Челлендж создается в соавторстве с дорогой Hyacinth!
Поэтому к читателям большая просьба - все плюшки адресовать и ей тоже.
Предупреждение! Рейтинг челленджа 16+!
Советуем хорошо подумать лицам младше шестнадцати, беременным, впечатлительным и нервным людям.
Авторы не несут ответственность за изучение их работы вышеуказанными лицами.
1. Правила челленджа здесь под соответствующим заголовком.
2. Предыстория есть, но если все рассказать сейчас, то будет не интересно ^_^ 3. Warning! Авторы больные на голову!
4. И, не самое радостное замечание, но обновляться часто мы не скорее всего не сможем по техническим причинам - живем не близко и часто собираться для продолжения не всегда получается.
5. За оформление огромное спасибо ARNAE!
6. Мы очень любим комментарии
Джиана очаровашка) А её мама, как всегда, восхитительно хороша. Ха-ха. Ловитесь рыбки большие и маленькие)
О, Лукас. Семнадцатилетний подросток социопат, что может быть пугающее?
Серьезно, читая его часть прямо жутко становится. И при этом хочется сказать - ещё! Больше Лукаса!
А его нездоровая привязанность к ДжиЭм наверняка еще не раз выйдет боком окружающим. Хотя Пирс тем еще козлом оказался.
Неужели Анна Мария ничего не замечала?
Похоже дворецкий окажется самым долгоживущим персонажем мужского пола находящимся вблизи от Анны Марии)
Спасибо за отчет
Shiki., спасибо за комментарий!
Лукас - наша отдельная любовь, как и его отношения с Джианой)
Анна Мария была поглощена своим новым замужеством. Не то чтобы, она забывала о дочери, но ведь и Пирс не был совсем уж дураком.
Цитата:
Сообщение от Shiki.
Похоже дворецкий окажется самым долгоживущим персонажем мужского пола находящимся вблизи от Анны Марии)
Разрушатся рамки, исчезнут пределы,
Далекое станет... близким...
Услышу я то, чего знать не хотела,
В спешке и в шуме и в качестве низком.
Настоящие вещи, всегда так некстати,
И так постоянны - не раз и не два...
И хочется голос подальше послать...
Который достал, повторяя слова...
Оля и Монстр, «Голос»
Дни Саманты Осборн были сочтены; её маленькая тусклая жизнь еле тлела, еще не потушенная только по недосмотру. Она оставила больничную палату и вернулась домой умирать. Супружеская спальня утонула в приборах, запах лекарств стал острее, ввинчивался в ноздри, и Анне Марии, заходившей навестить Саманту, казалось, что он впивается прямо в мозг.
Прошло Рождество, в феврале город заалел сердцами и лентами, пролился первый весенний дождь. Саманта восковой куклой лежала в кровати, от тонкой, с птичьими косточками руки тянулась трубка к капельнице. Без волос лицо её казалось чужим, почти нечеловеческим.
Медленная, тихая смерть тревожила Анну Марию. Угасание, увядание, мучительно растянутое на месяцы и годы. Её верным другом была смерть быстрая, хищная, приходящая через яд, пулю и огонь. Покорное, безропотное существование Саманты внушало страх. Лестер все еще верил, что жена жива, знал правду, но предпочел не видеть. Кто стал бы его винить?
— Уже недолго, — сказала Саманта Анне Марии.
Лукас осторожно посадил мать в коляску и привез в садик. Руки его, сжимавшие спинку, слегка дрожали. Весна расцветала нежной зеленью, прелестная и свежая, вечная соперница жаркого южного лета. Саманта жадно вдыхала воздух; в изменившемся худом лице светилось счастье.
В апреле Анна Мария почти не видела Лукаса. Она предпочла оставить его в покое и сама погрузилась в свои заботы с последними экзаменами. Иногда, доверив жену сиделке, приходил Лестер, и они вели бессмысленный разговор за кофе.
Анна Мария маялась очередным кризисом возраста и внутренне содрогалась, представляя себя старухой. Такой же, как Саманта — иссохшей, умирающей. Все это по-настоящему её пугало. Она бесконечно тратилась на косметолога, десятки разноцветных баночек, от которых ломились полки в ванной. Но, в конце концов, в этом побеге не было смысла.
Саманта ушла тихо, почти незаметно: что-то сказала мужу, закрыла глаза и больше их не открыла.
Через две недели Лукасу исполнилось девятнадцать.
~***~
Мертвый Пирс изгадил не только ковер в спальне, но и постель своей вдовы. Анна Мария была невиновна — она вообще об этом не думала! — но копы считали иначе. Прошло больше полугода, и единственным её другом оставалась новая охранная система. Дом стал крепостью; никакой любви за красивые глаза, деньги или во имя воли гороскопа.
Наблюдение копов было поясом целомудрия, Анна Мария не терпела варварства.
Меланхолия все чаще обнимала её прохладными, пахнущими травяной настойкой руками. Восемнадцать лет, рефлексировала Анна Мария, восемнадцать лет я иду по этому чертовому шоссе, останавливая попутки. Почти половина жизни. Что изменилось? Ничего.
Она ярко красила губы, и они распускались кровавым цветком.
Когда на следующий день к ней зашел Лестер, Анна Мария вмиг забыла о меланхолии. Выглядел он невероятно жалко.
— Мне все время кажется, что она вот-вот войдет в комнату, — сказал Лестер. — Иногда я даже слышу её голос.
— Все в порядке, — мягко произнесла Анна Мария. — Такое случается. Она была вашей женой, вы любили её…
(Голос Брайана она слышала до сих пор.)
Лестер сидел, обмякнув словно старая тряпичная кукла. Он говорил, Анна Мария кивала, едва различая слова в его бормотании. Ей грезилось, что она в пляжном домике, он весь залит солнечным светом, и по теплому полу так приятно ступать. Пахнет солью, мексиканской едой и совсем чуть-чуть — табаком; песок сияет белым. Она слышит стук, точно кто-то врезался в дверной косяк, приглушенное ругательство и улыбается Брайану, ввалившемуся внутрь.
Анна Мария моргнула.
Лукас скрылся на улице.
— Что вы сказали? — переспросила она.
— Чтобы оплатить лечение, мы заложили дом, — равнодушно проговорил Лестер. — Выкупить его я не смогу, так что в скором времени мы потеряем и его.
— Я не могу вам этого позволить, — вдруг сказала Анна Мария. — Переезжайте ко мне, дом большой, люди должны в нем жить. Не спорьте, мы ведь друзья. Не так ли, Лестер?
Он кивнул, опустив голову.
Вскоре дом Осборнов был выставлен на продажу. Анна Мария как раз успела переделать подвал, разбив его на четыре части — холл, ванную и две спальни. Покупки и ремонт вновь заставили кровь течь, а не медленно ползти, холодя жилы. Лестер засыпал её бессвязными благодарностями, а вот Лукас угрюмо молчал. После переезда он не сказал Анне Марии и слова, она не настаивала. Но однажды им все-таки пришлось поговорить.
Она поднималась в кухню и с лестницы увидела его.
Лукас щелкал переключателями на музыкальном центре; звук хрипел и трепыхался на дне колонок.
— Опять полетел? — Анна Мария вздохнула. — Эта штука никогда мне не нравилась.
— Такие модели больше не делают, — сказал Лукас и почесал пальцами ноги выглядывающую из-под штанины узкую щиколотку.
Выглядел он фигово. Хреново. Как мальчик, переживающий смерть матери. Анна Мария не могла представить, каково это — Нэнси Варис она бы утопила в бочке с нефтью собственноручно.
— Как дела с подготовкой к колледжу? — спросила она первое пришедшее в голову.
— Никак, — вяло ответил Лукас. — Я не поступаю.
Повисла пауза. Анна Мария разгладила штанину на бедре. Хрип в колонках дернулся и затих окончательно.
— Может, в следующем году, — добавил он, точно сжалившись.
— А что ты хотел изучать? — подхватила Анна Мария.
— Биохимию. В медшколу берут только с дипломом по естественным наукам, хотя биохимию им тоже пришлось принять.
— Хочешь стать хирургом?
— Почему сразу хирургом? — Лукас засмеялся. — Может, просто терапевтом.
Анна Мария улыбнулась:
— Хирург подходит тебе больше. Знаешь, я тоже хотела стать врачом.
— И что вам помешало?
— Жизнь.
Она покачнулась на носках, собираясь сделать шаг и уйти от становящегося неловким разговора, вместо этого вдруг обняла Лукаса.
Он вздрогнул под её руками.
~***~
У Линессы Фишер было белое, как у подземного мутанта лицо, верхнюю его часть прятали огромные черные очки. Из-под платка, покрывавшего голову, выбивались тонкие платиново-светлые пряди. Она выглядела настолько театрально, что Анна Мария никак не могла начать воспринимать её серьезно.
— Я читала ваше досье, — сказала Фишер хриплым, прокуренным голосом, — полное досье. Нашу организацию не сбить со следа заменой буквы в фамилии.
— Рада за вас, — Анна Мария нарочито медленно пригубила чай со льдом. Ладно, она тоже была не чужда театральности.
— Нас не волнует, сколько супругов вы убили, хотя принцип брака вы воспринимаете довольно занятно. Нас не интересуют дела людей… обыкновенно, пока они не вмешиваются в наши, как сделал сенатор Лихман.
— Тут уж меня не волнует, что вы делаете. Я просто хочу отомстить за своего друга.
Фишер улыбнулась. Губы у неё были бледные и полные, как у мраморной статуи.
— Итак, Бенджамин Вудроу.
Итак, Бенджамин Вудроу входил в ближний круг сенатора Лихмана и был в курсе всех его грязных делишек. Ни одна из молоденьких белокурых подружек при нем не задержалась, родители умерли, друг, тот самый пресловутый крестник, тоже. Парадоксально, но имя Анны Марии не было известно лихмановской клике, иначе весь её план полетел бы коту под хвост. Или было, но они не придали ему значения.
— Мистер Вудроу? — нежно произнесла она в трубку. — Я хочу принять участие в вашем благотворительном вечере.
Через два дня Вудроу явился к ней лично. Вежливо улыбнувшись, Анна Мария окинула его взглядом в равной степени прохладным и приветливым (все как учила героиня старого сериала Бри ван де Камп). Вудроу кардинально отличался от всех ассоциации, возникающих при мысли о насквозь коррумпированном дружке сенатора — он был одет, как автомеханик после смены, в покрытую пятнами майку, спортивные штаны и клетчатую рубашку.
Анна Мария, затянутая в черное, с кружевными вставками платье, в туфлях на каблуках, с вечерней укладкой, мысленно вздохнула. Как обычно, приходилось работать с тем, что есть.
— Как это мы раньше не встречались, — удивился Вудроу, на прощание прикладываясь влажными губами к её руке.
— Я была в трауре, — печально ответила Анна Мария.
Она не утруждалась играть богатую неработающую вдову, претендующую на вхождение в местное высшее общество, она ей и была. Честной, как любая светская стерва. Как одна из белокурых подружек, ушедших от Бена Вудроу.
— До встречи на приёме, — улыбнулся он.
Анна Мария заправила небрежно выпущенный локон за ухо.
~***~
Жить в одном доме с Лестером и Лукасом значило так или иначе позволить им войти в личное пространство и узнать о ней больше. Неизвестность, дышащая в затылок, всегда всех тревожила. Еще это значило, что и она должна была узнать о них больше.
Зевая, Анна Мария стала просматривать файл с собранной информацией. Саманта на свадебной фотографии была ужасно хорошенькой и пышущей здоровьем, но от снимка к снимку её свежесть увядала, пока не проступила вновь на лице уже тридцатишестилетней миссис Осборн. На руках она, непривычно длинноволосая, держала младенца. Крошечный Лукас, майский ребенок, был идеальным, как купидончик с открытки.
Майский ребенок… Анна Мария потерла глаза. Лукас родился в мае, а в конце лета Осборны его усыновили. Что она сама делала тогда, Анна Мария не помнила. Предпочитала не помнить.
Свернув окно, она пошла к Джиане. Дочь валялась на ковре и лопотала на бессмысленном своем детском языке. Она тоже была купидочником в младенчестве. Какой же вырастет? Насколько похожей на неё? Бесконечная угадайка.
Тем летом Анна Мария жила на лекарствах. На её — их — счет кто-то перевел прелестную кругленькую сумму, и она отрезала кусок ради таблеток. Не тех, веселых и недорогих, что Брайан любил скупать пакетиками, но близкую родню. Несколько месяцев Анна Мария, методично глотая их по утрам, провалялась на кровати. Она называла время после пробуждения утром по привычке, время растекалось вокруг болотной жижей.
Осенью пришлось вернуться в школу. Анне Марии оставалось учиться еще два года, и она буквально заставила себя это сделать. Никто кроме директора не знал о её беременности, но о гибели Брайана шептались все. Анна Мария их не слышала, никого не слышала.
Очнувшись от воспоминаний, она покачала головой и закрыла дверь гаража. Со стороны нижнего холла доносились голоса, складывались в смутно знакомые фразы. Анна Мария, любопытствуя, пошла на звук, остановилась у комнаты Лукаса. Она постояла немного, затем все-таки постучала и открыла дверь.
Лукас, не заметив её, смеялся над какой-то шуткой от телевизора. От его улыбки у Анны Марии зашумело в голове. Он был такой красивый, такой радостный. Если подумать, она никогда не видела его… счастливым? Если подумать, какое ей до него дело.
— Привет, — Лукас наконец увидел Анну Марию, перестал улыбаться.
— Привет, — она зачем-то обошла кровать, встала у окна.
Было неловко. Зачем только открыла дверь? Лукас перекатился набок, пристально глядя на неё. Анна Мария изобразила беспечность.
— Тебе ничего не нужно?
— Нет.
Анна Мария изобразила беспечность, граничащую с идиотизмом.
— Если что-нибудь понадобится… — она сделала было шаг обратно к двери, но Лукас вдруг сказал:
— Вы не могли бы сделать громче?
— Можно и на «ты». В конце концов, мы живем в одном доме.
Не успела она положить пульт на место, как Лукас слетел с кровати и встал перед ней, мешая пройти. Анна Мария недоуменно сдвинула брови. Не надень я каблуки, он был бы ростом с меня, подумала она, и мысль эта ей не понравилась.
— Кстати о доме, — сказал Лукас. — Это очень мило, что ты поселила нас здесь, дала приют бедным сиротам и все такое. Но я никак не могу понять почему?
— Что почему?
— Ты гордишься, что совершила типа добрый поступок? Или что? Или, может, ты знаешь?
На последнем слове его голос сорвался. Глаза лихорадочно блестели, а обычно спокойное лицо покраснело.
— Лукас, — осторожно проговорила Анна Мария, — твоя мама была моей подругой. Я хотела помочь.
— Так ты не знаешь, — он с силой потер горло и отступил.
Её слова будто залили неожиданную вспышку ведром ледяной воды.
— Мне стоит уйти, — сказала Анна Мария. Ей было уже не просто неловко, а откровенно неприятно. Она не понимала, что происходит, и это чертовски раздражало.
— Как все это тупо, — не слыша её, бормотал Лукас, — тупой цирк. Долбаный цирк, только зрителей не хватает.
Она протянула руку, чтобы привести его в себя или залепить пощечину, еще не определилась, но он почти крикнул:
— Не трогай меня.
— Я ухожу, — бросила Анна Мария.
В два шага она пересекла комнату, но следующие его слова камнем врезались в спину, заставив остановиться:
— А отец ДжиЭм знал, что у тебя есть еще ребенок?
Пол зашатался под ногами, и она стиснула ручку двери, чтобы не упасть. Голова загудела, как колокол в обедню.
— У меня нет еще детей, — спустя вечность выговорила Анна Мария.
В холле она снова чуть не свалилась. Когда Лукас обогнал её и вылетел на улицу.
~***~
Анна Мария сказалась больной и не спустилась к ужину. Лестер сочувственно покивал. Открыв бутылку вина, она залезла в горячую ванну и застонала от удовольствия. Тяжелое расслабленное тело тянуло ко дну. Несобранные в узел пряди уже намокли и плавали у плеч. А, наплевать. Анна Мария отставила пустой бокал и соскользнула под воду.
Тепло ласкало её, обнимало. Она лежала так недолго, пока руки инстинктивно не уперлись в бортики, выталкивая наружу. Лишенные воздуха легкие сдавило болью. Анна Мария медленно всплыла на поверхность, задышала ртом.
Ей представилось, как Лестер вместе с дворецким сейчас режут овощи. Или делают желе на завтрак. Они сдружились, это было смешно. Все было смешно.
Настоящий цирк.
Она все же задремала и проснулась, когда вода совсем остыла. Анна Мария кое-как вытерлась и натянула, путаясь в бретельках, комбинацию. Шелк неприятно лип к влажной коже, но ей было все равно. Она допила вино и попыталась заснуть; вместо сна к ней пришла вязкая холодная пустота.
Бормоча под нос ругательства, Анна Мария вылезла из-под одеяла и села с ногами в кресло. Было уже далеко за полночь, в окне тускло светился полумесяц. Ей казалось, она просидела вечность, потому что, когда Лукас вернулся, волосы уже высохли, а тело превратилось в ледышку.
— Я хочу извиниться, — сказал он тихо. — Я вел себя как козел.
— Неважно, — морщась, Анна Мария опустила ноги на пол. — Все равно ты был не прав. Кроме Джианы, у меня нет других детей.
Она наконец посмотрела на Лукаса. Он был одет так, словно ограбил раздевалку в детском саду или склад Армии Спасения. На скуле темнел маленький синяк.
— Но, — продолжила Анна Мария, — у меня был до Джианы ребенок. Я отдала его на усыновление. Так что по закону он больше не мой.
Лукас опустил голову.
— Так что мне крайне интересно, как ты узнал об этом, Лукас Осборн. Потому что мне кажется, у тебя припрятано еще несколько горячих подробностей, которых даже я не нашла бы, пожелай нарушить закон штата.
— И тебе никогда не хотелось узнать… — хрипло прошептал Лукас.
Анна Мария рассмеялась, откинув голову на спинку кресла. Холод теперь словно проник в её внутренности, влился в кровь.
— Мальчик мой, — сказала она с горечью, — больше всего на свете я мечтала забыть этот отрезок своей жизни.
Он вскочил на ноги, растрепал волосы нервическим жестом.
— Сначала я хотел остаться у моей… Но потом… — Лукас издал смешок. — Это самый ужасный, дебильный и невыносимый разговор в моей жизни.
— Привыкай, — сухо сказала Анна Мария, но потом смягчилась: — Подойди сюда, Лукас.
Он послушался.
— Мать моего парня считала меня нищей потаскушкой. Она была не права, нищей потаскушкой я стала потом. Ты не хочешь знать, как я заработала все свои деньги. Я выстроила свою жизнь с нуля и на самом деле, выдайся шанс, почти не изменила бы последние лет десять. Но злобная стерва определенно прокляла меня.
Лукас подошел ближе, остановился, сверля взглядом её колени. Челка прилипла к взмокшему лбу, вдруг обострились скулы. Прерывистое дыхание Лукаса царапало открытую кожу.
Анна Мария встала с кресла ему навстречу. Они и впрямь оказались одного роста. Она протянула руку, и теперь Лукас её не остановил.
Анна Мария выдохнула:
— Господи, как же ты на него похож.
Эта миля полна потрясающими штрихами, резко переключающими внимание с циничного повествования об угасании Саманты Осборн на нечто хранящееся глубоко в омуте души Анны Марии. Глубже чертей, глубже даже тёмной воды. Какая же она грустная женщина!
Цитата:
Сообщение от Innominato
(Голос Брайана она слышала до сих пор.)
Цитата:
Сообщение от Innominato
Ей грезилось, что она в пляжном домике, он весь залит солнечным светом, и по теплому полу так приятно ступать. Пахнет солью, мексиканской едой и совсем чуть-чуть — табаком; песок сияет белым. Она слышит стук, точно кто-то врезался в дверной косяк, приглушенное ругательство и улыбается Брайану, ввалившемуся внутрь.
Цитата:
Сообщение от Innominato
— Господи, как же ты на него похож.
Так... трогательно. Неожиданностью в хорошем смысле было прочесть такое в истории чёрной вдовы. Эти предложения похожи на солнечные пятна на чёрно-красно-платиновой поверхности её теперешней жизни.
Спасибо за отличный текст!
И спасибо за качественные скриншоты. :З
Начиная читать, я ждала историю "весёлой вдовы", в качестве развлечения отправляющей на тот свет мужей одного за другим. А тут - драма!
Все 11 миль я прошла вместе с основательницей, забывая о том, что это симовская династия. Вместе с Анной Марией я плакала и радовалась, переживала очередную любовь и утрату. Действительно берёт за душу. А это значит, что Вы, автор, выполнили свою задачу на все 250%!
ЗЫ. Сначала я боялась, что Варис влюбится в Лукаса и потеряет его, как потеряла всех остальных, но после фразы о его усыновлении начала сомневаться. Неужели он - брат Джианы?
Лилиьет, даа, её трагедия в том, что она не может отпустить и все держится за любовь, ненависть, и внутри никогда не перестанут жить воспоминания о боли.
Цитата:
Так... трогательно.
О да. И трогательно, и если думать, как я, еще и по-другому
Тебе спасибо
N_Fluen$e, большое спасибо Мы очень рады, что настолько понравилось.
Цитата:
Сначала я боялась, что Варис влюбится в Лукаса и потеряет его, как потеряла всех остальных, но после фразы о его усыновлении начала сомневаться. Неужели он - брат Джианы?
Ну, скажем так, это была бы прелестная интрижка, подогретая разницей в возрасте, но обстоятельства против них. А вот насчет последнего мы подробнее расскажем в следующих отчетах.
Innominato, Hyacinth, привет Я читаю ваш челлендж наверное с самого начала, но всегда остаюсь в немом шоке и не отписываюсь... но я очень хочу вас обеих порадовать, потому что вы этого очень-очень заслуживаете! Я обожаю вас по отдельности, но вместе вы вообще что-то невероятное!!! Как я уже сказала, всегда после прочтения пребываю в каком-то состоянии, от которого не сразу получается отойти. Это что-то вроде... Божемойкакжекрутокрутокрутокруто!!!!!!!! Никогда не устаю удивляться - всё настолько продумано, так великолепно прописано, настолько интересно... весь образ Анны Марии - настоящее чудо! Я никогда не встречала людей, судьбой и характером походивших на неё, но она настолько хорошо прописана, что кажется абсолютно реальным человеком. Да и не только она! Даже самые второстепенные персонажи и все мужья - каждый образ уникален... нет, правда, вы восхитительны, и вся эта история - тоже!
Любовь Анны Марии к Брайану, такая вечная, странная, и такая горькая, которую она много лет не отпускает, даже его голос постоянно звучит в её голове. Это неправильно, совсем неправильно! И это прозвище - Аннемари... она же сама себя этими мыслями и убивает... на самом деле мне ужасно, ужасно ужасно ужасно жаль эту несчастную, хрупкую, сломленную женщину, потому что никто не заслужил такой не отпускающей драмы. Ведь все эти мужья, перемена мест, деньги, всё это не делает её счастливей и не помогает забыть. Прошло столько лет, а она всё ещё страдает, как тогда, и эта её фраза:
Цитата:
Сообщение от Innominato
— Господи, как же ты на него похож.
просто ааааааааа!!! Изначально я предполагала, что Лукас будет мужем Анны Марии, когда вырастет из подростка, может быть каким-нибудь особенным или последним, очень уж много внимания вы ему уделяли, но такого развития событий я просто не могла предвидеть... и была в шоке. Значит, он её сын... и откуда же он это знает?.. И если мужчины рядом с Анной Марией долго не живут, то и он, получатся, не проживёт?.. Если это действительно проклятие... Или оно распространяется только на мужей? На самом деле, я даже не могу представить, какие у них теперь будут отношения и что вообще теперь впереди, но жду с нетерпением.
Ещё мне очень нравятся Лукас и Джиана. Не уверенна точно, какие у них отношения, вы обе в этом плане очень непредсказуемы, но этот эпизод с убийством меня покорил. Особенно его концовка:
Цитата:
Сообщение от Hyacinth
Лукас шепнул:
— Я сделал это ради тебя.
Она тихонько рассмеялась.
Сама Джиана для меня пока загадка, да она и маленькая ещё, чтобы раскрываться, но она и Лукас - это что-то непередаваемое. Он ведь, получается, знал и о том, что они брат и сестра. Поэтому он так заботится о ней? И так любит... ещё до того, как я узнала, что они родственники, восхитилась этим, но теперь особенно.
И я не могу не отметить ещё один эпизод, который мне очень запомнился ещё давно:
Цитата:
Сообщение от Innominato
- Вот эта была правильной, - поделилась она с Аланом и поставила ногу на его живот, в паре сантиметров от разноцветного мокрого пятна. Надавила легонько, чувствуя, как прогнулась плоть.
Взгляд Алана снова стал мутным, грязные глаза-стекляшки пялились в никуда. Анна Мария хлебнула из графинчика.
Пусть и жестокий маленький монолог, пусть и показывает, что Анна Мария не всегда жертва судьбы и обстоятельств, он очень сильно написан и придуман. Прямо-таки запал мне в душу этот эпизод, спустя год до сих пор помню эту картину у себя в голове - очередной поверженный ищейка и её нога на его груди... Потрясающе страшно, горько и великолепно одновременно В который раз!
Спасибо вам обеим за этот шикарный проект Пускай его и действительно непросто комментировать, он изначально выходит за рамки обычного челленджа, обычной истории о симах... по вашим идеям можно было снимать шедевры Спасибо, что делитесь - это очень-очень интересно и здорово! И простите за несколько сумбурный комментарий, я пыталась сложить мысли вместе, но получилось довольно странно
Вот так
__________________
~why should you be first?!
~because i'm a lady, thats why! КОМИНОinstagram
(аватар от breathe_me)
тигрёнок, привет Мы - и особенно я - рады, что ты пришла. Большое спасибо! Мы старались, чтобы каждый муж был не просто безликим чуваком, которого надо убить потому что челлендж такой, а чуваком, который по экстремально низкому моральному критерию Анны Марии заслужил смерть, либо судьба и несчастный случай постарались.
Цитата:
Любовь Анны Марии к Брайану, такая вечная, странная, и такая горькая, которую она много лет не отпускает, даже его голос постоянно звучит в её голове. Это неправильно, совсем неправильно! И это прозвище - Аннемари... она же сама себя этими мыслями и убивает... на самом деле мне ужасно, ужасно ужасно ужасно жаль эту несчастную, хрупкую, сломленную женщину, потому что никто не заслужил такой не отпускающей драмы. Ведь все эти мужья, перемена мест, деньги, всё это не делает её счастливей и не помогает забыть.
По правде говоря, она не забудет никогда и не хочет забывать. Ей всегда будет больно - Брайан был не просто первой любовью и отцом её ребенка, а тем, кто вознес её, дал реальный шанс жить по-другому, гарантом счастья, что для непомерного честолюбия Анны Марии всегда значило чуть больше, чем ответное чувство. Она всей душой хотела с ним нормальную жизнь и семью, но несчастный случай уничтожил эту надежду. Так что этой нормальной жизни пришлось достигать самой - через грязь и чужие постели, хорошенько замарав руки. Смерть Брайана и вмешательство Селесты сломили Анну Марию, но парадоксальным образом сделали её гораздо сильнее, что помогло потом это все построить.
Цитата:
Значит, он её сын... и откуда же он это знает?.. И если мужчины рядом с Анной Марией долго не живут, то и он, получатся, не проживёт?.. Если это действительно проклятие...
Ну, дворецкому, бывшему рядом с Анной Марией ничего не грозило А, Лукас, в конце концов, такой же как она, сын своей матери до мозга костей, снаружи копия отца, а внутри копия её. Говорят, на змей их собственный яд не действует
Цитата:
Он ведь, получается, знал и о том, что они брат и сестра. Поэтому он так заботится о ней? И так любит... ещё до того, как я узнала, что они родственники, восхитилась этим, но теперь особенно.
То, что он узнал об их родстве, значительно повлияло на его отношение. Лукас вообще равнодушен к большинству людей, у него мало тех, к кому он привязан - родители, Эмбер, по прошествии лет и Анна Мария. Детская любовь Джианы в сочетании с мыслями о том, что они кровные брат и сестра, дали интересный эффект. Он горячо заботится о ней, и она тоже, они порой даже ревнуют друг друга - упс, спойлер - к тем людям, которые забирают от них внимание.
Цитата:
Спасибо вам обеим за этот шикарный проект Пускай его и действительно непросто комментировать, он изначально выходит за рамки обычного челленджа, обычной истории о симах... по вашим идеям можно было снимать шедевры
Спасибо Изначально мы просто хотели постебаться, но что выросло, то выросло. И мы надеемся, что последующее окончание челленджа никого не разочарует.
Луна моя, зимний пламень,
Зима, звезда и тревога,
Зима и сердце, как камень,
Зима, в никуда дорога.
Канцлер Ги, «Судьба моя — звездный иней»
2
Зимой ударили непривычные Северной Каролине холода. Телепроповедники пугали близким Концом Света, газеты смаковали уровень снежных осадков, а Джиана добрых две недели ходила простуженная, поминутно шмыгая носом. Когда мимо дома проезжал желтый школьный автобус, она, узнавая его, возбужденно бегала по комнатам. Тебе еще рано, смеялся Лестер, но Джиане было все равно.
На День Святого Валентина Анна Мария получила корзину великолепных бордовых роз. Она вырвала живые еще лепестки и засушила.
Бен Вудроу был очарован; зачарован — как крыса дудочником. Анна Мария любезно принимала приглашения на светские вечеринки и благотворительные приемы, но не говорила ни «да», ни «нет». Действовать слишком быстро было опасно. Может, соблазнившись улыбкой и чудесными ножками, Вудроу и становился дураком, но его друг сенатор Лихман никогда так не рисковал.
Над Штатами взошла звезда организации «Человек превыше всего». Они долго шли от гневных и возмущенных речей к тайному террору, но теперь велась охота не только на вампиров или оборотней. Шли годы, и мир сверхъестественного открывался людям все больше и больше. Кто-то предпочитал закон, а кто-то — новую охоту на ведьм. Фрэнк Лихман так больно наступил на хвост Линессе Фишер и её друзьям, что ответ был не за горами.
А Бенджамин Вудроу, его помощник, хотел залезть под юбку вдове убитого им человека.
Лихман занял музей современного искусства, пригласив туда своих друзей, и друзей их друзей, которых на треть составляли девочки из эскорт-служб. Самого сенатора Анна Мария еще не видела. На самом деле ей не хотелось попасться Лихману на глаза, подонок мог оказаться проницательнее, чем она считала.
— О чем вы думаете? — спросил Вудроу в паузе между монологами, поболтать он любил сильнее, чем иная сплетница из пригорода.
— О нем, — Анна Мария показала на псевдоантичный бюст. — До сих пор не представляю, как люди смогли получить такой материал.
— Это как с бронзой, — ответил он и пустился в перемешанные с обрывками восхваления человеческой расы разъяснения.
Анна Мария украдкой зевнула и, дождавшись, когда Вудроу заткнется, предложила:
— Как насчет перейти на «ты», Бен?
Они прошли к гостям. Этим вечером приглашенная элита решила одеться «демократично», то есть черт знает как. Пристойно выглядели только Анна Мария и белобрысая юная выскочка, проводившая их с Вудроу презрительным взглядом. Подавали «чистое», как говорили, мясо, от тех фермеров, кого еще не поглотили корпорации с их синтетической едой. Дух консерватизма был выдержан превосходно. Анне Марии подумалось, что на приемы Лихмана, как делали на Юге пару веков назад, вряд ли бы пустили цветных, не подгони людей под себя дух времени.
Завладев её рукой, Вудроу непринужденно болтал, не заботясь о внимании собеседницы. Анна Мария кивала и улыбалась. Вдруг Вудроу замер и остановился на полуслове, она перехватила его взгляд и увидела невысокого седого человека в сопровождении той блондинки.
Лихман.
— Прости, я вынужден тебя оставить, — натянуто улыбнулся Вудроу.
Анна Мария поспешила уйти.
~***~
После четвертого дня рождения Джианы Лукас должен был уехать в колледж. Он окончательно выбрал биохимию и с головой ушел в подготовку, пытаясь выбить себе стипендию. Деньги Анны Марии Лукас бы счел оскорблением, но она умела помогать незаметно. Кампус находился в часе езды от Шарлотт, и при желании можно было ездить из дома. Лукас, разумеется, предпочел общежитие.
Когда он не зарывался в научные статьи, то подрабатывал в лаборатории. Когда не мыл пробирки, то гулял с новой подружкой. С тех пор как Анна Мария открыла новый сезон охоты, Лукас почти исчез с горизонта, но иногда они сидели внизу и разговаривали часами напролет, коротая долгие бессонные ночи.
— Знаешь, каждый усыновленный ребенок хочет знать о своих биологических родителях, — говорил раскрасневшийся от вина Лукас. — А у меня был знакомый, который задолжал парочку серьезных услуг. Чувак отлично умел взламывать государственные базы данных… Так я узнал, что родился в Бристоле, штат Коннектикут.
Анна Мария слушала, опустив голову на сцепленные руки.
— Ну а потом всплыло твое имя, и тут — бамс! — как раз приезжаешь ты. Вся такая загадочная и глубоко беременная. Сначала я подумал, что парень ошибся и сам съездил в Бристоль, видел твои школьные фотки, поговорил кое с кем. Потом родилась ДжиЭм. Дальше ты знаешь.
— А ты видел там дом? Огромный, сделанный под Версаль? — спросила она вдруг.
— Версаль после толпы бунтующих крестьян, ты хочешь сказать? Потрясающая заброшенная развалина.
Стоя возле такси, отвозящего Лукаса в колледж, Анна Мария отчаянно не хотела его отпускать. Лед треснул, и черная стоячая вода бурлила под ним, грозя выплеснуться. Все то, что она похоронила много лет назад, глотая таблетки в их с Брайаном разворованном гнездышке. Эта зыбкая близость… Лестер отошел. Анна Мария поцеловала Лукаса в щеку, и он сам обнял её, осторожно погладил по волосам.
Она стояла на дороге и смотрела вслед такси, пока желтое пятнышко не поглотили вечерние сумерки. Щеки её были мокрыми от слез.
Потом, сказала себе Анна Мария, потом.
~***~
От воды шел какой-то химический фруктовый запах, пузырьки бежали цепочками ДНК. Анна Мария ослабила поводок и, лежа в джакузи, призывно улыбалась Вудроу. Он смотрел на неё, как собака, давным-давно не пробовавшая мяса. Массажистки испарились еще час назад, тихо журчали бессмысленные песни о вечной обесценившейся любви.
Вудроу оттолкнулся от бортика и поплыл к ней.
Ненавижу мочить волосы, отвечая на поцелуй, сварливо подумала Анна Мария.
Дальше счет пошел на недели. Как официальная пара, она была представлена Лихману и удостоилась краткой беседы, в ходе которой старик сверлил её немигающим колючим взглядом. В плане запугивания тебе далеко до милейшего Графа, мысленно усмехнулась Анна Мария, и призрак отвращения к бывшему мужу позволил продержаться еще немного.
Фишер с друзьями со своей стороны тоже активно работали. Она с удовольствием прочитала об очередном политическом скандале, в котором сквозил почерк новых знакомых. В разговорах с Вудроу и сторонниками Лихмана Анна Мария не выказывала своей позиции. Она была молчалива и по-викториански скромна, оживляясь лишь в постели. Искусство быть женой мечты Анна Мария давно освоила в совершенстве.
О, милый, знал бы ты, какой у меня по счету, смеялась она, глядя на уходящего Вудроу, и тени мертвых мужей окружали его.
Девичий розовый шифон, мягкие локоны и горькая складка у рта; Анна Мария втерла крем в кожу, на щеках расцвел нежный румянец. Только губы пламенели ярко, как свет от огня, проходящий сквозь бокал с вином. Тренированное чутье её уловило — сегодня тот самый день.
Голос Линессы Фишер в трубке так и сочился удовлетворением.
Анна Мария ждала Вудроу, обещавшего сопроводить её на очередную пустую вечеринку. Пустых было больше, чем тех приемов, на которых велись дела. Тайно, под прикрытием шампанского и болтовни скучающих дам.
Охранная система сообщила о госте. Анна Мария открыла дверь, и Вудроу с порога потянулся к безупречно накрашенному рту. Она стерпела поцелуй и томно улыбнулась, позволив дыханию участиться.
— Анна Мария! — он взял её руку и облобызал каждый палец, особенно тот, на котором сияло кольцо с розовым бриллиантом. — Господь еще не создавал такой красоты!
Она подавила желание спросить, о чем идёт речь — о ней или камне? Вудроу театрально крутанулся на каблуках и, не теряя уровня пафоса, упал на колени.
— Анна Мария! — торжественно воскликнул он. — Будь моей женой!
Она вскрикнула и закрыла рот руками, а потом, отняв ладони, прошептала:
— Буду, о мой милый, милый Бен.
Ночь после обручения Анна Мария проспала в бывшей кровати Лукаса. Ей чудилось, что она плывет по морю тишины и тонет, захлебнувшись, и никто её не слышит. Джиана в сопровождении Лестера и няни наслаждалась сейчас красотой Флориды. Тишина, порожденная одиночеством, туманом просачивалась в каждую щель, заволакивала воздух.
Дыша крахмальной свежестью белья, Анна Мария вспоминала очередной их с Лукасом разговор, помноженный на признания.
Пирс.
Она фыркнула и скривила губы. Яблоко от яблоньки… Тогда не было ни гнева, ни печали, только усталость. Став матерью, меньше всего она хотела, чтобы её дети оказывались замешанными во все это.
Свадьбу сыграли в декабре, после дня рождения Анны Марии. Снег, выпадающий все чаще и чаще, стал уже рутинным зрелищем. Вудроу удивил её, разделив церемонию на две части; в первой они должны были просто обменяться кольцами в покое и, как он выразился, в любви. Вторая же досталась его друзьям, ксенофобам и гомофобам, и общественности.
Анна Мария как могла сокращала его общение с Джианой. Вудроу сам плохо скрывал свой невеликий восторг от девочки и полюбил рассуждать о будущих сыновьях. Впрочем, это не помешало ему устроить в своем доме детскую для неё. Анна Мария уже готовилась к переезду, оставляя Лестера в одиночестве.
Кольцо с выгравированным библейским изречением скользнуло ей на палец. Под «объявляю вас мужем и женой» Анна Мария первой поцеловала Вудроу. Тот жадно ответил, притянул её к себе. Анна Мария смеялась про себя: поцелуй смерти, клеймо для старухи с косой. Она уже сделала большую часть своей работы для Линессы Фишер, сладкая расплата близилась.
— Мне досталось совершенство, — Вудроу отвел прядь с её лица. Она улыбнулась.
Жаль, он так и закончит в неведении. Ей бы хотелось, чтобы он знал, за что — за кого — умирает. Ей бы хотелось, чтобы все они знали.
~***~
Не успел пройти первый месяц нового года, как машина правосудия заскрипела своими несмазанными шестеренками. Аресты пошли один за другим. Вудроу, еще нежившийся в памяти медового месяца, страшно нервничал. Посреди ночи вдруг раздавались звонки, и он вскакивал, прижав мобильный к уху.
В то утро, когда пришли копы, Анна Мария навещала Лестера. Старик переносил её брак и свою замкнутую жизнь лучше, чем она предполагала. Вдруг посреди разговора мяукнула охранная система, и дворецкий бесстрастно сообщил, что явились офицеры полиции. Анна Мария велела впустить их и замерла с недоеденным кексом в руках. Лестер, извинившись, скрылся внизу.
— Миссис Вудроу, — поприветствовала её женщина-офицер.
Анна Мария бросила кекс на блюдце и поспешно встала.
— Офицеры, — нервно произнесла она, сцепив руки, — что-то случилось?
Дамочка-коп, жилистая некрасивая брюнетка с рыбьим опухшим лицом, смерила её неприязненным взглядом:
— Ваш муж был арестован сегодня утром.
Анна Мария упала в кресло. Анна Мария побледнела, покраснела, потом снова побледнела и дрожащей рукой заправила локон за ухо.
— Арестован? — пролепетала она. — Я не понимаю…
Дамочка-коп е й разъяснила. Анна Мария разгладила шелк платья на коленях, стиснула и снова разгладила. Внутри у неё все пело. Красавчик-офицер сочувственно улыбнулся. Его уродливой коллеге определенно доставляло удовольствие помучить глуповатую красотку. Это было столь явно и неловко, что он попытался вмешаться.
— Мне нужен адвокат, — выдавила Анна Мария и залилась слезами.
Она энергично принялась помогать копам. Почти вся обстановка кабинета Вудроу переехала в хранилище улик. Вскоре Анну Марию навестил сам Лихман, и она, ломая руки, потребовала от копов защиты. Сенатору она заявила, что её запугивает полиция, полиции — что её запугивает сенатор. На электронный адрес Лестера Лукас писал ехидные письма. Джиане, едва знавшей отчима, было все равно. Она наблюдала всю эту шумиху с презрительной мордашкой, очень походя на Кивана.
В начале весны суд приговорил Бенджамина Вудроу к шестнадцати годам лишения свободы. По сравнению с друзьями он отделался еще легко. Но в тюрьме его ждали те, кто давно хотел подрезать птичкам Лихмана крылышки, поэтому никто не удивился, когда конвой вырубили, а Вудроу исчез из машины.
Однако даже Господь Бог не мог предвидеть, что он явится в дом своей жены и будет ждать её на заднем дворе.
Бенджамин Вудроу замерз насмерть там, где несколько лет назад полз окровавленный Джерри. Его посиневший от холода труп обнаружил дворецкий. Анна Мария, третий день ночевавшая в отеле, ликовала. Когда ей позвонили полицейские, она, забыв о пальто, поехала в участок. По чулку ползла стрелка, ненакрашенное лицо выдавало возраст, но все это было приметами радости, а не горя.
Отогревая руки стаканчиком с кофе, Анна Мария смотрела, как светлеет небо перед рассветом. И в холодной синеве утра — и морга — ей грезился труп Вудроу.
~***~
На пасхальные каникулы приехал Лукас. Полтора семестра добавили ему кругов под глазами и яда в и без того едкое чувство юмора. В честь его возвращения Анна Мария заказала огромный торт-мороженое, половину которого тайком съела Джиана. Она фактически аннексировала себе Лукаса и целыми днями ходила за ним хвостиком. Вся энергия её происходила из упрямства, а оно у Джианы было бесконечным.
Анна Мария чувствовала себя странно, наблюдая за ними. Вот Лукас, сын, от которого ей пришлось отказаться и который вернулся к матери, а вот Джиана, тоже рожденная в любви и отчаянии, бесценное их сокровище. Горькая, болезненная нежность поднималась в сердце Анны Марии, мешая свободно дышать.
Неужели все закончилось? Анна Мария не могла в это поверить. Она разглядывала их общие снимки с игр и детских праздников, хмурого Лукаса на фоне здания колледжа, и забывала об одиннадцати кольцах в одинаковых бархатных коробочках, костях от скелетов, что хранили банковские ячейки, шрамах, видимых и нет, кричащих громче чаек на берегу моря.
Лукас отнес задремавшую Джиану в спальню Анны Марии и лег рядом с ней. Её золотые и его осветленные платиной макушки красиво смотрелись вместе. Неслышно выйдя в коридор, Анна Мария прислонилась спиной к двери.
Закончилось? Конечно, нет. Она знала: осталось что-то еще.