Любит - накрашенных личностей с логическим складом ума Не любит - толстых Жизненная цель - наука Характер:
неряха - 6
интроверт - 4
созерцатель - 7
зануда - 3
зараза - 5
Война забрала у меня все, страну, любовь, семью, Короля. В той войне не было ни романтики, ни великой цели. Кругом и всюду был только долг. И каждый из нас был ведом только долгом. Воины шли за нашим Королем, и я шел среди них. Я – оруженосец Короля, второй сын графа фон Вальде. В тот день, когда наша последняя атака захлебнулась в крови и таком же алом закате, я стал рыцарем и графом на последние пару минут. Мой отец, старший брат и два младших погибли на первой линии защиты. А мой Король опирался на мои плечи, едва переставляя ноги, и харкал кровью. Посвящение в рыцари было торопливым и, наверное, бессмысленным. Но кто я такой, что бы судить о деяниях Короля. Он знал, что все кончено и потеряно, он упорно впивался пальцами в землю, когда ноги не выдержали и мы повалились. Король притянул меня к себе последним рывком, сухими, обветренными, окровавленными губами яростно прохрипев мне на ухо «дождись меня». Его глаза закрылись и лицо разгладила печать смерти за несколько мгновений до того, как наш мир поглотила Мгла. Полог шатра рвануло и сорвало. Перед глазами мелькнула черная сталь. Больше не было заката. Пара мгновений, только на то, что бы обернутся. Обернутся и почувствовать, как наваливается всепожирающая Тьма. Едва успевая осознать, что теперь ничего нет. Нет замка фон Вальде на зеленых холмах среди алых гранатовых рощ. Нет дома. Нет родины. Нет прекрасных серых глаз, что провожали на войну. Резко и зло, на долю секунд всколыхнув давящее марево темноты взвыл где то последнее заклинание безумный и отчаянный маг.
Все исчезло, утонуло, погибло.
Только вспыхивает в груди сердце и с губ срывается дикий, безмолвный крик. Во Тьме нет ничего.
“Аристократическое самообладание” (“Noble Composure”)
Баллов: 1
-Все 10 поколений не имеют права заснуть на полу ,или справить нужду туда же. Младенцы, малыши и гости попадают под это ограничение. Сон лицом в тарелке не считается нарушением.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к культуре 10 до того, как станут пожилыми. “Писатель” (“Storyteller”)
Баллов:1
-По крайне мере один роман должен быть написан каждым поколение династии, кроме 10-го. Неважно,какого качества роман. Вы должны написать историю своей семьи. “Бесстрашный”(“Fearless” )
Баллов: 1
-Вы должны всегда разыгрывать карточки шанса.
-При поломке электропредмета его должен починить сим из семьи.
-Нельзя приобретать сигнализацию в дом или машину.
- Основатель и наследники должны иметь интерес к преступности 10 до того, как станут пожилыми
Примечания: не подпускайте к поломавшимся электропредметам наследника. Чтоб починить неопасный предмет(душ, засорившийся унитаз) можете вызвать мастера. “Одна дорога” (“One way street”)
Категория: ограничения
Баллов: 1
-Сим не может использовать эликсир жизни.
-Эликсир из коровы может использоваться.
-Можете использовать эликсир жизни для зарабатывания баллов.
Enlil, хочу официально заявить, что обожаю Сатин! *_*
Меня поражает и восхищает ее серьезность, хотя от нее же и несколько грустно, потому что поэтому она принимает все очень близко к себе, ее легко ранить. О, она выправится, выдержит, выстоит... Наверное сможет преодолеть все что угодно, опираясь на фамильное упрямство и свою собственную необъятную силу духа, которую я вижу в ней буквально за каждой строчкой. Но ныть и болеть все будет долго, ели не всегда. И еще в ней эта опасная черта: готовность пойти на все и пожертвовать всем ради близких людей. Сатин очень немного думает о себе самой. Это я в общем, а теперь по порядку
Знакомство с Ворзингтонами меня удивило - не ожидала такого хода, но тем лучше. Семейство вышло колоритным, все точки над "i" были поставлены буквально с первых строк: глупая стерва-мамаша, спокойный отец, с головой в работе, и прекрасная Риган Кларк, взирающая на все с ироничной улыбкой. Тетушка Френсиса покорила мое сердце, особенно в том моменте, где непринужденно стряхивала пепел сигареты в цветы.
И, о, безусловно, просто не могу не наслаждаться сценой в Лондоне (кстати отличные скрины!):
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Фрэнсис. Я испытываю к твоей матушке бесконечно уважение. Даже благоговение, - я устало потираю переносицу пальцами и безбожно вру. - Но если я еще раз услышу еще хоть про одного покойника...
- То что? - неожиданно оскорбленно вскидывается парень. Я очень внимательно смотрю ему в глаза.
- Я сломаю тебе нос, Фрэнсис.
Это... Так по-сатиновски (или по-сатински?)! От Равэнне, не смотря на их схожесть, Сатин отличает именно это - решительность. Венка как-то больше думала, но меньше выражала это окружающим (я сейчас сравниваю их университетский период), во всяком случае по моим ощущением. Огнетушитель не считается
Атмосфера дома идеально прорисована одним абзацем про завтрак и овсянку. Я его обожаю *_*
Бюст Цезаря тоже привнес множество эмоций. Это так в стиле Фрэнсиса! Я почуствовала себя Клариссой, потому что мне бы тоже понравилось)) Одевала бы на него шапочки разные... Кхм. Да, мы не про то.
Окончательно я влюбилась в Сатин вот тут:
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Ты такая красивая, - бормочет он и смотрит на меня с любовью и умилением. На днях Горация бросила девушка, он страдает и жаждет утешения.
- А ты пьян, - отрезаю я, с достоинством оправляю голубое шелковое платье и аккуратно обхожу Горация.
Ну потому что - какая женщина! *_* Сказала - как отрезала))
И - о, Алистер! Вот умеет же зацепить всех девушек в радиусе видимости от себя! Бедняжка Кларисса, так голову терять из-за мужика(( И вот тут-то как раз то, про что я говорила: Сатин без раздумий жертвует своими интересами, жестоко давит острыми каблучками собственные чувства, ради подруги. Выпускной был моментом слабости, но теперь она не позволяет себе расслабится и потерять голову. И напряжение финальной сцены только возрастает, подстегнутое еще и Алистером, который тоже к Сатин, по-моему, не ровно дышит. Боюсь того дня, когда внутренняя Сатин вырвется наружу - разрушений не избежать(
Что ж вы такие глупые-то, а? Эх.
Эна, отчет прекрасен от первого до последнего слова *_* Хочу еще!
я с самого начала отчета уже четко распределила свои симпатии и антипатии, иногда я даже прочтя полкниги не могу сказать, кто из персонажей мне нравится, и нравится ли кто-то вообще(
вообще, честно говоря я даже не знаю, радоваться или расстраиваться подобной характеристике)) с одной стороны, приятно, что персонажу с небольшой ролью удалось достаточно удобоваримо прописать характер даже в пределах его роли, с другой стороны... не очень люблю однозначных и плоских персонажей, мол, он плохой и все тут, не любите его)) над этим стоит серьезно подумать))
Цитата:
Это 3Э, малыш, а ты что думал, в сказку попал?=))
Сатин же такая миииилая) как тут можно заподозрить нехорошие намерения и гнусные членовредительственные поползновения?))
Цитата:
Порадовало упоминание инструкции про маньяков..=))
что?.. хорошая инструкция, папа плохому не научит)) только в жизнь все не удается воплотить))
Цитата:
Прекрасный Цезарь по-моему способен составить достойную конкуренцию Генриху. Это он реально подарил?) или сюжетный ход?)
по моему я уже говорила в приватной беседе... но на всякий случай повторюсь))) да, такова была воля Максиса, это действительно приволок Фрэнсис, и я решила не спорить) такова судьба, пришедшаяся весьма кстати))
Цитата:
Я читала, и думала, что да, я тоже это чувствовала. Вот именно так.
лично я подозреваю, что тут дело не в 3Э, а в женской дурости))
но спасибо большое, ты не представляешь, как это меня греет, лично для меня очень важно, что бы читатель чувствовал, видел, то, что чувствую я персонаж) иначе все фигня, тлен и пыль))
Цитата:
Но мазохистка благородная. Добрые намеренья они, конечно, известно куда ведут, но я поступок оценила.
нууу, я бы до такой степени не идеализировала)) это скорее коктейль из чувства вины, юношеского максимализма и невольно привитого семейством чувства элитарной самоуверенности)
Но Кларисса тоже пусть думает, что это благородный порыв дружеских чувств, да))
Цитата:
Я поняла, кстати, что ты говорила о длительных рефлексиях. Теперь поняла. Таки да, чорд(
на мой взгляд, честно говоря, тоже как то рановато с семейством повели знакомится... но как то оно так внезапно вышло... третий курс, смотри ж ты... пора!))))
Цитата:
От Равэнне, не смотря на их схожесть, Сатин отличает именно это - решительность.
в этом вопросе Сатин как то больше похожа на Визериса, тогда как Венка на Даламара)) но, пожалуй, отчасти ты права... рефлексии и еще раз рефлексии))) будем надеяться, что это временное))
Цитата:
Я почуствовала себя Клариссой, потому что мне бы тоже понравилось))
да, что бы оценить Цезаря надо быть натурой творческой, чего Сатин, при всем ее гуманитарном складе ума, явно не хватает))) поэтому, думаю, и Клариссе и Цезарю будет хорошо друг с другом)))
Цитата:
Что ж вы такие глупые-то, а? Эх.
Рефлексииии!!!)))))))
Добавлено через 7 минут
Итак. Отчет многобуквен и во многом эксперементален. Еще раз напоминаю о рейтинге, потому как поставить сразу в шапке, это ж, само собой, для слабаков. Рейтинг... мнэээ... как минимум 16+. Наверное.
И еще раз. Буков много. И рефлексии. Ха.Ха.Ха.
ЗЫ: техничку добавлю потом. Завтра. Устал я.
Сатин - 21 год. 4 курс.
Новый учебный год начинается с новости о появления у профессора Мэрсона новой лаборантки. Интерес к ней подогревается тем, что она молода, привлекательна, белокура и очаровательна в общении. Ее зовут Изабелла и обаятельного ангела обожают все. Или почти все. В число тех, кому она не нравится, входить и сам профессор Мэрсон, что неожиданно, зная его пристрастие к прекрасному полу, но, очевидно, он предпочитает девиц помоложе. Чем именно ему так не угодила Изабелла - загадка, но их скандалы, всегда громогласные и иногда сопровождаемые битьем пробирок, посуды и ценной аппаратуры, развлекают весь корпус и даже деканат. Любви окружающих, итак не пользующемуся особенной популярностью, Мэрсону это не добавляет.
В начале октября раздается неожиданный звонок.
- Я бы хотела встретится с тобой. Сегодня вечером. В ресторане "Premium Fresh". Это недалеко от вашего студ городка. Найдешь? - короткие, рубленные фразы и ленивый, равнодушный голос Риган Кларк в трубке. По позвоночнику пробегает легкий холодок, словно воочию возвращая меня в особняк Ворзингтонов с их бесконечными покойными ирландцами.
- Прошу прощения? - я не понимаю столь внезапно проснувшегося интереса к моей персоне со стороны мисс Кларк, с которой за все время моего визита к ним мы не обменялись и пятеркой фраз.
- Сегодня в семь. "Premium Fresh", - повторяет она и кладет трубку. Эта достойная работница макулатурного завода не спрашивает, могу ли я прийти, какие у меня планы, она ставит перед фактом. И это я еще считала, что у меня проблемы с коммуникабельностью. Но игнорировать столь настойчивое приглашение родственницы Френсиса невежливо. Кто знает, может мне собираются открывать страшные семейные тайны.
Без пяти семь я вхожу в ресторан. Риган Кларк уже здесь, задумчиво изучает меню за столиком в углу зала. Она слегка кивает, приветствуя меня, и я сажусь напротив. Тут же подбегает услужливый официант.
- Здесь хороший чай, - говорит мисс Кларк. - Особенно черный. Настоящий английский чай.
- Неужели в Ирландии нет хорошего чая? - вырывается у меня прежде, чем я успеваю прикусить язык. Риган Кларк беззвучно смеется и на пару мгновений становится немного приятнее.
- В Ирландии слишком холодно для чайных плантаций. Зато там неплохая рыба, поля, покрытые вереском, и все сплошь герои, - невозмутимо сообщает она. Я даже теряюсь от такого заявления, не понимая, насколько она всерьез.
- Мне казалось вереск - это в Шотландии.
- Возможно. Если тебя действительно это интересует, тебе лучше поговорить с Фиделмой. Она поразительно хорошо осведомлена для того, кто покинул Ирландию в возрасте трех лет.
Я открываю было рот, вопросы рвутся кучей, толкаясь и напирая друг на друга. Как же семейное кладбище? Как же похищение невесты мистером Ворзингтоном-старшим? Как же...? На несколько секунд я так и замираю, и Риган смотрит на меня с выжидающим, исследовательским любопытством. Нет, я не хочу знать. Ни знать, ни слышать, ни каким-либо иным образом касаться тараканом миссис Ворзингтон, пусть они остаются с ней. Видимо на лице у меня отображается какое то нервическое подергивание, потому что мисс Кларк снова смеется, так же коротко, жутковато-беззвучно. Она откладывает папку меню в сторону, убедившись, что говорить о Ирландии я не жажду, и подается вперед.
- Мне нужна твоя помощь, - говорит она. Я, не скрываясь, удивленно вскидываю брови. - Я позвала тебя, потому что ты не нравишься Фиделме, нравишься мне и у меня чертовски мало времени.
Я смотрю на нее и думаю о том, что для того, у кого мало времени она поразительно велеречива.
- Профессор Мэрсон, ваш преподаватель социологии... - она замолкает, подбирая слова. - На данный момент у него находится некий пакет документов. Он будет у него недолго, сам Мэрсон - дурак, но это единственный шанс перехватить пакет. Потом они будут вне нашего доступа.
Я смотрю на нее изумленно, кажется, что я впервые ее вижу, что я сплю или не в своем уме.
- Прошу прощения, мисс Кларк. Вы меня на что подбиваете?
- Украсть у профессора Мэрсона бумаги и отдать их мне, - невозмутимо конкретезирует она.
Некоторое время она молчит и мы просто смотрим друг на друга. Затем она тянется к сумочке и достает небольшую карту, закатанную в ламинат. "Старший офицер Риган Кларк. Служба внешней разведки" напечатано рядом с фотографией самой Риган. Я смотрю на него растеряно, оглушено, и в себя меня приводит голос мисс Кларк.
- Ты же ведьма. Наверняка у тебя есть в арсенале какое-нибудь заклинание на проверку подлинности документов.
- Ведьма, а не инспектор дорожной полиции, - огрызаюсь я. Я уязвлена ее знанием того, что не афишировала в Академии, не говорила даже Френсису. Но заклинание и правда есть. Я стараюсь провернуть его незаметно и оно нашептывает мне, что этому удостоверению лет пять, с момента своего выпуска оно принадлежало означенной особе и не подвергалось изменению и постороннему воздействию. От него пахнет казенным запахом пыли и пороха. С большой вероятностью оно и правда настоящее. Риган делает вид, что не замечает моих манипуляций.
- Что за документы? - спрашиваю я не столько из любопытства, сколько что бы разрушить болезненно натянутую, как струна, тишину. Вопросов много, но все они сформулированы на примерно одинаковом уровне маловнятного "Какого черта?!". Риган улыбается одними губами, глаза у нее холодные и очень серьезные. Она качает головой.
- Мы еще не договорились, а ты уже хочешь знать государственные тайны. Достань их - и я покажу.
- Вы предлагаете мне сделать то, что не смогли МИ-5?
Она чуть морщиться, словно от досады или зубной боли.
- Это тот случай, когда гипертрофированная паранойя невольно находит основания. У нашего агента, скажем так, нет возможности подобраться достаточно близко. Вызывать и внедрять другого агента нет времени. Но есть ты. И к тебе Тарас Мэрсон испытывает... - она на мгновение замолкает и я ее понимаю, относительно Мэрсона и правда сложно сформулировать что-то достаточно приличное, - испытывает некоторую склонность.
Я фыркаю, не сдержавшись. "Некоторая склонность" - это верх деликатности.
- Эту склонность он испытывает к большей половине женского населения Ля Тур, и немалое количество из них используют ее, что бы успешно сдавать экзамен.
- К сожалению, не со всеми ими я знакома так близко, как с тобой.
Это звучит забавно, но она, кажется, и правда так считает. Любопытные представления о близости. Я молчу. Риган подпирает подбородок сцепленными в замолк ладонями и, не мигая, смотрит на меня.
- Я понимаю, моя просьба довольна неожиданна и весьма нетипична, - ее голос становится мягким и вкрадчивым, таким тоном разговаривают с душевнобольными в психушке или с рецидивистами на допросе. - Я не жду от тебя ответа немедленно. Подумай до завтра, вечером я позвоню, - она аккуратно убирает свою карточку в сумку и поднимается с места. - Сатин, - говорит она, расплачиваясь. - Я буду рада, если ты согласишься. Добровольно, - участливо добавляет она и удаляется, не прощаясь.
Утром я сдаю экзамен по социологии. Это последний экзамен у профессора Мэрсона и, кто бы знал, как я этому рада. Он мерзкий, похабный, самовлюбленный бабник, но, о чудо, внимание разведки накладывает на него ореол не привлекательности, но интриги. Я сегодня рассеяна и Мэрсон это видит, если и не благодаря собственной сообразительности, то благодаря определенному опыту, приобретенному за годы общения со студентами. Я долго смотрю на выпавший билет, почти не вижу вопроса, и приходится приложить некоторые усилия, что бы выкинуть из головы вчерашний визит мисс Кларк и сконцентрироваться. Мэрсон задает вопросы. Много вопросов. У него отвратительная снисходительная улыбка и маленькие суетливые глазки. На занятия к нему я всегда стараюсь одевать как можно больше одежды. Я отвечаю на все вопросы, но он спрашивает что-то еще, он не замолкает, и его голос навязчивым жужжанием звучит в голове. Я не люблю социологию, терпеть не могу самого Мэрсона, и я меньше всего думаю о оценке и экзамене.
- Деточка, - говорит он. Это слово заставляет вздрогнуть и даже изумленно вскинуть на него глаза. - Дтчкааа, - повторяет он, глотая согласные, наклоняет голову и улыбается со слащавой, двусмысленной покровительственностью. Безумно хочется впечатать его рожей в стол. Руки чешутся с такой силой, что приходится скрестить их на груди. Он расценивает это по своему. - Не стоит скрывать неуверенности, я же все вижу. Вы сегодня поразительно рассеяны. Увы, я не могу поставить вам отличную оценку, и вы сами знаете почему.
"Почему же? - хочется спросить мне. - Потому что я не уединялась с тобой в кладовке? Потому что не давала лапать себя за коленку?".
Он ставит мне "В", и эта чертова оценка портит мне потенциальный диплом с отличием. Черт с ним, с дипломом, я убеждена, что по приезду домой закину его в дальний шкаф и не вспомню о нем еще многие годы, а потенциальный работодатель примет меня вне зависимости от того, сколько у меня отличных отметок.
Я выхожу из аудитории и полной грудью вдыхаю свежий воздух, чистый, свободный от присутствия Тараса Мэрсона.
Вечером, когда перезванивает Риган, я говорю, что согласна.
Утром, выйдя за почтой, я обнаруживаю в почтовом ящике и увесистый конверт без марок, подписей и каких либо иных опознавательных признаков. В конверте я нахожу досье на мистера Мэрсона, его семейное положение, распорядок дня, фотографии жены, родственников, дома и любимой собаки. Там же краткое описание искомого документа. Мне ничего не говорят формулы и чертежи, загадочные химические названия, по которым я должна его опознать при обнаружении, но я старательно запоминаю каждую черточку.
Проблема неожиданно возникает с маскировкой. Ничего мало-мальски подходящего для визита к незабвенному профессору у меня в гардеробе нет. Это изрядно озадачивает меня и некоторое время я стою над своей полкой, пытаясь понять, какой момент жизни я пропустила, дожив до двадцати двух лет и не имея ни одной, скажем, мини-юбки. Я уже подумываю сходить в магазин и раскошелиться на какую-нибудь пошлую яркую тряпку, но вовремя вспоминаю, что у меня есть Кларисса, которой дома нет, но которая с радостью поделиться с любимой подругой своим гардеробом.
В 17.00 я стою на пороге дома Мэрсонов, переминаясь с ноги на ногу. Стою уже давно и, признаться, изрядно подмерзла, короткое платьице из тонкой ткани мало согревает, а профессора все нет. Я уже начинаю нервничать, когда он, наконец, появляется. В 17.10, что учтено нашим планом, иногда он имеет обыкновение задержаться после занятий в преподавательской. Обычно он пьет кофе по вторникам, у окна, которое очень удачно выходит на окна спортзала, где в это время занимается женская сборная по баскетболу. И все же я облегченно вздыхаю, когда вижу его. Облегчение задерживается недолго, буквально на пару секунд, а потом он подходит ближе.
- Профессор, - бормочу я прежде чем успевает заговорить он, и голос мой надрывно, даже слишком натурально, дрожит. - Я бы хотела обсудить с вами возможность исправить оценку... вы понимаете, у меня диплом с отличием... почти с отличием... и мой папа, он будет таак сердится на меня...
Папе, даже в школе не заглядывавшему в мой дневник, у себя в Вероне, должно быть, очень икается. Я умоляюще округляю глаза, кусаю губы и, на всякий случай, выпячиваю вперед грудь. Грудь в глубоком декольте, с подложенными в лифчик чулками Клариссы, волнительно колыхается, надежно приковывая к себе внимание Мэрсона.
- О да... конечно, конечно... - выдыхает он и открывает дверь, пропускает меня впредь и закрывает за собой, отрезая мне пути к отступлению.
Итак, я попадаю во вражеское логово и у меня есть около тридцати минут. Это знаю я, но не знает сам мистер Мэрсон.
Розоватые обои, розовый ковролин, светлая и беззастенчиво розовая мебель. Согласно досье, этот дом принадлежал миссис Мэрсон еще до замужества и я, впервые, начинаю понимать страсть профессора к молоденьким студенточкам. Даже сочувствовать. В такой обстановке и правда немудрено получить моральную травму.
Мистер Мэрсон едва ли на минуту оставляет меня без внимания, и только для того, что бы торопливо швырнуть портфель на диван и, не глядя, закинуть в гардеробную плащ. Я присаживаюсь на диван, вычурный, отвратительно розовый, местами потертый то ли от старости, то ли от частых визитов студенток. Невольно всплывает неуместная мысль, как у него вообще на этой пакости встает, но, видимо, тут сказывается некий иммунитет, выработанный за годы супружества. Я пристраиваюсь поближе к портфелю и Мэрсон плюхается рядом, сходу, с алчностью загнавшего добычу хищника, приобнимая меня за плечи. От его прикосновения я вздрагиваю, но он расценивает это как скромность и неопытность и расплывается в улыбке.
- Милочка Сатин, - щебечет он. Меня передергивает, но я утешаю себя тем, что это тоже прогресс. Должно быть, с его точки зрения, "милочку" трахать потенциально удобнее, чем "деточку".
- Раньше вы не проявляли особого интереса к моему предмету. Признаюсь, меня это весьма огорчало.
Мне безумно хочется сломать ему руку, а потом оторвать к чертям означенный "предмет", но я только глупо хихикаю, когда он начинает поглаживать меня по коленке.
- Я раскаиваюсь, - с придыханием сообщаю я. - Я не смела... вы понимаете?...
- Я понимаю, - с участием педофила соглашается он и пальцы ползут вверх по моему бедру, задирая ткань платья.
- Так что насчет оценки? - я мило, кокетливо улыбаюсь, упираясь пальчиками ему в грудь. Ненавязчиво, наощупь, достаю из сумочки зачетку и плюхаю ее ему на колени, не забывая задержать руку ровно на столько, что бы у него сбилось дыхание.
- Да, конечно, - бормочет он, достает ручку из внутреннего кармана пиджака, несколько раз роняет ее, пока открывает зачетку. Все это время я терпеливо жду со смущенной и чуть рассеянной улыбкой на губах, украдкой оглядываясь по сторонам.
Дом Мэрсонов в точности такой, каким я его видела на фотографиях в досье. Небольшая кухня, гостиная, спальня, гардеробная, веранда, вплотную прилегающая к искусственному водоему, настолько мутному и мелкому, что в нем стеснялись обитать даже лягушки. Со слов мисс Кларк, дом был не единожды осмотрен специалистами МИ-5, в том числе перед самым моим визитом, однако поиски ничего не дали и единственной вероятностью оставалось то, что документы профессор Мэрсон постоянно носит с собой. Оглушить его кирпичом в темном углу и спокойно обыскать недвижное тело МИ-5, по видимому, мешала политика партии.
- Вот, - прерывает мои размышления профессор и сует в руки зачетку. - Потом зайдешь на кафедру, поставишь печать, что все исправлено верно.
- Оооо, благодарю. Вы мой спаситель, - он уже тянется за наградой, но в паре сантиметров от своих губ я останавливаю его. В конце концов, у меня остается около двадцати минут, а еще ничего не сделано.
- Ах, профессор, - шепчу я. - Почему бы нам не отметить наладившееся взаимопонимание? Бутылочка вина, возможно? Или коньяк? Это помогло бы нам еще лучше друг друга... понять...
Выходит крайне многозначительно и Мэрсон некоторое время переваривает информацию. Дабы простимулировать его умственную деятельность и ускорить принятие решения, я невинно передергиваю плечиком, но проклятые рукава Клариссиного платья сидят как влитые и категорически отказываются эротично сползать без дополнительных усилий. Но Мэрсону хватает и этого. Он срывается с места и, пока он гремит на кухне посудой и бутылками, я вскрываю его портфель. Он весьма кстати задерживается, судя по звукам в попытке штопором откупорить бутылку. Я успеваю изучить все карманы и найти, помимо учебных бумаг, горсть клубничных ирисок, пачку презервативов и пару ампул Мескалина. Обожаю Ля Тур и ее преподавателей. Я проверяю портфель на наличие потайных карманов, как учила Риган, и даже кое где вспарываю подклад, но найти все равно ничего не удается. К тому моменту, как Мэрсон
появляется с двумя бокалами, я уже кротко ожидаю его с видом абсолютной невинности.
Плохенькое столовое вино, крепленное спиртом. Я выпиваю свой бокал залпом и его вкус смешивается с горечью заранее распитого растительного масла (во второй раз оно идет лучше, хотя и чувствуешь себя роботом с планеты Железяка)
Я могла бы собираться с силами и дольше, но он, наконец, целует. Дыхание перехватывает, а к горлу подкатывает тошнота. Обед, вино и масло рвуться наружу. Он видит в моем замешательстве скромность, возбужденно пыхтит, слюнявя мою шею, и задирает платье. Я давлю подступающий приступ легкой паники и вспоминаю, зачем я здесь. В порыве предполагаемой страсти я сдираю с него пиджак и, пока он продолжает мусолить шею и плечи, за его спиной старательно обыскиваю пиджак. Ничего. Я неловко ощупываю его штаны, вытряхиваю замусоленный носовой платок, университетский пропуск и несколько монет. Снова ничего. Мэрсон рассценивает мои поползновения, как призыв к более активным действиям, нависает и рисующимся жестом порно-героя, в одно движение, выдирает ремень из брюк. Ремень застревает где то в петлях и происходит некоторая заминка. Он отвлекается на возню с ним, а я смотрю на его харю ошалелыми глазами, не понимая, что я пропустила, где мне дальше искать, и понимая, что я, кажется, серьезно влипла. Проходит еще несколько минут неловких тисканий, я бросаю взгляд на настенные часы, такие же розовые и мерзкие, как все в этом доме, и с замиранием сердца вижу на них 17.40. План превышен на десять минут и до сих пор, кроме сопения мистера Мэрсона, ничего не произошло.
Многоуважаемая миссис Мэрсон, дама строгих правил, член попечительского совета Академии и председатель общества "Домашний Очаг" в дни, в которые проводятся совещания, задерживается не менее чем до 20.00. И в эти дни, за графиком которых мистер Мэрсон внимательно следит, он позволяет себе расслабиться тем или иным способом. Согласно графику должна она задержаться и сегодня, но, чего не знает ее дражжайший супруг, сегодняшнее совещание отменено по причине эпидемии ветрянки, внезапно подкосившей общество "Домашний Очаг". Согласно этим данным, миссис Мэрсон должна вернуться аккурат к 17.30, если не возникнут непредвиденные сложности на пути ее следования. К этому времени я уже должна была благополучно раздеть и обыскать ее супруга, найти документы и, с появлением жены, в экстренном темпе исчезнуть. Тем не менее документы до сих пор не найдены, миссис Мэрсон неизвестно где задерживается, а мистер Мэрсон так ретиво стаскивает с меня платье, что я всерьез опасаюсь за его сохранность. Объяснить это Клариссе будет весьма проблематично.
Минутная стрелка неумолимо подбирается к сорока пяти, невзирая на все мои ненавязчивые попытки как можно дольше затянуть процесс. Я начинаю всерьез подумывать о том, не изобразить ли приступ тошноты, как меня спасает звук открывающейся в прихожей двери. Миссис Мэрсон возвращается, наконец, домой, как нельзя более кстати.
- Тарасик, я вернулась! - оповещает она, шумно скидывая сумки и разуваясь в прихожей. "Тарасик" мечется по гостиной, торопливо сгребая мои и свои вещи вперемешку, не зная, куда девать как их, так и меня.
- Давай быстро! - шипит он, подталкивая меня к веранде. В дверном проходе я артачусь, упираясь руками в косяки.
- О, Боже мой, профессор, там же ВОДА! - причитаю я, округляя глаза. - Я не умею плавать! Я же УТОНУ!
Это форменный идиотизмом, что бы утонуть в их луже, надо обладать нетипичной ловкостью и огромным энтузиазмом. Но Мэрсона, видимо, ужасает сама мысль о трупе любовницы в водоеме законной жены. Он ругается сквозь зубы и разворачивает меня в другую сторону, особо не церемонясь заталкивает в гардеробную, а затем швыряет вслед вещи.
- Моя зачетка... - страдальчески бормочу я в щель и спустя несколько секунд она прилетает мне в лоб.
За дверью раздаются шаги и голос мистера Мэрсона с преувеличенной радостью рассказывает жене, как он по ней соскучился. В гардеробной прохладно, я невольно ежусь и зябко потираю предплечье. На мне только нижнее белье, которое, к моему неописуемому счастью, содрать с меня не успели. Одежда кучей лежит на полу, в углу, под вешалкой, валяются босоножки. Я наклоняюсь за платьем и натыкаюсь на плащ Мэрсона, тот самый, в котором он был, когда мы заходили в дом. Мысль приходит неожиданно и бьет раскатом грома. Я бросаю платье, хватаю плащ, торопливо его ощупывая, не пропуская карманы, подклад и даже воротник. Сердце замирает, когда я вытряхиваю упакованный в пластиковую папку и свернутый в трубку пакет. Я вскрываю его дрожащими пальцами, перебираю листки с уже знакомыми формулами и закорючками, смаргиваю, боясь что мне пригрезилось, но листы никуда не исчезают. Шаги становятся чуть громче, приближаются к двери, за которой прячусь я. Мистер Мэрсон громко, нервно смеется и шаги замолкают, давая мне лишних пару минут.
Под самым потолком я замечаю окошко дюймов двадцать на десять, небольшое, но достаточное, что бы в него пролезла девица вроде меня. Я открываю окошко, прислушиваясь к каждому звуку за дверью, стягиваю волосы в хвост найденным тут же обувным шнурком, выкидываю первым делом сумочку, за ней босоножки, свернутое в куль платье, беру в зубы папку с документами и, опираясь на вешалки, подтягиваюсь сама. Я уже наполовину вывешиваюсь из окошка, когда нога с вешалки соскальзывает, непроизвольно дернув ей, я сбиваю весь стеллаж, он с грохотом валиться на пол, а я вываливаюсь наружу, едва успевая сгруппироваться и благословляя папины тренировки.
Платье я натягиваю в ближайших кустах, документы прячу в сумочку, а ремешок одной из босоножек в процессе выкидывания оказывается порван. Я ковыляю до дороги, ловлю такси и устало плюхаюсь на заднее сиденье. Водитель ни о чем не спрашивает, но улыбается крайне многозначительно. Видимо я не первая и, видимо, не последняя, девица, которую он подбирает в подобном виде недалеко от дома Мэрсонов. Эйфория быстро проходит и документы в сумке быстро перестают греть сердце и утешать совесть, остается только усталость и брезгливость.
Домой я вхожу хромая на обе ноги, с одной слетает босоножка, вторую я таки умудрилась подбить во время оконных кульбитов. Помятое платье со следами вина и земли, шнурок потерялся по дороге и волосы стоят дыбом. Я с порога слышу смех Клариссы, понимаю, что объяснений за платье не избежать, и с каким то равнодушным, усталым удивлением понимаю, что мне все равно. Кларисса не одна. Рядом с ней, пристроившись на Генрихе на поразительно целомудренном расстоянии, сидит Алистер. Он поднимает смеющиеся глаза, смотрит на меня и забывает поздороваться.
- Все в порядке, Сатин? - осторожно спрашивает он и на меня неожиданно накатывает злость. Конечно в порядке, как же иначе.
- В полном! - огрызаюсь я, не глядя швыряю сумку в угол. - К профессору Мэрсону ходила оценку исправлять!
Алистер, конечно, знает его, у него на политологии социологию преподает тот же Мэрсон и вряд ли его методика преподавания радикально отличается в зависимости от курса и специальности. Алистер знает, я со злорадным торжеством вижу, как его глаза тускнеют, становятся серьезными и холодными.
- И как? Исправила? - спрашивает он.
- А то ж, - самодовольно отвечаю я, разворачиваюсь и гордо ковыляю к ванной.
У дверей ванной меня ловит Кларисса. Ей все равно, где я была, что я исправляла, почему в ее платье и почему платье в таком состоянии. Она сияет.
- Сатинсатинсатин! - шепчет она и аж подпрыгивает на месте, стискивая мои ладони у себя в руках. - О Боже, Сатин, ты не представляешь! Ты же знаешь, что мы с Алом общались? Ну, после той вечеринки, он потом бросил свою мымру и мы иногда вместе проводили время... знаешь ведь, да? Оооо, Сатин, Ал предложил мне встречаться! Ты представляешь? Сатинсатин, Сатиночка! Завтра же вечером мы с тобой идем это отмечать!
Я неловко обнимаю ее, поздравляю с этим знаменательным событием, будто речь идет уже как минимум о помолвке, и сбегаю, закрывшись от Клариссы дверью ванной.
В душевой кабинке я очень долго сижу на полу, прислонившись к стеклянной стенке и обнимая себя за плечи. Я не хочу думать, не хочу шевелиться. Я чувствую себя грязно, мерзко. Едва теплая струи воды бьют по плечам, превращают волосы в черные обвислые сосульки.
Я не хочу думать.
Я не хочу чувствовать.
Когда я выхожу из ванны, в комнате все еще слышны голоса, смех Клариссы, обманчиво сдержанные, ироничные, замечания Ала. Я прокрадываюсь мимо них очень осторожно, хотя очень сомневаюсь, что кто-либо из них заметил бы, даже если бы я топала и вопила. Они увлечены друг другом.
Таксист попадается тот же самый, и он ухмыляется еще более многозначительно, но до коттеджа Френсиса мы доезжаем в гробовом молчании. И на том спасибо.
Я выбираюсь из машины и сталкиваюсь с Френсисом у самого порога, видимо он уже собрался куда то уходить.
- Я скучала, - говорю я вместо приветствия. Френсис смотрит на меня радостно и чуть растерянно.
- Сатин, мне нужно... я как раз....
- Пожалуйста... - я не знаю, что он видит в моем взгляде, я очень устала, с моих волос все еще капает вода. Я думаю о том, что если он сейчас уйдет, я пошлю его к чертям и пусть мамочка подбирает ему более ирландскую девушку. Я думаю о том, что Ал, должно быть, с его ненормальным, гипертрофированным чувством долга, наверняка бы ушел.
Фрэнсис не уходит. Он неловко улыбается и обнимает меня, уводит в дом под насмешливый взгляд таксиста.
В доме Френсис пытается мне предложить чай. Но меньше всего я сейчас настроена на разговоры. Я целую его сама, первая, так жадно и отчаянно, что Френсис, никогда особо не отличавшийся чуткостью и сообразительностью, все понимает. Ну или по крайней мере то, что нужно.
К спальне мы продвигаемся какими то немыслимыми зигзагами, мы целуемся, я смеюсь и чувствую себя пьяной. У него теплые, ласковые руки, он всегда безупречно аккуратен и нежен, он обволакивает заботой и в эти мгновения, мне кажется, я его почти люблю.
- Все в порядке? - спрашивает он уже после и осторожно проводит пальцами по моей спине, по линии позвоночника. Я вздрагиваю, не от касания, от его фразы, слишком много мне чудиться в ней... чужого. Я вынимаю физиономию из подушки, поворачиваю лицо к нему и улыбаюсь.
- Просто соскучилась.
Френсис целует меня в плечо и улыбается в ответ.
До конца года мы пишем дипломные проекты. Кларисса неутомимо ругается каждый раз возвращаясь от своего курирующего преподавателя. Она по десять раз переделывает свои эскизы и дом насквозь провонял маслом и растворителем, ни шагу нельзя ступить, что бы не напороться на очередной, очень важный, набросок, карандаш, кисточку, а то и открытую банку с краской. Она расслабляется, играя в дартс и представляя на месте мишени рожу своего куратора. По выходным у нее свидания с Алистером, который утешает ее, видимо, куда лучше дартса.
Я тороплюсь отделаться от своего диплома как можно скорее и он уже около двух недель лежит на полке в аккуратно переплетенной папочке, дожидаясь своего часа. Помимо диплома меня поджидают финальные испытания во Дворце Света. Время от временя в нашем доме появляется Эмрис, шипит и с каждым разом становиться все более нервным и напряженным. Я чувствую себя немного неловко, в отличие от него мне совершенно плевать, сдам я их или нет, получу жетон мага или меня сочтут недостойной, но для него это важно, и я учу, зубрю, отрабатываю заклинания до уровня, устраивающего Эмриса.
Меня не съедают монстры, я не взрываюсь от собственного заклинания и даже все конечности остаются при мне. Я прохожу испытания и в положенный день являюсь на церемонию вручения жетонов.
Я никогда не любила ни Дворец Тьмы, ни Дворец Света, и в том, и в другом гипертрофированное поклонение своему Источнику на самой грани с театральными декорациями шарлатанов в цирковых шатрах воскресных ярмарок. И все же, с некоторой натяжкой, Дворец Тьмы мне был симпатичнее. Возможно потому, что появляться мне в нем приходилось куда реже. Но я нейтрал, и по традиции, длящейся уже сотни лет, с того самого момента, как наш Великий Нейтрал канул в неизвестность, нам предстоит получать свои жетоны в Дворце Света, из рук Великой Саши, негласной главы кособокой троицы нашего мира.
Эмрис приходит вместе со мной, но, кажется, нравится ему здесь еще меньше, чем мне. У самого трона Великой Саши, пока я получаю свой жетон с переплетением терновника и вычурной цифрой четыре, он затевает какую то свою кошачью перебранку с духом-наблюдателем Великой. Опасаясь, что дело дойдет до драки, я торопливо, не дослушав конца речи Саши о возложенной на меня чести и ответственности, выхватываю из ее рук жетон, оббегаю трон, подхватываю гневно шипящего Эмриса, и, подобрав подол платья, скатываюсь с лестнице, перепрыгивая сразу через две, а то и через три, ступени. Саша смотрит мне вслед ошалело и изумленно, но уже спустя миг делает вид, что все идет как надо.
Я не собираюсь здесь задерживаться, меня мало интересуют последующие фокусы, торжество и всяческое восхваление отличившихся адептов. Но по пути меня перехватывают знакомые маги, с ними мы пару раз сталкивались во Дворце, а когда они уходят и я оборачиваюсь, Эмриса рядом нет. Я нахожу его почти случайно, под одной из арок заслышав знакомое шипение.
- Ты обещала! Обещала!
- Я ничего не обещала тебе, Мирдин Эмрис, - второй голос принадлежит Саше, уже освободившейся от дипломирования юных магов, в нем неожиданно много раздражения и недостойной светлой злости. Я невольно вжимаюсь в страуса за углом в полуметре от них. Влезать в беседу мне очень не хочется. - Я сразу предупреждала тебя. Как и Люра, как и Шерилайн, даже Мирдин говорил тебе то же самое!
Эмрис снова шипит, так яростно, что мне кажется, вот-вот набросится и искусает Великую.
- Люра, Шерилайн, Мирдин! Вам было плевать тогда, плевать и сейчас! Сорок три года, Саша... ты знаешь, что это?!
- Я говорила тебе, обратись к Аристану... - ее голос звучит устало, будто этот разговор не впервые, и, она знает, что не в последний раз. Эмрис фыркает.
- Знаешь что можешь передать Аристану, Саша? Что он...
- Эмрис! - ее укоризненный вопль глушит окончание фразы, а пару секунд спустя всклокоченный, злой как черт, кот вылетает из-под арки. Он замечает меня и мне становится очень, очень неловко.
- Вот ты где, - говорит он так, будто это шлялась черти где и скандалила с Великими. - Идем уже.
Я покорно следую за ним, и только у самого порога оборачиваюсь. Великая Саша смотрит на нас как то очень грустно.
Вручение дипломов в Академии проходит без эксцессов, хотя профессор Мэрсон за месяц до этого таинственным образом исчезает и больше не появляется ни на работе, ни дома. По Академими в связи с этим ходит огромное количество слухов, один другого зловещее, но самой популярной является версия про похищение инопланетянами. Меня мало интересует его судьба, хотя и есть несколько, куда более прозаичных, предположений.
Я бы уехала домой сразу после вручения, но Кларисса настаивает на том, что бы устроить вечеринку. Финальную, грандиозную, мега-вечеринку, как она говорит. Она достает балахоны и картонные шапки и я, смеясь, соглашаюсь. В конце концов, уж последнюю вечеринку я как-нибудь переживу. К нам стекаются студенты со всего городка, выпускники, потенциальные выпускники, приезжает даже Френсис, с трудом протискиваясь в двери с огромным букетом роз. Это очень мило, трогательно, но мы уезжаем уже завтра и я не имею ни малейшего понятия, куда девать этот веник.
Пунш, пиво и знаменитый яблочный сидр Капулетти льется рекой. В кои то веки в горле не горчит от привкуса растительного масла, и от этого полузабытого ощущения неожиданно приятно.
Я пьяно висну на Френсисе и рассказываю, какие замечательные он привез цветы, Френсис смущенно улыбается и, на всякий случай, придерживает меня за талию, хотя ему и самому приходится опираться на стол.
Когда дело доходит до бильярда, с первой попытки я промахиваюсь мимо шара, со второй бью с такой силой, что шар вылетает со стола и падает в чашу с пуншем. Я прыскаю со смеха, а Френсис разворачивает меня спиной к пуншу и мы оба делаем вид, что никоим образом не причастны к возмущенным воплям, обнаружившим неожиданный подарочек.
- Кстати, Сатин, - все еще подхихикивая, вспоминает Френсис и протягивает мне визитку. На визитке надпись "Макулатуроптпереработка. Секретарь Риган Кларк" и ниже телефон. - Тетя просила передать. Сказала, может после учебы захочешь пойти к ним. Ума не приложу, что тебе делать у них на макулатурном заводе, но я обещал. Можешь выкинуть в ближайшую мусорку, - советует он. Я смотрю на визитку и чувствую, как медленно трезвею.
- Да, наверное я так и сделаю.
Испоганенному пуншу на смену приходит ведро сидром. На заднем плане громко хохочет Кларисса.
Впереди нас ждет Верона. А может не только она.
Ох, вот это отчёт! Поколение реально экспериментальнее не бывает. Теперь я поняла, о чём речь.
Даже ту же Венку (которую я почему-то все сравнивала с Сатин) невозможно же представить в подобной ситуации. В ярких шмотках подруги, дома у преподавателя, занимающуюся с ним непотребствами.
Или, например, Даламара, который работает на, простигосподи, макулатурный завод))))
Читая про Тараса, чтоб он был здоров, Мэрсона, я поняла, что Сатин стоило бы бояться.
С потрясающей решительностью и хладнокровием она творит такое, что обычные люди творят либо под очень большим градусом, либо за очень большие деньги.
Взяла и согласилась, чорд. Я бы не смогла, честное слово, постояла бы там рядом с Риган Кларк, поулыбалась бы, сказала, "извините, но никак не получится", забросила бы свой неидеальный диплом в далёкий ящик и ещё месяц укоряла бы себя за нерешительность.
А она тупо пошла и сделала. Вот это женщина, черт возьми.
Вербовка на пять с плюсом, кстати. Я люблю, когда формат династийного отчета (ну типа куча несвязанных событий выданых игрой, которые относительно художественно описывает автор) приобретают классическую структуру "завязка-развитие-кульминация-развязка". Всё же читатель хочет литературного текста, а не просто буков. Вот здесь это здорово вышло. Держит и не отпускает)
У тебя клевые эпизодники. Мэрсон вот)
Цитата:
мерзкий, похабный, самовлюбленный бабник
. Очень точные характеристики)
Вот ещё например:
Цитата:
На занятия к нему я всегда стараюсь одевать как можно больше одежды.
Куколка Сатин в платье Клариссы, заигрывающая с Мэрсоном, прекрасна. Я бы купилась.
Удивительно, то ей 21 - мне столько же, но мне кажется, что я намного младше.
Вообще всё их свидание с Мэрсоном я делала только две вещи - ржала и восхищалась.
Выходка с Алом и Фрэнсисом очень в ее, сатиновском, духе. "Посмотри, гад, как мне без тебя классно". Читая про чертов букет, мне хотелось побиться головой об стенку.
Нет, я считаю что Сатин - очень сильная, посильнее некоторых своих предков, об нее танк сломается, если попробует ее переехать - но в сфере чувств она просто аааааааааа! Т_____Т я просто потрясающе красноречива сегодня, надеюсь, ты поймешь
Хотела написать, что рада за Клариссу, но я нифига не рада
Ну, и конечно:
Цитата:
- Кстати, Сатин, - все еще подхихикивая, вспоминает Френсис и протягивает мне визитку. На визитке надпись "Макулатуроптпереработка. Секретарь Риган Кларк" и ниже телефон. - Тетя просила передать. Сказала, может после учебы захочешь пойти к ним. Ума не приложу, что тебе делать у них на макулатурном заводе, но я обещал. Можешь выкинуть в ближайшую мусорку, - советует он. Я смотрю на визитку и чувствую, как медленно трезвею.
Удачи, Сатин. С твоей будущей блестящей макулатурной карьерой. Я в тебя верю.
И поздравляю с окончанием универа) всем бы так, в три отчета, чорд *уползла дописывать свой 12-ый*
Enlil, о, котенька, ты просто не перестаешь меня радовать! Любовь к тебе и к Сатин с каждым отчетом все ширится и растет, скоро точно лопну от переизбытка, но все ведь такое прекрасное!
Обожаю как здесь все постороено - с завязкой и финалом, все держит в напряжении каждой строкой, одного жаль - в конце остается горький привкус на языке. И это вроде только начало поколения, а сколько уже ВСЕГО, сюжетные ниточки уже успели сплестись в тугой клубок.
О, не зря я влюбилась в Риган Кларк
Не смотря на более чем пикантное предложение Сатин, эта женщина прекрасна и удивительно самодостаточна, как и многие твои второстепенные персонажи (и даже эпизодические, взять бы хоть профессора Мэрсона). Ха, отличное прикрытие - макулатурный завод!
И - вот оно, папочкино наследие расцветает в Сатин во всей красе: решила - пошла сделала, без размазывания соплей. Отмечу, что сцена в доме "Тарасика" по атмосфере показалась настолько же омерзительной, сколь описываемая ситуация, да и сам "Тарасик":
Цитата:
Сообщение от Enlil
Он мерзкий, похабный, самовлюбленный бабник
А еще вот это шикарно, да:
Цитата:
Сообщение от Enlil
- Милочка Сатин, - щебечет он. Меня передергивает, но я утешаю себя тем, что это тоже прогресс. Должно быть, с его точки зрения, "милочку" трахать потенциально удобнее, чем "деточку".
Вообще я засмотрелась на Сатин больше, когда она была в элегантном платье на встрече с Риган, чем в том, что у профессора. Оно настолько "клариссино", что совсем ей не подходит, она выглядит в нем странно и я умилилась этой фразе:
Цитата:
Сообщение от Enlil
я невинно передергиваю плечиком, но проклятые рукава Клариссиного платья сидят как влитые и категорически отказываются эротично сползать без дополнительных усилий.
По-моему отлично демонстрирует, насколько Сатин чужда вся эта ситуация, вплоть до самой одежды. Но Мэрсона нельзя не понять - и я бы не устояла перед такой Кстати, белье офигенное *_* И туууфельки с цветочечками тоже)) Сатин в этом наряде это как Миа Томпсон в розовом платье, что становится уже почти фразеологизмом, но по-прежнему звучит началом анекдота.
А дальше мне хотелось плакать. О, Боги, Кларисса! Ну неужели ты В САМОМ ДЕЛЕ не видишь?! Да они же с ума друг по другу сходят((( Ох, Алистер, по-моему, не то что одним своим видом, он одним упоминанием своего имени выбивает Сатин из колеи, она будто бы забывает дышать. И, черт возьми, Алистер, не говори мне, что ты тоже не понимаешь этого! Подло встречаться с Клариссой по всем параметрам. И, вот ведь, куда не кинь - всюду клин и кто-то, да останется обиженным. О, как же хочу развяку всего этого, кто бы знал! Но, чую, еще ждать и ждать - знаю я тебя, Эна.
И Фрэнсиса тоже жалко, вот уж тут кто вовсе ни при чем, пусть он не знает и не понимает многого, но Сатин, как мне кажется, сама себя не уважает в некоторые моменты:
Цитата:
Сообщение от Enlil
У него теплые, ласковые руки, он всегда безупречно аккуратен и нежен, он обволакивает заботой и в эти мгновения, мне кажется, я его почти люблю.
- Все в порядке? - спрашивает он уже после и осторожно проводит пальцами по моей спине, по линии позвоночника. Я вздрагиваю, не от касания, от его фразы, слишком много мне чудиться в ней... чужого.
Звучит очень горько. И правдиво, ведь не этого мужчину ей хочется видеть рядом.
Ну, завершу чем-нибудь более радостным) Например, поздравлю вас с выпуском - как обычным, так и магическим! И мне все-таки нравится настрой:
Цитата:
Сообщение от Enlil
Испоганенному пуншу на смену приходит ведро сидром. На заднем плане громко хохочет Кларисса.
Впереди нас ждет Верона. А может не только она.
Так все это, Сатин, детка! У тебя впереди еще много всего классного!
И да, визиточка заинтриговала)))
Эна, люблю тебя (и не устану это повторять) Пиши еще!
И я пойду. Яне вот коммент и отчет что ли...
Я прочитала скопом все отчёты Сатин, и я пищала, как резиновый ёжик с пикулькой. И местами очень громко мнэээ смеялась, и сопереживала Сатин от всей души.
Она... классная. В ней много честности, как во всех женщинах фон Вальде, она сильная, она отличная подруга, несмотря на "сотворённую по пьяни глупость". И это сочетается с каким-то особенным спокойствием. Сатин - как белый огонь в стеклянном сосуде. За ней ужасно интересно наблюдать, а тебя, эльф, безумно интересно читать. Если возвращаться к отслеживанию династий, то только через фон Вальде, иначе никак.
Люблю тебя, вдохновляйся - и продолжай. *___*
Enlil, привет от молчаливого читателя, который решил перейти в другой статус и сделаться еще и писателем)))) Очень мне нравится твоя династия, общая атмосфера, эдакая мрачноватость дает особую изюминку всей сюжетной линии начиная от основателя и заканчивая текущим наследником. Сатин просто бесподобна, она сразила меня еще в нежном возрасте, когда только училась ходить и когда ее первый раз увидел ее отец.
Не могу не отметить Визериса и Рэми, они очень подходят друг другу, дополняют, и как хорошо, что Виз все-таки разглядел в Рэми ту единственную, предназначенную ему судьбой!
Вернемся к Сатин) Очень нравятся ее отношения с Клариссой, видно, как она любит и ценит свою подругу, несмотря ни на что! Уважаю ее за это! И снова моё мнение - ни один из ее мужчин не подходит ей! Ей нужен кто-то третий, совершенно на них не похожий. Я привыкла доверять своему предчувствию, а оно говорит, что судьба Сатин - вовсе не Френсис и не Алистер. Алистер мне кстати категорически не нравится, не знаю почему, но не нравится и всё тут
Вобщем, очень жду продолжения, надеюсь, оно будет скоро
В общем, я жив. Я понимаю, что совести у меня никакой нет, но что уж сделаешь, бывает. Мне даже стыдно, чего скрывать)) Но я жив)) и в течение эдак получаса, часа надеюсь выложить отчет))
ну и сильно запаздашкая ответка. Я говорила, что мне стыдно, не?
Читая про Тараса, чтоб он был здоров, Мэрсона, я поняла, что Сатин стоило бы бояться.
С потрясающей решительностью и хладнокровием она творит такое, что обычные люди творят либо под очень большим градусом, либо за очень большие деньги.
у Сатин своего рода комплекс бога, который иногда свойственен спортсменам боевых искусств и всего такого прочего) Она привыкла, что достаточно сильна, что бы сломать хахалю руку, кроме того, еще и ведьма, что с ней может случится? по крайней мере она так считает, пока серьезно по шапке не прилетело))
Цитата:
Удивительно, то ей 21 - мне столько же, но мне кажется, что я намного младше.
это все от чрезмерной самоуверенности, да)))
Цитата:
Выходка с Алом и Фрэнсисом очень в ее, сатиновском, духе. "Посмотри, гад, как мне без тебя классно".
на мой взгляд такой образ мысли вообще свойственен многим женщинам))) а Сатин, при всех ее закидонах, гораздо женственнее, чем та же Венка))
Цитата:
Хотела написать, что рада за Клариссу, но я нифига не рада
главное, что Кларисса рада, а нам не полагается))
Innominato,
Цитата:
О, не зря я влюбилась в Риган Кларк
Я тоже ее очень люблю) вообще один из моих самых любимых персонажей) да чего уж скрывать, самый любимый, пожалуй))) она, в отличие от некоторых, сопли не размазывает!)))
Цитата:
Сатин в этом наряде это как Миа Томпсон в розовом платье, что становится уже почти фразеологизмом, но по-прежнему звучит началом анекдота.
Именно))) Приходят как то в бар Миа в розовом платье, Сатин в миниюбке, а там в углу пьянющий Блейз с бабами обжимается)))
Цитата:
О, Боги, Кларисса! Ну неужели ты В САМОМ ДЕЛЕ не видишь?!
ты слишком сурова к Клариссе)) они сами нифига не видят, чего ты от влюбленной девочки хочешь)))
Цитата:
И Фрэнсиса тоже жалко, вот уж тут кто вовсе ни при чем, пусть он не знает и не понимает многого, но Сатин, как мне кажется, сама себя не уважает в некоторые моменты
Яна хорошо по этому поводу написала, мол, не надо мне нифига и все такое, сама счастливая, вот какой у меня ухажер))) а еще она хорошо написала про то, что Сатин давит чувства голосом разума)) Объективно все довольно неплохо, богатый, серьезный, с серьезными намерениями парень, с которым они давно вместе, а Алистер это так, ошибка молодости) осталось только сердце в этом убедить))
Лилиьет, правильно, фейчик, возвращайся! все равно через что, но ты возвращайся!)))
Seleniya, здравствуй, молчаливый читатель, эээмн, я все еще тут и очень приятно, что ты ко мне заглянула) несмотря на мои периодические загулы) спасибо, правда очень рада видеть))
Цитата:
Алистер мне кстати категорически не нравится, не знаю почему, но не нравится и всё тут
Алистера сейчас очень мало и, объективно, я тоже не понимаю, за что его можно любить) он похож на Сатин, скрытен, невозмутим, ничего особенного о нем и не скажешь, но если сатин мы имеем возможность видеть со всеми ее рефлексиями, то от Алистера приходится довольствоваться весьма скудными упоминаниями))
Добавлено через 23 минуты[/size]
[size="3"]
Сатин - 22 года. Исенара - 6 лет.
Такси останавливается у калитки рано утром, еще нет даже пяти. Услужливый водитель, молоденький и суетливый, распахивает передо мной дверь машины и галантно подает руку. Я выбираюсь из машины, стараясь делать вид, что не замечаю его жест и, выбравшись, сладко потягиваюсь всем телом. Низкое свинцово-серое небо лениво покрапывает мелким летним дождиком и я с наслаждением вдыхаю свежий сырой воздух. Водитель выгружает из багажника мои сумки. Чуть позже должны привезти Генриха. Закинув на плечо сумку я открываю калитку и неторопливо шагаю по вымощенной серым камнем дорожке к порогу особняка. Когда я подхожу ближе, я вижу, как в окне детской на втором этаже качаются тяжелые голубые шторы.
Я аккуратно закрываю за собой дверь, смазанный замок бесшумно защелкивается и я оборачиваюсь. На втором этаже, притаившись за перилами лестницы, зеленеет нечто миниатюрное, кареглазое и черноволосое. Я выжидаю некоторое время, но нечто не проявляет активности и я перестаю делать вид, что не замечаю ее.
- Ну же, иди сюда, малышка, я не кусаюсь.
Исенара отмирает и, смеясь и попискивая, скатывается вниз в мои объятия. Даже жуть берет, как она выросла за время моего отсутствия. Мы в обнимку возвращаемся в ее комнату, детскую, что когда то была моей, и она льнет к моему бедру, словно котенок. Из-за двери родительской спальни появляется отцовская голова, он с откровенным трудом фокусирует на нас взгляд и бурчит что то невнятное. Папа ярко выраженная сова и вставать в такую рань для него невыносимая мука, даже ради горячо любимой дочери. Этим утром мы завтракаем в детской, прям на полу, та толстом мягком ковре, и к нам постепенно стекается вся семья, включая любопытные морды котов.
В первую очередь начинается обязательная череда визитов. Мы навещаем семейство Шарп, Абрахаймов, затем к нам будто невзначай забегают соседи и знакомые. Все они, за исключением разве что дяди Осириса, в один голос причитают, как я выросла, что стала, мол, красавицей и мне, совершенно определенно, пора замуж. Уже к концу недели я начинаю звереть. Почти сразу я прихожу к мысли, что замуж может и не пора, но работу найти было бы неплохо. Еще неделю я уныло брожу по дому и с тоской взираю на свой диплом психолога, а затем еду на собеседование в местную веронскую газету.
Виктор Каплоу, невыразительный блондин с залысинами и гладко зачесанными назад волосами, встречает меня в дорого отделанном кабинете.
- Присаживайтесь, милочка, - сходу, пропустив приветствие, предлагает он и я невольно вспоминаю профессора Мэрсона. Делается противно и тошно, и только усилием воли я заставляю себя смотреть в маленькие голубые глазки редактора твердо и бестрепетно. - Я просмотрел ваше резюме и ваши работы, - он возвышается надо мной, торжественно восседая за большим деревянным столом в большом кожаном кресле, что невольно навевает на мысли о Фрейде. Приходится прилагать некоторые усилия, что бы концентрироваться на его речи и не увлекаться психоанализом. - И вот что я думаю, милочка, - меня снова передергивает, но я креплюсь. - Ваш потенциал, я готов это предположить, достаточно велик, но я не понимаю, почему вы пришли раскрывать его к нам. Мы не какая то там зачуханная газетенка, мы уважаемое издание, сама королева отмечала наши заслуги. На прошлой неделе, между прочим, нам исполнилось двадцать лет. Возможно вы возомнили, что диплом психолога делает вас экспертом во всех сферах. Я знаю таких, как вы, смазливых выпускниц, решивших, что теперь мир у их ног. Но я вам скажу, ради вашего же блага, что это не так. Поверьте, милочка, старому волку, приходится много работать. У нас даже стажеры воспитаны на преданности делу и корпоративной этике. Мы не берем случайных людей, даже если они кичаться древностью рода, богатством и дипломом психолога.
В академии у нас целый курс лекций был посвящен тонкому искусству того, как делать умное лице, если клиент несет ахинею. Очень полезный навык, сейчас я это понимаю как никогда ярко. Но мистер Каплоу не мой пациент и даже не мой работодатель. Это к лучшему, мы бы с ним не поладили.
- Прошу прощения, - мне приходится повысить голову, что бы прервать его монолог и редактор от возмущения давится воздухом.
- Вы меня перебили! - негодует он и в его маленьких глазках я вижу торжество. - Я это и имел в виду! Это многое о вас говорит! Вы даже не способны дослушать умного человека, по отчески...
- Благодарю вас, - я поднимаюсь с кресла и моих сил хватает на то, что бы не вылить на него графин с водой, только улыбнуться. - Я услышала достаточно.
Злость разбирает меня в машине, и ткнувшись лбом в руль, я бессильно скриплю зубами и впервые жалею, что не курю.
Я даю себе волю дома. Спортивный зал за время моего отсутствия ничуть не изменился, даже груша осталась та же, старая, потертая, что и десять лет назад. Я не запираюсь, просто прикрываю дверь, и остервенело луплю грушу, попеременно представляя лицо то мистера Каплоу, то профессора Мэрсона.
- Милочка, черт возьми! - бормочу я и хуком справа пытаюсь отправить мистера Каплоу в нокаут. Цепь, на которой висит груша, насмешливо скрипит в ответ на мои потуги. В академии я посещала спортзал гораздо реже, чем следовало, да и партнера для спарринга не было. Не Клариссу же было лупить. Я могу оправдываться сколько угодно, но чувствую, что изрядно потеряла форму, и это злит еще больше.
- Уважаемое издание, черт возьми! - я трачу драгоценный воздух на злобное шипение и быстро выдыхаюсь. За дверью зала деликатная тишина, мама позволяет мне перебесится и побыть наедине с собой. Но отцу деликатность не указ. Он вламывается в мое укрытие, на ходу дожевывая пирожок.
- Неудачно съездила? - без особого сочувствия интересуется он, оглядывается и присаживается на сиденье одного из тренажеров. Я останавливаюсь, обхватываю грушу руками и повисаю на ней, щекой прижавшись к потертой коже. Молча, очень выразительно смотрю на отца и тот, не дождавшись ответа, фыркает.
- Ты знаешь, в свое время, только вернувшись из академии, я отправился к тете Джульете.
- Предлагаешь мне тоже сходить? Но я к вам в Flut устраиваться не собираюсь.
- Ну так и что? - отец смотрит на меня прищурившись и в его янтарных глазах пляшут смешливые искорки. Попила бы чайку с тетей...
- Внучатой тетей, - поправляю я и отец морщится.
- Не занудствуй. Попила бы чайку, поболтали бы по родственному. А то, что тетя еще и мэр, так это счастливое совпадение. Она может и подскажет чего, к примеру что это за фрукт этот твой Каплоу, как ему хвост прищемить, или еще чего. Хорошо, когда у тебя есть мудрая тетя.
- А еще когда она мэр.
- Именно, - подозрительно покладисто соглашается отец и улыбается, хитро щурясь.
Тетя Джульетта встречает меня с распростертыми объятиями. У нее под глазами залегли глубокие тени, щеки впали, прическа потеряла прежнее изящество, даже костюм, по прежнему дорогой, сшитый на заказ, стал проще и бледнее.
- Плохо выгляжу? - улыбается она и я теряюсь, не нахожу в себе сил ей солгать. Но она и не ждет от меня ответа, не заставляет выбирать между вежливостью и честностью, она знает все сама. Тетя дожидается, когда молоденькая тощая секретарша принесет поднос с чайником и чашками и прогоняет ее прочь. Чай она наливает сама, и пальцы ее не дрожат, руки по прежнему тверды и сильны. Я вспоминаю о том, что говорила мама, мол в последнее время в прессе много пишут, дескать мисс Пряхо больна и недолго ей осталось. Это отца не интересует официальные СМИ, там ведь не пишут про очищение местного кладбища от нашествия вурдалаков, так какое ему дело до газет. Мне становится неловко и я торопливо ставлю на стол прикупленный по пути тортик.
- Ты ко мне просто так или по делу? - интересуется тетя Джульетта.
- Просто так. В гости, - я не вру, я действительно не хочу ни о чем расспрашивать эту старую, мудрую женщину с бесконечно усталыми глазами. Чай одуряюще пахнет смородиновыми листьями.
Я сижу в кабинете мэра на мягком диване, подогнув под себя ноги, мы неторопливо пьем чай и беседуем ни о чем. Она не торопит меня, не напоминает, что у нее много дел, кажется она сама непроч отдохнуть.
- У твоего отца сейчас много работы, - говорит тетя Джульетта и долго смотрит в окно. В стекле мозаики мир дробится и расплывается, но женщину это не смущает, она смотрит в никуда. - Мы собираемся расширять Flut. Отец тебе не говорил? Визерис недоволен, вопит, что не собирается терпеть рядом с собой бездарей и недорослей. Должно быть надеется, что ты присоединишься к нему. Врать не стану, это было бы неплохо. Мне не нравится, что происходит с этим городом, Сатин, - неожиданно признается она и негромко вздыхает. - Я приехала сюда почти пятьдесят лет назад. Верона стала моей жизнью, моей душой, кровью. И дело даже не в том, что в последнее время все больше нечести появляется в городе, что бывшие мои соратники только и ждут, когда я споткнусь, сломаю себе шею или, в крайнем случае, тихо скончаюсь в своей берлоге, освободив им место. Я чую, как что то гниет, расползается по городу, травит все, до чего дотягивается. Пятьдесят, даже десять лет назад такого не было, хотя и тогда мерзавцев хватало, - я неловко опускаю чашку на блюдце и от этого звука тетя Джульетта вздрагивает, оборачивается ко мне.
- Никогда не иди в политику, - говорит она и снова улыбается.
В конце лета в Верону приезжает Френсис. Мистер Воррзингтон старший отпускает его от семейного бизнеса на неделю, и Френсис пользуется этим, что бы познакомится с моими родителями.
Он робко целует меня в щеку у калитки, его смущают алчные взгляды наших любопытных соседей. Я не успеваю довести его даже до порога дома, как из кустов выскакивает Визерис фон Вальде с огромными садовыми ножницами наперевес. Он преувеличено бурно восторгается появлением Френсиса и с энтузиазмом трясет его ладонь. Мне становится интересно, как долго отец просидел в кустах в засаде. Судя по тому, что волосы и одежда его изрядно промокли - давно. Но дождь его нисколько не смущает. Он старательно лобзает ошалевшего от такого напора Френсиса в щеки, трижды, по древней семейной традиции фон Вальде, как объясняет он тут же, и начинает громогласно нахваливать прическу и костюм моего кавалера.
- Это лондонский стиль? Потрясающе! Какой покрой, какая клетка! А эти кудряшки! Вы знаете, они напоминают мне наших милых барашков, что мы выпускаем пастись па холмах.
Папа переигрывает. У нас никогда в жизни не было никаких барашков и вообще на расстоянии миль десяти от Вероны не выводится на выпас никакая, даже мало мальская, скотина. Френсис окончательно убеждается, что Верона это страшное, дикое место, и живут тут одни варвары. За спиной Френсиса я пытаюсь спрятать усмешку в ладони и сделать папе предостерегающе страшные глаза. Папа, хоть и видит мои потуги, им не внемлет, продолжая с упоением описывать кудряшки воображаемых барашков. В этот момент отец напоминает мне хитрющего стервятника. Наконец мне удается вырвать Френсиса из его хищных лап и увлечь в дом. На пороге нас встречает мама.
- Лобзания! - шепотом подсказывает папа Френсису и я не успеваю его остановить. Парень вырывается вперед и кидается на шарахнувшуюся назад маму.
- Дочь, он идиот, - негромко сообщает мне отец, с интересом наблюдая, как мама пытается отбиться. Мне с трудом удается сохранить на лице серьезное и укоризненное выражение.
Папа развлекается весь вечер, а мама, пережившая традиционное приветствие, розовая и взъерошенная, сидит поближе к супругу, не подозревая о его коварстве, и подальше от Френсиса. Исенаре тоже не нравится Френсис, весь вечер она молчит, уныло ковыряет свой ужин, поглядывая исподлобья, и рано уходит в свою комнату.
Наконец мы остаемся с Френсис одни. Мои родители, в отличие от четы Ворзингтонов, извращаться не стали и сразу заселили парня ко мне. Наедине он заметно расслабляется, видимо и от него встреча с родственниками потребовала предельной концентрации сил. Мне все еще хочется смеяться, я мягко провожу ладонью по его волосам, вспоминая барашков, и как то мы начинаем целоваться, а потом под моей спиной кровать прогибается от веса обрушившихся на нее тел.
- Сатин, - с придыханием бурчит он, пока я пытаюсь выдрать из его брюк рубашку и путаюсь в пуговицах дурацкой пиджака в дурацкую клетку. - Сатин, я хочу, что бы ты переехала ко мне.
До меня не сразу доходит, что он имеет в виду, а когда доходит, я упираются ладонью ему в грудь, вынуждает отстранил и взглянуть в глаза.
- Ко мне. В Лондон, - покладист объясняет он и я сразу представляю, как счастлива будет его дражайшая матушка. Я приподнимаю бровь и выжидающе на него смотрю. весь романтический и запал пропадает, да и до Френсиса доходит, что я не в восторге от идеи. - Возможно не сейчас... Ты подумай, - он идет на попятился. - может немного позже... Через пару месяцев... - он снова тянется к моим губам и я позволяю себя целовать. - что тебе делать в этой дыре?
Что мне здесь делать? Хороший вопрос. И я думаю о нем, глядя как надо мной колышется потолок.
Поставленный Френсисом вопрос я решаю по своему. Френсис не в восторге, но не спорит, и я беру билеты до Японии, маленького местечка Такемицу, недалеко от Киото. там у на дача, на которой никто не был, кажется, лет сорок, и идея туда съездить кажется всем, кроме Френсиса, чрезвычайно удачной. Мама надеется, что я приведу жилье в порядок и отдохну, папа надеется, что я проверю голову и брошу Френсиса, Эмрис ни на что не надеется, кота настигает очередной приступ вселенской скорби и депрессии и он просто рад, что в доме будет тише. Я собираюсь медитировать и писать докторскую. Но больше всех рада Исенара. Главным образом потому, что малышка едет в Японию со мной.
Старый дом пропах пылью и временем. Пока Исенара осваивает выбранную комнату, я знакомлюсь с домом, слушаю, как скрипят половицы, касаюсь теплого дерева мебели и обивки стен. Я вытираю пыль, протираю мебель и пол, ставлю цветы в вазы - дивные японские тюльпаны, колдовским нашептыванием воскрешаю давно погибший фикус в кадке. Щелчком пальцев я зажигаю в камине огонь, хотя сейчас только начало осени и совсем не холодно, и дом оживает, приветственно урчит потрескиванием камина, и наполняется теплом.
На полу, возле полок, обнаруживается книга, забытая, должно быть, последним обитателем дачи. Я беру ее в руки, сдуваю пыль с обложки и вслух читаю вытесненные серебристые буквы.
- Аствелл фон Вальде, том первый.
Я открываю книгу наугад, на середине, и перед глазами бегут строчки, со страниц звучит голос далекого предка.
"Иногда мне снятся сны о гранатовых рощах и полузабытых местах, куда я вряд ли когда-нибудь вернусь. Иногда мне сняться сны о местах где я никогда не был, там холодный камень отливает голубоватой кромкой инея и в мертвом, навеки уснувшем, безветрии неистово пляшет пламя длинных белых свечей. Но чаще всего мне снится Тьма, и на устланной пеплом земле остаются мои следы".
Я захлопываю книгу и ставлю ее на полку, напоследок трепетно проведя пальцами по твердому корешку.
В своей комнате я переодеваюсь в кимоно, действуя в точнейшем соответствии с заранее приобретенной инструкцией и тихо ругаюсь сквозь зубы. Несложное казалось бы дело обрастает кучей деталей и неудач. Японцы вызывают смешанные чувства восторга и негодования. Я пытаюсь утешать себя тем, что все дело в практике и еще пару раз и я буду справляться с лихостью самой настоящей японки. Самоутешение действует не слишком благотворно и, оглядывая себя в зеркало, я понимаю, что все равно выгляжу как дорвавшаяся до экзотики безрукая туристка. Кажется в японском языке этому есть определение - гайдзин. Бака-гайдзин.
Я помогаю Исенаре облачится в ее кимоно и благодаря приобретенному на себе опыту мне удается сохранить лицо и видимость того, что я знаю, что делаю. Мы собираем ее пышные, вьющиеся волосы в пучок, кокетливо выпустив несколько прядок, и по окончанию процедур Исси долго смотрится в зеркало.
- Сатин... - наконец она подает голос и смотрит на меня очень-очень робко, как маленький ангел в облачках и цветах. - Я красивая?
Я не уверена, что должна ответить, мне кажется, что общаться с детьми надо как то иначе, и даже пресловутое образование психолога не служит мне подспорьем. "Наверное это важно для нее," - решаю я и аккуратно, что бы не попортить прическу, целую в лоб.
- Ты чудо, малышка.
Как у всяких порядочных туристов наш визит начинается посещения местных достопримечательностей. Жители Такемицу давно привыкли к наплыву алчных иностранцев и уже многие поколения строят на них свой бизнес, а потому с невозмутимым и загадочными восточными улыбками встречают и криво повязанное кимоно, и корявый японский и беспардонную наглость некоторых отдельно взятых личностей.
- Ах, эти невыносимые американцы, - неодобрительно поджимает губы пожилая английская леди, с которой мы вместе летели в самолете и снова столкнулись в парке Тысячи Духов. В пяти метрах от нас некий дородный господин в звездно-полосатой майке и яркой оранжевой кепке пытается выловить телефон из крохотного колодца возле одного из храмов сада. Рядом с ним суетливо скачет маленький японский менеджер.
- Своим поведением они позорят нашу старую славную Европу. Ведь этим самураям не объяснишь, что мы, добрые англичане, не имеем никакого отношения к этим варварам, - качает головой леди и, перехватив поудобнее трость, решительно направляется в сторону разворачивающегося действа, дабы пресечь безобразие на корню. Мы с Исенарой покидаем их и в самом уединенном уголке сада находим святилище Бэнтен, аккуратную конструкцию, огороженную от алчных туристов бамбуковой оградкой. Исенара очень внимательно, очень серьезно рассматривает высеченное на камне изображение изящной девушки с чем то вроде лютни в руках.
- Можешь загадать желание, - я улыбаюсь и протягиваю ей монетку. Исенара кивает, прижимает зажатую в ладошках монетку к груди и очень долго что то шепчет одними губами. Когда монетка скрывается под водой колодца и затихают даже расходящиеся от нее круги, святилище начинает медленно светится зеленым. Местные жители говорят, что это хорошо, богиня Бэнтэн благосклонно принимает подношение.
Готовлю я довольно посредственно и, дабы не истязать подобными испытаниями Иссин, да и свой организм, обедаем мы в местном кафе. Хозяин крохотного кафе, его же неизменный повар, мастер Такеши, со временем начинает выделять нас из прочих европейских лиц. Он называет нас Tsuki и Odzuki, луна и маленькая луна, и это жутко приятно даже несмотря на мои подозрения, что он просто не может запомнить наши имена. Мы никогда не заказываем что-то определенное, мастер Такеши сам решает, чем нас сегодня порадовать, и угощает десертами за счет заведения. Часто по вечерам, когда в его маленьком безымянном кафе не остается посетителей, мы засиживаемся допоздна и под шатром высокого, темно-синего неба, словоохотливый японец рассказывает нам местные легенды и предания.
Среди пасторальных пейзажей, садов камней, пагод и храмов я обнаруживаю островок агрессивной европейской цивилизации - тир. Он принадлежит одному из многочисленных племянников мастера Такеши, в юности учившегося в Кельне, и содержится главным образом для души. Тир не пользуется популярностью среди японцев, те предпочитают древние традиции холодного оружия грубой силе огнестрела, не пользуется популярностью и среди туристов, те едут в Японию за экзотикой и сувенирами. Но я прочно обосновываюсь там, мне нечасто доводится пострелять даже несмотря на то, что у меня есть разрешение на ношение оружия, всеми правдами и неправдами выбитое для меня отцом.
Пистолет удобно ложится в ладонь и Исенара с горящими, восхищенными глазами взирает, как пуля попадает в десятку.
- Иди ка сюда, - я с трудом опускаюсь на одно колено, узкий подол кимоно не предназначен для подобных телоджвижений, настоящие японки ходят степенно, маленькими шажками, с чувством собственного достоинства, и не учат малолетних сестер стрелять. Исси не сопротивляется, но берет в руки пистолет с такой опаской, словно боится, что он вот-вот взорвется. Я пристраиваюсь за ее спиной, аккуратно придерживаю ее ладони снизу и направляю траекторию.
- Прикрой левый глаз, - нашептываю я ей на ухо, - и плавно нажимай на курок.
После первого выстрела Исенара вздрагивает, ойкает и роняет пистолет. В цель мы, естественно, не попадаем даже примерно, им Исси смотрит на меня боль шими жалобными глазами.
- Еще разок? - интересуюсь я, Исенара кивает и мы повторяем эксперимент. Уже некоторое время спустя она без моей помощи азартно лупит по мишеням.
Сатин - 23 года. Исенара - 7 лет.
К концу первого года нашего пребывания в Такемицу Исенара уже уверенно говорит на японском. У девочки потрясающая память и даже мне языки даются куда хуже. Она прекрасно ладит со своим репетитором, мистером Спейси, американцем, обосновавшемся в Такемицу лет десять назад. Кроме японского он обучает Исси математике, английской литературе и прочим важным наукам, необходимых для юной леди. По возвращению в Верону папа собирается отправить Исенару в школу им. св. Этельвольда, ту самую, что в свое время закончила я. Мистер Спейси приходит к через день и каждый раз приносит огромный букет тюльпанов. Я стараюсь не замечать его услужливости и внимательности, менять репетитора было бы некстати, Исенаре он нравится, да и непросто найти в крохотной Такемицу опытного учителя европейца.
Пока сестра постигает науки, я неторопливо занимаюсь тем, зачем и приехала в Японию за уединением и тишиной - пишу диссертацию на тему "Социально-психологическая адаптация человека к кризисным событиям жизненного пути". К концу года она готова почти наполовину.
Мастер Такеши все больше проникается к нам доверием и однажды предлагает съездить нам в закрытых храм Киёмидзу-дэра, где живет его старый друг, монах-отшельник Масахару Коидзуми-сама. Я не отказываюсь от редкой возможности, в закрытые храмы и аборигенов то редко пускают, не говоря уже всяких гайдзинах. Мастер Такеши снабжает нас картой, подробными рекомендациями и добрыми пожеланиями.
Дорога ведет нас в горы, и чем ближе мы приближаемся к Киёмидзу-дэра, тем отчетливее я ощущаю колыхание силы. Это не палящее тепло энергии Света, не вечно клубящийся хаос Тьмы, что то спокойное и неуловимо родное, словно ветер ласково касается щеки, или ключевая вода принимает в свои объятия, или кружение осенних листьев под ногами. Исенара тоже это чувствует, хотя и она и не маг, но чутье у нее мамино, и, не понимая, что происходит, заметно нервничает.
- Не бойся, - я улыбаюсь и приобнимаю сестру за плечи. - Это всего лишь волшебство.
Наверное это мало что ей объясняет и еще меньше успокаивает, но она доверчиво прижимается к моему плечу.
Масахару Коидзуми-сама оказывается почти полностью лысым стариком возмутительно обыденного вида. Пожалуй именно таким представляешь себе монаха-отшельника, , невысоким, старым, седым, с сеткой смешливых морщинок у глаз. Разве что на японца он не слишком похож, смуглый, остроносый, словно в нем смешалась кровь очень многих народов. Мы единственные посетители в его храме, и он поит нас жасминовым чаем, расспрашивает ни о чем, шутит, и слушает с неподдельным, подкупающим вниманием. Уже через пятнадцать минут знакомства мы с Исей полностью покорены его обаянием.
Время в Киёмидзу-дэра летит незаметно и одновременно кажется, что его, времени, вообще нет, словно оно остановило свой бег и присело отдохнуть, выпить чаю и поболтать со старым монахом. Мне кажется, я могла бы остаться тут навсегда. Здесь хорошо ни о чем не думается.
- Возвращайся в Верону, Сатин, - неожиданно заявляет доселе такой деликатный Коидзуми-сама, когда мы как то невзначай отдаляемся от Исенары. В его серых глазах нет ни намека на шутку. Я смотрю на него растерянно и недоуменно, а он поднимает глаза к небу и, чуть улыбаясь, задумчиво наблюдает за полетом журавля.
- Когда то я знал Рокэ фон Вальде, - признается он. Я судорожно пытаюсь подсчитать, сколько лет назад это должно было быть. Даже по самым скромным подсчетам выходит, что очень и очень немало. - Он был славным юношей. Шальным, но славным. И сильным, хотя и не знал цену своей силе, - он снова переводит на меня глаза. - Я не смог дать ему много. Жаль, не смогу дать и тебе.
В его глазах века, бездны усталости и сила. Ветер мягко касается моей щеки и дарит понимание, узнавание.
- Великий... - в голову лезут только дурацкие и глупые вопросы. - Почему вы здесь? Почему не с Сашей и Яной?..
- Здесь тихо, - отвечает он и его глаза смеются, но развивать эту тему он не настроен. - Возвращайся в Верону, - снова мягко просит он. Что? Почему? Зачем? У древних магов никогда не бывает все просто. Но Коидзуми-сама, Великий Нейтрал, все же снисходит до кое-каких, не менее мутных, объяснений.
- Долгий штиль предвещает большую бурю. И я хочу, что бы, когда шторм начнется, ты была в его центре.
- Откуда он придет? - к предупреждению Великого стоит отнестись серьезно, но я не оставляю надежды добиться большей конкретики. Старик грустно качает головой.
- Я не знаю. В клубящемся на горизонте шторме я вижу тысячи лиц и тысячи рук. Возвращайся в Верону, - снова повторяет он. Я киваю. Сложно спорить, когда так настойчиво просят.
Через три дня, как и я и обещала, мы с Исей возвращаемся домой. Пугать сестру магическими страшилками я не собираюсь и беззастенчиво вру, что в Вероне мне предложили срочную работу. Исенара заметно грустнеет, ей нравится в Такемицу, но без истерик и скандалов послушно собирает вещи. Славная девочка.
Я жадно вслушиваюсь в отцовские рассказы о работе, но ничего принципиально нового и интересного в них нет, все как всегда, суровые будни борца с незаконным и вредительским применением сверхъестественных способностей.
Новостная лента Вероны тоже не выдает ничего, достойного внимания, и некоторое время я тупо пялюсь в монитор компьютера, подперев подбородок ладонью, а затем нахожу на самом дне сумочки давно позабытую визитку. Смятая, потрепанная, но на ней все еще видны буквы. "Макулатуроптпереработка. Секретарь Риган Кларк". Некоторое время я просто смотрю на нее, а потом набираю номер телефона.
- Мисс Кларк, у вас еще свободна вакансия?
Enlil, новый формат скриншотов - это, конечно, замечательно, но согласно правилам раздела максимальный размер 800х600 никто не отменял и ни для кого исключений нет.
Исправляй.
Enlil, уря, новый отчетик!
наконец-то Сатин вступает во взрослую жизнь, что же ждет ее впереди?) С нетерпением ждала взрослую Сатин, всегда интересно читать о начале взрослой жизни наследника, когда становится возможно всё, любой поворот событий, не ограниченный никакими рамками вроде универа или подростковой жизни. Так что с нетерпением ждем развития сюжета))
Визерис в своем репертуаре, бедный Френсис))))
А еще мне очень нравится Эмрис жалко, что его так мало в этом отчете! Надеюсь, в дальнейшем он будет радовать более частыми появлениями))) И Исенара мне тоже нравится, хорошая девочка, мне кажется, она вырастет очень похожа на маму, такой же нежный спокойный цветочек) Интересно будет понаблюдать, окажусь ли я права или нет) Вообще отчет довольно спокойный, без особых потрясений, но все равно пронизан ожиданием чего-то необычного, каких-то перемен, как будто затишье перед бурей.. уже хочется продолжения, надеюсь, оно будет скоро