ХоРоШаЯ, спасибо!!
вот и следующая серия.
Серия 2
Душа Лауры ликовала, сердце бешено стучало в груди, готовое вот-вот вырваться наружу: Клаудио ответил на ее письмо! Женщина побежала в библиотеку, в которой незадолго до этого сама писала письмо, села за стол и несколько минут просто смотрела на письмо, счастливо улыбаясь, и никак не решалась его открыть.
Да, письма, написанные от руки — это что-то особенное, жаль, что они изживают свой век. О, это ожидание, томленье, о, этот сладостный миг, когда долгожданное письмо приходит, осталось только осторожно открыть и вынуть сложенный пополам листок со знакомым и таким дорогим почерком, и прочитать:
"И тебе привет, Лаурина!
Спасибо за письмо: мне очень приятно, что ты меня еще помнишь. Все у меня отлично — жизнь прекрасна, на здоровье не жалуюсь. Скучаю немного за тобой и за родными. Увидишь мою маленькую сестричку — передай от меня привет.
Ты писала, что хочешь перемен. Мой тебе совет: попутешествуй или найди себе интересное занятие. Я помню, ты неплохо рисовала; было бы хорошо, если бы ты занялась этим всерьез. Тебе нужно занятие, которому ты бы отдала всю свою душу (а живопись как раз то, что надо!), тогда бы тебе не было времени скучать.
Я вряд ли приеду в скором времени. Я сейчас очень занят. Но, может, через год или чуть-чуть меньше я выкрою немного времени и навещу свой родной городок. И мы обязательно с тобой поболтаем.
Ну, все, не скучай! Привет бабушке и дедушке.
Клаудио."
Лаура улыбалась, читая письмо.
"Эх, Клаудио, Клаудио... Это так на тебя похоже: давать мне советы, переживать за меня, как будто я твоя младшая сестра. Да, ты всегда ко мне относился только, как к сестре. А как бы мне хотелось, чтобы ты увидел во мне женщину, чтобы любил меня, как любишь Ее... Но этому никогда не бывать..."
Лаура встала из-за стола и подошла к книжному шкафу. Взгляд скользил с одного названия на другое, пока не нашел то, что искал: Оноре де Бальзак "Сцены частной жизни". Именно с этой книги началось приобщение Лауры к высокой классике, и помог ей в этом именно Клаудио. Лаура нежно прижала книгу к груди, как дорогого друга, и опустилась на старый диван с ободранной бабушкиными кошками обивкой.
Она открыла книгу и начала пролистывать, ища любимые моменты и фразы, отмеченные на полях галочкой. Вот широко известная "Тридцатилетняя женщина" и Лаура прочитала помеченную карандашом фразу: "В самом деле, не ошибается ли тот, кто воображает, что чувства умирают и рождаются вновь? Возникнув, они живут вечно в глубине нашего сердца. Они дремлют и пробуждаются по воле случая; но они навсегда остаются в душе и меняют ее". Как это сейчас было близко Лауре! Далее она открыла свою любимую "Беатрису" и долго перечитывала любимые места. И когда Лаура дошла до фразы "Увы, дорогое мое дитя, женщина не может прожить одна не только в первобытном обществе, но и у нас", произнесенную Фелисите де Туш, по ее щеке скатилась слеза и чтобы больше не расстраивать себя, Лаура захлопнула книгу и поставила ее на место.
Лаура подошла к окну, и ее взору предстал унылый осенний пейзаж. Сколько хватало глаз, тянулись бесконечные поля и равнины, где-то справа виднелся лес.
Уже начинало темнеть, но Лаура не включала лампы; она любила по вечерам сидеть здесь, в библиотеке, так как именно отсюда был хорошо виден закат.
Лаура взобралась на подоконник и задвинула шторы, чтобы отгородиться от всего мира, спрятаться в своем маленьком мирке грусти и печали, мире неразделенной любви. Слева от нее была стена из темно-бордовых штор, а справа — оконное стекло с тянувшимися за ним бескрайними просторами. Огненно-красное солнце медленно опускалось, в очередной раз собираясь на заслуженный покой: хоть и слабо, но усердно оно светило на протяжении целого дня. Лаура сидела, не шевелясь и ни о чем не думая, и смотрела невидящим взглядом куда-то вдаль. Очнулась она от легкого стука в дверь.
— Ты здесь, Лаура? — услышала она голос бабушки, вошедшей в библиотеку.
— Да, я здесь, за шторой,— был ответ.
— Пойдем ужинать, дорогая, у дедушки без тебя нет аппетита.
— Вы садитесь, а я через пару минут приду,— пообещала Лаура.
Как только бабушка вышла из комнаты, Лаура спрыгнула с подоконника и удивилась темноте, царившей вокруг: да она не заметила, как и стемнело! Лаура прошло мимо стола, дотронувшись рукой до дорогого ее сердцу письма — ей не нужен был свет, чтобы его найти — и, выйдя из библиотеки, направилась в столовую, где ее ожидали дедушка с бабушкой.
Родители Лауры всегда были в разъездах, сестра Патриция училась в Англии, поэтому большие семейные обеды и ужины были большой редкостью. А ведь дед Лауры, Джузеппе, так любил, когда собиралась вся семья! Поэтому он очень огорчался, когда его любимица Лаура отказывалась от ужина. Но сегодня внучка порадовала дедушку своим присутствием и хорошим аппетитом: Лаура так переживала в ожидании письма, что совсем забыла про обед, поэтому сейчас была голодна, как волк.
Лаура ужинала, а дед, смотря на нее, раздумывал о причине грусти своей ранее такой веселой и общительной внучки: ведь она перестала видеться даже с близкими подругами. Но Лаура самоотверженно охраняла свой секрет, она ни с кем не хотела делиться своей сердечной болью.
— Ромина,— обратился Джузеппе к жене. — Ты не находишь, что Лаурина немного похудела, да и выглядит какой-то бледной и болезненной, а?
— Конечно. Ведь она сидит постоянно взаперти.
— Тогда надо ее куда-нибудь свозить. Лаура, ты не находишь, что ты давно не навещала своего дядю Филиппо?
— Мне бы не хотелось куда-либо ехать,— ответила Лаура, не поднимая от тарелки глаз.
— Но ты же не можешь вечно сидеть дома! — воскликнул дед. — Что у тебя случилось?
Лаура ничего не ответила, усердно поглощая свой ужин.
— Оставь ее, Джузеппе! Может, девочка влюбилась,— предположила догадливая бабушка, и дед перестал донимать Лауру расспросами.
Поужинав, Лаура снова вернулась в библиотеку. Эта комната, как ни одна другая соответствовала настроению Лауры. В ней преобладали темные, глубокие цвета: в основном, бордовый и зеленый. Мебель также была из темного дерева. Вот только обои на стенах были бледно-золотистого оттенка, в тон темно-коричневым рамкам на картинах, которые коллекционировал дед. Именно от деда Лаура заразилась любовью к живописи. В большинстве, это были портреты — работы местного художника, у которого кроме Джузеппе Бьянки почти никто ничего не покупал. Вот возле книжного шкафа, над старым диваном с потрепанной красно-зеленой обивкой на Лауру смотрел ее собственный портрет: забавная улыбающаяся девочка лет 6-7, а рядом уже совсем взрослая: ей тогда, кажется, было 19 или 20.
На противоположной стене взирала с картины на изображения внучки бабушка Ромина, еще довольно молодая и красивая. Не нужно было сильно приглядываться к этому портрету, чтобы заметить поразительное сходство бабушки и внучки. Левее бабушкиного портрета висело большое зеркало в старинной деревянной раме, а рядом с ним небольшая полочка с замысловатым медным подсвечником на ней; Лаура любила по вечерам зажигать в нем свечу, что сделала тот час как вошла.
Задернув шторы из плотного тяжелого материала, Лаура уселась за стол в стиле ампир и, открыв ключом ящик стола, достала ручку и листок бумаги и принялась писать очередное письмо.
"Мой милый, милый Клаудио!
Как я была рада получить твое письмо! Я просто была готова прыгать от счастья, дорогой мой. Глупо, правда? Но я так по тебе скучаю, так жду нашей встречи. Ты ведь обещал, что приедешь. Я буду ждать, считать минуты и секунды..."
"Нет, Лаура, это глупо,— сказала женщина сама себе. — Глупо сочинять письма, которые никогда не отправишь. Но писать эти сухие, сдержанные письма я не могу! Уж лучше совсем не писать..."
Лаура положила это письмо к остальным неотправленным и, подперев рукой подбородок, тяжело вздохнула.
Любви неразделенные мгновенья
Проходят в грусти и томленьях.
И даже в долгих сновиденьях
И даже в них твоя любовь.
Когда он здесь дрожишь в волненьи.
Ему легко — ты вся в смятеньи;
И смотришь ты в глаза с сомненьем:
А вдруг в тебя он не влюблен?
За стрелкой на часах следишь ты с замираньем,
Ведь он уйдет и остановится дыханье
И снова будешь в ожиданьи
Смотреть на эти старые часы.
Приходит встреча, после расставанье;
Недолгим будет нелюбовное свиданье,
Но у тебя одно желанье:
Пусть лучше так, чем навсегда уйти!