Золотые локоны, карие глаза, пристальный взгляд в никуда и поджатые губы. Она стояла, такая, казалось, незнакомая, чуждая, и ждала моего брата. Простите, своего жениха. Я курил сигарету за сигаретой и смотрел в окно, на нее. Красивая, необычная, дерзкая… да, другая и не могла стать его женой. Женой, черт возьми, моего брата!
Заметив мое внимание, она расслабилась, улыбнулась мне, беспечно и таинственно, помахав рукой, а я, будучи не в силах быть приветливым, лишь зло затушил сигарету, хороня ее в пепельнице, среди кучи своих товарок.
На кухне красовался обещанный Брайану пирог. Большой, ароматный, совершенный и прекрасный. Фрея, игнорируя дивные запахи, ожесточенно драила плиту. Казалось не было для нее сейчас более важного, жизненно необходимого в именно эту секунду, деяния. Сведенные брови, усталый, тяжелый и обреченный взгляд. Только такой идиот как Брайан может не замечать повисшей в доме гнетущей тишины. Только такой идиот как он, может предложить устроить праздник "милый и семейный". Только такие идиоты, как мы, могут согласиться на это.
Все меняется в одну секунду, стоит Лесе появиться на пороге. Я еще не успеваю осознать, что происходит, а Фрея приветливо улыбается, мурлычет что то будущей золовке с самым что ни на есть невинным выражением на мордашке. Девушки поглощены друг другом на этом дурацком обеде, словно закадычные подружки, не разлей вода. Фрея подкладывает Лесе тортик с такой заботой, что у меня кусок застревает в горле, уж не отравлено ли. Две ядовитые змеючки, не иначе...
Конец обеда. Фрея убирает посуду. Влюбленная парочка воркует так, что у меня челюсть сводит и на лице застывает перекошенная улыбка контуженного инвалида войны.
- Любимый...
- Любимая...
- Любимый...
- Любимая...
Фрея улыбается куда живее и я снова удивляюсь. Какая выдержка! Какое самообладание! Потрясающая девушка! Даже не окунула ведьму физиономией в пирог!
Пример кузины действует на меня столь благотворно, что я даже нахожу в себе силы обнять Брайана, ободряюще похлопывая по плечу. Мне хочется его придушить, с размаху вмазать, ублюдку, в челюсть, а потом добавить коленом по почкам... В глазах Брайана чистота весенней листвы, запутавшееся в молодых ветвях солнце. Рядом улыбается Фрея, пустым, остекленевшим взглядом уткнувшись в надгрызанный кусок торта.
- Поздравляю, брат... - негромко смеюсь я и пытаюсь поймать его взгляд. Ну хоть что-то!... Но там нет ничего. Вернее ничего, что я хотел бы увидеть. Брайан даже не вздрагивает, смеется в ответ, ни на миг не меняясь в лице.
- Поздравляю, брат...
Фрея нашла меня в баре. В свое время он был для нас почти легендой, сказкой. Красные стены, черный пол, пламя, свет и лучшая в мире музыка. Авалон. Когда то это место было молодостью и жизнью родителей. Рокэ, Айрис, Диармайд, Рокси... голоса взвиваются к потолку, переплетаются с музыкой, оставляя лишь биение сердца...
Время нещадно даже к стенам. Когда то, готов поспорить, яркий и сочный, сейчас клуб обветшал, осунулся, переживая, видимо, не лучшие свои времена. Я сидел за стойкой, снова курил, ждал выпивку и был готов наткнуться глазами на корявую надпись на столешнице "здесь был Рокэ". Однако, вместо этого, я услышал голос ненаглядной кузины. Она пришла, плюхнулась на соседний стул и беспардонно заявила бармену.
- Мне того же, что и ему.
Мы не говорили. Только пили и были... рядом. Фрея безмолвно подавала мне зажигалку, я благодарно кивал... Вышли из Авалона мы так же молча, но ничуть не тяготясь тишиной.
- Смотри, качель... - неожиданно, будто сама немного удивившись своему порыву, произнесла Фрея. Она дотронулась ладонью до чахлой конструкции, задумчиво, мечтательно улыбнулась, полуобернувшись ко мне. - Покачаешь меня? Как в детстве...
Потом был другой клуб и новый коктейль. Я сам ее утянул танцевать. Под что то немыслимое, клубное, что я не слушал никогда и в страшном сне не мог представить... Фрея смеялась в ответ и охотно шла. Танец? Безумие, когда в мире нет смысла, да и не нужен он. Просто тут, просто рядом, просто сейчас, как глоток воздуха.
Мы и не заметили, как около нас оказался престарелый мужик, изображающий вялые рукодрыганья танца, обласкавший взглядом Фрею, а затем повернувшийся ко мне.
- У вас такая красивая девушка! Такая красивыая! Само совершенство! Какая грация, какие глаза, какая... эээ... - он сделал неопределенное движение в районе груди и я, замерев на пару мгновений, недоумевающе приподнял брови. - Красота! - наконец закончил он. - Ты ее береги, смотри! Такая девушка....
Фрея за его спиной расхохоталась и повисла у меня на руке. Я сам не смог удержаться от сдавленного фырканья, и поторопился скрыться с глаз долой от настырного старичка, увлекая Фрею за собой.
Мы нашли приятное местечко в комнате отдыха, мягкие диваны, приглушенный свет и отголоски музыки из-за двери. Фрея еще хихикала, когда мы бухнулись на диван, тут же заняв его целиком.
- Сумасшедший... - буркнула она, уложив голову мне на плечо и расслабленно прикрывая глаза.
- Ну, ты слишком жестока. Он был определенно в чем то прав, хотя и выражался... слишком экспрессивно... - Фрея снова затряслась от смеха и я приобнял ее за плечи. Такая теплая, родная... - Я обязательно буду тебя беречь... - я мягко поцеловал ее в лоб, голубые глаза распахнулись и девушка приподняла голову.
Иногда я задаюсь вопросом, неужели все в этом мире обречено проходить, в определенный момент заставая меня врасплох? Шло, шло, а потом вдруг раз, и случилось. Губы Фреи были мягкими, нежными и с легким привкусом текилы. Она льнула с доверчивостью хрупкой птички. И все было так чертовски правильно. Это чувство, нерушимой, роковой правильности, пожалуй, сейчас заполняло все, впитывало в себя наслаждение, покой, уют, становясь глубже, шире...
А утро застало нас в ободранной студенческой кофейне. Я взирал на мир красными глазами и мрачно глотал кофе. Легкое чувство дежа вю никак не хотело покидать меня. Впрочем, нет, это было не совсем то. В тот... определенный момент моей жизни, я чувствовал себя идиотом. Полным и законченным. Теперь к этому не слишком радужному ощущению прибавилось еще и чувство того, что я законченная сволочь. Кофе в чашке заканчивалось неминуемо и угрожающе быстро. Вскоре надо было поднимать глаза на девушку напротив.
- Ну что, ожил? - заботливо поинтересовалась Фрея. Я вскинул глаза, а она... улыбнулась. Светло, чисто... как будто расставляя все по своим местам. И стало вдвойне стыдно. Впрочем, тут же пришло ощущение легкости и облегчения. Я перегнулся через стол, касаясь ее губ поцелуем, и она мягко подалась навстречу.
Дома стало как то неожиданно уютно и легко. Больше ничего не раздражало и даже когда Брайан заявил, что с таким вдохновенным лицом, с каким я чиню кран, я б лучше сам-знаешь-чем занимался, мне даже не захотелось привычно огреть его табуреткой. Продемонстрировав не слишком приличный жест, я с ухмылкой вручил ему гаечный ключ и оставил наедине с хлещущим краном, удалившись на кухню помогать Фрее с курицей, чем, судя по всему, оставил незаживающий след в сердце богоданного брата.
С того памятного дня в нашем доме довольно часто стала отираться Леся, но даже ее присутсвие уже не выбивало из колеи, даже добавляя определенное удовольствие от лукавого перешептывания с Фреей в темном углу кухни. Сам же жених, кажется, уже успел трижды пожалеть о своем опрометчивом решении.
- Любимый, ты совсем не уделяешь мне внимания... - канючила ведьма, нависая над Брайаном. - А я приобрела такой чудесный пенюар! Я думала тебе понравиться! Ну оторвись же ты хоть на секунду от своей дурацкой машины!
- Уйди, женщина! - отмахивался в ответ Брайан и еще ожесточенней колотил пальцами по клавишам, не отрывая взгляда от монитора. - У меня курсовая на носу, не мешай! И вообще, только после свадьбы! Хватит меня трогать, это не поможет! Не поможет, я сказал! А ну полож мышку на место, женщина!
Леся обижалась, хлопала дверью, но неизменно возвращалась максимум дня через два.
По ночам Брайан терзал электрогитару и орал трагичные баллады о своей загубленной молодости. Он нещадно перевирал древних бардов и современную эстраду, неизменно сходясь к мысли, что мужская доля жестока и жить ему осталось так мало. Голоса у Брайана не было, а на слухе незабвенный медведь оторвался за всю свою неудавшуюся жизнь.
Мы с Фреей, конечно, бесконечно сочувствовали страдальцу и бурно целовались в моей комнате.
День на девятый нескончаемых кошачьих концертов в исполнении брата, мы внезапно обнаружили, что в доме подозрительно тихо. Мы даже насторожились, мало ли, вдруг наконец то... то есть не перенеся душевных мук, Брайан повесился на антресоли. Однако поиски были недолги, потенциальный самоубийца уже минут через десять был обнаружен на заднем дворе, страстно лобызающий ручки какой то шатенки. За Брайана можно было не беспокоиться.
Мы же с Фреей были вместе. Просто вместе. Без всяких объяснений, пылких признаний и разбитой посуды. Тихо, спокойно, мирно и уютно. Она забиралась ко мне под одеяло, когда я уже засыпал и я, в полудреме, обнимал ее, притягивая ближе теплое, гибкое тело, чувствуя ее дыхание на своей шее.
Она пыталась отучить меня от курения, мягко и ненавязчиво, как делала все, и теперь, просыпаясь по утрам с ней в объятиях, я натыкался взглядом свою пачку и, молчаливым укором на соседней тумбочке, ее фрукты, мол, минздрав не дремлет...
Глупость, конечно, но тепло становилось на весь грядущий день.
Вскоре же нас порадовали вести из дома Ротрэ. Тетя Айрис, захлебываясь впечатлениями, сообщала, что нынче к ним зачастил в гости подозрительный тип, некий коллега тети Мэллит, проявляющий недвусмысленные и непроходящие знаки внимания нашему грозному генералу. Тетя Мэллит отвечает на них в присущей себе манере, в стиле "упал-отжался, салага, а потом пять кругов нагишом вокруг дома, что бы дурь выветрилась", однако Дядю Дэрреша это все равно беспокоит, что выражается в сходной с страданиями Брайана манере.
Дядю Дэра внезапно поддержала в его опасениях белоснежная колли Фреи. Нахальная псина, стоит только типу появиться на пороге, тут же мчится к тете Мэллит, падает лапами вверх и трагично скулит, подвывая дядиному музицированию на все лады, мол, умираю в страшных муках, страдаю и мучаюсь, помогите несчастной псинке, скасьте последние ее часы.
Дядя Диа, насмотревшись на такие тещинские страсти, вдруг внезапно тоже обнаружил, что его ненаглядная жена тоже ходит на работу какая то слишком красивая. Тут и живот голый, и одежда... кхм... ну и что, что рок-звезда?! Мешок! Мешок из-под картошки!
Успокоился он, видимо, только обнаружив старшее поколение, целующееся как школьники прям у калитки. У дороги, на глазах многочисленных соседей... счастливых и вечно влюбленных. Мир в доме, казалось, был восстановлен, женщин перестали третировать, бубня себе под нос и преследуя из с холщевым мешком наперевес.
Тетя сообщала, что даже папа заходил. Видимо заскучав дома, он размахивал волшебной палочкой и предлагал поколдовать, дабы воссоединить любящие сердца. Еле удалось убедить, что он опоздал и в его колдовской помощи не нуждаются, спровадив обратно к жене.
"Ничуть не изменился, - отметила тетя Айрис. - Каким был идио... жизнерадостным юношей, таким и остался."
Дядя Дэр же не успокоился, его сердце жаждало правосудия и мести. В очередной раз припершегося коллегу он зажал на кухне возле фортепиано, популярно объяснив нахалу, что ему тут не рады, куда ему следует идти и какие именно конечности ему оторвут в случае, если он не перестанет приставать к приличной женщине и матери многочисленного семейства.
Сопляк, однако, оказался недостаточно понятливым и сговорчивым. Он вознамерился дерзить и возмущаться, за что дядя Дэр его наглядно покарал, проделав все то, о чем не так давно мечтал я, применимо к ненаглядному своему брату. В общем, победителем, конечно, остался дядя, весьма и весьма бодрый и гордый, а супостат был с позором вытолкан вон из дома.
На следующий день случился скандал. Выяснилось, что поверженный наглец был совсем не тем наглецом, что домогался тетиных чувств. Этот вообще зашел практически случайно, был ни сном ни духом, но зато сыном некой высокопоставленной в Вероне особы. "Известный градостроитель избил и надругался над молодым и невинным солдатом!" - гневно вопияли газеты, а тетя Меллит нервно пила валерьянку бутылками. Дядю Дэра понизили до зодчего, демонстративно погрозив пальчиком на публике и втихушку пригласив распить бутылочку вина вечерком, где солидный, престарелый мэр Вероны, впав в благодушное состояние "под хмельком", горячо одобрил дядины методы воспитания современной молодежи. "Так их, сосунков! - гаркнул он, долбанув кулаком по столу. - А то вознамерились тут к нашим женам шастать!". Должно быть это было что-то личное и наболевшее.
Сам же дядя Дэр, кажется, понижением расстроен ничуть не был, все так же гоняет дочку с зятем, целует жену и, ласково улыбаясь, щурит хитрые голубые глаза осеннему солнцу.