Глава 21
Почему она умерла? Так не должно было случиться…
Она оставалась единственным воспоминанием о счастливой жизни. О жизни полной любви, радости и тепла. Потом настала пустота.
Она сидела в темной комнате и не могла противиться воспоминаниям. Столько лет она запрещала себе думать об этом, а сейчас сил не осталось.
Перед глазами сразу нарисовалась картина. Как будто память, спущенная с поводка, обрадовалась и принялась восстанавливать события того дня.
Коридор, залитый красной жидкостью…
Мама, лежащая в непонятной позе и зачем-то раздетая…
Теперь она знает, что это за жидкость и уже давно поняла, для чего Ее раздели. А в тот день она не могла осознать, что случилось. Почему Она молчит, почему не реагирует на слова и звуки, почему сидит, не двигаясь, в ужасно не красивой позе?
И запах… Терпкий, всепоглощающий запах… Запах крови, перебивающий и заглушающий собой все запахи родного дома. Она никогда его не забудет… Как и не может вспомнить чем пахло в их доме до этого момента.
Ее передернуло, глаза защипало, но спасительные слезы никак не приходили на помощь.
Они думали, что от стресса она забыла как разговаривать. Толпы врачей созывали консилиумы, пичкали ее сильнейшими психотропными препаратами. Глупые… Глупые и наивные… Она не забыла, она просто не хотела. О чем и с кем можно было вести беседы, если Она ушла из ее жизни? Просто взяла и ушла, оставив ее на произвол судьбы. Она лишила ее своей любви. После этого никто и никогда не мог подарить ей такие чувства. Сейчас она не может вспомнить Ее голос. Как же это грустно – не помнить голоса своей матери.
До боли захотелось услышать другой родной голос. Она схватила телефон и набрала заветный номер.
Он был холоден, сдержан и холоден до неприличия. Пытался выжать из себя сострадание. Зачем ей сострадание? Зачем ей жалость? Ей нужна поддержка, любовь…
Она металась по комнате, как котенок, затравленный огромной собакой. Воспоминания хлыстали по щекам, оставляя на сердце кровавые подтеки.
Алекс… Милый, добрый Алекс….
Ей казалось, что он ее любит и что от него пахнет Ею. Это был запах парного молока, перемешанный с нежным ароматом корицы.
Анри был готов на все, ради того, чтобы ей было хорошо. Он даже закрывал глаза на то, что в четырнадцать она занималась сексом у себя в комнате.
Все было замечательно… Ривкер пыхтел над ее телом, а она вдыхала его запах. И все были счастливы.
А потом он ее предал. Променял на эту длинноногую выдру.
Он мог заменить Ее запах, но не смог подарить такую же любовь.
Она бы не предала… Но Ее нет…
А потом появились Его глаза. Они загипнотизировали ее с первого взгляда, с первой секунды, когда Он просто посмотрел на нее и улыбнулся. Она помахала Ему рукой. И все…
Потом их было много… Ей даже лень вспоминать их имена .Джон, Стив, Тони… Кто-то еще, совсем не важный и не оставивший даже следа на душе. Теперь она не опиралась на обоняние. Что-то поменялось в восприятии. Теперь для нее стал главным взгляд. Каждый, кто хоть отдаленно напоминал о Нем, имел шанс…
Но все они были пустыми и никчемными, все хотели одного – ее тела. И когда очередной пыхтящий юнец засыпал, уткнувшись в ее грудь, она мечтала о Нем. Она верила, она была просто убеждена в том, что Он особенный, не такой, как все. И Он ей доказал. Он был предельно добр и мил при знакомстве. Он смотрел на нее так, как никто и никогда не смог бы смотреть. И от него пахло парным молоком с корицей…
Она всегда боялась Его потерять. До щемящей боли под лопаткой, до бешенства, туманящего разум, до коликов в животе, до липкого холодного пота по спине.
Но Он был рядом… Он всегда был рядом… Нежный и ласковый, терпящий все ее истерики и не предъявляющий претензий, теплый и «вкусный». Она не могла спать, если Его длинные волосы не покрывали ее лицо. Ей было холодно, когда Он долго засиживался около телевизора, ей было одиноко, когда Он вставал ночью по нужде. Мир терял краски, и ей казалось, что Он оставил ее навсегда. Как и Она…
Но Он возвращался, душа успокаивалась и она верила, что это навечно!
Она повертела в руке телефон и со злостью швырнула его в стену.
Он рядом, но Он не любит…
Она поняла это давно, но гнала от себя лишающие воли мысли. Он никогда не говорил слов любви, но и обратное не утверждал. И это давало надежду. А вдруг ей только кажется и Он просто не умеет об этом говорить? Мужчины же странные создания. Они готовы ради женщины умереть, но сказать «люблю» для них смерти подобно. Может и Он просто не может выдавить из себя эти пять букв?
Одежда давила, хотелось сбросить с себя все оковы. Она не стала противиться этому желанию. Красивое стройное тело было подставлено под холодный лунный свет.
чуть откровенности
А если Он уйдет? Если оставит ее навсегда? Как с этим жить?
Но страшнее всего услышать о том, что у него нет чувств. Тех самых… Настоящих.
Жалость, терпение, сострадание, привычка… Это все не про нее. Ей нужно намного больше. Поселиться в Его сердце и не отпускать Его никогда! Ни за что! Ни на минуту!
Жалость унижает, сострадание убивает… Любовь - дарит жизнь!
- Если Его не станет, я уйду к Ней! – прошептала она луне.
***
Яркое, по-весеннему теплое и ласковое солнце освещало здание аэропорта.
Она пересекла линию терминала и быстрым шагом направилась к выходу.
Вот то, ради чего хочется жить – вишневый внедорожник и Он, лениво облокотившийся о капот.
На душе стало легко и спокойно, все печали и невзгоды отодвинулись на второй план. Он приехал, Он ждет и через пару секунд она попадет в Его объятия.
Она ускорила шаг.
Он увидел… Слегка улыбнулся, но глаза остались холодными. Сейчас не хочется заморачиваться по пустякам. Она соскучилась так сильно, что даже Его внешняя неприступность не настораживает. Она знает, что чуть позже Он все равно оттает и все будет хорошо!
Бросив дорожную сумку на асфальт, она с визгом повисла на Его шее.
Все-таки роднее Его у нее никого не осталось. Любимые глаза, любимая улыбка, любимые руки, с уверенностью держащие ее тело. Он и только Он… И больше никого не надо!
- Как же я скучала, - восторженно выдохнула она и с обычной преданностью заглянула в Его глаза.
В них мелькнуло отчаяние, разочарование, а потом боль, смешанная с состраданием. Нет… Нет… Нет… Он не может так к ней относится… Наверное, Он просто устал, много работы. А она опять достает Его своими телячьими нежностями!
- Ну, что? Поехали? – осторожно спросил Он.
- Да, да… конечно, - рассеянно произнесла она и села в машину.
Он поднял с земли сумку, кинул ее на заднее сиденье и сел за руль. Завел мотор, помедлил и медленно произнес:
- Я тоже скучал…
Потом сорвался с места.
Я знала, я всегда знала, что Он только делает вид, что Ему все равно. На самом деле, Он меня любит и относится ко мне с нежностью!
Тепло окутало сердце и постепенно разливалось по всему телу.
Всю дорогу Он молчал. В машине витал дух одиночества и отчужденности. Но она знала, как нужно действовать. Это всегда помогало.
Да… Да… Да… Он скинул несчастную махровую тряпочку и подхватил ее на руки. И потом время остановилось. Он шептал о том, какая она замечательная. Он смотрел на нее глазами полными любви и страсти. А еще нежность. Всепоглощающая нежность сквозила в каждом Его движении, в каждом взгляде, в каждом прикосновении.
- Мне было плохо без тебя, - прошептала она и почувствовала, как напряглись Его мускулы. Все закончилось, и вернулась холодность. Даже Его кожа стала неприятной на ощупь от обрушившегося отчуждения.
Она ждала этого и боялась одновременно. Боялась получить подтверждение своим опасениям. Он - такой как все. И Ему нужно только ее тело. Ему плевать на ее чувства, на ее желания и на нее саму вообще. Если это так – зачем жить? Зачем топтать эту проклятую землю, если Он не любит?
Она хваталась за разговор, как за спасительную соломинку. Он должен сказать правду. Иначе она так и будет тешить себя призрачными надеждами.
- Скажи мне, Саймон… Скажи правду.
Столько тоски в его глазах она еще не видела. Он плачет? Ему больно признаваться в своей черствости?
Сказать не смог… Движение головой, которое расставило все точки над «и». Которое поставило точку сомнениям и добавило камень горечи на чашу весов принимаемого решения!
- Спасибо, родной, - сказала она вслух и подумала: «Теперь у меня нет никаких сомнений!»
Поцелуй. Чтоб запомнить вкус Его губ?
Объятие. Чтоб последний раз ощутить мягкость его кожи?
Для чего?
Вся ее жизнь уместилась в небольшом саквояже. Вся Их совместная жизнь…
Больше никаких желаний, больше никаких надежд, больше никаких воспоминаний. Дверь в прошлое захлопнута.
***
Она шла по улице, окутанной легкими сумерками. Холодный, промозглый ветер, так и норовил распахнуть полу легкого плаща от Армани. Зачем Он его нацепил? Заботливый… Да не плохой Он, Он просто ее не любит – вот и все!
Как же я завидую той, что сумеет поселиться в Его сердце…
Небольшой кожаный саквояж, который она держала в руках, безвольно стукался о голые коленки.
Казалось, что погода, забыв о приближающемся лете, старалась поддержать ее состояние своей неприветливостью. Робкие звезды, пытающиеся подарить земле свой чарующий блеск, задыхались в надвигающихся черных тучах, которые сгущались над городом. Во всем виноват ветер. Ему, видимо, нравилось такое пугающее очарование природы.
Мелькали редкие прохожие. Они торопились домой, к любящим людям, которые ждут и будут рады их возвращению. Она старалась не обращать на них внимания. Чтоб не было так больно.
Ее- то никто не ждет…
На автобусной остановке стояла парочка. Миленькая черноволосая девочка и огромный рыжий парень. Он нежно обнимал ее, стараясь прикрыть щупленькое тело от порывов ветра.
Сердце радовалось за девушку и разрывалось на куски от одной мысли, что ее защитить некому…
В парке на скамеечке сидели пожилые люди. Седовласый дедушка обнимал свою подругу и что-то нежно шептал ей на ушко.
Сердце, остановись… Нам с тобой такое не грозит… Даже не надейся…
Хорошо, что Он живет недалеко от океана. Идти далеко не нужно. А то такие встречи делают еще больнее безвольно трепыхающейся душе.
Тот самый пустынный пляж. Если обернуться, то можно увидеть крышу дома, который снимал Анри. Но туда смотреть нельзя… Решимость пропадет в один момент.
Анри… Жаль его, но он поймет и простит. Как всегда…
Она небрежно кинула саквояж и присела на влажный, холодный песок.
Хорошо, что можно не беспокоиться о простуде…
Сотни фотографий посыпались к ногам.
Она в модельной школе. Веселая, задорная улыбка, кокетливая поза. И бездонные, безумно грустные глаза.
Она помнит тот день. Это было почти перед выпуском. Они фотографировались с подружками в аудитории, и очередной любовник пытался утащить ее оттуда, чтобы уединиться где-нибудь в укромном уголке. А она думала о том, что Он бы так не поступил…
Тело передернуло нервной дрожью. Фотография была порвана на мелкие клочки, их подхватил шаловливый ветер и унес в сторону темнеющей воды океана.
Вот они вместе на банкете. Она держит Его за руку и что-то весело рассказывает. А Он… Он смотрит в сторону.
И этот день всплыл в памяти. Надоедливый папарацци щелкал камерой, а в конце зала сидела новенькая моделька. Она тогда решила, что Он смотрит на эту наглую тупую блондинку. Потом был несусветный скандал, и Он почти сутки с ней не разговаривал. А блондинка то была не причем…
Рождество…
Традиционная елка, весело переливающаяся разноцветными фонариками. Он читает телеграмму от мамы. Он счастлив. Он улыбается. Его глаза полны истинной любовью.
На нее он так никогда не смотрел. Странно, что только сейчас это пришло в голову. Он никогда не говорил о том, что хочет познакомить ее с мамой. Вот о чем надо было задуматься! Раз не было такого желания, значит и будущего не предполагалось…
Маленькие кусочки жизни строптивыми птичками разлетались по пустынному берегу. Ветер заигрывал со счастливыми моментами судьбы и уносил их в неизвестном направлении.
Самые настырные жались к ее ногам, как бы моля о пощаде. Счастливый взгляд, добрая улыбка… Они взывали к разуму, но он был предусмотрительно отключен.
Горечь, обида, жалость к самой себе перекрывали все. Она не достойна жить! Она не достойна настоящего чувства!
Как последняя надежда на глаза попалась фотография Анри. Надежда на что?
Вот он любит. Не за что-то, а просто так.
Но ему положено любить свою маленькую девочку. Он фактически заменил ей отца. Но его любовь другая…
И этот день всплыл в памяти. День той самой выставки, когда Он уехал в ночь и вернулся с заявлением о наглой измене. Эту фотографию дяди она вырезала из глянцевого журнала в тот самый злополучный день.
Нельзя… Нельзя пускать Анри в мозг. Воспоминания о нем безжалостно крадут решительность.
Оставшиеся фотографии были, не глядя, разорваны и пущены на растерзание ветру. Она достала листок бумаги и ручку.
Последнее послание…
Что пишут в нем?
«Простите, извините»? Или «Прошу винить»? А для чего? Для чего писать тем, кому наплевать на ее существование? Не нужно… Ни им, ни тем более мне…
Она огляделась. Небольшой камень давно притягивал взгляд. С ним тяжеловато будет подниматься, но на месте может не оказаться подходящего.
Она прижала своего предполагаемого помощника к груди и пошла наверх.
Порывистый ветер, казалось, кричал: «Остановись! Не делай этого!» Он путался в волосах, старался сбить с ног. Но она всегда побеждала своим упрямством.
Только не оборачиваться, только не смотреть в сторону Его дома. А, наверное, будет видно. Почему «наверное»? Его точно можно увидеть. Стоит только обернуться. Может даже получится разглядеть Его окна…
Стоп…
Не вспоминать…
Не думать…
Не оглядываться…
Боль… Боль раздирающая в кровь душу… Только она сейчас подмога… Только она верная подруга в последние годы…
Шаг…
Еще один…
Последний…
Последний шаг, отделяющий от спокойствия… Избавляющий от боли последний шаг.
Только не оборачиваться…
Только не думать…
А камень-то стал теплым… Последнее тепло я отдаю камню! Забавно…
Не думать…
Не вспоминать…
Последний шаг…
Прощай, Жизнь моя…
Будь счастлив…
Если сможешь…