. Поэтому, как только Таня переступала порог нашей квартиры, она тут же оккупировалась Максом и тот не отходил от неё ни на минут.
Хотя Полина все же умудрялась залучать подружку в спальню и там они о чем-то подолгу шушукались и что-то обсуждали. Я бы, наверное, был неплохим разведчиком, потому что меня так и подмывало пос(д)лушать о чем же он шепчутся, но страх подать плохой пример сыновьям останавливал меня.
Главным вопросом, который задала Полина Тане через год после рождения Аленки был: «Когда же второго ждать?»
Таня только шутливо погрозила пальчиком и хитро заявила: «Всему свое время.»
Из этого разговора я четко понял, что на одном ребенке чета Игреевых останавливаться не собирается. Ну и правильно! Чем больше детей, тем лучше. По крайней мере для Тани, мне-то больше не надо.
***
Вскоре мы все отмечали двухлетний юбилей маленькой Еленки. Она стала больше походить на мать, но и Гошины черты угадывались в её миловидном пухленьком личике.
Ну а уж говорить о том, что теперь Гошка вообще не отходил от дочери, наверное, и не надо.
Таня через полтора года сидения дома, при всей любви к дочери, начала беситься и Георгий, как истинно мудрый человек, предложил ей выйти на работу. Он к тому времени работал в консерватории в довольно свободном графике, да и его мама с удовольствием сидела с Еленкой. Таня была очень благодарна мужу. Устроившись в реставрационные мастерские, она успевала и пообщаться с людьми, и выполнить определенный объем любимой работы, и провести достаточное время дома, с дочкой. Хотя, теперь инициативу в свои руки взял Георгий и когда они с Таней одновременно находились дома, то чуть ли не дрались, решая кто будет читать ребенку книгу или играть с ним в куклы. Каждый хотел быть ближе чаща и дольше.
Отцом Гошка был сумасшедшим. Лена была для него светом в оконце, самым чудесным, милым ребенком. Хотя, мне лично казалось, что родители её чересчур балуют, потому что она абсолютно не принимала слова «нет» в ответ на свои, даже не просьбы, а требования чего-либо. Но счастливые родители этого не замечали и души не чаяли в своей лапушке.
У нас же дома все было гораздо спокойнее. Мы работали, учились, собирались зимними вечерами в большой гостиной, интерьером которой занималась ещё мама и просто болтали о том - о сем, наслаждаясь теплой атмосферой и близостью друг друга. Обеды в выходные дни у нас всегда проходили весело, даже когда Игреевы по какой-то причине не могли к нам наведаться.
Кстати, в таких случаях мы наведывались к ним или выбирались все вместе куда-нибудь за город. Отец давно мечтал о том, что когда-нибудь приобретет дачу, и будет там жить постоянно. Ему наскучил шум города и его вечная суета. Ему хотелось уединения и тишины. Я понимал его. Все-таки человек многое пережил, многое потерял и сейчас ему хотелось сохранить в душе хоть каплю нерастраченной нежности и тепла. Побыть наедине с собой и своими воспоминаниями. В последнее время он все чаще погружался в молчание и уединялся в своей спальне, где читал и делал какие-то записи, а иногда просто спал. Тем более, что все чаще напоминало о себе старое ранение - собранная когда-то из кусочков кость все чаще ныла и причиняла неудобства. Несколько раз Полина предлагала ему лечь в больницу и пройти курс лечения, но папа только усмехался и говорил, что все это ему не нужно, потому что разбитое сердце ему все равно не вылечат и главного все равно не вернут.
Единственным, потрясшим нас всех грустным событием стала смерть нашей долгожительницы, неизменной подруги и няньки – Василисы. Конечно, кошке было больше двадцати пяти лет, в последнее время она стала плохо есть, почти не выходила к людям, не откликалась на ласки. И вот умерла. Ночью, во сне. Жалко было очень, прямо как члена семьи. Эх Васька, пусть земля тебе будет пухом.
Так мы и жили, тихо и размеренно, пока в нашу жизнь не ворвалась Новость. Вернее ворвалась Таня в нашу квартиру, принеся с собой радостную новость. Когда она озвучила её Полине в гостиной, я чуть не подавился пирогом, пронесенным контрабандой из кухни, несмотря на запреты жены.
- Поля, я беременна! – вопила Танюха.
Полина была так ошарашена неожиданной новостью, что только и сумела, что раскрыть перед Таней объятия.
Новость быстренько разнеслась по квартире и вскоре все мы уже сидели за столом и обсуждали будущее радостное событие. Таня хотела ещё одну маленькую дочку, Гоше было решительно все равно, кто это будет, потому что он заранее радовался всем, а четырехлетняя Еленка вообще не понимала, чему так радуются родители, и уже с головой закопалась в Женькин ящик с игрушками.
Через полгода пятый Аленкин день рождения мы отмечали уже в компании довольно пузатой Танюхи и того, кто в этом пузике сидел.
Ну что? Ждем ещё одного племянника.
Стремление, вкусы и мечта жизни Макса.
Повышения Полины (Серегины я потеряла)