Любит - накрашенных личностей с логическим складом ума Не любит - толстых Жизненная цель - наука Характер:
неряха - 6
интроверт - 4
созерцатель - 7
зануда - 3
зараза - 5
Война забрала у меня все, страну, любовь, семью, Короля. В той войне не было ни романтики, ни великой цели. Кругом и всюду был только долг. И каждый из нас был ведом только долгом. Воины шли за нашим Королем, и я шел среди них. Я – оруженосец Короля, второй сын графа фон Вальде. В тот день, когда наша последняя атака захлебнулась в крови и таком же алом закате, я стал рыцарем и графом на последние пару минут. Мой отец, старший брат и два младших погибли на первой линии защиты. А мой Король опирался на мои плечи, едва переставляя ноги, и харкал кровью. Посвящение в рыцари было торопливым и, наверное, бессмысленным. Но кто я такой, что бы судить о деяниях Короля. Он знал, что все кончено и потеряно, он упорно впивался пальцами в землю, когда ноги не выдержали и мы повалились. Король притянул меня к себе последним рывком, сухими, обветренными, окровавленными губами яростно прохрипев мне на ухо «дождись меня». Его глаза закрылись и лицо разгладила печать смерти за несколько мгновений до того, как наш мир поглотила Мгла. Полог шатра рвануло и сорвало. Перед глазами мелькнула черная сталь. Больше не было заката. Пара мгновений, только на то, что бы обернутся. Обернутся и почувствовать, как наваливается всепожирающая Тьма. Едва успевая осознать, что теперь ничего нет. Нет замка фон Вальде на зеленых холмах среди алых гранатовых рощ. Нет дома. Нет родины. Нет прекрасных серых глаз, что провожали на войну. Резко и зло, на долю секунд всколыхнув давящее марево темноты взвыл где то последнее заклинание безумный и отчаянный маг.
Все исчезло, утонуло, погибло.
Только вспыхивает в груди сердце и с губ срывается дикий, безмолвный крик. Во Тьме нет ничего.
“Аристократическое самообладание” (“Noble Composure”)
Баллов: 1
-Все 10 поколений не имеют права заснуть на полу ,или справить нужду туда же. Младенцы, малыши и гости попадают под это ограничение. Сон лицом в тарелке не считается нарушением.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к культуре 10 до того, как станут пожилыми. “Писатель” (“Storyteller”)
Баллов:1
-По крайне мере один роман должен быть написан каждым поколение династии, кроме 10-го. Неважно,какого качества роман. Вы должны написать историю своей семьи. “Бесстрашный”(“Fearless” )
Баллов: 1
-Вы должны всегда разыгрывать карточки шанса.
-При поломке электропредмета его должен починить сим из семьи.
-Нельзя приобретать сигнализацию в дом или машину.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к преступности 10 до того, как станут пожилыми
Примечания: не подпускайте к поломавшимся электропредметам наследника. Чтоб починить неопасный предмет(душ, засорившийся унитаз) можете вызвать мастера. “Одна дорога” (“One way street”)
Категория: ограничения
Баллов: 1
-Сим не может использовать эликсир жизни.
-Эликсир из коровы может использоваться.
-Можете использовать эликсир жизни для зарабатывания баллов.
Вот сволочь-то, Джонатан! Счастье, что его Даламар с Брайаном не слышали, а только бедная хрупкая Равенна, а то досталось бы паршивцу!
Несчастная девочка, сколько ж ей всего терпеть-то придется? Все никак не заладится с проклятущей любовью!
Жаль, конечно, скринов со свадьбы Джулиана, но описание столь замечательно, что я почти не заметила их отсутствия. Поздравления Лелику и Ядвиге!
Эх, что же там выйдет у Венки с таинственным вьюношей с кладбища? Ждем-с.
Enlil, а вот и второй представитель шестого поколения, осталось дождаться только официального наследника (почувствуй себя Даламаром) и выдохнуть Джулиан, заечка, посмотрите-ка, в какого прекрасного мужчинку ты вырос xD
Пока, Джонатан, делай карьеру и заваливай девиц, с самого начала было ясно, что ничего не получится А Равеннэ пока не стоит прятать когти, лучшее еще впереди. Никогда еще жизнь была столь полна приключениями (я поомню нашу белую королеву кладбища )
Cromachy, феменистка! и ты, и Равена! глупые бабы и ничего не понимаете в мужчинах!)))
Не, ну... сама вышла замуж, сама виновата, что тут еще скажешь)) Innominato, и ты тоже феминистка))
да, скринов жалко дико... такое платье было... надо будет еще кого-нить в нем замуж выдать... не пропадать же добру.. *думает-думает-думает*)) Hyacinth, эйэйэй!!! обращу внимание, что представитель еще не родился! в смысле он родится только ниже!) это вы тут умные такие!))
Насчет когтей, это даа... пора бы уже того... по традиции сваливать на наследника проблемы... а то что то совсем обленились))
Наверное впервые притащенная мною домой добыча отличалась таким своеобразием. Да и тяжестью, чего греха таить. Джулиан помог мне затащить добычу в спальню, освежевать, то есть раздеть, уложить в кровать и осмотреть на предмет смертельных ран. Ли наблюдая за сим действом, невозмутимо пожевывала круасан.
- Я бы на твоем месте воспользовалась моментом и надругалась, - сообщила она. – Над таким не грех.
- Да он же мало того, что бревно, так еще кожа да кости! – возмутилась я, имевшая удовольствие лицезреть синяки, кровоподтеки и выпирающие ребра нежданного гостя. – Это даже не некрофилия! Фетишизм чистой воды!
Джулиан, недрогнувшей медицинской рукой изгнал нас из помещения, некоторое время спустя сообщив, что пациент скорее жив, чем мертв, не заразен и более-менее дееспособен. Однако, тем не менее, он намерен заказать еще пару пачек валерьянки для отца, скоро должного вернутся с работы, и переехать в съемный дом. Пациент хоть и не заразен, но нечего беременной женщине смотреть на всякие страсти.
Мне были выданы подробные письменные инструкции, список лекарств и через два дня Джулиан с Ядвигой праздновали новоселье на соседней улице. Я же осталась с подозрительным полудохлым типом на руках.
Он пришел в себя спустя неделю. Неделя моих бессонных ночей, мгновенно высыхающих на его горячем лбу повязок, заливаемого ему сквозь зубы лекарства. Иногда мне казалось, что он сгорит. Прям так, прям тут, прям на моей кровати, иссохнет, растает, оставив после себя только горячую пустынную пыль. Но он пришел в себя.
Мне снился прекрасный сон, практически пони и радуга. Уже успев привыкнуть к не предназначенным для того спальным местам, я не ощущала ни малейшего дискомфорта, скрючившись в кресле. Мне снился очень, очень хороший сон. А потом в него ворвался жуткий грохот и звук разбивающегося стекла.
Выглядел он отвратно, не говоря уже о том, что штормило его совершенно дико, взгляд фокусироваться отказывался, халат Джонатана был коротковат, а руки судорожно цеплялись за прикроватную тумбочку, с которой уже были снесены все миски и лекарства. Тумбочка оказалась неожиданно верткой и из рук постоянно ускользала.
- Эй, эй! Молодой человек! – я, подскочив, вцепилась в его локоть, хоть как то поддерживая, и он обратил на меня свой жуткий взор, будто только что обнаружив мое присутсвие. – Давайте вы приляжете… - куда менее бодро добавила я. – Вам еще нельзя так… мнэээ… доктор сказал… доктору верить надо… вон у нас кровать… нет, нет, я не кровать, не надо в меня так вцепляться…
- Mor vastarya ri… - прохрипел он, и я осеклась, словно бабочка, приколотая его голосом, его взглядом, его пальцами, наверняка оставившими синяки на руках. – Gwesta sereg, Aran sereg… Sereg, sereg, sereg… He Morgul! He tuv-lend sereg! Ведьма… - он оттолкнул меня так же стремительно и сильно, как только что сжимал. «Очень странный иностранец,» - подумалось мне. Иностранец тем временем расхохотался, дико, безумно, метнулся наугад, снес лампу, с горохотом разлетевшуюся о стену. Но ни ему, ни мне явно было не до таких глупостей. – Na-eglat Aran! Aran a sereg tiu! Sereg… - нового столкновения с тумбочкой не вынесла ни тумбочка, ни иностранец. Видимо исчерпав свой лимит бодрости на вопли, он грохнулся прям на осколки, еще что-то невнятно просипев и окончательно обмякнув.
Уже на следующий день, выйдя по нужде, я вернулась в комнату и обнаружила его на ногах у зеркала. Выглядел он все так же паршиво, если не хуже, но на ногах держался куда увереннее. Мое появление он проигнорировал. Еще бы, о каких симпатичных девушках может идти речь, если на тебя из зеркала такой любопытный трупешник смотрит. Щеки впалые, губы синие, разбитые, кровоподтек на пол рожи, а на остальные полрожи ссадины и царапины. В общем, правильно сделала, что не надругалась.
Воодушевленная тем, что пациенту явно полегчало, я даже предприняла попытку завязать какой-никакой разговор. Хотя, возможно, его словарный запас ограничен словом «Ведьма», это не повод отчаиваться. Сначала я пыталась изъяснятся на более-менее известных мне языках, потом пробовала использовать простейшие односложные выражения отечественного… когда я дошла до жестикулярного выражения «моя, твоя, мир, дружба, бананы», он обернулся. Так иногда смотрят на людей кошки. Такие здоровые, наглые кошки. Зеленоглазые. С выражением брезгливого высокомерного презрения высшего существа к убогому отребью у его лап.
Мой энтузиазм иссяк на корню. Жаль в комнате не осталось, нашими давешними стараниями, ничего бьющегося.
- Никогда не встречал более бездарного повара, - соизволил сообщить он за завтраком на третий день своего пробуждения. До сих пор не слышав от него ни слова (за исключением тех незабываемых воплей), я едва не выронила из рук кружку с чаем. На всякий случай пристроив кружку на стол, я уперла руки в боки и сверху вниз воззрилась на нахала.
- И чем это тебя не устраивает моя стряпня?!
Праведное негодование не произвело на него абсолютно никакого эффекта. Как ковырялся брезгливо вилкой в тарелке, так и копался, даже глаз не поднял.
- Когда мы были в осаде, пища и то была более пристойной, - невозмутимо сообщил он. – Что это? Отвергнутая псом пожеванная подметка, замаскированная чертополохом с цыганского кладбища?
- Это курица! И салат!
- Я думал, что понимаю смысл этих слов, но теперь меня терзают сомнения.
До глубины души оскорбленная таким пренебрежением к моим кулинарным талантам, я дернулась с явным намерением одеть незабываемое блюдо на голову козлу. Не переводить же продукт просто так, а так хоть какое моральное удовольствие получу. Однако больной оказался, очевидно, не так уж болен. Тарелка ускользнула у меня из под самых пальцев. Разглядывая бугристый кусок курицы на вилке с таким видом, будто опасался, что оно зашевелится, он с сомнением отправил его в рот и с таким же сомнением прожевал.
- Меня, кстати, Равенной зовут, - мрачно сообщила я, даже не ожидая особой реакции от этого неблагодарного мерзавца. Однако, так же старательно прожевав следующий кусок, он негромко отозвался.
- Gli Ravenne tol ned maur… Янтарная Львица приходит во снах. Красивое имя. Слишком красивое для того, кто так отвратительно готовит.
Моя бровка нервно дернулась.
- Может тогда, раз уж, оказывается, ты умеешь говорить, соизволишь сообщить свое имя?
- Renia Erin Annui Daedelu Galen El.
- Чего? – растерянно брякнула я, заподозрив, что это он меня только что обматерил.
- Мое имя. Renia Erin Annui Daedelu Galen El.
- Ре… ну… ану… эль…
На его лице снова появилось это выражение, обреченного, смиренного презрения. Хорошо хоть глаза не закатывает.
- Бейлон, - смилостивился он.
Как только стало возможно оставлять больного без постоянного контроля и страха, что он через минуту вырубится и свалится с лестницы, я начала шастать в гости. Вот уж где можно было отдохнуть душой! Там не было неблагодарных еле живых нахлебников, дергающихся от сорванного контракта мужей и отцов, подозрительно нарезающих круги по дому с волшебной палочкой наперевес. В общем, мне представилась возможность разделить чужое счастье и я кинулась сломя голову. Ядвига родила мальчика. Удивительно крохотного, и жутко похожего на отца уже таком юном возрасте. Смуглый, зеленоглазый, он походил на Ядвигу разве что тремя черными волосинками на лысой головке и подозрительно упрямым выражением глазок.
Дожидаться конца декрета Ядвига не стала. Посидев более-менее положенный срок с младенцем, она сбагрила сына на мужа-медика и рванула исполнять мечту жизни – творить добро и справедливость, направо, налево и в других направлениях. Она еще в университете имела к этому явные и неопровержимые склонности. С Джулианом они теперь видятся нечасто, однако с ребенком сидят попеременно, как только Джулиан возвращается с ночной смены, Ядвига облачается в безупречную белую блузку и мчится на дежурство.
Пока вроде никто не жаловался. Вот что значит семейное взаимопонимание.
Дома же не было мне покоя. Видимо Бейлону похорошело окончательно, по крайней мере он принялся рассекать по дому с голым торсом и, что куда ужаснее, контролировать процесс приготовлении пищи. Аргументировал он это тем, что, не надеясь на усовершенствование вкусовых качеств, лелеет надежду хотя бы сохранить пище более-менее оригинальный вид. Несколько раз я со скандалом божилась, что больше не в жизь для этой скотины. Пару раз я швыряла в него посудой. Изредка попадала. Однажды это было жидкое тесто. Я громко хлопала дверью, за которой Бейлон невозмутимо, и очень криворуко, судя по результату, устранял последствия нашей беседы и так же гордо и невозмутимо ходил голодный. Когда его начинало пошатывать, меня начинала мучить совесть. Дворецкий уже две недели отказывался выходить с больничного.
От всех вопросов, касающихся того, как он оказался черти где в черти каком состоянии, он уходил удивительно ловко. То есть либо игнорировал, либо ломился в первую попавшуюся дверь, изображая бурный интерес от лицезрения какой-нибудь ванной плитки или засохшего фикуса в нашей детской комнате.
Иногда, впрочем, ему везло и он натыкался на места действительно любопытные.
- Чье это? – мрачно вопрошал он, подозрительно благорозумно не приближаясь к отцовскому котлу ближе полутора метров. Он и так то не отличался покладистостью, а сейчас выглядел особенно раздраженным и недовольным.
- Даламара…
- Твой отец колдун?
«Ведьма!», - всплыло в моей памяти, заставив поежится.
- Светлый маг. И, кстати, ты ему очень не нравишься, - мстительно добавила я.
- Если бы я ему нравился, я был бы худшего о нем мнения, - процедил он. На мгновение мне показалось, что он сейчас плюнет в котел. Однако наш благородный Бейлон до таких низостей не опускался, даже если ему, возможно, и очень хотелось. – Он мудр и силен. Особенно если учитывать, что он смог дожить до своих лет на твоей стряпне.
Прознав про наше незаконное вторжение, Даламар первым делом провел вразумительную беседу с непутевым, но нежно любимым своим дитятком, то есть, проще говоря, вломил мне по самое небалуйся. С честью выполнив, даже, я бы сказала, перевыполнив, родительский долг, он внимательно проинспектировал каждый миллиметр своей лаборатории, осмотрел все полочки и скляночки, подозрительно заглянул в котел, после чего заперся там с совершенно таинственными намерениями, в течение следующей недели выходя разве что на завтрак. Весь второй этаж, начиная с места отцовской дислокации, несмотря на закрытую дверь, умудрился провонять плесенью и чем то еще таким подозрительно таинственным, что я даже не хочу знать.
Джонатан демонстративно не смотрит в сторону своего сотрапезника.
Бейлона куда более занимает содержимое собственной тарелки.
Джонатан, страдальчески морщась, ест хлопья с молоком.
Бейлон с интересом юного натуралиста разглядывает утонувшую в шоколадном муссе изюмину на жутковато-черном пласте блина.
Дробный перестук пальцев по столешнице. Удивительно звонкий, ногти Джоната уже длинее моих. Менеджер его группы сказал, что это круто.
На лице Бейлона появляется увлеченное и немного озадаченное выражение. Изюмина поразительно ловко ускользает от вилки.
- Это мой халат, - наконец разбивает тишину Джонатан.
- Сочувствую. Убогая вещь, - невозмутимо отзывается Бейлон. Изюмина все еще не дается.
- Ты сидишь в моем халате, - голос Джонатана становится раздраженным и нервным. Забытая ложка медленно, но верно погружается под молоко.
- Уверяю, ни он, ни я, не испытываем восторга от вынужденной близости. Однако боюсь, если я сниму его прям здесь, ты не перенесешь конкуренции.
- Да что ты возомнил о себе! – Джонатан вперяет негодующий взгляд в Бейлона, видимо надеясь испепелить того взором. О, наивный, он еще общался с ним слишком мало.
Ответом Джонатану – насмешливо вздернутая бровь и презрительный изгиб губ. Бейлон молча поднимается и развязывает пояс. Сползающая с плеча ткань обнажает на ключице синяк размером с ладонь.
- Иди к черту! – не выдерживает мой супруг, срываясь с места.
Бейлон садится обратно на свой стул. Изюм все еще не изловлен.
В незанятое третированием окружающих время Бейлон много читает. Помятуя первую нашу с ним глубокосодержательную беседу, я немало удивилась, впервые обнаружив его за книгой. Особо ему приглянулся шкаф со сборниками книг авторства фон Вальде. Литературные изыскание моих пращуров, Аствелла, Рована, Рокэ, и даже сказки папы Даламара, вызвали в нем нешуточный интерес. На мое ехидное замечание относительно его интеллигентности и гениальности он ответил однозначно, глубокомысленно угукнул и попросил поплотнее закрыть дверь, что бы не пускать сквозняк.
Однако кое-кому, как оказалось, читать вредно.
- Кто это? – он вцепился в мою руку, что мне становилось больно. Мои робкие попытки вырваться из захвата он, кажется, и не замечал. Гораздо больше его интересовал портрет.
- Мой пра-пра… основатель рода фон Вальде. Говорят он заложил первый камень особняка и собственноручно посадил дерево в беседке бракосочетания. О нем известно мало достоверного, но точно известно, что он был блондином и у него была фиолетовая жена. Слушай, я понимаю, что ты комплексуешь, но, уверяю, если ты наоставляешь синяков мне, то тебя это излечит врядли…
- Дура… - неожиданно зло прошипел он. От неожиданности я осеклась и недоуменно уставилась на него, однако он все так же не отрывал взгляда от портрета. – Al-Ravenne – alasaila hu! – выплюнул он посиневшими, и без того темными, сухими губами, и я как то очень явно заподозрила, что ничего лестного он сейчас не сказал. – Где он?! Где? Сколько портретов… Eglat al-axaniond! Где он?!
- Бейлон… - я предприняла поползновение вкрадчиво отвлечь и ненавязчиво увести. За что и поплатилась. Он заметил мое присутствие.
- Идиотка! Не смей прикасаться ко мне! Sareg eglat Aran Amlung!
Итог был предсказуем. Бейлон успокоился, зато во мне, в кои то веки, проснулась настоящая женщина. Я жаждала возмездия и скандала. Все равно в моей спальне бить уже было нечего.
- Знаете что, сударь! Смею заметить – вы окончательно охренели!
- Истеричка.
- Я истеричка?! Ты псих! Я уже отчаялась, что вместе с твоим сознанием, в себя придет и твоя совесть! Очевидно неизвестный благодетель, отделав тебя, постарался на славу, ампутировав ее на корню! Я б еще и приплатила, что б тебе еще что не нужное ампутировали!
- Ты не понимаешь, что несешь, Eglat Sareg!
- Само собой! Я ведь не самовлюбленная неблагодарная тварь! Ты хотя бы иногда вспоминаешь, что тебя здесь приютили?!
- Я отдал твоему отцу побрякушки, что на мне были! Их ценой легко окупить не только мой «приют», но и купить вашу деревню!
Про побрякушки я слышала впервые, но гнева моего это нисколько не умерило. Если не считать огнетушителя в юные студенческие годы, я вообще отличалась крайним пацифизмом. Моя первая в жизни пощечина вышла неожиданно звонкой. Мы застыли. Оба. Такого поворота событий не ожидали, кажется, ни я, ни он.
К чёрту Джонатана, берёшь Бейлона! Тьфу, в смысле, даёшь Бейлона! : D Он так шикарно избит, груб, нагл, загадочен, саркастичен и вообще, что прям вообще. Выразилась, вот. xD И ещё (наверное, я тот ещё капитан очевидность)) есть подозрение, что они с основателем... как это назвать-то? Одномирцы? Либо душечка Бейлон хотя бы тоже не "от сюда". Но какой же моральный милашка... xD
Поздравляю Ядвигу и Джулиана с сыночком! Хм...
А имя случайно не из книг Урсулы Ле Гуин взято? Был там такой волшебник, с истинным именем Гед, а в миру его называли Ястребом... Или Соколом, в зависимости от перевода.
А Ли ещё в предыдущем отчёте несказанно порадовала предложением воспользоваться ситуацией и того... Господи, как я их всех (кроме Джонатана) обожаю. xD
За сим завершаю пространные излияния и ОЧЕНЬ жду, что ж там дальше.
Enlil, Ох,уж этот мямлик Джонатан!Где не ноет - там ворчит,а где не ворчит?Да только когда его признают самыс-самым,для пущей верности скрепляя признание красной дорожкой,цветами и поклонниками.Я,может,много что пропустила,но он на ком женился-то вообще?На Равеннэ или на авторафах?И странно.Не в её стиле терпеть совсем уж наглое игнорирование *Не нарисовал где положено,гад такой!А там комары-комары!*.Хотя их впервые серьёзный скандал наводит на размышления.Фиг бы с ним,с Джонатанушкой,хорошо бы Райвеннэ сообразила,что от такого бежать и бежать надо.
Ах,Бейлон!Такие берут за шкирку,несут в кусты и дарят величайшее счастье.Чего там Райве не хватает?Детишек?Будут-будут,и опомнится не успеет.
И да,как же она хороша!Если даже она не напомнила Брейлону ту тётку,которая,вероятно,и закинула его в данный мир,то даже в обыденной жизни иногда проскальзывает что-то такое ведьминское.Язвительная пастушка и Зверь,не иначе.
Я как представила,как Брейлон говорит приятным голосищем на этом непонятном (латынь или рядом?) языке,так и занякала (синоним для детей младше шестнадцати).
Что-то после этой пощёчины начнётся,ой,начнётся.
*Ушла вытирать поток слюняшек,всегда ваша,Мась*
__________________ Ума палата одноместная, и та не занята.
Лилиьет, ну, собственно, не буду отпираться)) откуда еще может быть такой покоцаный, нервный волосатый красавец)) для самого Бейлона, конечно, благодаря некоторым, хехе, особым обстоятельствам, все несколько сложнее, но для нашей истории в целом принципиальной разницы не играет))
Цитата:
А имя случайно не из книг Урсулы Ле Гуин взято?
дада, оттуда)) на этот раз у меня на столе лежала Ле Гуин)) был еще вариант назвать его Экле... Эле... в общем, как там друга его звали? но в итоге, и при моральной поддержке Софи, мы решили, что Гед как то.... пристойнее))
Масявка,
Цитата:
Не в её стиле терпеть совсем уж наглое игнорирование *Не нарисовал где положено,гад такой!А там комары-комары!*
ну... признаемся честно, Венка выдерет горло и выцарапает глаза, если это ей надо в достаточной мере... видимо, не так уж и надо..) кроме того, ей вроде как и так есть чем заняться))
Цитата:
(латынь или рядом?)
синдарин) язык эльфов средиземья, уже неоднократно, в общем то, мной юзаемый... ну да, люблю я его, люблю!)))
Помириться с Бейлоном оказалось удивительно просто.
- Мне жаль, что так вышло, - однажды сказал он, отловив меня в коридоре по пути к тренировочной площадке, чуть склонив голову в смиренном покаянии. До кротости там было еще далеко, но я, некоторое время на всякий случай еще грозно похмурившись, решила таки, черт с ним.
- Хорошо, - вынесла я свой вердикт. – Мне тоже жаль. Пойдешь на тренировочную площадку?
И он, помедлив на долю секунды, согласился. В гардеробе отца мы нашли старый спортивный костюм, в который Бейлон, безропотно и невозмутимо, облачился.
Целеустремленно проползая под сеткой, перепрыгивая через препятствия, цепляясь штанами за проволоку, я видела, как тяжело дается практически каждое движение моему гостю. Он заметно отставал, кое где медлил, собираясь с силами, и его руки, порой, срывались в самый неподходящий момент. Только лицо его оставалось все таким же спокойным, невозмутимым и безучастным.
Я так загляделась на Бейлона и так глубоко задумалась, что новое препятствие преподнесло сюрприз уже мне. Глубоко сосредоточенный Бейлон как то обходился без приключений, а вот я, легкомысленно расслабившись, в один прекрасный момент красиво вписалась физиономией в землю. Мо ноги вяло дрыгались наверху, поясницу тут же заломило от непотребности позы, а нос подозрительно не чувствовался.
- У тебя кровь, - сообщил мне Бейлон, подняв мое вялое тельце с земли и усадив на лавочку. На губах и правда чувствовалось что-то соленое, я торопливо облизнулась.
- Нос на месте? Значит жить буду? В принципе, говорят, некоторые живут и без носа… но, согласись, это было бы куда менее приятно, - прогундосила я в ответ. И Бейлон негромко, беззлобно и как то задумчиво рассмеялся. Я даже замерла, вскинув на него глаза. Я потеряла сознание от удара и теперь брежу? Разве такое вообще возможно?
- Нос цел. Поверь, я знаю, я видел много сломанных и отрубленных носов. Но кровь все равно следует остановить, - его пальцы аккуратно коснулись моей щеки, носа, и я замерла окончательно, аки кролик перед удавом. – Запрокинь голову назад, я доведу тебя до дома, не бойся, - и снова улыбнулся. – Веришь мне?
- Верю… - брякнула я и неожиданно поняла, что смотрю в его глаза, зеленые, спокойные и чуточку хитрые. Абсолютно нормальные глаза, без малейшего следа черноты, еще недавно затопивших их.
В последующие дни мы сталкивались мало. Я писала научную работу в исследовательский институт, куда удалось устроиться не без отцовского участия. А Бейлон пропадал в нашем маленьком спортзале. Я заглянула туда несколько раз и он, увлекшись выбиванием из груши души, кажется, даже не заметил меня. В нем не было того обманчивого спокойствия и невозмутимости, которое так поражало и, порой, восхищало, раньше. С абсолютно зверским выражением лица он лупил несчастную грушу. Только сосредоточенность, упорная, упрямая, была прежней. Не хотела бы я знать, кого он представляет на ее месте.
А однажды я застала его у дверей отведенной ему спальни, лениво облокотившегося о косяк.
- Сударыня, - он улыбался и щурился, а в руках держал… ромашки.
- А… ага… - глубокоинтеллектуально отозвалась я, не в состоянии оторвать глаз от букета, так необычно и дико выглядевшего в его руках. Он кашлянул, привлекая мое внимание, и протянул злосчастный букет.
- Это тебе, - сообщил он. – Я хотел сказать спасибо.
- Оу… - моему красноречию не было предела. Черт возьми, мне впервые дарили цветы. Да я даже букет на свадьбу покупала себе сама. А тут… ромашки, конечно… приглядевшись, я заметила на стеблях следы зубов, и смутное подозрение посетило мою душу. – Ты что… сам их рвал?
- Да, - невозмутимо отозвался он и меня аж переклинило. Вредный, весь такой брутальный, язвительный Бейлон собирает на лугу ромашки. О, это было прелестно. Жаль, что не позвал меня.
Я принесла ароматный чай с корицей, и мы расположились прям на полу.
- Там, где я жил, цветами принято украшать могилы. Или свадьбы. Тоже, в своем роде, дорога на тот свет. Но у вас, насколько я понял, по другому, - сказал он.
- В Японии, говорят, до Первой Мировой, цветы ложили только на могилы. Ты оттуда? – меньше всего Бейлон был похож на японца. Скорее на кота. Здорового, наглого, самодовольного кота.
- Нет, я издалека. Гораздо дальше. Но родился я у вас.
- В Вероне?
- Нет. Просто… здесь. Моя мать была из этих мест.
- А отец – издалека.
- Да, отец – издалека, - он улыбался задумчиво и лукаво. Он в последнее время много улыбался. – Я был четвертым ребенком из шести в нашей семье. Ну, как семье… Родители не были женаты, мать нас рожала и иногда демонстрировала, что в курсе нашего существования. А отец лепил из нас то, что считал нужным. По крайней мере я помню так. А помню я, признаться, не слишком много. Моя сестра, старшая из нас, мало что рассказывала, а я только немного помню свою мать. Ее звали Кейтлин. И она была потрясающе красивой. И рыжей, - он улыбнулся и покосился на меня. Я нервно дернула глазом и пригладила волосы.
Джонатан появился на пороге в самый неудачный момент. Бейлон тут же чуть нахмурился и лицо его разгладилось в привычную беззаботно-равнодушную маску.
Придя с работы спустя три дня я обнаружила прелюбопытнейшую картину. Кресло перевернуто, книги раскиданы, Даламар хватается за сердце, а эти два придурка увлеченно мутузят друг друга. Причем в данный момент Бейлон как то уж очень воодушевленно душил Джонатана, невзирая на посторонние и, вероятно, совершенно лишние, элементы вроде нас с Даламаром.
Что они не поделили, они признаваться отказывались. Вернее как, Джонатан что-то вопил про оборзевшего козла, и с видом оскорбленного достоинства демонстрировал стремительно наливающийся цветом фингал под глазом. Бейлон в ответ на все обвинения и мое суровое вопрошание, только таинственно молчал, да иногда улыбался краешком губ, едва заметно. Даже проблесков раскаяния я ни на одном лице, ни на другом, не заметила.
По уже ставшей традицией привычке, мы с Даламаром искали утешения и покоя в доме Джулиана. Сам дом еще не был обустроен, как следует, гордое семейство зарабатывало на каждый коврик и стул самостоятельно, но, зато, Ядвига готовила умопомрачительно вкусную уху (больше ничего кроме нее и бутербродов, признаемся честно, она готовить не умела). А в аккуратной, пусть и не дорогой, кроватке, умильно ворковал малютка Гед, посверкивая зелеными глазками и намертво вцепляясь в волосы, попавшие под его крохотную рученку. Мне везло меньше, чем Даламару.
Гед подрастал совершенно умопомрачительно похожим на Джулиана. Только волосы материнские. Даламар утверждал, что он точная копия Джулиана в его возрасте, о чем я не могла судить в полной мере в виду своего малолетства в тот период. Но даже я и даже сейчас, в мягкий, еще неопределенный младенческий чертах узнавала каждую черточку брата.
- Равеннэ, - как то, после очередного ворчания Джонатана и Бейлона друг на друга, едва не вылившегося в банальнейший мордобой, сказала мне Ли. – Свозила бы ты нашего гостя в какой-нибудь санаторий. Пусть развеется, посмотрит хоть что-нибудь за пределами нашего дома. Подлечит..
- Голову, - брякнула я. – Самое больное место.
Но мысль, как ни крути, была здравая. Я смутно начинала подозревать, что наши мальчики бесятся от безделья.
Так мы оказались в небольшом , довольно непритязательном санатории в пригороде Вероны. Спокойное и умиротворяющее место, где лечились от нервного напряжения офисные клерики, медработники среднего звена, начинающие художники и пожилые семейные пары. Свежий воздух, удивительно синее небо, домашние овощи и свежий хлеб из пекарни хозяина санатория, подающийся на завтрак еще теплым и безумно ароматным. Да, мне здесь нравилось.
В первое время я таскала Бейлона снимать нервное напряжение в баню. Даже там, голый, в одном полотенце (зловеще черном, кстати), объятый облаками пара, он умудрялся выглядеть мрачно, загадочно и неприступно. С меня пот лился в три ручья, я пыталась бормотать что-то маловразумительное в попытке расшевелить, а он сидел, как ни в чем не бывало, уставившись в одну точку. По Джонатану, что ли, соскучился?
Отдельно стоит упомянуть о наших ночах. Так случилось, что в санатории, ориентированном, главным образом, на семьи и одиночек, не было двухместных номеров. Одноместный остался всего один, остальные же были либо для пар, либо для пар с ребенком. Обуреваемая внезапным приступом скаредности, я решила, что насиловать Бейлона не собираюсь, в храпе тот замечен не был, и поэтому мы вполне мирно обойдемся двуспальной кроватью. Однако Бейлон, когда я сообщила ему эту новость, совершенно неожиданно уперся, непреклонно заявив мне, ошалевшей от такого напора, что он не намерен проводить ночи в одной кровати с чужой женой. Но это еще не все, он, как истинный рыцарь, намерен был спать на диванчике в холе, под фикусом. Я было метнулась обратно к администратору, однако он, увы, вынужден был меня огорчить, внезапно нагрянувшая экспедиция пенсионеров-натуралистов заняла все свободные номера. Думать надо было раньше.
Приходилось идти на хитрости. В добровольно-принудительном порядке укладывать упрямца в кровать, клятвенно уверяя, что у меня сна ни в одном глазу и вообще я буквально только что проснулась. И только после этого аккуратно пробираться, стараясь спать достаточно чутко, что бы, не дай боги, этот недобитый рыцарь не заметил моего присутствия и не смотался обратно на диван.
Тогда, кстати, и выяснилось, что, хотя Бейлон в самом деле не храпит, но вопит он во сне дай бог. Нет, не часто, но когда это случилось, я чуть не поседела раньше времени. А ведь говорят рыжие почти не седеют. Ума не приложу, что за ужасы должны сниться, что бы так орать, но, стоило мне осторожно потыкать его пальцем, как он затих.
Со временем Бейлон, если и не повеселел, то хотя бы оттаял. Он даже милостиво позволил утащить себя в местный парк, где меня черт дернул попытаться научиться какому то странному танцу. Я всегда неплохо танцевала. Помниться даже одно время, в период бурного переходного возраста, я даже мечтала сделать это своей профессией. Потом поступила на художественный, бросила, закончила филологический, и пошла работать в научный институт. Да, жизнь, как ни крути, удалась.
Этот же танец, судя по застывшей в немом недоумении физиономии Бейлона, и глубокому отчаянию в глазах девушки-учительницы, мне никак не давался. Но оба, слава богам, стойко молчали и от комментариев воздерживались.
На подиуме для танцев, старом, но крепком, мы с Бейлоном уже отплясывали вдвоем, своими дикими кульбитами и жизнерадостным гиканьем распугивая добропорядочных граждан. И он снова улыбался. Смеялся, когда пытался повторить движения из преподанного мне танца, примерно с таким же успехом, как я. Мы спотыкались, падали, заваливались друг на друга, и дико, беззаботно хохотали, успокоившись только когда на подиум вышла какая-то местная музыкальная группа и нам пришлось удалиться.
Мы уединились в маленьком зеленом закутке с чайным столиком.
- Ты точно не японец? – спросила я, принимая чашку двумя руками и глядя, как ловко он управляется с чайничком. Он улыбнулся в отчет чуть задумчиво и, наверное мне померещилось, как то мечтательно.
- Точно. Этому, как и многому другому, более… необходимому, нас учили по велению отца. Его Величество любил чай, особенно с корицей, и при дворе было принято в этом разбираться.
- Его Величество? – робко подала голос я, рассудив, что Джонатана тут нет и беспардонно прервать внезапно прорвавшийся поток Бейлоновой откровенности будет некому. Однако надежды мои были тщетны, Бейлон прикинулся валенком и больше выдавить из него я ничего не смогла. Зато он с поразительным мастерством переводил разговор на погоду и крайне увлекательно рассказывал о сортах чая, периодически перемежая более-менее привычные мне названия своим загадочным гортанным журчанием.
Дальнейшее осталось в моей памяти весьма… смазано. Видимо мой мозг отказался воспринимать произошедшее в плоскостях, хоть сколько-нибудь приближенных к реальности.
Я помню как быстро смеркалось и над нами простиралось темное, почти черное небо, на котором одна за одной загорались звезды. Помню запах корицы в чашке, на своих пальцах. Помню смех, свой и его. Помню, как Бейлон пообещал научить меня танцевать менуэт. Помню, как хорошо мне было, так безумно прекрасно, что я чувствовала себя свободной и счастливой.
А потом я помню качающееся небо и вкус корицы на его губах. И ресницы опускались, погружая блаженство и покой. Он держал аккуратно и крепко, и мне было не страшно упасть даже в бездну.
С того памятного вечера мы практически не разговаривали друг с другом. Бейлон теперь не то что в одной кровати находиться был не намерен, но даже в одном помещении. Он проводил в спортзале санатория практически круглые сутки, истязая себя до бесчувственного состояния, и, кажется, спал там же.
«Идиот, - думала я, злясь то ли на него, то ли на себя, - как будто я его невинности лишила!». И пряталась от него едва ли не с большим рвением, чем он от меня. Мы не сказали друг другу ни слова, но мир, с того злосчастного мира, стал словно размытым, потерял очертания и казался таким нереально сюрреалистическим.
Он застал меня у кофеварки в столовой, только что из бассейна, между прочим. Изучил совершенно нечитаемым взглядом и подошел ближе. И мне стало очень неуютно и жутко.
- Нам нужно возвращаться, - просто сказал он. – Я уже заказал билеты. Через два часа мы выезжаем.
- Ты охренел?! – у меня даже рука с чашкой дрогнула. Однако мой вопль своей цели не достиг, Бейлон уже был на пороге.
- Собирайся, Gli Ravenne.
Мы вернулись поспешно и даже не закупившись сувенирами, на что нам попеняла подозрительно прищурившаяся Ли. Однако я была зла, растеряна и близка к тому, что бы выставить, наконец, к восторгу Джонатана, наглеца за дверь. Однако намерение мое не успело осуществиться ни в малейшей степени. Меня мало волновала причина нашего поспешного возвращения, я жаждала скандала и крови, и, быть может, она и осталась бы для меня тайной.
Если бы Даламара не мучила бессонница.
Та ночь, мне казалось, была чернее многих.
Как там скандируют безумные фанаты любительского литературного творчества?.. Проду? Так вот, её, пожалуйста. Проду. : D
Про ангст и драму, калёным железом начертанные на последнем скрине, - после того, как они случатся. Потому что пока трудно понять, случится что-то сильно нехорошее, или можно будет вздохнуть с облегчением.
Пока же просто от души болею за Бейлона. Меня, слоупока эдакого, только сегодня же ударило, что он вообще-то близкий родственник нашего племени, что заставило симпатизировать ему только сильнее. Хочу флешбеков о его жизни там.
Вен в своём репертуаре, но, что ни говори, всё же романтика удалась. Да, без розовых соплей роз, своеобразная, но это она.
Цитата:
Сообщение от Enlil
его пальцы аккуратно коснулись моей щеки, носа, и я замерла окончательно, аки кролик перед удавом. – Запрокинь голову назад, я доведу тебя до дома, не бойся, - и снова улыбнулся. – Веришь мне?
- Верю… - брякнула я и неожиданно поняла, что смотрю в его глаза, зеленые, спокойные и чуточку хитрые. Абсолютно нормальные глаза, без малейшего следа черноты, еще недавно затопивших их.
Вот, ну вот же! Прочитав это, хочется сказать "Мимими!" и срочно обнять кого-нибудь (или что-нибудь, это опционально. Я подушку тискала), значит, получилось романтично. Не сумлевайтесь.))
Гед - милашечка-ребёночек. Даже жаль, что у нас нет свободных девушек. т.т
Ну, и что ещё сказать... Пишите, автор, проду, не отвлекайтесь. xD
ну... честно обещать не буду, хотя они, в общем, то, планируются... хотя и не скоро... очень... моими то темпами... но мне бы тоже хотелось немножко... в общем, был бы энтузиазм и желание))
Цитата:
Вен в своём репертуаре, но, что ни говори, всё же романтика удалась.
я оооооочень старалась, ты знаешь) но да, фон Вальде вообще какие то такие... неромантичные, гады... больше себе на уме))
Цитата:
Гед - милашечка-ребёночек. Даже жаль, что у нас нет свободных девушек. т.т
а мне то как жаль) но мы выкрутимся! как-нибудь..))
Я никогда не видела ее прежде, до этой ночи, и не испытывала ровным счетом никаких сожалений по этому поводу. Я не знала ее, и моя память хранила только обрывки рассказов, почти легенд о ней. Отец не любил вспоминать о том времени, когда ему пришлось столкнуться с ней, когда пришлось, волей-неволей, признать нас с Гавэйном своими детьми. Для него та память, все, что было связано с ней, даже сама его светлая магия, была тяжким бременем, от которого он так благородно избавил нас. Но я помнила рассказы деда. Готова поспорить, преувеличенные, но оттого еще более волшебные, загадочные и заманчивые. И вот теперь частичка тех легенд стояла на нашей дорожке, скалилась клыками, сверкала кроваво-алыми глазами и что то крайне оживленно обсуждала с Бейлоном. Морриган. Я помнила, ее зовут Морриган. Кто, как не она?
Даламар вылетел из дома пулей, на ходу выхватывая палочку и начиная сплетать заклинание. Я видела только, как торопливо обернулся Бейлон, как согнулась, скрючилась вампирша, выпуская когти и, в следующий миг, взмывая летучей мышью.
Я шарахнулась в сторону, когда Даламар, с несвойственной его годам силой, втащил Бейлона в дом и, ничтоже не сумняшеся, швырнул на пол. Бейлон не сопротивлялся и ничего не отвечал. Даламар орал что то про темных отродий, ренегатов и прихлебателей, брызгал слюной и источал светлое сияние, но его не слышали, кажется, ни я, ни Бейлон, даже не подумавший подняться с пола.
«Скажи хоть что-нибудь, не молчи, не смотри в пространство с таким пустым и равнодушным лицом, это взбесит его, ты даже не представляешь как взбесит..» - молилась я. А он молчал. Я слабовольно отвернулась, когда раздался звук первой пощечины, нанесенной тяжелой Даламаровой рукой.
Я никогда не знала, насколько жесток может быть мой отец. Равно как и не знала, зачем нужна та забавная и жутковатая кукла у него на полке в магическом углу. Теперь я узнала и первое, и второе, хотя меньше всего этого желала.
В героических сказаниях, сказках, мифах, легендах и балладах героические герои и злобные злодеи, попав в плен к супостату, подвергаясь жестоким пыткам, не открывают рта, дабы не доставить врагу удовольствия ни единым звуком. Там, внизу, корчась и извиваясь на деревянном полу столовой, Бейлон кричал так, что у себя в комнате на втором этаже мне приходилось затыкать уши подушкой, закрывать глаза в иступленной надежде, что мне все это сниться. И все равно, до боли зажмурившись, я видела, словно выжженное на веках, его.
Я почти не выходила из спальни. Когда то она была гостевой, потом ее отдали нежданному, раненому гостю, теперь же ее, с каким-то тупым, бездумным упрямством, оккупировала я. Я ничего не делала, только лежала на кровати и смотрела в потолок с отупляющим равнодушием и старалась не думать. Они, мысли, казались слишком бесполезными и слишком тяжелыми, так и норовящими утянуть на дно. Мир, и так с той проклятой ночи в санатории ставший нереальным, после ночи нашего возвращения словно рухнул в бездну. Словно осколки разбитого зеркала, мертвые, острые и покрытые инеем. Я смотрела в потолок и, кажется, уже ничего не ждала. Почти. Я ждала, что однажды закрою глаза и долгожданная темнота, наконец, поглотит меня и подарит покой и забвение.
Отец, так и не добившийся от Бейлона ни одного, хоть мало-мальски вразумительного слова, наконец, оставил в покое свою чертову куклу и одним мановением волшебной палочки расчистил подвал, превратив его в тюрьму. Кто бы знал, как предусмотрителен оказался пращур Аствелл, закладывающий в свое время фундамент особняка.
Я боялась увидеть его до дрожи, до паники. И все же пришла. Отец умудрился убрать дверь, оставив лишь голую стену, насмешливо выпестренную белыми обоями в живенький красно-желтый цветочек, и маленькое окошко в ней. В это окошко я и заглянула, прижавшись лбом к стеклу.
Бейлон сидел на голом каменном полу, опустив голову, и пряди длинных, черных волос, спутанных и замусоленных после отцовской разъяснительной работы, падали, скрывая, на лицо. Перед ним стояла чашка с чем-то буровато вязким, видимо благородный глава дома фон Вальде не только не стал морить пленника голодом, но и приготовил собственноручно. Еда была не тронута. Хотелось кричать, колотить руками по стеклу, разбить кулаки до крови! И Бейлон, словно почувствовав мое присутствие, мое немое отчаяние, поднял глаза, встретившись со мной взглядом. И усмехнулся.
У меня есть муж. Об этом я вспомнила как то неожиданно и равнодушно, однажды наткнувшись на него взглядом в коридоре. Точно, этот, Джонатан, он же мой муж. Когда то, кажется, так безумно давно, я выходила за него замуж. Там была увитая цветами арка, бело платье и цветок в волосах. И торт. Я отчетливо помнила большой, свадебный торт. С фигурками на самой верхушке. Муж.
Я отловила его в коридоре сама. Прижала к стене и, запустив пальцы в жесткие черные волосы, исступленно целовала. На его губах был вкус кофе и молока. На утренний рацион не похоже, день уже далеко перевалил за полдень, наверное, он просто любит кофе. Наверное.
Когда мы оказались в спальне, я льнула к нему всем телом, не отлипала ни на секунду, мешая расправляться с одеждой. Я жаждала утонуть, забыться, захлебнуться. Он тяжело дышал, навалившись сверху, и я рискнула закрыть глаза, подчиняясь мужу.
Черные волосы падают на лицо, щекочут и пахнут корицей и травами. Кожа такая белая и гладкая, бархатная, какая бывает только у аристократов. Глаза зеленые-зеленые, в них тонешь, словно в шелесте лесных крон. И тихий, глубокий, грудной и самую малость хриплый голос едва слышно шепчет, обжигая дыханием шею «Gli Ravenne, nin Gli Ravenne».
Акта любви не случилось. Едва осознав собственное безумие, я в ужасе распахнула глаза, уперлась руками в его плечи. Стоило Джонатану замереть, растерянному столь внезапной переменой, как я задергалась, бормоча что то про острую нужду и внезапно прихвативший живот, и пихнула его коленом. Когда маневр не увенчался успехом, пихнула вторым. Результат превзошел самые смелые ожидания, судя по грохоту и страдальческому стону Джонатана, навернувшегося с края кровати, он отшиб себе что-то очень нужное. Я же, проявляя невиданную резвость и на ходу запахивая ворот, со всех ног драпанула из спальни собственного супруга.
Все последующее время я очень старалась не смотреть на Джонатана, с которым нам волей-неволей приходилось сталкиваться в доме. Даже если нам доводилось обедать вместе, мы сидели в молчании и как можно дальше друг от друга. Джонатан мрачно косился на меня своим, новоприобретенным, фингалом, а я уныло ковырялась вилкой в омлете, не слишком стараясь изображать раскаяние. Затем я вставала, убирала посуду и так же молча уходила для того, что бы снова запереться в комнате.
Когда я больше не могла больше молчать, я пришла к Ли. Вокруг ее, почему то таких безумно усталых, глаз собралась сетка морщинок.
- Я не могу так больше, Ли. Что происходит? Скажи, я сплю? Я схожу с ума? Я… я задыхаюсь, Ли…
- Все будет хорошо, девочка моя, - тихо-тихо отозвалась Ли, обнимая меня. Я с готовностью ткнулась лбом в ее плечо и надрывно всхлипнула. – Все будет хорошо…Скоро все пройдет… и все будет хорошо…
Я прорыдала у нее на плече до самого вечера, и Ли все это время терпеливо обнимала меня, тихонько гладя по спине. Так я и заснула на том диване.
Вскоре отец привел в наш дом волшебницу. Великую Пресветлую Волшебницу Сашу. Древнюю, как мир, и такую же могущественную. Говорят она была тут еще до основания Вероны… еще задолго, задолго до. Светлого голубоватого сияния в доме стало резко в два раза больше, глаза слепило, мир, казалось, плыл от такого переизбытка сияния, а к горлу подкатывал комок тошноты.
Я не знаю, зачем именно позвал ее отец. Пленник (с некоторых пор я опасалась даже мысленно называть его по имени), до сих пор хранил молчание, да сидел, скрючившись, в самом темном углу своей крохотной камеры. Очевидно она, Великая волшебница, должна была помочь обуздать дерзость приспешника тьмы.
В камеру, недоступную таким простым смертным, как мы с Ли, маги попали с помощью своей магической телепортации. Появились среди узких темных стен, окруженные золотым маревом. Отец нахмурился и деловито скрестил руки на груди. Саша озабочено поправляла свою остроконечную шляпу, та задевала низкий потолок подвала, сбивалась на бок и сминалась. Пленник впервые поднялся на ноги и, чуть улыбнувшись, склонил голову в почтительном приветствии.
- Лорд Гален Эль! – Саша всплеснула руками и воззрилась на подсудимого с видом учительницы, пораженной до глубины души шалостями ученика. Отец моргнул и часть неприступной суровости потерял. – Где ваша совесть? Почему я нахожу вас в таком месте? Я ждала вас уже давно!
- О, сударыня, не вы одна, - он вежливо целовал ее руку, пока он хлопала его по плечу и не переставала укоризненно причитать.
- Даламар, право слово, что ж это такое то! Думаю, нам есть о чем поговорить! Идемте же!
- Я думаю тоже… - отцовский взгляд был мрачен и ничего особенно хорошего не обещал. – У меня как раз осталась еще одна кукла и десяток зелий. На всякий случай.
- Я ждала вас раньше, - снова упрекнула Саша, пока отец мрачно шевелил огни в камине, я нервно мерила комнату шагами, а невозмутимый дворецкий готовил кофе и пончики. Бейлон сидел в кресле, скрестив ногу на ногу и лениво перелистывал страницы книги, на чьем корешке значилось «Аствелл фон Вальде. Том I»
- Я был не властен выбирать. Однако, признаться, я тоже был изрядно удивлен, обнаружив портрет юного лорда Аствелла, не только несколько менее юного, чем я его помнил, но еще и, предположительно, давно почившего, и обзоведшегося целой цепью потомков. Я не знал, что так выйдет. Я вообще не знал, как выйдет.
- Но вышло у тебя довольно неплохо.
- Надеюсь на это.
- А более доходчиво, для идиотов, нельзя?! – рявкнул, наконец, отец, резко разворачиваясь с кочергой наперевес. И я, в общем то, наверное впервые была с ним абсолютно согласна. Бейлон кочергу оценил и изогнул бровь, после чего перевернул книгу, демонстрируя что то на ее страницах.
- «Резко и зло, на долю секунд всколыхнув давящее марево темноты, взвыл где то последнее заклинание безумный и отчаянный маг...» - послушно прочитал отец и вопросительно поднял глаза. Губы Бейлона исказила усмешка, почти насмешливая, почти злая.
- Позвольте представиться еще раз. Безумный и отчаянный маг. Она, Тьма, стоит во главе своего войска, на высоком открытом паланкине, и волосы ее белоснежными плетями полощутся на ветру. Небо над головой тяжело ворочается черными и багровыми тучами. Королевна не улыбается и в лице ее нет ни кровинки. А в глазах только чернота. Она не делает ни движения, а ее войска, сплошной черной громадой наваливаются, сминая сопротивление. Трава мокрая от крови и нет ни пяди земли, не заваленной трупами. Волосы падают на лицо, не давая смотреть, но еще больше глаза застилает дым пожаров.
- Там Джастин!
Высокого черноволосого мужчину приходится схватить за плечо, дернуть назад, самому едва не поскользнувшись и не завалившись.
- Он мертв, граф. И мы тоже.
- Но Дракон…
На пару мгновений в дыме, тумане, снова появляется обманчиво хрупкая девичья фигурка на остром черном возвышении. Лицо графа перекашивает отчаянием и ненавистью, таким же, как на твоем собственном лице. А в следующий миг в горло графа фон Вальде вонзается стрела. Граф валится назад и, можно поспорить, эта стерва смотрит, кривя бескровные губы в улыбке.
За спиной, дай боги, сотня воинов. За спиной шатер, на котором реет стяг Короля-Дракона.
Земля бьет в колени, а на руках кровь графа. Еще пара мгновений, и все будет кончено.
Будь же ты проклята…
Едва слышный шепот вплетается в само дыхание и кровь. Заклинание рождается с каждым стуком сердца, и забирает его, наливаясь силой. Пальцы, словно чернилами, кровью чертят руны на мертвой груди. Последний крик срывается отчаянием, последней точкой, взмывает пламенем и пожирает тебя, тело на твоих руках, ублюдка в черных доспехах, подошедшего слишком близко. Сквозь алые всполохи ты видишь, как гибнет мир. И улыбаешься. Ты все-таки сдохнешь, тварь…
Я, безусловно, впечатлена. Тут сложно не впечатлиться. Саша смотрит с гарусным смирением, кивает на самых ответственных местах и печально пожевывает пончик, прихлебывая кофе. Но меня до сих пор мучает один единственный вопрос.
- Почему ты раньше не сказал, Бейлон?
- Они почуяли меня только сейчас.
- Он не смотрит на меня и лицо его ничего не выражает. Он сам знает, что это не то объяснение, которое я хотела услышать.
- Почему ты не сказал раньше? Столько времени… и отец пытал тебя! Почему ты не сказал?!
Он молчит и у меня перехватывает дыхание, так просто и отчетливо читается ответ.
- Ты не веришь нам. Не веришь мне.
Через пару дней мы с Джонатаном сидели за одним столом, за соседними стульями. Рядом.
- Я подала документы на развод. Мне жаль, что так вышло. Пожалуй, это следовало сделать давно. Или не делать сразу.
Джонатан фыркнул и отточенным менеджером движением отбросил челку с глаз. Фингал либо уже прошел, либо хорошо замаскирован. И правильно, негоже звезде светиться синяком, полученным после того, как жена спихнула тебя с кровати и сбежала.
- Ты всегда была сукой.
Мнда, вот и поговорили. Ну что ж, и то хлеб.
- Я поживу у Молли, пока мой агент не предоставит мне квартиру. Документы пришлешь на ее адрес. Я напишу, - сообщил он, вставая, и я безразлично пожала плечами. Молли, так Молли. Но на языке вертелся вопрос, самый идиотский из всех, когда либо слышанных мной в мыльных операх.
- Скажи, Джонатан, ты любил меня?
- Ты всегда была сукой, - сообщил он, не оборачиваясь, перед тем, как уйти.
Я слышала Бейлон собирался поселиться в Замке Света, у Саши. Я видела, что он постригся, коротко и дико модно.
- Привет, - сказала я, наткнувшись на него темным вечером возле дома.
- Привет, - отозвался он.
- Тебе идет новая стрижка. Так… идет.. – не очень внятно пробубнила я.
- Я скучал по тебе, - невпопад брякнул он, едва ощутимо касаясь моей руки. Я подняла глаза, хмыкнула и, в следующее мгновение, повисла у него на шее.