[Gackt]

[Hyde]

Скрипач

Эпиграф

Играла скрипка, для глухих играла.
Кому-то в голову пришла идея –
Устроить праздник, вроде карнавала
И слабослышащих позвать людей.

Скрипач все знал, о да, он мог фальшивить.
Мог даже не касаться струн смычком.
Но он сыграл в глухом, беззвучном мире,
Как не играл до этого никто.

Им пела скрипка о любви и чуде,
Грустила нежно о большом и сложном,
Поплакала о том, чего не будет,
Утешила, что в жизни все возможно.

Скрипач закончил. В зале все поднялись.
Он оглушительней овации не знал,
Глухие люди скрипкой наслаждались
С его лица читая то, что он играл...

Саундтрек

Какие достопримечательности могут быть в маленьком сонном городишке, вроде Ривервью? Старинная пожарная каланча, заброшенная мельница «с привидениями» да еще «Дерево желаний» за ячменным полем старины Джека. В общем, стандартный набор провинциальных поселений, представляющих собой нечто среднее между городом и деревней. Несмотря на скудость культурной жизни, летом население Ривервью увеличивается в несколько раз за счёт ребятни, которую отправляют к бабушкам и дедушкам из соседнего Бриджпорта работающие там родители. Возвращаются сюда и студенты, чтобы помочь своим домашним на ферме и отъестся за все полуголодные месяцы учёбы в мегаполисе. И конечно, на выходные и в отпуск приезжают любители рыбалки, «тихой охоты» и парного молока. Бесспорно, природа здесь великолепна в своей почти первозданной красоте! Воздух чист и пахнет речной свежестью, луга пестреют маками и васильками, закаты романтичны, восходы легки и радостны…

И все же, это не был бы тот самый Ривервью, если бы не Скрипач. Пожалуй, его скрипка, заставляющая сердца слушателей раскрываться как лепестки цветов навстречу нежным утренним лучам солнца, – вот единственная настоящая достопримечательность милого, но вполне обычного городка. Восход он встречал под раскидистым дубом за рекой. Музыка, которая летела с его смычка навстречу поднимающемуся солнцу, как-будто пела «Доброе утро!» от всех и для всех. Скрипач стоял, повернувшись лицом к восходу, от набережной его отделяло около 200 метров. Любой желающий мог видеть и слышать Скрипача, стоя на набережной за рекой, но никто не вторгался в его дуэт с солнцем и не нарушал хотя бы только видимого, но всё же – уединения. Тем более, что дальше, за лесопосадкой располагалось городское кладбище, а кому приятно приближаться к обители мёртвых без уважительной причины?

Больше всего на свете Скрипач любил музыку. Да и как иначе? Стоило ему коснуться смычком струн, как мир вокруг преображался. И не только сам Скрипач словно парил над землёй, окрылённый музыкой. Его соседи – простые труженики, рыбаки, фермеры, пекари и каменщики – казалось, забывали о своей нелёгкой доле бедняков, о своих долгах и трудах, внимая чарующим звукам скрипки. Что и говорить? Все в Ривервью знали и любили Скрипача. А он любил музыку. И ещё – Элизабет. Да, да, ту самую Элизабет – дочь пекаря, которую в Ривервью называют Солнышком за доброту и неизменную весёлость. Конечно, злые языки вроде Нэнси-птичницы утверждают, что легко быть милой, когда отец и двое старших братьев тебя обожают и буквально носят на руках. Но ведь всем известно, что Нэнси исходит ядом от зависти! У неё-то нет таких роскошных каштановых локонов, как у Элизабет! Носик у Нэнси вовсе не такой круглый и добродушный, а совсем напротив – длинный, острый и унылый. А в отличие от смешливого ротика Элизабет, Нэнси так часто опускает уголки губ в недовольной гримасе, что на лице у неё как-будто образовалась подкова, не приносящая ей никакой удачи. Так что Нэнси может брюзжать сколько угодно, выискивая пятна на солнце, а только Солнышко-Элизабет всё равно остаётся любимицей в семье и самой весёлой девушкой в Ривервью.
А ещё Элизабет любила Скрипача.
И эта любовь была такой же светлой, чистой, незамутнённой какими-то корыстными помыслами, ревностью или тяжёлыми переживаниями, как музыка, любимая или обоими. Осенью Скрипач и Элизабет готовились сыграть свадьбу.

***

Скрипач уже сыграл своё утреннее приветствие новому дню и стоял, любуясь игрой солнечных бликов на речной глади. Облака отражались в спокойной воде так ясно, что казалось, будто небо опустилось на землю.

Каждое утро Элизабет носила завтрак своим старшим братьям на дальнее поле, где они трудятся ещё до рассвета. Скрипач с нежностью ожидал этих минут мимолётной встречи, когда Элизабет со смехом бросалась ему на шею и рассказывала что-то милое и незначительное, что она видела и слышала по пути сюда. Сегодня девушка подходила к нему с таким чинным и серьёзным видом, что Скрипач немного испугался, не случилось ли что-то плохое. Но, не доходя до него двух шагов, Элизабет вытянула вперёд руку, которую держала за спиной, дунула что было сил на одуванчик, зажатый в руке, и, прыснув от вида его изумлённой физиономии, бросилась наутёк. Мгновение спустя Скрипач уже догнал её, подхватил на руки и закружил, как ребёнка, целуя в смеющийся рот и обещая наказать за хулиганские проделки…

Скрипач улыбнулся воспоминаниям, бережно уложил скрипку в футляр и сел, опираясь спиной о ствол дуба. Скоро Элизабет будет возвращаться, и они снова увидятся. Тогда Скрипач сыграет ей свою новую мелодию, навеянную утренней картинкой небесного отражения в реке. Вспомнив о новой мелодии, Скрипач воодушевился и вновь взял скрипку в руки. Он закрыл глаза и представил себе облака, бегущие по речной глади, Элизабет, с весёлым смехом летящую по этим облакам, и тихонько коснулся струн. В этот раз он превзошёл самоё себя. Музыка лилась и лилась, вознося его к вершинам блаженства, наполняя душу восторгом, и ему казалось, это не прекратится никогда, как прекрасный сон. Но вот отзвучали последние переливы, и Скрипач, помедлив несколько секунд, открыл глаза. И в это мгновение его сердце пропустило два удара, а жизнь перевернулась с ног на голову. Прямо перед ним стояла Элизабет, прижимая руки к груди и восхищённо взирая на его лицо. Но не восторг Элизабет произвёл такое впечатление на Скрипача. За её спиной в нескольких шагах стояла другая девушка.

Никогда раньше Скрипач не видел её. Она была прекрасна и похожа на ангела, спустившегося с небес. Ничто земное, казалось, не касалось её души – так чисты были её глаза, так полны неразгаданной тайны и… МУЗЫКИ!

Скрипач стоял, как громом поражённый, не в силах что-либо сказать, сделать или хотя бы пошевелиться. Мир вокруг замер, а он только смотрел сквозь Элизабет на прекрасную незнакомку. Это продлилось несколько мгновений, Скрипач очнулся, как от толчка, моргнул и перевёл взгляд с поразившей его девушки на Элизабет, которая что-то восторженно говорила о его новой мелодии. Краем глаза Скрипач уловил какое-то движение, почувствовал лёгкое веяние ветерка на своём лице, и, отведя глаза от Элизабет, успел увидеть, как Ангел (так он мысленно успел назвать незнакомку) быстро удаляется от него, мелькая сквозь кусты и деревья.

Нечего было и думать догнать беглянку и Скрипач испытал смесь досады, восторга и предвкушения чего-то нового, прекрасного и одновременно опасного. Когда же Скрипач вновь увидел и услышал Элизабет, его охватило смятение. «Жизнь никогда уже не будет прежней» - подумал он…

***

Попытки разыскать незнакомку в Ривервью не увенчались успехом. Она могла приехать к кому угодно на лето или только на выходные, но осторожные расспросы Скрипача не привели ни к чему – никто в Ривервью не слышал о девушке, похожей на ангела. Разыскивать её более настойчиво Скрипач не решился из опасений обидеть Элизабет. Она и так встревожилась после того, как Скрипач спросил её о неизвестной девушке, которая якобы пришла вместе с ней. Никакой девушки Элизабет не видела и не знала. Скрипач был готов подумать всё, что угодно, даже то, что прекрасная незнакомка ему просто померещилась. Но на следующее утро она появилась вновь.
Всё было как всегда, разве что Скрипач испытывал некоторое смущение из-за вчерашнего приключения. Ему хотелось заглушить чувство вины перед своей возлюбленной за то маленькое предательство, когда он смотрел во все глаза на другую девушку, забыв о самом существовании Элизабет. Сейчас это казалось Скрипачу глупостью, недостойной их любви, и он старался вложить в музыку всю силу своего раскаяния, преданности и нежности, которые испытывал к Элизабет. Перед его мысленным взором проносились воспоминания о часах, проведённых вместе с ней, и скрипка послушно воспевала мелодию влюбленного сердца. Он играл и представлял себе, как Элизабет будет обрадована и восхищена этой серенадой. Но когда Скрипач закончил играть и открыл глаза, перед ним стояла не Элизабет, а вчерашняя незнакомка. Она улыбалась ему, и у Скрипача защемило сердце от неизведанного доселе чувства восторга. «Кто ты?» - воскликнул Скрипач и в это мгновение руки Элизабет закрыли ему глаза. Скрипач нетерпеливо мотнул головой, пытаясь освободиться, но девушка только крепче прижимала руки к его лицу и, с трудом сдерживая смех, шептала: «Угадай!». Их борьба длилась несколько секунд, наконец, он рывком оторвал её руки от своего лица и стал лихорадочно озираться по сторонам. Увы! Девушки-ангела нигде не было видно. Скрипач обернулся и пристально посмотрел на Элизабет, которая испуганно смотрела на свои запястья со следами его пальцев. Что-то дрогнуло у него в душе, когда он увидел эти красные пятна. «Прости!» - прошептал Скрипач, но не сделал ни одного движения, чтобы приблизиться к ней. Элизабет подняла глаза, полные слёз, невысказанных упрёков, заведомого прощения и предчувствия беды. Скрипач смотрел в эти глаза и перед его внутренним взором пробегали картинки его жизни: Элизабет обнимает его, Элизабет угощает его хрустящей булочкой с брусникой, Элизабет восхищённо слушает, как он играет, Элизабет, Элизабет, Элизабет… Не слишком ли много места в его жизни стала занимать Элизабет? Не то, что бы ему это не нравилось, напротив, его жизнь стала ярче, теплее, уютнее. Но не предаёт ли он музыку, да и самого себя, становясь таким ручным и домашним?! Снова и снова вспоминая свои свидания с Элизабет и представляя своё будущее с ней, Скрипач вдруг подумал: «И это всё? Всё, что мне дано пережить, чего я могу достичь?» Он сравнивал свои отношения с Элизабет с тем, что он испытал при появлении прекрасной незнакомки, и ему казалось, что любовь с Элизабет – это что-то слишком обыденное, простое, ежедневное... Несравнимое с той тайной, которая окутывала девушку-ангела, манящей, вдохновляющей, неземной! Стоило только вспомнить, какая музыка рождалась у него при появлении этой девушки! Музыка – вот ради чего стоит жить! А появление незнакомки подняло его на такой уровень вдохновения, когда жизнь и смерть сливаются и перестают иметь значение. Вот, что подумал Скрипач, который больше всего на свете любил музыку. И когда все эти мысли пронеслись в его голове, он понял, что нужно делать и как должно жить. Решение было принято в тот же миг, и оно должно было быть исполнено незамедлительно.

«Прости меня!» - уже твёрдо и спокойно произнёс Скрипач: «Прости! Наша свадьба не может состояться. Я ухожу, чтобы служить Музыке». Мысленно он добавил: «И может быть, я найду ту, другую девушку, которая так вдохновила меня». Элизабет стояла, прижав одну руку к груди, а другую ко рту, как-будто не давая крику вырваться наружу.

Скрипач наклонился и осторожно сухими губами коснулся её лба. Одна слезинка пролилась и быстро стекла по щеке, Элизабет качнулась к нему, но Скрипач сделал шаг назад, на ощупь схватил свою скрипку, потом повернулся и быстро зашагал прочь. Он ни разу не оглянулся и скоро скрылся из виду.

***

Скрипач, полный сил и надежд, отправился в Бриджпорт и провёл там некоторое время, посещая концерты, выставки и богемные тусовки. Он рассчитывал, что быстро найдёт свою прекрасную незнакомку с незаурядной внешностью, тем более что неоднократно видел её в толпе, когда играл на центральной площади. Но всякий раз, когда он заканчивал играть, она так быстро исчезала, как будто была привидением, а не живым человеком. Если бы Скрипач не любил больше всего на свете музыку, наверное, он бы уже отчаялся и оставил мысли о том, чтобы поближе познакомиться с поразившей его девушкой. Но она появлялась каждый раз, когда его музыка была особенно прекрасна, словно лилась из самых глубин его сердца. Девушка-ангел была живым подтверждением гениальности его музыки, поэтому он хотел, во что бы то ни стало найти её. Вот только со временем Скрипач обнаружил одну неприятную особенность. Несмотря на то, что он брал уроки у прославленного учителя музыки, и его мастерство росло день ото дня, несмотря на то, что его жизнь была полна новыми впечатлениями и яркими красками, вдохновение всё реже и реже осеняло его. Скрипачу стало казаться, что Бриджпорт, с его вечной толкучкой и суетой – всего лишь центр дешёвого торгашества, а не Великого Искусства, как ему представлялось в начале. Всё чаще он вспоминал Ривервью, долгие часы наедине с природой и скрипкой, когда его сердце трепетало от умиротворения, полноты жизни и любви. Ему было стыдно думать о том, что он оставил Элизабет одну, и мотивы этого поступка, представлявшиеся ему раньше высокими и жертвенными, сейчас виделись незначительными и глупыми. Скрипач чувствовал себя чужим и ненужным в Бриджпорте, тосковал и скучал. Даже мысли о девушке-ангеле стали редкими, поблёкли и утратили объёмность. Как впрочем, и его музыка. Да и сама прекрасная незнакомка давно не появлялась перед ним даже мимолётно. В конце концов, Скрипач решил вернуться туда, где его музыка звучала в полную силу и радовала сердца.

***

Скрипач уже видел впереди свой любимый развесистый дуб, под которым он провёл столько часов наедине со скрипкой и Элизабет. Чуть дальше блестела речная гладь, маячила набережная, по которой неторопливо прогуливались немногочисленные отдыхающие. Его сердце сжималось от тревоги – простит ли его Элизабет? Он так много хотел ей сказать! Как одиноко без её улыбки, как пусто без дружеского пожатия руки, как его музыка поднимается до небывалых высот на крыльях любви к ней, Элизабет! Очень скоро он расскажет ей обо всех терзаниях своего сердца, он сыграет ей об этом, и она поймёт, как всегда понимала. Осталось совсем немного, пройти через кладбище, мимо дуба, через реку, а там и домик пекаря, где жила Элизабет…

Скрипач терял терпение и впадал то в эйфорию от предстоящей встречи и надежды прощения, то в отчаяние от мысли, что простить то, что он совершил, невозможно. Он уже почти бежал по аллеям среди могил, как вдруг боковым зрением уловил что-то необычное. Скрипач остановился как вкопанный. По телу ползли мурашки, волосы на голове, кажется, встали дыбом. Скрипач медленно повернул голову в сторону и с ужасом увидел могилу, памятник, а на нём – портрет Элизабет. Не помня себя, на негнущихся ногах он подошёл поближе. Под фотографией стояла дата смерти – спустя месяц после его поспешного бегства в Бриджпорт и эпитафия: «Цена любви - жизнь». У Скрипача подкосились ноги, и он рухнул на колени, закрыв лицо руками.

Пока он гонялся за вдохновением, она умерла от горя и тоски. Скрипач стоял на коленях, сжимая голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Он не мог ни закричать, ни зарыдать. Грудь как будто сдавило обручем – такое отчаяние, чувство вины и страшной потери свалилось на Скрипача. Она так и не узнает никогда, что он вернулся! Он никогда не сможет сказать ей о своей любви, вымолить прощение! Никогда больше она не услышит музыки, которая рождалась благодаря их любви!

Скрипач вскочил и судорожно выхватил скрипку из футляра, отбросив его в сторону. Он сыграет для неё в последний раз! Смычок коснулся струн, и трепетная мелодия взмыла к небесам. Скрипач страдал, молил о чуде и впадал в отчаяние – и его скрипка пела об этом так, как не могли рассказать никакие слова. Он вложил в музыку всё своё сердце, всю любовь, и его скрипка облекала их в музыку и уносила прямо в небеса…

Скрипач обессилено опустил смычок и открыл глаза. Прямо перед ним стояла незнакомка. Она серьёзно смотрела ему в глаза, и в них не было и тени улыбки. Скрипач отбросил скрипку и смычок в стороны и сжал руки в кулаки: «Кто ты, чёрт возьми?!» - вскричал он: «И не вздумай исчезнуть, как ты это проделывала со мной прежде! Я слишком дорого заплатил за то, что позволил себя увлечь дешёвкой вроде таинственного образа и смазливой мордашкой!». Как ни странно, девушка даже не думала убегать. Она лишь подняла руку, призывая его помолчать. «Разве ты ещё не понял, кто я и откуда прихожу?» - её голос был под стать серебряным колокольчикам, так мелодично прозвучали обычные слова. Но Скрипач не смягчился и продолжал смотреть на неё с гневом и отчаянием. «Что ж, я объясню тебе!» - незнакомка улыбнулась: «Я – твоё вдохновение. Вспомни, я всегда приходила к тебе, когда твоё сердце переполнялось настолько, что твоя музыка становилась особенной. Я лишь довершала то волшебство, которое уже было рождено в тебе любовью. Тебе повезло больше других, ведь тебе не нужно было далеко ходить за вдохновением, оно жило рядом тобой…Она жила…» - девушка выделила голосом последние два слова, и Скрипач перевёл взгляд на могилу Элизабет. Он чувствовал себя потрясённым и опустошённым. Всё было рядом – жизнь, любовь, музыка, счастье. Вот именно – было… Взгляд затуманился, и он прикрыл веки, чтобы смахнуть слёзы. Чей-то голос настойчиво звал его по имени. Скрипач вздрогнул как от толчка, открыл глаза и оглянулся. Никакого кладбища – он снова стоял под старым дубом, держа в руках скрипку и смычок. Элизабет с восторгом смотрела на него и говорила: «Я никогда раньше не слышала такой музыки! Как будто вся наша жизнь и любовь пронеслись перед глазами! Вот только были такие грустные моменты, что хотелось плакать! Наверное, тебе нужно поехать в Бриджпорт, чтобы продолжить учёбу, я не прощу себе, если твой талант не будет развиваться из-за нашей свадьбы!… Да что ты смотришь на меня, будто привидение увидел?». Скрипач действительно смотрел на неё во все глаза: «Элизабет! Мне никуда не надо уезжать. Ты – моё вдохновение и самая прекрасная и любимая незнакомка!».

Скрипач прижал к груди свою невесту и краем глаза увидел тень, мелькнувшую рядом. Теперь он знал – это всего лишь вдохновение, которое приходит к тем, кто умеет любить.

[Gackt]

Эмили загремела в больницу ещё весной: именно тогда проблемы с дыханием дали о себе знать. Она надеялась, что вскоре её вылечат, но, увы. В середине лета она сидела в палате, скучала, грустила о загубленных каникулах и изредка посматривала в окно.

Впрочем, за окном этим ничего примечательного не было: задний дворик больницы с парой лавочек возле входа, время от времени приезжающими машинами «скорой» и двумя мусорными контейнерами чуть поодаль. Людей там обычно тоже сложно было встретить: навещающие шли через главный вход, пациенты если и гуляли, то не с этой стороны здания. Словом, ничего интересного взгляду девушки доступно не было, но она всё равно машинально смотрела на унылый пейзаж. Порой из карет скорой помощи выводили больных людей, изредка и вовсе тащили на носилках. В такие моменты девушке становилось жутко. В палате Эмили находилась одна – папа постарался. Но только девушка была отнюдь не рада этому факту – сидеть целыми днями в одиночестве было непривычным и удручающим для неё, любящей большие шумные компании. Впрочем, теперь её круг некогда многочисленных друзей значительно сузился: веселиться-то все рады, а вот прийти в больницу – нет. Сперва ссылались на большое количество уроков и домашних дел, а потом и вовсе забыли о девушке. Лишь две подруги постоянно общались с Эмили. Но одна на всё лето уехала на море, а у другой имелись младшие сестрёнка и братик, за которыми ей приходилось присматривать в каникулы, взять детей с собой в больницу возможным не представлялось – уж очень ребятишки шумели, а потому вторая подруга тоже не имела возможности навестить девушку.
Итак, сейчас наша героиня влезла в открытое окно собственной палаты, которая, к радости Эмили, была на первом этаже, а ключик от оконной решётки был найден девушкой когда она только-только попала в больницу. Отсутствие на заднем дворе людей позволило иногда сбегать из больницы и оставаться незамеченной. Иногда – потому что и сама Эмили понимала, что если врач запретил покидать сиё заведение, то не просто так, но… Уж очень здесь ей было одиноко. Стоит отметить, что и за пределами лечебного учреждения девушка частенько одна – обе подруги в один голос охают-ахают и убеждают её не устраивать побегов, а беспокоить и расстраивать лишний раз друзей девушка находит последним делом, поэтому если и устраивает побег, то прогуливается одна, и то пока чувствует себя сносно. Сносно – потому что «хорошо» не было уже очень давно. На этот раз Эмили ходила тайком домой, чтобы взять плеер с наушниками, ведь родители отказывались принести его, опасаясь, что тяжёлая музыка, которую дочь любит слушать довольно громко, за неимением других развлечений станет постоянным её занятием и приведёт к ухудшению слуха.
Окончательно оказавшись внутри палаты, она закрыла за собой решётку и окно, чтобы никто ничего не заподозрил, а ключик положила в карман, а то вдруг ненароком потеряется.
Девушка уже было облегчённо вздохнула (каждый поход на улицу ведь связан с риском обнаружения, как думала сама особа), но внезапно обнаружила в кресле врача. Раньше она никогда не встречала его и уже надеялась, что ей удастся договориться с ним, но, увы, надежде суждено было разбиться о досадную для Эмили реальность.
- И что это мы творим? - По голосу чувствовалось, что врач был в взвинченном состоянии, и девушка сразу решила, что он хочет выплеснуть на неё весь скопившейся негатив.

- Н-ничего, - Эмили показалось, что вот-вот на её спине появится холодный пот. Не видать ей больше прогулок, ох не видать! А вдруг информация о произошедшем дойдёт до родителей? Что же тогда? И подумать-то страшно.
- Совсем мозгов нет? – Бесцеремонно поинтересовался незнакомец в белом халате.
«Да что он себе позволяет?!», - возмутилась девушка и набрала уже воздуха чтобы возразить, когда врач продолжил:
- Что ж, раз ты сама не понимаешь, что нужно следовать указаниям доктора и не делаешь этого, придётся тебя заставить. Ключ сюда.
- Нет. Не отдам. – Отчеканила Эмили. Ей вдруг стало обидно, что мужчина позволяет себе срываться на ней, ничего плохого не сделавшей. Она твёрдо решила, что ключ грубиян не получит. Для верности девушка решила переложить ключ в другой карман, казавшийся более надёжным, но в этот момент врач резко выхватил его из рук Эмили.
- Спасибо, - нарочито вежливо проговорил доктор и, натянуто улыбнувшись, удалился.
«Ну и улыбка, ужас! Оскал какой-то!» - С обидой подумала Эмили, а потом вдруг расплакалась. Девушка не знала, сколько это продолжалось, не знала, что происходило в это время..

Она ругала сама себя за то, что ревёт как маленькая в свои пятнадцать, от чего слёзы текли ещё сильнее. В ней кипели обида на злого доктора, который не захотел войти в её положение и просто досада от того, что погулять ей пока больше не удастся.
Когда Эмили наконец успокоилась, она обнаружила принесённые медсестрой лекарства, полдник и шоколадный батончик. Девушка улыбнулась, а её настроение сразу поползло вверх, ведь она была большой любительницей шоколада.
«Наверное, это та добрая пожилая медсестра. Раньше она угощала меня только пирожками, а тут.. Как будто сама удача знает, что сейчас мне нужно» - Порадовалась Эмили.
Чуть позже девушке стало скучно и она решила послоняться по больнице в поисках интересного собеседника, как уже много раз делала раньше.
Старательно избегая старушек, любивших пожаловаться на своё здоровье, блондинка обнаружила беременную женщину, идущую по коридору и того самого врача, отобравшего ключ. Что примечательно, никого больше в этом коридоре не было и сидения для ожидающих свою очередь пациентов пустовали.
Сперва девушка хотела скрыться, раньше, чем злой доктор заметил её, но пока она соображала, в какую сторону лучше ретироваться, время было упущено, а потому Эмили не осталось ничего, кроме как сесть и надеяться, что врач не обратит на неё внимание и пройдёт мимо.

Так и произошло: он, не заметив девушку продолжил свой путь. О когда доктор дошёл до беременной он вдруг остановился.
- Вам разве не говорили, что в вашем положении нельзя ходить на каблуках? – Доктор внимательно смотрел на женщину.
- Говорили, - спокойно ответила она, а у блондинки сразу же появилось плохое предчувствие, и..
- Тогда какого хрена вы на каблуках?! – ..и оно, увы сбылось. Эмили было искренне жаль беременную, ведь теперь псих решил сорваться на ней, но, с другой стороны… Он ведь прав! Красота , может, и требует жертв, но не таких.
- Без тебя разберусь, хам! - Женщина уже собралась гордо удалиться, но врач помешал ей:
- Если вы считаете, что это смотрится красиво, то сильно заблуждаетесь. С таким животом это выглядит не только глупо, но и просто-напросто уродливо. И, кроме того, все будут знать, какая вы недалёкая женщина, если при таком сроке ходите на высоких каблуках.
Дамочка возмутилась, собралась уже поднять много шума и затеять скандал или же ещё лучше: сделать вид, что ей плохо из-за наглеца, но предмет возмущения неожиданно удалился, а потому женщине не осталось ничего, кроме как продолжить свой путь.
Но вернёмся к Эмили. Девушка даже не знала, что её шокировало больше, грубость врача или безразличие будущей матери к собственному здоровью.

Блондинка просидела ещё некоторое время в одиночестве, а потом ушла в свою палату.
Эмили проснулась посреди ночи и даже не знала, из-за чего именно. Не получалось найти какую-то одну причину потому что всё вокруг просто гудело! Визжали под окнами сирены то и дело приезжающих «Скорых», слышно было, как врачи и медсёстры суетились, как они быстро ходили по коридору. Слышны были звуки каталок с пациентами, которых доставляли в разные отделения. Слышно было и множество других звуков. Да и атмосфера казалась девушке отнюдь не спокойной. Что-то происходило.
Девушка закрыла глаза в попытке снова заснуть, но ничего не вышло, а потому блондинка села на кровати. Ей почему-то было жутко, никак не покидало ощущение, будто происходит что-то очень плохое. Осознав, что оставаться здесь в одиночестве блондинка не может, она решила пройтись по больнице, а в идеале – выяснить, что же вызвало у неё столь странные эмоции.
Вскоре Эмили узнала, что произошло действительно нечто ужасное: случилась страшная автоавария с участием большого количества машин, а в больницу привезли множество пострадавших.
Поколебавшись некоторое время, уйти в свою палату или тихонько посидеть в коридоре чтобы не оставаться одной, девушка всё же выбрала первое: она боялась увидеть, как везут какого-нибудь сильно раненого человека.
Но по дороге она увидела мальчика лет шести, сидящего на диванчике и ревущего.
- Что случилось? – Эмили присела на корточки возле ребёнка, чтобы он мог видеть её лицо.
Из-за слёз мальчик довольно долго не мог никак объяснить, что же произошло. А когда блондинка узнала, ей стало очень-очень стыдно за то, что она плакала сегодня из-за какого-то окна. Ребёнок потерял в автокатастрофе обоих родителей. Он имел право сейчас рыдать. Она тогда – нет. По крайней мере, теперь так считала сама Эмили.

Она посидела с ребёнком какое-то время, потом один из врачей увёл его, после чего девушка ушла к себе.
Медсёстры и санитарки любили пообсуждать разного рода произошедшее и всё про всех знали, а потому позже для девушки не составило трудности узнать, в какой палате тот мальчик. Она приходила поддержать его, поговорить.. Несмотря на то, что блондинка и сама-то по большому счёты была ребёнком, она очень серьёзно отнеслась к проблеме мальчика и решила, что раз о нём некому теперь заботиться, стать человеком, который может хоть как-то помочь ребёнку. Эмили каждый день навещала его (помимо душевных ран у мальчика были и физические: сломана правая рука и травмировано правое плечо). Мальчик грустил о родителях, а знание того, что его скоро заберут в детский дом, добивало ребёнка, о чём он рассказывал блондинке, ведь считал её своим другом.

Но в один прекрасный день ребёнок радостно сообщил, что «добрый дядя» усыновляет его. Эмили искренне радовалась а ещё хотела узнать, кто же этот прекрасный человек, но, как объяснил ей младший друг, но всё никак не было подходящего момента.
Многие старались всячески подбодрить и порадовать ребёнка: угощали конфетами и даже пытались сюсюкать (на что мальчик отвечал полнейшим недоумением), но только брать на себя огромную ответственность и усыновлять не торопился никто. Кроме одного доктора.
Эмили несколько дней ждала, когда же мальчик познакомит её с тем прекрасным светлым человеком, и вот, однажды, когда она по обыкновению сидела с ногами на стуле возле кровати, на которой уселся ребёнок, в палату зашёл тот самый врач, отобравший когда-то у девушки ключ.

- Это он, - на лице мальчика светилась искренняя детская улыбка.
Щёки Эмили порозовели, и она виновато улыбнулась доктору.

[Hyde]

Би-2: "Полковнику никто не пишет"

Недалекое будущее

- Теперь к внутренним новостям. Президент Федерации Петр Алексеевич Романов во время официальной пресс-конференции пообещал, что к концу этой недели все сухопутные и морские границы страны будут закрыты на неопределенный срок. Так же будут доступны только междугородние полеты, - ведущий новостей на экране небольшого плоского телевизора на стене продолжал вещать в своей обычной строгой манере, но глаза обоих находящихся в комнате людей - брата и сестру Нарышкиных - не были прикованы к экрану. Вечерние новости доносились до них лишь жалкими, порой бессмысленными вне контекста обрывками, но выключать телевизор никто не торопился - Нарышкины когда-то пообещали отцу, что будут смотреть новости хотя бы раз в день и, хотя он на этом больше не настаивал, привычку сохранили.

- Настали времена, когда нам, стало необходимо позаботиться о себе, - теперь на экране мелькал сам президент со своей блестящей, как бильярдный шар, лысой головой и хитрыми яркими глазами. - Конечно же, нам невероятно жаль тех людей, кто в панике бегут из охваченных эпидемией стран, однако мы просто не можем позволить себе впустить их на территорию страны. Они могут быть уверены в том, что не больны, однако они вполне могут принести вирус с собой. Мы просто не можем позволить заразить наших людей и поставить мир под угрозу пандемии, поэтому я решил последовать примеру стран центральной Европы и Скандинавии и...

- Блин, Жень, выключи это уже, сил больше нет слушать! - воскликнула сестра, быстрым темпом строгающая салат за кухонной стойкой.

- Что, Насть, тебе жаль беженцев, что не смогут теперь попасть на нашу бесценную территорию? - встрепенулся лежащий до этого с закрытыми глазами на диване парень.

- Нет... То есть, конечно... Да не в них дело, - раздраженная девушка с силой ударила ножом по морковке. - Просто не выношу этого типа. И эти разговоры бесконечные об эпидемии, они угнетают.

- Не боись, сестренка, ученые говорят, что сюда болячка не дойдет, а если и дойдет, то много ущерба не принесет - климат у нас слишком холодный.

- Закроем эту тему, Жень, просто закроем, - вздохнула девушка. Брат молча кивнул и потянулся за пультом, чтобы переключить канал. Теперь на экране во всю бренчал на гитаре какой-то смазливый парнишка.

В комнате воцарилась неловкая тишина, нарушаемая только нескладной какофонией из телевизора, а так же Настиным размеренным строганием овощей. Спустя какую-то вечность, длиною в пять минут, Женя как бы между прочим заявил:

- Кстати, папа решил все-таки сдать их с мамой комнату.

- Что? Он же говорил...

- Да, но... Им в институте опять урезали зарплату, почти на треть, говорят, из-за того, что финансирование исследований «болячки» увеличили, а это значит, что ученым стали меньше платить - деньги на деревьях не растут.

- Ох, ну так мы пошли бы работать, зачем... - Я тоже ему это сказал, но он даже слышать об этом не хотел. Говорит, нам нужно сосредоточиться на школе - у тебя выпускной класс, а мне девятый хорошо закончить нужно. - Эх, ладно, - девушка поправила косу. - Еще неизвестно, сколько времени потребуется...

- Жильца уже нашли, - отрезал парень, предугадывая, что скажет сестра.

- Так быстро? И кто это? Ты уже знаешь? - Настя буквально завалила брата вопросами.

- Да я даже фото видел. Курица какая-то. Марина Соболева, кажется. Веселенькая жизнь нас ждет.

- Марина? Знала я одну Марину... - задумчиво произнесла Настя.
- Что за Марина? - спросил было Женя, но в следующее же мгновение его осенило - в начальной школе Настя дружила с девочкой, которую звали Марина, только вот не Соболева, а какая-то другая. Такая милая девочка, типичная любительница кукол Барби и розовых пони. Она часто ходила в гости к Нарышкиным и часами играла с Настей в ее комнате, Женя никогда не мог понять, что же такого интересного они находили в куклах и плюшевых мишках. А потом Марина уехала. Совершенно неожиданно, не сообщив об этом почти никому. Так получилось, что она не успела с Настей даже попрощаться. Позже сестра выяснила, что ее лучшая подруга с мамой переехали куда-то очень далеко, кажется в Новосибирск или куда-то еще. Так и не узнав нового адреса или телефона Марины, Настя пыталась найти ее в соцсетях - безрезультатно. Очень обижало ее и то, что сама Марина не шла на контакт - она-то знала и адрес, и телефон Насти.
Шли годы, Настя завела новых друзей - не очень много, но девушка и не нуждалась в огромных компаниях. Периодически она вспоминала бывшую подругу - тогда она могла часами говорить о ней с мамой, Женей или, изредка, папой, но с каждым годом имя Марины упоминалось в квартире Нарышкиных все реже и реже, пока, казалось бы, Настя не забыла ее окончательно.

- Да, папа сказал, что шестнадцатого эта Марина придет к нам, - возвращаясь к реальности, Женя вспомнил еще кое-что важное.

- Сегодня шестнадцатое, - буркнула Настя, перемешивая в миске салат, который она уже успела нарезать и сгрести вместе.

- Ой, тогда она... - Женя не успел довести мысль до конца - раздался громкий звонок в дверь. - Наверное, это она, пойду открою.


***

Риша побаивалась новой жизни, что ожидала ее буквально за порогом квартиры номер двадцать четыре в девятиэтажном доме на улице Володарского. Это ее отчим настоял на том, чтобы она переехала хотя бы на время в столицу.

- Там сейчас безопаснее, - сказал он. - На всех въездах в город строгая проверка, а мы живем рядом с границей, притом наименее охраняемой, нам с твоей мамой будет спокойнее, если ты будешь под защитой стен Кремля-2, - так называлась стена, построенная вокруг города несколько лет назад, когда новому мэру пришло в голову не только выпереть оттуда всех незаконных жителей, но ограничить въезд новых. У Марины была прописка в квартире бабушки с дедушкой, она вполне могла жить у них, но мама, окрыленная идеей, что Рише нужно привыкать к самостоятельности, нашла ей съемную комнату где-то на краю города. Шикарно, просто шикарно.
Первым делом, оказавшись в столице спустя семь лет, Риша, конечно, обновила статус, в котором говорилось о том, как убого в районе, где она теперь живет. Затем она разослала лучшим подружкам поцелуйчики и сообщения одного содержания: «Уже скучаю, оторвемся, когда вернусь! Чмоки-чмоки:*» . Теперь она остервенело звонила в дверь, как ей казалось, последние минут десять (на самом деле чуть больше одной). Наконец, дверь распахнулась, и Риша увидела какого-то подростка с растрепанными волосами.

- Я ж сказал, курица, - громко крикнул он куда-то в кухню и сразу же расплылся в улыбке. - Ты это проходи, не стесняйся.

- Я и не стесняюсь, - Риша гордо вошла в квартиру, считая, что вполне может считать себя оскорбленной.

- Прости моего брата, - из кухни вывалилась девушка с длинными волосами, заплетенными в косичку и в коротком черном сарафане, из числа тех, что так не нравились Рише. - Он просто... - вдруг она запнулась, а ее глаза, казалось, чуть ли не вылезли из орбит. - Это все-таки ты! Васильева! - тон девушки казался удивленным, притом скорее неприятным образом. Тут и Марина сообразила, кто стоял перед ней несмотря на все изменения во внешности - Настя Нарышкина собственной персоной. Бывшая лучшая подруга, с которой Риша не виделась добрых семь лет!

- Девочки, я, пожалуй, оставлю вас наедине, - с довольной ухмылкой брат Насти - кажется, его звали Женей - и скрылся за ближайшей дверью.
- Так значит, Соболева? – процедила Настя сквозь зубы, подойдя чуть ли не вплотную к бывшей лучшей подруге. – Твоя мама все-таки вышла замуж.
- Да, - брякнула Риша, лихорадочно соображая, как объясниться перед Настей.
- И, конечно же, я узнаю об этом последней, спустя семь лет, так трудно ведь было сказать, что ты переезжаешь, не волнуйся, Настя, наша дружба – не пустое место для меня, - девушка не кричала, но в ее голоса отчетливо читались злые нотки, как будто она высказывала все то, что накопилось у нее в душе за все эти годы.

- Я…. Я… все объясню, - из глаз Риши неожиданно брызнули слезы, пришлось опустить голову и закрыть лицо рукой.

- Да-да, конечно, я вся во внимании!
Риша, не спрашивая разрешения хозяйки, подошла к дивану и уселась, запоздало понимая, что это могло лишь подлить масло в огонь.

- Я хотела тебе сказать, знала еще за полгода, что рано или поздно мне предстоит этот разговор, - срывающимся голосом начала Марина. – Но я струсила, не знала, как ты на это отреагируешь, поэтому оттягивала разговор, как могла. А потом, прямо перед отъездом забегалась, и сама не заметила, как стало слишком поздно. Хотела позвонить перед отъездом в аэропорт, но оказалось, что мама уже купила мне новую сим-карту, а старую выбросила, а твой номер и вся информация остались там, - Риша посмотрела на Настю и заметила легкую ухмылку на ее лице, приняв это за хороший знак, она решила высказать все до конца:

- Понимаешь…

-Да, я все прекрасно понимаю, - огрызнулась Настя. – Понимаю, что это, Мариночка, совершенно точно демонстрирует твое отношение ко мне, а именно, как к пустому месту. Есть я – хорошо, нет меня – еще лучше. Ты отправилась в новую жизнь и оставила все старое за бортом, в том числе меня, понимаю. Поняла, что что-то упустила и сразу сдалась, не стала искать способ контактировать со мной, даже адрес мой с перепугу забыла, хотя до этого лет пять пешком ко мне ходила. Правильно, зачем я, плевать, что я тоже человек, с какими-то чувствами, что я переживала за тебя, пыталась выйти на связь. Тебе все легко – номер потерялся, вот и славненько, ты сделала все, что могла, Настю Нарышкину можно смело забыть, - она замолчала и отвернулась от бывшей подруги.
- Настя я… Я попробую все исправить

- Ничего ты не исправишь! - воскликнула гневно Настя. - Невозможно прервать что-то на много лет, а потом продолжить как ни в чем ни бывало! Всему когда-нибудь приходит конец, в том числе и дружбе, - она замолчала, заставляя Ришу замереть в ожидании. Настя ничего не говорила бесконечные три минуты, а затем сухо и буднично заявила, поставив точку и в этом разговоре, и в любых взаимоотношениях с Ришей:

- Не задерживайся с оплатой.

[Gackt]

Казалось, будто воздух в помещении заменила мутная вода, затмевавшая восприятие и заглушавшая звуки громкой музыки, пульсировавшей в груди. Весь большой мир, умещавшийся в стенах ночного клуба, казался инертным, тонул, шёл ко дну бурной реки.
Глядя на себя в зеркало, Нокс не ощущала ни гордости, ни стыда, ни страха. Она прекрасно знала о предназначении наследницы игорной империи – но совсем не испытывала эмоций, вспоминая прошлое, беспокоясь о настоящем и думая о будущем, будто бы и не жила вовсе. Мысли о роскошном особняке в престижном районе, грядущей свадьбе и казино «Карточный домик» не вызывали ничего, кроме горькой ухмылки.
Иногда девушка осматривалась по сторонам и сверялась с окружающей реальностью. Действительность всё та же: капающая из крана вода, чёрная плитка, абстрактная картина на стене, дамская комната в «Райских садах».
Клуб, где сегодня проводился фуршет по поводу дня рождения старого приятеля.

«Что же со мной происходит в последнее время?»
Поправив причёску и бросив озадаченный взгляд на своё «чужое» отражение, Нокс покинула пропахшее духами помещение, вновь готовая окунуться в стремительный поток жизни Нео-Просперити. Переступая через порог, она понимала, что обратного пути уже не было, и оставался единственный вариант – надеть свою маску и пуститься в пляс.
– Нокс, дорогая моя! – у выхода её окликнула подруга. Скромное коктейльное платье, запах сигаретного дыма и вкус к литературе выделяли знакомую из безликой толпы.
– Вот и ты, Талия, – голос звучал дружелюбно, но ровно, без колебаний или какой-либо толики волнения. Сердце, прекрасно помнившее старую приятельницу из колледжа, даже и не вздрогнуло. – Ты же работаешь над своей пьесой и почти не выходишь в свет. Решила проветриться? – вопрос сам сорвался с губ, будто бы неведомый кто-то другой так захотел, а не Нокс.
– Меня пригласил Дион, и я решила не отказываться от его «предложения века». Комедия о кривых зеркалах скоро поразит театралов, а пока можно и выпить, грезя об искусстве. Подниму бокал за богатство, процветание и, конечно же, вдохновение, –о на казалась слишком переполненной уверенностью в собственном успехе для того, чтобы выслушивать чужие сомнения касаемо вечера, смысла жизни и подавленных чувств.
– Но вот кое-что ещё: Дион позвал твоего милейшего жениха. Решил, что бутылка вина вас примирит, так что, – подмигнула и мягко ткнула приятельницу в бок, – я за вами слежу, голубки. Но сейчас нам стоит поторопиться: тебя уже ждут.
«Мы поссорились? Почему? Когда?» – Нокс не испытывала никакой обиды – ровно как и особенной любви - по отношению к своему безымянному партнёру. Будущий муж просто существовал где-то параллельно с мыслями о нереальности происходящего, через глубокую пропасть провалов в памяти и безразличия.
В стенах «Райских садов» жили самые прекрасные черты Нео-Просперити – и одновременно самые страшные, тяжёлые пороки. Окидывая взглядом стойку бара, Нокс представляла, как гости, попивая «Космополитен», делились лучшими комплиментами и коварнейшими планами. Пересекая танцпол, напоминающий звёздную россыпь, воображала, как в ритме танго сталкивались пламенная страсть и ненависть. Оказавшись в «красной» зоне отдыха для особенных гостей, возвышавшейся над остальным праздником жизни, думала, что диванная обивка здесь наверняка пережила и обнимавшихся влюблённых, и чью-либо смерть от передозировки.
В кресле восседал сам Дион – владелец «Садов» и именинник, созвавший на юбилей всех знакомых деятелей молодежи и приятелей из высших кругов. Удивительно, но компанию светскому льву составлял один-единственный человек: на софе справа сидел тихий юноша, в котором Нокс узнала своего жениха.
– А вот и наши дамы. Мы как раз говорили о вас. Ну же, присаживайтесь.
Впервые за весь вечер девушка что-то по-настоящему почувствовала. Веспер – так звали парня в скромном костюме – показался ей единственным ярким пятном на однообразном полотне.

Насколько выразительным и чувственным казался взгляд её молчаливой пассии, какие эмоции вызывал! Приток сил девушка никак не смогла выразить словами и обошлась робким кивком.
– Говорят, твоя пьеса, дорогая Талия, обещает оставить зрителей в восхищении. Ты успела сделать себе хорошую рекламу и заинтересовать меня. Расскажи-ка нам, как своим самым близким друзьям, о том, что же нас ожидает.
На балконе, откуда открывался вид на все тайны «Садов», особенно чувствовалась власть Диона, который, будто смотритель, наблюдал за веселившимися гостями. Он и сам прекрасно осознавал это: вёл себя вальяжно, раскованно, по-хозяйски, будто бы находился на своём месте и в собственном идеальном мире. Улыбка выдавала желание победить – победить в невидимой, никем не объявленной игре на выживание, развернувшейся в индустрии развлечений. Каждый стремился доставить гостям как можно больше удовольствия: кто-то открывал ночные клубы и казино, кто-то - создавал пьесы или рисовал картины. Молодой владелец «Райских садов» ориентировался в подобных интригах света легко и просто, пусть обменял это на ценнейшие человеческие качества. Его эксцентричная, но приятная внешность и уродливая по своей форме натура отражали весь ход эпохи бесконечного веселья.
– Старый сюжет на новый лад. Пара путешествует из одного мира в другой, пытаясь отыскать истинный. Самое забавное, что и воспоминания у славных голубков меняются, но они всегда встречают друг друга, даже несмотря на такое странное обстоятельство.
– Какая интересная история, дорогая моя. Но расскажите больше, вы меня заинтересовали.
Беседу вели только Талия и Дион. Они же пили вместе и баловали себя закусками. Нокс и Веспер лишь с придыханием друг на друга глядели, словно бы пытались отыскать ответ на какую-то загадку, но никак не находили.

***

Ещё один пост. Глаза слипались, сил больше не оставалось, но всё равно хотелось закончить писать до того, как провалиться в сон. Только выпустив чашку, полную горячего чая, пальцы вновь принялись за своё – за монотонный, однообразный стук по клавишам, из которого порой рождались персонажи, порой более живые, чем их создатели, и запутанные сюжеты.

После наступления ночи тянувшаяся день за днём вереница событий и впечатлений временно прерывалась, однако завсегдатаи форумных ролевых игр составляли исключение: с их возвращением домой начиналась совсем иная жизнь, полная приключений и странных поворотов, кипевшая, бьющая ключом. Такая, к которой хотелось раз за разом возвращаться, перевоплощаясь в абсолютно разных и невиданных раннее героев.
Джоан куда больше сопереживала Весперу, нежели самой себе – вечно одинокому фрилансеру без целей в жизни и планов на будущее.
Фредерик не оправдывал своего имени и существовал как обычный парень, который ступал на дорогу приключений лишь по ночам, когда надевал маску загадочной азиатки.
Она предпочитала жизнь, развернувшуюся на движке vBulletin, а он – игру за персонажей, какими никогда нельзя стать в скучной реальности. Это был сознательный выбор, которой открывал одни двери и закрывал другие.
Они хорошо общались, пусть Фредерик никогда и не видел истинного лица партнёрши, а Джоан представляла на месте напарника девушку. Им нравилось болтать, представляя в кресле на другом конце абсолютную фантазию.
На улице шёл дождь. Изредка раздавались оглушающие раскаты грома. Всякий раз, когда на небе вспыхивала молния, Джоан отрывалась от телефона, тревожно осматривалась и, недовольно фыркая, с надеждой переводила взгляд на грязный экран. Длинные гудки в трубке накаляли и без того беспокойную атмосферу до предела. С крана капала вода. В промежутках тишины жужжала муха, поселившаяся на остатках вчерашней пиццы. С каждой потраченной секундой девушка чувствовала приближение важного дня.
Только послышался полусонный голос на другом конце, Джоан от приветствия сразу же перешла к жизненно важному и неизбежному вопросу.
– Как думаешь: стоит идти на сходку ролевиков или нет? Она через неделю. Там должна быть моя партнёрша по игре, славная девочка, н-но…

– Понимаешь, я никогда не бывала на таких ролевых сходках. Вдруг покажусь странной? Не такой, какой она меня вообразила? Испорчу впечатление?
Джоан, только-только столкнувшаяся с суровыми реалиями, ощущала себя удивительно чужеродно и жалко в настоящем мире, без маски Веспера – и все её необъяснённые чувства расплескались в десяток вопросов. С каждым новым витком атмосфера в кухне невольно накалялась: голос девушки становился громче, а предположения – глупее.
– Хватит делать из мухи слона. Джо, если ты поверишь в себя, то всё будет в порядке. Пожалуйста, успокойся, сходи на эту встречу и не строй ложных ожиданий касаемо себя или других.
– Может быть, мы так друг другу не понравимся, что перестанем вместе играть? Многие люди осуждают кросспол, и, знаешь, всякое бывает. Вдруг там будут какие-нибудь яростные противники такой игры?
Сверкнула молния, сопровождаемая оглушающим раскатом грома.
– Кому придёт в голову осуждать этот твой кросспол?

***

Когда включилась медленная музыка, Дион вдруг прекратил разговаривать об искусстве, смахнул невидимую пыль со своей белой шубы из искусственного меха и перевёл взгляд на молчавших возлюбленных.
– Время найти себе партнёра и потанцевать, – так же обворожительно улыбался; казалось, что эта ухмылка никогда не сползала с его лица. – Не составите мне компанию, Талия? – переглянувшись и взявшись за руки, пара покинула зону отдыха и скрылась в бесконечном круговороте танцующих пар.
Пусть никто ещё не заставлял Нокс так сильно переживать за сегодняшний вечер, неведомая сила вынудила её последовать за едва знакомым женихом, как то делали остальные дамы. Сердце отчаянно колотилось, ладони потели, а каждый пройденный такт игравшей мелодии отдавался волной мурашек, рассыпавшихся по телу. От одного лишь взгляда зелёных глаз напротив девушка сходила с ума и была готова потерять сознание.
Со стороны их медленный танец казался невероятно красивым. Они слаженно двигались, легко понимая движения друг друга, однако никто из присутствующих не мог уловить волнения между двумя партнёрами.

Веспер несколько раз порывался что-то сказать, но постоянно робел, словно боялся выпалить глупость и подавиться собственными же словами. Он долго думал и напряжённо молчал, а затем что-то в его выражении переменилось, смягчилось.
– Это странный вопрос, но знаете ли вы, почему мы поссорились?
Вопрос ещё долгим эхом отзывался у девушки в голове, с той же интонацией, окрашенной смущением и непередаваемым страхом.
– Мне казалось, что вы сможете дать ответ.
– Все говорят об этом, но я ничего не помню, – ответил парень, растерявшись. – Я не чувствую той ярости или обиды, которую мне все приписывают, - вздохнул, делая передышку. – Послушайте, вас никогда не посещало такое чувство, что наши жизни в этом мире развлечений мы вовсе и не проживали? Что они ненастоящие?
Девушка свела брови к переносице и поджала губы, а затем обомлела. Вспомнила нечто важное, поймала какую-то шальную мысль за хвост.
– Скажите, вам никогда не казалось, – продолжил говорить юноша, – что мы – это единственные живые люди здесь?
Нокс обдало холодом, и вдруг она ощутила, как начинает дышать настоящим воздухом, а не тонет в непроглядной пучине. Чувства обострились, пока лёгкие наполнялись драгоценным кислородом и вытесняли непроглядную ложь вместе с водой.
Совместный тост от будущих супругов, который они придумали сходу – да так быстро и слаженно, будто кто-то по ту сторону им нашептывал - оказался последним, что именинник услышал за секунду до того, как позволить дорогому вину убить себя. Опустошив бокал, Дион, совсем недавно радовавшийся своей праздной жизни, резко побледнел в лице. Полные шарма и очарования глаза потухли, напоминая две стекляшки. Похожая на гуашь кровь, кипевшая, бурлившая и вырывавшаяся наружу, окрасила губы в ярко-алый цвет. Молодой человек, стоявший на вершине Нео-Просперити, теперь корчился от боли, кашлял и задыхался. Только смерть смогла стереть улыбку с его лица.

Всё произошло слишком быстро. Веспер, крепко державший ошеломлённую невесту за руку, вдруг рванулся куда-то вперед, из эпицентра, подальше от охающей толпы. Танцпол, таивший в себе всю волшебную энергию «Райских садов», погас, а вместе с ним потухли и все лампы, софиты, прожекторы… Клуб погрузился во мрак, наполненный криками о помощи и истериками. День рождения превратился в похороны.
Вскоре душераздирающие вопли стихли. «Райские сады», некогда пропитанные духом торжества, опустели, словно бы приглашённых гостей никогда не существовало.
Щёлкнула зажигалка, которую Веспер нашёл у себя в кармане брюк. Тусклый оранжевый свет, слегка подрагивавший, пусть и немного, но помогал ориентироваться.

***

– Я Ламбда, а, если по-нашему, то Хлоя.
В день сходки стояла тёплая и безветренная погода. Бездонное лазурное небо, затянутое белыми перистыми облаками, напоминавшие неаккуратные мазки на холсте, выглядело очень контрастно и броско вместе с ярко-оранжевыми кронами ещё не сбросивших листву деревьев. Соблюдая все договорённости, Джоан пришла в городской парк чуть раньше двух часов и нашла зеленую скамейку у фонтана.
– Ты, наверное, Нокс? Только вас двоих пока и не знаю в лицо.
Её встретила блондинка в толстовке Шепарда, представившаяся Ламбдой – это, по сюжету игры, девушка-робот, у которой на месте головы красовался монитор. Экран служил не только ярким украшением, но и помогал в общении, показывая собеседниками простые картинки, короткие слова или аббревиатуры, использующиеся в сленге. В насмешливой иронии крылась схожесть настолько гротескного персонажа и обыкновенного представителя двадцать первого века.
– Вообще-то, я Веспер, а in real life – Джоан, - робко ответила девушка, глядя то себе под ноги, то на бумажный стакан мокко в руке, ещё горячий и согревавший ладони.
– Кросспол отыгрываем, значит? Кек, – подозрительно сощурившись, разочарованно вздохнула Хлоя и указала на пустое место рядом с собой. – Ох, не бери в голову. Присаживайся, поболтаем и подождём остальных. Знаешь, всегда хотела спросить у вас с Нокс: как к вам пришла эта безумная идея?
Взволнованная Джоан, слишком близко к сердцу принявшая замечание о кроссполе, не совсем поняла заданного вопроса, а потому решила сказать что-нибудь достаточно расплывчатое, но при этом исчерпывающее:
– Случайно.

Вскоре подошли и другие участники встречи: Марти Стю, манчкин, а также пара игроков, описывавшая преимущественно слэш. Нокс так и не появлялась, что одновременно отодвигало страшное разоблачение и заставляло лишь сильнее переживать, делая груз на душе тяжелым, более ощутимым.
Сердце Джоан замерло, когда к скамейке подошёл последний из записавшихся на сходку –аскетичный юноша с растрёпанными каштановыми волосами, который вовсе не был похож на нарисованную воображением девушку за аватаром соигрока. Они узнали друг друга, только встретившись взглядами. Вспомнились все ночные переписки и разговоры, выливавшиеся в бесконечный водопад сообщений, их шутки и постоянные дискуссии из-за совместного сюжета.
– Ещё один кросспол! Что же вас так развелось, а? – вздохнула Хлоя, уперев руки в боки. – Не понимаю я вас. Эх, где же моя ролевая молодость?

– Ты Веспер? О, поверить не... Мне казалось, ты выше, – смущённо проговорил он, обращаясь к партнёрше по игре и осторожно протягивая ей руку, чтобы пожать. – Я Филипп.
– Джоан. Приятно познакомиться.
«Как мне нужно себя с ним вести?»

***

Парадная дверь, ранее открытая для всех гостей вечеринки, не поддавалась. Толща гнетущей темноты, которую не мог разогнать столь крохотный огонёк зажигалки, постепенно давила, душила. Обострились слух и осязание. Фантазия начала додумывать историю всякого незначительного шороха, доносившегося откуда-то из глубины без дна.
– Что здесь происходит? – обречённо спросила Нокс, держа жениха за руку. – Сначала воспоминания, теперь – это…
– Нам надо как-то выбраться и найти ответ.
– Либо же он кроется где-то здесь, а мы плохо ищем.
Стойку бара украшали нетронутые закуски, одна краше другой, пусть на вид они производили впечатление сделанных из пластика. Всё, начиная креветками и заканчивая шоколадными пирожными, не годилось для приёма в пищу – но до этого момента никто будто и не обращал на несъедобные блюда внимания. Вместо вина бокалы на подносах наполняла обычная вода, чистая, кристально прозрачная. Красивая мебель казалась дешёвой на вид, хотя каждая вещь и преподносилась как сделанное в чужой стране маленькое произведение искусства. Экзотические цветы, привезённые из самых недоступных мест планеты, были искусно сложены кем-то из бумаги. Пол, стены, потолок – всё напоминало плотный картон, раскрашенный в разные цвета.
Осматривая «Райские сады», Нокс понимала, что до того, как закончился праздник, действительно в чём-то себя обманывала.
– Т-ты слышала?
Из дамской комнаты доносилось чётко различимое низкое гудение. Пара медленно прокралась в сторону заветной двери, борясь с навязчивым страхом, пробиравшим до самых костей – не могли отделаться от чувства, что в темноте их поджидал кто-то третий.
От поверхности большого зеркала исходил полупрозрачный голубоватый свет, заполнявший собой пространство, плавно переходивший в тень и распадавшийся на крохотные искорки. Веяло солоноватой свежестью моря и прохладой осени, только что вступившей в свои владения. Монотонный гул приобрёл чувственность, звонкость и чистоту, напоминая женское сопрано.

Веспер приоткрыл от удивления рот и нахмурился: непрочная цепь догадок перепуталась, разбилась, перестала нести хоть какой-либо смысл. Зажигалка выскользнула из ладони, потухнув, и со стуком приземлилась на узорный кафель.
Схватив ошеломлённого жениха за руку, Нокс потащила его к раковине.
Каково же было их удивление, когда по ту сторону отразились незнакомые парень и девушка. Оба – скучные люди, родня рабочему народу Нео-Просперити, который не может позволить дорогие наряды и модные причёски.
Их голоса звучали искажённо, словно бы передавались по сломанному старому радио. Все доносившиеся из зазеркалья звуки заглушало нечто подобное непреодолимой толще воды или невидимой стене.
– Мы вас совсем не понимаем, – виновато произнёс Веспер, склонившись над зеркалом. – Совсем, – отпрянув от тумбы, он принялся шагать взад-вперёд, что-то бурча себе под нос. В каждом жесте чувствовалась нервозность, тревога, причём настолько сильные, словно бы он испытывал эти эмоции впервые в жизни.
Дверь в комнату со скрипом приоткрылась.
На пороге появилось отдалённо напоминавшее человека существо. Голодные глаза, приобретавшие пугающий блеск в тусклом голубоватом свете, сияли жаждой плоти. Его хриплое дыхание, перераставшее в животный рык, рассекало мучительную тишину. Белая искусственная шуба напоминала лохматую шерсть дикого зверя, а длинные когти одним лишь видом внушали первобытный ужас.
Перед ними стоял изувеченный смертью принц своего маленького королевства, лишившийся своих манер, аристократической грации и обворожительной улыбки. Лицо землистого оттенка лишь отталкивало и вызывало отвращение, а не притягивало, как раньше. Теперь он захлёбывался в собственной крови и едва держался на двух ногах. Кем же являлся хозяин «Садов» без шика и лоска, если не ходячим трупом?

Дион кинулся в сторону Веспера и, повалив на пол, крепко вцепился в его плечо. Ткань пиджака с треском разошлась по шву. Стиснув зубы от нестерпимой боли и чувствуя, насколько глубоко впились когти, юноша попытался отбиться от обезумевшего, однако тем делал лишь хуже. Поражённое место жгло, на лбу выступил пот, глаза заслезились. Охота только начиналась, и хищник не собирался отступать.
– Останьтесь… – запах гнилого мяса, доносившийся из пасти чудовища, ударил в голову. – Останьтесь в этом мире… – с губ его стекала алая жидкость, крупными каплями падавшая на лицо Веспера. – Ещё не поздно вернуть всё назад.
Не вино убило его, а пленники, проснувшиеся после сна, длившегося всю жизнь.
– Разбей зеркало! – искажённые голоса простолюдинов были настолько громкими и мощными, что даже невидимая преграда между двумя разными мирами не смогла помешать донести самое важное. – Всё получится, если ты не будешь оглядываться! Не оглядывайся на старую жизнь!
Нокс моментально среагировала и, пихнув Диона, бросилась к раковине, готовясь нанести последний удар. У девушки почему-то не возникало сомнений в том, что говорили незнакомые люди – ноги сами понесли её вперед, словно по волшебству.
Хищник, оставив взвывшего от очередной волны непереносимой боли Веспера лежать на полу, пустился за ней.
Расстояние до зеркала начало казаться большим, непреодолимым – комната всякий раз словно бы увеличивалась в размерах, пытаясь удержать своих пленников от побега.
На ходу девушка сбросила с ног неудобную обувь: одну туфлю оставила лежать на полу, а другую взяла с собой. Сердце бешено колотилось, накатывала усталость, однако Нокс продолжала гнаться за постоянно отдаляющимся голубоватым мерцанием.
Постепенно зрение погружалось в темноту, дыхание сбивалось, а беспорядочные мысли в голове превращались в сущий хаос. Монстр был близок к своей победе и уже приготовил острые когти.
Сквозь пелену донёсся звон стекла.

***

– Ты думал, я перестану с тобой играть? – усмехнулась Джоан, которая ещё совсем недавно рассчитывала на то же самое. – Из-за кросспола? – сбросив маску анонимности, она почувствовала удивительную лёгкость и необъяснимое ощущение бьющей ключом жизни, на которое раньше никогда не обращала внимания.
– Ты же слышала, как высказывалась Хлоя? – Филипп отвёл взгляд в сторону. – Она шутит, однако встречаются люди, которые это осуждают на полном серьёзе. В любом случае, это не имеет уже значения. Вот и я не оказался ярой консерваторшей, которая считает, что за чужой пол можно играть только из одиночества или специфических проблем.
– А я была уверена, что такие знания женской природы может продемонстрировать только девушка.
Они рассмеялись.
Со смотровой площадки открывался вид на море. Водная гладь поблёскивала в золотистых лучах закатного солнца, напоминая расстеленную на многие километры атласную ткань. Дул свежий ветер, мягко щекотавший лицо и успокаивавший после странного дня, полного глупых страхов и переживаний.
– Знаешь, я только сейчас поняла: мы так и не решили, что будет с Нокс и Веспером дальше. Где они окажутся в конце?
– Думаю, что в нашем мире, – театрально произнёс Филипп, ещё не до конца осознавая силу собственных слов.

[Hyde]

"... Но инквизитор обманул девушку. Осуждённая уступила его домогательствам, но ни её, ни её семью это уже не спасло. Престарелый отец и сестра умерли, не выдержав пыток, а саму «ведьму» ждала «гуманная» бескровная казнь.

Когда костёр разгорелся, толпа ждала от еретички мольбы о пощаде. Однако вместо этого она обратила лицо к тому, кто вынес приговор, и выкрикнула:

- Проклинаю тебя, святоша Пьер Ардор! Отныне не будет твоей мерзкой душонке покоя на том свете. Ты будешь всюду следовать за мной, тысячи раз умирать и вновь воскресать вместе со мной. И продлится сие до тех пор, пока я...»

Звонок на перерыв прервал увлекательную лекцию. Однако студенты вовсе не собирались отпускать преподавателя:

- А дальше, дальше-то что? Куда делся этот Пьер?

Тот улыбнулся и поправил очки:

- Доподлинно неизвестно, но... Куда-то определённо делся, ибо с тех пор его никто не видел. Даже надгробия с именем не сохранилось.

- И эта ведьма вправду преследовала его на том свете ещё сотню лет? - выкрикнул голос с заднего ряда. - Да ладно, как бы она до него добралась? Её же сожгли.

Мистер Майлз снова дружелюбно улыбнулся и в своей обычной манере снисходительно взглянул на студента. Так смотрят на маленьких детей, когда те говорят, что коровы гуляют по небу.

- Удивительно, - произнёс преподаватель, - что Вы, прослушав целых два семестра по истории религии, ничего не слышали о перерождении души. Впрочем, не мне Вас упрекать — людям редко свойственно верить в то, чего они не видели.

Лекция завершилась, аудитория опустела. И только одна из студенток не спешила к выходу.

Если б в вузе нашёлся художник, желающий написать ангела, его натурщицей, без сомнения, стала Мэри Вайс. Прелестное личико, какое встретишь разве что у фарфоровой куклы, слегка тронутое веснушками. Обезоруживающая улыбка, бесконечно добрые зелёные глаза. Несколько веков назад её могли прозвать ведьмой уже за одну внешность, но сегодня...

Майлз дождался девушку у крыльца университета. И, без всяких рассуждений о природе и погоде, завёл разговор.

- Скажите-ка, Мэри, а что Вы думаете о судьбе Ардора? Как считаете, девица выполнила обещание?

Та улыбнулась:

- Не могу знать, мистер Майлз. Профессор Стоун ещё не закончил роман.

- Неужели у такой умной девушки, как Вы, не сложилось собственного мнения по этому поводу?

- О, - зарделась Мэри, - Вы мне льстите. Историю создаёт писатель, а я — всего лишь женщина. Кого может интересовать мнение женщины? А теперь простите, мистер Майлз, я спешу.

Мэри побежала к остановке, а Майлз лишь проводил её грустным взглядом. Да, похоже, что знаменитый писатель сделал из музы собственную тень.

***

Мэри лукавила. Она знала сюжет об инквизиторе и его жертве. Знала намного лучше, чем кто-то другой.

Говорят, что без неё не было бы и романа. Правда это или нет? Никто не знал, но вот вам факт: через неделю после того, как рыжая девушка с веснушками переступила порог квартиры Питера Стоуна, он впервые обратился в издательство.

Она вдохновила профессора, в этом не может быть сомнений. Не могла не вдохновить. Мэри сияла радостью, в её улыбке отражалось самое лучшее, что только может быть в жизни.

На фоне потрепанной холостяцкой берлоги распустился прекрасный цветок.

А Питер всё писал и писал биографию Пьера Ардора, душегуба из тёмных веков. Его сюжетная линия обрастала побочными ветвями, и из документального роман плавно превращался в художественный. На прочие дела у автора времени не оставалось — не с руки мастеру прибираться. Не будь «музы», квартирка Стоуна могла зарасти мхом, а он бы и не заметил.

Все считали Питера старым склочником, и только Мэри видела в нём гения. И ради этого многое ему прощала.

Увы, Майлз был прав, видя в девушке тень Стоуна. Он медленно, но верно вносил в неё изменения, которых не замечала даже она сама. Так, после знакомства с писателем Мэри никто не видел в брюках — не женственно. И каблуки — их носят только проститутки. Она перестала краситься, что в какой-то мере было плюсом — никакая косметика не затмевала истинную красоту фарфорового личика.

И это было лишь верхушкой айсберга. При каждом удобном случае Питер устраивал скандал. Поводом могло стать что угодно — она опять задержалась в университете, улыбнулась другому мужчине чуть шире, чем допустимо, или приготовила стейк во время поста.

Порой Мэри казалось, что Питеру просто нравится доводить её до слёз. Но каждый раз, когда они ругались, он садился за роман. И на мониторе появлялся отрывок от лица той обречённой девицы, которую Стоун нарёк Мари. В честь собственной музы, разумеется.

Чем плохо страдать во имя любимого автора, который напишет о тебе новую главу?

Мэри даже подумать не могла, что сможет уйти от Стоуна, который без стеснения вил из неё верёвки. Без него она — ничто. Лишь девочка с милым личиком и кукольными мозгами.

***

Сегодня Мэри вернулась раньше времени. Питер куда-то ушёл, оставив компьютер включённым.

По белому полю текстового редактора разбегались бороздки букв. Новая глава! Поистине, это чудо — обычно Стоун не позволял ей читать черновики.

«Магия этой чертовки оказалась намного сильнее, чем он предполагал. Не успел Ардор покинуть площадь, как неведомая сила сжала его рёбра, подняла в воздух и изо всех сил ударила оземь.

Сколь же ужасен был момент его пробуждения! Едва придя в сознание после падения, Пьер обнаружил себя в каком-то неведомом месте. Видом и запахом оно больше напоминало свалку, но ни единого знакомого предмета не попадало в поле зрения. Только покрытые ржавчиной куски металла невероятной формы, издали напоминавшие карету.

На этом злоключения священника не закончились. Сперва его уединение нарушили какие-то мальчишки, что показывали на Пьера пальцем и выкрикивали обидные слова. Затем, покинув странное место, он обратился к прохожему с просьбой показать дорогу к дворцу епископа. Тот обошёлся с собеседником более чем невежливо: насмехался, всем видом показывая, что имеет дело с душевнобольным. А затем извлёк странный кусок металла и начал говорить о какой-то «машине из дурки», которая должна забрать «этого психа».

Чутье подсказало Пьеру, что оставаться здесь небезопасно, поэтому он позорно сбежал вместо того, чтобы задержать опасного преступника. Куда бы его ни забросило проклятие, этот мир слишком опасен.

Мерзкий, развращённый мир насмехался, выставляя главу инквизиции опасным сумасшедшим! Даже если б его прогнали по главной улице нагим и с обритой головой, Пьер и то стыдился бы меньше. Однако теперь он не имел полномочий наказывать обидчиков.

Пьер с тоской взглянул на одно из зданий, стремившихся в небо. И внезапно осознал, как сильно хочет снова оказаться на вершине. Что ж, пусть этот путь будет долгим — он готов.

И непременно расскажет всем историю своего пути...»

...Увлечённая чтением, Мэри не заметила, как за её спиной возник неожиданный зритель.

- Я не разрешал тебе трогать мои вещи! - Питер был в ярости. - Тем более — роман. Что ты успела прочитать?

- Почти всё, - честно призналась Мэри. - Это пролог? Или концовка?

Лицо Питера странным образом изменилось. Казалось, он только что вспомнил о чём-то важном.

- Концовка... Ах, да, концовка, - пугающе улыбнулся Стоун. - Ты ведь ещё не рассказала мне, чем закончится история.

- Откуда же мне знать? - пожала плечами Мэри. - Её пишешь ты, а не...

- Нет, свет очей моих, - прошипел Питер. - Её пишешь ты. Так сделай же хоть что-то полезное и скажи мне, что было в конце? Как Ардор избавился от проклятия?

- Ну... - несмело выдавила из себя девушка. - Его спасла... любовь.

- Любовь?!

- Да, любовь. Мари — ну, эта ведьма, - полюбила его, и проклятие рассеялось. Если тебя устроит...

- Меня устроит правда. Это было на самом деле?

- Я не знаю! - Мэри резко вскочила со стула. - Пойду приготовлю ужин, пока ты...

Она не успела сделать и шагу, как Питер прижал девушку к стене.

- Нет, ты знаешь. Гораздо лучше меня.

Мэри не успела осознать, что случилось. Когда странно пахнущий платок коснулся её лица, девушка подумала, что очень хочет спать.

Ни треска огня, ни удалявшихся шагов Стоуна она уже не услышала.

- Пусть огонь тебя очистит, ведьма.

***

Дальше всё происходило мгновенно, как в ускоренной перемотке. К тому моменту, как огненная ловушка захлопнулась, Питер уже миновал лестничный пролёт. Перескакивая ступени, он распахнул дверь, и...

И наткнулся на внезапное препятствие. Входная дверь была гостеприимно открыта, но её перегораживал какой-то старикашка в старомодном костюме. С твёрдым намерением не выпускать незадачливого поджигателя.

От неожиданности профессор Стоун застыл, словно наткнувшись на каменную стену. А «стена» вкрадчивым голосом поинтересовалась:

- И куда это Вы так спешите, профессор? Или, может, правильнее будет спросить — откуда?

- Это Вас, - прохрипел Питер, - не касается. Дайте пройти!

- Несомненно, не касается, - старик кивнул, будто не услышав окончания фразы. - Каждый свободный гражданин в своём праве: распоряжаться имуществом по собственному усмотрению, уничтожать врагов... Ну, или тех, кого он считает врагами. Даже если это, скажем так, далеко от истины.

- Что Вам нужно? - прорычал Стоун. - Говорите живее и пропустите, наконец.

- О, - снова протянул странный собеседник. - Я могу Вас пропустить, это совсем не сложно. Но стоит ли Вам куда-то идти, или лучше вернуться и исправить одну досадную ошибку?

- Какую ещё...

Старик издал звук, похожий одновременно на хмыканье и смешок.

- Удивительно, что Вы об этом спрашиваете меня. Меня, случайного прохожего! Сразу после того, как Ваша... хм... подруга озвучила правильный ответ. Впрочем, Вы, как это свойственно вашему кругу, не поверили. И напрасно. Ведь именно её устами Вам сообщили единственно верный финал. Финал Вашего проклятия, между прочим.

Даже если бы в эту минуту небо разверзлось, и из-под облаков высыпалась горстка ангелов, Стоун и то удивился меньше. Нет никаких сомнений — этот старичок, притворяющийся случайным прохожим, на самом деле прекрасно знает, что сейчас произошло.

- Она же предельно ясно объяснила, - продолжал седовласый мужчина, глядя в растерянное лицо Питера. - Проклятие разрушится, как только ваша безвинно убиенная «ведьма» полюбит своего мучителя. Впрочем, рискну предположить: она и не подозревала, что такое возможно.

- Значит... - Питер с трудом подбирал слова. - Я... свободен?

- О, нет, - усмехнулся старик. - Было ещё и второе условие: Вы не приложите руки к её смерти. Но Вы его нарушили. Почти убили ту, которая могла спасти Вашу мерзкую душу. И каким способом — снова огонь! Маловато у Вас оригинальности...

Питер хотел что-то сказать, но собеседник не дал ему вставить и слова:

- Да, Вы спустя столько лет остались тем же вероломным подлецом, и поэтому проклятие запустится снова. У вас одна судьба пополам, помните? Вам снова предстоит искать её в толпе, в новом мире и в новом теле. Желаю удачи, мистер писатель! Надеюсь, в следующей жизни Вы не забудете сюжет своего романа.

- Нет! - выдохнул профессор. - Столько трудов, столько...

- Тогда поспешите и спасите её, пока не поздно. И добейтесь прощения. Удачи, профессор Стоун!

И старик скрылся из виду, будто его и не было.

А Стоун ещё пару секунд стоял посреди крыльца, как вкопанный. Затем резко развернулся и побежал наверх.

***

Мертва.

Недели не прошло с тех пор, как Мэри Вайс, светясь счастьем, улыбалась Майлзу и обсуждала с ним роман. Теперь она больше никому не улыбнётся — разве что на небесах, если они существуют.

Три дня назад газеты сообщили о пожаре в квартире Стоуна. Его и «неизвестную», оказавшуюся в огне вместе с писателем, доставили в больницу, дав мистеру Майлзу хрупкую надежду .

Сегодня утром вышел некролог о Питере Стоуне. И крохотная сводка в новостях — о ней.

Два обожжённых тела, две палаты реанимации, куда никого не пускали.

Два закрытых гроба.

Весь город обсуждал трагическую гибель известного писателя. Но никто не вспомнил о жертве, что действительно заслуживала сочувствия — несчастной рыжей девушке, которой не повезло оказаться не в том месте. Не с тем человеком.

Дождь. Во всяких второсортных книжонках он показывает степень грусти персонажа, рыдая вместе с ним. Но у мужчины нет права на слёзы.

Майлз подставил лицо под струи дождя и прикрыл измученные глаза. Капли залепляли стёкла очков, намокшие пряди лезли в глаза — пусть. Голова казалась раскалённой изнутри, кипела, - так пусть хотя бы дождь её успокоит.

Когда промокшие туфли начали хлюпать, Майлз присел на скамейку. И вытряхивание воды поглотило его настолько, что он едва не подскочил от деликатного покашливания за спиной.

- Удивительно! - протянул старик в старомодном, но не по погоде чистом костюме. - Вы оплакиваете человека, которого едва знали. Никогда бы не подумал, что смерть этого, откровенно говоря, бесталанного писателя вызовет столько эмоций.

- Я не оплакиваю Стоуна, - машинально ответил Майлз. Даже не успел удивиться, откуда странный сосед знает, что творится у него в душе.

- Верно, - кивнул старичок, - не оплакиваете. Вы бы предпочли, чтобы он превратился в горстку пепла, только бы бедной девочке выжить. Да вот только души не обмениваются по равному курсу, мистер Майлз.

Преподаватель так и замер. Как он...

- Я знаю больше, чем Вы предполагаете, - усмехнулся собеседник. - Но не стоит горевать. Ведь мироздание не терпит пустоты и всячески стремится её заполнить. Кто знает, вдруг уже сегодня эти души переродятся в новом теле?

Майлз вздохнул:

- Я не верю...

- Разумеется. Человеку не свойственно верить в то, чего он не видел. Но Вы поверите, обещаю.

Незнакомец поднялся со скамейки и хитро улыбнулся:

- Мне пора идти. Сырость — не лучшая погода для старика. А Вы свяжитесь поскорее с женой. Уверен, ей есть чем обрадовать супруга.

Старик скрылся за поворотом. А Майлз машинально опустил руку в карман и нащупал телефон.

Три пропущенных. И сообщение всего из одного слова:
«Началось».

Для мужа, чья жена уже целый месяц лежит в роддоме на сохранении, это могло значить лишь одно. Но ведь ещё целый месяц...

Мистер Майлз не помнил, как он поймал такси, миновал калитку, растолкал толпу у входа. Но навсегда запомнит усталое, но счастливое лицо Мелиссы в окне.

- Малыш, я здесь! - кричал он, размахивая руками. - Кто? Мальчик? Девочка?

Мелисса непрестанно кивала, показывая какую-то странную фигуру из пальцев. Майлз продолжал кричать и махать руками.

А когда волна восторга схлынула, счастливый отец наконец осознал: через стекло супруга показывала два пальца.

Майлзы не знали, что у них был ещё один, очень заинтересованный, зритель. Но ему не нужно было заглядывать в палату, чтобы узнать, кто родился.

Он точно знал: маленьких Пирса и Мэриголд ждёт удивительная судьба. А что до родителей — они ещё намучаются с этими сорванцами...

[Gackt]

..Полуденное солнце нежно ласкало тонкую фигурку девушки, сидящую на краю бассейна. Она потягивала коктейль и болтала ногой в прохладной воде. От удовольствия девушка прикрыла глаза, наслаждаясь минутами абсолютного покоя. Вдалеке чуть слышно играла приятная мелодия, постепенно приближаясь.

И тихий голос шептал чуть слышно:
- Катя, Катюша, у тебя сессия начинается...
Девушка хотела отмахнутся от навязчивого голоса, и даже почти заставила себя пошевелить рукой, но не удержала равновесия, упала в бассейн, ушла с головой под воду и... проснулась.

- Если ты сейчас же не встанешь, опоздаешь на экзамен! Поезд через три часа!
Катя резко вскочила, пытаясь сообразить, что же происходит, но тут же со стоном рухнула обратно.
- Моя голова... Она болит, будто по ней всю ночь кувалдой долбили.
- Ещё бы, столько пить. А я тебе говорил, что ехать к Стасу перед сессией — не лучшая твоя идея, - обычно приятный голос лучшего друга Женьки сейчас вызывал лишь раздражение. - Ладно, вставай, я тебе кофе сварю. Ученье — свет, не дай алкоголю его поглотить! - пафосно произнёс Женя, отбирая одеяло.
Пришлось Кате отрывать сопротивляющееся тело от кровати и ползти на запах ароматного кофе, перешагивая здесь и там валяющиеся тела, ещё не проснувшиеся после вчерашнего. «Счастливчики, - с завистью подумала девушка.- Им не придётся целый день трястись на жёсткой скамейке, а потом напрягать мозг на экзаменах».

***

На вокзал они прибыли через три часа и десять минут. Поезд, естественно, их не дождался.
Катя сидела на скамейке, обхватив многострадальную голову и пытаясь придумать отмазку для универа, потому что следующий поезд был только завтра.
- Ну почему, почему я не могла остаться дома и учить билеты? - сокрушалась она. - Что я здесь забыла?
- Меня и веселье, - сверкнул белозубой улыбкой Женька.
- И что теперь делать? Меня же мама грохнет, если будет пересдача...
- Не боись, заяц, прорвёмся. Предлагаю догнать поезд.
- Как? Бегом по шпалам?
- Бегом по трассе. Ты же хотела автостопом прокатиться?

***

Свою первую в стоперской жизни машину Катя ловила около часа. Её друг ходил вокруг, иногда демонстративно бросая взгляд на часы. Наконец, сжалился:
- Подойди поближе к обочине и руку повыше подними, а то тебя не видно. И улыбнись, а то я на месте водителя испугался бы подбирать стопщицу, в глазах которой так явно читается кровожадность!
- Это я то кровушки жажду? Я?! - девушка резко развернулась и оказалась в объятиях Жени.
В эту минуту некая молния, доселе неведомая этим двоим, пронзила обоих. Они замерли, изумлённо смотря в глаза друг другу.

- А знаешь, я когда математику сдавал, - смущённо отвёл глаза парень, - однажды конкретно влип. С математикой у меня всегда были проблемы, да и какой студент в рвзгар новогодних праздников зубрить будет! Поэтому написал шпоры и положил во внутренний карман пиджака. Мне повезло: билет достался простой, а шпора на него сверху лежала. Положил телефон на край парты, звук отключил, чтобы не мешал, сижу, скатываю аккуратно. Вдруг телефон завибрировал и упал на пол. Препод подходит проверить, что случилось. А я как раз телефон наклонился поднять. И тут все шпоры разом вылетают из кармана и рассыпаются веером по полу...
- Не повезло...
- Не повезло, пересдавать пришлось. Смс пришла со словами «удачи на экзамене»
Друзья рассмеялись, и душевное равновесие было восстановлено.
Наконец они поймали машину. Водитель сжалился над незадачливыми студентами, и вскоре они нагнали поезд. Тепло поблагодарив доброго человека, ребята расположились на скамейке в вагоне.
До города оставалось ещё несколько часов. Друзья коротали время, рассказывая студенческие байки.
- А помнишь, как я на курсы офис-менеджера ходила?

- Я помню, как творил тебе швабру на голове, потому что ты сказала, что не позволишь никому диктовать, как тебе причёсываться.
- О, я помню эту жуткую инструкцию, - засмеялась Катя. - Светлый пиджак, юбка ему в тон, на два пальца выше колена, колготки телесного цвета, туфли на каблуке не выше четырёх сантиметров. Даже про причёску, которая не должна лезть в глаза, и количество украшений написано было. Уф! Я как вспомню, до сих пор негодую! Никакой свободы творчества…
- Ну тебя же это не остановило, - подмигнул Женя.

И оба захохотали на весь вагон, вспоминая, как Катя пошла на экзамен.

***

Ровно в девять ноль ноль дверь аудитории распахнулась, и в дверях появилась Катерина во все красе юности и протеста. Ярко-салатовый (но светлый же!) пиджак, в тон ему юбка, туфли на высоченной платформе, но закрытые и на невысоком каблуке. Но в наибольший шок повергала причёска: абсолютно не поддающееся толковому описанию из торчащих в разные стороны разноцветных прядей, которые сзади переплетались в классическую «корзинку».
- Что это? - из-за стола преподавателя послышался слабый стон.
- Извините, «дистрой» не получился, - лучезарно улыбнулась Катя. - Но ведь причёска. И волосы в глаза не лезут.
- И соседям тоже! - сдерживая не то смех, не то слёзы, сдавленно произнесла преподаватель.

***

- И ведь меня не только не выгнали, но я даже умудрилась сдать экзамен на отлично!
- А я говорил, что умер в тебе великий юрист…
- Зато жив будущий философ…
- Ну… Этого добра в каждом навалом.
В город приехали ближе к вечеру. Женя проводил Катю до парадной, а там взял её за руку и заглянул в глаза:
- Удачи на экзамене.
И снова маленькая молния метнулась от одних глаз к другим. Осознание, понимание…
- Катя!
- Женя!
В один голос прошептали парень и девушка.

Пиликнул домофон, хлопнула входная дверь, вышел сосед выгулять собаку.
- Привет, Катюша.
- Здравствуйте.
Катя ещё раз бросила смущённый взгляд на друга и, опустив голову, спряталась за дверью. Полночи девушка пыталась вникнуть в даты и события прошлых лет, но мысли вращались в настоящем.
«Женька? Нет, не может быть! Мы же с детства дружим. Мы вместе строили домики из табуреток, играли в войнушки, воровали леденцы, приносили двойки из школы и прятали дневники от родителей. Он же мне… самый близкий и дорогой человек! Нет, не может быть!

***

Через мучительные тридцать минут раздумий мысли начали трансформироваться в образы.

И вот перед глазами девушки возник замок с толстыми стенами, окружённый со всех сторон рвом с водой. Её тело, подхваченное крыльями фантазии, влетело через главные ворота в замковый двор, и дальше, сквозь закрытые двери, в тёмный коридор, на стенах которого мягко колыхалось пламя факелов.
«А в то время ещё использовали факелы?!» - прервала полёт фантазии резкая критическая мысль. Но Катя отмахнулась от неё, продолжая описывать каждый изъян на стене, узоры паркета и тяжёлый сырой воздух.
- Павел спал. Полная луна светила в окно, наполняя комнату призрачным светом, - студентка продолжала пребывать в мире грёз, даже сидя перед столом преподавателя. - Вдруг резкий порыв ветра распахнул ставни, и ледяной поток сорвал с императора одеяло. Павел вскочил, ощущая не столько физический холод, но предчувствие надвигающейся беды. Его белая ночная рубашка развивалась, отбрасывая причудливые тени на стены. Даже горящий в камине огонь не мог успокоить разыгравшиеся нервы. А по коридору, за тяжёлой дубовой дверью, уже скрипели тяжёлыми сапогами заговорщики…
- Простите, что прерываю, но где были Вы в это время? - разорвал связь с прошлым голос историка.
- Я… э… - Катерина не сразу вернулась в реальный мир. - Здесь?
- Я оценил стиль и Вашу фантазию. Но можете сказать хотя бы, какой год вы описываете?
- Это было так давно, что убийство Павла Первого уже обросло многочисленными легендами , - вложив в улыбку всё своё обаяние, Катя кокетливо хлопнула ресницами.
- Хорошо. Пересдача через две недели, - улыбнулся в ответ историк. - А свой рассказ можете оставить. Ярко, свежо, стиль приятный. Почитаю на досуге.

Катя ещё раз оглянулась на здание Университета и легко зашагала прочь. Шёл лёгкий летний дождь. Впереди маячили остальные экзамены и пересдача истории, но ей было всё равно. Она спешила к Женьке, своем другу детства, чтобы поделиться с ним открытием, сделанным прошлой ночью.
Лето обещало быть познавательным.

[Hyde]

Это история о мальчике по имени Марк.
Марк не любит книжки с картинками, комиксы и компьютерные игры. Ему нелегко общаться со сверстниками – он постоянно боится ляпнуть что-то не то. Сок, чай и молоко он может различить, только попробовав.
Марк знает о страшной болезни «дальтонизм» не понаслышке. Он сам страдает ей с самого рождения. Родители говорят, что у него это наследственное, от бабушки, – правда, она уже умерла, когда он родился, и мальчик ее совсем не помнит.
Он не видит мир совсем в черно-белом цвете, он немного различает голубой и розовый цвета, а остальные какие-то мутные, непонятные, грязные. Не такие, какими они должны быть.
Мальчик не чувствовал бы себя так плохо, если бы люди реже вспоминали цвета. Он не представляет другой жизни, другой картинки перед глазами, и чувствует себя ущербным только из-за того, что испуганные родители сами своими разговорами о нем взрастили это чувство. Они не хотели этого, он знал, они любили и заботились о нем – но случайно услышанная фраза тут, случайно оброненное слово там, и вот маленький мальчик понимает, что он не такой, как все. В плохом смысле. Общение с ровесниками только усиливает этот эффект. Дети любопытны, они рано или поздно узнают о его небольшой проблеме. Дети не могут быть деликатными, они задают вопросы, на которые Марк совсем не хочет отвечать, которые только усиливают его неприятные чувства в связи со своей болезнью.
Больше он с этими детьми не гуляет. Ему не нравится то, как они обращаются с ним – словно он пришелец какой. Марк не может больше выносить вопросы вроде «А как ты все видишь?».
Марку часто говорят, что он симпатичный мальчик. Он знает, что у него светло-русые волосы и зеленоватые глаза, но для него это – пустые слова. Он знает, что у его матери карие глаза, но видит только, что они значительно темнее, чем у папы.
Когда мама показывает ему карту и рассказывает про страны, он чувствует себя неловко – Франция и Германия кажутся почти одной страной, если не присматриваться, ровно как и вся Азия. Потом мать пытается описать ему основные цвета, но слова пусты. Красный – горячий, желтый – теплый... Мальчик пытается представить, но не может. Это же бессмыслица какая-то.

Иногда Марку становится жутко обидно, что все могут видеть то, чего не может он, и тогда хочется плакать. Но он сдерживается и улыбается как раньше, потому что мальчики не плачут.
Он не видит ярких снов, не радуется букету на столе, и у него нет цветных карандашей, но есть все-таки одна отдушина в жизни.
Клавиши пианино – черные и белые. Бумага – белая, ноты – черные. Тут не ошибешься. Марк любит свои музыкальные уроки, на них он чувствует себя в своей тарелке, отрешается от всего мира. Есть только клавиши – черные и белые – и безграничное удовольствие от того, во что складываются отдельные звуки под его чутким руководством.

В этом году Марку исполняется семь лет, а спустя неделю он уже идет в школу, как совсем взрослый. Об этом они и говорят за семейным ужином.
- Мы нашли нормальную школу, где ты сможешь учиться, как все, - говорит мама. С одной стороны Марк рад, но с другой стороны... его бросает в холод. Раньше ему рассказывали, что есть специальные школы, где учатся такие же, как он, а в обычной школе он будет «белой вороной». Мальчику немного страшно, и ночью он укрывается с головой и крепко-накрепко зажмуривает глаза, стараясь ни о чем мрачном не думать. Получается плохо – он вспоминает слова тети Аматы, сказанные чуть позже за обедом:
- Вы уверены, что в мальчика-дальтоника не будут тыкать там пальцем? - и пусть папа шикает на Амату, Марк все слышит, и ему становится грустно.
Тетя Амата тоже не может быть деликатной. Мальчику она не нравится.
На День Рождения Марк хочет себе велосипед. Ему кажется, что это должно быть классно – кататься по улице, ощущать ветер на своем лице и вообще иметь свой велек. Он волнуется, что родители его не купят – боятся, что на дороге с ним что-то приключится, или что он не успеет обратить внимание на сигнал светофора. Но, как и все дети, он продолжает надеяться.
В свой День Рождения мальчик вскакивает с кровати еще рано утром и сразу же бежит чистить зубы и приводить себя в порядок, потому что сегодня – особенный день. Потом идет на кухню, откуда доносится аппетитный запах блинчиков – но блинчики лежат на столе, а родителей нигде нет. Радостные и веселые, они встречают Марка уже в его комнате, расцеловывают и вручают подарок, красиво упакованный и перевязанный лентой. «Значит, не велосипед», - но мальчик особо не расстраивается, потому что это может быть даже лучше велосипеда. Может, это классный телефон, как у его кузины Агнесс?

Когда он открывает подарок, радость длится не больше секунды. В красивой черной коробочке, скрывавшейся за оберткой, лежат... очки. Обычные очки, похожие на солнечные.
- Просто надень их, - говорит отец, кажется, не особо расстроенный проскользнувшим на лице ребенка разочарованием. Марк послушно надевает их. Замирает. Снимает и снова надевает, смотрит на сидящую у его кровати ярко-красную игрушку. Снова приподнимает их над глазами и опять нахлобучивает на нос. Впервые за всю свою жизнь он видит настоящие цвета, такие, какими они должны быть. Удивление сменяется испугом, испуг – радостью, и вот уже Марк смеется и прыгает на шеи родителей, расцеловывая их.
Потом он бежит на улицу – и его встречает ярко-голубое небо, сочная зеленая трава, выкрашенный красной краской соседний дом, и мальчик хохочет. Марк машет рукой проехавшей мимо ярко-желтой машине, срывает желтый одуванчик. Сначала от цветов рябит в глазах, но ребенок не спешит снимать очки.
- Как красиво! – почти кричит он.
На этот День Рождения родители подарили ему явно что-то получше велека. Они подарили ему возможность наконец-то узнать, что это за цвета, которые он раньше видеть не мог.

[/size][/font]

[Gackt]

- Смотри какой милый! – она радостно улыбается и показывает ему фотографии котенка на телефоне. О! Девушка всегда безумно любила животных, но они не любили ее, иначе как можно было назвать тот факт, что от нее сбегали и кошки, и собаки, даже черепаха и та умудрилась исчезнуть из ее квартиры. Несчастной была только рыбка с радужным хвостиком, у которой просто не было возможности, но что-то подсказывало ему, если бы Малек, а именно так она и назвала несчастную рыбку, мог он бы испарился в воздухе или растаял бы в воде.
- Ну, да, милый, дальше что? – он вздыхает и пытается снова уткнуться в свою книгу. Открыть частное сыскное агентство – было его мечтой, кажется еще с детства. А вот необходимость терпеть маленькую, пусть и симпатичную занозу, в виде этой блондинки – нет. Он уже не раз пытался выставить девушку за дверь и объяснить ей, что не нуждается в ее помощи. Но Аманда была самой собой до мозга костей и совершенно не обращала внимание на его просьбы уйти. Она была уверена, что он просто стесняется и все.
- Зануда ты, Марк. Вот большой такой, круглый зануда! Я может хочу, чтобы ты перестал быть одиноким и у тебя появился друг! – уверенно сказала она, слегка поджав свои губы. Ага, конечно, чтобы он был не одинок, просто она хочет котенка, но домой ей животных тащить нельзя, поэтому вся живность не долго, но обитала в офисе. И нет, Марк не имел никакого отношениях в пропаже животных. Они сами это делали, а он честно пытался их кормить и за ними ухаживать.
- И давно вы вместе? – усмехнулась женщина, стоящая в дверях и явно некоторое время наблюдавшая эту картину.
- Мы не вместе, - в один голос ответили молодые люди, явно изучая свою гостью.
- Эм, меня зовут Марк Бриман и я честный детектив, - он первым пришел в себя и сообразил, что нужно делать. Признаваться перед незнакомкой, что она по сути одна из первых клиентов, он не хотел, поэтому пытался вести себя так, словно все это самое обычное дело. – А это моя помощница Аманда.

Девушка тут же зардела, о да, потом он точно пожалеет о своих словах, но не сегодня. Что-то подсказывало ему, что потенциальная клиентка, совсем не за тем же, как бабушки, которые были до нее с просьбой помочь найти очки или газету и совсем не похожа на ту девочку, чью кошку он искал на прошлой неделе. Он встал и галантно, ну или ему так показалось, жестом предложил гостье сесть, пытаясь всем своим видом дать понять Аманде, что нужно сделать чай. Слава богам, что-что, а с гостеприимностью и воспитанием у нее проблем не было, так что она тут же вскочила и занялась напитками.
- Благодарю, - кивает незнакомка, принимая чашку. – Я пришла к вам по очень важному делу, надеюсь, я смогу вам доверять, и вы не станете болтать ничего лишнего. Это очень важно.
- Да, конечно, - они оба кивают устраиваясь, каждый на своем стуле. Им обоим не терпится узнать причину посещения.
- Дело в том, что этой ночью у меня украли ожерелье, очень дорогое для меня и практически ничего не стоящее с точки зрения денег. Это прекрасно выполненная бижутерия из околодрагоценных металлов и за счет этого выглядело на миллионы. Это ожерелье принадлежало еще моей матери, и я хотела бы его вернуть, - вздохнула женщина.
- А почему вы не обратились в полицию? – изогнул бровь Марко, а Аманда лишь закатила глаза. Когда женщина заговорила о том, чтобы они не болтали лишнего, она ее узнала. Это была Мария фон Вольц, жена миллиардера и светская львица. Не понятно было только, она не хотела, чтобы мир узнал, что ее ограбили, или что она ходила на все эти приемы в подделке?
- Думаю, ваша милая помощница сможет вас просветить, - лишь загадочно улыбнулась женщина и положила на стол конверт. – Здесь фотография украшения и аванс, что-то еще нужно?
- Я так понимаю, что его украли из вашего дома? Тогда нам потребуется возможность попасть внутрь и осмотреть место преступления, поговорить с прислугой, - кивнул мужчина. Открыв конверт, он увидел количество нулей и отбросил последние сомнения о ее финансовом положении. Из чего и сделал логичный вывод, что дама вряд ли сама убирала дом, что привело его к мысли, что это была прислуга.
- Вряд ли это была Анна, она работает у нас долгие годы, - пожала плечами женщина. – Мы относимся к ней как к части семьи, оплатили образование ее сына в колледже. Нет, она просто не могла.
- Позвольте это нам судить, - улыбнулся мужчина. – В любом случае от простого разговора ничего не случится, может быть она даже сможет подсказать что-то. Может быть она что-то видела?

Они собирались не долго, можно даже сказать, что быстро. Это было удивительно для Марка, сам то он был готов сразу, но Аманда… Откуда только у девушек появляется столько дел перед выходом, что они делают это не меньше часа. Почему нельзя было просто встать и пойти? Что делала его помощница все это время оставалось для него загадкой, за раскрытие которой ему не только не заплатят, но и спасибо не скажут. Он скорее будет жалеть о том, что это сделал, а если не будет, то Аманда позаботится о том, чтобы жизнь его превратилась в ад. Девушки они такие.
- Здравствуйте, меня зовут Марк я… - он заговорил сразу, как только открылась входная дверь, чтобы успеть захватить инициативу в свои руки.
- Вы, наверное, частный детектив, которого наняла Мария, - тут же кивнула стоящая перед ними женщина.
- Вы знаете? – удивилась Аманда. Обычно в кино те, кто нанимают частных детективов не говорят никому об этом, а тут… интересно муж тоже уже в курсе? А что тогда делать им с Марком, притворится кем-то безобидным не получится, как и выпытать всю правду. Это только усложняло дело.

- Может быть чаю? – улыбнулась женщина. Конечно, хозяйка ей ничего не говорила, но она работала с четой фон Вольц уже много-много лет, кажется, что всю жизнь. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться кто эти двое странных молодых людей стоящих на пороге дома. Не они первые, не они последние частные детективы, кто пришел искать следы супружеской неверности.
- Да, конечно, я вам помогу, - тут же улыбнулась Аманда и выразительно посмотрев на парня заспешила со служанкой на кухню. Что девушка хотела сказать своим взглядом, он не знал, но задержался в гостиной осматривая помещение. Ничего особенного в нем не было, только фотографии его клиентки и какого-то мужчина, иногда с ними были явно их дети очень похожие на них. На многих фотографиях дама красовалась в том самом ожерелье, что ему предстояло найти.
- И как это работать со своим парнем? – незлобно улыбнулась женщина Аманде, пока они накрывали на стол.
- Что? Я и Марк? Да не в жизни! – фыркнула девушка. Что-то с каждым днем все чаще и чаще окружающие принимают их за пару, но какая к черту из них пара? Они просто что-то вроде друзей, хотя и друзьями х странно называть.
- Как скажете, - усмехнулась женщина. Что ж они видимо еще не готовы это принять и понять, а может просто еще слишком молоды и не знают про всю эту науку взглядов и прикосновений. С момента, как они оказались в доме парень и девушка постоянно переглядывались и притрагивались друг к другу, случайно, не специально, словно они два магнита, которые тянутся друг к другу.
- Если вы хотите поговорить про господина фон Вольца, то я ничего не знаю о его похождениях, если они и есть. В последнее время он стал очень осторожным, после прошлого почти развода, - развела руками женщина. – Мария тоже, никто из них больше не водит никого в дом.
- Нет, мы здесь не по этому поводу, - покачал головой Марк – Мадам фон Вольц попросила нас найти ее ожерелье. Когда вы видели его в последний раз?
- Вы про первый подарок господина? – уточнила Анна и развела руками. – Три дня назад, Мария надевала его на гала в галереи. Мадам пришла в нем домой, а утром не смогла найти. Мы проверили все шкатулки, но нигде не нашли.
- То есть оно просто испарилось из дома ночью? И, конечно, посторонних не было?
- Нет, никого, - кивнула Анна. – И никто чужой не мог зайти, в доме были только я и Мария.
- А дети? Господин фон Вольц?

- Дети сейчас на каникулах в Альпах, вернутся через четыре дня, господин фон Вольц был вынужден уехать по делам прямо из галереи, даже домой не заехал.
- Ясно, - кивнул Марк.
- А… а можно зайти в спальню и гардеробную господи фон Вольц? – вдруг спросила девушка.
- Аманда, - вздохнул Марк. – На дорогие вещи будешь пялиться в магазине.
- Да нет, же, дурак, - закатила глаза девушка. – Где-то там в последний раз было ожерелье.
- На втором этаже третья комната справа, - кивнула Анна. – Это как раз комнаты Марии там и спальня, и ванна, и гардеробная.
- Спасибо, - кивнула девушка и тут же поспешила наверх. Парень же проводил ее взглядом и вернулся к недопитому чаю и печенью. Он хотел было спросить что-то еще, но женщина его прервала быстрее.
- Ты ведь в отличии от нее уже понял, да? Тебе стоит позвать ее на свидание, - улыбнулась служанка.
- Что? Нет, я не… - растерялся парень и задумался. Женщина же усмехнулась и отпила из своей чашки. Это было даже забавно смотреть на этих двух слегка слепых щенков, которые тыкались куда-то сами не понимая куда.
- ААААА!!! – раздался крик сверху, заставляя и Марка, и Анну вынырнуть из своих мыслей и переглянуться.
- Что случилось? – первым в комнату влетел Марк и посмотрел на Аманду и господина фон Вольца.
- Кто вы и что вы делаете в моем доме? – холодно спросил мужчина. – Анна, что здесь происходит?
- Это частные детективы, которых наняла ваша жена, - пожала плечами женщина.
- Да, я видел много и разных, но вы двое, явно самые худшие. Что вы делаете в спальне моей жены? Выметайтесь! – мужчина был действительно зол и его крик заставил звенеть хрусталь на люстре.
- Вы не понимаете… - начала было Аманда
- ВОН Я СКАЗАЛ!
- Я НАШЛА ОЖЕРЕЛЬЕ ВАШЕЙ ЖЕНЫ! ИДИОТ! – не выдержала девушка, да уж что-что, а терпеть, когда на нее кричат, она никогда не умела и отвечала всегда криком на крик.

- Что? Какое ожерелье?
- Где ты его нашла?
- Вот это! – Аманда схватила очередную фотографию женщины с тумбочки и показала хозяину дома. – Да, за кроватью оно, видимо она разозлилась после вечеринки и швырнула его. Кровать тяжелая, я сама не отодвину…
- Окей… - Марк подошел и попытался отодвинуть кровать, но у одного у него тоже не получилось. Тогда фыркнув хозяин дома помог. – О! И правда нашлось, но как ты догадалась то?
- Просто я девушка, - пожав плечами Аманда щелкнула частного детектива по носу и показала язык хозяину дома. – Я домой, мне надо кошку кормить.
- Какую еще кошку? – закатил глаза Марк, пряча ожерелье в карман и тут же отвечая на вопросительные взгляды фон Вольца и Анны. – Я отдам его заказчице лично, сегодня, не переживайте.
- Нет, я сам верну его жене, - покачал головой фон Вольц. – Сколько я вам должен?
- Да нисколько, это же просто стекляшка, проще было новое купить, вон на углу продаются, кстати, - пожала плечами Аманда.
- По секрету, оно и не первое, я уже несколько раз их менял. Знал бы, что она потеряла просто новое бы подложил, как раньше делал.
- А зачем? – изогнул бровь Марк.
- Когда вы будете такими же как мы, взрослыми, умудренными жизнью с двумя взрослыми детьми и кажется уже давно ушедшей любовью, вам будут дороги вот такие мелочи, которые напоминают, что когда-то все было совсем по-другому. Знаете, мы, наверное, были в вашем возрасте, когда начали встречаться и любили друг друга так же сильно, что это перло просто из всех щелей.
- МЫ НЕ ЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА! – хором ответили молодые люди.
- Ну-ну, - усмехнулся мужчина. – Скажи девочка, ты была рада, когда он влетел в комнату, чтобы спасти тебя? А ты? Разве услышав крик ты не бежал защищать ее от всех драконов, демонов и просто злодеев?
- Ну… может быть… - повела плечом Аманда и смутившись побежала вниз.
- Она права, все равно нет тех денег, которые вы сможете нам заплатить, за возвращение памяти… я… это…
- Иди, догоняй ее, дурак, - улыбнулась Анна и покачала головой вслед молодым людям.
- Почему ты просто не дала ей другое? – он посмотрел на служанку.
- Я даже не знала, что она его потеряла и знаете, это ведь то что настоящее похоже, видите вот тут щербинка, на других ее не было.
- И правда, - улыбнулся мужчина.

- Аманда постой! – Марк догнал девушку уже на улицу и развернув к себе поцеловал. Черт, а ведь они все были правы и чета фон Вольц и их служанка, которые весь день повторяли, что он и Аманда прекрасная пара.
- Что ты делаешь, глупый? – улыбнулась девушка.
- Целуя тебя, - пожал плечами Марк.
- Разве это так делают? – рассмеялась Аманда.
- А как… - вместо ответа она сама поцеловала его со всей любовью и страстью, что с первого дня встречи копились в ее сердце.

[Hyde]

Зельда стояла, теребя в руках билет. Маленький кусочек картона с яркими надписями, стоивший ей так многого: ссоры с родителями, двух бессонных ночей в очереди, бесконечных часов отчаяния, унизительных просьб и большей половины денег, сэкономленных на школьных завтраках... А ещё ожидания, бесконечного ожидания и страха, что в последний момент что-то пойдёт не так. Но вот она, стоит у входа в зал, среди шумной толпы, и до начала концерта всего каких-нибудь пол часа. Откуда-то издалека ветер принёс глухой раскат грома. "Нет-нет-нет, только не это, только не сейчас!" - мысленно взмолилась девушка, запрокинув голову и взглянув на затянутое тучами небо. Её причёска, макияж и одолженная у подруги майка с пайетками просто не должны пострадать в этот вечер, слишком долго она его ждала! Всё должно быть идеально!

***

- Вот, держи, - парень стоял в тени ряда школьных шкафчиков, протягивая ей билет, а его глаза за стёклами очков были прикованы к её лицу.
- Спасибо, Пит, - воскликнула Зельда, до последнего не верившая своему счастью.
Пит Хэмменс, невзрачный заучка из параллельного класса, был тем, от кого в последнюю очередь можно было ожидать того, что он окажется способным добыть билет на концерт Кэй Уэст, самой популярной среди молодёжи певицы последних двух лет. А если учесть, что даже Зельду, преданную фанатку Кэй, постигла неудача после двух суток в длиннющей очереди, ставших самыми ужасными в её жизни, то девушка боялась вообразить, на что пришлось пойти ради этого билета Питу. Но, откровенно говоря, это мало её сейчас интересовало, в таком она была восторге при виде долгожданного пропуска на грандиознейшее шоу певицы.
- Сколько я тебе должна? - Зельда, наконец, справилась с собой и вспомнила о деле.
Пит покраснел и, понизив голос до полушёпота, назвал цену. Зельда невольно ахнула - цифра оказалась баснословной, если даже она сложит все свои сбережения, у неё не хватит. Что же делать... Она стояла, не в силах выпустить билет, чувствуя, как все её мечты и надежды обрушиваются в глубокую чёрную пропасть...
Пит, заметив её смятение, смутился ещё больше и, покраснев, пробормотал:
- Если у тебя не хватает денег, ты могла бы... Ну... Могла бы кое-что сделать для меня.
Девушка, вздрогнув, подняла на него глаза. Что он задумал? Вещи, одна страшнее другой, пролетели перед её мысленным взором. Но Пит, всё же, не из тех парней, которым нужно что-то... Ну, так скажем, не совсем приличное... К тому же, он уже не первый раз помогает ей. А возрождающаяся из пепла надежда увидеть всё-таки любимую певицу окончательно перечеркнула её сомнения, придавая Зельде решимости. Ради этого она была готова на всё.
-И что же это? - спросила она тихо, тоже невольно краснея.
- Ты могла бы... поцеловать меня, - быстро и чуть слышно проговорил парень, опуская глаза в пол. Свет от люминесцентных ламп под потолком отразился от его очков, скрывая взгляд.
Пару секунд они стояли неподвижно, в молчании, а потом Зельда быстро, пока не успела передумать, встала на цыпочки и на несколько мгновений прижалась губами к его сомкнутым губам.

И почти сразу отстранившись, схватила билет, сунула в освободившуюся руку Пита деньги и убежала прочь.
А он так и стоял, опустив голову, стараясь запомнить этот момент как можно лучше. Он не сказал ей настоящую цену этого билета, включавшую помимо денег и кое-что менее прозаичное, вроде договора с местной бандой громил и тех унижений, какие ему пришлось вынести при этом. Но ради неё он готов был стерпеть и не такое. Пусть она никогда об этом и не узнает...
***
- Да, агент Кэй Уэйст слушает, говорите, - послышался из трубки усталый женский голос, плохо различимый, впрочем, на фоне грохота музыки - очевидно, шла репетиция.
Зельда глубоко вдохнула и выпалила:
- Могу я услышать Кэролайн? Я так её обожаю, я всё про неё знаю, я так намучилась, узнавая этот номер, пожалуйста, дайте мне с ней поговорить, хотя бы минутку!
Когда воздух в лёгких кончился, Зельда замерла, полная одновременно безумной надежды и страха того, что может сейчас услышать. Причина, по которой агент отвечает по личному номеру Кэй (что являлось, конечно, псевдонимом, на самом деле поп-звезду звали Кэролайн Уэстпул, но это показалось продюсерам слишком скучным), её мало волновала, скорее всего, та была занята репетицией перед грандиозным концертом, который должен был состояться через пару месяцев в городе, где жила Зельда. Сейчас было важно только услышать голос певицы в трубке и сказать ей, как сильно она повлияла на жизнь девушки-подростка, заканчивающей старшую школу, непонятой родителями, преданной друзьями, не могущей найти свой путь в этом мире... Ведь только из-за её песен Зельда до сих пор и не сошла с ума.
Молчание по ту сторону длилось уже довольно долго, и девушка начала чувствовать, как отчаяние уже положило свою жгучую ладонь на её горло, когда из трубки раздался голос:
- Да, алло?

Это была она, это была Кэролайн! Зельда аж подпрыгнула на своём диване в полутёмной комнате. Музыки на заднем плане теперь не было слышно, очевидно, Кэй взяла перерыв и вышла в гримёрку или ещё куда-нибудь, и её голос слышался теперь очень отчётливо... Зельда тряхнула головой, прогоняя дурацкие и ненужные сейчас мысли, и, замирая от восторга и волнения, принялась говорить. Она говорила обо всём, что накопилось у неё в душе, пытаясь донести до невидимой собеседницы, насколько та важна для неё, как важно её творчество и всё, что она делает для таких, как Зельда.
В перерыве между предложениями, когда девушка остановилась, чтобы набрать воздуха для продолжения, на том конце раздался тёплый голос, в котором слышалась улыбка:
- Как тебя зовут?
- Зельда, - выпалила девушка, сев очень ровно, - Зельда Рейв.
- Спасибо тебе, Зельда, я очень ценю это, - проговорила её собеседница, снова с невероятной теплотой, - К сожалению, мне сейчас нужно идти, но, может, ты позвонишь как-нибудь снова? Поболтаем ещё.
- Конечно, - ответила девушка дрожащим голосом, не в силах поверить.
- Тогда до скорого, - сказала Кэй и повесила трубку.
Зельда повалилась на кровать, слушая длинные гудки и мечтательно улыбаясь в пространство.

***
Она позвонила снова. И не один раз. Они договорились об удобном для обеих времени и проводили иногда даже по часу, разговаривая обо всём на свете. Это казалось невероятным, но это происходило. Зельда была на седьмом небе от счастья. Кэролайн оказалась именно такой, как девушка себе представляла по её песням, казалось она понимает её как никто другой. Однажды Зельда, отчаянно труся, спросила Кэрри, как та позволила называть себя, что ей от разговоров с обычной школьницей, на что та засмеялась и ответила, что как раз о такой обычной жизни она как раз и тоскует, в свои девятнадцать уже позабыв, что значит быть "простой школьницей".
- А ещё у тебя потрясный голос, - добавила она, и снова в её интонациях послышалась улыбка.
Зельда покраснела, радуясь, что по телефону этого не видно.

Так продолжалось все два месяца до концерта, а где-то за неделю до грандиозного шоу Кэй позвонила сама и, сокрушаясь, что не может помочь с билетами, так как продюсеры припёрли её к стенке, обещала тем не менее пропуск за кулисы для Зельды сразу после концерта. Сердце девушки забилось часто-часто, она чувствовала себя так, словно открыла дверь в свою комнату, а оказалась на бескрайнем цветочном поле под сияющим небом, полным яркими фейерверками. А ещё ей казалось, что она вот-вот взлетит! Оставалось только раздобыть билет на концерт, чем она уже занималась довольно давно, но теперь у неё вдруг появилась идея, к кому можно обратиться, ведь он уже раз выручил её, добыв (неизвестно какими путями) этот волшебный телефонный номер. Радостно сообщив, что обязательно будет, Зельда в тот же вечер позвонила Питу Хэмменсу.
***
Близилась полночь, когда Кэй Уэст, в четвёртый раз поклонившись после очередного выхода на "бис", послала всем воздушный поцелуй и убежала за сцену.

Зал всё ещё гремел от аплодисментов, но было ясно, что на этом концерт всё-таки завершён. Это было потрясающее шоу, лучшее из всех, что устраивала Кэй до этого, но, стоя в толпе недалеко от сцены, Зельда понимала, что вся испытанная ею гамма эмоций ничто по сравнению с эйфорией, охватывающей её сейчас, когда ей предстояла встреча со своим кумиром лицом к лицу! Руки тряслись, лицо пылало, а внутри словно метались пёстрые искры. Глубоко вздохнув, чтобы немного успокоиться, девушка стала протискиваться сквозь толпу к боковой двери, ведущей за сцену.
Огромный широкоплечий верзила-охранник попытался задержать её, поскольку таких фанаток, которых "ждут", скопилось уже предостаточно. Зельда почти сорвала голос, выкрикивая сквозь гомон голосов своё имя, когда дверь вдруг приоткрылась, и из тени за ней кто-то шепнул что-то секьюрити, который коротко кивнул и сделал Зельде жест, который явно означал, что ей можно пройти.
С замиранием сердца, сжав кулаки для храбрости, пропуская мимо ушей все мерзости, что кричали ей вслед остальные поклонники, Зельда прошла в дверь и оказалась в полумраке и тишине длинного коридора. Она не знала, куда идти, но сделала несколько уверенных шагов вперёд. Она внутри, остальное казалось пустяком, Кэрри обязательно найдёт её! Стоило так подумать, как дверь в правой стене слегка приоткрылась, обрисовывая ярким светом контуры женского силуэта.
- Зельда? - послышался знакомый тёплый голос.

Девушке пришлось прищуриться, потому что полоса света легла ей прямо на лицо. Но сомнений быть не могло, это конечно была Кэролайн, Зельда помнила все интонации своей тайной собеседницы, все полутона её чудесного голоса, который мог быть и звонким и сильным, как совсем недавно на сцене, а мог обволакивать ласковыми лентами, как все эти два месяца подряд... Зельда кивнула, не в силах произнести ни слова от волнения, и почувствовала, как её берут за руку и проводят через дверной проём в маленькую гримёрную, пропахшую бергамотом и корицей - любимыми ароматами Кэй. Впрочем, от девушки, стоявшей от Зельды на расстоянии одного шага, пахло совсем иначе... Жасмин и лаванда.
Зельда почувствовала укол сомнения, пробежавший по позвоночнику, и сдвинулась чуть влево, так, чтобы свет упал на лицо собеседницы - и вздрогнула. Это была не Кэй.
Те же черты лица, но более мягкие, немного другая линия подбородка, не такие выдающиеся скулы... Зельда попятилась, чувствуя, как пол уходит у неё из под ног, а вокруг этого незнакомого лица словно сгущается тьма.

- Зельда, что случилось? - послышался всё тот же тёплый голос, только теперь он вызывал страх. Что происходит?
- Прости меня, - заговорила незнакомка, беря Зельду за руку, - Да, я - не она. Но я не смогла сказать тебе сразу, потому что...
- Кто ты? - Зельда едва узнала собственный глос.
- Меня зовут Моника, я сестра Кэрри и по совместительству её агент. А ещё я пишу ей песни. С музыкой у неё всегда было всё в порядке, но вот текст... Может, помнишь её ранние синглы, это был кошмар, если честно. Но нельзя же быть талантливой во всём. У неё есть харизма и музыкальный дар, а я... Я всего лишь тень, о которой никто не знает правды... Но ты... Я не знаю, почему не спровадила тебя тогда, как делаю это со всеми надоедливыми фанатами, может, я услышала что-то в твоём голосе, что позволило понять твою искренность. А может, - девушка внезапно приблизилась настолько, что замершая у стены Зельда могла почувствовать её дыхание на своём лице и различить золотистые искорки в её зелёных глазах, - Может, я уже тогда просто влюбилась в тебя...
И она наклонилась ещё ниже, словно хотела...

Зельда всыхнула, дёрнулась и отскочила к двери. Внутри образовалась пустота, с хрустом и скрежетом ломались все мечты и ожидания, рассыпаясь блёклой пылью, исчезали в закручивающемся чёрном омуте. Её обманули. Предали. Растоптали. Зельда дрожала, а непрошенные слёзы катились по щекам прямо за ворот майки с пайетками. Не в силах больше смотреть в это такое похожее и не похожее одновременно лицо, она резко развернулась и выскочила из комнаты.
- Ну разве же так важно, кто я?! - несся ей вслед такой знакомый голос, полный теперь отчаянья и боли, - Ведь мы так понимали друг друга, вспомни наши разговоры, вспомни... Зельда!..
Но она не останавливалась, и эхо её шагов смешалось с криком Моники и с брызгами её собственных слёз...

***
Прошло почти пол года. Зельда замкнулась в себе, перестала ходить в школу, не отвечала на звонки и игнорировала родителей. Она просто лежала на кровати, глядя в потолок. Ничто уже не сможет вырасти на выжженном поле её души, там гулял только чёрный ветер. Она почти ничего не ела и совсем перестала разговаривать. К ней приходили разные люди, что-то спрашивали, показывали какие-то картинки, предлагали тесты. Она лишь отворачивала голову к стене, на которой плесали тени. А потом её посадили в какую-то машину и увезли. Мама плакала, стоя на пороге.
И теперь вокруг были только белые стены и свет. Кровать была жёсткой, а у её рубашки были слишком длинные рукава. Тени больше не приходили, но без них Зельда чувствовала лишь ещё большую пустоту. Она полюбила сидеть у стены, касаясь её пальцами - ей казалось, что так мир становился чуточку реальней.
Она не могла знать, что по другую сторону стены с тем же отчаянным чувством дотрагивается до гладкой штукатурки Моника.