Ваше творчествоТалантливые писатели и поэты, если вы хотите поделиться своим творчеством и опубликовать его, то делайте это в данном разделе. Нам действительно интересно о чем вы пишете и думаете.
Потихоньку учусь летать... мокрыми перьями по чернильной бумаге мыслей.
Хочу поделиться с вами своими работами и очень рассчитываю на ваши отзывы
(они меня вдохновляют, честно-честно, мне ваши слова нужны как воздух ).
А специализируюсь я на ловле образов и чувств.
__________________
Последний раз редактировалось Некромант, 14.12.2013 в 12:21.
Кошка некроманта
Доброе утро, такие милые смятые листики вечерней полыни. Сквозь серость, прокуренную волчьей шерстью, сквозь дым бесконечных изогнутых труб, слышен стук тысячи лап. Дождь. На поклон хрупкой дробью семенит от фонаря к фонарю. Тихо стонет, бескровное, истончавшее небо, вышитое перламутровыми нитками. И смеются над миром жестокие изгибы пугливого сморщенного солнца. Утонуть в щенячьем пуху. А там, в шкафу, пыльные метёлки аира и клычики розоватого чеснока. И фаянс горько-медовый, и чайничек с отколотой ручкой. И чей-то забытый сломанный год жизни.
-Они не вернутся... - стоя у распахнутого окна, теребила в руках растрёпанное перо серой чайки.
Не обернулся даже. Стоя на коленях, по колено в собственной крови, как-то слепо размазывал её в извивающиеся живые символы.
-А я потерялась в этих сухих полях, пока искала тебя, - подошла к нему и села рядом. Кремовое платье пошло уродливыми багровыми пятнами.
Он неловко обернулся, словно только сейчас и заметил. Высунув кончик раздвоенного языка, тихо прошипел:
-Мой маленький друг, я... ты же знаешь... рад. Всегда рад тебе.
С грустью посмотрела на его изувеченную руку.
-И совсем бы осталась. Но у тебя худые птичьи кости и путь твой так или иначе... -замялась.
-Ведёт на плаху.
-Да. И я пришла к тебе в последний раз, прощаться. Я, я не хочу знать, как оно пожрёт тебя. - отвернулась. -Что-то в горле пересохло.
Ушла на кухню. Пересохло. Горлышками бутылок отстукивала минуты. Такие сильные мысли и такие жалкие слова. Море соли на горелых макушках, и растрёпанное ветром сорочиное гнездо в волосах. Вернулась. В здоровую ладонь, растрескавшуюся и мокрую вложила яблоко, кивнула.
-Бледный совсем.
Сморщился. Сомкнул костлявые пальцы. Хрустнуло, брызнул сладкий сок. По красным бокам потекли тёмные пятна. Посмотрев несколько минут на опаленные бока гнилушки, криво усмехнулся:
-Мне и правда не везёт на яблоки. Да и не люблю я их.
-Как знаешь. - Фыркнула и отвернулась. - Обиделся? А мне хорошо и на этих ваших задворках. Одной петь. И оставила бы что на память, как вы любите это делать, но оно не согреет тебя.
Помявшись, она прижалась к нему, прикоснувшись носом к холодной щеке.
-Интересно, о чём ты сейчас думаешь?
Тихо-тихо ходили часы. Беззвучно шептался с клёнами дождь. За окном жила негожая, непоэтичная весна.
-А ты всё-таки стала человеком.- он обнял её дрожащие плечи.
-Знаешь, я, я подарю тебе солнце.
-Не уходи...
Она смахнула скупые слезинки.
-Но я всегда буду рядом... молочным шагом по твоим кровавым следам.
Плесень
Ощеренное солнце крадётся у самой кромки. Сквозь ладони белым вином текут облака. Сизый крик гремит в пустотах старого храма. Словно пробуя кисть, мазнул кто-то радугой небрежно. Заплыло всё чай-цветом. И чуткой собакой льнёт к ногам вялая тень. По разбитым губам стекает кровь, не солёными каплями — чёрной слизью. Холодный камень лижет босые ноги. Сочится стылая боль. По пятам — человечьи лапы. Щерятся звериные лица охотников. Между нами всё меньше следов.
И в пыли иссеченное тело. Влажными отметинами придётся встретить ночь. Под грудью шепчутся твари, тянут клыки до самого горла. И в живых костях шевелится плесень. Не вырвать, лишь выжечь вместе с плотью. Тело. До краёв заполнится чёрнозёмом. Тяжело тащить. Своё и... На плечах ещё живой ягнёнок, только переломаны ноги. На глазах молочная плёнка. Падает, глухой удар. Духам, получившим свою долю, положено говорить. Тень овцы ропщет на последний свой вздох. Твари рвут над падалью глотки. И грубой рукой, точно веткой, кажет на перебитые кости – лап не сносить. И, правда, горят, точно прижатые к докрасна раздразнённому железу. Мысли перебивает запах страха. Язык свело от горечи. Тяжёлое дыхание - моя Дикая Охота. Между нами шагов десяток, не больше… И мрак, что спас разум от невыносимой боли после.
Свет вернулся ударом в грудь. Кричали суетливые собаки с человечьими лапами что-то, кричали. Их голоса заливалась в уши, отдавали резью в висках. Мои охотники привели с собой девку, не вижу, смотрю, когда подвели. Один, потом, неловко развязав тишину, бросил вопрос:
-Ты, отродье, помнишь ли эту благочестивую деву?
-У неё овечий язык и под рёбрами совсем пусто. А у тебя комок в голове, ещё седмица и лопнет… - с ударом и кровью, пополам глотаю слова.
-Ты, отродье, признаёшься ли, что на Именинах попортило дурным словом ребёнка этой благочестивой девы?
-Признаю, да не на именинках дело было…
Обмерла девка, чуть живая. Ну, любимая, на костёр вдвоём. Скалюсь. На висках овечьих бисеринки пота.
- В колыбельку ещё дитя было не положено… - подмигнув нерадивой. - На руках ещё у матери. Проклял.
Какое не есть, а ещё бьётся в груди сердце. А плесень выжгут вместе с духом, вместе с плотью. В огонь кости. Плоть от плоти тоже выжгут…
Некромант, прочитала "Плесень". Страшновато даже было. Захватывающе, но страшновато. Стиль индивидуальный, оригинальный. Какой же автор вдохновил вас на подобное?
ElvenWo, Temari, Opunciya, спасибо вам большое за добрые слова!
Цитата:
Какой же автор вдохновил вас на подобное?
Если честно, то собственно начала я без оглядки на кого-либо, именно с желанием создать что-то самобытное.
А на данный момент меня вдохновляют Франц Кафка, лирика группы Театр Яда и русская классика.
Живая Скрипка
Вибрация струн плаксиво рассекла вязкую дымку. Горький медовый вкус растекается по языку. Приглушив острый трепет, смотрю, как шевелятся Её, с тёмными прожилками, перезрелые губы. Как дрожат пухлые ладони, прижатые к груди. Тонкими белёсыми многоножками обвиваю запястья. Заглядываю в глаза, чёрные с расширенными зрачками. Мокрые. Прикасаюсь к седым вискам. Запах потного тела тонкими нотками перекликается с запахом старого кожаного пальто, пережжённого кофе и миндаля. И спирта, которым Она пыталась приглушить сладость струн, пронзающих её припухшую мягкую плоть.
Я разделяю Её грусть. Иногда. Но сегодня мои нити переполнены иным чувством. Её, по-птичьи хрупкое, тело изогнулось. Пальцы слиплись от пронзительной гранатовой соли. Цветок… худое дребезжание срывается с языка. Цветок… Лелею вибрации этой мысли, несмотря на то, что не услышу его чистый цвет - кости лопнут ещё до того, как он запоёт. Мои кости – колки безумной живой скрипки. Многоножки зашипели, палым цветом окрасился глухой стон. Идеальный цветок… самый красивый. Так просто: рассечь, вытащить из Глухого ростки гортанной песни мировой тишины. Принюхиваюсь. Тревога, прокуренная собачьей шерстью. Тревога. Спиралью накручиваю струны. Голубичные провалы неравной боли. В жилах скребутся многоножки. Думаю, что Её слепили из ихней хитиновой плоти. Тоже красивая.
Свернуться в клубок. Не должно, но мне жаль. Нас. Только и осталось, как наблюдать бледные ленты, растаскивающее сокровенное. Наше.
Цепляюсь за тонкие лапки. Льну к груди. Шепчу и плачусь о том, как бессмысленно с нами обошлись. Ты глуха - не услышишь. И только шумные многоножки горделиво разрывают багровые нити. Безразлично наблюдаю, как набухает бутон. Два провала сердца и раскрывается влажными сочными краями…
Цветок в Её груди. Глухое сердце, рассеченное на двенадцать живых лепестков. Жалко, никто не увидит… Трещат пожелтевшие кости. Сослаиваются серебристые жабры. От обиды. Задыхаюсь…
Должно быть это красиво - целовать расширенные зрачки её тёмных глаз…
Рыжий пепел. Сборник фэнтези-миниатюр
). 
Линейный вид
