[Лалэль]

Наутро я вспомнил, что я очень стар. После вчерашней попойки у меня заболело все, что могло еще болеть: руки, ноги, голова, сердце, желудок, печень, желчный пузырь… Теперь я с трудом мог пошевельнуться и ощущал себя старой развалиной. Ужасно жить, когда не ты управляешь телом, а оно управляет тобой.

Я через силу заставил себя встать, пойти в сени, налить себе стакан воды, выпить лекарство. Пока подносил стакан ко рту, чуть не расплескал всю воду.
Говорят, что нужно рожать детей, чтобы было кому подать стакан воды в старости. Вот он, мой стакан воды. Наполовину пустой, никем не поданный.

Когда родилась Галочка, я, молодой папаша, перепугался. Она была такой крошечной – я не знал толком, что с ней делать, и все время боялся сделать что-то не то. Боялся брать на руки и боялся класть в кроватку, боялся кормить из бутылочки и боялся купать. А вот Тома все делала так уверенно, как будто вырастила уже с десяток ребятишек, хотя и у неё Галя была первенцем. Поэтому как-то так постепенно сложилось, что дочерью занималась только она – я в их дела не вмешивался.

Все-таки как по-разному люди воспитывают детей! Я всегда этому поражался. Когда я рос, мне не запрещали практически ничего, и только приглядывали, чтобы со мной чего не случилось. Но с Галочкой было не так – Тома с самого рождения ретиво взялась за её воспитание. Если я в пят лет еще бегал, где хотел, и делал, что душе угодно, то у моей дочурки в этом возрасте день уже был расписан: прогулки, занятия английским, балет, игра на пианино… Тамара очень старалась быть хорошей мамой, и потому она загружала девочку, как могла, считая, что чем раньше она начнет учиться, тем больших успехов достигнет в жизни. Если бы мы знали тогда, чем все закончится…

Я принес дочке на Первое Мая красный шарик. Обыкновенный надувной шар, и он ей очень понравился. Так понравился, что она выпускала его из рук, только когда спала. Вот и в тот вечер, когда они с мамой вышли меня встречать, Галя взяла его с собой.
- Папа, папа! – замахала она мне. Шар вырвался из рук и неторопливо полетел вперед.
- Шарик улетает! - истошно закричала дочка и бросилась его догонять.
- Галя, стой!

Неужели она так увлеклась погоней за шариком, что даже не заметила, как залезла под трамвай? Наверное, это мы были виноваты. Не уследили, не смогли объяснить, что нельзя выходить на трамвайные рельсы, даже если трамвая рядом нет. Она просто не понимала, как это опасно, иначе бы не сделала этого.
Я стоял в двух шагах, я все видел, но не успел ничего сделать. Я только смог поднять её и вытереть с личика кровь.

Ярко-красный шарик неторопливо поднимался все выше и выше, уплывая в голубую даль. Хотел бы я тогда стать этим шариком.

Мне никогда не понять, что чувствовала Тома, когда держала Галочку. Что чувствует мать, обнимая свое мертвое дитя? Хочется ли ей заверещать на весь мир, зарычать по-звериному, как хотелось тогда мне? Или она тихо плачет, понимая, что плачь или не плачь, стони или не стони, ты не оживишь его. Была живая – стала мертвая, и ты ничего не изменишь.

Тамара так и не смогла этого пережить. Мы с ней прожили вместе сорок лет, и она была мне лучшей женой, какую я только мог себе пожелать, но детей у нас больше не было. А три месяца назад не стало и самой Томы. Я остался один – жить, вернее, доживать остаток своей жизни.

Мой срок почти отмерен, я отсчитываю последние свои деньки. Как я жил - хорошо ли, плохо ли, - судить, наверное, уже не мне. Что было, то было. У меня нет обиды, что все вышло так, а не по-другому, я ни на что не злюсь. Только скучно мне как-то, и грустно, и еще – интересно бывает порой: а что там, за краем жизни? Как там? Тома ни разу не пришла, чтобы мне об этом рассказать. Скоро уже я узнаю это точно. Таких, как я, осиротевших, на земле долго не держат – не нужны они ей.

Я добираюсь до спальни, без сил падаю на кровать. Надо мной, на стене, портреты моих любимых – мамы и Томы.

У меня кружится голова, и мне начинает казаться, что они оживают, смотрят на меня, протягивают ко мне свои нежные руки. Я вижу и папу, и маленькую Галочку, и всех, кого я знал, всех, кого пережил. Все они улыбаются мне, зовут меня к себе.
Потерпите, мои дорогие. Скоро мы будем вместе. Скоро, уже ско…