Глава пятнадцатая. О гонцах, приносящих дурные вести.
Кассиан хмурился. Вид его, озабоченный и отчасти рассеянный, ввергал меня в панику. Смерть отца еще не стала для меня очевидностью, и в душе я отчего–то надеялась на чудо. Вот вернется Анри, и все встанет на свои места, все будет снова хорошо. Но что станет хорошо, я не знала. Лишь с каким–то невероятным упорством я желала его возвращения, как будто оно могло поправить всю эту страшную действительность, происходящую вроде и не со мной.
Как объяснить всю бурю чувств, кипевшую во мне? Беспокойство и боль утраты, жалость к самой себе, нахлынувшая на меня неожиданно, и в то же время мучительное сожаление о том, что все произошедшее напрасно. Была еще злость на Ровиньяка и одновременно жуткое чувство от содеянного мной. Не было одного – страха. Отчего-то я не боялась предстоящей мне кары, будь то виселица или застенки. Все это казалось мне малозначимым и эфемерным. Важно было одно – я должна увидеть Анри!
- О, Господи, ну что же Вы молчите, Кассиан, превращая мою жизнь в пытку?! – негодовала я. - Скажите, ради всех святых, что произошло? Где Анри?
- Видит Бог, я не знаю, что сказать Вам, моя прекрасная госпожа! Я и так принес Вам дурные вести, и в такой час печали и скорби я вновь должен говорить Вам неприятные и тревожные вещи! Прошу Вас простить меня за это, ибо рассказ мой не обрадует Вас, а лишь наполнит туманными подозрениями! – Кассиан был в смятении, и слова давались ему с трудом.
- Прошу Вас, не тяните! – взмолилась я, и он наконец заговорил, тихо и быстро, удерживая меня за руку, словно пытаясь уберечь от чего-то.
- Едва услышав о жестокой судьбе Вашего отца, мы немедля решились ехать сюда, не заглядывая в гостиницу, так как вполне могло быть, что люди Ровиньяка уже ждут нас там. Но только мы свернули с площади на одну из темных улиц, как на нас напали неизвестные. Укрытые плащами, они, очевидно, ожидали нас. Их силы превосходили наши, и сама неожиданная атака застигла нас врасплох. Но, как ни странно, вскоре выяснилось, что нападавшие не имели целью убить или ранить нас, а лишь пытались пленить. К несчастью, их хитрый план не сразу был раскрыт нами. Мы отбивались с оружием в руках, но ответных ударов почти не следовало. Мы теснили их в небольшой проулок, куда, очевидно, нас заманивали неспроста, – Кассиан вздохнул, выпил кружку вина, пытаясь унять свое волнение.
Мы с Делатре с ужасом внимали его словам, боясь даже вздохом сбить и без того растерянного рассказчика.
- В этот момент, когда мы, увлеченные противником, уже решили, что победа близка, сзади на нас были наброшены мешки. И от неожиданности мы дали им связать себя, высказывая свое возмущение лишь криками и громкими ругательствами. Сунув нас, обездвиженных, в какую-то повозку, нападавшие о чем-то переговаривались, но слов их нам разобрать не удалось. Тесьер негромко сказал, чтобы мы все пробовали ослабить путы, и тот, кому удастся сделать это, должен немедля бежать и предупредить Вас и Антуана.
Путы смог распутать лишь я. Свалившись, как тюк, с повозки, я стремглав бросился бежать, ослепленный и ещё не избавившийся от мешка на голове. Мое бегство было тут же замечено. И если б не знание парижских лабиринтов, меня мало что могло спасти!
Кассин замолчал, вновь припав к кружке, которую уже наполнил заботливый Бастиан. Мы с Антуаном молчали, пораженные историей и совершенно не понимающие, что же могло произойти. Кто мог пленить Анри и Алана? Каковы причины столь странного похищения? И где их искать?
Я в недоумении смотрела то Делатре, то на Кассиана, и голова моя неожиданно закружилась. Отчего-то подступила дурнота, и дышать стало нестерпимо трудно.
- Святая дева! – воскликнул Бастиан. - Да госпожа сейчас чувств лишится! Ну все – на сегодня довольно бедняжке страстей и горестей! Я Вас сейчас уложу, несчастная моя госпожа!
Бастиан подхватил меня под руки. И вовремя. Еще немного, и я упала бы на пол.
День неумолимо клонился к вечеру. За окном прохладный ветерок гнал по небу маленькие облачка, больше похожие на ледяные кусочки, что несет весной река по упругому изгибу своих вод. Тоскливо было моему сердцу. Отчаянно ныло оно, путаясь в чувствах и воспоминаниях. То неожиданно мне виделся летний день в замке, поляна перед воротами, где отец велел седлать мне молодую лошадку. Она смотрела на меня черными глазами и пыталась ткнуться теплой мордой мне в губы. Отец насмешливо журил меня и говорил, что я могу лишь с лошадью целоваться, а вот проехаться на ней у меня духу не хватит. И я смело взбиралась на круп серой красавицы, пытаясь гордо сидеть в седле, подражая отцу.
А чуть позже, когда я стала постарше и в седле мне было так же удобно, как на широкой лавке, отец впервые вручил мне меч. Мне нравился серебряный блеск его клинка, гладкая рукоять удобно ложилась в ладонь. И я представляла себя молнией, протыкающий небесный свод огненным острием. Ах, отец, отец! Ты так хотел мальчика, и маленькая Люсьена заменила тебе сына!
Я лежала в постели, совершено обессиленная. Не было даже слез. И что делать дальше, я не знала. От Анри не было вестей. Искать его тут не представлялось возможным. Ведь меня саму ищут. Люди Ровиньяка обшаривают самые тайные укрытия Парижа, дабы король мог насладиться смертью юной графини де Лассанж, так злодейски убившей его верного подданного!
Наконец я открыла глаза. Маленькая келья была пуста. У кровати на деревянной скамеечке стояли бокал с вином и тонкая веточка с зеленым листочком, чудом уцелевшим на ее хрупком стане. Наверняка это принес Антуан. Господи, ну отчего же судьба играет со мной так, отчего Бог забыл обо мне и не слышит слов отчаянья, звучащих в моем сердце?
Раздался стук в дверь, и заглянул милейший Бастиан.
- Как Вы, сударыня? - с заботой спросил он. Впрочем, через минуту он уже ворчал, помогая мне подняться и потеплей укутывая в шерстяную шаль, взявшуюся неизвестно откуда, - Ну где ж видано, что бы даму благородного происхождения довели до столь ужасного состояния! Совсем Кассиан на себя не похож! Ну можно ли день и ночь слушать ужасы и всякие жуткие разговоры? Можно ли, чтоб до Ваших прекрасных ушей доносились лишь одни неприятности и прискорбные события? Да как допустимо такое от двух благородных сердцем мужей?
- Ох, Бастиан, да я сама велела, чтобы мне все рассказали без утайки!
- Да мало ли чего Вы велели! Вы существо нежное. А вдруг у Вас горячка нервная случится или обморок бездыханный на несколько дней?! Я слыхал о таком! Нет, нельзя столь юную и чувствительную даму подвергать таким суровым испытаниям! Да и придумывать все необходимое для спасения Вам не нужно. Пусть соратники Ваши и справляются!
Бастиан помог мне сесть на жесткий стул и велел выпить своего травяного снадобья. Его забота так растрогала меня, что слезы невольно навернулись на глаза. Но я поспешила скрыть их, дабы не расстраивать чуткого монаха.
Неожиданно робко вошли Кассиан и Делатре.
- Как Вы, сударыня? – с тревогой спросил Антуан.
- Уже намного лучше благодаря усердной заботе нашего радушного хозяина!
Кассиан, молчаливо стоявший позади, подошел ко мне и, глядя в глаза, сказал:
- Вам нужно покинуть Париж! Немедленно. Сегодня же ночью.
- Но, Кассиан, а как же Анри, как Алан? Мы ничего не знаем о них! Быть может, они в опасности! Быть может, нуждаются в помощи!
- Милая моя Люсьена, Вы ничего не можете сделать! Вы сама в огромной опасности и рискуете оказаться в темнице! Я останусь и найду обоих наших друзей. Вы же уедете с Антуаном. И умоляю Вас, не сопротивляйтесь, иначе, клянусь, нам придется везти Вас силой! Анри никогда не простит мне, если с вами случится неладное. Прошу Вас благоразумно взглянуть на сие дело. Вам нельзя быть здесь! Еще день или два, и Вас могут найти!
Бастиан согласно кивал головой:
- И то правда, госпожа графиня. В застенках королевских нет ничего хорошего. Лишь злобные охранники да голодные крысы. Не место там такой юной красавице, ох, не место! Да и кто Вас там ждет, в тех застенках-то? Палачи лютые да поганый сброд со всего Парижа! Нет, вам уезжать надо!
- Господи, да как мы уедем? Ворота городские для нас на замке! – воскликнула я, впечатлившись неприглядной картиной королевских темниц.
- Поздно вечером с пристани монастырь отправляет вино по реке, – объяснил Бастиан. - Там бочки, припасы разные. Никто в монастырских поставках копаться не будет. Да и вряд ли кто подумает, что в бочках вместо вина юная дева сидит.
- В бочке? Юная дева? – переспросила я, еще не осмыслив трудности сего хитроумного плана.
- Ну да, милостивая госпожа! В бочке – оно надежней. Братья не дадут бочки вскрывать. А потом уж, как плоты отчалят, так и вылазьте себе! А когда прибудете на место назначения, вам помогут коней достать. А там – воля вольная! – улыбнулся добрейший смотритель.
- Не бойтесь, милая Люсьена! – тихо произнес Делатре. - Я помогу Вам. Все будет хорошо.
Я задумалась. Но выхода другого, видно, не было. Что ж, дорогая графиня де Ласанж, ваш путь проложен. И пусть в бочке – но не в тюрьме королевской и не на виселице в петле!
- Но, друзья мои, куда же далее мне ехать? Домой в родной Лангедок нельзя. К графу де Лонкуру и сестрице – тоже невозможно. Ведь там меня в первую очередь искать станут. Мне некуда ехать!
- Нет, госпожа, - серьезно и твердо произнес Антуан. – Есть место. Мы поедем к моему отцу. В Каркассон.
Грехи и подвиги Люсьены де Лассанж
Что касается интерьеров - визуальная часть тут на фотографе, а в литературной...хм... в литературной я постараюсь не лезть глубоко в эти дебри. 
Линейный вид
